Умнягин В., свящ. В Белом море красный СЛОН…

Во время проведения Дней Соловков в Карелии петрозаводской публике представили готовящуюся к изданию первую книгу фундаментальной многотомной серии «Воспоминания соловецких узников (1923–1939)», состоящую из мемуаров заключенных Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) и соловецкой тюрьмы. Книга подготовлена к печати в Информационно-издательском отделе Соловецкого монастыря. Корреспондент «МК в Карелии» Снежана Слепкова побеседовала с ответственным редактором этого издания иереем Вячеславом Умнягиным.

– Отец Вячеслав, что представляет собой ваш проект?

– «Воспоминания Соловецких узников» – это долгосрочное начинание, фундаментальное хронологическое обобщение мемуарной литературы о соловецкой каторге ХХ века. Речь идет о нескольких десятках, возможно, сотне текстов. Значительная их часть актуализирована, поиски других ведутся, сколько их будет всего – покажет время. Среди наших задач, не просто донести до читателя источники, в том числе, достаточно известные, но и рассказать о личности каждого отдельного автора. Именно поэтому, мемуары предваряют биографические очерки.

– Кто их писал?

– В качестве биографов мы постарались привлечь не просто специалистов по новейшей истории России, но тех, кто предметно занимается воспоминаниями о СЛОНе. Так, с нами сотрудничает ваша землячка Елена Григорьевна Сойни, литератор, доктор филологических наук из Института языка, литературы и истории РАН, которая уже много лет изучает жизнь и творчество Юрия Бессонова. Часть его романа «26 тюрем и побег с Соловков» публикуется в первом томе нашей серии, который включает в себя воспоминания о событиях 1923–1927 гг. Всего в эту книгу войдут мемуары шестнадцати авторов, среди которых представители всех сословий дореволюционного российского общества, выразители самых разных политических, религиозных и этических убеждений.

– Вы написали очерк об Арнольде Шауфельбергере. Почему выбрали именно его?

– Дело случая, или точнее, занимаемого положения. Мой выбор определился по остаточному принципу – о Шауфельбергере, или, как тогда считалось, о безымянном авторе очерка «Соловки», никто не брался писать. Мне, как ответственному редактору, пришлось «взять удар» на себя. В ходе работы выяснилось, что в 2009 году в Петербурге вышла авторизированная, зато несколько отличная от более ранних публикаций версия воспоминаний этого человека.

– Расскажите о своем необычном герое…

– Этнический швейцарец, сын главного мастера живописной мастерской Императорского фарфорового завода в Петербурге Леонарда Шауфельбергера и, если верить семейному преданию, внебрачной дочери Александра II и придворной дамы, баронессы фон Тизенхаузен – Марии Эмилии Свентицкой. Арнольд Леонардович был купцом 2-й гильдии, одним из десяти аккредитованных маклеров Петербургской биржи, председателем правления английского Вагранского золотопромышленного общества, членом правления горнопромышленной компании «Медиатор», посредником по закупке месторождений полезных ископаемых. Он и сам владел золотыми приисками, через него проходили «нефтяные деньги» братьев Нобель.

С приходом советской власти семья предпринимателя выехала на юг России, где и пережила Гражданскую войну. Во времена НЭПа большевики, заинтересованные в восстановлении разрушенной экономики, привлекли крупного бизнесмена к сотрудничеству, но вскоре последовали арест и Соловки. Из лагеря А. Шауфельбергера спасли заграничные родственники, которые через германское посольство бомбардировали советское правительство требованиями об освобождении. Умер он на исторической родине, в безвестности и нищете. Типичная, надо сказать, история человека, «русского иностранца», который честно трудился на благо страны, но оказался не у дел. Через призму его частной судьбы можно рассмотреть судьбу целого сословия, а говоря шире, целого поколения наших соотечественников.

– Авторы воспоминаний не единожды описывают несломленных людей, тех, кто не потерял на тюремных нарах свой человеческий облик. Однако, в мемуарах есть и множество примеров полного оскотинивания личности. От чего это зависит?

– «Я знал людей, некогда бывших гордостью столичных интеллигентных кругов, которые после двух-трех лет пребывания на Соловках разучивались писать!», – вспоминал в этой связи финский офицер А. Клингер. Действительно многие деградировали в местах лишения свободы, что было вполне естественно, учитывая обставновку и общее положение дел в лагерях.

Важнее другое. То, что даже в этих невыносимых условиях некоторые заключенные обогащались мудростью другого рода, которая давала им силы перенести любые испытания. «За время своего пребывания на Соловках я почти ничего не читал, ничему не научился, многое забыл, во многом опустился, но Господь утешил меня именно тем, что… я приобрел полную покорность его воле и твердую уверенность в благой целесообразности всего совершающегося с нами», – писал из СЛОНа петербургский аристократ, военный моряк, впоследствии священник, а ныне – прославленный Церковью священномученик Иоанн (Стеблин-Каменский).

Известны слова академика Д. С. Лихачева, о том, что на Соловках он «прежде всего понял, что каждый человек – человек». И это, хотя и уникальный, но далеко не единичный опыт. Литератор Н. П. Анциферов вспоминал, что именно в лагере он «научился оценивать человека не по внешним критериям (политическим, религиозным, формально этическим, сословным), а подходить к человеку целокупно». В обоих случаях на первый план выходит уважение к человеческой личности – к чужой и, в конечном счете, к своей… Это взаимосвязанные вещи, одного без другого не бывает. Нельзя сохранить собственную личность, игнорируя, а тем более паразитируя на жизни других.

Отказ от эгоизма, выход за пределы своих интересов, в том числе земных, вот что помогало людям сохранить личность, а порой и жизнь. Во всяком случае, те, кто обращали всю внутреннюю энергию на улучшение внешних условий – ломались и погибали в первую очередь.

Самоотверженность, которая составляет основу христианства и до сих пор лежит в основе мировоззрения многих людей, может проявляться по-разному: в самоотверженном служении, в жертвенном труде, в научной и творческой деятельности, которые ведутся с самоотдачей. Чаще всего это не приносит видимой прибыли, но дает главное – смысл жизни и силы для ее продолжения, в том числе силы благодатные.

– Нельзя не вспомнить в этой связи историю Юрия Бессонова, который, бежав из лагеря, просто не мог убить своих мучителей. Разоружив конвой, беглецы по приказу своего предводителя отпустили солдат в лесу…

– В книге есть и другой, не менее яркий пример высшего гуманизма, когда, наблюдая из засады за красноармейцами, Бессонов решает дилемму: «Стрелять или нет? … если убью, оружие и патроны будут наши… ведь нам это нужно <…> Но сейчас же другой голос заговорил гораздо яснее, проще и убедительнее: просто глупо убивать человека после того, что ты прошел, и неужели так мало веры в Бога».

Вояка, рубака – участник Первой мировой и Гражданской войн, пройдя через двадцать шесть советских тюрем, этот человек пришел к Богу и совершенно преобразился в следственной тюрьме, откуда он был доставлен в Кемский пересыльный пункт для последующей отправки на Соловки. Он действительно не мог стрелять в конвоиров. И это была не слабость, которой просто не могло быть у фронтовика, офицера элитной «Дикой дивизии». Это не было и эйфорией, беглецы прекрасно понимали, что в случае неудачи они будут искалечены и расстреляны. Зная это, он, тем не менее, умилялся, глядя на бритые «бараньи» головы красноармейцев: «одурманены, охмурены, но наши же, русские…»

– По словам наместника Соловецкой обители архимандрита Порфирия, чье слово предваряет первый том воспоминаний, «мужество тех, кто перед лицом мучителей и самой смерти сумел сохранить внутреннюю свободу и человеческое достоинство, выводит исторический опыт Соловков далеко за рамки национальной истории России». Но проблема свободы остается актуальной. Ее по-прежнему недостаточно… Что же такое свобода?

– Свобода, по апостолу Павлу, там где «Дух Господень» (2 Кор 3. 17), истинная свобода – это в первую очередь свобода от греха. Именно грех, а не внешние обстоятельства больше всего вяжет людей, делает их пресыщенными, апатичными, недееспособными. Сегодня свободы в обычном ее понимании столько, что современный человек зачастую не может ни вместить, ни оценить ее, ни по-настоящему распорядиться имеющимися возможностями, хотя на собственное благо, не говоря уже о благе окружающих.

Священник Павел Флоренский, вспоминал в одном из своих соловецких писем, как многие в годы спокойствия «занимались картами, интригами, пустословием, делали очень мало достойного внимания. Были ли удовлетворены? Нет, томились от скуки, куда-то рвались, даже кончали самовольно счеты с жизнью».

Тщета многих поступков для очень многих стала очевидной только на Соловках. Об этом стоить помнить и ценить то, что мы имеем. И помочь в этом может обращение к мемуарам соловчан, которые, с одной стороны, не дают впадать в отчаяние на фоне тех испытаний, которые выпали на долю этих людей, и, одновременно, настраивают на серьезный лад.