Рачева Е. Уроки философии из-за колючей проволоки

«А помните, как зимой 41–42-го года мы с вами, сидя на диване, читали «Легенды» Ирвинга и “Дон Кихота”? Как это было хорошо! Неужели вы сможете совсем забыть об этой нашей счастливой жизни. Как мы с вами упивались хорошей музыкой! Как старались достать лучшие пластинки и лучшие книжки! Где все это теперь? Куда пропало…»

«Ты бежал за мной, жалким и униженным, и говорил: “Папа, папа! ” Тебе непонятно было, почему папа от тебя уходит».

«Если нужно, ты узнаешь, почему ты должен был расти без отца. Лучше, если ты не узнаешь этого. Но ты должен помнить: свои хорошие годы, свою молодость твой отец отдал за торжество Советской власти, он делал то, что нужно было этой власти, он работал там, где она требовала…»

Все эти письма написаны в 1935–1943 годах. Место отправления – Магнитогорск, Соловки, Колыма, Тайшет… Основанная на архивах общества «Мемориал», выставка «Папины письма» состоит из писем репрессированных родителей своим детям. Как ни странно, она получилась не про сопротивление (все ее герои были преданы советской власти и даже в лагере остро переживали невозможность служить ей). Не про взаимоотношения с государством (обвинительных заключений и бесконечных просьб о пересмотре дела в экспозиции нет). Не про быт лагерей. Получилась – про самые простые вещи: любовь к детям, память, надежду, достоинство.

– До своего ареста эти люди, как и вся сталинская система, работали до глубокой ночи. Своих детей они видели только спящими, – говорит сопредседатель правления общества «Мемориал» и одна из организаторов выставки Ирина Островская. – Попав в лагерь, они поняли, что самое главное – не работа. Самое главное – передать свои знания ребенку, заразить его своей идеей, видеть в нем собеседника и свое продолжение. Но когда они это поняли, единственной возможностью влиять на интеллектуальный уровень детей оказались письма.

Всего героев выставки 16, основных – трое. Большинство были арестованы в начале 30-х: тогда еще не расстреливали сразу и разрешали посылать из лагерей письма и даже посылки. Почти все занимали крупные посты и были выдающимися людьми своего времени.

Гавриил Гордон – мыслитель, филолог, полиглот. Арестованный в 1935 году вторично, уже 50-летним, благодаря хлопотам Надежды Крупской в заключении работал сторожем на строительстве Угличского гидроузла. Там же, параллельно с письмами, написал две тетрадки: старшей дочери – «Маленькое введение в большую философию» (краткий курс всемирной философии), младшей – «Введение во всемирную историю». Писал по памяти, набело, без справочников и первоисточников: «То в набитой шумными, грубо бранящимися людьми комнате штаба, то ночью в бараке, под храп спящих, чуждых мне и безразличных людей. В дни неопределенности и томительного ожидания новых испытаний. Но когда я писал ее (тетрадь. – Е. Р.), большая любовь к тебе, милая моя доченька, уводила меня от окружавшей меня тяжкой действительности в тот мир наслаждения чистой мыслью и образами чудесной старины, который, наряду с музыкой, всегда был подлинным достоянием и содержанием моего ”я”…»

Владимир Левитский был военным, участником Первой мировой войны, преподавателем кадетского корпуса и – тихим, страстным коллекционером. Он собирал всё: марки, открытки, монеты, конверты… В Курске, где он жил, Левицкий создал маленькое филателистическое общество. В него вошли 15 человек. В 1931-м 10 из них – посадили. Все следующие годы, уже из Сиблага, Левицкий посылал домой письма. Со всей страстью коллекционера он вклеивал в них листочки сибирских деревьев, картинки из газет, случайно найденные марки. Описывал и зарисовывал все, что видел вокруг: комендантский дом, куда он ходил на работу; каланчу, которую видел из окна; луну над бараком; журавлиный клин, пролетевший над головой. И – марки, какими могли бы быть марки лагерных лагпунктов, если бы кому-то пришло в голову их создавать.

По первоначальному замыслу выставка должна была быть посвящена одному человеку – создателю первой советской метеослужбы, крупному метеорологу Алексею Вангенгейму. В 1933 году он провел в Ленинграде конференцию, куда приехали метеорологи со всего мира. Рабочим языком был французский. Вангенгейму лично позвонили из аппарата Сталина и предупредили, что в Советском Союзе конференции должны проходить только по-русски. Вангенгейм не послушался: приехавшие русского не знали, французский знали все. Вскоре в СССР упал метеорологический зонд, затем пароход «Челюскин» затонул во льдах – и по обвинению в метеорологической диверсии Вангенгейма отправили на Соловки.

Согласно лагерному режиму Вангенгейм мог писать одно письмо в 10 дней. Всего получилось 168. В каждом он писал жене: «Не отправляй мне посылок, не отрывай от себя. Надо, чтобы в доме было полное собрание сочинений Лермонтова, ребенок не может воспитываться без Лермонтова…» И в каждое вкладывал послание для четырехлетней дочки.

После 12-часового рабочего дня (Вангенгейм был уборщиком в лагерной библиотеке) он рисовал для ребенка картинки с загадками, животных и птиц. Собирал гербарий, на нем объясняя простейшие арифметические и геометрические понятия. Из камней, коры и обломков кирпича делал узор на шкатулках, которые сопровождал комментариями о том, как образуются эти камни и где их искать…

Жена Вангенгейма сражалась за него 30 лет. 18 раз обращалась к Сталину, писала Ежову, Берии, Горькому, Луначарскому, Крупской… Уже узнав, что муж приговорен к 10 годам без права переписки, искала его по дальним лагерям, продолжала посылать ему деньги (и получать ответы, что они пришли!). Собираясь в эвакуацию, взяла с собой огромный тюк с одеждой для мужа. И в 1957 году получила классическую фальшивку с заключением о его смерти от перитонита в дальних лагерях. Только в конце 90-х дочь Вангенгейма узнала, что в 1937-м ее отец был среди 1111 расстрелянных в урочище Сандармох.

– Когда к нам приходят школьники, я всегда объясняю им: эти дети отца не помнят, – говорит Островская. – Не помнят его голоса, его смеха, не знают его прикосновений. Для них отец – вот эти бумажки… Отцы это тоже знали. В их письмах нет жалоб или просьб. Только четкое понимание, что интеллект, силу духа и чувство собственного достоинства нужно закладывать с детства, и делать это надо, где бы ты ни был.

Неудивительно, что дети пошли по стопам отцов. Старшая дочь полиглота Гордона Ирина переводила Фолкнера и Диккенса. Младшая, Елизавета, умерла, когда Гордон был в лагере (семья скрыла ее смерть, предпочтя в письмах врать, что Елизавета вступила в комсомол и отказалась от отца). Сын коллекционера Левитского Олег стал коллекционером. Дочь метеоролога Вангенгейма Элеонора – известным палеонтологом, доктором минералогических наук.

Никто из отцов из лагерей не вернулся.