Яндиева М.Д., к.ф.н. «По слухам, отец матери находится в Англии»

Мы продолжаем публиковать интервью участников первого тома книжной серии «Воспоминания соловецких узников». На этот раз нашим собеседником стала кандидат филологических наук, председатель ингушского «Мемориала», внучка Созерко Артагановича Мальсагова Марьям Джемалдиновна Яндиева, которая написала вступительную статью к воспоминаниям своего деда.

– Добрый день, Марьям Джемалдиновна. Ваш опыт постижения событий новейшей истории уникален и с профессиональной, и с общественной, и, разумеется, с личной точки зрения. Когда Вы обратились к теме политических репрессий?

– С этой темой я связана кровно. Книга моего деда «Адский остров: советская тюрьма на далеком севере» стала первым свидетельством о самом известном лагере «ленинского» ГУЛАГа и положила начало изучению советской карательной системы.

Изначально, основным препятствием на пути познания той эпохи было устоявшееся мнение состоявшихся в советской науке людей, которым всегда трудно менять свои представления, например, тогда в отношении репрессивной политики в СССР. Притом, что обнародование в конце 1980-х – начале 1990-х годов фактов, в том числе введение в научный обиход документальных свидетельств в повествовательных и мемуарных текстах, предполагало пересмотр многих позиций.

Сейчас характерным для кавказских республик, которые последние четверть века живут в условиях социального экстрима, наоборот, является отсутствие устойчивой академической среды, в рамках которой можно было бы спокойно осмыслить литературное, историческое, политическое наследие народов, переживших в XX веке репрессии, депортации, вынужденные перемещения, эмиграции.

Несмотря на имеющиеся трудности, все эти годы я прилагала усилия по возвращению из-за рубежа свидетельств моих земляков о трагических событиях прошедшего века. Это всегда воспринималось мною, как священный долг. Его исполнению способствовало то, что долгие годы я провела за пределами своей этнической родины, вне зоны вооруженных конфликтов, которые продолжаются и по сей день. В относительно благополучных, способствующих изыскательской деятельности условиях, – я и сегодня продолжаю работать в библиотеках, архивах, ищу тексты и документы ингушской духовной Атлантиды.

– Несколько слов о новейшей истории книги Вашего деда…

– Отсчет новой жизни воспоминаний моего деда начинается с 1988 года. Он совпадает с началом глобальных общественных процессов, которые в то время шли по всей стране. В конце 1980-х годов я преподавала в Литературном институте им. Горького. Читала спецкурс «Северокавказский исторический роман» в его ингушском сегменте, что было связано с темой моей диссертации, которую я много раньше защитила на филфаке МГУ.

Конечно, я вращалась в читающей, пишущей среде. Это был период разоблачительных публикаций, появления воспоминаний Олега Волкова, Александра Солженицина и др. Многие наши соотечественники пережили в то время переворот сознания. Но у меня его не было. О многих вещах я знала давно и не понаслышке. Еще в 1970-е годы в общежитии МГУ мы читали так называемые запрещенные тексты. А многие мои подруги, уезжая за границу, о многом меня информировали. От одной из них я уже тогда узнала, что существует текст Созерко, изданный в 1920-х годах.

До этого знала другое… Никогда не забуду слов моего битого перебитого коммунистическим режимом отца перед моим отъездом 1970 году на учебу в Москву: «Дочь моя, сейчас начинается такой период в твоей биографии, когда тебе придется часто заполнять анкеты, в которых есть графа про родственников за границей. Всегда пиши следующее: “По слухам, отец матери находится в Англии”». Эту чеканную формулу я помнила весь советский период.

– Что знали в Вашей семье о родственнике-эмигранте?

– Знали не все, что-то продолжаем узнавать до сих пор. Дед умер в 1976 году и всю жизнь напоминал нам о своем существовании. Много документально подтвержденной информации я получила в 1990-е – 2000-е годы, а до этого основным источником знаний о нем были письма к семье периода «оттепели» и устное семейное предание.

Из Финляндии, куда он бежал из Кеми летом 1925 года, дед перебрался в Польшу, где проживал наш фамильный родственник генерал Мальсагов. В 1927 году дедушка прислал письмо председателю ингушского обкома Зязикову и пригрозил ему карами в случае, если хоть один волос упадет с головы его жены и дочерей. Женщин не тронули, но спустя два года расстреляли старшего брата.

Во время войны дед воевал в польской кавалерии, а попав в плен к немцам, некоторое время входил в легион, который германское командование формировало из военнопленных, в том числе кавказцев, которые ненавидели большевиков настолько, что были готовы бороться с ними любым способом. Отрезвление пришло быстро. Созерко Мальсагов не прерывал тайных отношений с польским Сопротивлением западной ориентации. Он был лично знаком с генералом Андерсом. Сбежав от немцев, в составе диверсионных групп бывший офицер «Дикой дивизии» участвовал в боевых действиях на территории Польши и Франции. Благодаря этой службе, по окончании войны он без проблем получил статус военного беженца в Англии, избежав ужасных выдач НКВД, которые тогда шли по всей Европе. Борьба с фашистами способствовала тому, что его имя внесено в национальную «Антологию борцов за свободу Польши».

В 1950-е годы он тоже не молчал, в частности, очень резко реагировал на депортацию ингушей и чеченцев в северный Казахстан и Киргизию в феврале 1944 года. Собирал документы, свидетельства, выступал с международных трибун, печатался в эмигрантских изданиях, участвовал в подготовке антигеноцидного трибунала в ООН.

В 1973-м вместе с другими соловецкими узниками принял участие в цикле программ на радио «Свобода» в Мюнхене. Печатался на страницах журнала «Свободный Кавказ», редактором которого был его младший друг А. Авторханов.

Дед не женился, хранил верность своей любимой семье. Но уязвленный советским кошмаром, зная обо всем том, что творилось на Родине, вел себя так, как будто нас не существовало на белом свете: безоглядно боролся с коммунистической идеей по всем фронтам. Думаю, Созерко прекрасно понимал (ведь он был одним из первых, кто вынес приговор большевистскому режиму), что подвергает опасности судьбу близких. Но дед просто остервенело ненавидел советскую власть. Видимо, это чувство превосходило все остальные.

– При чтении соловецких воспоминаний, обращает внимание то, что их авторов меньше всего интересуют проблемы межнациональных отношений. И это при всей напряженности эпохи, богатой войнами и социальными потрясениями. Как в таких условиях был возможен феномен мирного существования представителей различных этноконфессиональных групп?

– Эти люди были гражданами империи. С одной стороны, она весьма не благостно пришла на Кавказ, но, с другой стороны, смогла выстроить очень грамотную систему взаимоотношений разных народов, посредством которой формировалась национальная элита.

Изначально элита была военной, если брать Ингушетию. Именно здесь появились первые иррегулярные, затем регулярные боевые части, которые воевали на стороне России против Турции и других внешних врагов. Чего стоит «Дикая дивизия», одно из наиболее боеспособных соединений русской армии в годы Первой мировой войны, где, кстати, Мальсаговых было так много, что из них хотели составить отдельный полк.

Мой прапрадед Бунахо Базоркин (дед Созерко по матери) стал первым кавказским генералом, его внуки получали образование в кадетских корпусах, училищах. Из военной прослойки начала формироваться техническая и творческая интеллигенция. Из этой среды вышли инженеры, писатели, филологи, родные и другие близкие родственники того же Созерко Мальсагова. К сожалению, этот процесс формирования образованной национальной элиты практически сошел на нет после 1917 года. Сегодня аналогов тому нет.

Уроки совместного существования представителей разных пародов, строящих и защищавших свой общий дом, не проходили даром. Люди типа моего деда, которых готовили к общем делу, приняв одну присягу, были верны ей до конца. И это касалось не только представителей Кавказа.

Важно отметить и то, что большинство тогда были по-настоящему (а не ритуально) верующими людьми. Приведу конкретный пример. Мою бабушку отдали замуж очень юной девушкой. Дедушка чаще бывал на учениях, а затем на войне, чем дома. Они редко виделись, что вполне естественно, учитывая время и обстоятельства их жизни. Сейчас, с точки зрения своего женского, материнского опыта, я понимаю, что героиней этой семьи была она. Он жил, как хотел, по своим принципам, заплатив за это страшными испытаниями, каких – я сама, мать двух сыновей, никому не пожелаю, – прожил свою жизнь ярко как мужчина, офицер, ингуш. Он не склонил голову, не пережил тех унижений, что пережили его братья, которые были вынуждены жить по законам подсоветского общества. А все тяготы пережила моя неграмотная бабушка, которая, быть может, не задумывалась о том, какая за окном власть, но всегда помнила, что она один раз и навсегда вышла замуж. И двух дочерей, которые остались на ее попечении, буквально на руках протащила через все ужасы и невзгоды, оберегая их жизнь и честь, храня верность супругу. Она была иступленно верующая мусульманка. При любых обстоятельствах молилась, совершала положенные обряды. Всегда благодарила Бога за то, что он ей послал: маленькое счастье и большие невзгоды.

Когда умер дед в 1976 году, а из Англии и США поступили точные сведения на этот счет, мы поминали его так, как если бы он всегда жил с нами. Бабушка пекла национальные лепешки, которые мы разносили по домам, и очень четко, в первую очередь она сама, говорили, в честь кого совершается ритуальная трапеза: открыто и без страха. Не забываем, какое это было время, расцвет советского атеистического строя.

Расскажу одну семейную историю. Моя бабушка с дочерями жила при своих братьях Измайловых, которые были инженерами-нефтяниками и по роду деятельности постоянно перемещались из города в город по югу страны. Они нашли для нее жениха – своего коллегу, зрелого мужчину, вдовца. Бабушка устроила невероятный скандал, ужасную сцену, пообещала пожаловаться Мальсаговым, к роду которых принадлежала после замужества. Воспитывая дочерей, бабушка всегда напоминала им о том, что они дочери Созерко. Поэтому какой-либо аморальный поступок с их стороны, неверный шаг был просто невозможен.

Поэтому (возвращаясь к началу беседы) в конце 1980-х годов ничего нового для меня не открылось. Сóси, как его называла бабушка, всегда присутствовал в нашей жизни. Даже поздний брак моих родителей в какой-то мере состоялся благодаря тому, что в свое время бериевский нарком НКВД ЧИ АССР Албогачиев не женился на моей маме из-за того, что понимал: брак на Раисе Мальсаговой – верный путь к потере партийного билета, а затем и к расстрелу (в конце 1930-х годов его родные сестры сватали мою маму за своего «выдающегося» брата).

Моя мама и ее сестра долго не могли выйти замуж, так как многие, восхищаясь их родовитостью, достоинством, с которым они держали себя, избегали опасного родства. И вот парадоксальная ситуация: с советской точки зрения, их отец как бы разрушал жизнь самых близких людей, но именно благодаря ему, они «держали свою спину прямо».

– Сборник воспоминаний соловецких узников позволяет соприкоснуться не только с историей страны, но и с опытом людей, которые формировались в совершено иной, весьма отличной от сегодняшней нравственной среде. По Вашему мнению, каково значение подобного рода изданий для российского общества?

– Это тоже часть духовной Атлантиды. К сожалению, о ней мы знаем лишь то, что она была. Она дает некое превосходство тем, кто так или иначе связан с ней духовно, нравственно, интеллектуально. И, одновременно, воспоминание о ней вселяет некую скорбь, так как в определенном смысле ее больше не существует. Поэтому, любое, даже самое малое, а тем более такое солидное напоминание <показывает рукой на книгу. – Ред> о том времени и тех грандиозно мужественных людях – очень духоподъемное явление. Особенно для тех, кто потерялся в дне сегодняшнем, засомневался, или просто изверился, опустошен.

Появление подобного рода книг в нашей инверсионной социальной действительности дает надежду на то, что если в этой стране некогда жили люди с таким мощным духовно-нравственным потенциалом, этот потенциал не исчез полностью. Да, он снизился, возможно, потерял изначальные качества, но он может быть возрожден на очередном историческом этапе.

Я не уверена, что многие будут вдумчиво вчитываться в тексты соловчан, все же это удел небольшой прослойки людей из числа филологов, библиографов, историков, но ничего в никуда не исчезает, и из ничего ничто не получается. Сейчас все мучаются, выдумывают национальную идею. А зачем? Ведь она была, она известна. Собственно, это и есть уже упомянутое общее дело. К нему были призваны представители самых разных народов, которых объединяла любовь к Родине и вера в Бога.

Сколько сегодня потерянных людей, которые уходят в оккультные, тоталитарные и иные секты, употребляют наркотики, алкоголь, пытаются раствориться в гламурной жизни или заимствовать чуждый нашим традициям и часто разрушительный образ мыслей. И мне представляется весьма назидательным опыт предшественников, которые веря в Бога с достоинством прошли выпавшие на их долю испытания.

Моим сыновьям в оскорбительной форме периодически напоминают об их национальности, хотя они родились в Москве, учились в знаменитом Физтехе, и, я надеюсь, стали порядочными людьми. Так вот, память о прадеде помогает им в повседневной жизни: он – безусловный пример и авторитет личностного и национального самостояния. Думаю, что опыт цельной, нравственно содержательной личности может помочь любому из нас, поддержать и воодушевить…

Конечно, это не массовое чтение, к сожалению, но вполне может быть таковым, хотя бы потому, что практически все воспоминания, выражаясь, современным языком, – это action, в них встречаются подчас фантастические перипетии.

Но вместе с тем, и в первую очередь, это исповедание веры. Даже многочисленные социалисты, чьи мемуары вошли в эту книгу, на свой лад тоже были верующими людьми.

– Как Вы относитесь к тому, что подобное издание предпринято Соловецким монастырем?

– Конечно, это Божие дело. Оно связано с духом человеческим, несломленным, стойким. Человек не может быть пустым. В жизни общества, отдельной личности важна высокая устремленность. Вот где фундамент, основа. Все начинается с души, с духа, с Бога. Имеющаяся связь абсолютно закономерна.