Соловецкий листок

Прокопий (Пащенко), иером. Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии). Ч. 3. Прорыв скорлупы

4 января 2020 г.

Преамбула

Третья часть статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)» основания отчасти на лекциях (но не сводится к ним) «Преодолеть отчуждение (часть 1, часть 2)». В третьей части статьи рассказывается о том, что, когда сознание охвачено унынием, ум теряет созерцательную способность, что в практическом плане выражается в невозможности понять, куда сделать следующий шаг. Человек не видит в жизни ни цели, ни смысла, он находится в состоянии охваченности моно-идеей. Когда же скорлупа прорывается и уму возвращается созерцательная способность, то перед человеком со всей очевидностью открывается непонятное ему ранее: «Так вот же оно – решение!»

Депрессия и отчуждение деятельности от глубинных основ личности

В первой части данной работы упоминалось, что депрессия начинается тогда, когда деятельность человека и его жизнь в целом начинают отчуждаться от глубинных основ его личности (отсюда – название лекционных циклов – «Преодолеть отчуждение»). У каждого из нас есть некое ядро личности, и оно призывает нас к определенным поступкам и определенному образу жизни. Но бывает так, что, увлекаясь страстями или заманчивыми предложениями, кто-то решается жить вопреки этому призыву. Медийное пространство насыщено манящими предложениями, например, «рвать цветы жизни» и «брать от жизни всё». И, уходя вослед подобных предложений, а также реализуя их на практике, человек вступает в конфликт с внутренним призывом и разрывает связь с глубинными основами своей личности.

Этот разрыв выражается, помимо прочего, и в том, что человека охватывает чувство глубокого внутреннего неблагополучия, несмотря на, казалось бы, полный материальный достаток. Дом – полная чаша, но жизнь не мила. Более того, жить становится просто тошно.

Процесс вхождения в депрессию можно проиллюстрировать с помощью описания детской игры «горячо/холодно». Когда дети играют в эту игру, они что-то прячут, например, – мишку в одной из комнат квартиры. И один из детей – «вóда» (ведёт игру) – должен этого мишку найти. Если ребенок подходит ближе к мишке, ему говорят: «теплее», а если он удаляется от мишки, ему говорят: «холодно». Если ребенок выходит из комнаты, в которой спрятан мишка, ребенку говорят: «совсем – ледышка».

«Совсем ледышка» – это и есть депрессия. Человек по жизни идет не туда, и вся его психофизическая организация всеми доступными средствами начинает ему сигнализировать: «родной, ты идешь по жизни не туда».

Указанные идеи нашли свое выражение в сказке «Момо». Эту сказку написал Энде Михаэль, и она может найти отклик как в детских душах, так и в душах взрослых. Не вдаваясь подробно в описание сюжета сказки, здесь стоит отметить лишь одну мысль, связанную с так называемыми Цветами Времени. Цветы Времени, как повествуется в сказке, расцветали каждый час в сердце того человека, который дело свое делал с душой. Строитель, например, старался делать качественное жилище. Ему не было стыдно за свою работу, и он радовался своему труду. Парикмахер узнавал своих клиентов, принимал их с заботой и в каждом из них видел личность. Клиенты не воспринимались им в качестве бездушных единиц, годных лишь на то, чтобы бросить звонкую монету в его карман. Хозяин кафе знал своих посетителей и был искренне приветлив с ними.

Но все изменилось, когда люди стали экономить время. То время, которое раньше они вкладывали в качество, в тепло и заботу о ближних, в чтение книг и размышление о собственной жизни, они стали отрезать от своей личности и вкладывать в обогащение. И хотя люди стали зарабатывать больше, в их жизни радости не прибавилось.

Например, строитель, желая строить быстрее и больше зарабатывать, перестал заботиться о качестве. При этом он не мог не осознавать, что теперь он строит некачественное жилище, отчего ему было грустно, ведь он работал не так, как подсказывала ему совесть. И от этой грусти он стал пытаться «спрятаться» в алкоголе. Парикмахер перестал читать книги и с заботой ухаживать за больной мамой. Да, он что-то делал для неё. Например, как автомат, приносил ей еду, но больше не разговаривал с ней как с человеком, – ему стало некогда. Владелец кафе не нашел времени, чтобы поговорить с Момо, когда она зашла к нему после того, как они год не виделись.

Люди перестали тратить время на других и стали тратить его только на себя, на свое обогащение. Они думали, что, обогатившись, начнут жить беззаботно, так как у них будет много времени на себя. Но времени больше не становилось, ведь оно похищалось Серыми Господами.

Серые Господа выкрадывали из сердец людей Цветы Времени, разрывали Цветы на листочки, сушили эти листочки и делали из них сигары. Сигары из листочков они делали потому, что в листочках, пусть даже и в засушенном виде, но еще теплилась жизнь. А живое время Серые Господа использовать не могли, потому что даже и вырванные из человеческого сердца Цветы Времени умирали не сразу. Всеми нитями своего существа они стремились назад к человеку, которому принадлежали. Да, Цветы Времени умирали не сразу, в них еще теплилась жизнь, но жизнь Цветов, вырванных из сердца, теряла смысл. В дыму сигар время окончательно умирало. И этим мертвым временем Серые Господа питались.

Дымом, исходящим от этих сигар, они однажды восхотели отравить сам источник времени. Возникла опасность, что живое время, посылаемое людям, станет отравленным. Люди, получающие отравленное время, начинают заболевать.

Вначале эта болезнь незаметна. «Просто наступает день, когда тебе ничего больше не хочется делать. Все становится неинтересным, человека охватывает тоска. И это уже не проходит. Тоска усиливается – день ото дня, от недели к неделе. Человек чувствует себя опустошенным, он становится недовольным и самим собой, и всем миром. Постепенно проходит и это чувство, и ты уже вообще ничего не ощущаешь. Тебе все безразлично. Весь мир становится чужим, тебе уже нет до него никакого дела. Уже нет ни гнева, ни восторга, ни радости, ни грусти. Люди не умеют больше ни смеяться, ни плакать. Все окутывает ледяной холод, любви нет. Тогда болезнь становится неизлечимой [если люди не пересмотрят своей жизни, как герои сказки, которые в итоге излечились]. Люди мечутся с пустыми, серыми лицами, становятся такими же, как Серые Господа. Да, они становятся такими же чудовищами. Смертельная Скука – вот название этой болезни».

Автор сказки точно описал процесс нарастания ощущения отчуждения вследствие протекания жизни человека вразрез с ядром его личности. Сравнить как приведенное описание, так и саму сказку каждый желающий может с научными описаниями таких аддикций (аддикция – приверженность страсти) как ургентная зависимость (от слова urgent – срочно) и работоголизм[1]. В первом случае речь идет о хронической спешке, во втором – о столь сильном погружении человека в рабочий процесс, что прочие стороны его жизни начинают нивелироваться.

Человека, охваченного ургентной зависимостью, отличает поклонение скорости. Он принимает близко к сердцу культ акселерации, пропагандируемый обществом. «Чем скорее, тем лучше», – такова формула, принятая обществом. Во все более короткие временные интервалы должно выполняться все большее количество задач – такова модель успеха, навязываемая людям.

«Ургентная аддикция развивается исподволь, незаметно». Человек перестает радоваться текущему моменту. Он сосредоточен на бесконечных проблемах, которые в будущем ему нужно будет решить. Также он сосредоточен на неудачах прошлого, а также на мыслях, как «эти “проколы”» можно «компенсировать». Реализацию целей, относящихся не к работе, а к личности [например, вступление в брак; поездка к маме; чтение книги, в которой описывается то, к чему так потянулось сердце] он откладывает на неопределенное будущее [как-нибудь – потом, когда работы будет поменьше]. Но получается так, что будущее ускользает от человека, ведь он становится все более зависимым от социальных требований и внешних факторов [думает, что вступит в брак, когда станет начальником отдела, а когда становится начальником отдела, его посылают на стажировку и т.д.].

Человек постепенно утрачивает способность «ощущать красоту природы, воспринимать гамму красок окружающего мира». Его перестают интересовать книги, многие произведения искусства перестают производит на него сколько-нибудь значительное впечатление [вследствие все большего нарастания духовного омертвения]. Его внутренний мир поглощается ургентной зависимостью, человек все более и более перестает быть самим собой[2].

Фиксируя свои мысли и чувства исключительно на работе человек теряет из поля зрения иные аспекты своей жизни. Например, из поля его зрения выпадает процесс развития и поддерживания отношений с другими людьми. Вследствие фиксации внимания исключительно на рабочем процессе жизнь человека начинает развиваться односторонне, развитие приобретает искаженный характер. Вследствие нивелирования прочих сторон жизни и нарушения её целостности «через какое-то время неизбежно появляется чувство неудовлетворенности, не полностью осознаваемой тревоги, психического дискомфорта и раздражительности»[3].

Характерным переживанием человека, погрузившего в аддиктивный процесс, является чувство отчуждения. Речь идет о отчуждении от других людей. Разучившись «эмоционально контактировать с людьми», человек теряет и возможность установления с ними взаимопонимания. «Это состояние можно сравнивать с духовным омертвлением». Отчуждается также человек и от самого себя, от своей «аутентичности», от своей способности к переживаниям духовного характера, «от религиозного чувства»[4]. Вследствие отчуждения от глубинных основ личности «человек превращается в Механического робота, выполняющего определённую программу»[5].

В этом смысле сказка «Момо» применительно к реальной жизни разбиралась в цикле лекций «Преодолеть отчуждение. Ч. 1». Применительно к рабочему процессу и к положению человека, вынужденного работать в определенных (нередко – в довольно жестких условиях) – в цикле «Остаться человеком (выживание). Ч. 3». В пунктах со 2 по 4 разбирался вопрос нехватки времени, в результате которой человек все более и более начинает спешить по жизни и в результате приходит к упоминаемому выше состоянию отчуждения. В качестве ответа на ситуацию представлена идея вкладывания имеющего времени в деятельность, основанную на понимании причинно-следственных связей, в соответствии с которыми развивается мироздание. Эта идея была представлена в сказке в виде притчи.

У маленькой девочки Момо было оружие, которого боялись Серые Господа. Она умела в тишине слушать свое сердце и наблюдать, как в нем расцветали Цветы Времени. Еще она умела слышать пение мироздания.

Применительно к данной статье и к упомянутым лекциям, можно сопоставить способность Момо слышать пение мироздания с способностью ума созерцать законы, на основании которых мироздание развивается.

Эти законы называются логосами, и, по мысли духовных авторов, они могут прочувствованы тем человеком, который победил гнев и уныние. Вследствие преодоления этих страстей уму возвращается присущая ему способность к созерцанию[6][7].

Возвращение способности может сопровождаться появлением понимания, как выйти из тупиковой ситуации. «Так вот же решение! – восклицает человек. Как же оно раньше не приходило на ум?» А на ум оно не приходило потому, что ум обуревался унылыми мыслями. Вследствие же того, что ум успокоился, он ясно начал созерцать логосы, он начал понимать, что именно должно быть сделано для преодоления такой-то и такой-то ситуации.

Вкладывая время и активность в деятельность, основанную на логосах (законах, на основании которых развивается мироздание) человек поднимается над теми предпосылками, вследствие действия которых его жизнь уклонялась к ложному пути. Эту мысль можно сопоставить с образом лягушки, оказавшейся в банке с молоком. Она не может выпрыгнуть из банки, так как не может оттолкнуться лапками от молока. Но у молока есть одно свойство, с которым, сопоставив свою деятельность, лягушка может выбраться из банки. Будучи взбиваемо, молоко начинает выделать из себя твердое масло. Работая лапками, лягушка взбила из молока масло, и, оттолкнувшись от сгустков масла, выпрыгнула из банки.

Идею постижения логосов в состоянии внутренней тишины, как того оружия, с помощью которого Момо противостояла воздействию Серых Господ, можно прокомментировать с помощью примера. Вот юноша, которому захотелось доказать своим родителям что-то. Например, вследствие конфликта с ними он захотел доказать им, что он самостоятелен, что он «имеет право», что он «тоже понимает в жизни» и прочее, и прочее. Чтобы смочь доказать, он решил во что бы то ни стало стать успешным и богатым. Чтобы добиться меркантильно понимаемой успешности, он поступил в университет и стал учиться по определенной специальности. Но не по той, к которой у него «лежала душа», а по той, которая ему виделась наиболее подходящей для реализации его цели. В своих мечтах он не раз представлял, как отучившись и приобретя в итоге финансовое состояние, он с гордым видом войдет в родительский дом и скажет: «Что, – мол, – вы и теперь будете утверждать, что я ничего не понимаю в жизни?».

И в эту ложную цель он вкладывал все силы и все время. За годы стремления к этой цели он практически ни с кем не общался, почти ничего не читал полезного для своей души. Как человек он почти никак не развивался. Он развивал в себе только то, что могло, с его точки зрения, привести его к его примитивно понимаемой успешности.

По прошествии многих лет он практически превратился в механизм по штампованию денег. И вот, наведя на свой внешний вид лоска и напыщенности, он приехал к своим престарелым родителям. Весь вид его говорил: «Ну, что, дескать! Видите, каким я стал? А вы считали меня несмышленышем».

Родители же на его апломб ответили кротко: «Да, сынок, мы видим, каким ты стал. Это – все, что ты хотел сказать?» Родители уже состарились, они много познали за прошедшие годы, умудрились, изжили свои ошибки. Они научились ценить человека, исходя из его душевных качеств. Они давно поняли, сколь неперспективен взгляд на ближнего сквозь призму ярлыка меркантильно понимаемой успешности, который предлагается обществом в качестве эталона познания человека.

Они давно уже вышли из состояния противостояния стремлениям сына начать самостоятельную жизнь. Давно отказались от желания навязать ему выбор, которого он не желает. Что мог он им доказать?

В немой апатии сын вернулся в свое жилище. Оно было обставлено известными дизайнерами, но в нем не было жизни, потому что не делил его ни с кем. Мертвая красота стандартизированных линий.

Что приобрел он за годы стремления к тому, что никак не было связано с глубинными основами его личности? Во что он вложил свои силы и время, к чему пришел в итоге?

Ни к чему положительному, на что откликнулось бы его сердце, он так и не пришел. Он приобрел лишь деньги, которые ему не с кем тратить. И еще, если этот каламбур здесь уместен, он приобрел так называемую «депрессию успеха». О «депрессии успеха» можно составить некоторое представления хотя бы по следующей выдержке из одного научного издания. «Если человек добился поставленной цели, пренебрегая на пути к ней всем или очень многим, «взобрался на вершину», растеряв по пути свои человеческие качества, способность к духовному развитию, к сочувствию, любви, эмоциональному отношению, ощущению радости самой жизни, депрессия успеха становится тяжелой и долгой»[8].

Эти слова можно сопоставить с данными, приведенными известным психиатром Виктором Франклом. В своих работах он ссылался на одно исследование, в рамках которого изучались выпускники Гарвардского университета [получение образования в этом престижном учебном заведении является мечтой многих и многих людей]. Несмотря на то, что выпускники достигли успеха в своей профессии и в семейной жизни [можно предположить, что в данном контексте слова о успехе в семейной жизни могут подразумевать, что девушка, например, вступила в брак с «партнером» из «успешной» семьи; что прагматизированный и меркантилизированный юноша вступил в брак в принципе, а не остался «бобылём» до конца дней своих], они «жаловались на ощущение бесцельности и бессмысленности жизни». «Состоянием скуки и апатии, охватившим студентов» в США, были озабочены ведущие деятели образования. Один автор, на которого ссылался Франкл, писал, что «почти в каждом кампусе от Калифорнии до Новой Англии апатия студентов была темой разговора»[9]. Виктор Франкл назвал описанное состояние экзистенциальным вакуумом, что в переводе на разговорный язык означает ощущение бессмысленности собственного существования (на данный момент мысли Франкла в отношении указанного явления не рассматриваются; данные, приведенные им, упоминаются лишь в качестве комментария).

Но ведь ситуация для юноши могла бы развернуться и по-другому. В тот вечер, когда он услышал от родителей столь обидевшее его слово «неудачник», он заперся в комнате и в гневе поклялся доказать во что бы то ни стало, что он не таков. Вследствие одержимости страстью гнева его сознание вошло в измененное состояние. Вследствие невозможности доказать родителям сию же минуту факт того, что «он не таков», родилось уныние.

Гнев и уныние, поразив ум, лишили его созерцательной способности, и ум перестал зреть логосы мироздания (есть разные меры способности к созерцанию; речь идет о той мере, которая доступна людям, не ведущим аскетический образ жизни). Вследствие утраты способности к постижению основ мироздания для юноши стала неочивидной мысль, что, вложив в жизнь в ложную цель, он ничего не приобретет кроме пустоты и страдания. Напротив, погрузившись в измененное состояния сознания, он начал считать, что станет счастливым, повергнув точку зрения родителей в прах.

Но если бы он попытался молитвенно прикоснуться к состоянию тишины, его ум мог бы узреть один из фундаментальных логосов, который в Священном Писании выражен в виде заповеди о почтении к родителям («чти отца твоего и матерь твою, да благо ты будет и да долголетен будеши на земли» (Исх 20. 12); по объяснению одного автора, «благо тебе будет» – будет у тебя удача в жизни). Юноша бы подумал: да, на данный момент родители придерживаются озвученной ими точки зрения, но из уважения к ним не стоит гневаться на них и, тем более, не стоит с раздражением стремиться им что-то доказать. И подумав так, юноша начал бы вкладывать силы и время в следование другому логосу – призванию врача, которое он ощущал в себе.

С годами он стал бы признанным доктором, вернувшим здоровье тысячам пациентам. Слава, к которой он не стремился, прошла бы по городам страны и вышла бы за её пределы. И то, что он не стремился к славе (вкладываясь в другой логос – выраженный в словах Спасителя «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете» (Ин 5.44)) еще больше бы увеличивало её.

Людская благодарность нашла бы и его родителей в их жилище. Слыша от людей признательные слова за воспитание такого сына, они стали бы следить за его жизнью, за всеми его взлетами и падениями. И однажды сын, уехавший от родителей много лет назад в другую страну, захотел бы их навестить. Но не чтобы что-то доказать, а узнать, не нужна ли им какая-нибудь помочь.

Многие годы он вкладывал свое время в помощь людям. И, вкладываясь в такой род деятельности, он в качестве плода пожал любовь, все более и более начавшую раскрываться в его сердце. Вследствие все большего раскрытия любви, у него все более и более стал меняться взгляд на жизнь, в целом, и на конфликтные ситуации, в частности. В том числе, – и на конфликтную ситуацию, многие годы назад происшедшую между ним и его родителями. Он стал на родителей смотреть по-иному, не через призму возмущения – «да как они могли сказать такое!». А через призму мысли: «Все – люди, все – совершаем ошибки; покрой любовью их и другие люди покроют любовью тебя». Он перестал в их словах видеть злой умысел. «Да, они так сказали, – подумал он. И что с того? Вот я злюсь на них, а им, быть может, нужна от меня какая-то помощь».

И приехав домой во время своего отпуска он встретил бы их на крыльце дома. «Сынок, мы так рады! – сказали бы они. Мы так рады, что ты наконец-то приехал!»

В состоянии охваченности моно-идеей

Из этой истории рукавами расходятся два русла. По одному текут мысли о сердце, преодолевающем отчуждение, по второму, мысли о профессии, избираемой сердцем, преодолевшем отчуждение.

По преданию, царю Соломону дали имевший витиеватую трещину алмаз с предложением продеть в эту трещину нитку. С задачей невозможно было справиться, механически «тыкая» нитью в трещину. Так и депрессию невозможно преодолеть, реализуя такую-то стратегию, оторванную от глубинных основ личности человека. Стратегии, почерпнутые из учебников, как правило механистичны и прямолинейны.

Царь Соломон пустил в эту трещину паука-шелкопряда и тот прополз по трещине, протянув сквозь нее нитку. Паук сумел справиться с задачей, потому что он был живым. Важно не довести своего сердца до духовного омертвения поступками, совершенными против совести, и образом жизни, реализуемым в отрыве от глубинных основ личности.

Так и сердце человека, оказавшегося в тишине и сличившего свою жизнь с теми законами, на основании которых развивается мироздание, способно увидеть выход из депрессии. Ожив, сердце способно проложить маршрут, который сможет учесть все нюансы и зигзаги «трещины».

Необходимо отметить, что с точки зрения святых отцов, как точно замечает иеромонах Серафим (Роуз), под сердцем подразумевается «орган познания Бога». «В духовном смысле, – пишет он, – сердце есть средоточие человеческого бытия, то же, что дух; физически же – это место, где дух обитает и откуда взывает к Спасителю; и этот крик сердца … привлекает благодать Божию»[10]. Старец Иосиф Ватопедский, расширяя представления о сердце, указывает, что слово сердце в творениях духовных авторов обозначает не телесный орган. «Под словом сердце понимается вся личность человека в совокупности, которая иногда называется еще душой, а иногда умом, то есть все то, что свойственно человеку – его предпочтения, качества, духовное состояние»[11].

То есть в состоянии молитвенной тишины, активизируется, если так можно сказать, вся целокупность человека, которая ранее находился в состоянии оглушенности шумом, блеском ложных идей, погоней за деньгами и прочим. Но мало выйти из-под воздействия шума, мало выбраться из потока суеты внешней. Необходимо достичь тишины внутренней. Она достигается через прикосновение сердца к смирению. Святитель Игнатий (Брянчанинов) определяет смирение как «непостижимое действие непостижимого мира Божия, непостижимо постигаемое одним блаженным опытом»[12].

То есть в момент прикосновения к смирению на выбор человек не влияют ни обида на родителей, ни желание отомстить или что-то доказать, ни какие-то хаотичные желания, вызванные из небытия мимолетным взглядом на рекламный щит в метро. В момент прикосновения к смирению человек оценивает ситуацию, исходя лишь из тех вечных законов, на основании которых существует мироздание. Конечно, чтобы созерцать эти законы / логосы душа человека должна быть чиста, что не легко достигнуть человеку, живущему в массовом обществе («обществе зрелища»). Но хотя бы отчасти прикосновение такого рода открыто и для него.

Момент реанимации сердца является выход из депрессии. Депрессию можно условно представить, как сужения кругозора у ока ума. Словно шоры подают на глаза ума. Образ мир с его разнообразными возможностями, преломляясь сквозь состояние ума, охваченного страстью, деформируется. Человек словно не видит тех возможностей, которые, казалось бы, «лежат на поверхности».

(При первом сценарии – проснулся человек от телефонного звонка и начал бубнить себе под нос, а то и вслух, да еще и – другим в лицо: Вот, мол, такая-сякая разбудила (а она и не думала будить, она, может, и не знала, что он в 14 часов дня прилег отдохнуть). В момент возбуждения раздажительно, в уме траектории жизненных путей искаженными видятся. Ничего не понятно, все кажется невероятно сложным и запутанным. При втором сценарии человек успевает понять: Она же не думала будить! И спокойно говорит с позвонившей. И вдруг в уме все траектории выпрямляются и предельно понятным видится следующий шаг: Завтра задам одному человек тот вопрос, которая позонившая задала, залобно и по своей ситуации спрошу).

Вследствие уныния человек словно замыкается в текущем мгновении, в котором он столкнулся, например, с неудачей или потерей. Ощущение перспективы, связывающей его с будущим (в которой он мог бы преодолеть беспокоящую его проблемы) и связь с опытом прошлого (на основании которого он в будущем мог бы преодолеть проблему) словно удаляются из внутреннего пространства сознания. В данную минуту человеку плохо, и ему кажется, что так плохо будет всегда. В момент такого искушения невозможно представить, что когда-то он может выйти из состояния подавленности и вновь испытать радость. Радость представляется абсолютно невозможным явлением на фоне переживания «навеки разбитой жизни».

Человек словно попадет в систему ложных мыслей, в буквальном смысле этого слова он теряется «в трех соснах». В уме вращаются одним и те же депрессивные мысли, просветы не видится никакого (о попадании в систему ложных мыслей см. цикл лекций «Обращение к полноте», раздел четвертый).

Бывает, что, находясь в таком безутешном состоянии, человек читает Псалтирь, например, чин пения 12 избранных псалмов, и на какое-то слово сердце откликается. Оно словно вырывается из внутреннего монолога, в который «закольцевалась» вся мысленная деятельность человека. Вырвавшись из состояния охваченности моно-идеей человек обнаруживает, что перед ним лежит целый мир. В этом мире живут люди, которые могут дать дельные советы, в этом мире наступает новый день, который несет новые возможности. И решение проблемы – вот же оно – оно же так очевидно!

Высоты познания отделяются от глубины отчаяния, как считает схиархимандрит, Гавриил (Бунге), лишь одним шагом. В своей книге «Тоска, уныние, депрессия», он пишет, что, когда человек находился в железных оковах собственной самозамкнутости, из «оков нескончаемого монолога с самим собой» [в котором человек «пережевывает» мысль о том, что те или иные его желания не реализовалось] ему помогает вырваться начавшийся диалог с Богом [речь идет не о том, что Бог словами должен что-то ответить человеку, святые отцы настоятельно рекомендуют быть осторожными в случае слышания различных «голосов», ведь и демон может обольстить человека, выдывая свое внушение за «глас» Божий]. Диалог совершается тогда, когда человек обращается к смыслам, содержащимся в Священном Писании [Священное Писание описывает логосы, духовные законы, на основании которых существует мироздание, в виде заповедей: будешь жить так – будешь блажен, будешь жить эдак – начнешь разлагаться как личность]. И когда человек через эти смыслы, а не через свое отчаяние начинает смотреть на мир, он видит совершенно иную картины мира. В момент искушения картины мира представлялась ему в виде лабиринта, не имеющего выхода. В момент размыкания монолога картина мира представляется бескрайним полем, на котором проложены пути к различным возможностям.

Искушение пытается замкнуть человека в текущем мгновении, убедить человека, что так будет всегда. Это внушение гипнотически притягивается к себе око ума, оно начинает всматриваться в искушение и не может оторваться. И здесь человек может опереться на веру. Он с верой принимает, что Господь, зная его положение, со временем укажет ему путь. Это ожидание, основанное на вере, можно выразить словами 142 псалма. Автор псалма свидетельствует, что дух его находится в состоянии уныния, а сердце – в смятении. И вот он вспомнил дни бывшие и стал размышлять о том, что Господь сотворил ранее.

Человек может вспомнить, как многократно в состоянии уныния, ему казалось, что перемены к лучшему невозможно, и все-таки перемены к лучшему происходили. Могут они произойти и в данному случае. Здесь, в качестве комментария можно привести слова известного узника ГУЛАГа Ивана Лукьяновчиа Солоневича (он был репрессирован не вследствие совершенных преступлений). В своей книге «Россия в концлагере» он описывал свои мытарства по лагерям Советского Союза. Находясь в поистине ужасных условиях лагерного барака, он размышлял на тем, как «прожить в этакой грязи, вони, тесноте, вшах, холоде и голоде целых полгода». Его сын Юрий, репрессированный вместе с ним, рассмеялся рядом. Он рассмеялся, вспомнив их общего знакомого иностранца Фредди. «Плохо поджаренные утренние гренки, портят ему настроение на весь день… Его бы сюда? – сказал Иван Лукьянович, – Повесился бы». «Конечно, повесился бы», – убежденно проговорил Юра. «А мы вот не вешаемся, – подытожил папа. Вспоминаю свои ночлеги на крыше вагона, на Лаптарском перевале и даже в туркестанской “красной Чай-Ханэ”… Ничего – жив…»

И вот автор псалма обращается с молитвой к Богу, чтобы Господь указал путь, которым идти, ведь возносит он к Богу свою душу. И заканчивается псалом твердыми словами о том, что Дух Божий наставит автора, что Господь оживит его и изведет от печали душу его.

Когда человек ожидает подобного, к нему можно отнести слова отца Гавриила насчет того, что первым делом при унынии надо проявить терпение. «Однако, – отмечает он, – это терпение не имеет ничего общего со слепой покорностью, скорее оно представляет собой осознанное ожидание Бога».

Желающим ознакомиться еще с некоторыми примерами, комментирующими тему преодоления уныния, могут ознакомится с главой XIV из книги игумении Таисии «Келейные записки». Вследствие клеветы, воздвигнутой на неё, она надломилась. О том, каким образом эта травма была преодолена, и рассказывается в указанной главе.

В тех случаях, когда человек не верит в Бога, Господь может вывести его из состояния уныния через какое-либо явление природы. На эту тему желающие могут найти комментарий в фильме «Гений дзюдо». Сугато Сансиро – таланливый борец провинился перед своим мастером. Когда мастер стал делать выговор ученику, то ученик захотел доказать, что он имеет выдержку, что он готов умереть. Он бросился в пруд и ухватился за дерево. Оказавшись в пруду, он попал в тупиковую ситуацию. Отпустить дерево и утонуть не дает инстинкт самосохранения. Выйти на берег и повиниться перед мастером не дает гордость. А если он выйдет на берег и не повинится, то ему придется уйти, и на том его занятия дзюдо у мастера прекратятся. В невозможности решить, как быть, Сугато засыпает. Проснувшись он видят, как замкнутые цветы начинают распускать свои бутоны навстречу солнцу. И тогда он приходит к единственно верному решению – поступить так, как поступили эти цветы.

Преодолеть отчуждение

И состояние самозамкнутости

Замкнутый в себе, и в своей унынии, человек во встрече с Богом, открывает и собственное лицо. Эта встреча может исцелить человека от болезненной самости. Ведь открываясь навстречу существования для другого, человек открывает свое сердце для подлинной любви. Когда человек дарит другому себя, он обретает себя, потому что в этом даре он пробивает брешь в темнице собственного «я» и выходит из инфернального круга уныния.

Этот прорыв легче будет даваться тому человеку, у которого сформированы добрые навыки и есть какой-то режим дня. Понятно, что в современном мире трудно говорить о устойчивом режиме. Но все же человеку на то и дан разум, чтобы познавать полезное и думать, как познанное включить в свою жизнь в качестве органической составляющей. У человек может быть плавающий график работы. Сегодня он работает утром, завтра – вечером, послезавтра – он весь день дома, а послепослезавтра, – весь день на работе. И для каждого из таких вариантов можно продумать свой режим. Не надо бояться потери интереса к жизни. Интерес не утратиться, если человек знает для, чего он вводит в свою жизнь режим. Вводит он в свою жизнь режим, чтобы ежедневным жизненным потоком не был, если так можно, выразиться размыт дух его.

Дух человека можно условно изобразить в виде рисунка на стекле. Этот рисунок повторяет черты лица человека, рисунок таков – каков человека. По стеклу стекают капли дожди, собирающиеся в ручейки. И эти ручейки, если не подрисовать контуры рисунку, начинают размывать линии. И вот человек уже начинает совершать необдуманные поступки. Когда он, например, избирал профессию, то руководствовался определенными смыслами. Связь с ними помогала ему быть спокойным даже и при трудностях. Но вот смыслы стали размываться информационными потоками внешнего мира. И, соответственно, у человека стало пропадать понимание, что он делает на своем рабочем месте. Еще вчера ему нравилось находиться на нем, но теперь, после того, как нечто важно было утрачено им, он места себя не находит. И как успокоить себя не знает (если человек хотя бы 5–10–15 минут разбирает прошедший день, то со временем на листе бумаге начинают прорисовывать точки, из которых складывается автопортрет; см. цикл лекций «Женщина и мужчина: Одиночестве и счастье», пункт 5б, а также – главу «Что делать, если по причине многолюдства нет возможности говорить о своих грехах подробно? Ежедневное испытание совести» из книги «“Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни»).

Подновляет линии человек тогда, когда вновь напитывает смыслами, запечатленными в Псалтири и Евангелии. Плохо ему или хорошо, но, если наступает 15 часов – время его молитвенного правила, он берется за чтение. И, если на него наваливается уныние и валит его на диван возле, которого как атрибут депрессии стоит бутылка виски, у человека есть шансы не свалиться. Он знает, что, если наступило 15 часов, хочет он того или не хочет, но он возьмется за чтение. И может случиться так, что во время чтения Псалтири и Евангелие, какая-то часть его откликнется на слова и двинется навстречу Богу.

Нюанс искушения состоит в том, что во время искушения человеку ничего не хочется. И люди, которые привыкли молиться и читать только «по наитию» (как они говорят, чтобы «было с желанием»), оказывают перед унынием беззащитными. Уныние, навалившись лишает их всех желаний, и толкает на диван.

Режим можно условно представить в виде навыка, который настолько отработан, что в критической ситуации, как приём рукопашного боя, воспроизводиться автоматически. Если здоровые навыки были человеком приобретены во время пребывания в «здоровом» состоянии, то шансы на его выход из охватившего его уныния увеличиваются. Несмотря на то, что искушение твердит человеку, что жизнь его закончена и что дальше «всё будет только хуже», руки, приученные к труду, все равно делают своё дело. Человек не ложится на диван, а продолжает предпринимать усилия, адекватные своему роду деятельности.

Через любовь

Один из навыков, помогающих вырваться из инфернального круга уныния, – навык к любви, проявляющейся в виде внимания к ближнему. Видя перед собой ближнего, обращающего с вопросом, человек, в «здоровом» состоянии, проявлявший внимание к других, а ныне лежащий на диване, не может ужа далее лежать. Что-то поднимает его. И вникая в дело ближнего, он отрывается и от унылой мысли, которая в момент искушения выдавила из ума все прочие мысли. Да, есть в этом мире и боль, и зло, но в момент уныния забывает человеком, что в этом мире есть также и красота, и любовь.

В качестве примеров, комментирующего тему прорыва круга уныния можно привести эпизод из жизни из святого праведного Алексея Мечева. Московский старец Алексий Мечев в годы активной своей пастырской деятельности лишился супруги. После ее смерти тяжелая сторона жизни, которая скрашивалась ее присутствием, выступила в самых мрачных красках. После похорон супруги Анны Петровны первое время горе отца Алексея было беспредельно. «Для меня, – рассказывал он, – померк весь свет. Заперся я у себя в комнате, не хотел выходить к людям, изливал свою скорбь перед Господом». По просьбе близких к отцу Алексею лиц, его посетил всероссийский пастырь – святой праведный Иоанн Кронштадский. Спрашивая его о цели визита, отец Алексей произнес: «Вы пришли разделить со мной мое горе?» «Не горе твое пришел я разделить, а радость, – ответил отец Иоанн, – тебя посещает Господь; оставь свою келью и выйди к людям. Только отныне и начнешь ты жить. Ты жалуешься на свои скорби и думаешь — нет на свете горя больше твоего, так оно тяжело тебе. А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет».

Действительно, опытные духовники, стяжавшие благодать Святого Духа, могут взять на себя горе человека, вследствие человек уходит от старца без депрессии и окрыленный, а старец, приняв горе человека в свою душу, должен уже преодолеть его своим подвигом. На такое дело без благословения опытного священника лучше не решаться, так как взятую на себя ношу можно просто не понести; применительно ко всем людям слова отца Иоанна можно понять как призыв к сопереживанию – не замыкаться на своем переживании личного горя, а увидеть, что рядом есть люди, которые нуждаются в твоей помощи, ждут от тебя ласки, тепла и поддержки; двинувшись сердцем навстречу другим человек вырывается из состоянии самозамкнутости, охваченности моно-идеей. Если же кто и решится взять на себя чужое горе, он должен помнить, что опору он должен искать не в себе, а в благодати Божией. Без опоры на благодать человек может надломиться, пример чему – священник Герасим, о котором рассказывается в небольшой по объему, но емкой по содержанию книжечке иеромонаха Тихона (Барсукова) «Архиерей». Отец Герасим помогал сотням людей, служил из беззаветно. Вкладывая в социальную деятельность и силы, и время, он стал экономить время, сокращая молитву и богослужения, и сердце его лишилось благодатной подпитки. Оскудев, сердце не выдержало тяжести чужого горя, и отец Герасим, выражаясь терминами данной статьи, впал в депрессию. Он перестал перестал выходить из своего жилища, забросил свои занятия, как духовного плана, так и социального. Из этого состояния вывел отца Герасима архиерей. Каким именно образом – каждый может узнать о том самостоятельно. История отца Герасима с комментариями к ней, приводится в цикле беседы «Восточный цикл», в беседе 12в..

Дав этот совет, отец Иоанн указал отцу Алексею на молитву, как на могещественное средство в реализации предложенного подвига. «Обратите внимание на молитву, – сказал отец Иоанн, – она облегчит Ваши жизненные скорби и даст много утешения другим».

«Послушался я слов отца Иоанна, – рассказывал отец Алексей, – и люди предо мною стали другими. Увидел я скорби в их сердцах и потянулось к ним мое собственное сердце; в их горе потонуло мое личное горе. Захотелось мне снова жить, чтобы утешать их, согревать их, любить их. С этой минуты я стал иным человеком, я воистину ожил»[13].

Нечто подобное произошло с известным певцом Юрием Шевчуком (лидер группы «ДДТ»). По собственному желанию он не в качестве бойца, а качестве, как он говорил, художника, отправился в Чечню, в то время, когда там шла война. С войны он вернулся другим человеком. Особенно обескуражил его контраст: на войне – «людей убивают со всех сторон, месиво», а дома – «все ходят, гуляют, смеются, всем все безразлично». Юрий рассказывал, что он мог спать, что ему «все это снилось», он пил и плакал. Выйти из этого состояния ему помог его друг, прошедший через войну в Афганистане. Друг привез его в деревню и оставил там до выздоровления. Вначале Юрия «там сильно корежило, но потом как-то: природа, лес, небо, весна. И потом, наступила какая-то жажда любви. Это очень серьезно, –  говорил Юрий, –  и спасение в этом».  И первая песня, которую он написал после описанного кризиса, называл «Любовь». Эта песня была не про войну, а о любви. «И она спасла меня, что ли, – подытожил Юрий, – мы ее до сих пор поем»[14].

В молитвенной тишине

Глубокое горе музыкант пережил и после смерти любимой супруги. О трагедии, развернувшейся в его душе после смерти Эльмиры рассказывает песня «Беда».

«Навалилась беда.
Как на огонь вода!
Я завешу окна
Сплющила рожу оконным стеклом,
Смотрит в дом!

 

Я схожу с ума!
Да, с схожу с ума!
Я завесил все окна тяжелым сном,
Холодным льдом!

 

… я не рад теплу, я разлюбил рассвет.
Я сижу в темноте, шевелю рукой.
И мне кажется, что меня уже нет,
Потому что тетя, тебя нет со мной!»

Из этого состояния Юрий, по собственным словам, после поездки в Иерусалим. «Я был в Храме Гроба Господня, – рассказывал он. – Очень много размышлял об этом, думал. Как-то очень мне это помогло. Вот эта поездка случилась совершенно неожиданно. Это меня вытащило»[15].

Поездку в Иерусалим, если это сравнение уместно, можно сопоставить с сюжетом упомянутой сказки Момо. То оружие, о котором выше шла речь (в тишине сердца видеть как распускаются Цветы Времени и слышать пение мироздания) проявилось у Момо после того, как она год провела в месте, из которого берет свое начало время. Момо была на год изъята из мира, в котором на неё охотились Серые Господа. Обретя в своем сердце оружие, с помощью которого отражается их воздействие, она вернулась в мир человеческих отношений.

В своем личном опыте Юрий нащупал стезю, о которой писал упомянутый выше схиархимандрит Гавриил (Бунге). Он писал, что личность удушается отъединенностью [в контексте данной статьи это слово можно сопоставить с словом «отчужденностью»] во время уныния. Преодоление отъединенности «ощущается как внезапный «прорыв» к подлинно личностному бытию. На смену смертельному отчаянию и беспомощности вдруг приходит глубокая умиротворенность и неизреченная радость – предвкушение того мира, который Христос обещал апостолам». Уныние отделяется от самых высот мистический жизни «сокрытой со Христом в Боге» лишь одним шагом. Но решится на этот шаг нелегко. Этот шаг человека никто не может заставить сделать. И к сожалению, люди предпочитают шагать в ином направлении – они пытаются убежать от уныния в развлечения, в суету, кто-то даже совершает от уныния бегство в самоубийство. На этих путях люди лишают себя «того единственного опыта, который только и стоит приобрести в этой жизни. Им, может быть, и надо-то было всего лишь часок переждать в молчании».

Этой «часок» однажды пережал один из насельников обители, окормлявшейся известным духовником архимандритом Ипполитом (Халиным). Послушник, одолевавшийся в течение нескольких дней жестоким унынием, был на грани отчаяния. Ему казалось, что он, еще будучи на земле, проходит страшные мытарства, [которые предстоит пройти душе после отделения ее от тела]. Решившись поговорить с настоятелем – отцом Ипполитом, послушник вошел поздним вечером к нему. В келье отца Ипполита свет был погашен. Отец Ипполит сел в кресло, сел в кресло и послушник. В полной тишине они просидели в келье до глубокой ночи. Отец Ипполит медленно перебирал четки, погрузившись в молитву. «Юноше показалось, что бездна смыкается над его сознанием, что круги ада окольцевали его естество, что земля проваливается под его ногами. «Терпи, батюшка дорогой, – сказал ему на прощание старец. На другой день адское состояние оставило послушника»[16].

Вследствие прикосновения благодати

Подобные состояния могут возникать у человека вследствие внутреннего опустошения. Тысячи вопросов, к, казалось бы, уже давно разрешенным ситуациям поднимаются в сознании. Человек напряженно ищет ответы на эти вопросы, его мысли спутываются, нахлестываются одна на другую. Он пытается разобраться в клубке мыслей, но еще больше запутывается. И, запутавшись, – впадает в отчаяние. «Кто ответит мне за все?» – в отчаянии он вопиет к людям. И, бывает, что кто-то и даст человеку правильный ответ, да человек словно не слышит. Его ум находит в ложном духовном состоянии, – «в облаке». И пока его ум из «облака» не выйдет, ему трудно будет понять обращенные к нему слова. Но если благодать касается сердца человека, то ум мгновенно выходит из облака. Исчезает тысяча вопросов, все становится ясным и определенным, о чем рассказывается в ответе «Самоубийство. Опустошение и желание покончить с собой».

Клубок мыслей распутывается, решение проблемы становится понятным, и даже – очевидным. Человек даже недоумевает, как он мог убиваться в связи с ситуацией, решение по которой столь очевидно. А бывает и так, что человек даже не может внятно сформулировать, в связи с чем он убивался. Почему человек не может сформулировать проблему, поразившую его сознание? Возможно, – по той причине, что, когда человек выходит из измененного состояния сознания (ложного духовного состояния, «облака») он перестает в своем мышлении оперировать «больными понятиями». Исходя из понятий здоровых, находясь в здоровом состоянии, он просто не может сконструировать болезненную конструкцию, которая еще недавно казалась ему абсолютно правдивой.

Видя ситуацию с иной точки

В момент искушения у человека может даже не возникнуть сомнения о правдивости бредовых идей, охвативших его сознания. Бредовые идеи воспринимаются как абсолютно достоверные. И людям гордым, привыкшим слушать лишь себя, крайне трудно выйти из состояния измененного сознания. Они держатся за мысли, на основании которых формируется ложное состояние, и не хотят слушать других людей, говорящих о ошибочности мыслей. Человеку, имеющему опыт вслушивания в слова других, проще выйти из состояния измененного сознания. Прислушиваясь к другим он может поставить под сомнение свои бредовые идеи, которые в момент искушения, кажутся ему правдивыми. Да, и само смирение сердца привлекает благодать Божию. Как только сердце смирится, то и избавления от уныния – недалеко. Оно может произойти намного раньше, чем человек даже мог вообразить. Секунду назад жизнь казалась рухнувшей, отношения с близкими людьми – безвозвратно рассыпавшимися, горе – неизбывным, беда – непоправимой. И только-только двинется к смирению сердце, как-то же мгновение вся картина мира меняется.

В этой мгновение человек понимает ситуацию, вследствие которой он впал в уныние, на том, уровне, на котором преодолеваются противоречия. Например, человек много работающий впал в уныние вследствие конфликтов с супругой, которая говорила с упреком, что он много работает. А меньше времени проводить на работе человек пока не может. И вот бьется его мысли между «трех сосен», а вырваться из этого узкого пространства не может. Он без конца крутит в сознании одну и ту же связку из нескольких мыслей: Я много работаю, а супруга недовольна, что много работаю, но я не могу пока приходить домой раньше, потому что пока – работы много. На определенном этапе к этой связке подключаются и другие идеи, типа: Да, чем она недовольна! Я как раб работаю, все – для семьи, а она еще и выговаривает мне, что прихожу поздно домой с работы, а я не могу раньше приходить, потому что работы много! Или, – типа: Я так устаю, а она вместо того, чтобы поддержать еще и выговаривает, что поздно прихожу домой, а я не могу приходить раньше, потому что работы много!

Нашествие такого рода мыслей может сопровождаться переживанием, напоминающим переживание человека, погрузившегося под воду. Мысли утаскивают сознание «под воду» и держат там. Иногда проблески сознания посещаются человека, он думает: «Бред какой-то в голове крутиться», но тут же черные мысли предлагают человеку опять вступить в беседу: «Вот, рассмотри человек еще раз всю ситуацию поподробнее. Что именно сказала тебе супруга? Да, и имела ли право она так говорить, когда ты, чтобы прокормить семью столько сил тратишь на работу. Рассмотри ситуацию повнимательнее, действительно ли ты можешь приходить домой пораньше, когда у тебя столько работы? И не забудь еще разобрать поступки жены с нравственной точки зрения, сколь она неправильно себя ведет, когда ты, себя, не жалея ради ее же блага работаешь, а она все недовольна». И человек опять пытается разобраться в этих мыслях и тут же они утаскивают его сознание под воду.

Отчасти, положение дел, характерное для данной ситуации, уже было разобрано выше. Ответ на ситуацию не улавливается стремлением найти прямолинейный ответ. Ответ на ситуацию не равен ответу на вопрос, насколько раньше нужно приходить домой. Или – вопросу, как еще объяснить супруге, что я действительно занят и, что она потому не должно менять ругать, ведь я все делаю для её же благо. На время человеку нужно оставить попытки рассмотреть ситуацию интеллектуально. Следует как бы отрешиться от рассмотрения ситуации. Через некоторое время, в которое человек постарается впустить в свою жизнь хоть малый молитвенный опыт он посмотрит на ситуацию с другой стороны. Его ожившее сердце проложить путь по витейватой трещине алмаза. Человек поймет, что супруга говорит так, потому что беспокоится и нем, о их семейной жизни, она беспокоится вопросом, по-прежнему ли его сердце обращено к ней. Человек поймет, что успокоить супруга могут не точно взвешенные и выверенные слова (такая рационалистичность, возможно, ее может напугать; она увидит в супруге не живого человека, а механического робота, правильно и безупречно рассуждающего), тепло и ласковое участие. Она поймет, что сердца мужа с ней. Поймет, что он сейчас действительно занят, но в то же время она будет знать, что он её любит и предпринимает шаги, чтобы как-то изменить ситуацию с своими поздними возращениями.

Конфликтная мысленная ситуация не всегда может быть разрешения путем разведения конфликтующих мыслей по разным углам. Она может быть разрешена человеком, который поднимается над ситуацией и смотрит на неё с позиции не с тех мыслей и состояний, которые включены в противоборство, а – с иных. С позиции тех мыслей и состояний, которые не то, чтобы встают на защиту одно из сторон, а которые помогают рассмотреть ситуацию в ином свете. С примерами такого возвышения над ситуацией вынужденной разлуки каждый желающий может ознакомиться самостоятельно, прочитав две притчи из книги Антуана де Сент Экзюпери «Цитатель» – притчу про браслет и притчу про двух садовников.

Не входя в диалог с тревожными мыслями

Мудрость в данной ситуации состоит в том, чтобы не вступить с тревожными мыслями в диалог. На этот счет можно привести поговорку, имеющуюся в ходу у бойцов одного спецподразделения: «В рукопашном бою побеждает тот, у кого больше патронов». Эта поговорка комментируется сценами, которыми нередко заканчиваются многие остросюжетные фильмы. В конце фильма преступника, как правило хочет арестовать человек, держащий в руках пистолет. Преступник видит, что попался, понимает, что против огнестрельного оружия он идти не может, пытается уговорить противника отложить пистолет и вступить с ним, с преступником, в рукопашный бой. Преступник начинает апеллировать к идеалам, принятым в воинской среде. Он говорит, что схватившись в рукопашной схватке он «решат вопрос как мужчины». Или он начинает говорить что-то возвышенное или интересное, имея целью сокращение дистанции с противником. Его разговоры направлены на усыпление бдительности, он хочет, усыпив бдительность, подкрасться и нанести удар.

Сотрудник правоохранительных органов не должен в таких случаях поддаваться очаровательным манерам преступника. В духовном смысле эту мысль на основании данных аскетики разворачивает святитель Игнатий (Брянчанинов) в своей книге «Приношение современному монашеству», в главах «Первый образ борьбы с падшими ангелами» и «Второй образ борьбы с падшими ангелами».

Святитель советует немедленно отвергать греховные помысл и мечтания, не входя с ними в беседу или спор. Не стоит обращать на них внимание, что они не напечатлелись в уме. Даже, если человек начинает беседу с мыслью, имея в виду не соглашаться с ней и ей противоречить, то он непременно победится и увлечется мыслью. Ведь за тревожной мыслью может стоять падший ангел, не одну тысячу лет упражнявшийся в мысленной борьбе с людьми. Мудрость состоит в том, чтобы без попытки победить врага прекословием, отсечь всякую беседу с ним посредством обращения к молитве. Если человек вступит с ним в борьбу посредством умозаключений, то даст падшему духу возможность нанести поражение, превышающую его (человека) способность осмыслить происходящее. Даже, если человек и победить врага с помощью умозаключений, то ум его все равно останется оскверненным от мыслей, приносимых падшим ангелом.

«Если придет помысл и ощущение печали, то полезно вспоминать силу веры и слова Господа, Который воспретил предаваться боязни и печали», уверив нас, что и волосы наши все сосчитаны у Него и, что ничто с нами не может случится вне действия Его Промысла или попущения. «Когда страсти взволнуются, ум омрачится и растеряется пред громадностию искушения, помыслы нападут с настойчивостию и неистовством: тогда … против помыслов гнева, печали, уныния, отчаяния, словом, против всех греховных помыслов, самое надежное орудие – молитва с участием в ней тела». Пример такой молитвы подал Сам Спаситель, когда объятый предсмертной тоской, преклонил в молитве колени.

Не усматривающий за нашествием греховных помыслов действия падших духов, человек ошибочно полагает, что может успокоить себя «силою благоразумного увещания». В главе «О падших ангелов» святитель приводил пример одного монаха, пришествие к которому демона сопровождалось «наплывом навязчивых и обольстительных помыслов». Не зная, что делать с этими мыслями, монах приходил в состояние смущения. Не понимания, что мысли приносились ему демоном, «а полагая, что они возникают в его собственной душе, старался успокоить их рассуждением и словопрением» и увлекался ими.

Подобные идеи святитель излагал также в своем сочинении «Плач инока о брате его, впадшем в искушение греховное». В частности, он писал, что демоны, вовлекая человека в беседу с собой, «рассчитывают на верную победу». Мудрость в борьбе с греховными мыслями состоит в том, чтобы «нисколько не беседовать с ними, когда они предстанут уму. Беседа с мыслями обнаруживает в человеке не пониманиемые им упование на собственные силы и разум.

Также святитель предупреждал, что демоны, напав, могут внушить человеку желание препираться с тревожными мыслями силами рассудка. Внушив эту мысль и дождавшись ее реализации, демоны тут же отступают, пытаясь уверить человека в эффективности употребляемой стратегии. Так они поступают с целью приучить человека полагаться исключительно на силу рассудка, а также – с целью отучить его он навыка обращаться в подобных случаях к молитве. Когда они добьются своей цели, то наваливаются на ум человека страшной тяжестью, и он, отвыкнув от молитвы и полностью переключившийся на деятельность рассудка, не выдерживает этой тяжести, ломается (о противодействии печали и унынию см. также сочинение святителя Игнатия «Слава Богу!»).

Здесь видна грань, пролегающая между аскетическим подходом к тревожным мыслям и психотерапевтическим. При психотерапевтическом подходе вместо того, чтобы настроить человека на то, чтобы как абстрагироваться от грязных, удушающих мыслей, заполоняющих сознание, внимание человека на них акцентируется. Ищется связь между тревожными мыслями и детством человека. И вместо того, чтобы разорвать связи с тревожными мыслями, человек увязает в них, фиксируется на содержаниях, ими приносимых.

При обсуждении такого рода нюансов мысленной брани, одна женщина – профессор психологии рассказала автору данной работы, что по ее наблюдениям имели место случаи самоубийств после психотерапевтических сеансов. Самоубийства профессор связывала с феноменом фиксации на тревожных мыслях и потому она была не согласна с подходами некоторых направлений психотерапии, предполагавших детальный разбор грязных и удушающих мыслей.

Конечно, случаи бывают разными. И при данном вопросе следует наблюдать разумность. Вот, например, человек, который при составлении, например, бизнес плана на неделю, назначил две встречи на одно и то же время. Допустим, он не заметил своей ошибке. Но мозг, отфиксировав наличие ошибки, начинает воздействовать на человека ощущением тревожности, пытаясь подвести его к пересмотру плана. Не имея возможности успокоиться, человек берется за пересмотр плана и находит ошибку. И, найдя, – успокаивается.

Эта ситуация отличается от приведенных выше тем, что в данном случае, человек хотя и испытывает тревогу, но эта тревога не подавляет его полностью, не «сбивает его с ног». Если же человек испытывает тревогу, «сбивающую его с ног», то он первым делом должен употребить молитвенное усилие, чтобы не дать проникнуть ей в сознание, ибо, если она проникнет в сознание, то и – захватит. Отразив атаку и успокоившись, человек уже может что-то почитать насчет тревожащего его вопроса, избрать какую-то позицию в отношении него. При избрании позиции помогают и красивые мысли, заимствованные из творений духовных авторов. Человек может вспомнить, например, в отношении своего обидчика, что к нему он когда-то испытывал теплые чувства. Вспомнив и умилившись, человек более расположится к тому, чтобы окончательно простить обидчика. Но подобные переживания учитываются после того, как отражена будет первая атака. Если в момент первой атаки человек попытается вспомнить о том, как он относился ранее к обидчику, то таким образом он рискует впустить тревожную мысль в свое сознание (со всеми вытекающими последствиями, которые могут выразиться в том, что человек 2–3 дня будет находится в подавленном состоянии). А во-вторых, в момент возгарания обиды и жажды мщения, информация о отношениях, которые у человека были с обидчиком, могут быть переработаны в русле текущего возбуждения. То есть воспоминания могут усилить ярость, приведя на ум человека мысль вроде: И после всего доброго, что между нами было этот негодный человек решился на такую-то подлость!

Мысль о первоначальном отражении атаки и только последующих действиях по нейтрализации впечатления, оставленным ею, можно прокомментировать с помощью еще одного примера, заимствованного из области рукопашного боя. Некоторые специалисты по рукопашному бою полагают, что если на человека, имеющего спрятанный нож, нападает противник, то пытаться вытащить нож сию секунду – неперспективно. Пытаясь вытащить нож во время нахождения на близкой дистанции с противником, человек рискует раскрыться перед противников. В том миг, когда рука потянется за ножом, противник может нанести удар в незащищенную рукой область. А потому за благоразумное действие данные специалисты полагает первоначальный разрыв дистанции. Как он будет произведен – прыжком ли назад, оглушением ли противника шокирующим ударом с последующим отходом, вопрос вторичный. Сократив дистанцию человек имеет возможность выхватить нож и встретить новый виток разворачивающейся схватки (или не встретить, так как, увидев нож, противник решит удалиться).

О том, как ум человека выходит из «облака» мыслей можно получить представление по трем эпизодам, описанным в книге «Отец Арсений». В этой книги приводятся рассказы о священнике, репрессированным в годы гонений на веру. Также приводятся рассказы о его духовных чадах, некоторые из этих рассказов записаны по просьбе самого священника.

В главе «Помню» рассказывается, как один человек, оказавшийся в концентрационном лагере, хотел покончить с собой вследствие охваченности состоянием безысходности. «Отчаяние все сильнее охватывало меня, – так он описывал свои переживания, – жить не хватало сил. Я решил умереть». Он считал, что для родных он уже давно умер, так как на их запрос о нем, они, вероятно, получили ответ: «Не числится» [примечательно, что расстрельная статья реализовывалась под формулировкой «десять лет без права переписки»].

Он принял решение умереть, причем решил, что сам выберет время, а не отдаст право выбора на откуп охране и уголовникам. Решил не ждать пока его добьет мороз или голод, он хотел умереть «сейчас, теперь».

[По этой истории видно, сколько опасна бывает широко рекламируемая психологическая модель «жить здесь и сейчас» (о модели «здесь и сейчас» некоторые мысли в цикле «Обращение к полноте», в пункте 1.2). В лагере, в условиях запредельного стресса «все сознание человека фиксируется на том, что происходит сейчас. Прошлое и будущее исчезают. Есть только кошмарное настоящее», поэтому так важно было для реализации стратегии выживания иметь перспективу будущего[17]. Психиатр Виктор Франкл, имевший опыт выживания в концентрационных лагерях, считал, что точкой опоры, помогающей не опуститься духовно и в чисто человеческом плане, является наличие цели в будущем[18]].

Рассказчику считал, что его поступок продиктован не трусостью, а необходимостью, ведь, по его мнению, «бороться за жизнь можно тогда, когда есть надежда». Но в «особом» [концентрационном лагере «особого назначения» предназначенном для уничтожения людей], он этой надежды для себя не видел.

Он добыл веревку и уже направился к балке в бараке, на которой заключенные вешались, чтоб последовать их печальному примеру. Когда он проходил мимо отца Арсения, отец Арсений взял его за руку и начал с ним говорит. Поначалу рассказчик ожесточенно противился попытке отца Арсения помочь и стремился реализовать свое желание покончить с собой. «Я озлобленно отвечаю, – повествовал он, – оскорбляю, стараюсь уйти, а он, сжимая мне руку, тихо и спокойно говорит. Прерываю его, но он продолжает говорить о жизни, о том, что человек не имеет права сам уничтожать ее, а должен сделать все, чтобы сохранить. И вот наступает минута, когда я уже слушаю старика и начинаю отчетливо понимать, что он неведомыми путями уже подал мне руку помощи. Ничего не изменилось для меня в «особом», но я уже не одинок.

Он не навязывает мне своего Бога, он только упомянул о Нем. Сейчас старик просто помогает мне, и я вижу и понимаю, что он имеет какую-то особую внутреннюю силу, которой у меня нет. Я начинаю чувствовать, что этот человек берет на себя все мое безысходное горе [о том, что не всякий может брать на себя горе другого человека, см. выше] и тяжесть лагерной жизни, он понесет это вместе со мной, и я не иду больше к балке [на которой он хотел повеситься] и навсегда остаюсь с этим стариком. Потом я узнаю, что он совсем не старик, а просто прожил несколько лет в «особом» и изможден до последней степени. Одни зовут его «Петр Андреевич», другие «отец Арсений», и это имя, образ и жизнь его забыть никогда нельзя. Отец Арсений открыл новую жизнь, привел к Богу, заново создал мое внутреннее ”я”». 

Во втором эпизоде, описанном в главе «Вспоминаю», рассказывается о женщине, которую звали Надежда Петровна. В годы репрессий она потеряла своего мужа и детей и ей было очень тяжело. «Помню: как-то вечером, – рассказывал она, –охватила меня тоска гнетущая, давящая. Дети Юрий и Сергей неотступно стояли перед глазами, вспоминала все время мужа, и что-то темное заползало мне в душу, хотелось броситься на пол и биться головой, кричать, рыдая, обо всем потерянном, утраченном. Жизнь казалось бесцельной и ненужной теперь. Для чего жить? Для чего? Я металась по комнате, кидалась на кровать, закусывая зубами подушку, вставала и беззвучно плакала, слезы заливали лицо. Кто мне поможет? Кто мне ответит за то, что случилось? Кто?

Было так тяжело, что я хотела умереть. Мне вспоминались страдания детей в детских домах, ужас расставания с ними при аресте, их расширенные глаза, полные страха и мольбы, обращенные ко мне, уходящей с арестовавшими меня работниками НКВД. Смерть мужа в лагере. Допросы и моя жизнь. Все проносилось с какой-то особой четкостью, обостренно, болезненно. Хотелось куда-то бежать и потребовать ответа: ЗАЧЕМ все это было?»

Зайдя в комнату отца Арсения [который на тот момент уже освободился из лагеря; он приехал в дом Надежды Петровны по подсказке одного заключенного, который сказал, что в этом доме отец Арсений найдет приют], сквозь охватившие ее рыдания Надежда Петровна смогла сказать только одно: «Помогите, мне очень тяжело!»

«Захлебываясь от рыданий, – рассказывает Надежда Петровна, – я стала говорить, сперва озлобленно, потом раздраженно и, наконец, успокоилась. И вся моя жизнь, вся до мельчайших подробностей вставала передо мной, и я выплескивала ее на о. Арсения. Рассказывала о себе, детях, муже, о горе, страданиях, о своей жизни, об ошибках, стремлениях, о прошлой работе. Прошлое, обнаженное прошлое вдруг предстало передо мной совершенно по-другому. Рассказывая о себе, я увидела не только себя, но и тех людей, которым я приносила страдания, боль, унижение, возможно, и смерть. Все прошло перед моими глазами. Слова молитвы, услышанные мной, во все время моего рассказа, незримо присутствовали, как бы освещая мне путь. Говорила я долго, несколько часов, а о. Арсений, опершись руками на стол, недвижно слушал меня, не прерывая, не поправляя. Когда я кончила, сама удивившись тому, что рассказала, о. Арсений встал, подошел к иконе, поправил лампадку, перекрестился несколько раз и стал говорить. Говорил он, вероятно, недолго, но то, что сказал, еще и еще раз заставило меня понять все свои страдания иначе, чем я понимала их раньше. Ведь страдала и мучилась я и за те дела, которые когда-то совершала, ведь и от моих поступков и действий страдали люди, а я не думала о них, забывая об их мучениях. Почему я должна быть лучше их? Отец Арсений сказал: «Хорошо, что Вы мне рассказали свою жизнь, ибо полная откровенность – это кладезь очищения совести человека. Вы найдете себя, Надежда Петровна», – и трижды благословил меня. Я не стала сразу верующей, но поняла, что есть многое, то многое, что упущено мною в жизни, и это упущенное и ранее не найденное с помощью Божией и о. Арсения я нашла».

Третий эпизод относится к истории самого отца Арсению. Незадолго до освобождения из лагеря он при виде массовых захоронений был подвергнут атаке приступа тоски. О его переживаниях в тот момент о том, вследствие опоры на какие основания он из этого состояния охваченности вышел, каждый может прочитать самостоятельно в главе «Прощание».

Как этот эпизод, так и некоторые другие из упомянутых выше, с иных углов разбираются в цикле лекций «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты», в пунктах 5a-5b.

[1] Например, см. главы «Ургентная зависимость» и «Работоголизм» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология» («Олсиб», 2001).

[2] См. «Ургентная аддикция» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология». Олсиб, 2001.

[3] Там. Же. См. главу «Основные подходы к коррекции аддиктивных нарушений».

[4] Макаров В. В. Предисловие // Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В. Аддиктология: настольная книга. М.: Институт консультирования и системных решений. Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2012.

[5] Там же. См. главу «См. «Спиритуальная сфера» из книги Ц.П.Короленко, Н.В.Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология». «Олсиб», 2001.

[6] Гавриил (Бунге), схиархим. Гнев. Злоба. Раздражение: Учение Евагрия Понтийского о гневе и кротости / Пер. с нем. свящ. Владимира Зелинского. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2014.

[7] Гавриил (Бунге), схиархим. Тоска, уныние, депрессия: Духовное учение Евагрия Понтийского об акедии / Пер. с франц. свящ. Димитрия Сизоненко. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2014.

[8] Макаров В.В. Предисловие // Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В. Аддиктология: настольная книга. М.: Институт консультирования и системных решений. Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2012.

[9] См. «О значении смысла» из книги Виктора Франкла «Воля к смыслу».

[10] Год с иеромонахом Серафимом (Роузом). М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2014.

[11] См. «Монашеская жизнь» из книги старца Иосифа Ватопедского «Афонские беседы».

[12] Игнатий (Брянчанинов), свят. «Словно о молитве умной, сердечной и душевной».

[13] Жизнеописание московского старца отца Алексея Мечева: к 100-летию со дня рождения автора / Сост. монахиня Иулиания (Соколова). 2-е изд., испр. и доп. М.: Русский Хронограф, 1999. С. 50–53.

[14] Там же.

[15] «Шевчук – о батле с Путиным и войне в Чечне / вДудь». 

[16] Послушник в стране святителя Николая. Том 1. Сошедший в Россию : [через Аланию, Россию, Византию – огнен. путь в Царствие Небесное : церков.-истор. хроники]. М. : Локус Станди, 2009. С.153–154.

[17] Латыпов И. Ч. 1. Управленческая стратегия: как из личностей сделать биомассу

Латыпов И. Ч. 2. Личность против системы: 2 стратегии

[18] См. главу «Анализ временного существования» из книги Виктора Франкла «Сказать жизни «ДА!» Психолог в концлагере».

Тип: Соловецкий листок