Богуславский Г.А. Острова Соловецкие

От редакции / Остров зеркал. Физико-географический обзор Соловецких островов / Северное чудо. Историко-архитектурные памятники Соловецкого кремля / Возраст дороги – четыре столетия / По системе озер / На южный берег / Заяцкие острова / Там, за дамбой, – Муксалма

От редакции

Книга действительного члена Географического общества СССР Г. А. Богуславского – первая общая работа, посвященная Соловецким островам на Белом море – замечательному уголку нашего Севера, имеющему поистине всемирную известность.

На основании обширного исторического и искусствоведческого материала и многочисленных архивных источников в книге на фоне истории б. Соловецкого монастыря как экономического, культурного, военно-оборонного – центра русского Поморья дано подробное описание историко-архитектурных памятников Соловецкого Кремля.

Значительное место уделено рассказу о физико-географических особенностях Соловецких островов, об их геологическом прошлом и климате, об их лесах и сотнях чудесных озер. Большую часть книги составляет описание природных и исторических достопримечательностей, расположенных на различных маршрутах осмотра островов; в основе этих описаний – личные впечатления автора.

К книге приложена краткая библиография о Соловках, которая поможет читателю, желающему более детально изучить некоторые вопросы.

Книга рассчитана на широкий круг читателей – на всех, кто любит родную природу путешествия, кому дороги памятники отечественной старины. И мы надеемся, что каждый, кто прочитает эту книгу, загорится желание приехать на чудесный беломорский остров.

Не откладывайте же этой поездки. Соловецкие острова ждут вас!..

Мне бы очень хотелось, чтобы в будущем здесь, в Соловках, устроился бы грандиозный санаторий для всего севера… здоровье приходит, к человеку в действии, согласованном с его интимнейшей природой… в будущем доктора не станут всех посылать на южные воды и виноград, а в ту природу, в ту среду, где человеку все понятно, близко и мило. вот тогда-то Соловки и сделаются любимейшим островом здоровья для всего севера.

М. Пришвин (1933 г.)

В июне солнце почти не покидает Соловецкого неба. Самый длинный день здесь продолжается 21 час 56 минут – ровно столько же, сколько через полгода, в декабре, тянется самая долгая ночь.

Ни одна картина, какой бы талантливый художник ее ни написал, ни одна самая искусно выполненная фотография, никакие стихи не в состоянии передать неповторимое очарование белых ночей. Прелесть их не столько в красках, хотя они и необыкновенны; сколько в том, чудесном свечении, которое будто излучают все окружающие предметы. Днем они отражают свет, а белой ночью как бы сами становятся источником света, светятся изнутри…

В оранжевые тона, где-то переходящие в густой пунцовый, окрашено небо. Голубовато-болотистым сиянием пронизан воздух. Море отливает жемчугом. Темно-зеленой стеной стоит лес.

«…Часы показывают полночь, но не веришь часам; вокруг – светло, дневная окраска земли не померкла, и в бледно-сером небе – ни одной звезды. Здесь белые ночи еще призрачней, еще более странны, чем в Ленинграде, а небо – выше, дальше от моря и острова… Очень смущает это странное небо – нет в нем ни звезд, ни луны, да кажется, что и неба нет, а сорвалась земля со своего места и неподвижно висит в безграничном, пустынном пространстве».

Так описывал соловецкую белую ночь А. М. Горький, побывавший здесь в июне 1929 года.

В такую ночь невозможно заснуть. Это было бы преступлением перед окружающей тебя великой и щедрой красотой мира. В эти таинственные часы, оставаясь наедине с природой, с особой силой ощущаешь смысл бытия и свое назначение в том многообразии, которое есть жизнь. Ведь человек становится иным, общаясь с тем, что несет отпечаток вечности: с природой, с историей, с великим искусством, воплощающим душу народа.

…Лодка скользит по глади залива. Лишь равномерные и короткие всплески весел нарушают удивительную задумчивую тишину, царящую вокруг. Разве можно поверить, что это море бывает бурным, жестоким, страшным!.. Впрочем, разве не кажется странным и неправдоподобным все, что окружает нас здесь, если вспомнить, что совсем близко, в каких-нибудь полутора сотнях километров, проходит хоть и воображаемая, но очень определенная в своей суровости линия Северного Полярного круга.

И пусть… Пусть это небо бывает иной раз тяжелым и низким, как бы налитым свинцом – все равно оно прекрасно. Пусть это сейчас такое ласковое море бывает вздыбленным, страшным, гибельным – оно прекрасно. И пусть почти на полгода, засыпанные снегом, с замершим лесом, с закованными в ледяную броню озерами Соловецкие острова бывают отрезаны от Большой земли – они несказанно прекрасны!..

Наша лодка пробирается по мелководью залива, осторожно лавирует между высунувшимися из воды или скрытыми под нею камнями – кортами. Но вот и рейд; впереди – открытое пространство. Спокойная поверхность моря – такая спокойная, какой она бывает лишь в тихие вечерние часы, – прочерчена оранжевой солнечной дорожкой. Вглядитесь внимательнее в расстилающуюся до самого горизонта морскую равнину – вы увидите, что она действительно белая. И промелькнет мысль, что, может быть, не только из-за того, что значительную часть года покрыто, оно льдом, названо это море Белым – ведь и цвет его простора тоже бывает белым…

Вот еще несколько лодок показалось: ставят сети на знаменитую соловецкую сельдь. И совсем рядом с лодкой, у самого ее борта, может неожиданно вынырнуть морской заяц и будет с любопытством и почти без страха, даже благосклонно наблюдать за вами; резвится в воде белуха, поблескивая крутой лоснящейся спиной в свете полуночного солнца…

Обернитесь – и вы, завороженный, долго не сможете оторвать взгляда от почти фантастической картины, что откроется вашим глазам: море оторочено густой зеленью леса, подцвеченной оранжевыми отблесками; над лесом над острыми вершинами деревьев поднимаются легкие, прозрачные клубы тумана – это возносится к небу тепло невидимых лесных озер, чистых, как Светлояр, на дне которого покоится легендарный град Китеж… И за береговой полосой угадываются чудеса и красоты соловецкой природы: таежные боры, усеянные валунами, луга и дороги, дикий бурелом и песчаный берег моря, причудливая вязь деревьев и могучие стены Соловецкого Кремля…

«С моря кажется, что земля острова тоже бурно взволнована и застыла в напряженном стремлении поднять леса выше – к небу, к солнцу. А Кремль вблизи встает как постройка сказочных богатырей» (А. М. Горький).

Вот они поднялись над заливом, как бы вырастая из моря – циклопические стены, с которыми связано так много событий и народных легенд. Своеобразный и неповторимый, суровый и величественный силуэт. Розоватый рефлекс полуночного неба на белых плоскостях зданий.

Белое море… Белая полночь… Белые стены зданий…

На Белом море – волны беглые,

Над Белым морем – ночи белые.

Совсем без меры и без дна

Над Белым морем – белизна…

А. Лёвушкин

Пройдет несколько часов – и освещение переменится. Но акварельная чистота и нежная прозрачность тонов – прозрачность почти призрачная – останется. Засияет розовая заря, и разом вспыхнут внизу сотни озер; точно бесчисленные костры.

«Пылают они, пока солнце совсем не зайдет за горы. Вершины леса тоже охвачены этим нежным сиянием. Темное вокруг море горит пурпуром, золотом и лазурью» (М. М. Пришвин).

А потом родится новый день; родится и засияет над всей огромной и прекрасной землей нашей и над небольшим кусочком этой земли – – Соловецкими островами.

Они расположены далеко от столиц. Когда-то у здешней пристани стоял столб, надпись на котором указывала расстояние от Соловков: до Мадрида – 5580 верст, до Рима – 4491 верста, до Венеции – 3900 верст, до Камчатки и Вены, Лондона и Берлина. Но ведь теперь расстояния на нашей планете перестали быть так пугающе огромными, как это было раньше.

Соловецкие острова расположены среди сурового моря, в краю, где сплошной стеной стоят вековые леса, где текут быстрые, порожистые реки, где в лесных чащах притаились дивные озера хрустальной чистоты,– в краю, где издавна живут непуганые птицы и мужественные люди.

У этого края богатая и гордая история. У него интересное настоящее и большое будущее. Вся его жизнь неразрывно связана с подвигом – с подвигом землепроходцев, с подвигом крестьян-сеятелей, с подвигом людей, приручавших суровую природу и боровшихся за независимость этой земли.

Несколько десятилетий назад на Соловках бытовала легенда, что у Преображенского собора под каменным надгробием с полустертой надписью похоронен знаменитый разбойничий атаман Кудеяр – тот самый Кудеяр Тишенков, необыкновенную жизнь и фантастические подвиги которого народная память связывала с серединой XVI века, с эпохой Ивана Грозного; тот Кудеяр, о котором рассказывал странник Ионушка в «Кому на Руси жить хорошо»…

Кудеяр – это легенда. Но Соловки – быль. Быль волнующая, величественная и печальная. Поэзия красоты. Проза труда. Трагедия темницы…

Сейчас Соловецкие острова, воспетые в народных песнях и легендах, в восторженных строках Горького и Пришвина, – место паломничества туристов. Тысячи людей ежегодно приезжают сюда с разных концов нашей страны. И никто не бывает разочарован, ни один не покидает Соловков неудовлетворенным. Слава островов растет от года к году.

Это очень хорошо. И очень естественно. Ведь не случайно стрелка компаса указывает на Север…

Остров зеркал. Физико-географический обзор Соловецких островов

Белое море на первый взгляд может быть отнесено к разряду внутренних морей – лишь узкое горло соединяет его с Ледовитым океаном. На самом же деле, несмотря на то, что своеобразный гидробиологический режим горла и изолирует его до некоторой степени от Северного Ледовитого океана, Белое море относится по своим физико-географическим признакам к арктическому бассейну и представляет собой глубоко врезавшийся в материк океанский залив. Эта глубокая впадина котловинного («ковшового») типа в отдаленные геологические эпохи была покрыта ледником.

Акватория Белого моря простирается от 63°47’ до 68° 40’ – северной широты.

Площадь акватории – около 95 тысяч кв. километров. Море имеет четыре крупных залива: Мезенский на востоке, Двинский и Онежский на юге и Кандалакшский, врезающийся в материк глубокой и узкой полосой, на северо-западе. Берега моря носят названия: Терский, Кандалакшский и Карельский – на северо-западе, Поморский (район от Кеми до Онеги), Летний – на юге Зимний – на востоке. Летний берег мощным, широким языком вдается в море в направлении на северо-запад, к Соловецким островам, отделяя Онежский залив от Двинского.

Хотя в древности Белое море и называлось Студеным, климат его побережья более континентальный, чем, например, климат Мурманского берега. Окружённость сушей, отсутствие холодных течений и господство ветров с океана (юго-западного, западного и северо-западного направлений), несущих теплые воздушные потоки, – таковы основные факторы, смягчающие суровый климат. Достаточно сказать, что температура воды Белого моря на поверхности (вблизи берегов) летом иногда достигает даже 18– 20°. Летом температура воды в южной части Белого моря выше, чем в северной его части. Но остывание воды начинается в южной части раньше, чем в северной, и в середине осени температура воды в обеих частях моря уравнивается. Соленость воды в разных районах Белого моря также различна. В некоторых местах она сравнительно невелика из-за сильного опреснения, в других – достигает значительных величин. Существует заметная разница в солевом режиме поверхностных и глубинных слоев воды, соленость колеблется также в зависимости от близости заливов (здесь больше приток пресных вод), от приливно-отливных течений, ветров. Отмечено, что соленость воды в Белом море тем выше, чем севернее расположен соответствующий участок морского бассейна. Фауна Белого моря, хотя она и беднее других северных морей, исключительно интересна и своеобразна из-за своего смешанного характера: в животном мире Белого моря представлены различные биогеографические группы – наряду с типично арктическими формами здесь имеются и арктически – бореальные и бореальные (тепловодные) формы – в разных районах беломорского бассейна соотношение этих типов фауны различно. Район Соловецких островов представляет в этом отношении очень большой интерес.

Белое море не богато островами. Соловецкие острова – крупнейший архипелаг беломорского бассейна. Они находятся в сравнительно мелководной западной половине моря, при входе в Онежский залив, образуя западный и восточный проходы в него. Соловецкие острова расположены в районе, где господствует сточное течение вод реки Онеги и Онежского залива, идущее от устья Онеги к северу, вдоль Летнего берега, затем огибающее Соловецкие острова с поворотом к востоку, вокруг северо-западной оконечности Летнего берега.

Эта часть Белого моря не только более мелководна, но и более тепловодна, чем другие его районы. В летние месяцы морская вода у Соловецких берегов хорошо нагревается. Еще в 1891 и 1892 годах знаменитый русский ученый Н. М. Книпович проводил систематические исследования температурного режима вблизи Соловецких берегов и установил, что во второй половине июня температура морской воды на глубине до 8,4 метра колебалась между +3,4 и +4,75°, в середине августа – соответственно между 8,4 и 8,9° (на глубине 15 метров 8,3°), а в последней декаде августа на всех глубинах она уравнялась, достигнув 7,6° (на поверхности 8°). Конкретные температурные показания бывают иными, но общий характер температурного режима и его динамика не изменяются.

Соленость воды в районе Соловецких островов весьма значительна, но вообще следует отметить, что гидрологический режим этой части Белого моря подвержен большим колебаниям, зависящим от разнообразных причин. Эти причины оказывают некоторое влияние и на природные условия самих островов.

Соловецкий архипелаг состоит из шести островов, среди которых три сравнительно больших и три малых. Они расположены между 64°57’ (мыс Печак) и 65°12’ (мыс Троицкий на Анзерском острове) северной широты.

Большой Соловецкий остров – самый крупный остров на Белом море. Для сравнения любопытно указать, что его площадь (246,9 квадратных километра) больше площади острова Мальта.

Большой Соловецкий остров по конфигурации своей приближается к. треугольнику. Его южная часть значительно уже северной и оканчивается острым мысом; на западном, восточном и северном берегах – глубоко вдающиеся в территорию острова морские заливы.. Расстояние между наиболее удаленными южной к северной точками острова составляет 24,7 километра, а по линии запад – восток – 15,8.

Площадь Большого Соловецкого острова значительно превосходит остальные пять островов архипелага. Так, остров Анзер в десять раз меньше Большого Соловецкого (24 квадратных километра), площадь острова Большая Муксалма 17,6 квадратных километра, а остальные три острова архипелага вообще малы: Большой Заяцкий – 1,25, Малый Заяцкий – 1,02, Малая Муксалма – 0,57 квадратных километра.

Что нам известно о геологическом прошлом островов Соловецкого архипелага, об их происхождении?

Исследования, проведённые геологами, установили, что Соловецкие острова покоятся на прочном основании гнейсо-гранитных коренных пород, которые, однако, почти нигде не выходят на поверхность. Решающее значение в формировании рельефа и вообще основных черт современного облика Соловецких островов сыграл ледник. Район Соловецкого архипелага (как и все побережье Белого моря и территория современной Карелии) подвергался, как известно, оледенению дважды; между первым (так называемым Днепровским) и вторым (так называемым Валдайским, или Вюрмским) оледенениями пролегал период отступления ледника на север и значительных климатических изменений в районах бывшего интенсивного обледенения. Ледник определил рельеф Соловецких островов, покрыл коренные породы мощным чехлом кристаллических «моренных» отложений, который и скрыл коренные породы. На островах много валунов (это, главным образом, гнейсы, гранитов и сланцев меньше, а осадочных пород совсем мало), иногда валуны эти лежат (в лесах или на склонах холмов) мощными грядами: Среди моренных отложений на Соловецких островах встречаются моренные глины, «бараньи лбы».

Итак, рельеф Соловецких островов сформирован не коренными породами, а ледниковыми отложениями и позднейшими процессами (выветривание, эрозия), в результате которых на островах много песка – продукта механического разрушения кристаллических пород.

Рельеф Соловецких островов довольно неровный, изобилующий небольшими спусками и подъемами, а также многочисленными озерными котловинами. Но значительных возвышенностей нет. На Большом Соловецком острове можно выделить три основных зоны рельефа: центральная часть острова с холмисто-возвышенным ландшафтом и развитой сетью озер; южная часть, представляющая собой впадину, окруженную возвышенностями, заполненную торфяными болотами и полузаросшими озерами; область побережья.

Высшей точкой на Большом Соловецком острове является гора Секирная (абсолютная высота ее – 95,5, относительная – 71 метр). Высшая точка всего архипелага – гора Голгофа на острове Анзер (высота 200 метров). Известный ученый А. А. Иностранцев, проводивший в 1869 – 1870 гг. геологические исследования на севере, утверждал, что как Секирная гора, так и Голгофа образованы ледниковыми наносами, подобными тем, что идут и на большинстве других северных островов в направлении с севера на юг.

Помимо горы Секирной, на Большом Соловецком острове есть еще несколько небольших, по 25 – 60 метров, возвышенностей и хребтов, именуемых здесь «горами». Они тянутся длинными грядами невысоких холмов с пологими краями. Почти все эти «горы» расположены в центральной части острова: на восток от Кремля идут отлогие Хлебные горы (по преданию, когда-то монахи проводили здесь опыты посевов ярового хлеба), на северо-запад от монастыря – Валдайские горы, на север от них, в районе Красного озера, – цепь Сетных, Гремячьих и Волчьих гор. Встречаются заметные возвышения и на пути к Реболде и на северо-западной оконечности острова, вблизи Трещанки. На острове Муксалма, в его юго-восточном углу, возвышается гора Фавор.

Если представить себе общий ритм рельефа Соловецкого острова, то направление всех возвышенностей и озерных котловин в точности совпадет с направлением движения ледника. Ледник двигался с северо-северо-запада на юго-юго-восток (кстати, в этом направлении вытянут и весь остров), оставляя за собою продольные гряды валунов и валунного щебня, и прокладывая идущие в этом же направлении длинные оси большинства озер северной части острова. Позднее ледник несколько изменил направление своего движения, которое в центральной части острова почти совпало с меридиональным, а в южной части вновь несколько сместилось на линию с северо-северо-востока на юго-юго-запад.

Этими изменениями в направлении движения ледника и объясняется разница в положении основных элементов местного рельефа – возвышенностей, низин и озерных котловин.

Почва Соловецких островов характеризуется преобладанием песчанистой основы и недостаточным количеством питательных веществ. Естественных обнажений моренной породы на островах немного, но покрывающий породу почвенный слой незначителен по толщине (20–25 сантиметров, иногда даже 3–7 и почти никогда не более 40–50 сантиметров). На этом тонком почвенном слое – великолепная разнообразная растительность вплоть до могучих таежных лесов. Исследованиями почвоведов определены следующие основные почвенные комплексы на островах Соловецкого архипелага: подзолистые, переходные от подзолистых к полуболотным, полуболотные, переходные от полуболотных к болотным, болотные и торфяники.

Болота занимают значительную часть площади островов (кроме обоих Заяцких островов, где болот нет). Так, они составляют часть общей площади Большого Соловецкого острова и Малой Муксалмы и 1/5 часть площади Анзерского острова (около 630 гектаров) и Большой Муксалмы (около 460 гектаров), где заболочена почти вся восточная часть острова.

На Большом Соловецком острове болота находятся, в основном, в южной (Печакское и Березово – Топское), северо-восточной (Филимоновское и Городокское) и восточной частях острова. Центральная и западная части его почти лишены болот, там, если не считать обширного Куликова болота в западной части острова, есть лишь немногочисленные и мелкие «верховые болота» вблизи некоторых озер (впадины на высоких местах, питающиеся за счет атмосферных осадков). Соловецкие болота как лесные, так и луговые представляют собою, главным образом, озера в позднейшей стадии зарастания.

Торфяные болота сосредоточены в восточной и южной частях Большого Соловецкого острова (у Грязной губы, в районе Большого и Малого Каменных и Большого Торфяного озер по дороге на Муксалму, в районе Лопских озер по Березовской дороге, вблизи мыса Печак и на Большой Муксалме в районе горы Фавор). Запасы торфа на Соловецких островах (по данным рекогносцировки 1924– 1926 гг.) превышают 80 миллионов тонн. Промышленная добыча торфа на Соловках началась в июле 1925 г., но продолжалась недолго и в настоящее время не ведется.

Природные особенности Соловецких островов в значительной степени определяются влиянием моря. Береговая полоса представляет своеобразную физико-географическую зону. Окружность Большого Соловецкого острова не превышает 100–115 километров, но длина его береговой черты приближается к 200 километрам, что свидетельствует о сильной изрезанности берегов, изобилующих мысами, морскими заливами, полуостровами.

Открытая прибрежная полоса тянется по всему периметру островов Соловецкого архипелага. Общая площадь морского побережья сравнительно с площадью островов довольно велика: так, на Анзере она достигает 926 гектаров (27% общей площади острова), на Большой Муксалме – 151, а на Малом Заяцком острове – 40,6 гектара (38% общей площади).

Берега Соловецких островов низменные, сложенные из рыхлых песчано-каменистых пород, усеяны валунами и местами покрыты редким травостоем. Береговая полоса ограничена лесом, который сплошной стеной окружает остров, иногда подходя почти к самой воде, а иногда отступая от нее на 180–200 метров.

Есть предположение, что мели и каменные; луды, идущие от берега в море в некоторых местах на значительные расстояния,– не что иное, как следы бывшего берега острова, размытого и разрушенного на протяжении столетий и отступившего под натиском моря. Не случайно ведь прибрежные глубины по всему периметру островов очень невелики: в западном и восточном направлениях море достигает десятиметровой глубины лишь в одной миле (1853 метра) от берега, а в северном и южном направлениях – в двух милях; дальше глубины увеличиваются и в северном и восточном направлениях за три-четыре мили от берега достигают уже 30–50 метров.

В связи с характеристикой Соловецкого берега следует остановиться на версии о том, что Соловецкие острова постепенно «растут». Еще А. Иностранцев в 1889 году, наблюдая обмеление соловецких бухт и анализируя отметки на гранитной набережной вблизи монастыря, утверждал, что берега острова поднимаются из воды примерно на 120 сантиметров в столетие. В результате исследований, проведенных в 1923–1924 гг. с помощью мареографа, было установлено, что, хотя поднятие берега и имеет место, масштабы этого явления значительно меньше: Соловецкие острова «растут» примерно на 17 сантиметров в столетие…

Очень сильно меняют картину Соловецкого берега приливы и отливы. Дважды в день беломорские воды наступают на берег островов, покрывая значительную часть прибрежной полосы, кое-где подступая почти к самому лесу и оставляя на линии уреза полосу водорослей, которая сплошной лентой вычерчена вдоль всей береговой линии. И дважды в день отлив обнажает не только песок и камни берега, но и тысячи оранжево-красных валунов, лежащих в море вблизи берега. Каждый прилив и отлив продолжается около 6 часов 12 минут (суточный цикл – два прилива и два отлива – равен 24 часам 47 минутам), при этом период малой воды бывает обычно близок к полудню и полуночи. Разница между малой и полной водой в районе Соловецких островов в среднем равна 0,4– 1,8 метра (наибольшая зарегистрированная амплитуда равнялась 0,3– 2,0 метрам).

Энергия приливов и отливов весьма значительна. Постойте во время прилива над воротцами в дамбе, соединяющей Большой Соловецкий остров с островом Муксалма, и вы увидите, как на узком этом пространстве кипит, бушует, стремительно катится беломорская вода. В 1926 году инженер Л. Курчевский выдвинул проект использования энергии приливов и отливов для турбин гидростанции, которую он предлагал соорудить при входе в Глубокую губу (разница между большой и малой водой в этой губе составляет 125 сантиметров, и через пролив Железные ворота, соединяющий губу с морем, во время прилива и отлива проходит до 700 тонн воды в секунду).

Выше уже говорилось о том, что берега Соловецких островов (особенно Большого Соловецкого) сильно изрезаны. Заметно выдаются в море мысы Печак (юг), Березовый (юго-восток), Толстик (юго-запад), Белужий (запад), Переч-Наволок (север), Городок (восток).

Изобилует побережье и морскими заливами – некоторые из них совсем незначительны, почти незаметным полукругом вдаются в линию берега, другие, хоть и невелики по размерам, но глубоко врезаются в берег (Кислая, Грязная, Печакская, Березовая, Нерпичья губы), есть и крупные губы – такие, как Сосновая (на севере), Глубокая (на востоке) и Залив Благополучия, Троицкая и Кирилловская на острове Анзер.

Глубокая губа, соединенная с морем узким проливом Железные ворота, мощно вдается, в территорию Большого Соловецкого острова с востока. Её площадь составляет 12,8 квадратных километра, глубина, оправдывая название губы, местами достигает 150 метров. В Глубокой губе, особенно в южной ее части, много островков, поросших лесом и кустарником; берега ее сильно изрезаны небольшими заливами и мысами.

Важнейшее значение имеет открытый с моря, обладающий великолепным рейдом, почти не подверженным значительному волнению, Залив Благополучия, на берегу которого стоит Соловецкий Кремль. Почти на два километра вдается он в глубину материка, образуя первоклассную гавань (общая площадь гавани составляет более двух квадратных миль – почти семь квадратных километров). Гавань эта защищена от большинства ветров (она доступна лишь западному и юго-западному ветрам), ее глубина на рейде (от 11 до 45 метров между Песьей лудой и Сенными лудами) и в самой гавани (2,1–2,4 метра в южной части, 4,8–5,4 метра в северной части, вплоть до самой пристани – в малую воду), характер ее дна (песок, мелкий камень) позволяют использовать ее для больших судов – недаром она считается лучшей гаванью в этом районе Белого моря.

Береговая полоса Залива Благополучия очень сильно изрезана небольшими губами и мысами (Железная ножка, Ершов кос и другие – всего более 10 мысов), а поверхность его буквально усеяна лудами (небольшие каменистые островки, иногда поросшие кустарником и мелким березняком) и коргами (нагромождения камней, выступающие из воды).

Из островов в Заливе Благополучия следует назвать Парусный и четыре Сенных, а также вытянутые цепью от внешнего рейда в глубину залива острова Песья луда, Воронья луда и Бабья луда. Причудливая форма последнего объясняется тем, что он состоит из нескольких островков (так было еще в 30–40-х годах прошлого века), которые постепенно соединились из-за высыхания узких и мелких проливов между ними. Название острова связано с тем, что раньше (в XVIII и начале XIX века) здесь находилась гостиница для женщин-богомолок, приезжавших на Соловки…

Кроме перечисленных, в Заливе Благополучия есть и меньшие острова – Петропавловский, Крестовый, Игуменский, Белужий, Большой и Малый Топа, Травяной и многочисленные корги (Александровские, Ершовы, Вороньи, Безымянные и т. д.), представляющие серьезные навигационные затруднения: выход из залива даже на малых судах требует большого мастерства.

Необыкновенно красив Залив Благополучия и «в час утра золотой», и в предвечерний час, когда остановившееся над морем Солнце окрашивает берег, воду, островки и корпи, здания на берегу и сам Кремль в нежный розоватый цвет, когда торжествует живая тишина, когда все, что оказывается в поле нашего зрения, приобретает какую-то особую стройность, силуэтную выразительность и поистине художественную законченность. Вода чиста и прозрачна – и видно, как на глубине нескольких метров медленно и плавно колышутся большие листья ламинарии, которой буквально усеяно все дно залива.

Кстати, не только дно залива. Водоросли, этот бесценный дар моря, в огромном количестве растут в районе Соловецких островов. Это одна из самых значительных водорослевых плантаций на Белом море. Жизнетворные соли фосфора и азота, которых немало растворено в беломорской воде, являются источником жизни и развития растений. В общих запасах промысловых водорослей (а они так грандиозны, что, по подсчетам ученых, в советских морях можно ежегодно добывать до десяти миллионов тонн) Белое море занимает очень важное место, В его водах насчитывается до 160 видов водорослей. Они растут на дне, в зоне от берегов до глубин в 40–60 метров. Из этих 160 видов 10 имеют промысловое значение. Среди них наиболее важны красная (глубоководная) анфельция и бурые (растущие на средних глубинах) ламинария и фукус. Все они богато представлены в районе Соловецких островов, где ведется их промысловая добыча и промышленная переработка.

Ламинария, более известная под названием морской капусты, представляет собою крупное растение, состоящее из широкого пластинчатого мясистого листа зеленовато-бурого цвета и многолетнего корнеобразного придатка – ризоида. Фукусы в виде небольших кустиков растут, главным образом, в зоне прилива, вблизи берега, на небольших глубинах. Анфельция, из которой вырабатывается ценнейшее вещество агар, растет в хорошо защищенных, прогреваемых и вентилируемых губах и бухтах с прозрачной водой.

Добыча водорослей ведется с судов. Добытые водоросли высушиваются сначала на открытом воздухе, потом в сушильных печах и подвергаются заводской переработке в порошок.

Применение водорослей и продуктов их переработки необычайно разнообразно. Ламинария – великолепный корм для скота: по количеству кормовых единиц и усвояемого белка она равна сену заливных лугов, но превосходит его по содержанию минеральных веществ. Это и великолепное удобрение: ведь ламинария содержат тот же набор химических элементов (числом 32), что и морская вода (в том числе бром, мышьяк, йод, соли радия, витамины В1 и С и т. д.). А ведь точно такой же набор входит в состав крови и тканей человека.

Перечень тех отраслей, где применяются продукты переработки морских водорослей – агар, йод, абсорбирующий уголь, фукоидин, альгинаты, – поистине огромен. Здесь и изготовление стойкой яркой краски для тканей, и отделка кож, и производство пластмасс, искусственного каучука и непромокаемых тканей, и замечательный смазочный материал для механизмов, и высококачественный клей, и вещества, необходимые для бурения сверхглубоких скважин, и вещества, которые при отделке ими тканей, фетра, кожи придают эластичность, прочность, блеск. Тут и пищевая промышленность (осветление вин, изготовление маргарина, желе и мармеладов, конфет и мороженого), и бактериология, и медицина (приготовление различных экстрактов, эмульсий и производство медикаментов, употребляемых для лечения гипертонии, склерозов, нервных заболевании, анемии, ревматизма и т. д.).

Вот что такое водоросли. Те водоросли, запас которых в наших морях практически неограничен. Те водоросли, которые сотнями тонн добываются у берегов Соловецких островов. Те водоросли, которые источают резкий, немного пряный и очень свежий запах йода, сливающийся с ароматом хвойного леса и придающий Соловецкому воздуху особую живительность.

Близость Полярного круга и Арктической области, конечно, не проходит бесследно для Соловков. Об этом напоминают и отдельные, типично северные по своему виду участки островов, и некоторые особенности соловецкой флоры, и своеобразные черты местного климата.

И все же по облику и по характеру климата Соловецкие острова представляют своеобразный оазис посреди Белого моря и резко отличаются от окружающих их районов беломорского побережья.

М. М. Пришвин, говоря о соловецкой природе, отмечал, что год здесь делится на такие периоды: (июль – август – лето; 1–20 сентября – позднее лето; 20 сентября начинается осень, продолжающаяся до наступления морозных утренников, до 20 октября; потом .идет сравнительно мягкая зима господствующая в течение четырех месяцев; 40 дней падает на «конец зимы», вслед за которым наступает почти двухмесячный период весны Может быть, в чем-то можно и уточнить такую периодизацию, но в основе она, безусловно, верна и, что самое главное, глубоко и тонко отражает особенности местного, именно Соловецкого года, местного климата.

Наличие на Соловецких островах микроклимата отмечено очень давно и не подлежит ни малейшему сомнению. Он сказывается и в относительном запаздывании времен года по температуре сравнительно с другими местностями и в том, что местная весна значительно (в среднем на 5°) холоднее осени; более того, март на Соловках холоднее даже декабря, а в иные годы март вообще самый холодный месяц. Микроклимат сказывается и в мягкости зимы, и в высоком уровне влажности. Все эти черты в том своеобразном, специфическом сочетании, в котором они представлены здесь, и формируют соловецкий микроклимат. Главные факторы, образующие его, – это островное положение Соловков на Белом море и нахождение в сфере интенсивной деятельности циклонов.

С наступлением зимы море, постепенно остывая, отдает суше тепло. Отепляющая роль моря сказывается и в сравнительно высокой (– 9,4 или – 9,6° С) средней температуре января на Соловках. Достаточно сказать, что зимняя (январская) изотерма (– 10°) описывает на Белом море замкнутый круг с центром на Соловках: они теплее всех окружающих районов. С февраля отепляющее влияние моря, к этому времени уже остывшего, уменьшается, и климат принимает более континентальный характер; февраль – самый холодный месяц на Соловках (средняя температура – 11,2° С), однако и в феврале сильные морозы бывают редко, а морозы, приближающиеся к – 30° С, вообще исключительный случай. В апреле– мае остывшее море интенсивно отдает холод, играя по отношению к суше охлаждающую роль; поэтому средняя температура этих месяцев (– 2,1° в апреле и 3,7° С в мае) невысока.

Несколько слов о ледовом режиме моря, играющем роль одного из важных климатообразующих факторов в этом районе. Как известно, Белое море сплошь не замерзает: вокруг всех участков суши (матерый берег, острова, мелкие островки) образуется полоса ледового припая, ширина которой, хотя и зависит от ветров, температурного режима и других причин, но не бывает меньше нескольких километров. Опоясывая все участки суши, припай этот оставляет незамерзшей, свободной ото льда часть моря между этими участками суши; многолетними наблюдениями установлено, что ширина этой полосы воды между материком и островами и в самые суровые зимы не бывала меньше 8– 10 километров.

Сплошная полоса ледового припая окружает зимою и Соловецкие острова. В ноябре замерзают Залив Благополучия и малые бухты, а открытая часть залива и рейд заполнены подвижным льдом. Незамерзающая полоса на море между материковым и островным припаем является причиной того, что на протяжении многих веков Соловецкие острова с ноября по май оказывались совершенно отрезанными от внешнего мира.

Важнейшим фактором, влияющим на соловецкий климат, являются, наряду с Белым морем, циклоны, идущие с Атлантики и систематически проходящие над Соловецкими островами. Выдающийся русский метеоролог академик М. А. Рыкачев отмечал, что центры почти 25% всех циклонов, идущих через Европу с Атлантики, проходят через Соловки, а центры еще 25% циклонов проходят вблизи Соловков. Соловецкие острова оказываются, таким образом, в сфере действия почти половины всех циклонов Европы, образующихся на границе полярного и тропического воздушных потоков. При этом в связи с общим температурным режимом Белого моря и Ледовитого океана центры проходящих через этот район циклонов смещаются в осенние и зимние месяцы к северу, а в весенние и летние месяцы – к югу. Это – еще один фактор, под влиянием которого температура осени и зимы оказывается на Соловках выше, чем на расположенных даже значительно южнее частях материка.

Если зима на Соловках сравнительно мягкая, то летом не бывает большой жары. Средняя температура летних месяцев не очень высока: июнь 7,7° (ниже чем сентябрь, средняя температура которого 8°), июль 12,2, август 11,2°. Так же, как и сильные морозы, сильная жара летом – редкость на Соловках. Наивысшая температура летом почти никогда не превышает 26–27° С. Амплитуда колебаний средней зимней и летней температуры (январь– июль) составляет здесь 21,8°; наибольшая амплитуда (февраль– июль) достигает в среднем 23,4°. Средняя годовая температура на Соловецких островах + 0,5° С. Эта изотерма проходит гораздо южнее Архангельска и прилегающего к Белому морю материкового побережья.

На соловецкий климат значительное влияние оказывают ветры, которые здесь часты (ветреных дней в году бывает в среднем 163) и сравнительно сильны (среднегодовая скорость ветра достигает 6,8 метра в секунду). Однако распределение ветров по направлениям очень своеобразно. Если с марта по июль господствуют северо-восточные ветры, идущие через открытое горло Белого моря, то в остальные месяцы (с августа по январь и частично в феврале) преобладают ветры южного, западного и юго-западного румбов, оказывающие также свое «облагораживающее», утепляющее воздействие на соловецкий климат. От восточных ветров Соловки надежно прикрыты массивом Летнего берега. Влияние ветров особенно чувствуется в прибрежной зоне. Середина острова прикрыта лесами.

Известно несколько случаев, когда на Соловецкие острова неожиданно обрушивались совершенно нетипичные для их климата опустошительные ураганы. Последний такой ураган произошел в ночь на 1 июня 1962 года и достиг огромной силы. Ураган пришел неожиданно, после довольно длительного периода хорошей погоды. Остров буквально сотрясался под жестокими порывами ветра; вместе с ветром на него обрушился мощный снеговой буран. И до сих пор, бродя по лесам, можно нередко увидеть поваленные этим ураганом могучие деревья. Но подобные явления бывают на Соловках не часто…

Среднегодовое атмосферное давление на Соловецких островах составляет 757,1–757,3 (наинизшее в ноябре – 753,4, наивысшее в мае – 760,2). Высокий среднегодовой процент влажности (относительной – 84 и абсолютной – 4,7) связан с островным положением Соловков и влиянием моря, а не с обилием осадков. Наоборот, осадков на Соловках выпадает мало – в среднем 378–380 миллиметров в год (достаточно сказать, что это меньше годового количества осадков, выпадающих в Киеве, Москве, Воронеже, Казани и Алма-Ате). Годовое количество осадков на Соловках ниже всех окрестных районов беломорского побережья – Кеми, Онеги, Архангельска. Максимальное зарегистрированное годовое количество осадков на Соловках было 431 миллиметр, а минимальное – 303. Наибольшее количество, их приходится на сентябрь и октябрь (в среднем 63,9 и 52,8), наименьшее – на апрель (14) и январь (17,3). В летние месяцы количество осадков не превышает 39 миллиметров; в этот период и в начале осени погода на Соловках устойчивая, солнце неделями не покидает неба, дождей не бывает подолгу, и лишь в иной день к вечеру соберутся легкие розоватые облачка, которые вскоре и разойдутся…

Неожиданная в предполярной зоне мягкость и спокойный характер Соловецкого микроклимата – это то, с чем с самых первых шагов своего пребывания на чудесных островах сталкивается любой прибывающий сюда. И это столкновение сулит немало удовольствия от общения с чудесами соловецкой природы – с Соловецкими озерами и лесами…

Соловецкие озера – подлинное чудо. Северная Россия и Карелия богаты озерами – многие древние города и поселения возникли и выросли на их берегах. В десятках народных легенд, песен и былин воспеты эти красавцы. Но даже человек, хорошо знающий Север, не может остаться равнодушным к чарующей красоте соловецких озер. Их величественный покой невозможно передать словами. На небольшом, в сущности, пространстве острова сосредоточены сотни зеркальных озер, и каждое из них чем-то отличается от других, каждое прекрасно по-своему. И тот, кто однажды увидел эти озера, уже никогда не забудет ни их поросших лесом берегов, ни желтых песчаных отмелей, золотящихся на солнце, ни красавцев-каналов, связавших ряд озер в единую систему. Не забыть ни кувшинок, почти сплошь покрывающих тихие заводи, ни раннего утреннего тумана, ни рыбацкого упоения, ни того своеобразного, немного похожего на треск звука, с которым в предвечерний час взлетает над водой выводок диких уток…

Эти озера – как зеркала, которыми усыпан остров.

«Описывать здешние озера, – писал посетивший Соловки в 1872 г. писатель В. И. Немирович-Данченко, – невозможно. Извивы на зеленых берегах, их зеркальные прозрачные воды, их волшебные острова полны такой прелести, что я стоял по целым часам в каком-нибудь безлюдном уголке, не отрывая глаз от этих чудных картин… каждое так и просится на полотно. На .небольшом клочке земли природа развивает перед вами все свои богатства…»

На Соловецких островах нет рек, родников – наперечет (в прибрежной полосе), и почти нет ручьев. Бучейное озеро в северной части острова, вблизи Новой Сосновки, соединено с морем небольшим ручейком; озера Щучье и Карзино, соединенные каналом, имеют сток в море через подпочву. Вот, пожалуй, и все естественные проточные источники.

Но пресной воды на Соловках очень много – и в самой непосредственной близости от моря. Соловецкие озера отличаются необычайным разнообразием по своему положению, очертаниям, площади и глубине, рельефу дна, растительности, населению и т. д. Ознакомление с ними необыкновенно увлекательно.

Озера Соловецких островов в абсолютном своем большинстве (кроме нескольких реликтовых озер, которые представляют собой бывшие морские лагуны, постепенно отделившееся от моря и опреснившиеся) имеют ледниковое происхождение. Они образовались в моренных котловинах, заполнившихся пресной водой. Достаточно взглянуть на карту острова, чтобы убедиться, что направление озер почти всегда совпадает с направлением моренных полос – меридиональным.

Топография озер не остается стабильной, она непрерывно меняется. На месте бывшего большого озера в результате высыхания образуются несколько небольших, разделенных узкими перешейками. В другом месте, наоборот, несколько малых озер соединяются в одно, имеющее вытянутую форму (именно так образовались, например, нынешние озера Валдай, Перт, Данилове, Исаковское). Интенсивно идет процесс заболачивания озер в ряде районов острова – наряду с «чистыми» озерами, имеющими крутые каменистые берега, каменистое дно и прозрачную воду, существуют «зарастающие» с чередующимися по берегу песчаными участками и зарослями камыша и хвоща (к числу их относится Красное). Немало озер, отнесенных к категории «сильно заросших»; у них пологие берега, пышная надводная и подводная прибрежная растительность (таковы Долгое, Биосадское, Лопушки, Лопские, Малое Каменное и др.). Есть, наконец, и «старческие» озера, вступившие уже в конечную стадию зарастания с образованием сфагновой подушки со скудной прибрежной растительностью, характерной для торфяников.

Такова классификация соловецких озер в их сегодняшнем состоянии. Они расположены на острове, на первый взгляд, причудливо – то компактными группами, то вытянутыми цепями, то совсем вразброс. Но в этом живописном беспорядке можно увидеть определенную систему, которой руководствовалась природа. Так, наиболее развитая сеть озер – в центральной части острова, где изрезанный рельеф, холмисто-возвышенный ландшафт. Окраины острова (южная половина, западная часть и северо-восточный угол) почти лишены озер.

Кстати, а сколько озер на Соловках? Вопрос, который задают все и на который, как это ни странно, никто не может ответить с абсолютной точностью. Просто все озера на острове, включая небольшие впадины, заполненные водой, никто никогда не пересчитывал. Да и не такая это простая задача.

Знаменитый русский путешественник XVIII века П. И. Челищев, посетив Соловки, записал, что на острове «по объявлению тамошних жителей до 170 небольших озер…» Вскоре, в 1793 году, А. И. Фомин, автор интереснейшего «Описания Белого моря», касаясь этого вопроса, замечал осторожно, что на карте острова, которую составил «прилежнейший ключарь Кузнецов», указано 177 озер, – но составитель карты некоторых озер еще не знает… Позднее это число 177 указывалось неоднократно; в частности, оно попало и в изданное через 60 лет после книги Фомина официальное «Военно-статистическое обозрение Российской империи.

Соловецкий историк архимандрит Досифей в своем труде_, изданном в 1834 году, говорит, что на острове более 300 озер разной величины, причем «большая половина… по неизвестности названий и по самой трудности исчисления оных, остаются неизвестными». В труде Досифея приведены названия 96 соловецких озер».

Есть источники, в которых говорится, что на острове 360 озер, есть и такие, где число их дается округленно – «до 400», А. А. Захваткин, специально изучавший этот вопрос в 1926 году, указывает, что на острове 492 озера, общая площадь которых составляет 2720 гектаров, то есть равна 12–13% всей площади острова. Впрочем, и относительно общей площади озер на острове существует разнобой: 2720, 2593, 2600, 2763, 2753 гектара. Правда, здесь расхождения не так велики, как с числом озер – можно принять, что общая площадь озер действительно составляет 12–15% всей площади острова.

Названия соловецких озер неоднократно менялись; не совсем просто, например, установить все озера, которые упоминает в своем списке Досифей. А уж пытаться разгадать происхождение некоторых названий – совсем бесполезно: если даже название понятно само по себе, невозможно догадаться, как оно «привязано» к данному озеру. В самом деле, откуда взялись, например, названия озер Перт или Остречье, или Ломинога? Но есть у некоторых соловецких озер названия звучные, поэтические, идущие от тонко подмеченных особенностей этих озер: Светлое Орлово, Благодатное, Красная Зорька, Красулька и многие другие.

Очень различны Соловецкие озера не только по своему виду, по названиям, но и по площади, которую они занимают. Колебания весьма значительны: Красное озеро превышает 2,5 квадратных километра, Остречье – 0,6, Большое Ягодное – 0,73, Березовое – 0,63, Комсомольское – 0,6, Щучье и Ср. Перт – по 0,57 квадратных километра, но есть и множества озер, площадь которых 0,1– 0,2 и даже 0,02– 0,03 квадратных километра.

Также разнообразна и форма озер. Одни – почти круглые, другие – эллипсовидные, третьи – вытянутые; у одних края закруглены, у других изрезаны, у третьих загибаются в виде подковы.

Есть озера с множествам заливов и озера, посреди которых стоят живописные островки (даже Семиостровное). Есть озера, в которые врезаются узкие и длинные мысы, с берегами, причудливо изрезанными мелями, сужениями, губами, бухточками (это отразилось и в названиях: Трегубье, Кривое, Горбатое, Трехлопастное, Крестоватое и др.). И нет двух озер, похожих по форме, по очертанию своих берегов.

Берега большинства озер крутые и заросшие лесом; озеро расположено как бы в глубокой чаше. Часто на берегах встречается моренный материал – песок и камень, иногда группы или целые гряды валунов различных размеров. У зарастающих озер участки берега подболочены. Берега некоторых озер буквально усеяны стволами и пнями поваленных деревьев, обращенных комлями к берегу, – эти деревья подмыты водой или подбиты льдом. На Красном озере множество торчащих из-под воды белых пней – результат изменения уровня озера после включения его в систему.

Чрезвычайно разнообразны уровни, на которых расположены Соловецкие озера, разница здесь достигает 32 метров! Это тем более примечательно, что рельеф острова, как уже сказано выше, лишен резких перепадов и что озера расположены весьма кучно, на небольших расстояниях одно от другого. И, несмотря на это… Расстояние между Красным и Гремячьим озерами всего 85 метров, а разница их уровней достигает 12,8 метра… Между соседними Б. Зеленым и Лапушечным озерами разница превышает 20 метров. При этом высота большинства соловецких озер над уровнем моря очень постоянна. Озер ниже уровня моря на Соловках нет. Наиболее низко (1,5–2 метра) расположены озера, находящиеся неподалеку от моря и имеющие сток в него, хотя высота Святого озера приближается к, восьми метрам над уровнем моря!..

Небезынтересно указать высоты уровней некоторых озер. Самые высокие – Благодатное (36 метров), Светлое Орлово (33,5), Красная Зорька (15), Большое Зеленое (31,3), Большое Тарасове (27), Малое Охочье (23,7), Исаковское (22,1), Большое Торфяное (17,7), Средний Перт, Красное Орлово, Щучье и Валдай (все озера, расположенные на системе, находятся на высоте 16,2 метра), Лопское (2,3)…

Не менее разнообразны и глубины соловецких озер. Они колеблются от 24 до 25 метров (Красное озеро в его юго-западной части) до нескольких десятков сантиметров в ряде озер. Вообще озера, расположенные в северной части острова, глубже. Вот данные о глубинах некоторых из них: Б. Зеленое – 19 метров, Елисееве – 15, Б. Каменное – 14, Долгонькое – 11, Святое – 10,5, Б. Торфяное – 8–10, Биосадовское – Лопское – 3–4 метра.

Дно большинства озер песчаное и песчано-каменистое; кое-где оно заторфовывается. Рельеф дна как бы повторяет рельеф окружающих участков суши: песчаные холмы создают на дне многих озер пересеченный рельеф, продолжающий линии береговых холмов.

Соловецкие озера питаются за счет грунтовых вод и в меньшей степени за счет атмосферных. В большинстве озер (кроме тех немногих, что имеют сток в море) вода расходуется лишь путем испарений, но испарения не очень интенсивны из-за невысокой температуры и значительной влажности воздуха. Весна на Соловках растянута по времени, поэтому снег тает медленно, и поступление в озера воды от тающего снега продолжается до полутора месяцев. Все эти причины обусловливают постоянство как уровней соловецких озер, так и состава их воды. Она бедна минеральными солями – наибольшее количество их, содержащееся в воде, перехватывается нуждающейся в минеральных веществах почвой. Зато в воде соловецких озер содержится очень много хлора (12–21 миллиграмм на литр) и столь большое количество солей кремния и окиси железа, что оно превосходит количество этих солей в воде самых богатых ими среднеевропейских озер.

Окись железа и заторфованные участки берега придают воде некоторых соловецких озер черно-рыжеватый или шоколадный цвет. Цвет воды большинства озер голубой или зеленоватый; прозрачность ее очень значительна: в Б. Зеленом озере – 7,5 метра, в Красном и Комсомольском – 4,5, в Б, Каменном и Валдае – 3, в Биосадском – 2, в Святом озере – 1,5 метра. Зимой прозрачность воды во многих озерах (под прорубью) достигает 7 метров…

Растительный мир соловецких озер довольно богат: специальными исследованиями установлено 19 видов водной и 22 вида береговой флоры.

Большой интерес представляет исследование озер Соловецкого острова с гидробиологической и ихтиологической точек зрения. Эти проблемы имеют не только научное, но и народно – хозяйственное значение: соловецкие озера могут быть использованы для организации здесь масштабных работ по рыборазведению. В 1965 году на Соловках начала работать экспедиция петрозаводских ихтиологов, предпринявшая комплексное изучение соловецких озер – их физико-географических условий, кормовой базы и населения.

В 1925–1926 гг. А. А. Захваткин обследовал по поручению Соловецкого общества краеведения 69 озер. Он обнаружил в них 127 разновидностей планктона и установил, что в соловецких озерах встречаются 13 видов рыб, относящихся к пяти семействам. Среди этих видов искусственно разведенные форель и ряпушка (водились в каналах питьевой системы и в трех-четырех озерах), редко встречающиеся корюшка и карась, очень распространенные окунь, ерш, плотва, щука и налим. Несколько лет назад был сделан удачный опыт разведения карпа в Карасевом озере, отгороженном для этой цели от Исаковского.

…Когда с берега или лодки смотришь на гладь соловецкого озера, трудно представить себе, что под этим кажущимся неподвижным водным покровом идет многообразная жизнь. Она не прекращается ни на минуту – ни в белые ночи, ни долгой зимою, запирающей озера льдом на шесть с лишним месяцев в году. Соловецкие озера замерзают на протяжении довольно продолжительного периода: с середины октября до середины ноября. Освобождаются они ото льда обычно в последней декаде мая – сначала небольшие и лишь в самом конце мая крупные. Под весенним солнцем оживают эти прекрасные и чистые глаза земли, одна из самых драгоценных соловецких достопримечательностей.

Еще в 1856 году в книге «Год на Севере» С. В. Максимов писал: «Местность Соловецкого острова составляет решительный контраст со всеми соседними ей: словно природа огорчилась, истощенная в береговых тундрах и болотах и, собравши последние оставшиеся силы, произвела на острову новый, особенный мир, в котором так всем привольно и так все сродни и знакомо дальнему, заезжему человеку…» Трудно не разделить восхищение путешественника, еще более ста лет назад посетившего Соловки. Каждый из нас переживает то же самое, впервые попав на чудесный остров.

Когда приближаешься к Соловкам с моря, непременно обращаешь внимание на сплошную зеленую стену, вытянувшуюся вдоль всего побережья. Но мы еще не можем представить себе масштабов и очарования того сюрприза, который готовится нам: встречи со своеобразной красотой соловецкой природы.

На Соловках почти нет пустых, не занятых растительностью участков. Леса покрывают большую часть поверхности островов. Площадь, занятая лесом (включая мелколесье), на Большом Соловецком острове составляет 145 квадратных километров (59% общей площади острова), на Анзере – 1375 гектаров (40%), на Большой Муксалме – 65%; больше половины общей площади занимают леса и на обоих Заяцких островах (65% и 55%).

Соловецкий лес защищает остров от ветров и влияет на климат, он служит приютом для животных и птиц, он благоприятствует развитию сельскохозяйственных культур. Поэтому соловецкий лес заслуживает внимательной и любовной охраны. Эта задача ложится не только на местных жителей, но и на всех приезжающих на острова туристов…

В 1880 году ни Соловках работала «Беломорская экскурсия», организованная столичным Обществом естествоиспытателей. Один из участников этой экскурсии, Л. Ценковский, в своем отчете писал: «Мы также привыкли с детства представлять себе Белое море покрытым и среди лета громадными льдинами с качающимися на них медведями, что, очутившись на Соловецких островах, среди березовых и еловых лесов, среди цветущих лугов, в виду синего моря, залитого светом, мы недоумевали, действительно ли находимся в ближайшем соседстве Полярного круга…» И здесь же отмечал, что наземная флора Соловецких островов представляет ничуть не меньший естественнонаучный интерес, чем море.

Богатство соловецкой флоры тем более удивительно, что, как уже отмечалось, почва островов весьма скудна и недостаточно насыщена минеральными солями, климат отличается высокой влажностью, да и необычный световой год (незаходящее солнце летом и темные зимние месяцы) является неприемлемым для ряда видов растений.

И все же количественный видовой состав растительности Соловецких островов достигает 550! При этом есть немало мест, где на небольшой площади представлены десятки разнообразных видов флоры, типичных для разных природных зон. Соловецкие лесные ландшафты в сочетании с озерами и луговыми пейзажами не только очаровательны по красоте, не только очень разнообразны, но и как-то очень привычны жителю средней полосы.

Живописные дороги тянутся золотистой лентой среди леса, обступившего их с обеих сторон. «Часто налево перед вами,– описывал такую дорогу В. И. Немирович-Данченко, – возносится крутая, заросшая гигантским лесом стена, а направо обрывается вниз такая же щетинистая стремнина. Сосны, одна величавее другой, вырастают на каждом повороте дороги…» Дорога пересекает луговины, огибает озера, идет через каменистые гряды и снова углубляется в лес, который только что был прозрачно-светел и радостен, а вот уже стал гуще и темнее – какой-то угрюмый и таинственный… Высоко поднялись могучие вековые деревья; их переплетенные корни часто бывают обнажены, нижние ярусы их ветвей давно оголились от хвои и обросли длинными бородами почернелого мха. Таких лесных патриархов много здесь, и огромные валуны у подножья как бы охраняют их покой. Возраст основной части соловецкого леса приближается к полутора столетиям. Возраст бора, расположенного западнее Савватиева, специалисты определили в 250 лет, а отдельные экземпляры деревьев на островах пережили даже 300-летний юбилей!..

В лесу много бурелома – иные стволы лежат уже многие годы, вросли в землю, почти совсем скрылись в сплошных зарослях черники, брусники, голубики и вороники. 3 конце лета низ леса расцвечивается ягодами, а на обочинах дорог, на небольших лужках, на живописных лесных полянках, у берегов озер еще цветут цветы – и пунцовая нарядность иван-чая соперничает с нежным прекрасным ароматом медуницы. Кстати, и грибов, причем первоклассных, в соловецких лесах бывает изобильно…

В местной флоре преобладает хвойный лес (до 88% всей площади леса, в том числе сосново-еловый – 65, сосновый – 15, еловый – 8%), кустарники, полукустарники и вересковые. Вблизи озер заметен переход от лесной флоры к луговой и от нее – к болотно-водной.

Лес опоясывает остров, тянется по всему периметру берега. Характер его неодинаков. На северо-западном, северном и восточном (южнее Реболды) берегах острова на протяжении более 15 километров протянулась полоса великолепных боров, открытых господствующим ветрам и своей мощью прикрывающих or них середину острова; ширина этого бора местами (например, на северо-западном берегу, между Белужьей и Трещанкой) достигает 800 метров, а общая его площадь приближается к 700 гектарам.

В южной части острова боровых участков почти нет. Лес здесь со значительной примесью лиственных пород, мельче и реже. Вдоль побережья вытянулись приземистые, корявые деревья с мелкой листвой, с искривленными стволами, на которых десятки наростов и утолщений напоминают распухшие суставы… Ритм стволов этих деревьев, бывает иной раз чрезвычайно живописен, и можно в каком-нибудь пустынном участке побережья подолгу наблюдать фантастический «танец» мелкорослых березок.

Чем дальше от берега, тем слабее сказывается влияние ветров – и тем выше, стройнее, гуще и массивнее становится лес. В центральной и северной частях острова встречаются участки великолепного строевого леса (например, у озер Вениаминова, Волчьего, Светлого Орлова, у подножья Гремячьих гор и т. д.). Даже в южной части острова, недалеко от мыса Печак, на некотором удалении от берега разрослась на обширном песчаном плато сосновая роща.

На долю смешанного и лиственного леса приходится всего 9– 10% общей площади леса. Это – чисто березовый лес, встречающийся на различных участках берега, особенно в южной части острова, участки смешанного леса вдоль береговой полосы (например, от мыса Толстик на юг, до Кремля) и на местах вырубки в центральной части острова. Лиственный характер носит и подлесок сосново-елового леса, где встречаются также небольшие участки смешанного леса или – среди хвойного леса – отдельные мощные экземпляры лиственных пород. Из лиственных пород на Соловках встречаются береза (имеются отдельные экземпляры карельской березы – об этом писал еще архимандрит Досифей в своем «Описании» монастыря), осина, ольха, рябина, ива. В различных участках острова встречаются посаженные руками человека кедр (на хуторе Горка, в Савватиево, у Биосада), пихта, лиственница, тополь, клен, черемуха, сирень. Хотя численность этих видов и невелика и считать их типичными представителями соловецкой флоры нельзя, необходимо отметить, что все эти породы отлично приспособились к местным условиям.

Брусника, черника, голубика, морошка растут в лесах, у озер на болотах острова в огромных количествах. В зените лета, когда ночи начинают темнеть и идет общий очень дружный и интенсивный рост всех растений, в соловецких лесах расстилается сплошной ковер цветущего вереска. Скромное по виду, непритязательное растение это покрывается мельчайшими цветочками нежно-фиолетового тона, и трудно найти что-нибудь прекраснее и благороднее той цветовой гармонии, которая господствует в зеленом лесу в период этого цветения…

Цветов на Соловках очень много. Иван-чай и медуница, ромашка и поповник, росянка, пожирающая насекомых, колокольчик, кошачья лапка, одуванчик, лютик, звездчатый горошек, незабудка, фиалка, львиный зев, золотарник, полевая рябинка, кипрей, таволга… Некоторые места на островах покрыты сплошным цветочным ковром.

Луга на Соловках занимают площадь свыше двух тысяч гектаров, Это в большинстве искусственные луга, созданные в результате обширных осушительных работ, дренирования значительных площадей. Здесь растут клевер и вика, мятлик, овсяница, лисохвост и другие виды трав и множество цветов. Качество трав на соловецких лугах первоклассное. Хотите убедиться в этом – походите по обширным лугам в районе Исаковского озера – там, где сочная трава достигает человеческого роста, где стоит густой и терпкий аромат…

Помимо лесной и луговой растительных зон есть на островах и зона болот. На заболоченных участках представлено около десятка различных видов флоры, самые распространенные среди которых – мох-сфагнум, вереск, пушица, багульник, клюква, морошка,

Хотя флора Соловецких островов и не отличается какими-либо экзотическими, редкими видами или необычайными достопримечательностями, ее главная особенность, ее прелесть заключается именно в этой обыкновенности – в том, что у самого Полярного круга житель Москвы и Минска Ленинграда и Саратова с удивлением и восторгом обнаруживает природу разнообразную, богатую и очень привычную, очень-очень родную…

Животный мир Соловецких островов не отличается ни многочисленностью, ни разнообразием. Хищных зверей нет, пресмыкающиеся представлены лишь мелкой породой ящериц, земноводные – остромордой лягушкой; ядовитых змей никто никогда на островах не встречал. К Соловкам вполне применима распространенная на севере шутка о том, что единственный хищный зверь здесь – комар. Комаров, действительно, множество, особенно в лесной и озерной центральной и северной частях острова; свободна от них только береговая полоса (включая район Кремля), откуда они прогоняются ветром.

В течение многих десятилетий на островах была запрещена охота, и здесь свободно жили и плодились водоплавающие птицы, тетерева и куропатки, знаменитые соловецкие чайки; в лесах во множестве водились белки, встречались лисицы, зайцы. Еще с середины XVI века монахи разводили на островах (в диком виде) лапландских оленей, стадо которых в 1917 году насчитывало около 300 голов; их отстреливали по 50–100 в год, употребляя кожу на изготовление обуви.

В одной из газетных корреспонденции, напечатанных в 1903 году, можно прочитать: «при проезде по лесным дорогам острова встречаешь массу дичи. Иногда спокойно перейдет вам дорогу дикий олень, посмотрит на человека и пойдет себе дальше… Мы видели дикую лисицу, прибежавшую из леса. Преспокойно взяла она из рук человека кусок сахара и на наших глазах опять, не спеша, ушла в лес…»

Позднее, в 20–50-е годы сохранению соловецкой фауны не уделялось достаточного внимания, и ей был нанесен значительный ущерб. В последние годы здесь ведется работа по восстановлению животного мира. Возглавляют ее местные организации, в частности Соловецкое отделение охотничьего общества. Сроки и правила охоты на Соловках неукоснительно соблюдаются. На остров завезено и выпущено на волю стадо оленей, значительно больше стало за последние годы и птицы.

Орнитофауна Соловецкого архипелага богата. Не следует забывать, что через Онежский залив и через Соловки проходит один из главных путей миграции перелетных птиц. Большие губы Соловецкого острова – Глубокая, Сосновая с их островами являются в период перелетов участками массового гнездования.

Еще в 1834 году в труде архимандрита Досифея о Соловецком монастыре перечислялись виды птиц, которые встречались на островах: орлы и ястребы, глухари, тетерева и куропатки, лебеди, журавли, гуси, гагары, утки, зяблики, малиновки, воробьи. Особое внимание уделялось крупным соловецким чайкам, которые тысячами жили в районе монастыря. Они «не перестают кричать ни днем, ни ночью. При появлении орла вдруг поднимаются на воздух с сильным криком и не страшатся сего царя птиц даже преследовать…» Без подробных описаний этих чаек не обходилось ни одно сочинение о Соловках. К сожалению, в сравнительно недавнее время птицы эти, считавшиеся одной из достопримечательностей местной природы, были полностью истреблены.

Количество видов птиц, встречающихся на Соловках, значительно. Г. Ф. Гебель, исследовавший этот вопрос еще в 1879 году, обнаружил здесь 83 вида, из которых 7 были встречены им только на Соловецких островах.

В первые годы Советской власти на Соловецкой биостанции велось систематическое изучение местной орнитофауны. Сотрудник музея П. А. Кременер составил в 1927 году список, насчитывавший 64 вида птиц, встреченных на Соловецких островах; но список этот был вскоре значительно дополнен Г. И. Поляковым, в 1929 году указавшим уже 105 видов, которые он разделил на шесть групп: оседлые (живущие весь год)– 25 видов; летующие (живущие лишь летом, а на зиму улетающие) – 55 видов; зимующие (прилетающие лишь на зиму – их представляет лишь один вид, оляпка); кочующие (появляющиеся нерегулярно) – 10 видов, в том числе клест-сосновик, синица, свиристель, неясыть; пролетные – 5 видов и залетные (появляющиеся от случая к случаю) – 8 видов, и среди них грач, галка, сорока, скворец, чибис, перепел, жаворонок…

Г. Поляков перечисляет также основные факторы, под влиянием которых сложилась соловецкая фауна. Это, во-первых, островное положение Соловков, во-вторых, близость материка, в-третьих, влияние моря на весь физико-географический облик Соловков и в связи с этим на их фауну и, наконец, особенность географического положения островов на границе тундровой и таежной полос, благодаря чему в соловецкой природе сочетаются виды, свойственные обеим этим зонам…

Все признаки соловецкой природы убеждают в исключительном и многогранном своеобразии этого уголка. Море у соловецких берегов с кипучей жизнью, идущей в его водах, и сами эти берега, соловецкие озера, соловецкий лес с его млекопитающим и пернатым населением – все это непременно должно было давно уже привлечь внимание ученых.

Так оно в действительности и было. История изучения Соловецких островов и прилегающего к ним района Белого моря представляет собою яркую страницу истории отечественной науки; к изучению Соловков в большей степени восходят дальнейшие блестящие успехи русских и советских ученых в научном освоении арктического и приполярного районов.

Один из первых случаев, когда Соловецкие острова оказываются отмеченными на географической карте и входят в географическую номенклатуру, – это морская карта, изображающая весь северный берег России до карта Новой Земли. Одна из первых печатных карт, изображающих и наш Север, Она была выполнена в конце XVI – начале XVII века в Амстердаме и включена в изданный голландским ученым Ван-Кейленом атлас. Это было время, когда Соловецкий монастырь уже стал крупнейшим центром русского Поморья. Реки Онеги на карте нет, Онежский залив изображен в виде широкой заводи; вблизи реки Золотицы на карте отмечены три островка, названные Соловками…

В знаменитом русском географическом описании, составленном в XVII веке, так называемой «Книге большого чертежа», Соловки упоминаются лишь однажды. «А против Ковды от моря Соловецкого монастыря 100 верст гора. А от Сумского острога морем до соловецких чудотворцев 110 верст…»

В XVIII веке предпринимается несколько попыток осуществить гидрографическую съемку Соловков и прилегающего к ним района Белого моря. Есть предположение, что одна из ранних карт была сделана для Петра I перед его морским походом по Белому морю и к Соловкам в 1702 году.

В 1777 году лейтенант Пусторжевцев на транспорте «Бар» описал западную часть Белого моря с островами Сосновец, Жижгин и Соловки. Это неполное и во многом несовершенное описание было, однако, первым русским описанием Терского и Поморского берегов Белого моря.

Подробная географическая съемка самих Соловецких островов была, по-видимому, впервые предпринята в 1789 году «советником Олонецкого правления Арсеньевым». Результатом этой съемки, связанной, вероятнее всего, с задачами обороны Соловецких островов во время происходившей тогда русско-шведской войны, были «План Соловецкого монастыря с окружными выстройками и частями озер и гавани» и Ландкарта

Копия этой давно утраченной карты, выполненная в красках в 1729 году геодезистами Красильмиковым, Ханыковым и Герасимовым, хранилась в б. архиве Гидрографического департамента, но, к сожалению, до нас не дошла.

План этот воспроизведён в книге А. И. Фомина «Описание Белого моря с его берегами и островками» (СПБ., 1797 г.) и в ряде рукописных источников (например, в рукописи «Об острове Соловецком с чертежами, 1790 г.» – ГБЛ. Отдел рукописей, ф. 178, д. № 4302, план № 3).

Соловецких островов», дошедшая до нас в нескольких рукописных копиях, хранящихся в архивах , и в несколько упрощенном гравированном воспроизведении, сделанном Л. Зубковым в 1802 году.

В конце XVIII и начале XIX века съемки Соловецких островов и прилегающего района Белого моря делались неоднократно (острова описывались в 1797 и в 1801 году; в 1800 году лейтенант Бабаев и штурман Спиридонов проводили здесь гидрографическую съемку и описание; в 1806 году под руководством Л. И. Голенищева – Кутузова было осуществлено издание первой полной карты Белого моря). В ходе крупнейшего научного гидрографического описания Белого моря под руководством М. Ф. Рейнеке, было предпринято обследование и описание Анзерского острова (Нелидовым в 1829 году) и Соловецкого острова (Пахтусовым в 1831 году).

Таковы некоторые страницы географического изучения Соловецкого архипелага. Еще более значительные и яркие страницы связаны с изучением природы Соловков и прилегающего к ним района Белого моря.

А. А. Захваткин, известный биолог, немало сделавший для изучения Соловецких островов в 1920-е годы, писал: «Остров Соловки… занимая почти центральное положение на Белом море, дает неограниченные возможности изучения как тепловодной области Белого моря – Онежской губы, так и холодноводной – центральной котловины и Кандалакшской губы. Громадная по протяжению береговая линия острова с рядом мысков, заливчиков и полуостровков дает крайне разнообразную как по грунту, так и по рельефу литораль. Наконец на Соловецком острове имеется единственный в своем роде морской залив – Глубокая губа с его холодноводной зоной и арктической фауной на глубинах 12– 14 метров».

Эти достоинства Соловецких островов как объекта гидрологических и биологических исследований были оценены учеными давно. Исследования Белого моря начинаются с экспедиции К. М. Бэра (1837 год), не затронувшей, однако, Соловки. В 1869 году здесь работала направленная Петербургским обществом естествоиспытателей экспедиция А. Иностранцева, А. Иверсена и Ф. Яжинского; хотя эта экспедиция также не затронула Соловков, но ее работы стали исходной точкой всех дальнейших зоологических исследований на Белом море. В 1870 году важные исследования провела экспедиция морского министерства на корвете «Варяг» и клипере «Жемчуг», возглавленная В. Н. Ульяниным.

Первой научной экспедицией, работавшей непосредственно в районе Соловецких островов, была так называемая Беломорская экспедиция 1876 года, организованная Обществом естествоиспытателей Петербургского университета и возглавленная проф. Н. П. Вагнером. Кроме него, в ее состав входили А. В. Григорьев, К. С. Мережковский и студент Андреев. Опыт этой экспедиции, повторенной в 1877 году, убедил в чрезвычайной научной ценности материалов, которые можно получить в данном районе. С этого времени Н. Вагнер и начал вести подготовку к созданию научной биологической станции на Соловках, которые «как бы самой природой предназначены для размещения здесь такой станции».

В 1879 году широкие исследования орнитофауны Соловецких островов проводил Г. Ф. Гебель, а в 1880 году VI съезд русских естествоиспытателей и врачей поставил вопрос об организации комплексной Беломорской экспедиции.

1880 год – год, когда решился вопрос об организации на Соловецких островах первой биологической станции на Белом море. Первоначально монастырский настоятель предложил для этой цели домик в Реболде, но Н. П. Вагнер продолжал добиваться своего, говоря, что станция эта будет не только вести научные исследования, но и заниматься искусственным рыборазведением. Наконец было получено разрешение синода на размещение биостанции в верхнем этаже так называемой «Сельдяной избы» – деревянного здания с мезонином, поныне сохранившегося у монастырской пристани, издавна именовавшейся Сельдяной.

Станция получила 8 комнат второго этажа и мезонин, лодку, двух гребцов от монастыря и 1000 рублей от министерства просвещения на приобретение лабораторного оборудования и научной литературы. С 1882 года на Соловецкой биостанции началась систематическая научная работа, проводившаяся ежегодно с весны до осени. Помимо видных ученых, руководивших исследованиями, здесь работало по 5– 6 студентов Петербургского университета, а иногда и из других городов.

Первоначально станция испытывала значительные трудности, связанные, главным образом, с недостатком средств, с отсутствием лаборатории и т. д. Лишь с 1890 года она стала получать от Петербургского университета по 500 рублей в год, а с 1895 года – по 1500 рублей. Несмотря на эти затруднения и малочисленность научного штата, на Соловецкой биостанции была выполнена серия замечательных исследований по флоре и фауне Белого моря – исследований, доныне не утративших своего значения. На Соловецкой биологической станции трудилась целая плеяда ученых, имена которых впоследствии стали украшением русской науки: Н. М. Книпович, А. А. Бируля, В. М. Шимкевич, К. К. Сент-Илер, А. Шидловский, А. К. Линко, К. М. Дерюгин, П. Ю. Шмидт.

Тематика исследований, выполненных на биостанции за 17 лет ее существования, очень обширна и разнообразна. Н. Вагнер изучал морских беспозвоночных, этим же занимался и А. Бируля, который исследовал 15 арктических видов медуз, обитающих в соловецких водах. Д. Педашенко обобщил материал о беломорской фауне в районе Соловецких островов – он насчитал здесь 685 видов. А. Линко изучал пресноводную фауну в 23 внутренних соловецких озерах. Были собраны богатые научные коллекции, часть которых доныне сохранилась, например, в Зоологическом музее Академии наук СССР в Ленинграде.

Особое значение имели выполненные на Соловецкой биостанции работы Н. М. Книповича, в которых дана общая характеристика беломорской флоры и фауны и условий ее обитания. Им получены целостные данные о вертикальном (по глубинам) распределении животных в Белом море и сформулированы положения о зоогеографических зонах Белого моря. Н. Книпович работал на Соловецкой биостанции в 1887 и с 1890 по 1892 год, исследуя состав и распределение морской фауны в этом районе. Он писал, что фауна Белого моря и особенно Соловецких островов «заслуживает самого тщательного изучения как по своему богатству сравнительно с фауной Балтийского и Черного морей, так и по обилию весьма интересных форм». Исследуя морскую фауну в разных частях соловецких вод, Книпович установил, что район северного и северо-западного берегов острова отличается чрезвычайной фаунистической бедностью, зато восточный берег, в частности Анзерский пролив (может быть, из-за быстрого течения), – район, где сосредоточена богатая фауна, в составе которой есть очень редкие виды. Особый интерес представляют проведенные Н. Книповичем в 1892 году тщательные исследования фауны Глубокой губы, в водах которой при резко выраженной общей арктической окраске фауны встречаются виды, типичные для более южных морей. Книповмч утверждал, что Глубокая губа «представляет один из зоогеографических курьезов, и ближайшее изучение характера и распределения ее фауны в связи с физико-географическими условиями составляет… весьма интересную задачу».

Соловецкая биостанция внесла значительный вклад в развитие отечественной науки о море: выполненные здесь исследования до сих пор лежат в основе наших знаний о жизни Белого моря, которое ныне является наиболее изученным морем земного шара.

Следует также отметить, что еще в 1885 году по ходатайству Главной физической обсерватории на Соловках была открыта метеостанция.

В конце прошлого столетия, когда на станции развернулись научные исследования широкого масштаба, новый монастырский настоятель Иоанникий, которому не по душе было близкое соседство научного учреждения, обратился в синод с просьбой ликвидировать биостанцию, так как ее сотрудники не посещают церковь и «вообще все изучили и никаких новых разновидностей больше не открывают…» (!) Прихоть невежественного архимандрита была удовлетворена. Биостанцию в 1899 году перевели в поселок Александровск, на Кольском полуострове (ныне город Полярный). В 1932 году она была переведена в Мурманск и преобразована в Полярный институт.

В широком плане научные исследования на Соловках были возобновлены после Октябрьской революции, в 20-е годы.

И сегодня, когда мы подходим с моря к Соловецкой пристани и нашему взору открывается на фоне Кремля стоящий у самой воды двухэтажный дом с мезонином, мы неизменно вспоминаем, что в этом доме 80 с лишним лет назад возникло научное учреждение, ставшее первенцем отечественной науки о северных морях.

Таковы некоторые факты из истории изучения Соловецких островов.

И еще одного вопроса необходимо коснуться, прежде чем завершить общий очерк Соловецких островов.

Близлежащие к Соловкам районы Поморья были населены еще в древние времена, в период каменного века. Об этом неоспоримо свидетельствуют результаты начавшихся еще в 1870-х годах (сначала несистематических, единичных) археологических исследований Беломорского побережья. Сандберг и Зенгер обнаружили в районе с. Золотицы неолитическую стоянку, где сохранились каменные стрелы, тщательно обработанные примитивные кремневые фигурки зверя, рыбы, человека и т. д. Несколько подобных стоянок с каменными стрелами, наконечниками копий и орнаментированными гончарными изделиями обнаружил на Летнем берегу К. Рево (в Неночсе, Яренге, Лопшеньге). Интересные археологические данные были получены А. Марковым и А. Масловым, коллекции которых хранятся в Государственном Историческом музее в Москве.

Итоги археологического изучения этого района к началу XX века были подведены замечательным русским археологом В. А. Городцовым в изданной им в 1901 году работе «О доисторических стоянках побережья Белого моря». Анализируя имеющиеся данные, Тородцов приходит к выводу, что эти стоянки, бывшие самыми отдаленными очагами древней культуры на севере нашей страны, обнаруживают немало сходных черт с неолитической культурой средней России и Вятско-Камского края.

Соловецкие острова находились в непосредственной близости к этому району, в частности к Летнему берегу, и нет никаких оснований сомневаться в том, что они примыкают к тому же культурному пласту. Но с другой стороны, с запада, в столь же непосредственной близости от Соловков были территории, где в древности обитали различные племена (в основном финны карело-вепского типа и древние пермяки). Соловецкие острова находились в сфере частых и сложных передвижений этих племен, происходивших вплоть до русского заселения этого края.

На Соловках научных археологических исследований не проводилось. Однако на островах (на Большом Соловецком, в районе Кислой губы, на Анзерском – у его восточной оконечности, вблизи мыса Калгуев и на Большом Заяцком) сохранились своеобразные сооружения – лабиринты, выложенные на земле из небольших камней округлой формы и имеющие иногда очень сложную конфигурацию. Подобные памятники древней культуры обнаружены в разных пунктах Поморья: у с. Умбы, в устьях рек Верзуги, Кеми, Поноя, у поселка Кереть (любопытно, что впоследствии все эти места входили в состав владений Соловецкого монастыря); встречаются они и на берегах Баренцева, Норвежского и Балтийского морей. При всем многообразии форм и планов древние лабиринты всегда расположены вблизи моря – у рыбных тоней, на островах и полуостровах, в устьях рек; любопытно, что вход в них всегда со стороны материка. В течение столетия археологами, изучавшими северные лабиринты, было высказано немало догадок. Большинство ученых склоняется к мысли, что лабиринты связаны с религиозными верованиями древнего человека (может быть, с астральным культом), другие видят в них ритуальное, обрядовое назначение (например, для испытания человека) или могильные знаки над погребениями. Сравнительно недавно советский археолог Н. Турина предложила считать лабиринты планами сложных орудий рыбной ловли, которые древний обитатель этих краев сперва изображал на земле, для наглядности (попутно наделяя эти изображения магической силой), а потом переносил «на натуру» – в море Вопрос о лабиринтах доныне не получил окончательного научного разрешения. Однако наличие этих загадочных древних сооружений на Соловецких островах указывает на тесную связь еще в древности этих островов с окружающими районами побережья и на единство их древних исторических судеб.

Это отразилось и в местных названиях. Мы, к сожалению, не можем с уверенностью сказать о первоначальном происхождении этих названий и проследить их постепенное изменение и приспособление к новым условиям, к новой языковой среде. Как ни соблазнительно связывать по созвучию название «Соловки» с «солью» или «соловьями», такое объяснение нельзя истолковать иначе как курьез: соль на Соловках не вываривалась, а соловьев здесь тем более не бывало…

Вероятнее всего в соловецких названиях запечатлелся топонимический пласт прибалтийских народов. Первоначальные названия постепенно изменялись, иногда приобретая черты внешнего сходства с русскими названиями. Ведь есть среди названий бесспорно угро-финского происхождения СОЛОсора, есть и МУКсора, корни которых напоминают «Соловки» и «Муксалму» (а слово «салма» и в современном финском и карельском языках означает пролив)…

Чем меньше определенных данных о топонимике, тем больший простор открывается для соблазнительных аналогий и хитроумных гипотез. Но они не решают вопроса. Происхождение многих местных названий, хотя некоторые и очень знакомо и привычно звучат для нашего уха, пока остается неясным»

Северное чудо. Историко-архитектурные памятники Соловецкого кремля

Уже на западе восточными лучами

Открылся, освещен, с высокими верхами

Пречудных стен округ из диких камней град…

Так описывал М. В. Ломоносов в поэме «Петр Великий» то впечатление, которое производит с моря Соловецкий Кремль.

Стиль торжественной оды вполне подходит для изображения этой картины. Даже люди, много слышавшие о величии Соловецкого Кремля, подготовленные к встрече с ним, – и те не могут удержаться от удивленного восхищения в момент этой встречи. «Великолепие Соловецкого монастыря, – писал еще в 1828 году один из русских путешественников, – достаточно, чтобы поразить глаза видевшего много хорошего на свете. Далеко в море выказываются его грозные башни и стены, сделанные из огромных гранитных камней…»

Древних могучих крепостей, многие из которых мы называем кремлями, на русской земле немало. У каждой из них – свой неповторимый облик, свои индивидуальные особенности, свое природное окружение. Но и среди них Соловецкий Кремль занимает особое место: своим расположением на самом морском берегу, всем своим видом – видом неприступной крепости, сложенной из громадных блоков дикого камня, лишенного облицовки. Даже нам, людям середины XX века, искушенным в технике и видевшим немало чудес современного строительного искусства, трудно поверить, что стены эти выложены человеческими руками, – такой стихийной мощью и в то же время таким величавым спокойствием веет от них.

Никто не может остаться равнодушным перед этим циклопическим сооружением, возраст которого приближается к четырем столетиям.

Соловецкий Кремль расположен на узком перешейке между Заливом Благополучия и Святым озером, подступающим к самой его восточной стене. Это большое озеро, необычайно красивое, с чистой, удивительно прозрачной водой. Оно замыкает «питьевую систему» соловецких озер.

Существует мнение, что Святое озеро – искусственного происхождения, что это котлован, образовавшийся в результате выборки грунта для сооружения земляных насыпей при строительстве соборов и стен Кремля. Значительная доля вероятности в подобной версии есть. Хотя мы и не располагаем по этому поводу никакими точными данными, но не подлежит сомнению, что кладка кремлевских соборов (и тем более стен) не могла производиться с обычных деревянных лесов: слишком большим был вес каменных блоков. По-видимому, при строительстве использовался известный издревле способ устройства пологих земляных насыпей, по которым камень для строительства накатывался при помощи воротов вверх и потом с вершины этой насыпи укладывался на предназначенное ему место.

Но видеть в Святом озере лишь котлован, образовавшийся в результате подсобных работ по строительству Кремля, вряд ли правильно. В составленной в 1766 году описи дел монастырского архива указывается грамота 1568 года (позднее утраченная), в которой Филипп Колычев, уже будучи московским митрополитом, обращался к соловецкому игумену и говорил о продолжении «копания пруда у стен монастыря». Речь, несомненно, шла о Святом озере.

Нам думается, что происхождение озера связано, главным образом, с осуществлением грандиозного гидротехнического строительства, предпринятого Филиппом: соединением 52 соловецких озер в единую систему. Святое озеро создавалось как конечный пункт этой системы, как неисчерпаемый резервуар пресной воды, находящийся у самых стен монастыря,– ведь проблема снабжения монастыря пресной водой, учитывая его расположение на морском берегу, приобретала первостепенное значение. Впоследствии озеро могло быть расширено за счет выборки грунта.

Но, решив проблему снабжения Святого озера водой из объединенных «питьевой системой» внутренних озер острова, необходимо было решить и другую задачу: обеспечить систематический сток воды из озера в море. Самым простым и надежным способом было устройство сточных каналов – тем более, что уровень Святого озера превышает уровень моря почти на 8 метров. И вот появились два сточных канала: один из них, выложенный камнем, проходит под кремлевской стеной немного южнее ныне заделанных Архангельских ворот, поворачивает отсюда к зданию мельницы и потом выводится за стену почти рядом со зданием сушила (до сих пор у мельницы отлично слышен шум текущей воды, несущийся из глубины этого здания). Другой канал проходит вблизи южной стены монастыря, вне его территории; на этом канале стоял монастырский лесопильный завод (построенный в 1813 г.). Из подземного канала вода раньше поступала в открытый канал, проложенный от моря вдоль юго-западной стены монастыря; в XIX веке его засыпали и проложили на поверхности железную трубу квадратного сечения, по которой озерная вода, стекая, поступала на электростанцию (ее старое здание сохранилось) и, отработав на вращении турбины, сливалась в море в районе дока.

В жизни Соловецкого Кремля Святое озеро играло всегда большую роль. Оно связано с ним неразрывно и не было только пейзажным фоном, на котором ансамбль Кремля с восточной стороны воспринимается как сказочная постройка, вырастающая из всей окружающей природы.

Удивительно многолик Соловецкий Кремль. Всего несколько шагов – и он предстает перед вами совсем по-новому. Необыкновенное умение древнерусских зодчих (к сожалению, в большой степени утраченное в современной архитектуре) – умение вплетать архитектуру в окружающий пейзаж, превращать сооружение в органическую часть пейзажа, не спорящую с ним, – воплотилось в этой постройке с огромной силой. Среди суши, на берегу небольшой реки такое сооружение не могло бы стоять: оно неизбежно производило бы впечатление чего-то искусственного, чужеродного. Его место – у морского простора. Большинство древних русских кремлей сооружалось на естественных возвышениях, на холмах; Соловецкий Кремль стоит на ровном месте – но с каким совершенством решена в нем проблема силуэта, как пропорционален он и по вертикали, и по горизонтали! Уроки пластики, архитектурного ритма, которые он дает, настолько многообразны и многозначительны, что вряд ли будут когда-нибудь исчерпаны до конца…

Около пяти гектаров составляет площадь Соловецкого Кремля. Она ограждена стенами, имеющими вид пятиугольника, вытянутого с севера на юг. К западной стене подступает море, к восточной – озеро; лишь северная и южные стены оказываются открытыми с суши.

…Первая ограда вокруг монастыря была сооружена в 1489 году, через полстолетия после возникновения самого монастыря. Судя по сохранившимся описаниям деревянных острогов, что сооружались вокруг монастырских «городков» на поморском берегу, можно предположить, что это были бревенчатые стены с ходом по верху и с высокими бревенчатыми башнями по углам. Мы не знаем, до какого времени просуществовали эти первые стены, какова была их судьба во время крупных пожаров, бушевавших в монастыре. Известно лишь, что такие стены ограждали Соловецкий монастырь на протяжении почти столетия…

Последние десятилетия XVI века – время, когда Соловецкий монастырь, уже прочно занявший центральное положение в экономической и культурной жизни всего русского Поморья, становится и центром обороны всего этого обширного района от участившихся иноземных набегов. В связи с этим особое значение приобретают вопросы организации обороны Поморья – центральная власть считала, что функцию эту должен взять на себя в основном монастырь, а за собой оставляла некоторое содействие ему войсками и оружием.

В 1571 году в открытом море («на голомяни»), вблизи Соловков, появились шведские корабли, намеревавшиеся напасть на монастырь. Нападение не состоялось, а вскоре из Москвы прибыл специально посланный царем Семен Лупандин «для учинения поиска над вышепомянутыми кораблями».

В дальнейшем подобные тревоги участились; не проходило и года, чтобы в Поморье, на территории, которой владел монастырь, не появлялись неприятельские отряды; обстановка становилось все более напряженной .

В 1578 году для организации обороны этого района в монастырь был специально по царскому указу прислан воевода Михаил Озеров и с ним четыре пушкаря и десять стрельцов. Прибыли также из Вологды две «полуторных медных пищали», две «девятипядных медных пищали» (и к ним по 200 ядер и 115 пудов пороха), пять «затинных пищалей» и 100 «ручниц». В следующем году были присланы еще четыре «затинных пищали» и 10 пудов пороха. Это был первый «военный снаряд» в Соловецком монастыре – начало сосредоточения огромного количества оружия, составившего позднее монастырскую Оружейную палату.

Михаилу Озерову поручалось не только командование стрельцами и артиллерийским «нарядом», но и сооружение нового деревянного острога. В грамоте говорилось: «а велели Михаилу, приехав на Соловьи, зделати острог около Соловецкого монастыря, каков пригоден, а уделав острог и башни, велели ему по острогу и по башням наряд ставити и людей по острогу и по башням и по воротам расписать…»

Десять стрельцов, прибывшие с Озеровым, явились лишь своего рода «закваской»: воеводе было предложено срочно набрать из монастырских волостей на поморском берегу 90 стрельцов и 5 «затинщиков». И позднее, на протяжении многих десятилетий, Соловецкое «войско», которому была поручена вся оборона Поморья, комплектовалось из монастырских крестьян, чаще всего разорившихся бедняков, которые, не вынеся тягот монастырской эксплуатации, «скитались меж двор», «покиня пашенные жеребья и государево тягло» (как писал о них в 1647 году соловецкий игумен Илья).

Нанимаясь на стрелецкую службу, они давали письменную «поручную (с подписью и поручительством других лиц. – Г. Б.) запись», в которой говорилось: «служба ему ратная всякая служити, на караулех ближних и отъезжих стояти и в осадное время.

Подробнее о военной истории Соловецкого монастыря и его роли в обороне Поморья см. в книге Г. Г. Фруменкова «Соловецкий монастырь и оборона Поморья в XVI– XIX веках» (Архангельск, 1963).

В Соловецком монастыре и в Сумском остроге рвы копати и тарасы рубити, и туры плести, и чеснок ставити, и всякие градские крепости делати, и запасы из-за города всякие в город носить и на немецкий рубеж для вестей ходить, и с вестьми к государям к Москве и по городам к государевым воеводам ездить и ходить…»

Монастырские стрельцы снабжались оружием, денежным (по 3 рубля в год) и хлебным (9 четвертей – около 650 килограммов ржи, овса и ячменя) жалованьем от монастыря. Половина этих стрельцов размещалась в самом монастыре, другая половина – в укрепленных Сумском и Кемском острогах. Таким образом, в последние десятилетия XVI века Соловецкий монастырь получил собственную военную силу – функция обороны Поморья была возложена на него в полном объеме.

Начало было нелегким. Летом 1579 года финский отряд напал на Кемскую волость и основательно опустошил ее. Михаил Озеров со своими стрельцами выступил против неприятеля, но в бою, разыгравшемся на территории Маслозерской волости, «войско» его было разбито, а сам воевода погиб. Тогда в Соловки был прислан новый воевода Андрей Загряжский, который набрал новую сотню стрельцов – 50 из монастырских вотчин и 50 из «казенных волостей»– и начал учить их «исправной стрельбе». Этому отряду было поручено в летнее время охранять монастырь, а на зиму съезжать на материк «для обереганья» поморских владений.

В 1580 году три тысячи «каянских немцев» (финнов) вновь вторглись в Кемскую волость. Трое суток шел бой с отрядом стрельцов и окончился отходом неприятеля.

Но и после этого вражеские набеги на Поморье не прекращались. Трудности обороны этого района возрастали. В 1582 году на Соловки прибыл «сын боярский» Иван Окучин с царской грамотой, в которой ему предписывалось рачительно «оберегать» монастырь и поручался в командование весь соловецкий «острожный снаряд» и отряд стрельцов. Теперь руководство обороной было сосредоточено в одних руках.

Усложнялась обстановка – изменялись и задачи. Деревянный острог вокруг монастыря не мог уже служить надежной защитой: слишком велики были богатства монастыря и слишком

«Т у р у с ы» – особый вид оборонительных сооружений. Туры – корзины, наполненные землей. Чеснок – частокол. Город – крепость.

Большие надежды возлагала на него царская власть, как на главного проводника своего влияния, как на свой главный форпост в далеком и обширном северном краю.

И вот в 1584 году, по указу царя Федора Ивановича, только что вступившего на престол, начинается строительство вокруг Соловецкого монастыря «каменной крепости для защищения от нападения немецких и всяких воинских людей». Началось грандиозное строительное предприятие, составляющее блестящую страницу в истории русского военно-инженерного искусства и отечественной архитектуры…

XVI век – время расцвета военно-оборонного зодчества на Руси. Во многих городах страны сооружаются кремли, полоса строительства которых открывается возведением в конце предыдущего столетия стен и башен Московского Кремля. В это же время широко развернулось строительство крепостных стен вокруг крупнейших монастырей. Все большее количество их приобретает характер военно-оборонительных сооружений.

Строился Соловецкий Кремль в период, когда уже был накоплен обширный архитектурный и конструктивный опыт создания подобных сооружений, который и получил разностороннее воплощение и дальнейшее развитие. Иначе не могло бы быть создано это редкое по красоте и совершенное в инженерном отношении сооружение, которое по праву считается чудом строительного искусства.

В облике Соловецкого Кремля заметны также некоторые черты, приближающие его к типу северных крепостей, распространенных, в частности, в Скандинавии. Высшие достижения русского военно-оборонительного зодчества объединились здесь с традициями зарубежной крепостной архитектуры. Проникновение сюда, на беломорский остров, этого влияния легко объяснить, учитывая местоположение Соловков…

К сожалению, история не сберегла документов, и даже народная память не сохранила легенд, которые раскрывали бы историю строительства здешних стен. Мы знаем лишь, что они сооружались на монастырские средства и что главную рабочую силу составляли принадлежавшие монастырю поморские крестьяне. Стены строились «по начертанию» монаха Трифона, выходца из поморского селения Нёнокса (он «все то огромное строение располагал и зодчим при оном был»), а из Москвы «к поспешному построению крепости» были специально присланы (уже в 1590 году) воевода Иван Михайлович Яхонтов «с другими начальными людьми».

М. В. Ломоносов в 1-й песне поэмы «Петр Великий» приводит разговор между Петром и архимандритом монастыря. Царь спрашивает: «Кто сими вас горами (так он называет стены – отличный образ. – Г. Б.) толь крепко оградил, приставя их руками?» На это архимандрит отвечает, что это сделал Иван IV (мы знаем, что это ошибка: стены начали сооружаться вскоре после его смерти) и добавляет, что царь «пять сот изменников, пойманных татар, им в казнь, обители прислал до смерти в дар; работою их рук сии воздвиглись стены…» Откуда взял Ломоносов эту легенду – неизвестно. Но никакой исторической почвы она под собой не имеет. Монастырские крестьяне – поморы – вот чьими руками воздвигнут Соловецкий Кремль!

Центральное правительство, возложив расходы по сооружению стен на сам монастырь, оказало ему огромное содействие в обеспечении средств на это строительство: «на подмогу строению крепости» Соловецкому монастырю были пожалованы «в вечное владение» новые обширные территории на поморском берегу – частично или целиком волости Сумская, Умбская, Нюхоцкая, Унежемская, Подужемская, Пудозерская, Маслозерская со всеми деревьями, различными угодьями, мельницами, соляными варницами и рыбными ловлями; казна передала монастырю доход от таможенных пошлин с этих новых владений и уступила ему оброк, причитавшийся за 1591 год с крестьян Сумской и Кемской волостей.

Пока сооружалась крепость, неприятель не дремал. В 1590 году его отряды разорили в Кольской округе волости Ковду, Умбу, Кереть, вторглись в пределы Кемской волости и отсюда ушли вверх по р. Кеми. Тогда «к охранению Соловецкого монастыря» по царскому указу спешно посылаются из Каргополя воеводы Иван Яхонтов и Григорий Викентьев с 500 стрельцов; одновременно сюда же прибывают из Москвы воеводы Севастьян Кобельский и стрелецкий сотник Семен Коренев с сотней московских стрельцов. В том же году в Соловках находились воевода Смирной-Шокуров с отдельным отрядом, воевода Степан Колтовский и даже черкасский (украинский) атаман Василий Халетский с 40 малороссийскими казаками; всего на острове собралось около 1300 ратников – внушительная военная сила. Войско это, простояв август на острове, ушло зимовать на поморский берег в районе Шуи Корельской, а в следующем году совершило успешный поход на запад, в финские земли, по возвращении из которого в течение целого года находилось в Сумском остроге и других вотчинах Соловецкого монастыря.

Правительство было всерьез обеспокоено военной обстановкой в Поморье. В 1590– 1593 гг. в монастырь и в Сумской острог дополнительно присылается большое количество оружия. Москва торопит с окончанием постройки крепости. 15 апреля 1591 года специальной царской грамотой монастырь был освобожден от уплаты части пошлин с продажи соли, «а им бы теми деньгами, продав соль… в монастыре город каменной доделати и Сумской острог починить и укрепить, и новой острог в их волостке в Кеми зделать, и дворы поставить, и ратных людей в острог прибрати…»

Едва русские воеводы со стрельцами покинули поморские края, как в сентябре 1592 года большой финский отряд под командой шведских «королевских воевод Мавруса Лаврина и Гавнуса Иверстина» вторгся в пределы монастырских владений и, разоряя по пути соляные варницы, мельницы и рыбные тони, захватывая скот и беря в плен жителей, двинулся к Сумскому острогу и осадил его. Однако засевшие в деревянной крепости монастырские стрельцы и собравшиеся под защиту острожных стен крестьяне окрестных селений отважно защищались, устраивали неоднократные вылазки и вынудили неприятеля снять осаду и уйти восвояси. После этого в 1593 году в Соловки был вновь прислан военный отряд (2 сотни московских стрельцов и 90 малороссийских казаков) во главе с воеводами А. Р. Волконским и Г. К. Волконским, уже не раз бывавшим здесь стрелецким сотником Семеном Юрёневым и тремя стрелецкими головами. «Прибрав» на месте еще 100 ратников, они совершили успешный набег на неприятельскую территорию.

А в следующем году (1594) сооружение Соловецкого Кремля было окончено. 11 лет ушло на это строительство. В том же году «для обозрения крепости и для собрания к оной в помощь людей из монастырских волостей» на Соловки вновь прибыл царский воевода Иван Яхонтов. Соловецкий Кремль вступил в строй действующих русских крепостей – самая могучая и надежная крепость на всем русском Севере.

Он был не просто великолепным сооружением, выполнявшим чисто декоративную функцию, – ему не раз пришлось выполнять и свою прямую, боевую роль. Зимой 1611 года и в 1613– 1615 гг. в стенах Соловецкого Кремля укрывалось поморское население от проникших даже в эти далекие края и свирепствовавших здесь «литовских людей» – польских интервентов. В 1658 году Кремль защитил жителей Поморья от нападения шведов. В 1668– 1676 гг., во время знаменитого «соловецкого сидения» – восстания монахов-раскольников, – эти стены выдержали многолетнюю осаду, которую правительственные войска вели по всем правилам. Наконец в июле 1854 года, во время Крымской войны, Соловецкий Кремль с честью выдержал ожесточенную бомбардировку с английских военных кораблей…

У Никольских ворот, через которые мы входим на территорию Кремля, стена делает под прямым углом изгиб. Это угол так называемого «пристенка»– особой прямоугольной пристройки к восточной стене; «пристенок» этот с двумя башнями (Поваренной и Квасоваренной) на углах подступает совсем близко к берегу Святого озера. Его длина – 62,3 метра, ширина – около 16 метров. Он, как и основная стена, сложен из дикого камня, но несколько ниже по высоте.

«Пристенок» сооружен через 27 лет после окончания строительства Кремля, в 1621 году, и являлся вторым, дополнительным укреплением в той части монастыря, где помещались особо ответственные (кухонные) службы. Его сооружение связано, вероятно, с тревожным военным положением, которое сложилось в тот период на Севере; еще в апреле 1619 года в монастырь была отправлена из Москвы специальная царская грамота, предупреждавшая о вероятности «прихода к нашим землям, к морским местам» войск «датцкого Крестьянуса короля» (Христиана IV.– Г. Б.). В грамоте говорилось: «и вы б тотчас велели около Соловецкого монастыря и Сумского острогу всякие крепости поделати…»

5 августа 1621 года на Соловки была отправлена новая царская грамота, в которой подчеркивалось, что «город Соловецкой место украинное (окраинное. – Г. Б.) и от наших городов удалело, и без служилых людей в Соловецком монастыре быти нельзя», и высказывалась озабоченность по поводу того, что на территорией монастыря нет каменных келий, в которых «для осадного времени» можно было бы разместить «морских людей».

По этому же указу, помимо завершения постройки «пристенка» и сооружения каменных жилых зданий, надлежало «ров около Соловецкого города, который почат выкладывати каменем… докопати, и каменем выстлати и чеснок побити». Речь идет о рвах, которыми окружались открытые с суши северный и южный фасы крепости. Южный ров был позднее превращен в канал, идущий из гавани, а потом засыпан, но северный ров хорошо сохранился. Он находится в 8– 10 метрах от крепостной стены, широк и глубок (4– 5 метров), обе стенки его, почти вертикальные, выложены крупным камнем; раньше по верху рва с наружной стороны шел плотный тын (бревенчатый частокол).

Так совершенствовались укрепления Соловецкого Кремля. Его обороне на протяжении всего XVII века придавалось большое значение. По стенам и на башнях располагалось до 90 орудий, не только монастырская военная команда, «но и вся монашеская братия» были расписаны по боевым постам ,на стенах и башнях на случай военных действий; роспись 1654 года включает 425 человек, поставленных под ружье. И весь ход осады монастыря в период соловецкого восстания убеждает, что монахи-крестьяне неплохо овладели искусством обороны своей крепости.

Во время войны со Швецией 1788–1790 гг. Соловки вновь были приведены в оборонительное состояние – Крепость находилась в это время в предельно запущенном состоянии: стены были с внутренней стороны завалены огромными кучами мусора, всходы на башни и многие бойницы оказались замурованными, часть опорных балок в башнях обрушилась, орудия (их в башнях и по стенам было 65) были поставлены кое-как (некоторые даже без лафетов), стенки рва с северной стороны Кремля осыпались. На остров прибыла воинская команда и инженер-поручик Васильев, который составил план срочных работ по приведению крепости в порядок: были исправлены платформы в башнях и ходы по стене, вокруг крепости построены три земляных батареи. Но принять участие в боевых действиях Соловецкой крепости не пришлось. Война вскоре окончилась, и солдаты покинули остров.

В мае 1801 года, когда Россия находилась на грани разрыва и войны с Англией, на Соловки вновь прибыл военный отряд (42 офицера и 1595 солдат) во главе с генерал-лейтенантом Д. С. Дохтуровым, впоследствии прославленным героем Отечественной войны 1812 года. У монастырского начальства были взяты ключи от ворот Кремля, в башнях и по стенам установлены караулы, на территории Кремля ежедневно происходили воинские учения. Но вскоре был заключен мир с Англией, и 18 июля того же года отряд ушел.

А в 1814 году артиллерия, находящаяся в Соловецком Кремле (включая древние орудия), была выведена отсюда в Новодвинскую крепость. На Соловках оставалось лишь 40 негодных к действию старинных чугунных «затинных» пищалей, которые в 1829 году были подняты на западную стену Кремля и на башни и расставлены там. Полагали, что Соловецкому Кремлю уже никогда не придется сыграть роль крепости, но в июле 1854 года, в дни Крымской войны, на его долю выпало еще одно боевое испытание.

Несколько слов о соловецкой Оружейной палате, которая была одним из крупных русских арсеналов.

Начало ее истории относится к 1578 году, когда в монастырь были присланы первые орудия. Первое время они стояли в башнях и по стенам, а огнестрельное и холодное ручное оружие хранилось в первом этаже здания, пристроенного в 1602 году к галерее возле Никольской церкви. Позднее Оружейная палата неоднократно перемещалась: в 1752 году она находилась рядом с ризницей (Я. Я. Мордвинов видел здесь «весьма много всякого старинного оружия и тут же старинные кольчуги и панцири»), а А. Фомин, посещавший Соловки в 1789 году, отметил, что оружие хранится «под церквами и в переходах». В XIX веке Оружейная палата размещалась в Успенской башне, верх которой был надстроен в 1800 году. Часть оружия, теперь превратившегося в историческую коллекцию, находилась в Белой башне.

О богатстве соловецкой Оружейной палаты сохранились довольно подробные сведения. «Переписная книга монастырской оружейной казны» 1667 года указывает 790 пистолей и карабинов, 265 пороховниц, 4300 различных ядер к пищалям, 25 пудов пороха, 643 бердыша, знамена, большое количество кольчуг, наручей, самопалов, луков, стрел, копий, рогатин, палашей, сабель, кинжалов, седел, ковшей для смолы и других видов вооружения и снаряжения. Столь богатых арсеналов в России того времени были единицы.

Знаменитый русский путешественник И. И. Лепехин, побывавший на Соловках в 1772 году, записал: «Оружейная монастырская палата наполнена множеством оружия, предками нашими употребляемого, каковы суть бердыши, разных видов палаши, сабли, метательные дротики, копья и стрелы. Немалое количество есть и огнестрельного мелкого оружия, между ними большее число составляют ружья с фитилями разного вида, величины и сложения, так что знающий хорошо древние оружия, нашел бы в них и самые редкие». Сохранился рассказ П. И. Челищева о том, что в 1790 году, когда крепость приготовляли к обороне, из Оружейной палаты «возами брали старинное оружие для вооружения… военной команды».

В 1814 году большая часть артиллерии, находящейся на Соловках, была вывезена. Во второй половине XIX века некоторые наиболее интересные из оставшихся здесь образцов взяты в Артиллерийский музей. В Оружейной палате оставалось только ручное оружие и снаряжение. Во время пожара 26 мая 1923 года Успенская башня (находившаяся рядом с очагом пожара) обвалилась, и хранившиеся здесь вещи были засыпаны. Через несколько лет музей СЛОН (Так сокращенно именовались Соловецкие лагеря, находившиеся здесь в 1923-1940 гг.) предпринял разборку этих завалов. Было обнаружено много бердышей, копий, стрел, ядер и пр. Все эти вещи поступили в музей. Тогда же на яруса Прядильной башни были подняты хранившиеся в Кремле чугунные пушки XVII – XVIII вв., которые и в настоящее время находятся в нишах этой башни…

Таковы некоторые сведения из истории Соловецкого Кремля – крепости, сыгравшей заметную роль в обороне Поморья.

Соловецкий Кремль вытянулся между морем и Святым озером с севера на юг. Юго-восточная и юго-западная стены сходятся к Белой башне под прямым углом. Западная стена имеет небольшой (до 3°) излом в районе Успенской башни. Общая длина стен (с башнями) составляет 1084 метра. Наибольшее прясло стены – восточное (272,6 метра, на 6,4 метра больше длины западной стены; а наименьшее – юго-западное (123,5); длина юго-восточного прясла – 127,8, а северного – 106,5 метра.

Массив стен покоится на сплошном фундаменте, выложенном из валунов и имеющем глубину до двух с половиной метров. Высота наземной части стен колеблется на разных участках от 8 до 11 метров. Толщина кладки у подошвы достигает 6, а в верхней части (по крепостному ходу) – 3– 4 метров. Стена целиком выложена из громадных валунных блоков, залитых известковым раствором. Величина этих камней поистине фантастична: сплошь и рядом в кладке стены можно встретить валуны, имеющее в поперечнике до полутора метров; вес таких камней достигает 6– 7 тонн (есть даже указания, что отдельные камни весят до 700 пудов – около 11 тонн). Наибольшие камни– тот, что перекрывает сверху арку Святых ворот (его длина превышает 5 метров), и тот, что очень изящным карнизом нависает над входом на 2-й ярус Архангельской башни (длина около 4 метров).

Совершенство каменной кладки стен и башен – изумительное. Валунные блоки плотно прилегают один к другому, делая поверхность стен чрезвычайно живописной. Оставшиеся при кладке пустые пространства между блоками закладывались небольшими камнями или кирпичом. «Подошвенного боя» (боевых амбразур немного выше уровня земли) стена Соловецкого Кремля лишена. Арочные ниши, сделанные на ряде участков стены изнутри Кремля,– почти все глухие; они имели не боевое, а хозяйственное назначение.

По верху стены на всем ее протяжении идет крепостной ход (валганг), его наружная брустверная стенка (высотой до двух метров) до середины выложена из валунов, а выше – из старинного большемерного кирпича. Это понятно: выкладывать довольно тонкий профиль боевых амбразур, которыми прорезан верх этой стенки, из валунов – почти невозможно. Толщина кирпичной кладки около метра, а совершенством ее исполнения нельзя не любоваться.

С другой стороны, обращенной внутрь Кремля, крепостной ход ограничен невысокой кирпичной стенкой, на которой на равном расстоянии друг от друга стоят кирпичные же столбы, поддерживающие двускатную деревянную кровлю стен: она ныне имеет тот же вид, что и в период, когда строился Кремль.

Но архитектурную законченность и удивительную силуэтную выразительность всему облику Соловецкого Кремля придают его башни. В период сооружения он имел шесть башен – пять круглых на углах и одну квадратную (Успенскую, помещенную в середине западного прясла стены, обращенного к морю, – понятно, почему именно этот фас крепости был усилен сооружением дополнительной башни). В 1621 году при строительстве «пристенка» были добавлены на его углах еще две башни, прямоугольные в плане, – у северо-восточного угла «пристенка» Квасоваренная и у юго-восточного угла Поваренная.

Каждая башня имеет свое название (иногда не одно), но происхождение некоторых из них установить сейчас невозможно. Понятно, откуда идет название Квасоваренной и Поваренной башен (от монастырских служб, находившихся у этих башен). Ясно, что наименования Архангельской, Никольской (иначе Северной) и Успенской (иначе Арсенальной или Оружейной, так как в ней размещалась монастырская Оружейная палата) башен восходят к религиозным источникам; названия в честь святых или крупнейших православных праздников давались крепостным башням часто, вспомним хотя бы Спасскую, Никольскую и Троицкую башни Московского Кремля. Башни, называемые Прядильными, встречаются в некоторых монастырях, стоящих на берегу моря или озер: в этой башне или в расположенном возле нее помещении «прялись» (вязались) сети.

Сложнее обстоит с выяснением происхождения названий Корожной (северо-западной) и Белой (южной) башен. Вариаций названия первой из них очень много (Корюжня, Корожанская, Коржанская, даже Керженская), но все они восходят к одному термину, значения которого мы точно не знаем: в старых словарях есть лишь близкое по звучанию слово «корюжить», означавшее (по В. И. Далю) коряжить, ежить, делать заскорузлыми… Но установить связь этого значения с крепостной башней невозможно. (В XIX веке башня эта иногда именовалась также Флагштоковой или Сторожевой, так как на ней находился флагшток.)

У Белой башни лишь одно из ее дополнительных названий объяснимо: она иногда именовалась Сушильной, так как рядом с ней, вплотную к ней примыкая, находится выступающее снаружи Кремля за линию стен прямоугольное здание (с глухими стенами, выложенными из дикого камня) сушила, в котором, вероятно, вначале сушились сети, а потом хранились монастырские хлебные запасы. Что касается основного названия, то башня эта в белый цвет никогда не красилась; не исключено, однако, что цвет этот придавала ей годами оседавшая на ее стенах мука – ведь рядом находилась мельница, а хлебные запасы хранились не только в здании сушила, но и в самой этой башне.

Есть у этой башни и еще одно название: Головленкова. В свое время оно имело зловещий смысл, так как связывалось с ужасной тюрьмой, расположенной здесь. В документах по истории монастырской тюрьмы башня эта и темницы при ней чаще всего именуются Головленковыми… Откуда это название? В старинной описи Соловецкого монастырского архива упоминается под номером 2470 «государева грамота 7114 (1606) года к игумену соловецкому Антонию о Иване Головленкове…» Документ этот до нас не дошел, но можно предположить, что речь в нем шла об одном из первых узников (ведь Кремль был построен всего 12 лет назад), томившихся в каземате этой башни, и что имя его дало название самой башне…

Башни: А– Никольская; Б – (Квасоваренная; В – Поваренная; Г – Архангельская; Д – Белая (Головленкова); Е – Прядильная; Ж – Успенская; И – Корожная.

Ворота: I – Никольские; II – Квасовареные; III – Поваренные; IV – Святоозерские; V – Архангельские; VI– Святые; VII – Сельдяные (Рыбные); VIII – Спасские.

Здания: 1 – Успенская церковь (сооружена в 1552– 1557 гг.); 2 – Келарская палата (1552– 1557); 2а – б. Иконописная палата (1799); 3 – Трапезная (1552– 1557); 4 – Преображенский собор (1558– 1566); 5– Галерея (1602); 6 – Колокольня (1776– 1777); 7 – Никольская церковь (1831– 1833); 8 – б. помещение ризницы (1831); 9 – Благовещенская надвратная церковь (1596– 1601); 10 – Филипповская церковь (1798– 1799); 11 – мельница (XVIв.); 12 – сушило XVIв.), под ним казематы «Головленковой тюрьмы»; 13– «портомойня» (прачечная) и баня; 14 – Жилая постройка; 15 – б. «Святительский корпус» (1800, 1818); 16 – б. Благовещенский корпус (1820); 17 – 6. Настоятельский корпус (1803); 18 – б. Казначейский корпус («Казначейская палата») – 1798– 1799; 19– 6. Наместнический корпус (1827); 20 – б. Наместнические палаты (1798); 21 – б. Рухлядный корпус («Рухлядная палата») (1797); 22 – б. Квасоваренный корпус (1797); 23 – б. Поваренный корпус (1796– 1798); 24 – б. кельи (1804, 1823, 1845); 25 – б. Просфорный корпус (1796); 26 – б. здание тюремного острога (1615, 1798, 1804, 1827– 1830, 1838); 27 – корпус,соединяющий здание острога с «портной палатой» (1831); 28 – б. Портная палата (1642); 29 – жилое здание (XIX в); 30 – б. караульня (1619, 1827).

Башни Соловецкого Кремля выступают далеко за линию стен (круглые угловые башни соприкасаются со стеной лишь ¹/₇ -¹/₆ </FONTчастью своего периметра). Это создавало возможность фланкирования обоих прилегающих участков крепостной стены: огнем из амбразур башен полностью перекрывались подступы к стенам на всем их протяжении. Даже Успенская башня – квадратная и расположенная не на углу, а посреди стены, – и та значительно выступает вперед и имеет семь амбразур, открытых на три стороны: прямо, направо и налево, вдоль стены.

Толща башен сложена по тому же принципу, что и стены: крупные валунные блоки, залитые известковым раствором. Толщина кладки огромна: в основании Белой башни, например, она составляет 4,95–6,16 метра. Но, как и крепостные стены, башни по мере повышения становятся тоньше (толщина стен на уровне второго яруса в среднем 5 метров, на уровне третьего яруса – 3–3,5, на уровне верхнего яруса – 1,5 метра). Это вынужденный конструктивный прием, связанный с трудностью идеально ровной по толщине выкладки стен из крупного камня и с необходимостью обеспечения всему сооружению надежного запаса прочности. Но прием этот придал башням и стенам Соловецкого Кремля и всему его ансамблю необычайную выразительность и архитектурную цельность.

По размерам своим круглые башни почти одинаковы: диаметр Корожной на уровне верхнего яруса составляет 13,65 метра, а Никольской – 14,15. Что касается их высоты, то необходимо учесть, что первоначально башни не имели шатрового покрытия: они завершались на уровне зубцов и, конечно, имели тогда значительно более грозный и суровый вид (вспомним, что и башни Московского Кремля до середины XVII века не имели шатров). Считая высотой башен их основную высоту до шатра, мы получаем: для Прядильной – 13,54, для Белой – 14,93 метра и т. п. Внутри все башни были разделены по горизонтали на четыре яруса: первый – на уровне земли, а следующие – на уровне оснований ниш; верхний ярус, окруженный зубцами, профили которых были выложены из кирпича, был открытым. Площадки второго – четвертого ярусов были деревянными, положенными на мощные балки из цельных древесных стволов, упиравшиеся в пазы, проделанные в кладке стен (такие балки можно и сейчас видеть в Прядильной башне). Высота первого яруса Прядильной башни составляла 4,14 метра, второго – 3,5, третьего – 3,3, четвертого (от площадки до верха зубцов) – 2,6 метра. Высота ярусов Головленковой башни – соответственно 3,5; 3,5; 4,9 и 3 метра.

В первом, втором и третьем ярусах башен по всему их внутреннему периметру идут ряды ниш, профиль которых выложен из кирпича; таких ниш в каждой башне 6–7 на ярус (не считая еще одной, которая сообщает башню со стеной). Ниши эти (их ширина у основания колеблется между 2,7 метра в Архангельской башне, 3,3 в Корожной и 3 метра в Белой), постоянно сужаясь, прорезают насквозь всю толщу башенной стены и заканчиваются небольшой амбразурой, предназначенной для ведения через нее огня. Глубина этих ниш соответствует толщине стены на уровне данного яруса, но нигде не меньше 3,5 метра.

Раньше в башнях находились подъемные станки, которыми на ярусы поднимались различные военные припасы. В 1925–1926 гг. музей СЛОН восстановил два таких станка в Прядильной башне, и с их помощью были подняты на второй и третий ярусы и помещены здесь в боевых камерах – нишах несколько старинных орудий.

Современный архитектурный облик башен Соловецкого Кремля сложился в XVII веке, когда над всеми башнями были построены круглые деревянные шатры. При постройке шатров на некоторых башнях были немного срезаны зубцы и в верхних уровнях производилась дополнительная кирпичная кладка; это наиболее заметно в Поваренной и Успенской башнях: в последней кирпичный верх был выложен во время ремонта после пожара 1800 года, сильно повредившего эту башню. Пострадала от пожара зимой 1848 года Белая башня, где в это время хранился монастырский запас зерна. В 1818 году горели внутри Корожная и Никольская башни; в 1820 году они были восстановлены.

Шатры башен Соловецкого Кремля подвергались частым ремонтам, во время которых менялась их форма. До сих пор на флюгерах, венчающих некоторые башни, заметны цифры, обозначающие год одного из таких ремонтов. В настоящее время развертываются работы по реставрации башен: в 1965 году восстановлена Корожная башня.

В Соловецком Кремле нет ни одной проездной башни. Первоначально на его территорию вели шесть ворот в стенах; Никольские (у Никольской башни, через них сейчас вход в Кремль), Святоозерские и Архангельские (и те и другие заложены в XVIII веке, но следы их сохранились на стенах) по восточной стене, Святые и Сельдяные (Рыбные – рядом с ними на берегу раньше находился «сельдяной погреб») по западной стене. Главными воротами были Святые с Благовещенской надвратной церковью; они вели с берега моря на площадь перед Преображенским собором (в 1744 году ворота эти снаружи были оформлены пристройкой грубого, аляповатого и тяжеловесного крытого крыльца, расписанного к тому же совершенно безвкусным орнаментом). Сельдяные ворота ныне заложены.

В 1621 году при сооружении «пристенка» в его северной и южной стенах, возле Квасоваренной и Поваренной башен были сделаны еще двое ворот под невысокими арками, которые вели внутрь «пристенка», отделенного главной стеной от основной территории Кремля.

Раньше существовал еще один проход в Кремль – секретный. Он вел через здание сушила (возле Белой башни) на мельничный двор. Именно через этот ход, указанный монахом – перебежчиком Феоктистом, в ночь на 22 января 1677 года солдаты воеводы Ивана Мещеринова, осаждавшие восставший монастырь, проникли на территорию Кремля и овладели им, подавив восстание, продолжавшееся 8 лет. Позднее, в XVIII веке, ход этот был замурован, но следы его до сих пор видны как снаружи Кремля, в боковой стене здания сушила, так и внутри этого здания, в помещении одного из бывших тюремных казематов …

Но Соловецкий Кремль – это не только стены и башни. На его территории находится ряд памятников первостепенного историко-художественного значения. Вместе со стенами и башнями они составляют замечательный ансамбль, который складывался на протяжении нескольких столетий. Исторические документы и многочисленные изображения на старинных иконах и гравюрах позволяют довольно последовательно проследить процесс формирования этого ансамбля.

На территории Соловецкого Кремля мы явственно различаем четыре планировочный комплекса: центральный соборный, окружающий его прямоугольник жилых и хозяйственных построек, южный двор с мельницей и расположенный в северной части Кремля бывший монастырский тюремный острог. Комплексы эти – не просто планировочные элементы: они различны по своему внешнему облику и назначению, по времени своего создания и по своей историко-архитектурной ценности.

Соборный комплекс Соловецкого Кремля, наряду с крепостными стенами, бесспорно, принадлежит к числу значительнейших памятников отечественного зодчества. Он является главным ядром застройки Кремля, вместе с башнями определяет его силуэт, в его состав входят такие великолепные сооружения, как Преображенский собор и Успенская церковь с трапезной.

Соборный комплекс складывался на протяжении почти трех столетий, но основные его постройки относятся к XVI веку; к началу XVII столетия окончательно определился его план, которому подчинились позднейшие сооружения. В результате перед нами единый архитектурный ансамбль, в котором наиболее ценные и древние части продолжают доминировать; позднейшие достройки и наслоения существенно не отразились на первоначальном облике памятника.

Как нам известно, начало церковного строительства на территории Соловецкого Кремля относится к 30-м годам XV века, когда Зосима и Герман, высадившись на берегу Залива Благополучия, в месте «зело изрядном и красном», где и «озеро близ над морем», срубили на месте нынешнего Преображенского собора первую деревянную церковь в ограде, назвав ее Преображенской. Скорее всего, это была небольшая часовня, просуществовавшая недолго, так как известно, что, став в 50-е годы игуменом быстро растущего монастыря, Зосима предпринял обширное строительство: вместо прежней была сооружена большая деревянная Преображенская церковь и построена вторая, Успенская, церковь с примыкающей к ней с запада трапезной, а также были построены вокруг кельи и здания разных монастырских служб – поварня и пекарня.

Таким образом, основные элементы соборного комплекса определились еще в середине XV века. Однако надо учитывать, что из-за отсутствия стен, точно фиксировавших границы монастырской территории, здания эти находились еще, так сказать, «вне пространства».

Любопытно, что в «Житии Зосимы» люди, осуществлявшие это строительство, названы мастерами, и говорится, что днем, во время перерывов в работе, они ложились отдыхать… Эта деталь дала советскому историку И. У. Будовницу основание считать, что речь идет не о монахах, а о наемных мастерах, специально приглашенных монастырем.

В 1485 году, в великий пост (приходившийся в том году на конец февраля – середину апреля) от молнии в монастыре возник пожар – один из тех страшных, опустошительных пожаров, каких за свою историю Соловецкий монастырь пережил несколько. Позднее старец Савватий, со слов которого это сообщение внесено в текст «Жития», рассказывал: «погоре у нас трапеза со всем монастырским запасом… также и от церковных что вещей, иконы и сосуды церковные, и ризы, и книги… то все огнь потреби». Братия растерялась, оставшись на пепелище («в недоумение впадохом в своем неустроении»); возникли даже сомнения: «терпёти ли нам на месте сем или разытися где кому любо…» В Москву к великому князю и в Новгород к архиепископу были посланы гонцы с просьбой о помощи. В конце концов монахи, погоревав, взяли топоры и ушли в лес заготовлять материалы к новому строительству.

Помощь, вероятно, была получена. Документы не рассказывают о новом этапе монастырского строительства, но на основании записи в одной из книг соловецкой библиотеки, относящейся к 1494 году, можно судить, что уже в это время в монастыре были Преображенский собор с Никольским приделом и Успенская церковь с трапезной. В это время территория монастыря уже была обнесена деревянной оградой.

1 мая 1538 года монастырь вторично сгорел от молнии почти до основания. Сведения об этом бедствии глухи, но вряд ли можно предположить, что деревянные церкви избегли общей участи. Правда, немного смущает следующий факт: деревянная Никольская церковь (вернее, придел старого Преображенского собора) была в 1583 году перенесена на Анзер; о строительстве этой церкви в XVI веке ничего не известно, но до пожара 1538 года такая церковь b монастыре, как известно, существовала. Если она сохранилась во время пожара, то не спаслись ли и другие; но что в таком случае означает указание, что монастырь выгорел «почти до основания?».

Как бы там ни было, но к середине XVI века на территории Соловецкого монастыря были лишь деревянные церкви – старые или восстановленные после пожара – безразлично. Они уже не соответствовали ни значению, которое монастырь приобрел в Поморье, ни его богатству.

И новый игумен Филипп Колычев, едва заняв свой пост, начинает готовиться к сооружению Успенской церкви и Преображенского собора. Работы эти, заняв более 15 лет, стали грандиозным строительным предприятием, итог которого поныне восхищает нас…

В 1550 году соловецкий игумен Филипп был вызван в Москву для участия в знаменитом церковном соборе, известном под названием «стоглавого». Вероятно, Филипп не ограничился в столице пассивной ролью – здесь зародилась слава безвестного дотоле соловецкого настоятеля, приведшая его через 16 лет на престол российского митрополита. Не исключено, что свое пребывание в Москве Колычев использовал и для того, чтобы выпросить у молодого царя Ивана IV различные льготы для монастыря в связи с намеченным здесь обширным строительством. Во всяком случае, в том же 1550 году соловецкие монахи обратились к царю со следующей челобитной: «ставят они церковь каменну, а от монастыря у них с острову лес вышел и у них на церковное строение лесу нет, и царь пожаловал, дал бы им… из своих… из четырех деревень на Выгозерском погосте 2 деревни: деревню на Усть-Колежме, да деревню Колежму ж, да тех деревень 8 варниц, да в Сумской волости в Суме реке островок, а на нем 3 дворы без пашни…»

20 июня 1550 года Иван IV пожаловал Соловецкому монастырю то, чего просили монахи. Но не иссякли на этом царские щедроты: через год монастырю была пожалована речка Сорока с оброками и деревня у р. Сороки.

Возвратившись из Москвы в Соловки, игумен Филипп почти сразу приступил к началу строительства.

Огромный блок каменных зданий, включающий Успенскую церковь с примыкающими к ней с севера келарской и с запада трапезной палатами – был сооружен за пять с небольшим лет (1552–1557 гг.). Об именах строителей и организации строительных работ нам ничего не известно, но нет сомнений, что возглавляли строительство не неопытные в этих делах соловецкие монахи, а приглашенные, причем первоклассные, мастера (в «Соловецком патерике» говорится, что Филипп призвал искусных зодчих из Новгорода). В рабочей силе монастырь недостатка не ощущал: он владел на поморском берегу большим количеством деревень, откуда и были согнаны крестьяне.

Успенская церковь с трапезной и келарской производят поразительное, неизгладимое впечатление. Чувствуется ясный замысел зодчих, смелые пропорции, восхищает качество строительных работ. Особенно внушительна эта постройка со двора, из-под арки – со стороны, где она меньше искажена позднейшими переделками и пристройками (трехэтажное здание иконописной палаты пристроено с севера к келарской в 1860-х гг., крытая паперть трапезной, соединенная с галереей, также сильно изменила первоначальный внешний вид здания). Отсюда, со двора, сооружение это воспринимается эпически грандиозным, строгим и цельным…

Здания построены на высоком подклете («на сухих погребах»), где располагались хлебопекарня и мукосейня (под келарской), просфорная пекарня (под церковью) и хлебная и квасная службы (под трапезной). Такое использование этих помещений сохранялось без изменений еще и в середине XVIII века.

Успенская церковь невелика. Это не парадный храм для торжественных богослужений, а скромная «вседневная» церковь; она была «теплой», приспособленной для богослужений в зимнее время. Алтарь отделен от основного помещения каменной алтарной преградой с низкими арочными проемами. В 1795 году на этой стене установлен «гладкий столярный иконостас», который в 1843 году был позолочен.

Очень необычно расположены три главы Успенской церкви (на их глухих барабанах раньше были чешуйчатые купола с железными крестами, в 1783 году обитыми медью). В XVI веке церкви сооружались чаще одноглавыми и пятиглавыми (одна центральная глава и четыре меньших по углам); трехглавие встречается значительно реже, притом главы, обычно сдвинутые к востоку, располагались не в один ряд, а в два ряда: две и отдельно третья. Главы же Успенского собора вытянуты в одну линию: две меньшие главки, тесно подступая к центральной, как бы подкрепляют, усиливают ее.

Внешнее оформление Успенской церкви очень просто. Ее северная стена скрыта зданием келарской, западная – трапезной. Южная стена церкви (со стороны двора) обработана простыми лопатками (две по углам и одна, сдвинутая от центра к востоку, – на самой стене).

Над основным помещением Успенской церкви, в третьем ярусе, помещались два придела: придел «усекновение главы, Иоанна Предтечи», созданный одновременно с постройкой церкви, и придел Дмитрия Солунского, открытый в 1605 году.

Объединение храмов с трапезными в едином блоке сложилось в монастырском строительстве довольно давно; вначале храм не выделялся как самостоятельная часть в плане и объеме здания, а представлял собою одно из небольших помещений при трапезной. Позднее, однако, храмы стали отдельными объемами, (примыкающими к трапезной обязательно с восточной стороны. Любопытно, что до конца XVI века храмы при монастырских трапезных строились без апсид (наружных алтарных выступов) и имели преимущественно шатровое покрытие. Успенская церковь Соловецкого Кремля представляет редкое исключение как наличием апсид, так и своим оригинальным трехглав нем.

С северной стороны к Успенской церкви примыкает келарская палата. Келарь – заведующий монастырским хозяйством, и палата эта предназначалась для хранения различных вещей и принадлежностей, бывших в его ведении. Помещение келарской несколько выступает к северу за линию стены трапезной палаты – таким образом весь блок зданий имел с самого начала не строго прямоугольную форму.

Интерьер келарской, которая соединена с Успенской церковью проемом в мощной кирпичной стене, представляет собою прямоугольное помещение. Свод опирается на центральный восьмигранный столб, каждая грань которого имеет ширину 80 – 95 сантиметров. В небольшом помещении палаты этот столб, несмотря на свои значительные размеры, воспринимается как очень пропорциональный элемент интерьера. Раньше келарская освещалась окнами на северной и восточной стенах, но после пристройки ж ней с севера здания иконописной палаты, а с востока переходов по аркам к кухонному корпусу интерьер, разумеется, сильно изменился.

В северо-западном углу келарской палаты имеется углубление в кладке стены – камера, куда, быть может, складывались на хранение предметы, требовавшие особого попечения келаря, своего рода сейф…

И, наконец, жемчужина Соловецкого Кремля – трапезная палата. Нет ничего удивительного, что она затмевает примыкающие к ней помещения – не размерами своими, а своей поразительной пластичностью, художественной законченностью, торжествующей ясностью. Трапезная – архитектурный шедевр высшего ранга.

В главных, наиболее характерных своих элементах соловецкая трапезная повторяет то, что к середине XVI века прочно установилось в качестве архитектурной традиции, воплощенной во многих образцах подобных сооружений.

Еще в Киевской Руси сложился тип «гридницы» – княжеской трапезной, придворного торжественного зала, где собиралась на совет и пировала дружина князя. Чаще всего такая гридница представляла собой единый пространственный объем, перекрытие которого поддерживали один или несколько столбов. К этим княжеским гридницам и восходят монастырские трапезные, нередко бывшие грандиозными по размерам и замечательными по своему внешнему и внутреннему убранству. Трапезные Киево-Печерского монастыря (о ней под 1110 годом рассказывает «Печерский патерик») и Новгородского Антониева монастыря (описана под 1123 годом в Первой Новгородской летописи) – первые каменные монастырские трапезные, о которых мы знаем.

Повторяя тип древней княжеской гридницы, они сами являлись образцом для позднейших построек этого характера.

Строительство каменных трапезных в монастырях центральной и северной Руси начинается в XV веке особенно широкий размах приобретает в XVI столетии. К этому времени относится и объединение в одном блоке с трапезной поварни и хозяйственных помещений; в связи с этим трапезные становятся двухэтажными. «При широком развитии строительства в Московском государстве… и при возросшем богатстве монастырей здание большой каменной трапезной заняло после собора важнейшее место в монастырском ансамбле», – говорит советский искусствовед М. А. Ильин.

В 1469 году знаменитый русский зодчий В. Д. Ермолин строит двухэтажное здание трапезной (с обширным одностолпным залом во втором этаже) в Троице – Сергиевом монастыре. М. А. Ильин, специально изучавший историю этой постройки, утверждает, что троицкая трапезная Ермолина «оказала несомненное влияние на постройку Грановитой палаты в Московском Кремле».

Нет сомнений в том, что итальянские зодчие Пьетро Руффо и Марко Антонио Солари, воздвигнувшие в 1487–1491 гг. кремлевскую Грановитую палату, исходили главным образом из русской архитектурной традиции, установившейся к этому времени. С другой стороны, сооружение Грановитой палаты упрочило эту традицию, придав общегосударственное значение данному типу зданий. Не случайно поэтому, что наиболее широкий размах строительство монастырских трапезных этого типа получает в XVI веке, в течение которого в разных русских монастырях было сооружено более тридцати каменных трапезных. И хотя каждая из этих построек отличается рядом индивидуальных особенностей конструкции, внешнего и внутреннего архитектурного убранства, – общий тип здания трапезной приобретает каноническую устойчивость. Через сто лет, в середине XVII века сирийский путешественник Павел Алеппский запишет в своих путевых заметках: «столовые в этой стране, которые называют палатами, бывают четырехугольные, с одним только столбом посредине, будет ли строение из камня или строганого дерева…»

Размещаясь во втором этаже, над хозяйственными помещениями, одностолпные трапезные, как правило, были перекрыты крестовыми сводами с железными связями и освещались через большие окна, расположенные обычно на противоположных сторонах зала; иногда соседние окна сдвигались попарно.

Внешне архитектурное убранство монастырских трапезных было обычно простым; иногда обрабатывались оконные проемы, плоскости стен расчленялись по вертикали «лопатками» – пилястрами, а по горизонтали – декоративными карнизами (чаще это был геометрический орнамент, выложенный из кирпича или из керамических элементов) по линии, где один этаж отделялся от другого, или по венцу здания. Кровли зданий трапезных в подавляющем большинстве были четырехскатными и напоминали низкий шатер («колпаком»), случаи перекрытия зданий трапезных двухскатными кровлями в XVI веке были редки.

Соловецкая трапезная по внешнему своему облику заметно отличается от других трапезных палат. Плоскости ее стен совершенно гладки, лишены каких-либо горизонтальных и вертикальных членений и производят поэтому впечатление убедительной монументальности. Окна не сближены попарно, а равномерно распределены вдоль северной и южной стен здания.

Нельзя обойти молчанием совершенно необычную форму кровли трапезной палаты. Здание имеет полуциркульное завершение и строго полукруглый фронтон западной стены. Не следует искать аналогий в русской архитектуре XVI века. Их нет и быть не могло – подобная конструкция кровли для того времени совершенно не типична. Раньше кровля соловецкой трапезной палаты была двухскатной (именно такой она изображена на многих гравированных и рисованных изображениях монастыря XVIII и начала XIX в.), ее переделка осуществлена между 1837 и 1850 гг. (в этом году мы впервые встречаем в гравированном изображении монастыря современную форму кровли). Тогда же на углах западной стены были поставлены сохранившиеся доныне тонкие глухие барабаны, имевшие чисто декоративное назначение (куполов на них не было).

Широкий западный фронтон трапезной палаты с самого начала расчленялся двумя вертикальными «лопатками», сохранившимися и поныне. В центре фронтона, на «коньке» кровли раньше (до пожара 1923 года) стояла высокая четырехугольная башенка, увенчанная шпилем: это была колокольня Филипповской церкви, до конца XVIII века находившейся поблизости, несколько севернее здания трапезной. После сноса в 1798 году этой старой церкви на башне были установлены часы (в кладке западной стены трапезной имеется вертикальный канал, который, может быть, служил для движения часовых гирь). Шпиль часовой башни раньше был чешуйчатым, а в 1846 году его заменили железным окрашенным «под золото».

Еще монастырская опись 1676 года упоминает «часы боевые с перечасьем, а у них четыре колокола перечасных небольших»; любопытно, что по той же описи в Соловецком монастыре было 17 разных часов. В конце XIX века на часовой башне Трапезной находилось семь колоколов.

Величественной простотой отличается интерьер трапезной палаты – громадной высокой двухсветной залы, опирающейся на один могучий центральный столб. Вместительность ее фантастична. С. Максимов в 1856 году отмечал, что в ней рассаживается за длинными столами одновременно более 400 монахов и приезжих богомольцев мужчин (женщины, приезжавшие на богомолье, обедали в соседней келарской). Ничего удивительного в этом нет. Ведь площадь трапезной (без учета глубоких оконных ниш) составляет 481,8 квадратных метра – всего на 13 меньше московской Грановитой палаты! В плане трапезная представляет собой почти точный квадрат: ее длина по линии восток – запад 22,05 метра, а ширина – 21,85.

Освещается палата двумя рядами окон – по четыре окна на северной и южной стенах. Окна помещены в глубоких (до 2,8 метра – такова толщина кладки стен!) нишах, которые, имея со стороны палаты ширину 2,6 метра, постепенно сужаются в сторону улицы. Первоначально окна трапезной, помещавшиеся в тех же нишах, были узкими и высокими, заделанными слюдой. 1745 году они (одновременно с окнами келарской) были растесаны и закрыты стеклом; этого показалось недостаточно, и в 1800 году окна были сделаны еще шире, «для света».

Поразительно смелое совершенство, с каким осуществлено перекрытие огромной палаты. Так же, как и стены, оно целиком выложено из крупного кирпича, высота свода – 6,75 метра. Конструкция состоит из четырех сводов, замки которых строго ритмично чередуются вдоль северной и южной стен. Перекрытия каждой половины зала, идущей по линии восток – запад, опираются одной стороной на угловые замки и в пролете стены – на три замка сводов между окон, а другой стороной сведены к центральному столпу. Никаких обнаженных железных связей, которые, как уже указывалось выше, были типичны для конструкции одностолпных трапезных, здесь нет. Необыкновенное мастерство характеризует исполнение соловецкой трапезной.

Содержащиеся в ряде старых изданий сведения о том, что трапезная имеет в длину 12 сажен (25,5 м), а в ширину – 10 сажен (21,3 м) – неверны; последние точные обмеры, данные которых мы приводим, этого не подтверждают.

Геометрическим центром и организующим пунктом всего сооружения является центральный столп. В отличие от большинства подобных палат здесь он не квадратный или многогранный, а круглый. Периметр столба в основании равен 11,85 метра, диаметр составляет 3,9 метра. Нижняя, круглая часть его сложена из 15 рядов больших каменных плит, соединенных известковым раствором, выше столб, легко расширяясь, почти незаметно утрачивает свою круглую форму и переходит в кирпичную четырехугольную опору сводов. В кирпичной кладке заметны вентиляционные отдушины.

Интересную деталь замечаем мы в северо-восточном углу палаты, рядом с дверью, ведущей в келарскую. Здесь сохранились остатки изящного юилевидного портала, типичного для русской архитектуры XVI века. Есть предположение, что этот портал обрамлял дверь, ведущую на лестницу, которая была выложена в кладке стены и сообщала помещение трапезной палаты с находившимися в нижнем этаже поварней и хлебопекарней.

Широкая арка, соединяющая помещение трапезной с Успенской церковью, сделана в 1800 году вместо небольшой двери, бывшей здесь до этого. В 1802 году арка эта была снабжена створчатой железной решеткой. Пол трапезной первоначально был кирпичным, потом покрыт деревом, а в 1843 году выстлан большими каменными плитами (нынешний деревянный настил положен поверх этих плит).

Узнав, что раньше стены и своды трапезной палаты были покрыты росписью, посетители нередко сетуют, что ныне от этой росписи не осталось следа, что обнаженная кирпичная кладка окрашена известью в гладкий белый цвет. Смеем заверить, что это пошло на пользу интерьеру палаты, возвращая ему первоначальный вид. С момента постройки и в течение почти трех столетий стены трапезной были просто побелены и лишены какой-либо росписи. Они были расписаны в 1825–1826 гг. молодым монахом Николаем. Живопись изображала евангельские сцены, «страсти господни», сюжеты из истории церкви; в частности «подвиги и чудеса» соловецких святых Зосимы и Савватия. И хотя в целом роспись эта, отличаясь «чисто восточным великолепием», была не только анатомически правильной, но и в чем-то даже изящной (возможно, монах Николай не был лишен подлинного таланта), никакой художественной ценности она не представляла, и жалеть об ее утрате не приходится.

Мы ценим древнюю фресковую роспись русских церквей – высокое достижение национального искусства, вошедшее в его золотой фонд. Фресковая роспись отличалась не только особой техникой (роспись темперными красками по сырой штукатурке, в результате чего краска, «схватываясь» вместе со слоем штукатурки-«левкаса», составляла с ним единое целое), но и особой художественной манерой.

Ни в одной из соловецких церквей ценной фресковой росписи не было. Роспись соборов, галереи, трапезной, предпринятая в XIX веке, во-первых, исказила первоначальный облик интерьеров этих памятников, а во-вторых, была лишена серьезных художественных достоинств. Выполненная масляными красками, она соответствовала дурному вкусу монахов, их представлению о «благолепии» храмов, но в корне расходилась с теми принципами, на которых основаны лучшие образцы древнерусской художественной росписи, с подлинно народными истоками русского искусства.

Тем, кто в этом сомневается, небезынтересно познакомиться с мнением замечательного художника В. В. Верещагина, который, посетив Соловки, записал: «Все церкви монастыря донельзя перепорчены позднейшими переделками и украшениями безвкусного характера; живопись, покрывающая стены, ниже всякой критики. Еще галерея, покрытая картинами мучений грешников в аду – картинами в полном смысле ужасными, составляющими неистощимый предмет любопытства, удивления и восхищения паломников, – представляет нечто более или менее оригинальное по замыслу, хотя и лубочное по исполнению; но большие картины на стенах главной церкви суть не что иное, как плохие копии с гравюр Рубенса, Штейбенаи других – все пестро, кричаще, лубочно…»

Старые фотографии интерьера трапезной палаты и остатки живописи на стенах Преображенского собора убеждают нас в справедливости такого отзыва.

Грандиозная постройка Успенской церкви с келарской и трапезной палатами – первенец каменного строительства в Соловецком монастыре – была закончена летом 1557 года. 15 августа этого года Успенская церковь была освящена. В феврале 1717 года в Успенской церкви возник пожар: сгорели верхние приделы, одна из трех церковных глав и крыша над трапезной. Но в том же году повреждения были восстановлены. В 1753 году деревянные перекрытия паперти, примыкающей к трапезной с запада и соединенной с галереей, были заменены сводчатыми из кирпича. В течение XIX века неоднократно производились различные внешние и внутренние переделки этого комплекса; некоторые из них исказили, испортили его внешний облик (пристройка к келарской с севера трехэтажного здания, изменение формы крыши и т. д.).

Но и в несколько измененном виде этот памятник русской архитектуры XVI века не перестает удивлять и восхищать нас своей монументальностью, своим величием, достигнутыми весьма простыми средствами, бесхитростной мудростью древних зодчих.

Сооружение Успенской церкви и трапезной палаты еще только подходило к окончанию, а игумен Филипп был уже захвачен новым замыслом. Ведь главный храм монастыря – Преображенский – был деревянным и небольшим. Необходимо было предпринять строительство нового собора, который бы по грандиозности и великолепию отвечал значению монастыря и его далеко распространившейся по Руси славе.

Был уже приобретен немалый строительный опыт; создан свой кирпичный завод, в достатке снабжавший строительство первоклассным кирпичом (правда, на острове не было извести – ее приходилось закупать на Двине и доставлять на Соловки морем). Нужны были средства – и немалые; но Филипп надеялся, что царь не оставит монастырь своими милостями.

Он не ошибся: царские пожалования полились на монастырь как из рога изобилия. Еще 28 июня 1555 года специальной грамотой Иван IV отменил грамоту, данную его отцом Василием III, по которой Соловецкому монастырю разрешалось ежегодно продавать 5 тысяч пудов соли беспошлинно: теперь количество соли, которую монастырь мог продавать, не уплачивая пошлин в казну и экономя на этом большие суммы, увеличилось до 10 тысяч пудов. В том же году Соловецкому монастырю была пожалована царем Сумская волость в Поморье со всеми угодьями и оброками и с 33 соляными варницами, находившимися на этой территории. В 1556 году царь утверждает сделанный боярином Иваном Полевым в Соловецкий монастырь вклад: село Пузырево в Бежецком уезде Тверской губернии; это новое владение также сулило монастырю немалые доходы.

В 1557 году сам царь делает личный вклад в монастырь: 1000 рублей (огромная по тому времени сумма) специально на строительство Преображенского собора. Наконец 29 января 1559 года издается царская грамота, согласно которой Соловецкому монастырю разрешается беспошлинная покупка хлебных запасов – еще одна статья экономии в монастырском бюджете. А драгоценных церковных сосудов, богатых облачений, пожалованных царем в Соловки в годы строительства Преображенского собора, просто и не перечислить…

Итак, надежная материальная база для успешного строительства была подведена.

И вот 27 мая 1558 года, на следующий год после завершения строительства Успенского собора и трапезной, в Соловецком монастыре «обложена строить на погребах соборная Преображенская церковь…»

Это было грандиозное предприятие. Филипп Колычев намеревался построить собор, который своими размерами, архитектурным совершенством и богатством мог бы сравняться с самыми знаменитыми храмами Руси, не исключая и соборов Московского Кремля. И, скажем прямо, этот замысел удался. Преображенский собор Соловецкого монастыря принадлежит к числу самых выдающихся шедевров русской архитектуры XVI века, является сооружением уникальным, не имеющим аналогий в отечественном искусстве.

Строительные работы шли, по-видимому, интенсивно: только при этом условии сооружение собора могло быть осуществлено за 8 лет. Организация строительных работ была, вероятно, обычной для того времени. Заготовлялось огромное количество строительного материала, его подача на рабочие площадки осуществлялась при помощи воротов, приводимых в движение лошадьми. В июле 1561 года 15 монастырских ладей, на которых с Двины везли известь к строительству собора, были «разбиты погодою» на море и погибли; это обстоятельство несколько задержало ход строительных работ.

Летом 1566 года Преображенский собор был завершен. Его освятили 6 августа, уже после отъезда Филиппа Колычева в Москву, куда он был весною вызван, чтобы занять пост митрополита «всея Руси».

Что же представляет собой Преображенский собор в архитектурном отношении? Он воздвигнут на обширном подклете, в котором размещены сухие хозяйственные помещения (подвалы, кладовые) и склепы с прочными сводами . Отсюда раньше шли подземные ходы: один из них был обнаружен в 1924 году и тогда же замурован; сведений об остальных ходах сейчас не имеется.

Есть сведения, что в XVIII в. некоторые из этих помещений использовались как темницы для узников.

Над подклетом находится основное помещение собора, перекрытое сложным по конструкции крестовым оводом, а над ним – третей ярус, чердак, где расположены четыре придела.

Собор выложен из кирпича. Толщина стен в первом ярусе почти достигает шести метров, во втором, главном ярусе, приближается к четырем метрам (так, толщина кладки южной стены 3,95 метра). Такое значительное уменьшение толщины стен, да и сама фантастическая толщина стены в нижнем ярусе, бесспорно, связаны с одной интереснейшей особенностью Преображенского собора: дело в том, что его стены имеют по мере повышения заметный уклон внутрь: здание Преображенского собора решено по вертикали в своеобразной конической проекции.

Объяснения этому пока что не найдено. Но с мнением В. В. Суслова, который еще в 1883 году писал, что «это дает повод думать, что строители его (собора. – Г. Б.) были не совсем опытные мастера», – никак нельзя согласиться: весь облик здания безусловно опровергает такое мнение. Некоторые авторы усматривают в уклоне стен собора своеобразно претворенное влияние готики; во всяком случае, нет сомнений, что именно таков был замысел строителей собора, и осуществление этого замысла придает всему сооружению уникальное своеобразие.

Необычным является также и размещение глав Преображенского собора, оказывающее решающее влияние на весь внешний облик здания. Оно увенчано пятью главами: одной большой, центральной, и четырьмя меньшими, по углам. Само по себе пятиглавое завершение, хотя и не часто встречалось в XVI веке, все же не было чем-то исключительным (вспомним хотя бы соборы Московского Кремля). Гораздо важнее и необычнее другое: четыре меньших главы отодвинуты далеко or центральной главы и помещены на башнях, венчающих углы здания. Это придает собору вид крепости – мощного, сурового сооружения, угловые башни которого выглядят дозорными вышками.

Симметричное размещение меньших глав сочетается с асимметричным расположением центральной главы. Это мощный восьмигранник с узкими и высокими (более двух метров) окнами в каждой грани, подчиненный тому же ритмическому принципу, что и все здание: корпус центральной главы имеет заметный уклон внутрь. Если рассматривать собор в плане, то эта глава занимает центральное положение. Но так как алтарь Преображенского собора, будучи значительно ниже основной кубической массы здания, воспринимается как самостоятельная пристройка, большая глава утрачивает свое центральное расположение и оказывается сдвинутой на восток, почти к самой стене, к которой примыкает алтарная пристройка. Это хорошо заметно не только снаружи, но и изнутри собора: главный купол оказывается у самой алтарной преграды.

Весь собор (с алтарем) в плане приближается к квадрату и поделен (двумя столбами в главном помещении и алтарной преградой) на три почти равные части, причем алтарь составляет одну из этих частей. Такая планировка традиционна для русской церковной архитектуры того периода (И. Э. Грабарь в «Истории русского искусства» употребляет в применении к Преображенскому собору выражение «старозаветный план»). Но основной объем здания, устремленный вверх, является прямоугольным в плане (вытянут по линии север – юг); к этому прямоугольнику, углы которого сверху завершаются башнями, и примыкает с востока алтарная пристройка; на восточной стене здания сохранились следы, оставленные прежней крышей алтаря, – стена собора выше этого уровня имеет декоративную обработку, подобную обработке других стен здания.

Внешний вид собора в настоящее время значительно отличается от первоначального: от декоративного пояска, шедшего по венцу большой главы, остались еле заметные следы; над всеми четырьмя угловыми башенками раньше были водружены глухие барабаны с куполами (эти барабаны и чешуйчатые купола, равно как и чешуйчатый купол большой главы, погибли во время пожара 1923 года).

Грандиозные плоскости стен собора обработаны выступающими вертикальными «лопатками» – пилястрами. Этот древнейший мотив русской архитектуры употреблен в данном случае с замечательным тактом: на южной и северной стенах, помимо угловых «лопаток», имеется лишь по одной «лопатке», которая; идет по средней линии здания (на этой же линии внутри собора расположены столбы); такое симметричное расположение «лопаток» как бы преодолевает асимметричное расположение большой главы и южной двери собора. Западная и восточная стены здания, помимо угловых «лопаток», обработаны еще двумя, симметрично расположенными: напомним, что плоскости этих стен больше, чем северной и южной, так как основная масса собора в плане прямоугольная. Помимо этих «лопаток», членящих здание по всей вертикали стен, небольшие лопатки, доходящие лишь до уровня сводов второго яруса собора, оформляют внутренние углы всех четырех башенок.

Верх собора первоначально был решен иначе: угловые башенки имели не гладкое завершение, увенчанное четырехскатной кровлей, а форму килевидного «кокошника». Это – один из самых древних декоративных и конструктивных мотивов русского церковного зодчества– так называемые «комары» (чаще употребляется термин «закомары»). Такой же характер имел и весь верх собора: ряды декоративных кокошников поднимались над стенами в четыре яруса, обступая со всех сторон центральную главу; при этом в нижнем ярусе было четыре кокошника, и следующих три, два и, наконец, в верхнем, у самой главы, один.

Такое оформление верхней части здания придавало ему удивительную стройность и законченность, создавало ощущение устремленности ввысь, ощущение стройности и праздничности. Подобных примеров в русской архитектуре множество. В. Суслов приводит один из них: знаменитый Рождественский собор Ферапонтова монастыря. Новым, необычным для такого решения в Преображенском соборе было то, что традиционный ритм закомар дополнялся угловыми башнями, над, кокошниками которых возвышались главки. Этот мотив, несколько усложняя форму здания, в то же время способствовал его нарядности.

Позднее верхние ряды кокошников и угловые кокошники были сняты, пространства между кокошниками нижнего ряда были заложены кирпичом, а все здание собора подведено под четырехскатную кровлю, скрывшую к тому же нижнюю часть центральной главы. Перестройка эта, значительно изменившая весь внешний облик собора, была произведена давно: на гравюрах начала XVIII века собор изображен таким же, каков он сейчас. Но на северной и западной стенах Преображенского собора видны остатки «закомар» – килевидных углублений в верхней части стен, прорезанных небольшими окошками. На плоскостях закомар западной стены и сейчас заметны следы росписей, изображавших (справа налево) праздники преображения и благовещения и две пары соловецких «святых»: Филиппа и Германа, Зосиму и Савватия.

Важным элементом внешнего облика Преображенского собора являются окна. Существует упоминание о том, что при постройке собора в окна были вставлены «цветные окончины»…

Верхний ярус здания снабжен рядом небольших окон (в том числе по три окна в каждой из угловых башен), имеющих полуциркульное завершение (проемы в форме бойниц на западной стене более позднего происхождения). Окна второго яруса – большие, вытянутые вверх, выходящие внутрь собора мощными расширяющимися нишами. Снаружи окна обработаны легкими килевидными наличниками. На восточной стене, к которой примыкает алтарная пристройка, таких окон нет. На западной стене три окна расположены высоко, в один ряд. На северной стороне – два окна.

Наибольший интерес представляет расположение окон на южной стене собора. Их три, причем одно расположено значительно ниже двух других. Но снаружи южная стена имеет четыре окна: одно из них, фальшивое, находится справа, являясь парным тому окну, уровень которого ниже двух других. Этим способом создавалась симметрия, уравновешивавшая асимметричное расположение двери.

В Преображенский собор ведут три двери; северная и южная находятся одна против другой, очень близко от алтарной преграды – таким образом, по отношению к плану главного объема собора они сдвинуты к востоку, а на общем плане собора (с алтарем) оказываются на средней линии. Еще В. Суслов отметил на основании изображения собора на старинной гравюре, что двери эти имели снаружи крытые крыльца, увенчанные небольшими главками; на эти крыльца вели лестницы с двумя всходами. Позднее эти крыльца – балкончики и лестницы были убраны (во второй половине XIX века их уже не было), и дверьми перестали пользоваться.

Основным входом в Преображенский собор являлся западный, с соборной паперти, примыкающей к галерее. Еще в 1920-е годы здесь была замечательная по исполнению створчатая дверь из кованого железа, выполненная в XVI или XVII веке. Высота этой двери достигала трех метров, ее полотно было накрест обито широкими коваными полосами, украшенными металлическими кружками с растительным узором. Двери были снабжены круглыми ручками-билами и фигурными коваными петлями с изображением орлиных голов…

Войдем через западную дверь внутрь собора. Лишенный пышного, сверкающего позолотой убранства, он предстает во всем своем величии, как памятник архитектуры. Поражает высота помещения: около 17 метров от пола до сводов. И совершенно удивительна организация интерьера.

Мы уже говорили, что основное помещение собора не квадратное, а прямоугольное. Его длина (по линии север – юг) составляет 23,17– 23,89 метра. Не удивляйтесь двойному размеру, это не ошибка: помещение несколько расширяется к востоку, его длина у алтарной преграды на 72 сантиметра (ровно 1 аршин) больше, чем у западной стены. Ширина помещения 17,7 метра. Площадь внутреннего помещения Преображенского собора составляет, таким образом, около 415 квадратных метров.

В надписи на стене собора указано, что площадь его – 170 кв. сажен (727,3 кв. м); это ошибка. Наши данные взяты из последних точных обмеров.

Интерьер собора по линии запад – восток делится на три части двумя мощными квадратными столбами, помещенными точно по средней линии главного объема здания. Столбы эти, несколько сужающиеся кверху, поддерживают своды и являются главными элементами, организующими все помещение.

Древнерусские храмы бывали чаще всего четырехстолпными или шестистолпными; в обоих случаях одна пара столбов выносилась за пределы основного помещения собора и служила вертикальной опорой для примыкавшей к ней алтарной преграды. В соловецком Преображенском соборе мы сталкиваемся с редчайшим решением: он в полном смысле слова двухстолпный. Вторая пара столбов не понадобилась, так как алтарная преграда представляет собою основную восточную стену здания, к которой снаружи примыкает алтарная пристройка… В этой мощной кирпичной кладке проделаны три арочных проема, ведущих в алтарь; в настоящее время они замурованы. Очень любопытно, что центральная арка неровная: ее правый край заметно скошен. Это явилось, по-видимому, результатом каких-то смещений стены во время построили собора, заставивших пойти на искажение формы проема, предназначенного для «царских врат» ради увеличения запаса прочности.

В кладке северной и южной стен собора вблизи алтаря заметны небольшие ниши; они были сделаны в 1797 году для помещения в одной плащаницы, а в другой – пустой раки, в которой до их перевезёния в 1652 году в Успенский собор Московского Кремля находились «святые мощи» Филиппа Колычева, строителя Преображенского собора. Есть сведения, что ниша в северной стене имела отдельный вход снаружи, а со стороны собора была забрана железной решеткой: сюда приводили из монастырской тюрьмы арестантов на богослужения…

Алтарная преграда, теперь обнаженная, раньше была целиком закрыта огромным резным иконостасом. Во время своего первого приезда на Соловки, в июне 1694 года, Петр I указал взамен обветшавшего иконостаса, современного зданию собора, сделать в Преображенский собор новый пятиярусный резной иконостас и позолотить его.

В литературе существуют разногласия по поводу того, где был изготовлен иконостас. Знаменитый русский просветитель Н. И. Новиков в своей работе «О высочайших пришествиях… Петра Великого на Двину», изданной в 1783 году, говорит, что иконостас был изготовлен в самом монастыре местными мастерами во главе с монахом Антонием. Другие авторы считают, что работы производились в Москве и готовый иконостас был доставлен на Соловки. Единственным местом в Москве, где в конце XVII века могла быть выполнена такая работа, была царская Оружейная палата; однако в обширном архиве этого учреждения нет никаких документов, связанных с изготовлением иконостаса для соловецкого собора. Скорее всего, он действительно. был сделан в самом монастыре. 11 мая 1697 года новый иконостас был установлен в Преображенском соборе.

В его нижнем («местном») ярусе помещались 11 икон, сред» которых было несколько замечательных произведений иконописного искусства XVI века, находившихся еще в старом иконостасе (например, икона «Вседержитель с преклоненными Зосимой и Савватием» и икона «Преображение», в композицию которой были включены эпизоды постройки соловецкого собора). В некоторых иконах воспроизводились элементы быта и другие особенности поморского края. Во втором ярусе находилось 25 икон, в третьем – 19, в четвертом – изображения церковных «пророков», начиная с Давида, а в верхнем, пятом,– праотцы от Адама.

Иконостас украшали золоченые колонны, увитые виноградными листьями и гроздьями и увенчанные пышными капителями. Но лучшей его частью были резные «царские врата» (высота 4 метра, ширина 1,5), покрытые сплошным растительным ковром: это был один из замечательных образцов искусства русских резчиков. В надписи на царских вратах излагалась история сооружения иконостаса.

В 1860–1861 гг. иконостас был местами подновлен и заново позолочен. Во время гражданской войны английские интервенты, находясь на Соловках, сняли с икон серебряные ризы и венцы с драгоценными камнями и, покидая острова, захватили это; награбленное богатство с собой. В 1920-е годы иконостас и его иконы бережно сохранялись как ценнейшие экспонаты историко-краеведческого музея СЛОН, размещавшегося в Преображенском соборе. Но в последующие годы это замечательное произведение искусства русских мастеров, к сожалению, погибло.

Нижняя часть обоих столбов раньше также была с трех сторон закрыта большими резными золочеными иконостасами: витые колонны, пышные балдахины, фронтоны. Они были построены в 1829– 1830 гг. и, несмотря на искусство исполнения, совершенно не гармонировали со строгим архитектурным обликом собора.

Поднимемся в третий ярус собора. Туда ведут узкие каменные лестницы в кладке стен в юго-западном и северо-восточном углах здания. Лестница освещается через небольшие окошки; поднимаясь по ней, можно заметить в стенах «продухи» – отверстия горизонтальных вентиляционных каналов, проложенных, древними строителями в стенах здания.

Значительную часть помещения третьего яруса собора («чердака») занимает сдвинутая к его восточному краю масса главного барабана: только здесь ясно видишь грандиозные его размеры. Во всех четырех угловых башнях раньше были размещены небольшие церковные приделы: 70-ти апостолов (в северо-восточном углу), 12-ти апостолов (в юго-восточном), Федора Стратилата (в юго-западном) и Иоанна Лествичника (в северо-западном). Между последними двумя приделами, вдоль западной стены собора идет галерея, отделенная от остальной части, чердака дополнительной стенкой с изящными арочками.

Великолепный вид открывается отсюда на море, на Кремль, на Святое озеро и лесные дали острова…

И еще несколько сведений из истории Преображенского собора. В 1602 году одновременно с сооружением галереи в паперти собора была устроена каменная палата, предназначенная для монастырской библиотеки. Не раз на собор обрушивалась, стихия: в 1635 году вода в Белом море поднялась и подошла к самым стенам монастырских зданий. 6 сентября 1701 года молния ударила в большую главу собора, сорвала с одной стороны чешуйчатое покрытие и, «проломив главу», проникла в помещение собора; было выбито одно окно, опален иконостас, вышиблены несколько плит в полу. Почти то же самое произошло днем 16 июня 1797 года, когда молния, пробив главу собора, выбила из пола под главным куполом несколько кирпичей…

На протяжении почти четырех столетий существования Преображенского собора в нем неоднократно производились частичные переделки и перестройки; некоторых из них мы уже касались выше. В 1745 году было построено новое каменное крыльцо к западному входу. В 1783–1794 гг. прежняя дощатая кровля собора, его алтаря и паперти была переделана на железную. Тогда же, в 1797 году пол в главном помещении собора был выстлан белым и красным кирпичом «в шахмат», а в 1810 году вместо этого кирпичного пола были наложены каменные плиты, сохранившиеся до сих пор. В 1861–1863 гг. старая побеленная штукатурка была до самой кладки сбита со стен и столбов собора, после чего и была предпринята та неудачная масляная роспись, следы которой сохранились доныне.

Такова история одного из самых замечательных памятников Соловецкого Кремля. Его историко-архитектурное значение выходит далеко за пределы острова, приобретает общерусские масштабы. Являясь уникальным произведением отечественного зодчества, Преображенский собор стал образцом для многих сооружений следующего, XVII века.

Элементом, объединяющим в один ансамбль Преображенский собор и трапезную с Успенской церковью и келарской палатой, является галерея. В течение 36 лет обе каменные постройки были разобщены. В 1602 году, после окончания строительства Благовещенской надвратной церкви, приступили к сооружению галереи.

Она состоит из трех частей: собственно галереи в середине и примыкающих к ней с обеих сторон папертей трапезной и Преображенского собора, которые выступают несколько вперед, придавая всему ансамблю ритмическую завершенность. Средняя часть галереи представляет собой чрезвычайно живописную кладку из крупных блоков дикого камня, прорезанную тремя широкими арками очень изящных пропорций. Профили арок выложены из кирпича. Арки вели во внутренний двор. Верх галереи был открытым: двухскатная деревянная кровля над ним покоилась на кирпичных столбиках.

В облике галереи обращает на себя внимание сходство с монастырскими стенами: кладка из валуна, кирпичные профили арок, кирпичные столбики, поддерживающие кровлю. Вероятно, в ее строительстве принимали участие многие из тех, кто лишь за несколько лет до того сооружал стены Кремля: во всяком случае, опыт этот был использован.

В средней части галереи к ней тогда же была пристроена со стороны двора двухэтажная каменная палата со сводами, предназначенная для хранения ручного оружия и церковной утвари.

Обращает на себя внимание, что обширные паперти трапезной Преображенского собора, примыкающие к галерее, отличаются от нее как общими пропорциями, так и характером кладки: большая часть их объемов выложена из кирпича. Кроме того, кажется удивительным, что древние зодчие пошли на то, чтобы закрыть обширной кирпичной папертью большую часть плоскости западных стен собора и трапезной – основных фасадов, наиболее изящно обработанных. Дело в том, что это – позднейшие сооружения. Первоначально галерея доходила только до северо-западного угла Преображенского собора и кончалась за ныне замурованной аркой (всего в галерее было, таким образом, четыре арки, расположенных попарно ближе к ее краям); здесь к галерее примыкало западное крыльцо собора. Вся западная стена собора была открыта. Позднее к ней пристроили деревянную паперть (это очень ясно видно на гравюре, исполненной в 1710 году Саввой Никифоровым), и лишь на изображениях монастыря, относящихся к середине XVIII века, появляется кирпичная паперть Преображенского собора, имеющая современный вид.

Что касается паперти трапезной палаты, то она вплоть до самого конца XVIII века имела совершенно иной вид, чем сейчас; ее переделка относится вероятнее всего к 1795–1796 гг., когда вся галерея стала двухэтажной. Паперть эта была узкой, к небольшому помещению примыкало уступом изящное крыльцо с крытой лестницей, которая шла с южной стороны, от галереи. Наклонная линия этой лестницы и край крыльца до сих пор отлично видны на стене: там, где неровная валунная кладка соединяется с кирпичной. Сейчас это сопряжение производит впечатление какой-то неряшливости; на самом деле это граница старого, современного галерее крыльца и позднейшей переделки, которая расширила паперть трапезной, лишив ее прежнего изысканного изящества…

В 1753 году пол галереи, которая еще оставалась открытой, был выстлан белыми плитами. В 1795–1796 гг. была предпринята реконструкция галереи: открытые пространства между столбами были забраны кирпичом – получилась сплошная стена, в которой прорезаны 13 полуциркульных окон; бывшие кирпичные столбы, поддерживавшие кровлю, превратились в пилястры, выступающие за линию стены. Галерея стала закрытой; она вмещала более 1000 человек.

В 1826–1827 гг. стены галереи изнутри были сплошь расписаны маслом: огромные картины с пространными подписями были призваны не столько настраивать на «божественный» лад, сколько ужасать, запугивать: адские мучения, наказания за грехи изображались с невероятными подробностями… В 1846 году живопись эта была «поновлена», но качество» ее нисколько не улучшилось: мы уже приводили отзыв В. В. Верещагина о «художественных достоинствах» этой росписи…

Несколько слов о надгробиях, лежащих на земле, у стены паперти Преображенского собора. Это каменные плиты с полустершимися надписями, ранее находившиеся на могилах соловецких монахов: большинство этих надгробий относится к XVIII веку. Среди них обращает на себя внимание надгробная плита с могилы последнего атамана Запорожской сечи Петра Кальнишевского: просидевший в заключении в одиночном каземате Соловецкого монастырям 1776 по 1801 год (25 лет!), он, ослепший, после освобождения остался в монастыре, где через два года умер в возрасте 112 лет и был похоронен возле собора.

(Г. Г. Фруменков («Узники Соловецкого монастыря», Архангельск, 1965, стр. 24) сообщает, что у стены Преображенского собора был похоронен и П. А. Толстой).

У западной стены Преображенского собора стоит надгробие Авраамия Палицына – саркофаг из полированного черного гранита. Палицын, постриженный в монахи в Соловках, был в 1594 году переведен в Троице-Сергиев монастырь под Москвой и позднее стал здесь келарем. Он являлся одним из руководителей героической обороны монастыря в сентябре 1608 – январе 1610 года от осаждавших лавру интервентов, возглавляемых Яном Сапегой. Пробыв Троицким келарем более 20 лет, Палицын в 1621 году удалился «на покой» в Соловецкий монастырь, где и умер 13 сентября 1626 года. Раньше предполагалось, что этот замечательный русский патриот был похоронен где-то на монастырском кладбище, но осенью 1872 года под смытым дождем слоем земли у южной стены Преображенского собора обнажилась каменная надгробная плита с именем Палицына и указанием года его смерти; под плитой была могила. Нынешнее надгробие поставлено в начале XX века.

В начале XVII столетия, когда строилась галерея, она объединяла лишь трапезную и Преображенский собор. Позднее галерея стала архитектурным и планировочным элементом, объединившим в общий ансамбль и все другие части соборного комплекса: колокольню, Никольскую церковь с помещениями ризницы и монастырской библиотеки и Троицкий собор.

Нет сомнения, что первая звонница появилась в Соловецком монастыре тогда же, когда были построены первые деревянные церкви. Она, по-видимому, была невысокой, или примыкавшей к зданию церкви, или стоявшей отдельно.

В XVI веке звонницы при церквах и монастырях, помимо своего прямого назначения, начали играть роль самостоятельной архитектурной единицы: они представляли собою в общем ансамбле вертикаль, организующую весь силуэт; строились высокие многоярусные (позднее шатровые), богато декорированные колокольни.

О времени сооружения первой каменной колокольни в Соловецком монастыре документы ничего не говорят. Скорее всего, она была построена в XVII веке; на всех гравюрах, начиная с 1710 года, колокольня эта изображается совершенно одинаково. Есть упоминания о том, что архитектура ее была не свободна от некоторого влияния готики. Это была трехъярусная колокольня, построенная, как и соборы, «на погребах»; по углам каждого из ярусов, поднимавшихся вверх небольшими уступами, стояли парные колонны, проем первого яруса имел килевидный рисунок, проемы остальных – полуциркульные. Над третьим ярусом находились часы (об этом упоминает в своих путевых заметках, относящихся к 1752 году, Я. Я. Мордвинов). Колокольня была увенчана круглой беседкой, над которой поднимался фигурный шпиль.

В 1776 году эта колокольня, пришедшая в ветхость, была разобрана, и вместо нее на том же месте и, в основном, по тому же образцу было начато строительство новой – той, что дошла до нас. В сентябре 1777 года она была закончена и на нее подняли колокола.

Она покоится на мощном цоколе, сложенном из семи ровных слоев дикого камня, – огромные булыжные блоки, скрепленные известковым раствором. Верхний край цоколя находится на уровне второго этажа галереи. Над этим цоколем поднимаются три выложенных из кирпича яруса самой колокольни, квадратных в плане. Первый ярус занят обширной сводчатой палатой, которая в 1797 году была оборудована для размещения монастырской библиотеки. Над ним уступом идет второй ярус, имеющий на каждую сторону по одному полуциркульному проему; высота этого яруса 7,2 метра, снаружи он обработан пилястрами на углах и по краям каждого из проемов. Третий ярус (его высота до основания главы 12,3 метра) по площади значительно меньше второго; сильный уступ скрадывается 12-ю колоннами квадратного сечения, стоящими (по три) на каждом из углов и вверху смыкающимися с кладкой стены. По краю этого яруса снаружи идет открытый ход, причем пространство между стеной яруса и колоннами оформлено в виде арочек. Над четырьмя широкими проемами этого яруса размещены круглые проемы, над которыми выступают архитектурно обработанные слуховые окна. Крутая четырехскатная кровля подходит к четырехгранному (со срезанными ребрами) глухому основанию главы; шейка главы обрамлена декоративным пояском, а над нею – чешуйчатый купол со шпилем. Общая высота колокольни (со шпилем) – 27 сажен (57,5 метра).

В 1846 году (одновременно с такими же переделками в соседней часовой башне) ветхая деревянная кровля колокольни была заменена железной и выкрашена в зеленый цвет, а также был сделан из железа и покрыт золоченой медью новый шпиль с яблоком и крестом.

Во время существования монастыря на втором и третьем ярусах этой колокольни было размещено 35 колоколов разных размеров.

Древнейший колокол Соловецкого монастыря, о котором мы имеем сведения, был отлит в 1545 году и получил имя «благовестный плакун».

В 1560 году, по-видимому, в связи со строительством Преображенского собора Иван IV «пожаловал» монастырю два малых «зазвонных» колокола (весом по 25 пудов) и 720 рублей специально на «строение» новых колоколов. На эту сумму монастырь вскоре приобрел три колокола, отлитых во Пскове «старанием» князя А. И. Воротынского. Один из этих колоколов («Преподобнический»), весом 173’/2 пуда, был отлит в июле 1557 года «мастерами псковскими запсковского конца Матвеем Григорьевым сыном да Кузьмой Михайловым сыном»; они же изготовили в 1559 году в том же «преименитом граде Пскове» второй из этих колоколов, весом 30 пудов. Третий колокол весом 80 пудов 14 фунтов отлил в 1547 году «мастер Трофим Оскарев Псковитин».

Отлитый во Пскове в 1587 году «Иваном Матвеевым сыном; Псковитином» 150-пудовый колокол был подарен монастырю боярином Д. И; Годуновым. Вскоре к нему прибавился также поступивший в дар колокол, изготовленный новгородскими литейщиками в 1597 году, и большой (995 пудов) колокол, отлитый «старцем Сергием» в 1600 году в Соловецком монастыре и названный «Борисовичем», так как на него пошли 500 пудов меди и 100 пудов олова, специально присланные от царя Бориса Годунова.

В декабре 1719 года мастер Василий Осипов отлил в самом монастыре 80-пудовый колокол, названный, как гласила надпись на нем, «Заес» (заяц).

В 1762 году старый «Борисович» был перелит в новый колокол весом 1000 пудов, названный «Преображенским». Но ему не повезло: в 1774 году он раскололся и был вновь перелит мастером Евдокимовым, причем была добавлена медь, и новый колокол стал весить уже 1100 пудов (17,6 тонны); в последний раз этот же колокол, наибольший из всех соловецких колоколов, был перелит в 1888 году, после чего вес его составлял уже 1147 пудов.

Знаменитый петербургский колокольный мастер Петр Евдокимов работавший в 1770-х гг. в Соловецком монастыре, отлил здесь, кроме «Преображенского», еще три колокола. Все эти колокола были подняты на новую монастырскую колокольню.

В настоящее время в Соловецком Кремле сохраняется два колокола. Один из них, «благовестник» (вес 72 пуда), был отлит в 1856 году на литейном заводе Чарышникова в Ярославле в память обороны Соловецкого монастыря от англичан в 1854 году – на колоколе изображен монастырь во время неприятельского обстрела. Любопытно, что материалом для этого колокола послужили украшения, которые были в Петропавловском соборе Петербурга во время похорон Николая I. Доставленный в Соловки в 1860 году, колокол этот на колокольню не поднимался, а висел в специально устроенной беседке, которая находилась посреди монастырской территории, между Святыми воротами и галереей.

Другой из сохраняемых ныне колоколов – очень древний. Он украшен восемью расположенными попарно великолепными по мастерству исполнения рельефными изображениями коронованных особ, священника, простолюдинов и тонким орнаментом с геральдическими элементами; по венцу колокола идет круговая готическая надпись. Возможно, именно он упоминается в монастырской описи 1676 года как «старый колокол немецкого литья».

К колокольне с юго-восточной стороны примыкает высокое здание пятиглавой Никольской церкви. Оно соединено непосредственно ни с колокольней, ни с галереей, но все же связано с ними: на первый ярус колокольни отсюда ведет узкий коридор, а с галереей Никольская церковь объединяется через обширную залу бывшей монастырской ризницы, над восточной частью которой церковь, собственно, и размещена.

Никольская церковь – один из древнейших храмов Соловецкого монастыря. Еще в XV веке здесь существовала деревянная церковь того же названия. Каменная Никольская церковь «на погребах» (то есть на высоком подклете)- явилась третьим (после Успенской церкви и Преображенского собора) каменным церковным сооружением Соловецкого монастыря. Семь с половиной лет ушло на строительство этого небольшого храма – почти столько же, сколько заняла постройка Успенской церкви с трапезной и сооружение огромного Преображенского собора… После постройки новой каменной церкви старая деревянная Никольская церковь была в том же году разобрана м перенесена на остров Анзер.

Воздвигнутая в 1577–1584 гг. каменная Никольская церковь просуществовала 250 лет. Судя по старинным изображениям, она была весьма обширной, имела двухскатную кровлю и одну главу, смещенную восточной стене. Фасад западной стены был оформлен рядом высоких арок, в которых (дополнительно к основной колокольне) помещались колокола. Интересно, что на одном из самых ранних изображений монастыря (в лицевом «Житии Зосимы и Савватия», принадлежащем Государственному Историческому музею) на том же месте в связи с Никольской церковью обозначена единственная в то время звонница.

В XVIII веке к зданию Никольской церкви с запада примыкало помещение ризницы, а в юго-западном углу стояла часовая башня, увенчанная куполом.

В 1831 году Никольская церковь и часовая башня были разобраны по ветхости до самого фундамента, и тогда же началось сооружение новой церкви. Ее фундамент был укреплен булыжным камнем, были вновь выложены сводчатые кладовые («сухие погреба») в первом этаже. Помещение монастырской ризницы во втором ярусе расширено, и уже над восточной частью этой новой ризницы в 1832 году выложили стены Никольской церкви. Она занимает, таким образом, лишь третий ярус этого здания: с западной стороны к ней примыкала небольшая паперть, помещавшаяся также над залом ризницы. В результате такого размещения по вертикали Никольская церковь получилась высокой: ее высота от земли составляет 39,4 метра. В 1833 году строительство было закончено, здание покрыто железной кровлей и оштукатурено, главы покрыты чешуей, внутри настлан пол из каменных плит.

Значительной архитектурной ценности современная Никольская церковь собой не представляет. В плане она несколько вытянута с запада на восток. Плоскости стен прорезаны овальными окнами, расположенными в один ряд. Все пять глав круглые, центральная глава снабжена окнами; остальные четыре отодвинуты на самые углы здания – мотив, взятый из архитектуры Преображенского собора, но примененный без такого искусства и поэтому производящий в этом случае фальшивое, неоправданное впечатление. На кладке западной стены заметны следы полукруглой кровли паперти, которая раньше здесь примыкала к зданию церкви, а теперь отсутствует.

Не представляет серьезного архитектурного интереса и последняя часть соборного комплекса – Троицкий собор, примыкающий с севера к Преображенскому.

Преображенский собор, как и большинство больших русских храмов того времени, был задуман имеющим три придела, помимо четырех, находящихся над сводами. Это были приделы: Михаила – архангела, Зосимы и Савватия и Троицкий, причем последний был пристроен к северо-восточному углу собора, представляя собой, таким образом, самостоятельный придельный храм. Его каменное здание, помещенное, как и все прочие, «на высоких погребах» было окончено в 1566 году одновременно с Преображенским собором.

В 1795 году Троицкая церковь была несколько увеличена и к ней пристроили алтарь, а в 1816 году осуществлена еще одна перестройка: алтарь был вновь значительно увеличен. Теперь он далеко выступал за линию алтаря Преображенского собора. Первый ярус под новым алтарем Троицкой церкви был разделен на две части: одна представляет собою сводчатое помещение, в котором до сих пор находятся каменные надгробия похороненных здесь соловецких архимандритов, другая часть этого подклета насквозь прорезана мощной проездной аркой, ведущей с внутреннего двора к алтарю Преображенского собора.

Троицкая церковь продолжала быть приделом Преображенского собора, пока в 1859 году она не была выделена из него и капитально перестроена в самостоятельный собор. У Преображенского собора остались два придела вместо трех – целостность первоначального архитектурного замысла его строителей была нарушена.

Интерьер Троицкого собора был довольно просторным, но очень безвкусно, кричаще оформленным. Четыре квадратных столба, окруженные резными иконостасами, поддерживали своды, над центром собора находился большой световой купол. В 1873 – 1876 гг. собор был расписан грубой масляной живописью, тогда же был сооружен и трехъярусный резной иконостас, покрытый позолотой. Весь интерьер собора был выдержан в дурном стиле церковного «благолепия», столь распространенном в XIX веке.

В настоящее время помещение Троицкого собора неузнаваемо изменилось (здесь в период СЛОН была оборудована столовая). Через это помещение можно пройти в алтарь Преображенского собора.

Под Троицким собором находилась небольшая часовня, называвшаяся Германовой, так «как здесь хранились «мощи» одного из основателей монастыря монаха Германа. Помещение этой часовни сохранилось, проход к ней через правую арку галереи, из небольшого внутреннего дворика.

А в алтаре Троицкого собора у южной стены в богатых серебряных «раках» сохранялись святые мощи Зосимы и Савватия. Мощи эти еще в середине XVI века были помещены в деревянные резные «раки», являющиеся великолепными образцами древнерусской резьбы. В резной надписи на «раке» Зосимы, которая ныне находится в Государственной Третьяковской галерее, указан год изготовления – 1566. По характеру исполнения она близка к знаменитому «царскому месту» Ивана IV (1551 год) в Успенском соборе Московского Кремля. Крышка ее украшена фигурой Зосимы в полный рост, вырезанной высоким рельефом; на боковой стенке размещены 16 резных клейм, обрамленных тисненым орнаментом и воспроизводящих различные эпизоды «жития» Зосимы, связанные с созданием Соловецкого монастыря.

В течение более чем четырех веков накапливал Соловецкий монастырь свои несметные богатства. Доходы от рыбной ловли, зверобойного промысла, солеварения, от обширной торговли и от нещадной эксплуатации поморского крестьянства непрерывным потоком текли в монастырскую казну. Щедрые пожалования делали монастырю цари и патриархи – одни «на помин души», другие, как Иван Грозный, чтобы замолить перед богом свои жестокие преступления. В 1582–1583 гг. царь Иван буквально засыпал монастырь богатейшими дарами «в поминовение опальных», привлеченных к суду и расправе по делу бывшего митрополита Филиппа. От царей и патриархов не отставали виднейшие вельможи, которые щедрыми «вкладами» в монастыри надеялись завоевать «благосклонность» небес и заслужить блаженство «на том свете».

Не удивительно поэтому, что в крупнейших, наиболее знаменитых русских монастырях (таких, как Троице-Сергиев, Кириллово-Белозерский, некоторые московские монастыри и, конечно, Соловецкий) на протяжении веков сосредоточивались колоссальные сокровища; хранилища этих богатств, ризницы, непрерывно росли.

Но не только блеском золота и драгоценных камней, не только матовым сиянием жемчуга и роскошной красотой тканей были ценны эти коллекции. Как ни фантастически грандиозна их материальная ценность, она незначительна по сравнению с тем, что представляют собою эти вещи как произведения национального искусства, созданные руками изумительных мастеров, вышедших из самых недр народа: ювелиров, чеканщиков, златошвей, печатников, иконописцев, ткачей, кузнецов… И нет ничего удивительного, что их необыкновенные творения, давно уже утратив свое утилитарное культовое назначение, не перестают восхищать нас, наполняя наши сердца чувством законной гордости за замечательное древнерусское искусство, неразрывно связанное с традициями народного ремесла, воплощающее тот идеал красоты, который волновал наших далеких предков.

Соловецкая ризница была одной из самых богатых, она стояла в первом ряду среди самых замечательных коллекций древнерусского искусства.

Размещаясь первоначально, вероятнее всего, в самом Преображенском соборе, ризница по мере своего роста потребовала отдельного помещения. В 1602 году, одновременно с постройкой галереи, западнее Никольской церкви было сооружено специальное двухэтажное каменное здание, примыкавшее к галерее; в нижнем этаже хранилось ручное оружие, а в сводчатой палате второго этажа – драгоценности, церковная утварь и облачения. В 1797 году это обветшавшее здание было перестроено. Оно осталось двухэтажным («на погребах»), причем помещение второго этажа было значительно расширено за счет объединения с находившимся рядом помещением монастырской библиотеки (перенесенной под колокольню). По стенам большой ризничной палаты стояли шкафы с драгоценностями, древними книгами и документами.

Но это помещение просуществовало недолго. Одновременно с перестройкой старой Никольской церкви к ризнице была пристроена новая палата, объединенная со старой. Теперь это была огромная зала (длина 34,8 метра, ширина 12,8, площадь 445 квадратных метров) с высокими сводчатыми потолками, освещенная через большие окна, шедшие по северной стене. Сейчас помещение ризницы сохранилось лишь частично: большая часть его сводов обрушилась. По стенам этой залы стояли застекленные деревянные шкафы, в которых и хранились драгоценные коллекции.

Разумеется, перечислять все, что находилось в ризнице Соловецкого монастыря, не только невозможно, но и не нужно. Но о некоторых, наиболее достопримечательных вещах стоит кратко рассказать.

К числу древнейших предметов, собранных здесь, относились: резной крест из моржового клыка, деревянный потир (церковная чаша) Зосимы, небольшой каменный колокол и железное клепало к нему – все эти вещи означены уже в первой дошедшей до нас монастырской описи, датированной 1514 годом. Литые золотые кресты (один из них весил 1064 грамма), вложенные Иваном Грозным в 1558, 1562 и 1583 годах. Серебряные позолоченные чаши, кадила, блюда, кубки, богато украшенные чеканкой, гравировкой, эмалью, драгоценными камнями: некоторые из них были подарены монастырю Иваном IV, Михаилом Федоровичем, Алексеем Михайловичем, патриархами Филаретом и его преемником Иоасафом. Серебряные жалованные ковши эпохи Петра I. Церковные облачения, шитые из изумительных по красоте дорогих тканей: аксамита, бархата, парчи, атласа…

Необыкновенную историко-культурную ценность представляло собрание древних рукописей и старопечатных книг: Евангелие XIV века, написанное на пергамене, рукописные Евангелия

XVI века (одно из них в 1613 году вложил в монастырь князь Д. М. Пожарский), рукописные «Апостол» XVI века, «Правила апостольские», «История иудейской войны» Иосифа Флавия (две последние книги были подарены Иваном IV). Здесь же находились и старопечатные Евангелия начала XVII века в драгоценных окладах.

Некоторые из предметов, сохранявшихся в ризнице, не имели религиозного назначения, но представляли колоссальную историческую и художественную ценность. Таковы, например, палаш в серебряной оправе с драгоценными камнями, принадлежавший прославленному русскому военачальнику начала XVII века князю М. В. Скопину – Шуйскому (ныне хранится в Государственном Историческом музее), сабля князя Дмитрия Пожарского, также имеющая серебряную оправу, украшенную драгоценными камнями (она в апреле 1850 года была передана в Московскую Оружейную палату, где и хранится до настоящего времени), изумительная по совершенству вкуса и мастерству исполнения резная ажурная костяная кружка, выполненная в 1774 году знаменитым резчиком по кости Осипом Дудиным, уроженцем Холмогор; ныне она также экспонируется в Оружейной палате Московского Кремля…

«Монастырская ризница, – писал В. В. Верещагин, – очень богата; много дорогих, хорошей работы, вещей… Жаль, что сохраняются только вещи из драгоценных металлов с жемчугом и дорогими камнями и вовсе нет поделок из дерева, которыми Север так богат…»

В соловецкой ризнице сохранялось и большое количество (более 500) ценных документов, связанных с историей монастыря: документы, написанные на пергамене и бумаге, грамоты царей и патриархов, адресованные Соловецкому монастырю, собственноручные письма митрополита Филиппа Колычева. Здесь же хранились и две вкладные записи, данные монастырю знаменитой посадницей Марфой Борецкой, и первый из подлинных документов соловецкой истории: новгородская грамота на вечное владение монастырем островами, написанная на листе пергамена и снабженная восемью «вислыми» печатями…

Какова же судьба ризницы? Часть вещей пропала в период гражданской войны – была разграблена белогвардейскими приспешниками Чайковского и английскими интервентами. В августе 1922 года на Соловки прибыла специальная комиссия Главмузея из Петрограда, которая осмотрела оставшиеся ценности и вывезла их для передачи центральным музеям. (Любопытны следующие цифры: комиссией было изъято в различных изделиях в общей сложности около четырех килограммов золота, 1360 килограммов серебра, 1988 драгоценных камней и т. д.– это лишь небольшая часть тех материальных ценностей, что были ранее сосредоточены в ризнице).

Ныне вещи из Соловецкой ризницы занимают почетное место среди первоклассных сокровищ русского искусства в Оружейной палате, Государственном Историческом музее и других крупнейших музеях страны. Созданные народом, они теперь всецело ему принадлежат.

Не меньшую историческую и художественную ценность, чем ризница, представляла и библиотека Соловецкого монастыря – одна из древнейших, больших по объему и значительных по полноте коллекций старинных русских книг.

Начало монастырской библиотеке было положено еще в конце XV века соловецким игуменом Досифеем. Он «не мало лет» находился в Новгороде и, очевидно, организовал там широкую переписку книг (вероятнее всего, с текстов обширной книжной сокровищницы Софийского собора) для Соловецкого монастыря. Среди этих книг (помеченных, кстати, особым именным знаком Досифея) – не только образцы переводной патриотической и церковно-полемической литературы, но и древнейшие памятники русской литературы.

В монастырских описях XVI века упоминаются «книгохранительные палатки», в которых помещалась библиотека, находившаяся под присмотром специального «книгохранителя». Библиотека постоянно пополнялась – книги покупались, поступали из других монастырей, переписывались на месте, приносились в дар. Среди лиц, которые дарили Соловецкому монастырю книги, мы встречаем Ивана IV (от него поступило 12 книг), Филиппа Колычева, Д. М. Пожарского, Авраамия Палицына, патриарха Никона. Здесь были пять древнейших рукописных книг на пергаменте (из них две датируются XIII– XIV вв.), книги XV века, написанные на бумаге, и прочие выдающиеся книжные ценности.

К началу XVII века монастырская библиотека настолько разрослась, что потребовала специального помещения, и в 1602 году в паперти Преображенского собора сооружается каменная палата для библиотеки.

Позднее книгохранилище переносится в помещение, примыкавшее к ризнице. В 1797 году эта палата была объединена с ризницей, а библиотека, насчитывавшая к этому времени около 4000 томов, переносится в сводчатую квадратную палату со сводами, которая находилась в первом ярусе новой колокольни. Последнее перемещение библиотеки относится к 1846 году, когда для нее построили над самой галереей специальное каменное помещение, примыкавшее к западной стене первого яруса колокольни (эта пристройка сохранилась до сих пор).

Книжные богатства соловецкой библиотеки грандиозны. Еще монастырская опись, произведенная в июне 1676 года, указывает 948 рукописных и 530 печатных книг, среди которых не только богословские сочинения, но и грамматики, космографии, хронографы. К 1835 году библиотека насчитывала уже 4606 томов.

В 1854 году в связи с угрозой неприятельского нападения на Соловки наиболее ценные книги соловецкой библиотеки вместе с другими монастырскими ценностями были эвакуированы в Антониев-Сийский монастырь на Северной Двине. В это время вновь открытое в Казанской духовной академии специальное «миссионерское отделение против раскола» обратилось в синод с просьбой о передаче 406 книг соловецкой библиотеки, наиболее важных для изучения раскола; с разрешения синода в Казань была переправлена вся эвакуированная часть соловецкой библиотеки (1513 томов рукописных и 83 тома старопечатных книг). А в сентябре 1858 года было принято решение об оставлении этих книг в Казани навсегда. Соловецкий монастырь лишился одного из своих величайших историко-культурных сокровищ.

После Великой Октябрьской революции бывшее соловецкое книжное собрание перешло из упраздненной Казанской духовной академии в ведение государственных архивов, откуда 29 июня 1928 года было передано в Рукописный отдел Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, где и хранится поныне, составляя отдельный фонд, насчитывающий 1482 книги.

Состав этого фонда очень богат и разнообразен. Не случайно ведь по спискам соловецкого книжного собрания были напечатаны и введены в научный оборот многие сочинения русских писателей-публицистов XV– XVI вв. – таких, как Вассиан Патрикеев, Иосиф Волоцкий, Максим Грек и другие. Здесь хранятся также Евангелия, богатые по составу церковные сборники, «Жития» (одних «житий Зосимы и Савватия» – 20 списков, в том числе два «лицевых», богато иллюстрированных миниатюрами), различные нравоучительные сборники и духовные «повести», «поучения», «послания» и «похвальные слова». Значительную часть собрания составляют рукописи светского содержания: хронографы (исторические хроники) и «степенные» книги, знаменитые «Хроника» Георгия Амартола и «Космография» Козьмы Индикоплова, азбуковники, арифметики, «лечебники» и «травники», интереснейшее певческие рукописи. В составе соловецкой книжной коллекции немало рукописей, содержащих выдающиеся исторические документы (например, «Русскую правду») и крупнейшие произведения древнерусской литературы («Слово» Даниила Заточника, «Сказание о Мамаевом побоище» и др.).

Большую ценность представляет и соловецкое собрание старопечатных книг (одно время оно насчитывало 2000 томов), среди которых были такие ценнейшие памятники русского книгопечатания, как «Апостол» 1564 года и «Острожская библия» 1581 года, напечатанные Иваном Федоровым, «Триодь» 1592 года и др.

И хотя теперь этого богатства нет на Соловках, мы не должны забывать, что именно здесь, на далеком беломорском острове, была в XV– XVII вв. создана книжная коллекция, являвшаяся одной из крупнейших сокровищниц отечественной культуры.

Естественно, что за столетия существования и разнообразной деятельности Соловецкого монастыря здесь отложилось множество документов исторического, административного, хозяйственного характера.

Опись 1676 года указывает, что монастырский архив в это время насчитывал 3174 документа различного характера: описи монастыря и переписные книги монастырских владений, приходно-расходные и «дозорные» книги по обширным монастырским вотчинам на поморском берегу, документы по строительству, ценнейшие юридические памятники – закладные, купчие крепости, крестьянские «заемные кабалы», многочисленные документы по организации солеварения и рыболовства в монастырских владениях и т. п.

Впервые документы Соловецкого архива привлекли, внимание ученых лишь в XIX веке: в 1834 году сюда приехал член Археографической комиссии Бередников, который осмотрел монастырский архив и взял некоторые из документов в Петербург (впоследствии они были опубликованы в фундаментальном издании «Актов Археографической комиссии»). После этого архив в Соловках снова на несколько десятилетий выпал из поля зрения историков.

В 1916 году Археографическая комиссия командировала в Соловки молодого ученого Б. Д. Грекова, впоследствии академика, выдающегося советского историка. Он нашел архив, помещавшийся в небольшой сырой комнате в здании, пристроенном к келарской, в хаотическом состоянии: огромное количество документов XVI–XIX вв., включая чертежи и планы, было в беспорядке разбросано на деревянных стеллажах. Тогда Б. Д. Греков смог ознакомиться с архивом лишь в общих чертах.

В мае 1917 года он вторично приехал в Соловки. Предварительно был решен вопрос о вывозе монастырского архива, ввиду его огромной исторической ценности, в Петроград. Проведя предварительную разборку документов, Греков вывез их в Архангельск, чтобы оттуда переправить в Петроград, но осуществить это не удалось. Когда добрались до Котласа, оказалось, что линия на Петроград перегружена, и ящики с архивными документами были посланы в противоположном направлении – в Пермь.

В 1918 году Б. Д. Греков уехал из Перми, и соловецкий архив, лишенный надзора, неоднократно перебрасывался с места на место. Некоторая часть документов оказалась расхищенной и растерянной во время колчаковщины. Лишь после окончания гражданской войны архив был собран работниками пермского губархива и помещен в местный музей; здесь в 1924–1926 гг. документы соловецкого архива разбирал и изучал советский историк А. А. Савич, издавший в 1927 году в; Перми фундаментальное исследование «Соловецкая вотчина XV– XVII вв.»

В конце 1920-х гг. соловецкий архив был перевезен в Москву и передан Центральному Государственному архиву древних актов, где он и хранится теперь, как самостоятельный фонд. Небольшая, но очень интересная часть соловецкого архива находится также в Ленинградском отделении Института истории Академии наук СССР.

Часть документов монастырского архива XIX века (Б. Д. Греков вывез лишь документы XVI–XVIII вв.) оставалась на Соловках и сгорела во время пожара 1923 года. Лишь отдельные документы были впоследствии найдены сотрудниками Соловецкого музея СЛОН.

Таковы некоторые сведения о собранных в Соловецком монастыре крупнейших исторических сокровищницах – ризнице, библиотеке и архиве – и об их судьбе. Ими можно закончить рассказ о достопримечательностях главной части Соловецкого Кремля – его соборного комплекса.

Соборный комплекс, занимающий центральную часть территории Соловецкого Кремля, окружен прямоугольником жилых и бытовых построек. Этот прямоугольник почти замкнут – лишь; в южной его части (в районе Филипповской церкви) и у ныне, замурованных Сельдяных, Святоозерских и Архангельских ворот; есть проходы. Такая планировка сложилась давно, она типична для системы застройки старых монастырских территорий. Уже на самых ранних изображениях Соловков мы видим соборный’ комплекс, окруженный сплошным каре построек, которые составляли как бы вторую, внутреннюю стену Кремля.

Большинство этих зданий относится к концу XVIII и XIX вв. и. не имеет архитектурной ценности. Их внешний облик обычен, они почти лишены какого-либо декоративного убранства. Некоторые из них сооружались на месте старых построек, которые или сносились, или включались в новые комплексы застройки, другие связывали между собой прежде разобщенные строения.

Все здания вдоль западной стены Кремля отстоят от нее на некоторое расстояние и соединяются со стеной поперечными кирпичными арками, сооруженными в 1811 году. Арки эти, иногда служа для перехода (по второму ярусу) от здания на стену, одновременно играют и роль контрфорсов, подпирающих тыльные стороны зданий. Нельзя отказать строителям в том, что весь ритм этих арок и их пропорции решены с бесспорным вкусом и изяществом.

Здания же, обращенные к восточной стене Кремля, или примыкают к ней вплотную (как, например, поваренный и квасоваренный корпуса), или немного отступают от нее. И здесь строители использовали тот же мотив арок, но более широких и мощных, чем те, что идут вдоль западной стены.

Особенно интересна своим оригинальным архитектурным и конструктивным решением сооруженная в 1799 году проездная арка, соединяющая здания келарской и поваренной палат. Здание келарской имеет довольно крутой уступ, который великолепно оформлен аркой: она тройная, с изломом внутри, ее проемы различны по габаритам. Нередко туристы, осматривая эту арку, вспоминают знаменитую тройную арку здания Главного штаба в Ленинграде, сооруженную К. И. Росси, – там, действительно, применен тот же мотив. Вряд ли следует подчеркивать, какие трудности выдвигала подобная конструкция перед Соловецкими строителями – и они великолепно преодолели их…

Ритм поперечных арок на этом участке отлично объединяется с ритмом арочной галереи, идущей вдоль первого этажа здания поваренной палаты.

Не давая подробной характеристики всех построек, составляющих «внутреннюю стену» Соловецкого Кремля, мы остановимся лишь на тех, которые представляют интерес с исторической или архитектурной точек зрения.

В северо-западном углу главного двора Кремля, в районе Сельдяных (Рыбных) ворот, по обе стороны прохода к ним стоят два здания, в которых сохранились элементы древних (XVII века) построек; б. казначейская палата и б. наместнический корпус, в котором сейчас размещается Соловецкая турбаза.

На месте двухэтажного здания казначейской палаты до конца XVIII века находилось здание монастырской больницы. Оно примыкало к старой каменной Филипповской церкви (построенной в 1688– 1690 гг.) – небольшой, одноглавой, стоявшей в этой части двора, теперь свободной от построек (в мае 1798 года эта обветшавшая церковь была снесена, а в южной части Кремля тогда же построена новая, под тем же названием). От здания больничных палат сохранилась северная стена с двумя угловыми «лопатками» и очень типичными для XVII века маленькими квадратными окошками; они сверху обработаны наличником, ступенчатый профиль которого углубляется в кладку стены. В XVII– XVIII .вв. монастырская казенная кладовая (казначейская палата) размещалась в специальном трехэтажном каменном, здании под двухскатной кровлей, построенном в 1619 году на том же дворе; оно стояло отдельно, несколько севернее келарской и трапезной палат.

В 1798 году одновременно с разборкой Фшшпповскои церкви были сломаны и здания казенной палаты и больничный корпус, а в 1799 году «на старых больничных палатах» соорудили ныне .существующее двухэтажное здание казначейской палаты, в первом этаже которого находились свечные мастерские и кладовые, а во втором хранилось разное имущество, бывшее в ведении монастырского казначея. Обширная зала (190 квадратных метров) второго этажа – замечательное сооружение: ее своды очень изящны, великолепен ритм четырех глубоких оконных ниш по восточной стене, которым соответствуют такие же, на глухие, ниши на противоположной стене.

На месте большого трехэтажного здания б. наместнического корпуса стояли пороховые погреба, от которых сохранилась часть кладки на валунном цоколе с такими же, как у соседнего здания, квадратными окошками. Интересно, что в крепостной стене у Сельдяных ворот, поблизости от порохового погреба имеется одна боевая ниша с амбразурой, а дальше идут глухие арочные ниши. В 1798 году на старых пороховых погребах был построен двухэтажный жилой корпус, над которым| позднее надстроили третий этаж; здесь, на месте нынешней турбазы, помещались кельи, монастырская литография и гостиница для «знатных гостей».

Идущие на восток от этого корпуса здания «рухлядной» (рухольной), квасоваренной и поваренной палат (две последние примыкают уже к восточной стене Кремля) построены в 1796–1798 гг. на месте старых зданий того же назначения, снесенных до фундамента. Постройки эти неинтересны, если не считать нижней арочной галереи поваренного корпуса и расположенной во втором этаже его огромной залы, которая раньше использовалась как трапезная для многочисленных приезжих; в период СЛОН здесь был зрительный зал театра на 800 мест (об этом театре писал в своем очерке о Соловках А. М. Горький), а позднее – спортивный зал. Любопытно отметить, что монастырский «пищеблок», помимо своих внушительных размеров, отличался и некоторыми особенностями оборудования: вода в котлы и квасные чаны поднималась насосом из колодца, соединенного со Святым озером; отходы «кухонного производства» по специальной подземной трубе выводились в море.

Следует обратить внимание и на здание б. просфорной палаты, находящееся у восточной стены, сзади колокольни. В блок этого двухэтажного с мезонином каменного здания, построенного в 1796 году «на старом фундаменте», включены (направо от входа) две старые, относящееся к XVII веку, сводчатые палаты, каждая из которых освещается двумя окнами.

С южной стороны главный двор Соловецкого Кремля замыкает ряд жилых зданий, построенных в период 1799–1820 гг. и не представляющих никакого историко-архитектурного интереса. С этими зданиями соединена и новая Филлиповская церковь – кирпичный куб, над которым возвышается массивный «восьмерик»; раньше церковь эта имела высокую главу, даже слишком высокую, так как она «спорила» с находящимися рядом главами Преображенского собора. Как и все поздние постройки в Соловецком Кремле, церковь эта не отличалась изяществом и не может претендовать на то, чтобы считаться архитектурным памятником.

На месте зданий, расположенных вдоль западной стены Кремля, был обширный каменный двухэтажный жилой корпус, на фундаменте которого в 1797– 1803 гг. построены ныне существующие корпуса; раньше они продолжались до самой казначейской палаты, смыкаясь с ней, а нынешнего прохода к Успенской башне со двора не было. Именно здесь, в жилом корпусе, стоявшем перед этой башней, и начался в ночь на 26 мая 1923 года страшный пожар, что произвел в Соловецком Кремле разрушения, следы которых заметны и поныне.

…Пожар возник в два часа ночи, совершенно неожиданно. Причины его так не удалось выяснить, но следствие не исключало поджога: контрреволюционные настроения части соловецких монахов (а их оставалось здесь еще около полутора сотен) были известны. Огонь бушевал трое суток.

Пожар уничтожил или повредил большую часть кремлевских построек. Выгорели Успенская церковь и трапезная палата с часовой башней. Сгорел шатер колокольни и деревянные балки, на которых висели колокола: сами колокола упали, некоторые распаялись, спеклись бесформенными слитками, большой колокол треснул насквозь. Погибли еще оставшиеся на Соловках части архива и библиотеки. Сгорели главы всех соборов, сильно отстрадали Никольская церковь, квасоваренный и рухлядный корпуса, галерея, повреждены были и башни, особенно Прядильная и Успенская, где находились коллекции старинного оружия. Комиссия определила общий убыток от пожара в 70 с половиной тысяч золотых рублей…

К западной стене Кремля примыкает и Благовещенская церковь, сооруженная в 1596–1601 гг. над главным входом в Кремль – Святыми воротами; отсюда к Преображенскому собору через весь двор ведет широкая дорога, выложенная крупными каменными плитами.

Раньше куб Благовещенской церкви, увенчанный чешуйчатой главой на тонком глухом барабане и прорезанный внизу широкой аркой ворот, стоял отдельно. Позднее пристроенные с обеих сторон здания стиснули, «поджали» церковь, закрыли ее северный и южный фасады. Выдержанная в лучших традициях русского храмового зодчества XVI века, Благовещенская надвратная церковь представляет собой архитектурный памятник, достойно дополняющий великолепные сооружения соборного комплекса Соловецкого Кремля.

В 1633 году в этой церкви был установлен замечательный по работе резной деревянный иконостас, который выполнил в Троице – Сергиевом монастыре «мастер Лев Иванов резец». Но в 1846 году он по ветхости был заменен новым, не представлявшим художественной ценности, как и позднейшая роспись стен.

Благовещенская церковь и построенная на следующий год после нее галерея завершают огромный цикл каменного строительства, предпринятого в Соловецком Кремле во второй половине XVI столетия. В это время здесь был создан ряд сооружений выдающейся историко-архитектурной ценности. К их числу, помимо соборного комплекса и стен Кремля, относится также здание мельницы.

Оно расположено в южном дворе монастыря – в том треугольнике, который ограничен юго-восточным и юго-западным пряслами кремлевских стен, сходящимися у Белой башни, и линией зданий, отделяющих эту небольшую территорию от главного двора. Здесь с давних времен находились важнейшие хозяйственные службы, среди которых мельница и зернохранилище занимали особое место.

Монастырская опись 1514 года указывает, что водяная мельница находилась в это время еще вне территории монастыря. Но Филипп Колычев, начиная каменное строительство на Соловках, решил перенести «мельничную службу» в монастырь и построить для нее новое здание. Документов, позволяющих точно датировать это строительство, не сохранилось, но есть позднейшие указания, что оно относится к 1552 году, когда было начато и сооружение Успенской церкви с трапезной.

Здание соловецкой мельницы двухъярусное и разделено на две половины. В одной из них два сводчатых помещения располагаются одно над другим. В нижнем этаже (площадь 50 квадратных метров, высота до свода 4 метра) находились постава, приводившиеся в действие водой, которая шла по подземному каналу из Святого озера. Верхний этаж представлял собой очень изящную, выдержанную в превосходных пропорциях сводчатую палату площадью 51,16 квадратных метра, а высотой всего 2,45 метра. Вторая половина здания (площадь 80,85 квадратных метра) также разделялась на два этажа, из которых только верхний имел своды; между первым (его высота 3,36 метра) и вторым (3,3 метра) этажами шло, вероятнее всего, деревянное перекрытие.

Но особую архитектурную значительность придает зданию мельницы его внешнее оформление. Один из фасадов (тот, что обращен к Прядильной башне) обработан великолепным орнаментом из кирпича и простых керамических элементов, протянувшимся сплошным поясом. Фасад, обращенный к Белой башне, еще более наряден. Вдоль первого яруса идет галерея с пятью изящнейшими арками. Над этой галереей – еще одна, крытая, типа «гульбища»; ее кровля поддерживается восемью кирпичными столбами переменного сечения – квадратные внизу, они в средней части переходят в восьмигранник, а выше вновь становятся четырехугольными, постепенно расширяются и переходят в арочный свод. Столбы, перемычки между ними, профили арок – все выполнено из кирпича и богато декорировано рельефным орнаментом, состоящим всего из четырех – пяти простейших элементов, но производящим неизгладимое художественное впечатление.

Очень оригинально решен переход от здания мельницы к находящемуся по соседству сушилу: излом, который делает галерея мельницы, придает всему сооружению удивительную уравновешенность и завершенность. Соловецкая мельница может быть причислена к выдающимся памятникам русского зодчества XVI века.

В конце XVIII века здание мельницу было расширено пристройкой к нему с севера нового помещения: их граница хорошо видна на наружной стене. К 1828 году относится усовершенствование мельницы, которая и раньше работала круглый год: к трем поставам прибавили крупорушку, установили «толчею» и сукновальную машину; в дальнейшем были произведены и другие пристройки к зданию мельницы и прачечной («портомойни»), стоявшей рядом, на том же канале (здесь белье мылось «стремлением воды», уже «отработавшей» на мельнице)…

Между мельницей и Белой башней – здание сушила. Его почти не видно со двора: фасад закрыт мельничной галереей. Основной объем этого мрачного здания выступает за пределы кремлевской стены и выглядит пристройкой к башне – глухой массой, выложенной из того же дикого камня, что и она, и имеющей ту же высоту. Сушило построено одновременно со стенами и является памятником XVI века.

Здание это предназначалось для хранения монастырских запасов зерна и муки. В плане оно почти квадратное и, как и соседняя башня, разделено на четыре яруса. Второй и третий ярусы заняты обширными кладовыми палатами, своды которых опираются на мощные квадратные центральные столбы. Над ними, в четвертом ярусе вдоль внешних стен здания идет боевой ход с амбразурами. Примыкая к Белой башне и выступая за линию стен, здание сушила должно было выполнять военную функцию, как флик из узлов обороны соловецкой крепости. Таким образом, необычное размещение этого здания вполне объясняется военной целесообразностью: это было дополнительное укрепление в южном углу Кремля.

А первый ярус сушила? Его помещения, находящиеся ниже уровня земли, выполняли зловещую функцию: здесь находились страшные казематы, настоящие каменные мешки, в которых содержались узники монастырской тюрьмы. «Головленкова» тюрьма была одной из самых ужасных соловецких темниц.

Мы не будем излагать историю монастырской тюрьмы: этому вопросу специально посвящена обстоятельная, великолепно документированная книга Г. Г. Фруменкова «Узники Соловецкого монастыря». Напомним лишь, что монастыри издавна использовались самодержавием и церковными властями для заключения религиозных вольнодумцев и политических врагов самодержавия, которых царская власть называла «ворами и бунтовщиками», и что Соловецкая тюрьма была самой древней и самой суровой из монастырских тюрем.

Ее возникновение относится еще к середине XVI века, когда сюда по приговору церковного «соборного» суда 1554 года был сослан для заключения в «келью молчательную» бывший игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий, обвиненный в ереси.

В течение XVII века монастырская тюрьма на Соловках непрерывно росла. Достаточно сказать, что только за, период с 1612 по 1645 год на Соловки пришли 142 царских грамоты «о присылке под начало всяких чинов людей»… Знаменитый историк – демократ А. П. Щапов, который в 1860-е годы сам был приговорен к заключению в Соловецкую тюрьму, утверждал, что в середине XVII века на Соловки было сослано до 160 человек, недовольных «Уложением» 1649 года, которое юридически оформляло окончательное закрепощение крестьян.

История Соловецкого монастыря рельефно отражала важнейшие явления политической истории русского государства.

Крупнейшим событием второй половины XVII века было знаменитое «соловецкое восстание» 1668–1676 гг. Оно происходило в эпоху церковного раскола и началось как «книжный бунт», как выступление монахов против предпринятой патриархом Никоном церковной реформы и исправления богослужебных книг. Но ведь и никоновская реформа, и раскол, вызванный ею, были явлениями острой политической борьбы, развернувшейся в период окончательного закрепощения крестьян. Известно, что в средние века социальные выступления крестьянства и городских низов, их борьба против феодалов часто приобретали религиозную окраску, но это не меняло их главной, классовой сущности. И соловецкое восстание очень скоро переросло свою религиозную форму и приобрело масштабы и характер широкого народного движения. Укрепленный монастырь собрал в своих стенах многие сотни поморских крестьян, активно участвовавших в движении. Правительство царя Алексея Михайловича предпринимало чрезвычайные усилия для подавления «мятежа»: отряд царских войск длительное время вел осаду монастыря по всем правилам военного искусства.

Соловецкое восстание по времени совпало с крестьянской войной под предводительством Степана Разина, охватившей все Поволжье и значительную часть территории центральной России. (Кстати, любопытно отметить, что сам Разин в 1661 году посетил Соловки.) И после подавления крестьянской войны поморские крестьяне в Соловецком монастыре продолжали борьбу – она была сильнейшим отголоском этой войны. Многие из сподвижников атамана принимали в соловецком восстании непосредственное участие. Один из современников, старец Пахомий, писал, что «в монастырь де в разинщину пришли многие капи-тоны, чернцы и бельцы из понизовых (приволжских. – Г. Б.) городов». Еще более определенно высказывался тобольский митрополит Игнатий: «прибегоша в тую же обитель… донского казака атамана Стеньки Разина помощники – воры из Астрахани; и егда во обитель вниидоша, тогда бо уже… поставиша себе начальником Фадейка кожевника и Ивашка Сарафанова и… «не только святой церкви хулами, но и благочестивого царя не восхотеша себе в государи имети…»

Есть сведения, что на Соловках, в темницах Головленковой тюрьмы были заключены некоторые сподвижники Степана Разина, в том числе его сотники Исачко Воронин, уроженец Кеми, и Сашко Васильев, выходец из Кушерецкой волости…

Соловецкое восстание кончилось поражением, но в истории классовой борьбы и в исторических судьбах русского Севера оно сыграло важную роль.

Люди разных политических и религиозных взглядов, разной судьбы становились узниками соловецких монастырских темниц. Тюрьма уравнивала бывшего графа и начальника Тайной канцелярии, знаменитого дипломата и сенатора, любимца Петра I П. А. Толстого (подпись которого мы не раз встречаем под приговорами о ссылке в Соловки) и матроса Никифора Куницына; всесильного временщика князя В. Л. Долгорукого и крестьянина Василия Щербакова. Некоторые из соловецких узников провели в тюрьме не один десяток лет: Куницын – 22 года, крестьянин Думнов – более 30 лет, последний кошевой атаман Запорожской Сечи Петр Кальнишевский – 25 лет (из них 16 лет в каменном мешке Головленковой тюрьмы).

…Жуткое, пронизывающее впечатление производят эти казематы. Каменные мешки находятся в глубоких сужающихся нишах, сделанных внутри валунной кладки: глубина одной ниши составляет 2,25 метра, другой – 3,1, а наибольшая ширина – соответственно 3,7 и 3,3 метра. Каменные стены, низкий, нависающий каменный потолок, крохотная вентиляционная щель – и все. Страшная сырость… В одном из этих казематов при исследовании в 1925 году были обнаружены полусгнившие человеческие кости…

В правой части здания сушила находятся еще два каземата, отделенные один от другого могучей дверью, окованной железом, с прорезанным в ней маленьким окошком. Через эти помещения и вел потайной ход на территорию монастыря, которым воспользовались царские войска, осаждавшие его во время Соловецкого восстания.

Кроме этих каменных мешков в Головленковой тюрьме, были и земляные темницы, существовавшие еще в XVIII веке. Такие же земляные узилища находились и под крыльцом Успенской церкви, под келарской палатой, под Преображенским собором. Какое кощунство – тюрьма в здании церкви!– но это было весьма распространенное явление. Церковь соревновалась с «мирскими властями» в старании сделать жизнь заключенных как можно более невыносимой.

Темницы соловецкой тюрьмы располагались и в других местах. П. Толстой и его соперник и заклятый враг В. Долгорукий, сам испытавший ту же участь, содержались в «Антоновской тюрьме», которая находилась южнее Святых ворот, были казематы и в некоторых нишах кремлевских стен… Наряду с Белой башней, большая тюрьма существовала и в другой, Корожной башне; здесь была также и земляная тюрьма. А. И. Фомин, посетивший Соловки в 1789 году, писал, что под Корожной башней «была престрашная, вовсе глухая подземная тюрьма, называемая Корожня». В 1927 году комиссия музея СЛОН, обследуя эту башню, обнаружила в ее первом ярусе две глубокие ниши с крюками и отдушинами в стенах – бывшие казематы…

В XIX веке казематы в башнях уже не использовались – в северной части монастыря, на территории так называемого «острога», отделенной от главного двора и закрытой от посторонних, было оборудовано большое тюремное здание. Здесь еще с 1615 года стоял обширный двухэтажный корпус, в котором находились монастырские иконописная и «чоботная» (сапожная) палаты. В 1798 году, когда для иконописной было выстроено здание возле келарской, ее бывшее помещение приспособили под «арестантскую»: во втором этаже отделали покой для караульного офицера и казарму для солдат, охранявших заключенных, а первый этаж разгородили на 11 «арестантских чуланов».

В начале 1826 года, когда велось следствие по делу декабристов, Николай I приказал осмотреть соловецкую тюрьму и «составить предположение, сколько можно будет в этом монастыре поместить арестантов офицерского звания». Не подлежит сомнению, что в Петербурге намеревались сделать Соловки и местом заключения участников восстания 14 декабря на Сенатской площади; «находящихся в монастыре арестантов низкого звания» предполагалось отсюда вывести. Инструкцию для соловецкой караульной команды царь поручил составить зловещему тюремщику декабристов коменданту Петропавловской крепости генералу Сукину, высказав личное пожелание о строжайшем содержании заключенных в одиночных камерах.

В 1827–1830 гг. тюремный корпус был переоборудован: во втором этаже построили дополнительно 16 «арестантских чуланов», а офицеры и солдаты караульной команды были переведены в находящийся рядом небольшой двухэтажный флигель. Позднее над тюремным зданием был надстроен третий этаж и число одиночных камер было увеличено до 33.

В этой тюрьме и содержались многочисленные соловецкие узники XIX века, среди которых были члены тайного общества Михаил Критский и Николай Полов, декабрист Александр Горожанский, член Кирилло – Мефодьевского братства Георгий Андрузский, участники знаменитой политической демонстрации декабря 1876 года у Казанского собора в Петербурге Яков Потапов и Матвей Григорьев и многие, многие другие.

Страшная это была тюрьма. В. И. Немирович-Данченко писал, что она, «когда к ней приближаешься, кажется громадной, многоэтажной гробницей, откуда вот – вот покажутся, открыв свои незрячие очи и потрясая цепями, бледные призраки прошлого… Эта сырая каменная масса… переносит разом на несколько веков назад».

Лишь осенью 1903 года соловецкая тюрьма была упразднена; ее здание было позднее использовано под монастырскую больницу…

Бывшее здание тюрьмы соединяется узким корпусом с высоким массивным зданием бывшей портной палаты, которое является замечательным памятником архитектуры XVII века. Оно сооружено еще в 1642 году и разделено на два этажа, перекрытых сводами. В первом этаже – хозяйственные и рабочие помещения, во втором – просторная квадратная палата с восьмигранным столбом посредине. Раньше здесь была трапезная для монастырских работников разных специальностей. (Теперь помещение это разделено продольной стеной на две части).

Великолепна наружная отделка здания портной палаты. Высокий фронтон с четырьмя чердачными окнами отделен от основного объема керамическим орнаментальным поясом; такой же пояс, но более скромный, идет и под окнами второго этажа. По вертикали фасад обработан симметрично расположенными широкими рельефными «лопатками». Окна широкие, но нет сомнений, что первоначально они были меньше и не прямоугольными, а полуциркульными – следы старых оконных арок заметны на стене.

В 1798 и 1804 году здание это было несколько перестроено, после чего в нем разместились столярная и плотницкая мастерские, а в первом этаже – склад столярных изделий…

Таковы основные памятники на территории Соловецкого Кремля. Их обилие, древность, выдающиеся архитектурные достоинства, отражение в их облике лучших черт отечественного военно-оборонного, церковного и гражданского зодчества позволяют причислить Соловецкий Кремль к самым замечательным историко-архитектурным ансамблям в нашей стране.

Но, восхищаясь им, мы не имеем права забывать о тех, чьими руками была создана на века эта красота, – о простых русских людях, одинаково умелых и в труде пахаря, и в труде строителя, и в ратном труде. Свою вековечную мечту о красоте, свою великую тягу к ней вложили они в каждое создание рук своих.

Нелегким был их труд, тяжелой и безрадостной была их жизнь. Монастырь – вотчинник нещадно эксплуатировал поморских крестьян, наживая свои колоссальные богатства ценой сдирания «трех шкур» со многих тысяч окрестных жителей. До нас дошел монастырский указ, относящийся еще к 1568 году, где говорилось: «монаху Дионисию отправиться в Шую Корельскую, схватить там крестьянина Андрея Еремеева, заковать в цепи и скована привезти на монастырский двор, бив плетьми и палками, пока не заплатит податей монастырю». Красноречивый документ!

Уже в первой половине XVII века Соловецкому монастырю принадлежало все поморское побережье от Онеги до Колы, и жители этого района находились в полнейшей феодальной зависимости. Стяжательская политика монастыря, его бесконечные поборы, его нещадная эксплуатация разоряли не только крестьян, но и посадских людей, и не случайно еще в 1648 году жители городских посадов жаловались, что «мы… от тех монастырей насильства вконец погибли, и многие людишки, тягло свое пометав, в пусто бредут безвестно врознь». Сколько людей погибло от жестокого монастырского мздоимства, от «смертных побоев» – не перечесть…

Поморянин соль из слез вываривал

Там, где не певали соловьи,

И, вздыхая с хрипотцой говаривал:

«Соловки…» И снова: «Со-ло-вки!..»

Перед сном рубахи поседелые

Скручивал в огромных кулаках.

И от пота становились белыми

Море и собор на Соловках…

С. Панюшкин

Бесконечен труд, безгранична жизненная стойкость простого русского человека – труженика, творца. И как памятник этому труду народа, как торжественный гимн ему, как воплощение его стремления к красоте высится на беломорском острове великолепный соловецкий ансамбль – подлинное чудо нашего Севера…

Однажды, направляясь на Соловки, я приехал в Кемь, – приехал с таким расчетом, чтобы в тот же день попасть на катер, ходивший еще нерегулярно. Но когда добрался из Кеми до Рабочеостровска (бывш. Попов остров), узнал, что катер приходил накануне и сегодня, вероятнее всего, не придет. Вместе со мною в Рабочеостровске оказалось еще десятка два неудачников…

Решив не ожидать понапрасну в Рабочеостровске, я, взяв рюкзак и палатку, поехал в расположенное неподалеку от Кеми большое старинное село Подужемье, рядом с которым находился знаменитый порог Вуочаж. На протяжении полукилометра бурлила и пенилась здесь среди камней река Кемь, спускаясь почти на 15 метров (я не случайно говорю об этом в прошедшем времени, – все это было до перекрытия реки плотиной). Места у порога необычайно красивы, и я с огромным удовольствием прожил сутки в лесу у самой воды.

К вечеру следующего дня возвратился в Кемь В Рабочеостровске мне сказали, что совершенно неожиданно соловецкий катер приходил вчера и должен прийти сегодня, ближе ночи. Так оно и случилось. И каково же было мое удивление, когда я увидел, как спускались с катера на пирс некоторые и: тех, кто накануне ожидал транспорта на Соловки! На мой удивленный вопрос, почему они так скоро возвращаются, был ответ: «а мы все посмотрели…»

Бедные люди!.. Поддавшись «туристской моде», не желая отстать от нее, предприняли они поездку на Соловки и были уверены, что ничего интересного, кроме Кремля, здесь нет.

Сколько раз приходилось мне встречать людей, которые осмотрев Кремль, спрашивали: «а что посмотреть еще, где ещё побывать?» и при этом оказывалось, что в их распоряжении всего 1 – 2 дня, что они заехали на Соловки «попутно» (с Хибин ли, из Мончегорска, с Кижей – какая разница, главное – попутно!)…

Глубокое заблуждение думать, что достопримечательности Соловков – это только Кремль. Соловки – это необыкновенная природа, дивный оазис посреди Белого моря. И надо подышать здешним воздухом, надо походить по здешним дорогам, побродить по лесам, познакомиться с озерами…

В 1905 году М. М. Пришвин писал о Соловках: «День солнечный, прекрасный, море синее. Можно подумать, что я не у Полярного круга, а где-нибудь в Италии». Подобные сравнения мне самому приходилось не раз слышать от людей, которые много разных чудес повидали на своем веку.

Совершите поездку по системе озер; сходите в Исакове и в| Савватиево, поднимитесь на гору Секирную, доберитесь до Новой Сосновки и отдохните на морском берегу. Обязательной совершите экскурсию на остров Муксалму, к знаменитой дамбе; прогуляйтесь на южный берег острова, к мысу Печак. Непременно сходите на хутор Горка полюбоваться лиственничной аллеей и кедровой рощей, цветущей сиренью и гималайским шиповником. А если у вас будет время – совершите небольшое путешествие по морю на Заяцкие острова. Может быть, вы сможете даже найти день – два, чтобы дойти до Реболды И: оттуда добраться до острова Анзер…

Лишь после этого вы почувствуете всю прелесть Соловков и сроднитесь с ними душою, как с одним из удивительных по красоте своей уголков Родины нашей.

Только, пожалуйста, запомните: по соловецким дорогам надо ходить. Не соблазняйтесь никакими механизированными транспортными средствами. Ездить по этим дорогам – преступление: настолько они красивы, настолько чист и живителен их воздух.

Итак, в путь по соловецким дорогам!..

Возраст дороги – четыре столетия

Ее направление – север. Ее конечный пункт – Новая Сосновка. Но по пути к морскому берегу она проходит через Исакове, гору Секирную, Савватиево.

Дорога эта, действительно, старейшая на острове. Она проложена в середине XVI века, и трасса ее отмечена на всех дошедших до нас старинных картах Соловков.

Наше путешествие начинается от Кремля. Идя по Северной улице, минуем здание метеостанции. Поселок остался позади. Слева морской берег; в хорошую погоду море отливает синевой, а на горизонте в голубой дымке маячат темные очертания дальних островов. Берег – открытый, песчаный, усеян крупными валунами.

Первый этап дороги, идущей небольшими подъемами и спусками, неинтересен. Но постепенно (за ответвлением вправо, ведущим на лодочную станцию) лес все плотнее обступает колею дороги. Вот направо за деревьями виднеется подболоченный край Хуторского озера и сразу за ним направо отходит дорога на хутор Горка.

И тут как-то неожиданно и сразу меняется вид дороги. «Как только мы выехали на лесную дорогу, – писал В. И. Немирович-Данченко, – глаза стали разбегаться во все стороны. Пейзажи, один прелестнее другого, развертывались перед нами, как будто в волшебной панораме. Не успеешь вглядеться в один, как вдруг перед вами раскинется еще более красивый под светом яркого солнечного дня…»

Перелесок, среди которого тянулась дорога, уступает место густому хвойному, даже дикому таежному лесу, подступающему к самой обочине. По краям дороги – валуны.

Справа, на обочине, виднеется спрятавшийся среди деревьев старый полосатый верстовой столб. За ним начинается один из интереснейших участков дороги. Она вся в сплошных спусках, подъемах, небольших изгибах. 400 лет назад, прокладывая эту дорогу, ее строители использовали естественный рельеф местности – трасса дороги протянулась вдоль гряды холмов. Но чтобы обнаружить это, надо очень внимательно приглядеться: ведь холмов не видно, их склоны поросли густым лесом. Могучие деревья уцепились корнями за тонкий слой почвы. Кажется, на чем удержаться? А ведь веками стоят лесные красавцы…

Метрах в ста справа от дороги и значительно «иже ее серебрится среди деревьев озеро Карзино. Очень красиво изогнутое, оно почти на километр тянется вдоль дороги, то почти вплотную подходя к ней, то удаляясь – пока не отвернуло совсем.

Только что исчезло с наших глаз озеро справа, а слева уже открывается великолепная сосновая поляна. Она особенно живописна в погожий день, когда золотисто – красные стволы деревьев освещаются ярким солнцем.

И вновь тянется дорога по склонам холмов, иногда довольно круто спускаясь и поднимаясь. Густой лес местами расступается, открывая небольшие полянки, заросшие густым клевером или хвощом. Много в этом лесу осины, и среди тишины звенит – да, да, именно звенит – нежный шелест ее листвы. Даже трудно представить, как необыкновенно красива эта дорога осенью, когда вся она расцвечена волшебными красками, когда осеннее золото горстями раскидано вокруг…

На небольшой полянке, поросшей высокой травой, – беседка – грибок. Направо отходит тропинка; если пойти по ней, то через каких-нибудь пять минут подойдешь к цепи мелких озер, очень живописных, но с заболоченными берегами.

Вернувшись на нашу главную дорогу, мы вскоре окажемся рядом с высоким мрачным холмом, поросшим темным таежным лесом. Старые ели прижали к самой дороге молодые березки. Холм как-то сразу круто обрывается, и этот темный лес будто проваливается куда-то в пропасть, где совсем черно даже в солнечный день. Царство замшелых стволов, камней, бородатого мха на нижних ветвях елей.

Минуем еще один верстовой столб. Слева открывается веселая полянка, поросшая хвойным леском и сплошь покрытая ягодником. Да и справа, там, где только что был страшный темный лес, тоже стало веселее: больше белых полосок берез, лес посветлел.

Позади уже немало километров, но дорога настолько удивительна, что совершенно не чувствуешь расстояний. «Что поражает больше всего – это неожиданность художественных моментов. Идешь, ничего не ожидая, и вдруг перед тобой раскинется такая картина, что в первый момент не сообразишь, где ты, что с тобой…» – писал В. И. Немирович-Данченко.

И вот рубеж этой дороги: по обеим сторонам ее – две могучие сосны, старые, кряжистые, с совершенно прямыми и голыми стволами. Как стражи, стоят они, оторвавшиеся от своих собратьев и подступившие к самой обочине. Еще 300 – 400 метров за этими сосновыми воротами – и дорога разветвляется. Налево идет прямая зеленая аллея, в конце которой темнеет Секирная гора; на вершине – белое-белое здание церкви на фоне голубого неба. Необыкновенная картина, поражающая своей стереоскопичностью!

Но мы пойдем направо, по дороге, немного поднимающейся вверх. Чуть в стороне – высокая гряда, полого спускающаяся в северном направлении. Ее склоны, сплошь заросшие мхом и кустами черники, усеяны громадными валунами, среди которых встречаются камни – великаны, напоминающие самые крупные из тех, что мы видели в кладке стен Соловецкого Кремля. На вершине – стройные сосны. Вдали видна Волчья гора, а на горизонте синеет море и видны полоски дальних островков. Направо между стволами серебрится несколько постепенно пропадающих в отдалении озер, словно окутанных легкой дымкой. В воздухе разлит терпкий аромат багульника…

Слева от дороги – неширокая луговина, в конце которой открывается голубая гладь огромного, прихотливо изогнувшегося Исаковского озера. Журчащий ручеек соединяет небольшое, заросшее кувшинками тихое озерко справа от нас с Исаковским озером. Расстояние между озерами очень невелико, а уровни у них разные: правое, маленькое, метра на два выше…

Дорога медленно поднимается среди мелкого березняка и осинника, а справа к ней почти вплотную подходит хребет с очень крутыми и голыми песчаными склонами и с гребнем, поросшим редкими соснами. И снова дорогу плотно обступает молодой березняк. Он становится все гуще и гуще, и хвойный лес отходит на второй план и стоит позади – высокой надежной стеной. Справа – небольшая травяная площадка; на ней редкие ели и среди них гордо возвышается великолепная одинокая береза, нагнувшая вниз свои пышные ветви.

Еще метров сто, и дорога подходит к Исакову. Можно идти налево, вдоль берега Исаковского озера, можно пройти прямо и выйти к деревянным конюшням. Они стоят на краю луга, спускающегося к озеру и покрытого необычайно густой и высокой травой; запахом этой травы напоен воздух.

Исаково – бывшее монастырское поселение (так называемая «пустынь») с часовней и несколькими одно- и двухэтажными деревянными домами. Первые постройки относятся к 1832 году и предназначались для монахов, ловивших рыбу на озерах и косивших сено на обширных окрестных лугах. Сейчас здания поселка используются приезжими художниками.

Исаково расположено в том месте, где сближаются два озера: обширное Исаковское и необыкновенно красивое, все в желтых цветах кувшинок, Карасевое. Вид от поселка на Исаковское озеро, очень живописен. А правее высится Секирная гора, немного вытянутая к северу и поросшая лесом. Она кажется шапкой над сплошным лесом, окружающим ее…

Покидая поэтичное Исаково, перейдем по мостику через небольшой канал, соединяющий оба озера, и выйдем на обширный луг, пересеченный тропинкой, идущей в сторону горы Секирной. Сама гора пока видна, но скоро она скроется.

Не очень длинна эта дорога, но все, кто по ней прошел, запомнят ее, как одну из самых приятных на Соловках. Цветы, густая трава, белый и красный клевер, заросли медуницы – все это колышется легким ветерком и освещается ярким солнцем, сияющим с голубого неба. Именно об этой дороге писал в 1933 году М. Пришвин: «Как только мы вышли на берег (Красного озера.– Г. Б.) и лесными тропинками направились в сторону Секирной горы, так сейчас же началось чтение увлекательнейшей книги природы, открывающей цельное и вечное движение в переменах…»

Луг позади. Входим в мелкий лесок: березы, осины, ели, можжевельник, несколько могучих сосен. Минуем прибрежный лужок, сплошь заросший цветами, и тут как-то сразу, неожиданно характер пейзажа резко меняется: среднерусский ландшафт уступает место таежному…

Вскоре наша тропинка выходит на дорогу – ту самую, в конце которой мы с развилки впервые увидели Секирную гору. Но сейчас, хотя мы и ближе к горе, с дороги не видно ее. Вокруг – тайга, лес усеян валунами; и чем ближе мы подходим к Секирной горе, тем более таежный характер приобретает лес.

Дорога огибает подножье горы, но есть ответвление на ее вершину, по нему мы и поднимемся.

Гору Секирную отлично видно с моря при подходе к Соловкам: отсюда она убедительно воспринимается как высшая точка острова. Северо-восточный и южный склоны «Секирки» обрывисты, а западный – сравнительно пологий.

Прежде это место было пустынным, поросшим дремучим лесом. Название горы связывается с легендой, красочно изложенной в «Житии Зосимы и Савватия»: якобы на вершине этой горы двое «светлых» юношей-ангелов высекли пойманную ими жену рыбака – в знак веления «свыше», чтобы остров безраздельно принадлежал монахам…

В конце XVII века монахи намеревались построить на горе Секирной небольшой храм, наподобие того знаменитого «скита», что построил Никон возле Ново-Иерусалимского монастыря под Москвой. Во время русско-шведской войны 1788–1790 гг. на горе Секирной была установлена артиллерийская батарея. В 1801 году, когда Россия стояла на пороге войны с Англией, здесь был сторожевой пост для наблюдения за морем. В 60-х годах прошлого века на Секирной был основан монастырский скит. В это же время на склоне горы был заведен обширный ягодный сад – одна из достопримечательностей Соловков.

Дорога довольно круто переходит в лесенку, удобно вырубленную в склоне горы. Ледник, выложенный из крупных валунов, деревянная часовенка и очень красиво поставленный на горе двухэтажный жилой дом с крытым переходом в церковь, построенный в 1862 году.

Чудесный вид открывается отсюда на раскинувшиеся вокруг сплошные темно-зеленые леса и рассеянные среди них озера – «блестящие глаза земли». М. М. Пришвин писал: «Узнавая на каждом шагу, читая, как книгу, местную и в то же время всюдную жизнь, мы пришли на Секирную гору и с высоты ее в лесах увидели бесчисленные озера большого острова. Море отсюда было видно не совсем кругом, но по туману в той стороне, где воды прямо не было видно, можно было легко догадаться, что и там тоже все вода…»

На самой вершине горы, на ровной площадке, – стройное двухэтажное здание церкви, покоящееся на основании из валунов. Оно не имеет алтарного выступа и представляет собой куб со срезанными углами. Церковь построена в 1860– 1863 гг. и, не отличаясь выдающимися архитектурными достоинствами, очень приятно смотрится, так как отлично увязана с окружающим пейзажем. Восьмигранный барабан главы переходит в купол, под которым находится знаменитый Соловецкий маяк.

Маяк этот был сооружен одновременно с постройкой здания церкви, в 1862 году. Расположенный на самой высокой точке Соловецкого острова, он является самым крупным маяком на Белом море.

Высота маяка над уровнем моря 123 метра, а от подножья Секирной горы – 98,5 метра. Его свет виден почти на 22 мили. Первоначально маяк освещался тремя масляными лампами, с 1866. года – шестью, потом – одиннадцатью керосиновыми. В 1962 году Соловецкий маяк был реконструирован: керосиновые горелки были заменены электрической лампой мощностью в 1000 ватт, снабженной призматическим фокусирующим устройством. Электроэнергию маяк получает от дизелей, а ветряк, стоящий на площадке рядом с церковью, является запасным источником энергии. В летние месяцы, – когда стоят белые ночи, маяк не работает, но зато зимой, в декабре, бывают такие дни, когда лампа его почти не выключается.

На площадку маяка ведут 135 ступеней, и когда окажешься на ней, перед тобой открываются и море, и озера, и прямые желтые нити дорог…

Севернее церкви, за ветряком, – смотровая площадка со скамейками и оградой из вековых лиственниц. Вид, который открывается отсюда, настолько великолепен, что никакими словами не передать его очарования. «Особенно хорошо видишь весь остров с горы Секирной, – писал А. М. Горький,– огромный пласт густой зелени, и в нее вставлены синеватые зеркала маленьких озер; таких зеркал несколько сот, в их спокойно застывшей прозрачной воде отражены деревья вершинами вниз, а вокруг распростерлось и дышит серое море…» Картина эта необычайно стереоскопична: до ветвей рябин и огромных берез можно, кажется, дотянуться руками. Дальше – кудрявые верхушки елей, вкрапления озер и песчаный северный берег, обнажающийся во время отлива…

«Засияла розовая заря. Сотни озер, раскинутых внизу, вспыхнули разом. Глаз нельзя было отвести от них; точно со всех концов, по всем лесам, полям и лугам острова запылали бесчисленные костры. Вершины леса были тоже охвачены этим нежным сиянием. Море сияло пурпуром, золотом и лазурью. Казалось, небо укрыто жемчужными тучками… Вокруг всего острова лежала та же огнистая полоса» (В. И. Немирович-Данченко).

С Секирной горы спустимся не по дороге, а по знаменитой деревянной лестнице, которая начинается у церкви и внизу вливается прямо в дорогу. Это удивительная лестница: она насчитывает 291 ступеньку, но так как идет по склону горы и разделена площадками на несколько частей, всей ее длины сверху не ощущаешь. Существует легенда, что лестница с горы Секирной насчитывает 365 ступеней (по числу дней в году), но на самом деле это не так…

Спустившись, попадаем на дорогу, которая идет через лиственный лесок, весь насквозь пронизанный солнечным светом. За лесом обширный луг, рядом озерко. И вот у поворота дороги показалось обычное на Соловках здание ледника, выложенное из валунов. Это – Савватиево.

Старинная легенда называет Савватиево местом первого поселения «святых» основателей монастыря Савватия и Германа; «соидевше же место некое стройно, и ту поставиша хиз свой близ озера, мало вдалее от моря, яко едино поприще…» (Увидели подходящее место и тут поставили свою хижину вблизи озера, не далее чем в версте от моря).

В XVIII веке здесь, на живописной пологой луговине, раскинувшейся между озер, возникла монашеская «пустынь» – небольшая часовня и несколько деревянных келий с чуланами, где жили монахи-рыбаки и косцы.

В 1856– 1860 гг. в Савватиево на берегу озера была сооружена одноэтажная каменная церковь Смоленской богоматери – в память событий, связанных с отражением нападения английской эскадры на Соловецкие острова. Напротив церкви в двухэтажных деревянных корпусах разместились монашеские кельи. Позднее, в 1880 году был построен обширный двухэтажный жилой корпус, сохранившийся доныне.

Удивительное, поэтическое место Савватиево! Два живописных озера, чудесная поляна, поросшая буйной травой, небольшая кедровая рощица посреди этой поляны, огромные каменные глыбы, и рядом с ними цветы…

Мы покидаем Савватиево; наш путь теперь направо, через луг. За озером вновь показалась гора Секирная с церковью на вершине. На дороге масса цветов, и особенно яркими пятнами среди них – островки иван-чая, чудесного северного цветка, нежно-алый цвет которого оживляет даже самый суровый пейзаж. Кругом березы, осины, иногда ели, а к запаху цветов примешивается чуть заметный запах моря. Оно ведь недалеко отсюда…

Дорога немного поднимается и вдруг в какой-то совершенно неуловимый Момент – он так и остается неуловимым, сколько бы раз вы ни ходили здесь, – меняет свой облик: ниже становятся деревья, больше камней вокруг, иной характер приобретает рельеф. Слева от дороги, внизу, озеро Горелое, а над ним, как часовые, выстроились розовые в солнечном свете сосны, объемно выделяющиеся на фоне окружающего их зеленого леса. Еще раз, но на одно лишь мгновение показалась справа гора Секирная и тут же исчезла за холмами. Рядом с дорогой сосновая роща и в ней остатки землянок – свидетелей событий совсем недавних, относящихся ко времени Великой Отечественной войны. Но вот лес становится гуще, по обе стороны внизу сквозь деревья заблестели озера, сначала то, что слева, – Криводорожное. Дорога проложена по гребню естественного водораздела озер. Все больше и больше валунов разбросано в лесу. Камни и сосны…

Развилка. Идя влево, вскоре выходим на прекрасную широкую колею, проложенную в 1776 году от Савватиева до Новой Сосновки, как продолжение той, по которой мы шли до Исакова. Небольшими подъемами, спусками, изгибами идет эта живописная дорога. С обеих сторон подступают ней березняк и осинник, сосны и ели; склоны небольших холмов покрыты валунами и поросли мхом. Свернем на минуту в сторону, поднимемся на любой из этих холмов, и перед нами откроется круговая панорама леса, среди которого непременно увидишь голубое око – озеро.

Густые лесные участки сменяются сочными веселыми травяными лужками. Сквозь деревья блестят яркие солнечные блики, одевающие лес в причудливый световой наряд. Слева спуск к большому озеру Горелому, а справа – склон хребта. Чуть дальше справа неожиданно откроется необычайно красивое и удивительно ясное озеро недаром названное Светлодорожным. Ближе к дороге – поляна, а рядом с ней – густая сосновая роща.

За озером лес вновь приобретает таежный характер, но ненадолго: дорога снова становится похожей на аллею в лиственном лесу. Направо к небольшому озерку опускается ровный луг, поросший густой травой, слева виден лесок, а за ним уже темнеет крайний к морю ряд елей. Мы ведь и не подозреваем, что по другую сторону дороги, в каких-нибудь 200 метрах, за небольшой полосой леса, расположился другой водоем.

Пересечем лесок и подойдем к этому водоему. Он вытянулся узкой полосой, глубоко врезавшейся в берег. За песчаными отмелями стоит густой хвойный лес… Но откуда здесь на берегу фукус? Как попала морская водоросль на озеро? Попробуйте воду на вкус: она соленая. Это уже не озеро, а море – один из заливов Сосновой губы.

Сосновая губа вдается в Соловецкий остров с севера; в отличие от Глубокой губы она имеет широкий рейд, соединяющий ее с морем. Наибольшее расстояние, на которое Сосновая губа врезается в сушу, равно 4,5 километра, ширина губы – 1,5 – 3,5 километра. В Сосновой губе разбросано (особенно в ее западной части) до 50 низменных островков, из них некоторые покрыты лесом, а другие (те, что лежат ближе к морю) безлесны и лишь поросли травой; кроме этих островков, в губе много голых каменистых луд и корг. Эти острова (как и острова Глубокой губы) являются местами массового гнездовья водоплавающих птиц.

Берега Сосновой губы (ее западным плечом является низменный мыс Тонкий, а восточным – лесистый и крутой мыс Овсянников) отлогие, песчано-каменистые, покрытые лесом. Такой же характер имеют и живописные берега того залива, к которому мы вышли…

Еще несколько сотен шагов – и с дороги открывается вид на море. Прямо перед нами залив, при выходе из которого справа и слева мысы, поросшие лесом. Мыс, что направо, выглядит длинной каменистой косой, далеко вдающейся в море.

Но дорога еще не кончилась: она тянется на километр вдоль берега губы. Вскоре справа показывается группа сосен, за которыми открываются деревянные постройки. Последние десятки метров дорога идет по насыпи, склон которой укреплен от натиска моря валунами. И вот мы входим в прозрачную, негустую сосновую рощу, стоящую на невысоком холме у самого моря. Это и есть Новая Сосновка.

Монастырская «пустынь Сосновская» с деревянной часовней возникла поблизости от этого места в первой половине XVII века. Новососновское поселение появилось на морском берегу в первой четверти XIX века. Деревянная часовня, конюшни, избы (одна из них очень интересна своей традиционной на севере конструкцией «безгвоздевой» крыши) были предназначены для монахов – рыбаков, занятых ловлей знаменитой соловецкой сельди.

Сейчас в Новой Сосновке живут сборщики водорослей. Везде протянулись вешала для сушки ламинарии. Груды ее лежат повсюду, распространяя кругом пряный йодистый аромат. На краю деревянного пирса – тали для подъема водорослей с карбасов. А впереди– открытое серо-голубое море. И лишь четкое тарахтенье мотора на какой-то доре, идущей вблизи берега, нарушает тишину…

Вот и закончилось наше путешествие к северному берегу Соловецкого острова. Обратно мы пойдем по берегу залива Сосновой губы, потом выйдем через лес на уже знакомую нам дорогу и по ней достигнем развилки, на которую привела нас дорога от Савватиева.

Теперь минуем эту развилку и двинемся прямо. Вот расступился лес, и открылась панорама Красного озера. Полкилометра предстоит нам пройти по укрепленной крупными камнями дамбе, ограждающей северо-восточный угол этого озера. А когда кончится дамба, дорога выведет нас на Исаковскую поляну – ту самую, что является конечным маршрутом экскурсии по системе озер. Отсюда можно возвратиться в монастырь или на лодке по озерам, или пешком: ведь до Исакова не более 700 метров по дороге…

 

По системе озер

 

Это поистине необыкновенное путешествие.

Созданная человеческими руками система соловецких озер ведет из района Кремля в ту часть острова, которая особенно густо покрыта озерами. Она имеет наиболее сложный рельеф, а над бесчисленными озерами поднялись самые красивые леса.

Гидротехническое строительство на Соловецких островах началось еще в середине XVI века, когда 52 озера были соединены в единую «питьевую систему», которая доходила до самого монастыря и из Святого озера через территорию Кремля выводилась в море. Первый соловецкий гидростроитель, по-видимому, отлично разбирался в том, что разность уровней озер, расположенных даже близко друг от друга, дает возможность без применения каких-либо сложных гидротехнических сооружений обеспечить естественный ток воды в нужном направлении. Позднее к этим 52 озерам было прибавлено 26, и «питьевая система» стала объединять 78 озер, обеспечивая не только непрерывное поступление значительного количества свежей воды в Кремль, но и превращая озера в проточные со всеми благоприятными последствиями этого для их гидробиологического режима. Таким образом, «питьевая система» озер выполняет не только функцию водоснабжения, но и играет заметную гигиеническую роль в общем балансе соловецкой природы.

«Питьевая система» сохранилась доныне и вполне исправно «работает»: вода непрерывно поступает в Святое озеро и из него по подземным каналам, проходящим через территорию Кремля, день и ночь изливается в море. Правда, многие из узких каналов, соединяющие разные озера на острове, хотя и продолжают выполнять свою функцию, заросли, и обнаружить их бывает очень трудно.

Но помимо этой «питьевой системы», которая представляет собою подлинное чудо древнерусского гидротехнического строительства, на Соловецких островах существует еще и судоходная система озер. По ней-то мы и совершим наше путешествие.

Судоходная система сооружена в конце XIX – начале XX века. Строили ее, главным образом, крестьяне-годовики, бесплатно работавшие на монастырь в силу религиозного обета. Руководил строительством монах Иринарх – гидротехник-самоучка, обладавший, по-видимому, недюжинными инженерными способностями. Он жил на Соловках еще в 1920-е годы.

Общая протяженность судоходной системы – около 12 километров, в том числе длина всех пяти каналов между озерами составляет 2 километра. На сооружение системы ушло 12 лет. Оно было предпринято в связи с необходимостью надежно связать монастырь с периферией острова такой транспортной магистралью, по которой возможно будет доставлять разные грузы: сено, камень, лес и другие строительные материалы.

В 1920-х годах, в период существования СЛОН, судоходная система была усовершенствована: укреплены камнем и сваями берега каналов, построены шлюзы, улучшены пристани. По системе в эти годы постоянно курсировали грузовые катера «Чайка» и «Озерный». К берегу озера Перт, откуда система начинается, была подведена линия узкоколейной железной дороги, сообщавшая систему с Кремлем.

Система, объединяющая семь озер, начинается озером Большой Перт (площадь около 54 гектаров). На берегу этого озера, там, где зеленый луг спускается к самой воде, находится лодочная пристань.

От монастыря к пристани мы идем по той же дороге, что ведет на хутор Горка и на северный берег острова. Первая развилка – наша. Поворачиваем направо и по широкой каменистой тропинке скоро выходим на берег озера Данилова. Это живописное, сравнительно небольшое, изогнутое наподобие тонкой подковы, тихое озеро. От него в направлении Святого озера идет через лес один из каналов «питьевой системы» – узкий, глубокий, с краями, выложенными крупным булыжным камнем, с чистейшей холодной водой…

Некоторое время мы идем вдоль берега Данилова озера, лотом берег отклоняется влево, а мы выходим на песчаную насыпь, которая уходит в глубь леса. Это насыть, сохранившаяся от бывшей узкоколейки; если идти по ней, можно также выйти к соловецкому поселку.

Несколько десятков метров по этой насыпи влево – и исчезает среди зеленого луга, за которым видно озеро…

Форма озера Большой Перт (оно иногда называется также; Средний Перт, так как неподалеку от него находятся озера Верхний Перт и Нижний Перт – оно же Хуторское) весьма своеобразна. С северо-запада в него широким языком врезается доросший лесом полуостров, образуя два живописных залива: левый, отделенный лишь узким перешейком от соседнего Хуторского озера, и правый – тот, которым мы воспользуемся.

Берега озера на всем протяжении поросли густым лесом. Южный и западный берега возвышенные, а восточный – низменный и укреплен камнем. Когда пересекаешь на лодке это озеро, когда удивительная тишина, царящая вокруг, нарушается только тихими всплесками весел, можно вообразить, как выглядит озеро осенью, когда подходящие к самой воде березы и осины окрашиваются в золотые и пунцовые цвета, а сзади их сплошной стеной стоят зеленые ели и сосны…

В северном конце озера находится выход в широкий и короткий канал, который выводит нас в следующее озеро системы Круглое Орлово (площадь около 12 гектаров).

Название свое это небольшое озеро получило за необычную форму – оно действительно почти круглое и, как все озера, объединенные судоходной системой, окружено лесом.

С воды лес этот кажется однообразным. Но если прервать наше путешествие, остановиться и выйти на берег, то глазам откроется необыкновенная картина. Сделав всего несколько шагов, мы попадаем в настоящую тайгу. Переход от водного простора к таежному лесу совершается мгновенно. Вода озера удивительно прозрачна: в солнечный день она насквозь – до желтого песка и мелких камешков – просвечивается солнечными лучами. И совсем рядом могучие ели, нижние лапы которых достигают земли, огромные валуны, стволы поваленных уже много лет назад деревьев, сплошной ягодник…

Но продолжим нашу поездку. Озеро Круглое Орлово надо пересечь почти по диагонали. Канал выходит из него под острым углом, и вход в этот канал настолько замаскирован зеленью, что заметить его издали невозможно. Но вот и он, этот канал, значительно более узкий, чем первый, с краями, укрепленными диким камнем. Вода настолько прозрачна, что, кажется, дно совсем под руками…

В конце канала остатки бывшего здесь шлюза, и сразу за ним небольшой заливчик – начало следующего, Щучьего озера. Эту тихую заводь очень любят местные рыбаки: в ней на утренней зорьке особенно хорошо ловится рыба.

Здесь можно выйти на берег и совершить небольшую, но удивительную экскурсию. Стоит пройти каких-нибудь 200– 300 метров, поднявшись по спускающемуся к самой воде и поросшему густым лесом склону холма на его гребень, как прямо перед нами в просвете деревьев откроется еще одно озеро, Светлое Орлово…

Оно не велико, но красоты необычайной. Тот, кто дал ему такое поэтическое название, не ошибся, – озеро действительно поражает своей ясностью. Уже отмечалось, что Светлое Орлово – одно из самых высоких озер Соловецких островов: оно расположено на высоте 33,5 метра над уровнем моря, тогда как соседние с ним озера Щучье и Круглое Орлово имеют высоту 16,2.

Щучье – третье озеро системы. Его акватория кажется небольшой, но на самом деле оно довольно велико (около 55 гектаров) за счет Длинных губ, уходящих в западном, северном и восточном направлениях. Таких губ много, три из них особенно велики. Путешествие по ним на лодке очень заманчиво, но можно заблудиться среди их извилистых берегов. Одна из губ соединена старым полузаросшим каналом с расположенными западнее Щучьего озерами Плотица и Карзино.

Лучше всего идти через Щучье озеро вдоль правого его берега, укрепленного камнями. С каждым взмахом весел окрестный пейзаж приобретает новые черты, становится все более и более великолепным. «Переезжая таким образом из одного прекрасного озера в другое, еще более прекрасное, я стал понимать, что выбор места древними колонизаторами края был сделан не на основании аскетического истязания плоти», – писал М. Пришвин.

Широкий пролив, в который мы незаметно входим, – одна из губ Щучьего озера. Он постепенно сужается и в конце концов упирается в узкий канал, берег которого укреплён камнем и деревянными сваями. Нужно большое искусство для того, чтобы провести лодку через этот и следующие каналы на веслах, и чаще всего путешествующие продвигаются здесь таким же способом, каким гондольеры водят свои гондолы по венецианским каналам: стоя на носу лодки и прогребая вдоль борта вертикально поставленным веслом.

Канал выводит нас в следующее, четвертое озеро системы Большой Валдай (площадь 24 гектара). Это сильно вытянуто извилистое, узкое, изобилующее тихими заливчиками озеро; кажется, что оно состояло из нескольких раньше отдельных, потом соединившихся небольших озер.

Для того, чтобы не заблудиться на этом озере, рекомендуется также держаться его правого берега. Путь этот приведет нас к перегораживающей озеро невысокой изгороди, за которой начинается следующее, именуемое Долгим (оно же иногда называется Малый Валдай). Надо пересечь его почти поперёк, держа несколько вправо, и оставляя в стороне маленькие, очень живописные заливчики со спускающимися к самой воде зелеными полянками.

Из этого озера начинается самый длинный (протяженностью около полукилометра) двойной канал, в средней части которого крутой поворот; на этом повороте остатки бывшей пристани, со оружейной из могучих бревен вековых лиственниц. Когда этот канал остается позади, можно считать, что все трудности путешествия уже преодолены, ибо озеро Малое Красное (Котлованное), в которое мы вошли, очень невелико и быстро проходится вдоль левого берега. А за (ним небольшой канал ведет нас в последнее озеро системы – Красное (раньше оно называлось Белым), самое большое из озер Соловецкого острова.

Площадь Красного озера превышает 2,5 квадратных километра, глубина его (в юго-западной части) достигает 24–25 метров. Берега изобилуют заливами, мысами; на озере около 15 островов и островков – совсем пустынных и ровных, а также холмистых и поросших густым лесом. Прозрачность воды удивительна (до 4,5 метра), и утверждение М. Пришвина, что он видел с лодки на большой глубине рыбу, совершенно правдоподобно.

Так как акватория Красного озера велика, оно очень быстро реагирует на изменения погоды и часто волнуется. Вдоль берегов озера и возле его островов множество торчащих из воды белых пней и лежащих бревен; некоторые из них, за многие годы обглоданные водой, приобрели необычные формы, напоминая каких-то сказочных животных. И нередко можно видеть, как на срезе белого пня случайно оказалась лишь горсточка земли – но и этого достаточно, чтобы выросла здесь свежая-свежая травка, а то и маленькое деревце.

Непонятное на первый взгляд обилие на Красном озере побелевших бревен и пней – результат того, что раньше уровень воды в озере был ниже и нынешние островки были или большими островами, или даже частями берега, далеко вдававшимися в озеро. Когда в северо-западной части озера была построена дамба, уровень воды поднялся, затопив низкие места и часть леса вдоль береговой полосы. Затопленные деревья были срезаны на уровне воды, а затем, при сооружении системы каналов, уровень воды вновь несколько понизился, при этом верхушки пней обнажились…

Вряд ли кто-нибудь, попав на Красное озеро, может остаться равнодушным к его скромной, несколько таинственной красоте. Вот что писал о нем В. И. Немирович-Данченко: «но верх красоты и совершенства – Белое озеро… Представьте себе зеленую котловину, на дно которой брошен серебряный щит. В нем отразились все берега – и какие берега! В нем опрокинулись и маленькие, то лесистые, то покрытые травою грациозные островки. Эти переливы света и тени, эти нежные мягкие краски, эти изящные линии не имеют ничего себе подобного…» М. Пришвин также утверждал, что из всех соловецких озер это озеро показалось ему наиболее прекрасным.

…Однажды я прожил несколько дней на одном из островов Красного озера. Это был чудесный остров – довольно большой, поросший высоким лесом, пересеченный холмом, с гребня которого сквозь стволы могучих елей открывалась великолепная панорама озера. Весь остров зарос черникой и багульником, источавшим резкий, пряный запах. Это были незабываемые дни: жизнь анахорета, странный режим со сном короткими урывками, с неожиданными – посреди белой ночи – лодочными путешествиями по едва взволнованному легким ветерком озеру в ночную тишину, в немного сумрачные заливы, охраняемые выстроившимися в нескончаемую шеренгу белыми пнями…

По Красному озеру надо «побродить» на лодке, посетить несколько его заливов, высадиться на острова (посреди одного из них, совсем маленького, есть прозрачное озерко: озеро на островке, стоящем посреди озера, находящегося на острове…). Можно по узкому перешейку перебраться в соседнее, тоже сравнительно большое и очень живописное Гремячье озеро.

Жаль, если у вас не будет времени, чтобы поближе познакомиться с Красным озером. Но уж пересечь его в северо-западном направлении вы должны непременно! Войдя в озеро из канала и пройдя по нему метров 400, вы минуете почти сплошную изгородь из белых пней, в несколько рядов выступающих из-под воды, и увидите над противоположным берегом силуэт горы Секирной с церковью-маяком на ее вершине. Это и есть ориентир, на который надо держать курс. Вы пересечете озеро пройдете мимо нескольких островков и увидите на дальнем берегу красивую пологую зеленую поляну – Исаковскую, а правее ее – дамбу, укрепленную камнем; она ограждает берег Красного озера от соседнего, уровень которого значительно ниже.

Можете подойти на лодке к Исаковской поляне и высадиться на ней. Устали – сделайте привал, разведите костер, купайтесь или совершите пешеходную прогулку: метров 700 от поляны налево по дороге в Исаково; а оттуда можно пройти на гору Секирную и в Савватиево, возвратившись к лодке с другой стороны – по дороге от Савватиева, через дамбу. Но этот путь уже был описан выше…

На южный берег

 

Дорога от Кремля в южную часть острова начинается на Заозерной улице поселка – там, где магазин и столовая, клуб и двухэтажное вытянутое здание больницы.

Выйдя за пределы поселка, дорога немного понижается, нует кладбище, спрятавшееся за соснами, слегка поворачивает вправо и выходит на берег Кислой губы. Вновь открываете живописный ансамбль Кремля – только в новом, необычном, очень интересном ракурсе.

Довольно долго дорога тянется вдоль берега Кислой губы, то подходя к самой воде, то немного удаляясь и срезая выступающие в море мыски. Кстати, на одном из этих мысков районе Кислой губы были обнаружены три древних лабиринта различных по форме: подковообразный, спиральный и круглый…

Если выйти во время прилива, а возвращаться при отливе (или наоборот), убеждаешься, как неузнаваемо меняют они весь пейзаж: губа становится в прилив полноводной, далек уходящие от берега в море нагромождения камней скрываются под водой – и не только море, но весь берег приобретает совершенно иное «выражение»… Ноги утопают в мелком глубоком песке. Любопытно, что значительная часть этого песка нанесена за сотни лет ручьем, проделавшим здесь себе долину из Донского озера в Кислую губу. А вот и озеро – слева от дороги, за небольшим лесом, метрах в 200 от нас.

Лопские озера – самые крупные в южной части острова… Они «поселились» здесь целым семейством. Название их, очень распространенное в Карелии, возможно, происходит от названия лопарей (саамов), одного из карельских народов. Самое большое из Лопских озер имеет площадь около 40 гектаров. Вблизи него-то и проходит дорога, повторяя изгиб его берега.

Подходим к развилке. Песчаная дорога направо выведет нас к морскому берегу и пойдет дальше вдоль него. А если, минуя развилку, пройти по дороге еще метров 30, мы подойдем к другой развилке и теперь свернем направо, на дорожку, также ведущую к морю. Пройдем по ней метров 50, до низкорослой искореженной пятиствольной березы, за которой сразу виднеется еле заметная тропинка. Вот если ступить на эту каменистую тропинку и сделать по ней несколько шагов, она, немного подняв нас, неожиданно выведет на морской берег, к самому «переговорному камню».

…16 июня 1855 года, во время Крымской войны, на следующий год после первого нападения на Соловецкий монастырь и бомбардировки его, английская военная эскадра вновь подошла к Большому Заяцкому острову; группа моряков с этих кораблей высадилась на остров и похитила дюжину пасшихся здесь баранов. Неприятель нуждался в свежем провианте, и в монастырь было послано требование выдать скот. Настоятель отказал, но, опасаясь новой бомбардировки, предложил командующему эскадрой встретиться на берегу для переговоров. Эта встреча состоялась 22 июня на том самом месте, где теперь лежит «переговорный камень».

Неприятельские корабли отошли, однако 12 августа возвратились к островам, и англичане снова требовали у монастыря провианта, но снова получили отказ. Еще дважды подходили они: к Заяцким островам и высаживались на них…

В память об этих событиях на заваленном камнями морском берегу, у самой границы зоны прилива, и был в 1856 году положен «переговорный камень» – огромный блок серовато-розового гранита. На кромке его, со стороны, обращенной к лесу, крупно олова «ЗРИ СИЕ» (смотри это, обрати внимание); остальная часть .поверхности камня занята пространной надписью, высеченной на граните и заключенной в простую рамку. Вот текст этой надписи (в современной орфографии):

«Во время войны Турции, Франции, Англии, Сардинии с Россией здесь был переговор настоятеля архимандрита Александра с английским офицером Антоном Н. 22 июня 1855, в среду, в 11 часов до полудня по записке начальника неприятельской военной эскадры в Белом море, требовавшего от монастыря быков (записка представлена свят. синоду). После переговоров, благополучных для обители, настоятель, возвратясь в монастырь в 1 час дня, служил в тот день в Успенском соборе литургию и молебны; служба кончилась в 4 час. В эту неделю 3 дня пост строгий был в обители и скитах, и господь в это лето не допустил воюющим нарушить иноков покой, как без милосердия они поступили в 1854. А. А.».

«А. А.» – это архимандрит Александр, тот самый настоятель Соловецкого монастыря в 1853–1857 гг., который явно отличался неумеренной склонностью увековечивать в пространных текстах, высеченных на граните, на века самые разнообразные события монастырской истории и даже легенды. Десятки таких каменных стел разбросаны по острову: в Кремле, на хуторе Горка, в Савватиево и даже на морском берегу.

От «переговорного камня» открывается вид на обширную морскую губу; вся береговая линия завалена камнем, а по краю ее идет несколько возвышенная полоса, поросшая низкорослыми березками. Во время прилива пейзаж заметно меняется. Так называемые заплески – песчаные отмели – заливаются водой. Почти вся широкая береговая полоса тоже скрывается под водой, подступающей к самой кромке прибрежного леса.

Побывав у «переговорного камня», надо возвращаться к первой развилке, которую мы миновали, и идти от нее налево. Сначала дорога тянется среди ничем не примечательного мелколесья.

Соловецкий остров производит впечатление перевернутого: в северной его части – богатая и разнообразная растительность, напоминающая иногда тайгу, а часто и среднюю полосу России; те же пейзажи, которые мы привыкла считать характерными для севера, встречаются главным образом в южной части острова…

Дорога идет абсолютно прямо по холмам; слева – крутой обрывистый склон. Постепенно лиственный лес сменяется хвойным. Вот оригинальная ель стоит у дороги: ствол почти голый, лишь на самой вершине густая-густая шапка хвои, похожая на большое гнездо… Все чаще встречаются сосны. И, наконец, мы оказываемся в светлой сосновой роще. Грунт песчаный, слева за рощей – низина, а сама роща обширная и чрезвычайно живописная, хотя деревья и невысоки. Посреди рощи дорога разветвляется, и обе ее песчаные нити выводят к самому берегу, но удобнее идти по левой. Еще некоторое время тянется сосновая роща, потом она сменяется невысоким лиственным лесом, и вот уже чувствуется близость берега: признаками моря является не только воздух, насыщенный своеобразными запахами, но и обилие причудливо искривленных, «танцующих» березок. Прямо в лесу начинаются сплошные гряды крупных валунов, тянущиеся в направлении берега такими ровными рядами, что невольно думаешь: это сделано человеческими руками.

Нет, это сделала природа – выложила в идеально ровный ряд огромные валуны, подложив под них сплошной пушистый ковер черники и вороники.

В конце этой гряды – старый дзот, а за ним – вытянувшийся почти на сотню метров травяной мыс, вдающийся в море. Если подойти к оконечности этого мыса, то и слева, и впереди, и справа – только море. Это и есть южная оконечность Соловецкого острова – мыс Печак, врезавшийся в море моренный утес. На горизонте виднеются синие очертания далеких островов, совсем близко справа – Заяцкие острова, а если повернуться и взглянуть на север, то увидишь, как от той точечки земли, на которой ты стоишь, в обе стороны расходится, расширяется Соловецкий остров. В линии березового леса на берегу виден широкий просвет и сквозь него – высокий кряжистый склон, поросший кустарником и усеянный камнями. Это гора Печак (высота 43 метра), которая издали, с моря, кажется островом.

Возвращаться интереснее не по дороге, а вдоль сильно изрезанного берега, усеянного (а местами заваленного) камнями, покрытыми рыжеватым налетом. Кое-где они разбросаны, а в иных местах нагромождены большими лудами, тянущимися довольно далеко в море.

На берегу, вдоль всего уреза воды, сплошная многокилометровая линия водорослей – «штормовые выбросы», они и среди прибрежной травы, и на песке, и среди нагромождений обглоданных морем камней. По сведениям, которые сообщает известный специалист по беломорским водорослям К. П. Темп, только на берегах Соловецких островов ежегодно погибает не менее 25 тысяч тонн водорослей, сорванных штормами и выброшенных на берег. То тут, то там на берегу валяются бревна. Их тоже принесло море, и кто скажет, сколько – год, а может быть, десять, а может, и сто лет – прошло с тех пор, как были выброшены на берег эти гладко отполированные, побелевшие от морской соли могучие стволы…

Вот большая прибрежная поляна, которая в прилив наполовину заливается водой; немного дальше избушка. Свернув от нее направо, в лес, мы скоро выйдем на тропинку, которая среди искривленных берез и низкорослого, но очень густого и пышного можжевельника приведет нас в уже знакомую сосновую рощу и на ту дорогу, по которой мы шли к мысу Печак…

 

Заяцкие острова

 

Они очень хорошо видны с мыса Печак – отсюда до них на северо-запад всего два с половиной километра. Вытянутая полоса суши с небольшими подъемами, производящая впечатление совсем пустынной. Их вообще отлично видно с любой точки юго-западного побережья, против которого они находятся. Добираются до Заяцких островов обычно из Залива Благополучия, от стен Кремля. Катер выходит из гавани и, беря курс на юг, огибает вытянутую цепь небольших возвышенных островков (их всего пять, наибольший из них – Парусный). Каких-нибудь полчаса – и мы уже у Заяцкой пристани, прикрытой от натиска моря кладкой из крупных валунов.

«Зайцы», «Зайчики», как их называют на Соловках, – пятый и шестой острова Соловецкого архипелага… Оба острова расположены рядом, отделенные один от другого лишь узким проливом. Принятые названия их Большой и Малый, наверное, не совсем верны. Площадь Большого Заяцкого острова 1,35 квадратных километра, а площадь Малого Заяцкого– 1,08. Какие уж тут «Большой» и «Малый» – скорее «Больший» и «Меньший»…

После пышности соловецкой растительности, богатства и разнообразия пейзажей, после могучих лесов и красавцев – озер мы, попав на Заяцкие острова, оказываемся возвращенными к приполярной действительности. Вокруг открываются пейзажи близкие по типу к тундровым: дикий камень, тощий кустарник, слабый лес… Почва Заяцких островов сплошь каменистая. Здесь нет озёр, болот, пашен. Предполагают, что когда-то на острове были два – три озера, но потом их затянуло торфяным покровом, и ныне от них сохранились лишь слабо заметные овальные углубления. Элементом, наиболее характерным для ландшафта «Зайчиков», является камень. Бессчетное количество валунов самой разнообразной формы и размеров разбросано по островам – от самого уреза воды. Валуны лежат на прибрежном песке, на моховой подстилке, среди кустарника, на склонах холмов.

Береговая полоса островов сильно изрезана: при сравнительно незначительных размерах Большого Заяцкого острова протяженность его береговой линии достигает 15 километров, а площадь открытого побережья – 40 гектаров – составляет 30% всей площади острова,

Прибрежная полоса почти лишена растительности (если не считать мелкого кустарника); берег спускается к воде местами полого, а местами – параллельными террасами. В северо-восточной и восточной частях острова на берегу есть участки с хорошей травой – здесь издавна были небольшие монастырские сенокосы и пастбища.

Середина острова покрыта лесом: занятая им площадь на Большом острове составляет 87, а на Малом – 60 гектаров. Но этот лес ничем не напоминает соловецкого: мелкое чернолесье – уже не кустарник, но еще не деревья; хвойных почти нет, те, что изредка встречаются, мелкие, чахлые.

В центральной части Большого Заяцкого острова располагается гора Сопка – остатки мощной ледниковой морены. Это холм, почти лишенный растительного покрова и увенчанный на вершине грудами голых камней.

Приблизительно в километре южнее «Сопки», за седловиной, вблизи берега находится вторая вершина «Зайчиков» – Сигнальная гора, также почти лишенная растительности и густо усеянная валунами. По гребню Сигнальной горы идет хорошо заметная моренная гряда.

На пологих склонах этого холма заметны несколько выложенных из камней фигур; а у подножья с юго-западной и северо-западной сторон расположились знаменитые лабиринты. Их четыре; все подковообразные, все выложены в один ряд из небольших, по 15– 20 сантиметров в диаметре, окатанных камней; все имеют вход со стороны, противоположной морю.

Окружность большого лабиринта составляет 120 шагов, среднего – 85, меньшего – 60 шагов. Четвертый лабиринт совсем мал, его окружность не превышает 30 шагов. О том, насколько сложен петляющий план лабиринтов, можно судить по сопоставлению окружности одного из них (60 шагов) с длиной хода (270 шагов)…

В 1927 году, кроме этих четырех лабиринтов, вблизи берега, у входа в гавань (к западу и юго-западу от Сигнальной горы) были обнаружены следы еще шести лабиринтов.

Лабиринты – одна из интереснейших достопримечательностей не только Большого Заяцкого острова и Соловецкого архипелага, но и всего Беломорья. Они свидетельствуют о том, что острова эти еще в глубокой древности были известны обитателям края.

Впоследствии через Заяцкие острова пролегал путь поморов, переправляющихся с одного берега Онежской губы на другой. В середине XVI века соловецкие монахи, оценив прекрасные качества Заяцкой гавани, где нет подводных камней, соорудили здесь каменную пристань и построили на берегу, деревянную часовню и кельи со службами. В 1668 – 1669 гг., во время «соловецкого мятежа» на Заяцком острове, устроил свою штаб-квартиру прибывший из Сумострова для «укрощения» восставших монахов воевода Игнатий Волохов.

Яркими страницами истории Соловков, связанными с «Зайчиками», являются посещения архипелага Петром I.

…В первый раз царь с небольшой свитой прибыл на Соловки из Архангельска 7 июня 1694 года на яхте. Пробыв в монастыре три дня, он 10 июня отправился в обратный путь и 13 июня возвратился в Архангельск. В память об этом посещении у стен монастыря рядом с пристанью был поставлен крест, над которым позднее воздвигли Петровскую часовню, а монастырь получил щедрое царское пожалование.

Второй приезд Петра I на Соловки, в 1702 году, имел уже гораздо большее значение и последствия.

После начала в 1700 году Северной войны и поражения русской армии под Нарвой Петр, предприняв чрезвычайно энергичные и экстренные меры к возрождению регулярных полков, особое внимание обратил на оборону северного побережья страны: ведь Архангельск был в это время не только единственными морскими воротами России, но и единственной базой строительства русских военных кораблей, которые могли бы действовать на северном морском театре.

Опасения царя были обоснованными: в 1701 году шведская военная эскадра вошла в устье Северной Двины, нацеливаясь на Архангельск. Тогда-то и были срочно укреплены основные опорные пункты на поморском побережье: Кола, Сумский острог и Кемь (Кемский городок). Капитан Алексей Капранов с 300 двинскими стрельцами был направлен на Соловки, чтобы обеспечить надежную оборону острова и монастырских владений на поморском берегу от «возможных неприятельских покушений». Тогда же в устье Северной Двины началось сооружение Новодвинской крепости, которая должна была стать надежным форпостом на подступах к Архангельску. В этом строительстве участвовали сотни крестьян-поморов, принадлежавших Соловецкому монастырю.

После неудачного нападения на Новодвинскую крепость шведские корабли крейсировали в Белом море и сожгли Куйский соляной промысел и 17 крестьянских дворов при нем. Но, «будучи устрашены нечаянным (неожиданным. – Г. Б.) нападением крестьян», неприятели ушли из этого района.

В следующем, 1702 году район Поморья становится предметом главных военных забот Петра. Стремясь к выходу на операционную линию реки Невы от Ладожского озера до Финского залива и видя в этом районе ключ к решению основных стратегических задач, он понимал, что цель эта может быть достигнута лишь в результате совместных действий сухопутных и морских сил. Но на берегах Ладожского озера и Невы безраздельно господствовали шведы. И у Петра рождается невиданный по оригинальной смелости план: прорваться к истокам реки Невы с тыла – оттуда, откуда неприятель никак не мог ожидать нападения.

В глубочайшей тайне разрабатывалась и готовилась эта замечательная операция. Суть ее сводилась к тому, чтобы, выведя русские корабли из Архангельска в Белое море, скрытно направить их в юго-западный угол беломорского бассейна и отсюда по кратчайшей сухопутной трассе протащить волоком эти корабли, поставить их на воду Онежского озера, пересечь его и через р. Свирь выйти в Ладожское озеро, чтобы потом ударить по неприятельской крепости Нотебург (ныне Петрокрепость), прочно запиравшей вход в Неву.

Один из верных сподвижников царя сержант Михаил Щепотев был послан для разведки пути и строительства дороги от беломорского берега до Онежского озера. Он с честью выполнил эту задачу, и в короткий срок силами окрестных крестьян, среди которых большинство принадлежало Соловецкому монастырю, через густые леса, по топким болотам и горам была проложена прямая и широкая дорога, начинавшаяся у поморского селения Нюхча и кончавшаяся у Повенца на Онежском берегу.

Поздней весной 1702 года Петр с большой свитой и пятью гвардейскими батальонами прибыл в Архангельск, где спешно началось строительство нескольких военных кораблей. Уже в начале августа все было подготовлено к осуществлению тайной операции, и 5 августа русская эскадра в составе 13 кораблей (в том числе 6 нанятых в Архангельске голландских и английских) торжественно вышла из Архангельска в Белое море. Курс лежал на Соловки. Нарочитая торжественность этого похода и «богомольное» его назначение должны были усыпить бдительность противника.

В свите Петра вместе с царевичем Алексеем находились все виднейшие вельможи: князья Голицыны, Прозоровский, Черкасский, Хованский, Долгорукий, Урусов, Троекуров, Трубецкой, генерал-адмирал Ф. А. Головин, А. Д. Меншиков, К. А. Нарышкин, дипломат П. П. Шафиров, известный петровский военный инженер В. Д. Корчмин, резидент польского короля в Москве и многие другие лица. На кораблях было около четырех тысяч солдат Преображенского и Семеновского гвардейских полков.

Эскадра благополучно достигла Соловецкого архипелага, встречный ветер помешал приблизиться к Заливу Благополучия, и корабли бросили якорь в проливе между островами Анзером и Муксалмой. Петр со свитой посетил Анзерский остров.

10 августа при переменившемся ветре эскадра перешла к Заяцким островам и стала на якорь на здешнем рейде.

Петр со всей свитой неоднократно был в монастыре, осматривал ризницу, Оружейную палату, монастырские службы и тюрьмы, посетил кирпичный завод.

За эти дни Петр и его спутники не раз съезжали с кораблей на берег Заяцкого острова и осматривали его. Тогда-то и был отдан приказ о срочной постройке на берегу здешней гавани деревянной церкви в честь Андрея Первозванного, считавшегося покровителем русского флота.

Бывая на Заяцком острове, Петр, безусловно, осматривал и древние лабиринты. Позднее в ряде сочинений появилась версия, что груды диких камней на склонах горы («вавилоны») сложены в это время по указанию царя и лабиринты также построены по распоряжению Петра, будто бы «для развлечения солдат и проверки их сообразительности». Но версия эта не имеет под собой никакой реальной почвы…

Ранним утром 16 августа корабли русской эскадры подняли якоря, поставили паруса и покинули рейд у Заяцких островов, на котором находились почти неделю.

Попутный ветер нес корабли в юго-западном направлении. К вечеру того же дня прибыли к поморскому берегу вблизи села Нюхча. Солдаты сошли с кораблей, а два фрегата («Святой дух» и «Курьер»), лишь этим летом построенные на Архангельской верфи, были вытащены на берег; рангоут, парусное вооружение и пушки с них были сняты. Другие корабли с большей частью лиц царской свиты направились отсюда обратно в Архангельск.

Так, вечером 16 августа 1702 года у Вардегорской пристани вблизи Нюхчи начался бессмертный в памяти нашего народа и беспримерный в военной истории поход по «Государевой дороге» – от Белого моря к Онежскому озеру. По просеке, через леса и болота, фрегаты были за 10 дней протащены волоком до Повенца; петровская гвардия сопровождала их.

К вечеру 26 августа оба корабля были спущены на воду Онежского озера. «Государева дорога» осталась позади. А впереди был поход по Онежскому озеру и Свири в Ладогу. Осада и героический-штурм неприятельской крепости Нотебурга 11 октября 1702 года, овладение всей линией реки Невы, захват неприятельской крепости Ниеншанца, запиравшей выход в Финский залив (30 апреля 1703 г.), и закладка в мае 1703 года «на первом отвоеванном куске балтийского побережья» крепости и города Петербурга – таковы грандиозные исторические последствия событий лета 1702 года, событий, среди которых пребывание русских кораблей у соловецких берегов, на Заяцком рейде, занимает важное место…

Памятником этих дней является сохранившаяся доныне на берегу Заяцкой гавани деревянная одноглавая Андреевская церковь, построенная по указанию Петра I.

Андреевская церковь представляет довольно редкий «смешанный тип»: в ее архитектуре соединены черты, свойственные старинным шатровым церквам и церквам с кровлей в два или четыре ската. Сооружена эта церковь «тщанием придворного уставщика» Ивана Степановича Торжнева. Она срублена «в угол» из бревен диаметром в 20–25 сантиметров, соединенных вплотную, без конопатки. Длина здания (с запада на восток) – 5,15 метра, ширина – 5,2. Основной четверик, снабженный маленькими оконцами (раньше слюдяными) перекрыт четырехскатной тесовой кровлей, а над ним в центре – небольшой восьмерик с главкой на высокой шейке; главка имеет лемеховое покрытие. Высота церкви от земли до карниза – 5,25 метра, почти столько же, сколько от карниза до верха главы.

С восточной стороны к основному кубу прирублен алтарь, а с запада– паперть с крыльцом под двускатной кровлей.

Интерьер церкви прост, как и ее наружный вид. Алтарь отделялся от основного помещения трехъярусным иконостасом с резными «царскими вратами»; на тябле иконостаса была вырезана надпись, сообщавшая историю сооружения этой церкви, постройка которой была завершена 30 августа 1702 года, через две недели после отбытия Петра с Соловков.

Сейчас этот интереснейший историко-архитектурный памятник, лишенный соответствующего ухода, к сожалению, гибнет. Нужно принять срочные меры к его спасению и последующей охране.

В XVIII и XIX веках рядом с церковью у пристани вырос небольшой монастырский поселок: несколько деревянных домов (в том числе один двухэтажный), сараев и амбаров. Каменная пристань была укреплена.

В период Крымской войны Заяцкие острова стали ареной основных событий, связанных с действиями против Соловецкого монастыря крейсировавшей в Белом море английской эскадры.

Небольшие Заяцкие острова резко отличаются своей природой, всем своим обликом от Соловецкого острова. Но они объединены с ним – близостью географического расположения и общностью исторической судьбы…

 

Там, за дамбой, – Муксалма

 

Святое озеро, подступающее к самым стенам Кремля, обладает удивительной способностью менять свой облик в зависимости от освещения, от прозрачности воздуха. Совсем недавно оно было голубовато-розоватым, но потом стало более сумрачным, накрылось белесым туманом.

Раннее утро… Над озером поднимается туман, сквозь который совсем сказочным, нереальным кажется Кремль, стоящий на противоположном берегу. Первые солнечные лучи подкрашивают песчаную дорогу вдоль берега озера, ту дорогу, по которой нам предстоит сегодня идти на восток, навстречу солнцу…

На самом «углу» озера, там, где берег заворачивает вправо, начинается лес. В отличие от западного, северного и восточного берегов Святого озера, свободных от растительности, южный его берег порос сплошным лесом, подобравшимся к самой воде.

Миновав развилку и свернув на дорогу, что идет левее, мы ступаем на широкую песчаную колею, проложенную от Кремля в восточную часть острова еще несколько столетий назад: когда на острове Муксалма появился монастырский скотный двор, дорога эта стала одной из основ соловецких хозяйственных коммуникаций.

По сторонам дороги, сразу за дренажными канавами начинаются лес и лесные пейзажи, меняющиеся на глазах, один другого красивее. Лес здесь, в основном, березовый; очень свежий и молодой, значительно моложе дороги, которую он окаймляет.

Вскоре мы минуем вторую (и последнюю) развилку на этой дороге. Надо держать левее: туда, где над мелколесьем высятся огромные ели, где вдоль обочины сплошь стоят заросли иван-чая, где виднеется великолепный луг, усыпанный белыми и красными точками цветов клевера. Даже тот, кто уже немало исходил соловецких дорог и повидал здешних лесов, – и он не сможет остаться равнодушным перед свежей красотой этого леса, не сможет не оценить его легкости, прозрачности, пронизанности светом. «Яркие северные листья деревьев сгорают на солнце изумрудным пламенем», – писал М. М. Пришвин.

В двух километрах от Кремля, слева от дороги, за розоватого цвета домиком, занятым насосной станцией, начинается территория бывшего биосада. Раньше здесь, возле небольшого круглого зеркально-спокойного озера, находилась так называемая Филилповская пустынь. Эта местность считается одним из красивейших уголков Соловецкого острова.

…Весной 1924 года был создан при СЛОН кружок охраны природы. Тогда же начался сбор пернатых, был устроен садок для пойманных гаг… Летом того же года было положено начало соловецкому биосаду в Филипповской пустыни. Его первыми питомцами были три оленя и несколько птиц. Одновременно было построено и зимнее помещение для животных.

В 1925 году соловецкий биосад был открыт официально. «В основу работ биосада, – писал журнал «Соловецкие острова», – была положена та точка зрения, что сугубое внимание необходимо обратить на промышленное птицеводство (главным образом, гага) и звероводство (олени, лисы, соболи, куницы)». Речь шла, таким образом, не только об охране, но и о значительном обогащении местной фауны, об активном, опирающемся на данные науки воздействии на природу.

Хозяйственный хаос, хищническая эксплуатация богатств природы и браконьерство были пресечены. Началась разносторонняя планомерная работа. Энтузиазм ее участников, среди которых было много специалистов-биологов, подкреплялся уверенностью в большой народнохозяйственной ценности и научном значении начинаний соловецкого биосада. В ходе опытов по одомашниванию гаги было выведено 157 птенцов. Интересной была работа по разведению оленей. Особенно большие замыслы были связаны с организацией на Соловках пушного, питомника в сентябре 1926 года в биосаде появилась первая пара серебристо-черных лисиц; шла подготовка к разведению соболей, голубых и белых песцов. Тогда же было решено – впервые в СССР – поставить на Соловках опыт акклиматизации и разведения ондатры, создав на одном из озер естественный питомник этого ценного пушного зверька. Крупнейший специалист В. Я. Генерозов, еще до революции изучавший организацию ондатрового хозяйства в США и Канаде, считал, что Соловки представляют комплекс наиболее благоприятных условий для широкой постановки этого опыта.

Отметим, что разведение ондатры на Соловках началось уже в следующем, 1926 году в районе озер Малая Ломинога, Соснового и Кухонного; опыт оказался успешным – зверек отлично акклиматизировался и до сих пор его можно встретить в ряде соловецких озер.

Широкий размах приобрела работа соловецкого биосада в 1926 году. При СЛОН существовало большое Общество краеведения, в которое входили комиссия по изучению природы островов и кружок любителей природы и краеведения. Еще в конце 1925 года было принято решение об организации на Соловецком острове обширного заповедника (общая площадь около 70 квадратных километров), в территорию которого вошли биосад, несколько озер по дороге на Муксалму, вся акватория Глубокой губы с островами на ней и береговой полосой. Тогда же была начата постройка здания биосада. Весной 1926 года все было подготовлено к переносу звероводческой работы на один из островов Глубокой губы – там создавался лисий и соболиный питомник.

Широко развернулось изучение производительных возможностей Соловецких островов, их хозяйственных ресурсов. Проводились испытания почв, комплексные обследования болот, изучение озер как возможной базы для организации рыбного хозяйства. Изучались цветы, работала болотная и карантинно – картофельная станции. Серьезное внимание уделялось обследованию лесных богатств острова – за один год было произведено 26 тысяч обмеров различных деревьев. В том же 1926 году был создан при биосаде и обширный дендрологический питомник, в котором для акклиматизации было посажено более 200 экземпляров различных деревьев южных пород. Здесь же развернулся питомник лекарственных трав. Проводились интересные обследования, чтобы выяснить ценность Соловков как охотничьего угодья. Непрерывно велись фенологические наблюдения, было предпринято монографическое исследование Глубокой губы…

Размах работ стал настолько солидным, что 6 ноября 1926 года соловецкий биосад был преобразован в биостанцию при Обществе краеведения. Она разместилась на том же месте, над озером Биосадским, в двух домах, из которых один был перестроен из бывшей церкви.

И в последующие годы биостанция проводила большую и разностороннюю работу. Она разрослась, хорошо оснастилась: здесь были лаборатория, препаровочная мастерская, научная библиотека, насчитывавшая более двух тысяч книг.

Обширные коллекции, собранные на Соловках, были представлены в богатом естественно – научном отделе Соловецкого музея. Сотрудники биостанции написали и опубликовали немало интересных исследований по разным вопросам. Соловецкая биостанция поддерживала систематическую связь более чем с 50 научными учреждениями: среди них Зоологический музей Академии наук в Ленинграде, Ленинградская Лесотехническая академия, Московский зоопарк и др. И сейчас в ряде естественно – научных музеев нашей страны хранятся обширные коллекции, собранные в 1920-е годы соловецкой биостанцией…

Вот какая интересная история у того тихого уголка соловецкой земли, что приютился за поросшим кувшинками Биосадским озером…

Очень приятно отдохнуть на берегу этого озера, обогнуть его по тропинке, проложенной среди сплошных зарослей вереска, брусники и черники. От дороги ответвляется красивая березовая аллея. В конце ее, за бывшим зданием биосада, – поросший травой холм, возле которого разрослась небольшая кедровая роща. За холмом на обширной площадке, закрытой от ветров, виднеются посадки молодых березок и сосен. Тут же ряды великолепных елей и сосен. Это участок бывшего дендрологического питомника.

После небольшой экскурсии на место бывшего биосада мы вновь выходим на дорогу, окруженную хвойным и березовым лесом; только теперь лес, до этого молодой и очень светлый, постепенно сгущается, оставаясь главным образом лиственным. Слева сквозь деревья просвечивает озеро с заболоченным берегом (оно называется Большая Ломинога); а справа – покрытый оплошным цветочным ковром луг.

Неожиданно возникает справа большое красивое озеро, находящееся значительно ниже уровня дороги, – Большое Торфяное (прежнее название Большое Исаинское). А дорога тянется дальше, абсолютно прямая, плотно укатанная, то немного поднимающаяся вверх, то отлого спускающаяся вниз. Вокруг нее в лесу много валунов.

Мы продолжаем идти вдоль берега Большого Торфяного озера. Вот виден удивительно красивый мысок, поросший деревьями, он вдается в озеро с востока. Стоит свернуть с дороги и по берегу пройти на этот мысок. Может быть, именно об этом озере писал почти сто лет назад В. И. Немирович-Данченко: «Я бывал в Финляндии, Южной Германии, в Альпах, но не видел таких чудных озер при крайне незначительной длине и ширине их. Особенно врезалось в мою память одно: длинное и узкое, извиваясь, легло оно в изумрудных берегах. Небольшой лесок словно опрокинулся в его глубину. На нем только один островок, но какой! его и не видно; глаз замечает только три высоких сосны, как будто выросшие из самой середины этих серебристо-голубых вод. Но живописные линии берега, кучи валунов, поросших уже травою, отражение жемчужных тучек, спокойное, словно все «из расплавленного металла, зеркало вод – нужно видеть самому…»

Вот и этот малютка-остров посреди озера. Да и само озеро вновь изменило свой облик: та его часть, которая сейчас перед нами, кажется не частью того же озера, а совсем отдельным.

Дорога идет с небольшим подъемом среди типично среднерусского молодого леса: ельник и березняк (встречаются и большие березы), а под ним разостлан травяной и ягодный ковер. Район, расположенный справа от нас, – один из наиболее богатых торфом участков Соловецкого острова, но там, где мы сейчас идем, болот почти нет. Здесь на протяжении нескольких столетий велись обширные работы по дренированию почвы и обеспечивался сток избыточных вод в ближайшие озера; при этом, как и в других районах Соловецкого острова, очень умело использовались перепады уровней различных озер.

Обширное озеро слева от дороги – Большое Каменное. У него два горла, за которыми виднеются обширные заливы; часть его берега укреплена крупным валуном. Дорога пролегает между Большим Каменным и Малым Каменным озерами, находящимися справа, совсем рядом. Они соединены между собой каналом. Все ближе подходит дорога к Большому Каменному, и вид на озеро становится все великолепнее. Особенно красива буйная игра цветов: светло-зеленые ели, белые березы, темно-зеленый мох и свежая трава прибрежных лужков…

Но вот и эти озера остались позади. Дорога вступает в район с довольно сложным рельефом. Местность то полого понижается, то, наоборот, повышается, и кажется, что мы уже не по дороге идем, а движемся по реке, а местность вокруг нас – берега этой реки. Вот впереди открылся большой и светлый перелесок на сплошной ягодной подстилке. На Соловках такой пейзаж почти всегда предвещает скорое изменение характера леса – и в самом деле он все плотнее обступает дорогу, становится все гуще и темнеет. Высокие бугры, покрытые почти таежной растительностью, сменяются подволоченными низинками или небольшими лужками, поросшими болотной травой, среди которой невысоко поднимаются мелкие, слабосильные темные ели.

Почти рядом с одним из таких лужков, слева – высокий холм, песчаные скаты которого усеяны валунами. Если подняться на вершину холма, то увидишь за ним так называемое Светлое озеро. А справа, почти напротив, у самой дороги, вплотную к ней подступая, открывается большое озеро Песочное. Дорога некоторое время идет вдоль его берега, расставаясь с ним там, где стоит старый пятиверстный столб. Вблизи этого места, слева находится еще одно озеро – Беседное.

А дорога снова меняет свой характер: теперь это уже песчаная аллея среди густого молодого березняка. Слева открывается обширная поляна, на ней редкие ели, невысокие сосны, тоненькие березки, сплошные заросли мха и вереска. Постепенно поляна эта становится шире, и чем гуще мох, чем плотнее заросли вереска, тем более хилыми, анемичными кажутся мелкие деревца с их жидкими кронами. Странные деревца, они кажутся умирающими, но их жизненная цепкость поразительна! Они не вымахивают в несколько десятков метров высотой, их кроны не дают почти никакой тени, но долговечности их может позавидовать иной лесной великан-красавец: редкому из этих деревьев меньше двухсот лет…

На одном из участков дороги за этой поляной – маленькое светлое озеро с гладким и низким берегом: мелькнет и тут же скроется, и вновь идет дорога среди перелесков, небольших луговин, минует вересковые поляны с растущими на них редкими елями и соснами. Вот справа открывается обширный луг, посреди которого растут совсем мелкие, меньше метра высотой, березки, а вокруг – сплошная стена лиственных деревьев.

Как-то вдруг появляется множество валунов разных форм и размеров; одиночку и группами разбросаны они, сплошной линией легли по краям дороги. Нередко в погожий день на некоторых камнях можно увидеть пригревшихся на Солнышке небольших ящериц – единственных пресмыкающихся, обитающих на Соловках.

Такое обилие камней – признак, близости моря. Вот уже ощущается и запах моря. Дорога делает еще один поворот, и неожиданно открывается берег – пролив, пересеченный знаменитой муксалмской дамбой.

На горизонте слева темнеет полоска Анзерского берега. Если пройти немного по дамбе, то будет виден узкий вход в Глубокую губу. Когда вы выходите на берег и бросаете первый взгляд на дамбу, она производит странное впечатление. Можно подумать, что это – развалины какой-то циклопической постройки, или просто беспорядочное, извивающееся зигзагом нагромождение камней, или своеобразный склад строительных материалов, предназначенных для какого-то использования. И только когда мы вступаем на дамбу и проходим по ней первый десяток метров, начинает складываться более ясное представление об этом удивительном сооружении,– одной из соловецких достопримечательностей.

«Между острова Соловецкого и Муксалмы пролив усыпан большими каменьями, и быстрота прилива и отлива здесь весьма стремительна, почему и называют его Железными воротами…» Так гласит запись в одной из рукописей о Соловецких островах, датированной 1790 годом.

Ширина пролива – около километра; глубины его очень разнообразны, но средняя глубина (в малую воду) составляет 2,7 метра. Есть участки совсем мелкие – обширные песчаные луды, нагромождения камней.

Здесь-то, причудливо извиваясь по наиболее мелким каменистым участкам пролива, и проложена дамба, «сооружение грубое, но колоссальное, вечное», кажущееся скорее творением природы, чем делом человеческих рук.

И все же она сооружена руками людей, именно руками, без применения каких-либо надежных механизмов. Подлинное чудо труда.

Дамба была сооружена для того, чтобы обеспечить постоянные, не зависящие от погоды и прочих обстоятельств коммуникации между островом Муксалмой, где издавна находилось монастырское стадо, и Большим Соловецким островом. Начало этой работы относится к 1827 году, современный же вид дамба получила в 1865 году, когда она была достроена.

Ее кладка, имеющая в основании 7 – 8 метров ширины (средняя ширина проезжей части составляет 5–6 метров), состоит из огромных валунных блоков, засыпанных песком. Море в изобилии доставляло строительный материал к месту работ. Соединяя между собой крупные нагромождения камней, нанесенные морем, трасса дамбы имеет пять изгибов, среди которых есть весьма крутые. Но извилистость, «змеевидность» трассы связана не только с этим: ее углы служат узлами прочности всего сооружения, выполняют роль ледорезов и волнорезов. «Бури, ледяные громады, время – бессильны перед этой каменной стеною», самая мощная ледяная масса непременно разобьется об нее. Кроме того, центральная часть дамбы ограждена с обеих сторон (и с севера, и с юга) далеко выступающими в море мощными нагромождениями камней.

Один из участков дамбы, представляет собою мост: сквозь кладку проделаны трое ворот, через которые и происходит обмен вод обеих частей морского пролива, разделенных стеною дамбы. Силу приливно-отливных течений можно наблюдать, стоя у этих ворот и глядя, как струится, кружится в них вода (море в районе ворот не замерзает). Подводная часть камней дамбы усеяна пышными листьями ламинарии, розовыми телами морских звезд… Выйдя на берег Муксалмы, мы попадаем на дорогу, тянущуюся через мелколесье к поселку, расположенному приблизительно в километре от дамбы.

Остров Муксалма имеет в длину (по линии запад– восток) 6,2 километра, а в ширину 3,7. Поверхность острова довольно неровная, но значительных впадин нет (на Муксалме нет озер), как нет и больших высот; лишь в юго-восточной части острова, основная часть которой заболочена, есть две горы, из которых более высокая носит название Фавор. Почва песчано-каменистая, густых лесов, подобных тем, что покрывают Соловецкий остров и Анзер, здесь нет – большая часть острова занята мелколесьем, весьма однообразным на вид.

Обширные пастбища с прекрасной, травой с давних времен определили хозяйственную специализацию Муксалмы. Уже полтора столетия назад здесь, в районе Сергиевского скита, существовал скотный двор, где было 120 коров и телят и 120 лошадей. Скот содержался в обширном двухэтажном хлеву (длиной более 70 метров), во втором этаже которого хранилось сено, прямо отсюда подававшееся через люки в нижнее помещение.

В. Немирович-Данченко, посетивший Соловки в 1872 году, восторженным удивлением писал о здешнем скотном дворе птичнике, о конюшнях и молочной ферме: он говорил о «голландской чистоте» всех помещений, о запасах первоклассных молочных продуктов, хранящихся в леднике, о рациональной постановке всего молочного хозяйства. «Мы привыкли, – писал он,– видеть нашего крестьянина в вечной грязи, а тут приходится убедиться, что эта грязь только результат его нищеты…»

В самом начале существования СЛОН, в 1923 году на Муксалме был организован крупный животноводческий сельхоз, который использовал бывшие помещения монастырской фермы, в том числе замечательную конюшню с сеновалом, построенную еще в 1906 году и рассчитанную на 27 стойл. В 1926 году здесь же, на Муксалме, была создана Соловецкая химическая лаборатория, которая обслуживала все производственные предприятия СЛОН и проводила специальные исследования в области лесохимии.

В настоящее время Муксалмский поселок представляет собой группу зданий, разбросанных на обширном лугу. Здесь большой двухэтажный каменный дом и вблизи него деревянный, вытянутое здание скотного двора и остатки еще нескольких старых построек. Раньше в Муксалме была деревянная часовня и одноэтажная каменная Сергиевская церковь.

От поселка дорога ведет в восточную часть острова. Почти на всем протяжении она пролегает через мелколесье. Можно подняться на гору Фавор – с нее открывается красивый вид.

С юго-востока к острову примыкает каменистый островок Малая Муксалма. Пролив между островами «несудоходен, ив малую воду оный по камням переходить можно», – как говорится в одном старинном описании. Малая Муксалма всем своим пустынным обликом, каменистым берегом напоминает Заяцкие острова. Море вокруг острова усеяно лудами и кортами…

Обратный путь от Муксалмы лежит по той же дороге. Но не жалейте об этом: она не покажется однообразной. По любой из соловецких дорог можно пройти десятки раз и каждый раз открывать для себя что-то новое, на что раньше не обращал внимания. Ведь с изменением времен года или времени суток, в разную погоду и при различном освещении одно и то же место и выглядит, и воспринимается совершенно по-разному.

…Однажды в тихую белую ночь в начале июля я возвращался с Муксалмы. Краски неба над морем были необычайно мягкими, непередаваемо нежными, более прозрачными, чем самая гонкая акварель, а тишина над морем и островом стояла такая, что, казалось, – она звенит; только куличок вскрикивал на близком болоте. Я дошел до середины дамбы и остановился, пораженный необыкновенным зрелищем, открывшимся мне, боясь поверить в небывалое свое везение. Справа от меня горизонт приобрел пунцовый оттенок, окрасив в этот же цвет и близкий участок моря. Совсем над линией горизонта висело огромное багряное солнце, лишь небольшой его сегмент скрылся под водой. А с другой стороны дамбы поднималась, выплывала из воды огромная эллипсовидная луна. Я стоял посередине: между солнцем и луной, на грани дня и ночи, смену которых и единство которых впервые в жизни увидел так явственно и наглядно. Часы показывали 23.20. Чудесное зрелище продолжалось недолго. Потом луна поднялась выше, оторвалась от моря и стала постепенно округляться…

Потрясенный до глубины души, шел я по лесной дороге. Среди ее необыкновенной тишины возникала то справа, то слева зеркальная гладь озер и медленно поднимался над нею туман, слабо подсвеченный отблеском серебристой лунной дорожки, пролегавшей по воде…

 

В одном из старинных описаний Соловецких островов мы читаем: «Дорога на Реболду идет сухими гористыми местами, имея слева озера, сухие и топкие болота и возвышенности между ними, поросшие частым лесом, а справа – Глубокую губу». Эта краткая характеристика соответствует и сегодняшнему состоянию дороги.

Наш путь начинается от стен Кремля. По Ленинградской улице вдоль берега Святого озера мы идем прямо, минуя поворот дороги на Муксалму. Метрах в 800 от Кремля возле дороги стоит белое каменное здание Предтеченской часовни. Она построена в 1854 году на месте старой деревянной часовни, которая именовалась Таборской, ибо здесь находился стан (табор) царских войск, осаждавших Соловецкий монастырь во время «соловецкого сиденья» 1668– 1676 гг. По преданию, Предтеченская часовня сооружена на том самом месте, где находится братская могила 112 солдат, погибших при осаде монастыря.

Немного дальше дорога углубляется в лес. Вскоре слева покажется небольшое Вениаминово озеро, и вновь дорога идет среди легкого перелеска. Когда позади останутся два километра пути, справа откроется неширокий водный простор. Трудно представить себе, что это наша первая встреча с Глубокой губой, что это один из ее узких заливов, выходящих к реболдовской дороге. Вблизи от нее, слева несколько небольших озер, объединенных названием Лапушечных. А залив справа от дороги теперь уже стал шире, и вскоре перед нами блестящая, ,изкрящяяся на солнце среди красавиц-березок и высоких сосен перспектива Глубокой губы.

Глубокая (Долгая) губа – обширный залив Белого моря; сна изобилует небольшими островками (всего их 42). Очень живописны эти островки, поросшие лесом и кустарником, как бы переговаривающиеся между собой через узкие проливы. Как и Сосновая, Глубокая губа является местом массового гнездовья водоплавающей птицы, особенно много здесь гаг. В водах Глубокой губы, которую Н. Книпович назвал «одним из зоогеографических курьезов», обитают различные виды моллюсков, губок, медуз; виды, характерные для высоких арктических морей, соседствуют здесь с видами, характерными для более южных морских районов.

Выше уже отмечалось, что исследование Глубокой губы составляет заметную страницу истории отечественной гидрологии и гидробиологии. С Глубокой губой связан еще один примечательный эпизод недавнего прошлого Соловков.

…Как уже говорилось, соловецкий биосад одной из своих задач ставил организацию на островах пушного хозяйства. Началась эта работа еще в самом биосаде, а в конце 1925 года она была перенесена на один из островов Глубокой губы, получивший название Лисьего. Здесь была поселена пара серебристо-черных лисиц.

Весной следующего года для организации питомника пушных зверей был избран более удобный остров в южной части Глубокой губы; раньше он назывался Балаганным, теперь же получил наименование Песцового. На этом острове, покрытом густой растительностью, было размещено шесть семей лисиц.

К концу 1926 года питомник разросся и занял соседние острова – Лесной, Краеведческий. Весь этот район был объявлен заповедником. Тогда же Совет Народных Комиссаров отпустил на развитие пушного промысла в СССР полтора миллиона рублей. Среди пушных хозяйств в нашей стране «Соловецкое звероводное хозяйство» занимало третье место. Здесь находились привезенные из Сибири серебристо-черные лисицы (в 12 клетках), соболи (в 4 клетках) и доставленные из Мурманска голубые и белые песцы. «Население» питомника непрерывно пополнялось– и не только за счет естественного прироста; в 1927– 1928 гг. через госторг за границей были куплены 46 серебристо-черных лисиц, а из Германии привезены 50 экземпляров кроликов – шиншилл. Летом 1928 года на Соловки были доставлены и выпущены в одно из озер острова «на вольное поселение» первые 15 ондатр, а осенью того же года их количество увеличилось еще на 99 экземпляров.

В документальном фильме 1927–1928 .гг. «Соловки» есть кадры, снятые в питомнике; мы можем представить себе его общий вид. Весь остров был распланирован в соответствии с нуждами пушного хозяйства. Вдоль широких аллей – «улиц звериного города»– стояли большие вольеры из проволочной сетки, а в них – деревянные домики, в которых жили звери, в домиках много лазов, все напоминало привычную для зверя обстановку. Мы видим на экране серебристо-черных лисиц в клетках, кормление лисенка, который доверчиво берет пищу из рук, лечение заболевшего зверька ветеринаром.

Сняты в фильме и соболи – ведь Соловецкий питомник являлся в то время самым крупным в мире соболятником как по количеству экземпляров, так и по их подбору. И этот дикий, мучительно переносящий неволю, зверек оказался на Соловках в таких условиях, что в 1929 году одна из самок принесла детеныша – это был второй (после Московского зоопарка) случай в мире.

В 1929 году к 11 голубым песцам, проживавшим в питомнике, было прибавлено еще 24, привезенные с Командорских островов. Позднее 22 песца были выпущены на острове Анзер, где предполагалось создание полувольного песцового хозяйства.

В последующие годы питомник продолжал расти. Росло и значение его работы, которое давно уже приобрело всесоюзный масштаб. К весне 1930 года в ведении питомника находилось 118 лисиц (а приплод того же года составил еще 175), 20 соболей, 38 песцов, 500 ондатр, 549 кроликов…

Очень интересно вспомнить все это, проходя вдоль берега Глубокой губы, совсем вблизи от того острова, где развертывалась эта замечательная работа.

Дорога и дальше будет идти вдоль берега Глубокой губы. А слева от нее лес будет уступать место озерам, а озера сменяться лесом. Мы уже миновали расположенное метрах в ста небольшое, но очень живописное Варваринское озеро; потом сквозь высокие ели мелькнули четыре небольших озера, названные Высокими, а в полукилометре за ними, за лесом виднеются Горбатое и Большое Горбатое озера. Их западный берег выходит к трассе, по которой проходила узкоколейная железная дорога (она шла почти параллельно нашей дороге). Еще дальше по дороге – и мы увидим в лесу группу озер, среди которых ближнее к нам – подковообразное Промысловое (раньше Филимоновское, по названию находившейся здесь часовни).

За Промысловым озером виднеются озера Становое и Ягодное. Можно свернуть с дороги налево; тропинка поведет нас в глубь острова, через лес между Малым Ягодным и Становым озерами к Большому Ягодному (его площадь около 70 гектаров). Холмистые берега этого озера, поросшие лесом, круто спускаются к самой воде.

Но возвратимся на дорогу, ведущую к Реболде. Справа от нее, за лесом, виднеется невысокая Гедеоновская гора, откуда открывается отличный вид на Глубокую губу и морской берег. Еще через полтора километра, там, где дорога заметно отклоняется направо, мы расстаемся с Глубокой губой: ее берег круто заворачивает. Слева от дороги небольшое и не очень глубокое озеро Пригубное (бывшее Чудотворное); за ним дорога сливается с линией бывшей узкоколейки.

Здесь можно отдохнуть. Вы приобрели на это право: пройдена половина пути от Кремля до Реболды. Характер дороги меняется: раньше справа сквозь полосу леса был виден простор Глубокой губы. Теперь справа от дороги – суша; до самой Реболды здесь не встретится озер: только лес и обширные торфяные болота. В этой части острова есть ряд крупных озер, но наиболее крупные из них (Большое Ягодное, Куйкино, Хлебное, Большое Зеленое, названное так по интенсивно зеленому цвету воды) находятся в стороне от дороги, слева. Все эти пустынные озера необыкновенно красивы: у них причудливые очертания берегов, большая часть которых поросла густым лесом.

Мы минуем расположенные слева вблизи дороги озера: Плоское, Круглое, Долгонькое (бывшее Елисееве) – совсем небольшое озеро (площадь его всего лишь 0,8 гектара), имеющее, однако, глубину до 11 метров и расположенное высоко над уровнем моря. Хотя оно и совсем близко от дороги, метрах в тридцати, но от нас его скрывает пригорок; надо подняться на вершину, чтобы увидеть это красивое озерко.

Еще немного дальше, и мы минуем озеро, называемое Диким, а потом пройдем мимо так называемого Лапушистого озера, расположившегося посреди большого сфагнового торфяника. Уровень Лапушистого озера на 10 метров ниже находящегося в каких-нибудь двухстах метрах западнее Большого Зеленого озера.

Все больше становится слева от дороги заболоченных лесных участков. Среди этого леса неподалеку от дороги расположены озера: Второе Зеленое, Кривое, Малое Хлебное, Криво-хлебное. И еще одно озеро с островком посередине окажется у самой дороги. Это Угольное озеро – последнее на дороге к Реболде.

Нам осталось еще два километра пути. Мы очутились в том, северо-восточном, углу острова, где обилие озер совершенно неожиданно кончается, образуя обширный участок, лишенный озер (кроме двух – Большого Банного и Малого Банного, расположенных в центре этого участка). Дорога прорезает лес. Еще совсем немного – и покажутся здания поселка Реболда, расположенного на морском берегу…

Реболда началась с монастырской пристани, через которую совершалось сообщение между Большим Соловецким островом и Анзером. Отсюда Анзер хорошо виден.

Поселок у пристани возник лет полтораста назад, когда здесь был построен монастырский заводик для вытапливания тюленьего и нерпичьего сала. Рядом с заводом стояли несколько изб, где жили монахи, занятые промыслом морского зверя.

Море в этом районе очень богато: на дне громадные заросли водорослей; в воде то и дело мелькают морские звезды и медузы. Много тюленей и белух; здесь же гнездится множество гаг…

В 1839 году вместо обветшавшего здания салотопного завода вблизи монастыря было выстроено новое, каменное. Но и на Реболде Промысел морского зверя не прекратился, и вскоре заводик здесь был восстановлен; поселок немного разросся. В 1857 году здесь была построена Никольская часовня.

Сейчас Реболда является одним из крупнейших участков сбора водорослей на Соловках.

Отсюда можно пройти по сухой и удобной дороге, тянущейся среди лесов вдоль северного берега острова, – всего 10 километров до Новой Сосновки.

Отсюда же путь на Анзер…

Он расположен на противоположном берегу Анзерской салмы – пролива, имеющего между Реболдой и Кеньгой ширину около пяти километров. Пролив глубокий (есть глубины до 65 метров), течение в нем быстрое: ближе к Анзерскому берегу идёт сувой – полоса особенно быстрого тока воды, где море как будто даже меняет свой цвет.

Один из старых путешественников писал, что «Анзерский остров фигуру имеет весьма подобную конской нижней челюсти, протянувшейся от запада к востоку».

Его длина до восточной оконечности, мыса Калгуев, около 17 километров, а ширина в западной части достирает 7,5 километра, но к востоку значительно сужается. Площадь острова – 35 квадратных километров.

Море врезалось в Анзерские берега многочисленными губами. Из них Троицкая и Капорская – узкие, далеко уходящие в глубь острова, а Кирилловская – широкая, с песчаным берегом, местами пересеченным дюнами.

Середина острова по ландшафту очень напоминает Большой Соловецкий: много поросших густым лесом холмов, которые чередуются с глубокими озерными котловинами. Когда идешь по прекрасным здешним дорогам, видишь смену великолепных лесов и открытых лугов, отороченных впадинами тихих озер; на лугах – высокая душистая трава, на озерах – спокойные заводи, желтые от кувшинок, по обочинам дороги – заросли иван-чая, а в лесу сплошной ковер черники и голубики, подцвеченный нежно-лиловыми лесными фиалками. Пейзаж почти подмосковный– только более суровый и величественный…

Поразительные места есть на пустынном западном берегу острова. Не забыть мне одного из них, где мы однажды высадились с доры: дикий берег, усеянный валунами, мягкий мох, в котором притаились кустики брусники. А среди мха, у самого моря, – россыпи дикого шиповника: едва поднялся над землей, но его алые цветки победоносно светят. Чуть подальше – вереск, багульник, низкорослые березки, а потом начинается великолепная сосновая роща…

Остров Анзер известен давно: он под названием Ванзера упоминается уже в середине XV века, в первых новгородских грамотах Соловецкому монастырю. Во второй половине XVI века здесь жило до семидесяти соловецких монахов, занимавшихся промыслом морского зверя и солеварением. «На том (острове. – Г. Б.) – говорилось в одном старинном документе,– Соловецкого монастыря два црена (солеваренных котла. – Г. Б.) кипят и лете и зиме соль варят, и братья и служебники у того промысла живут, а людей трудников у того промысла живет человек по шестидесят и по семидесят, и в зимнее время нужа обдержит великая… Да к тому же острову приезд становище лодейное, и лодьи из Колмогор и с Онега приходят и ставятца, люди на лодьях сжидаются многие…»

В первой четверти XVII века монах Елеазар, поселившийся на Анзерском острове, основал в живописном месте у южной оконечности Троицкой губы небольшую обитель, где жило около десятка монахов. Царская грамота от 31 июля 1633 года предоставляла Анзерскому скиту независимость, что вызвало негодование соловецких настоятелей; их борьба продолжалась целых полстолетия и закончилась подчинением скита Соловецкому монастырю.

В 1634 году на Анзере принял монашество пришедший сюда из средней России священник Никита – будущий патриарх Никон, сыгравший такую заметную роль в политической истории русского государства…

От Кеньги прекрасная дорога ведет в глубь острова. Менее чем через три километра она выходит на большую луговую поляну, посреди которой разбросаны постройки б. Троицкого скита: каменная Троицкая церковь (1803 года) с примыкающим к ней вытянутым двухэтажным корпусом келий, над которым возвышается барабан колокольни; поблизости несколько деревянных строений. Значительной архитектурной ценности этот комплекс не представляет, но на фоне окружающего пейзажа весь ансамбль выглядит очень живописно.

Отсюда отличная лесная дорога через пять километров приведет к подножью горы Голгофы – самой высокой точки Соловецкого архипелага. Подъем идет постепенно, и поэтому почти не ощущается. Под горой – уютное озеро.

На вершине Голгофы бывший духовник Петра I Иов, сосланный на Соловки, в 1712 году основал небольшой скит с чудовищно строгим уставом. В 1828– 1830 гг. здесь была построена каменная церковь с высокой колокольней. Поднимитесь на верхнюю площадку колокольни – с нее открывается незабываемый вид на раскинувшийся вокруг остров: пушистая зелень леса, жемчужное сияние озер, желтые ленты дорог, а дальше – море и Соловецкий берег…

Можно бесконечно ходить по анзерским дорогам и лесным тропинкам, вдыхать аромат трав и любоваться девственной красотой озер – и с каждой минутой все больше и больше будет переполнять вас чувство восхищения перед удивительной здешней природой, перед ее щедрой красотой…

Сюда приходят почти все, кто приезжает на Соловки. Одни – отдохнуть на живописной луговой поляне, отлого спускающейся к самому берегу Хуторского озера, сквозь воду которого просвечивает золотистое песчаное дно; другие– чтоб поглядеть на необычные в этих широтах деревья и кусты, насладиться видом и запахом пышного цветения, производящего здесь, в приполярном краю, впечатление подлинного чуда.

 

Часто приходится встречать на дороге, ведущей к хутору Горка, людей, спрашивающих, как пройти к «ботаническому саду». И разве объяснишь каждому, что «ботанического сада» нет, но есть в этом уединенном уголке, между трех озер и двух высоких, крутых холмов нечто гораздо более замечательное, чем то, чего ожидаешь, направляясь в «ботанический сад».

От стен Кремля до хутора Горка немногим более четырех километров. Туда ведет та же дорога, по которой мы направлялись к горе Секирной, – древнейшая соловецкая дорога. Проходим через поселок, минуем метеостанцию на морском берегу, оставляем ответвляющуюся вправо дорожку, ведущую к лодочной станции, и продолжаем путь среди леса. Еще одна дорога ответвляется влево – по ней можно мимо Большого Куможьего озера выйти на морской берег и продолжать путь вдоль него, к северному берегу острова. А вскоре за этой развилкой справа от дороги покажется тихая, заросшая травой заводь – один из небольших заливов Хуторского озера, прежде, называвшегося Нижний Перт.

И почти сразу надо повернуть направо, по плотно укатанной песчаной дороге, тянущейся среди леса, вдоль изгиба озерного берега. По левую сторону дороги мощные таежные заросли поднимаются по крутому склону холма, создавая впечатление высокой зеленой стены.

Еще несколько сотен метров – и перед нами ворота; на арке вывеска: учебное хозяйство Соловецкой средней школы. Шаг через калитку – и мы сразу попадаем в особый, почти волшебный мир.

Справа – широкая зеленая поляна спускается к озеру. Прекрасна его спокойная гладь, со всех сторон до самой воды окруженная густым лесом. Вдали видна гряда могучих камней, выступающих из-под воды; за ними– живописный маленький островок и не видная нам сейчас вторая половина озера, конец которого почти упирается в дорогу, ведущую на лодочную станцию.

Дорога, по которой мы шли, тянется по краю поляны и почти срезу вступает под сень 80 великолепных лиственниц, двумя ровными рядами окаймляющих аллею, полого поднимающуюся вверх. Обочины аллеи окантованы большими светло – зелеными мясистыми листьями бадана.

А правее, рядом с тропинкой, ведущей на невысокий холм (на нем разбита плантация садовой земляники), – небольшая, но удивительно красивая кедровая роща: 35 золотистых прямых стволов таежных красавцев высотой до 20 метров, пышная крона, непередаваемо приятный смолистый аромат. Кстати, на хуторе Горка имеется и несколько экземпляров замечательной сибирской пихты.

Аллея ведет нас дальше, минуем стоящий в стороне ледник, выложенный из валунов (не раз мы уже встречали такие постройки в разных пунктах на острове), небольшой деревянный домик и обнаруживаем, что слева от нас, за строем лиственниц, – участок, на котором шеренга грядок и парники, а справа – настоящий яблоневый сад; за яблонями – вишня, а дальше – сплошные заросли густой цветущей сирени.

Но чудеса на этом не кончаются: аромат сирени сливается с тончайшим запахом цветущей розы – его источают сотни, тысячи больших пунцовых цветов, которые буквально усеяли пышные кусты, окружающие теперь дорогу. По виду это шиповник, но вряд ли кто видел, чтобы шиповник цвел такими крупными, такими торжественными цветами. «Гималайской морщинистой розой» называется этот редкий вид; есть предание, что семена его были присланы в подарок соловецким настоятелям, с Тибета, от далай-ламы…

Двухэтажный бревенчатый дом с мезонином стоит на самой вершине холма. Удивительно спокойно все вокруг. С балкона, которым снабжен мезонин, открывается неповторимый вид на усеянную цветами зеленую территорию вокруг, на Хуторское озеро, на белые здания Кремля вдали. Дому этому уже более 80 лет: в альбоме «Виды Соловецкого монастыря», изданном еще в 1884 году, мы видим его изображение точно таким же, каков он и сейчас.

Перед домом – обширный цветник и заросли различного кустарника: жимолость и орешник, барбарис и калина, желтая акация и нарядная туя, курильский чай и ольхолистая ирга – все это растет рядом, растет пышно, победоносно…

А за домом две тропинки круто спускаются с холма к берегам двух чудесных лесных озер– задумчивых и очень щедрых на рыбу. Так же щедры берега этих озер на ягоды – золотистую морошку и покрытую голубым росистым налетом чернику…

Этот холм между трех озер с обеих сторон обступили два еще более высоких холма с крутыми лесистыми склонами. На вершине одного из них, левого, – высокий деревянный крест, в основании укрепленный грудой камней; раньше у этого креста стояла часовенка. Таких крестов на Соловках было немало: то обстоятельство, что они всегда ставились на самых высоких точках, заставляет предполагать, что, помимо молитвенного назначения (в надписи говорится, что крест поставлен «на поклонение православным христианам»), они выполняли роль путевых знаков – некоторые из этих крестов были видны с моря. Много десятков лёт стоят кресты; на том, который был сооружен на мысу вблизи «переговорного камня», была надпись, сообщавшая дату его сооружения, – 20 мая 1782 года…

Другая гора, та, что справа, называется Александровской: это название с указанием года «1854» вырезано на камне, лежащем на вершине, у самой лесенки, ведущей по склону наверх. Прежде и здесь стояла маленькая часовня и рядом с ней – высокий крест; надпись указывала, что крест и часовня поставлены соловецким архимандритом Александром (отсюда и название горы) в 1854 году в память об отражении нападения английской эскадры на Соловки 6 – 7 июля этого года.

Высокие холмы, надежно защищающие территорию, заключенную между ними, от ветров, способствовали созданию здесь, на хуторе Горка, среди соловецкого микроклимата еще своего «микромикроклимата». Наверное, поэтому-то место это давно уже было выбрано как удобное для растениеводства. С нескрываемым восторгом писал в 1872 году об этом уголке Соловецкого острова В. И. Немирович-Данченко: «не хотелось верить, что мы на севере. И воздух, и небо, и земля – все напоминало юг Швейцарии…»

«Макарьевская пустынь» (так раньше называлась территория хутора Горка) возникла в 1822 году, при архимандрите Макарии. Первоначально здесь были лишь две отдельно стоящие избушки-кельи, куда на лето «уединялись монашествующие на безмолвие». Позднее, как уже говорилось, здесь поставили две небольшие часовни, а потом – маленькую мастерскую, где белился воск для монастырского свечного завода. Эта мастерская существовала еще и в начале XX века. В 1860-е гг. в «Макарьевской пустыни» было развернуто обширное монастырское растениеводческое хозяйство, поражавшее всех, кто приезжал сюда.

В. Немирович-Данченко рассказывал о том, как здесь под руководством монаха-садовника были устроены обширные цветочные клумбы и оранжерея, как в парниках зрели огурцы, арбузы, дыни. Он пишет, что один монах-крестьянин придумал подвести к плодовому саду и теплицам трубы-теплопроводы, идущие в земле от расположенных несколько поодаль печей. Сохранившиеся изображения «пустыни» передают картину обширного и образцово налаженного растениеводческого и парникового хозяйства: парники были вытянуты линиями длиной в несколько десятков метров, на участке были расположены подсобные помещения. Одновременно в хозяйстве велась и работа по акклиматизации некоторых садовых и огородных культур.

В конце XIX века дом на хуторе Горка был приспособлен под летнюю резиденцию монастырского настоятеля.

В 1920-х годах здесь размещалось руководство СЛОН. В этот же период на хуторе Горка были возобновлены работы по растениеводству и цветоводству. Опыты проводились на серьезной научной основе.

Климатические особенности Соловецких островов и своеобразная структура светового года ставят растениеводство в необычные условия. Вегетативный сезон здесь короток – всего 120 дней, и многие растения не успевают вызревать; но развитие тех растений, что приспосабливаются к местным условиям, идет чрезвычайно интенсивно.

На цветочных куртинах,и клумбах, оставшихся от монастыря, были обнаружены астры, маки, ромашка, табак, львиный зев, а в оранжерее – резеда, настурция, душистый горошек. В 1926 году начались обширные опыты по восстановлению этих старых видов цветов и по акклиматизации новых. В первый же год из семян, выписанных из ‘Ленинграда, было выращено 13 сортов летних цветов, в том числе маргаритки, анютины глазки и другие. В последующие годы успешно акклиматизировались еще 20 сортов (семена некоторых высевали в теплице, а потом переносили в открытый грунт), одновременно велись интересные опыты по разведению ягодников, различных огородных культур и даже по промышленному табаководству…

К сожалению, впоследствии эта работа была заброшена, и опытный участок на хуторе Горка пришел в запустение. В 1959 году территория его была передана Соловецкой средней школе для организации учебного хозяйства, которое правильнее было бы назвать участком сортоиспытания и акклиматизации растений. С этого времени и развернулась та удивительная, разнообразная, чрезвычайно важная по своему хозяйственному и воспитательному значению и очень кропотливая и трудная работа, которая ведется здесь на протяжении последних лет.

Честь этого большого дела принадлежит бывшему директору Соловецкой средней школы, влюбленному в остров краеведу Павлу Васильевичу Виткову (химику по специальности) и чудесному человеку и педагогу, учительнице биологии, агроному по образованию, Марии Ивановне Андреевой.

Честь эта вместе с ними принадлежит и всему ребячьему коллективу Соловецкой средней школы. Каждое лето ученики 6 – 7-х классов небольшими бригадами постоянно работают на хуторе Горка, приобретая не только знания и навыки, но и вкладывая свой труд в украшение родного острова.

Площадь участка не очень велика, причем он не представляет собой какой-то цельной «плантации». Отдельные посадки вкраплены в естественный ландшафт, и в целом вся территория сохранила свой природой установленный облик. Но пройдитесь по дорожкам, между аккуратных грядок, обойдите клумбы и ягодники, обследуйте плодовый сад, проберитесь сквозь могучие заросли душистой травы к отдаленным концам участка – (и на каждом шагу ваше удивление увиденным будет расти…

Школьники под руководством М. И. Андреевой провели испытания десяти различных сортов картофеля; были испробованы различные способы и сроки озимой посадки картофеля (с осени – в землю, в мох). Отлично растут горох, капуста турнепс, брюква, свекла, испытывается капустно-брюквенный гибрид. Выращивается масличная редька, в парниках зреют огурцы.

Любопытный и красноречивый факт: несколько лет назад, будучи на Хибинской опытной станции, Мария Ивановна обратила внимание на великолепную репу и к своему удивлению узнала, что сорт этот называется «соловецким» и сохранен в Хибинах со старых времен. Семена были привезены на Соловки, и теперь соловецкая репа, возвращенная на свою родину, отлично здесь прижилась.

В открытом грунте, на грядках, отмеченных табличками с названием посаженной культуры, растут различные, травы, кормовые, бобовые, лекарственные и другие культуры: кормовые бобы, сараделла, эхинация, валериана, пайза, райграс, люпин, бекмания, донник, козлятник, шабдар, люцерна, лядвенец – всех не перечесть…

Перед домом на большой клумбе и на куртинах колышутся цветы – их много, очень разных. Еще несколько лет назад на острове нигде не было цветов, теперь их выращивают из семян, взятых с хутора Горка.

Замечательно, что все здесь имеет научный интерес, является опытной проверкой сельскохозяйственных возможностей края. Но значение учебного хозяйства не ограничивается этим. Оно может перерасти в опытный питомник – чтобы все, что здесь растет, вошло в быт, в каждый соловецкий дом, а потом, может быть, и распространится по всему Поморью…

Кстати, именно здесь, в доме на холме, был организован соловецкими школьниками (опять же под руководством, П. В Виткова и М. И. Андреевой) замечательный школьный краеведческий музей. Первая запись в книге посетителей этого музея датирована 23 июня 1960 года. Впоследствии музей этот был перенесен в поселок, в здание школьного интерната, но зародился он все-таки на хуторе Горка – и это очень знаменательно…

Отсюда не хочется уходить – кажется, что можно пробыть, здесь долго-долго…

 

День позади. Еще один день на Соловках, до отказа наполненный движением, раздумьями, впечатлениями и встречами. Увиденные сегодня дороги, озера, «открытые» во время блужданий по лесу, – все это вновь и вновь встает в памяти, встает рельефно, осязаемо. Чувствуешь, что прикоснулся к чему-то очень большому и что никакие силы не сотрут следов этого прикосновения.

Очень радостно дышать полной грудью – а именно так дышишь здесь, и кажется, что живительный соловецкий воздух переполняет тебя, пропитывает насквозь и ты становишься легким-легким, почти невесомым…

Стрелка часов приближается к полуночи. К белой полуночи. Я бывал в Заполярье, я не перестаю снова и снова восторгаться красотой ленинградских белых ночей – но на Соловках они особенные, акварельно – прозрачные, подцвеченные зеленью леса и розоватым рефлексом неба, отраженного от озер.

А главное – тишина. Первозданная, ничем не тревожимая. Не шелохнутся деревья на берегу – спят. Только сонная утка неожиданно встрепенулась, сорвалась с места и прочертила по воде круг, который озеро долго еще сохранит на своей поверхности расходящейся рябью. Где-то всплеснула рыба, слабая дорожка на воде – след ондатры, спешащей в свою прибрежную нору. И все… Больше никаких звуков. Но природа живет в этой тишине – неугомонная, прекрасная, вечная.

Зеркальная гладь озера, на берегу которого стоит наша палатка,– как палитра большого живописца: на ней множество цветов, целая торжественная гамма красок – отражение зеленых деревьев, неба без единого облачка, нежно-палевых, кое-где переходящих в фиолетовый оттенков предзакатной зари. «Остроконечные ресницы» прибрежных елей окунулись в водное зеркало – их можно достать веслом. А над деревьями – бледный убывающий месяц, такой бледный, что кажется прозрачным. И еле заметно поднимается над озером, колышась, полоска тумана.

В эту ночь, сидя в лодке посреди озера, я думал о прошлом и будущем Соловков – о прошлом и будущем, которые как бы сходятся с разных направлений к сегодняшнему дню, к этой ночи.

Нет сомнений, будущее чудесного острова будет большим. Все ближе осуществление замечательной пришвинской мечты о Соловках, как о «любимейшем острове здоровья для всего Севера». Будущее это принесет Соловкам не только огромную известность, но и немалые заботы. И в нем не должно быть места утилитарному, потребительскому отношению к этому чудесному уголку. Каждый, кто вступает на соловецкую землю, должен сразу почувствовать себя ее хозяином – рачительным, бережливым, заботливым, каждый должен постараться сделать что-то для пользы острова, вложить и свою, пусть небольшую, лепту в то коллективное человеческое деяние, ценой которого в течение веков был отвоеван у природы и украшен этот маленький кусочек нашей северной земли.

Я думал о моих многочисленных друзьях – соловчанах – о людях, отличающихся доброжелательностью и гостеприимством, закаленных в нелегких условиях жизни на далеком острове.

Сколько замечательных энтузиастов, всей душой влюбленных в свой край, изучающих и старательно оберегающих его красоты и традиции, приходилось мне встречать во время равных странствий. Но Соловки в этом отношении представляют особую картину. Влюбленность жителей в свой маленький остров, штурмуемый суровым морем, – своеобразный щит против оторванности от Большой земли.

Их не перечесть, соловецких «фанатиков». И молодой, энергичный председатель островного Совета Алексей Федорович Таранов, и обаятельный, интеллигентный в лучшем смысле этого слова, удивительно тонко чувствующий природу, неутомимый следопыт Александр Матвеевич Сысоев, и Мария Ивановна Андреева, не устающая от материнских забот о цветах и о десятках интернатских ребятишек, и учительница пения средней школы Раиса Денисовна Сысоева, которая в одну из зим осуществила на местной сцене ни много ни мало, а постановку оперы «Евгений Онегин»…

С чувством глубочайшей признательности, с искренней любовью вспоминают соловчане Павла Васильевича Виткова и Маргариту Михайловну Поженскую. Они хотя и покинули Соловки, но помыслами и мечтами своими продолжают быть там и не могут обойтись без того, чтобы снова we приехать на остров, – хоть ненадолго, хоть на день, но обязательно приехать…

Это – отдельные, но вовсе не единичные примеры. И местные ребятишки тоже великолепные знатоки острова: с самых ранних лет они, подобно взрослым, чувствуют себя здесь полноправными хозяевами. Они знают любую тропинку, им известны все заповедные участки, самые обильные ягодники в глубине леса.

Я думал обо всем этом, сидя в легкой лодке посреди заснувшего озера. И старался представить себе Соловки зимой, когда весь остров покрыт густой снежной пеленой, когда над ним бушуют метели, когда озера скованы льдом, а леса напоминают сказочное берендеево царство.

Вспоминались письма, которые приходили зимой с Соловков. Замечательные письма, полные бодрости и забот, планов и надежд. И одно из этих писем – в нем рассказывалось о том, как заблудился в лесу девятилетний мальчик и как в течение трех суток, пока его не нашли, все население острова принимало участие в поисках и жило в тревоге…

Да, Соловки бывают суровы. И все же они прекрасны даже в этой суровости. Тем более, что после зимы приходит весна, скупая северная весна с ее ветром и метелями. И с массой света…

С наступлением лета сюда приедет множество людей. Людей, которых волнуют древние камни; людей, любящих жить среди могучей нетронутой природы и предпочитающих сказочную суровую прелесть Севера ленивой ласковости обжитого, изнеженного юга…

Впрочем, я уже добрался до следующего лета. Но ведь сейчас июль, и белая ночь, и рядом со мною находятся на Соловках такие же неугомонные люди самых разных возрастов, уже приехавшие сюда, в соловецкую сказку…

И вокруг – озеро и лес, как будто сошедший с полотен Билибина или Нестерова. И тишина…

Наверное, в такую же ночь у одного из моих друзей, молодого поэта из Горького Юрия Адрианова, родилось стихотворение о Соловках – «горсти России»:

Костер огнем багровым дышит .

Висят как три летучих мыши

На черной жерди котелки,

И вкусно звякают половники…

Приплыли новые «паломники»

За красотой на Соловки.

…В простом – непонятное, сложное.

Молчат усталые художники.

Двадцатый подписав этюд.

Уха, вся янтарем облитая,

И бородатая, небритая

В штормовках братия стоит.

Глядят в раздумий ребята,

Как в озеро кусок заката

Упали подпалил сосну…

А в чем же смысл встающей ночи,

Где острова плывут, как кочи,

В покой стеклянный, в тишину?

Целуется у башен кто-то…

И к ним в кремлевские ворота

По морю катится луна.

…Средь моря только горсть России,

Но полземли – в любой росинке

На лбу покатом валуна.

 

Остров Соловки – Москва – Ленинград

1965–1966 гг.

 

ЛИТЕРАТУРА О СОЛОВЕЦКИХ ОСТРОВАХ

 

Глаголев А., Шорыгин С. Особенности соловецкого климата. В сб.: «Материалы Соловецкого отделения Архангельского общества краеведения». Вып. 5. 1927.

Гурьянова Е. Ф. Белое море и его фауна. Петрозаводск, 1948.

Захваткин А. А. Соловецкие озера. В сб.: «Материалы Соловецкого отделения Архангельского общества краеведения». Вып. 9. 1927.

Иванов В. Почвенно-геологические исследования Соловецких островов. В сб.: «Материалы Соловецкого отделения Архангельского общества краеведения». Вып. 10. 1927.

К познанию фауны Соловецких островов. В сб.: «Материалы Соловецкого отделения Архангельского общества краеведения». Выл. 7. 1927.

К познанию природы Соловецких островов. В сб.: «Материалы Соловецкого отделения Архангельского общества краеведения». Вып. 8. 1929.

Матвеев Д. Земледелие на Соловках в прошлом и настоящем. В сб.: «Материалы Соловецкого отделения Архангельского общества краеведения». Вып. 14. 1927.

Поляков Г. И. К познанию орнитофауны Соловецких островов. В сб.: «Материалы Соловецкого отделения Архангельского общества краеведения».. Вып. 20. 1929.

Федоров П. Соловки. Кронштадт, 1889. В кн.: Записки Русского Географического общества по отделению этнографии. Т. 19. Вып. 1.

Горький М. Соловки. (Из сборника очерков «По Союзу Советов») В кн.: А. М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах. Т. 17. М., 1952, стр. 202– 232.

Немирович-Данченко В. И. Соловки. (Есть издания 1875. 1884, 1892, 1900 и 1904 гг.).

Пришвин М. М. Соловки. В кн.: М. Пришвин. Весна света. М. 1953, стр. 492– 515.

Барсуков Н. А. Соловецкое восстание. Петрозаводск. 1954.

Досифеи. Географическое, историческое и статистическое описание Соловецкого монастыря. Ч. 1– 3. М., 1836 и 1853.

Дунаев Б. И. Соловецкая обитель (культурно-исторический очерк). М., 1914.

«История первоклассного… Соловецкого монастыря». Об., 1899.

Ключевский В. И. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае. В кн.: В. И. Ключевский. Собр. соч. в 8-ми томах. Т. 7. М., 1959.

«Летописец Соловецкий». М., 1790, 1815, 1821, 1833 и 1847.

Максимов П., Свиреки И. И. Новые материалы по древним зданиям. Соловецкого монастыря. Р сб.: Архитектурное наследство. Т. 10. М., 1958.

«Описание рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библиотеке Казанской духовной академии». Т. 1– 2. 1881–1898.

Фруменков Г. Г. Соловецкий монастырь и оборона Поморья в XVI– XIX веках. Архангельск, 1963.

Фруменков Г. Г. Узники Соловецкого монастыря. Архангельск, 1965,

Савич А. А. Соловецкая вотчина в XV–XVII веках. Пермь, 1927.