Иеромонах Соловецкого монастыря ОБРАЩЕНИЕ К ПОЛНОТЕ. Ч. 3: Обращение к полноте и доминанта на лицо другого

Чем Истина отличается от лжи? Если ориентиром в жизни человека является Истина, то потенциал его развития и движения вперед никогда не иссякнет, он не имеет конца. Если же человек придерживается ложных ценностей, живет по лжи, то со временем он неизбежно оказывается в тупике.

То же можно сказать и о страсти: если человек поглощен какой-либо страстью, то со временем он попадает в тупик. Страсть постепенно захватывает различные сферы жизни человека, а затем и все его внимание целиком. Человек начинает смотреть на мир, воспринимать все происходящее вокруг него лишь сквозь призму своей страсти, начинает все измерять ею.

Та или иная страсть порождает негативные перемены не только в духовной жизни человека – под действием страсти меняется также и его физиология: перестраиваются клетки головного мозга. Образуется как бы новый «нервный орган» – группа клеток, занятых отслеживанием процесса реализации страсти. Со временем все больше и больше нейронов включаются в эту группу клеток, и она начинает доминировать в сознании человека. Новый «нервный орган» устанавливает связь с различными физиологическими процессами, включая их в единую систему.

Эту мысль можно прокомментировать образом канатаходца. Когда канатаходец встает на канат, его мышцы начинают работать особым образом, меняется дыхание, в кровь вбрасывается адреналин. Контакт с «раздражителем», в данном случае – канатом, запускает целых комплекс реакций, объединенных в единую систему. Подобным образом и в результате контакта с объектом страсти, в движение приходит целый комплекс реакций. Глаза высматривают объект страсти (например, слиток золота, пакетик с наркотиком, бутылку с алкоголем), рассудок обдумывает план захвата объекта, руки тянутся к нему. Язык отстаивает права человека на объект, ругается с другими за право обладания им, лжет или оправдывается, если владелец языка был уличен в преступлении.

Новая группа клеток, возникшая в нервной системе в результате действия страсти, постоянно хочет своего – то есть развития того процесса, для отслеживания которого она появилась. Словно у человека появился новый желудок, который постоянно требует пищи (ср. со словами преподобного Иоанна Лествичника; он называл страстью похотливое расположение, «вгнездившееся в душу» и ставшее в результате долгого навыка как бы природным свойством души, так что та уже сама по своей воле стремится к удовлетворению этого расположения^[1]).

Процесс образования страсти можно описать с помощью нейрофизиологии как процесс образования доминанты (с помощью учения о доминанте можно описать и процесс образования добродетели). Захват сознания страстью, по мысли академика А.А. Ухтомского^[2], предполагает появление в головном мозге человека очага возбуждения, который притягивает к себе импульсы, поступающие в сознание. Например, пьющий человек может любую информацию воспринимать как повод выпить. При этом в других отделах коры головного мозга разливаются процессы торможения (например, если у всерьёз заигравшегося человека «пошла» игра, то в этот момент он может забыть обо всем: об обязательствах, о ранее назначенных встречах, о том, как он будет расплачиваться с долгами завтра).

Различные страсти связаны друг с другом: человек, потакая какой-то одной страсти, развивает в себе прочие^[3].

Этот же духовный закон действует и когда человек, пытаясь уйти от наркотиков, переключается на алкоголь или становится адептом секты. Вариантов подобных переключений-замен – масса, а результат – один: внутренний хаос человека только расширяет зону своего охвата. К какой бы страсти человек ни обращался, пытаясь вытеснить свою страсть какой-то иной, которая ему видится менее пагубной, он лишь усиливает свою зависимость от действия внутреннего неуправляемого состояния.

Отдельные поступки, совершенные под действием страсти, «стекаются» во внутренний резервуар, который современная наука называет аддиктивным континуумом, аддиктивной системой или аддиктивной личностью. Все мы знаем, что происходит, когда уровень воды в водоеме поднимается выше критической отметки: происходит потоп, прорыв плотины, наводнение. Неуправляемое состояние вырывается наружу и ищет подходящую внешнюю форму для своего выражения.

Таким образом, человек, пытающийся уйти от наркоупотребления с помощью алкоголя, рискует снова вернуться к наркотикам.

Разорвать этот замкнутый круг становится возможным, если человек противопоставит патологической доминанте другую – творческую и созидательную. Если «корень всех страстей есть самолюбие»^[4], если страсть, например, гордость или наркомания, которая характеризуется зацикленностью человека на своих эмоциях и ощущениях, заставляет его замкнуться на самом себе, то новая доминанта должна привести человека к личности другого человека. Примечательно, что в учении академика А.А. Ухтомского главной доминантой является «доминанта на лицо другого», ученый считал, что «преодоление себя и бодрая творческая доминанта на лицо другого даются очень просто, и сами собою там, где есть любовь»^[5].

В этом смысле обращают на себя внимание как содержание, так и само название книги священномученика Александра (Миропольского) «Любовь – сущность христианства». Как писал один исследователь, главную доминанту Ухтомского – «доминанту на лицо другого» – невозможно понять иначе как через христианское мировоззрение, найденное внутри нейрофизиологической науки».

А.А. Ухтомский считал, что довольно трудно бороться с поведением, которое не нравится, если атаковать его доминанты «в лоб» – целесообразнее искать условия для возникновения новой доминанты. При определенных условиях, под действием новой доминанты, первая будет тормозиться сама собою и, может быть, сойдет на нет.

Подобную мысль высказал епископ Александр (Семенов-Тян-Шанский) в своей книге «Православный катехизис». Его слова относились к искушениям, толкающим человека на нарушение седьмой заповеди («не прелюбодействуй»), но они могут быть полезны для борьбы с искушениями в целом. Епископ писал, что «в борьбе с греховными искушениями, в особенности в родовой области, недостаточно прямых волевых усилий человека. Здесь еще требуется вырабатывание в себе иных, более высоких интересов, и, конечно, молитва, и участие в благодатной жизни Церкви, и, главное, живая любовь к Богу и к людям». Епископ выражает здесь общий святоотеческий принцип: побеждать страсти через развитие противоположных им добродетелей. Например, преподобный Иоанн Кассиан Римлянин считал, что тот, кто хочет истребить из сердца плотские вожделения, должен насадить в сердце желания духовные. Ведь «желания настоящих вещей не могут быть подавлены или отвергнуты, если вместо них не будут восприняты другия спасительныя»^[6].

Эти мысли пересекаются с учением А.А. Ухтомского о воспитании новой созидательной, творческой доминанты, развивая которую можно тормозить и постепенно сводить на нет действие патологической доминанты.

Где же найти эту «новую доминанту», через развитие которой можно было бы затормозить развитие различных аддиктивных процессов (например, влечение к казино, наркотикам). Как было уже сказано, главной доминантой Ухтомский считал «доминанту на лицо другого». «Главную доминанту Ухтомского, – как писал один автор, – невозможно понять иначе как христианское мировоззрение, найденное внутри нейрофизиологической науки»^[7]. «В теории физиолога Ухтомского (и не только его одного) заповеди христианства становятся законами нейрофизиологии. Из области человеческой нравственности, которую XX век отринул, как никому не нужное и докучливое социальное ограничение, они переходят в область биологии мозга и психиатрии»^[8].

Процесс захвата сознания патологической, страстной доминантой и ее характеристики детально описаны священником Александром Ельчаниновым в статье «Демонская твердыня (о гордости)». Отец Александр размышляет о том, как развивается страсть гордости (наркомания является кристаллизованной гордостью). Человек, охваченный гордостью, начинает вожделевать самого себя, то есть проявлять исключительный интерес к собственной персоне. Последствия захвата сознания этой страстью ужасны: изоляция, мрак, одиночество, отчаяние, нервная и душевная болезнь. Отец Александр задает вопрос: «Как бороться с болезнью, что противопоставить гибели, угрожающей идущим по этому пути?» И вот как он на него отвечает: «Ответ вытекает из сущности вопроса – смирение, послушание объективному; послушание по ступенькам – любимым людям, близким, законам мира, объективной правде, красоте, всему доброму в нас и вне нас, послушание Закону Божию, наконец – послушание Церкви, ее уставам, ее заповедям, ее таинственным воздействиям».

В последующих разделах приводится более подробное изложение указанных циклов, разбирается закон о доминанте в действии, применительно к реальной жизни; анализируется на примере страсти гнева универсальный механизм действия в человеке страсти, ее укоренения и приемы борьбы с нею; приводятся основные положения того, как человеку следует действовать, чтобы вырастить в себе «новую доминанту» любви или доминанту на лицо другого.

О зависимости и свободе

Прежде, чем приступить к изложению содержания циклов лекций «Обращение к полноте» и «Две доминанты»^[9], скажем, кому эти лекции адресованы. Они обращены к тем людям, которые в определенный момент своей жизни пришли к пониманию, что необходимо в жизни что-то менять, искать какие-то новые пути, выходы. Лекции построены таким образом, чтобы побудить человека к самостоятельной работе, к тому, что начать думать, что именно ему стоит изменить в своей жизни. Человек должен самостоятельно включиться в работу по изменению своей жизни в положительном ключе, а не ждать «таблетки» для моментального решения накопившихся проблем или некоей технологии, не требующий для своей реализации усилий.

Приведенные в лекциях мысли из святоотеческого наследия вкупе с воззрениями великих ученых могут оказаться полезными для людей, испытывающих разного рода овеществленные зависимости (от алкоголя, наркотиков, азартных игр и пр.) и зависимости, не имеющие осязаемой формы (гневливость, гордость, раздражительность и пр.). Далее будут приведены мысли насчет того, что механика образования различных страстей, как и духовные законы, вследствие которых человек или порабощается страстями или обретает свободу от них, во многом, сходны для самых разных ситуаций.

Человек должен найти свое место в жизни, а не просто физически пресечь зависимость, прекратить употребление психоактивных веществ (ПАВ). Он должен решить для себя ту проблему, следствием которой явилось вхождение в зависимость.

Квинтэссенцией наркомании, как, впрочем, и многих других зависимостей, является гордость (о гордости и наркомании см. далее). Гордость здесь понимается как зацикленность человека на самом себе, на своих ощущениях, желаниях, планах, идеях. Если человек физически перестанет употреблять наркотики, а от указанной зацикленности не освободится, то он все равно будет мчаться к катастрофе. Гордость человека в этом случае реализуется как социальная изоляция, злоба, собственноручно сформированное одиночество, деградация, примитивизация мышления, сужение кругозора, мрак, отчаяние^[10]. Неудивительно, если давление такого рода состояний на психику человека вновь приведет его к употреблению наркотика.

Ситуация изменится лишь когда человек выйдет в другую плоскость жизни, когда смыслом его жизни перестанет быть погоня за ощущениями. В той плоскости, до которой ему предстоит дойти, наркотическое ощущение забывается. Оно теряет власть над человеком, становится словно не бывшим^[11].

Здесь необходимо поставить вопрос о духовной жизни человека, о развитии в нем таких качеств как любовь, способность прислушиваться к людям. Важно также отметить и значение способности преодолевать свои желания. Эта способность вырабатывается при развитии, в том числе, и таких добродетелей как послушание и воздержание (пост)^[12]. Можно поставить знак приблизительного равенства между категориями «вхождение в полноту христианской жизни» и «реабилитация».

Духовная жизнь, если рассматривать ее с позиций полноты, не сводится лишь к посещению храма по воскресным дням. Если человек начинает смотреть и на свои трудовые будни с точки зрения евангельских заповедей, то его привычные занятия наполнятся смыслом, в них появляется глубина.

Применимыми здесь видятся слова некоторых авторов, рассматривающих проблему аддикций (англ. addiction – зависимость, пагубная привычка).

Их слова комментируют идею принципа полноты. «Исходная разносторонность, – пишут они, – может быть эффективным барьером, препятствующим развитию аддикций, поскольку последние будут восприниматься как нечто упрощенное, искусственное, примитивное, мешающее в жизни»^[13],[14].

К сожалению, многие концепции упрощают понятие многогранной и неповторимой человеческой личности до какого-то ее аспекта. Основываясь на этом аспекте (например, на половой функции), авторы концепций дают ложные трактовки механизмов возникновения и способов решения проблем личности. Человека сводят к схемам, «отщипывают» от него «кусочки» и эти «кусочки» выдают за полноту. А раз так, то утрачивается возможность дать адекватное объяснение тому, что происходит с человеком, чтобы помочь ему.

Приверженность страстям (аддикциям) «сужает» человека, оставляя ему лишь узкий сегмент существования, некую «норку» с входом-выходом. Зависимость вводит человека в некую схему, например, такую: тяжело на душе – выпил и провалился в сон. Выбраться из «норки» можно, лишь предприняв усилие в обращении к полноте. Приобщение к целостному мировоззрению расширяет горизонт человека, помогает ему найти себя, научиться жить и выстраивать свои отношения с близкими.

Если аддикция – это сужение полноты человека, то выход из аддикции видится в обращении человека к полноте. Первым следствием обращения к полноте является освобождение человека от аддикции (хотя нужно учесть, что на первом месте должно стоять стремление именно к полноте, а не к уходу от аддикции). Человек выходит на некий новый уровень жизни, и аддикция становится ему просто неинтересна.

Если такого человека и вовлечь, например, в употребление алкоголя, то он отшатнется от такого времяпрепровождения. Для него будет очевидно, что, если раньше у него была полнота жизни, то после вовлечения в зависимость у него остается только примитивная аддиктивная схема. Человек видит: «раньше у меня было и то, и это, а теперь – только стакан». У человека возникает чувство, что его словно «обокрали». А если обращения к полноте не произошло, то и чувство опустошенности, утраты может быть для человека не очень явным. В этом случае и желание выбраться из «норки» может не возникнуть, ведь ему в каком-то смысле «комфортно» в «норке» – в состоянии приглушенности сознания.

Однако не только аддикция стремится свести жизнь человека к какому-то сегменту. Бывает, что, пытаясь добиться реабилитации человека, его тоже сводят к какой-то стереотипной модели. Например, «ты должен поднять себе самооценку», «ты должен быть успешным».

Как уже говорилось, в некоторых центрах, называющих себя реабилитационными, но по сути являющимися сектантскими, человека переключают с зависимости от ПАВ на зависимость от секты. Человек, казалось бы, перестает употреблять наркотики, но внутренне он не меняет коренным образом свою жизнь. Происходит подмена понятий. Человек не обретает смысл жизни. Понятие «смысл жизни» подменяется понятием «зарабатывание денег для секты». В подобных случаях, даже если человек перестает употреблять наркотики физически, на уровне тела, говорить о подлинной реабилитации не приходится.

Признак удавшейся реабилитации – социализация

В жизни человека должна появиться и работа, и, если это возможно, – семья. Есть, впрочем, здесь и некоторые исключения. Бывает, что семья по некоторым причинам не создается. Например, кто-то принимает решение служить Богу в монашеском чине. Кто-то, потеряв супругу, решает далее жить безбрачно, памятуя о предстоящей встрече с нею в жизни будущей. Кто-то не выходит замуж потому, что нет того, за кого хотелось бы выйти, а выходить «абы за кого – лишь бы выйти» – не хочется. Но нетрудно заметить разницу между этими причинами и теми, в связи с которыми гордый человек не вступает в брак. Он не вступает в брак, потому что не может ни с кем ужиться. А ужиться не может, потому что видит везде и во всем лишь себя. Кто согласится соединить с таким человеком свою жизнь?

Вместо сетования на свое одиночество человек должен пересмотреть свою жизненную позицию. И если он поймет глубинную причину своего жизненного кризиса, то выход – не за горами. Если человек начнет включать в свою жизнь интересы других людей, если он начнет видеть в окружающих не инструменты, нужные ему для достижения своих эгоистичных целей, а живых личностей, то его жизнь существенно обогатится, выйдет на новый виток развития.

Если человек обращается к полноте, развивается в меру своего призвания, то процесс реабилитации во многом происходит сам собой. Если доминирующим становится стремление к деятельности, основанной на евангельских заповедях, если весь состав человека вовлекается в этот процесс, то для него открывается реальная перспектива освобождения от зависимости.

Но если человек будет пытаться бороться непосредственно с аддикцией, не стремясь изменить свою жизнь в целом, вероятность достижения положительного результата сомнительна. Если человек, пристрастившийся к казино, не хочет менять свою жизнь в целом, то, если забрать у него карты, он возьмет бутылку. Забрать бутылку – он найдет что-то еще. То есть, если человек не выходит из круга своих эгоистических стремлений, он рискует столкнуться с невозможностью забыть наркоманическую эмоцию. Влечение к наркотикам или иное другое страстное влечение формирует в коре головного мозга очаг, к которому стягиваются мысли и желания человека.

В этом смысле актуальными видятся слова одного миссионера^[15], занимавшегося оказанием помощи людям, в том числе, пристрастившимся к казино. Он говорил, что доминанту «надо понимать в целом, то есть личность человека, его мировоззрение, миропонимание. В целом, поведение его [то есть зависимого человека] в страсти является доминантой». А потому «относиться к реабилитации можно только объемно, а не в частности». Такие выводы миссионер сделал, наблюдая за людьми, которые «входят в церковное пространство» и меняют свое состояние, освобождаясь от игровой «области». Автор этих слов знаком с сотнями пациентов. И, по его наблюдениям, из болота зависимости выбираются только те люди, которые, в итоге, появляются в храме. Именно в храме люди, которые воцерковляются, «меняют вообще доминанту поведения». «С тяжелейшими падениями, со страшными срывами, потихонечку, [они] как-то поменяли свое поведение». «Все те, кто приходил вот так вот, за «таблеткой» (я знаю многих людей) никто из них не выжил. Это практически невозможно». Что такое частности? «Рефлексы <…> у уже захваченного человека, – это уже частности»^[16].

По всей видимости, здесь имеется в виду то, что пытаться каким-то образом приглушить проявления игрового психоза (например, принимая успокоительное), – это частности. А к вопросу нужно подходить объемно, то есть – менять доминанту поведения.

Игровая зависимость и доминанта на лицо другого

Объясняя технологию «порабощения личности» игровому автомату, указанный автор отмечает, что жертвами ее часто становились «вполне приличные люди, которые пошли помочь своим знакомым, уже попавшим в зависимость от игровых автоматов. И, как это ни парадоксально, пробыв вместе с ними в салонах и мельком сыграв несколько партий, стали такими же зависимыми». Став зависимыми они даже не могли понять, как это могло произойти. Ведь мало того, что они не были расположены к игре. Они питали даже неприязнь к игровому автомату.

Словами о некоем абстрактном азарте данную загадку не объяснить. И указывая на иные «механизмы захвата человеческой психики» отец Иоанн говорит о искусственном формировании паталогической зависимости от автоматов. Система формирования этой зависимости скурпулезно продумана с точки зрения психологии и психофизиологии. Игрок становится зависимым в результате перестройки «деятельности небольшой группы клеток некоторых отделов головного мозга». К особой деятельности эту группу клеток стимулирует, например, «отслеживание вращающегося барабана в игровом автомате». В результате воздействия раздражителя доминирующей функцией этих клеток становится «отслеживание вращения барабана и все с этим связанное».

Образуется как бы «новый орган», вся задача которого заключается в контроле процесса взаимодействия с предметом. Этот орган становится как бы представителем игровой системы в человеке, как бы «продолжением» игрового автомата. Причем, поведение этого органа, состоящего из группы клеток, будет агрессивно по отношению к соседним отделам головного мозга. Иными словами он будет подавлять их.

«Транспортом к непосредственному очагу патологического возбужденного участка мозга, к доминанте» может стать даже мигалка машины, убирающей улицы. Свет от мигалки может включить цепную реакцию в мозгу игрока, у которого уже сформировались рефлексы в отношении мигания лампочек на игровом аппарате. Связанные с игрой рефлексы зацикливаются на появившемся в недрах мозга новообразовании. Что приводит к выработке организмом «эндорфинов» – химических веществ, «которые сами по себе вызывают особого рода химическую зависимость». Происходит, в некотором смысле, организация «центра удовольствий». Возможность чего отец Иоанн усматривает в феномене происходящем в мозге после хирургического удаления «центра удовольствий». «При удалении пресловутого “центра удовольствий” его функцию перенимали на себя соседние отделы мозга».

Не все детали механизма формирования зависимости от игровых автоматах было здесь приведены. Были упомянуты лишь те мысли, которые имеют непосредственное отношения к идеям данной статьи. Для их развития важна сама возможность опоры на то учение, что послужившее опорой и для идей статьи отца Иоанна. Хотя он и отметил, что рассмотреть проблему игровой зависимости можно было бы «и вне учений Павлова и Ухтомского, но нам они ближе, и их работы – базисные для мировой науки о физиологии в целом».

 

Фамилию Павлова – ученого, создавшего науку о высшей нервной деятельности, не мешает привести и в рамках данной статьи. Он говорил о уме, как о специальном органе развития, в результате работы которого могут быть преодолены имеющиеся у нас дефекты. Описывая их в лекциях ««Об уме вообще, о русском уме в частности» Павлов свои характеристики не называет приговором. Он видит дело так, что есть у человека и «надежды» и «шансы». У какого-либо человека тормозной процесс, устанавливающий порядок и меру, может быть очень слабо развит, что приводит к определенным последствиям. «Но после определенной практики, тренировки на наших глазах идет усовершенствование нервной системы, и очень большое. Значит, не взирая на то, что произошло, все-таки надежды мы терять не должны»^[17].

Выводы Павлова, сделанные применительно к тем проблемам, которые он озвучивал в своих лекциях, актуальны и для данной статьи. Ведь о тренировке нервных центров говорил и Ухтомский. Он говорил, что какую область нервной деятельности человек упорно тренирует, постоянно фиксируя на ней свое внимание, та и становится доминирующей^[18].

Главной доминантой в деятельности мозга Ухтомский видел «доминату на лицо другого», сущность которой состоит в умении подойти к человеку, в умении войти в его скорлупу и зажить его жизнью. Изучавший этой учение один исследователь отмечает, что «главную доминанту Ухтомского невозможно понять иначе как христианское мировоззрение, найденное внутри нейрофизиологической науки»^[19].

В воспитании этой «драгоценной доминанаты безраздельного внимания к другому» и видится исследователю выход из «тупика человеческой замкнутости на самого себя». Для человека, который «все время подвертывается под свое “я” и никак не может вырваться из заколдованного круга», связанных с этим проблем, может быть только один выход. «Все силы и все напряжение, вся “целевая установка” должна быть направлена на то, чтобы прорвать свои границы и добиться выхода в открытое море – к “ты”».

Придя к этому выводу, исследователь восклицает: «Вот где можно прорвать границы собственного “аутизма” – они прорываются через лицо другого, через “ты”!» И после этого победного клича он то ли с чувством изумления, то ли с чувством растерянности пишет: «Но ведь это же… Вторая заповедь Христа: «Возлюби ближнего твоего» (Мф 22. 36–40). «Нет больше той любви, если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15. 13)».

То, к чему приходит исследователь вследствие этих размышлений, потрясает его. Он пишет следующее: «В теории физиолога Ухтомского (и не только его одного) заповеди христианства становятся законами нейрофизиологии. Из области человеческой нравственности, которую XX век отринул, как никому не нужное и докучливое социальное ограничение, они переходят в область биологии мозга и психиатрии»^[20].

О забывании наркоманической эмоции

Из тупика человек выходит тогда, когда образует новый очаг – любовь. Любовь к Богу, к людям, к миру. Человек, как было сказано, выходит в иную плоскость жизни. В этой новой плоскости погоня за ощущениями перестает быть центром активности человека. Вследствие того, что в жизни человека появился некий «положительный перевес» наркотическое ощущение забывается. Оно теряет власть над человеком, становится словно не бывшим^[21].

Наркотическую эмоцию непросто забыть. Ведь память, как гласит закон Рено, «освобождается с конца». Объясняя этот феномен, священник Димитрий (Ненароков) отмечал, что человек может хорошо помнить свою молодость и при этом не помнить того, что было три назад. «Поэтому у любого наркомана и алкоголика постепенно стираются все ужасные последствия этого греха, а остается лишь очень притягательная сладость греха»^[22].

«Три дня назад», возможно, была тюрьма, в которую человек попал в связи с преступлениями, совершенными на почве наркомании. А «в молодости» – была пережита первая наркоманическая эйфория.

После первой пережитой эйфории внутреннее состояние человека начинает меняться. Со временем от утрачивает способность получать от психоактивного вещества эмоциональные всплески. Нарастают проблемы внутреннего характера, начинает рушиться жизнь, вступает в свои права социальная отчужденность. Но воспоминания о первых днях употребления остаются в памяти словно овеянными радужным ореолом.

Их наличие поставляет человека в опасное положение. Он словно оказывается между двух огней. С одной стороны, он страдает от созерцания своей внутренней неустроенности и рушащейся по всем фронтам жизни. А с другой стороны, перед его внутренним взором маячат воспоминания о первых днях употребления. В те далекие дни и доза была небольшая, и здоровье было еще не разрушено, и друзья не были еще потеряны, и денег кто-то мог дать в долг.

И чем сильнее неустроенность внутренняя и внешняя мучает человека, тем охотнее он обращается к своим воспоминаниям. Такое положение дел можно прокомментировать одним эпизодом из Священной Библейской Истории Ветхого Завета. Библия рассказывает нам о тяжком состоянии иудеев во время порабощения их египтянами. Иудеев томили тяжелыми работами, их младенцев по приказу фараона бросали в воду. Иудеи находились в рабском положении, но, когда они вышли из Египта, переживаемые в Египте трудности словно забылись. Они роптали на святого пророка Моисея, уговорившего их покинуть Египет. Они вспоминали, какие кушанья они ели в Египте – в стране рабства

«Обескураженные трудностями, голодом и понесенными потерями, … c нежностью и глубокими воздыханиями вспоминали они добрые старые времена, забыв о рабстве и преследованиях»^[23]. Израильтяне говорили: «Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших» (Чис 11, 5–6).

История израильского народа, как писал преподобный Варсонофий Оптинский, «служит прообразом того, что совершается … с каждой христианской душой, ищущей спасения», а «лишения и скорби, встретившие израильтян в пустыне, изображают собою те лишения и скорби, которыми преисполнена жизнь подвижническая»^[24].

Мысли святых отцов, относящиеся к истории израильтян, и сама история израильтян имеет к наркологии самое прямое отношение. К комментариями на указанный библейский эпизод можно добавить и замечание Сергея Белогурова. «С течением времени, – пишет он, – неприятности, связанные с наркотиками, забываются, а приятные воспоминания остаются, таково общее свойство человеческой памяти. «Старая любовь не ржавеет», и мысли о наркотиках приходят все чаще. А затем в какой-либо более или менее подходящей ситуации происходит первая инъекция»^[25].

То есть человек может помнить хорошо начало своего употребления, когда он еще не втянулся в зависимость. После этого относительно короткого периода наступает «черная полоса»: человек может побывать в тюрьме, он может побывать в больнице в связи с тем, что ему проломили из-за наркотиков голову кастетом. Но ужасы «черной полосы» через какое-то время начинают испаряться из сознания. И со всей силой начинает манить память о начале, о том периоде, когда еще для человека был возможен эмоциональный всплеск. «Героин навсегда, простым клином засел в моей голове <…> и этого коварного кайфа я не смогу забыть никогда»^[1], – эти слова написал один юноша перед тем, как сделать себе «золотой укол», то есть перед тем как намеренно ввести себе смертельную дозу героина.

Память об этой эмоции – страшное дело, ведь эта эмоция становится самым ярким переживанием человека, несопоставимым ни с каким другим переживанием. Наркотической эмоции нет аналогов в тварном мире придуманных удовольствий. Поэтому ее и не вытеснить ни активной физической деятельностью, ни вещами, ни увлечениями. Но силой благодати решается одна из главных для наркозависимого человека проблем. В памяти изглаждается воспоминание о наркотической эмоции.

Воспоминания, возбуждающие страсти, как писал преподобный Исаак Сирин, «изглаждаются в сердце» через долговременное пребывание в предметах духовного порядка. Святой муж объяснял, что добродетели имеют свойство наполнять ум мыслями, которые восхищают его. И страсти на него как бы не действуют^[26]. Благодаря насыщению ум «не имеет борьбы. Ибо снедь нищих гнусна богатым»^[27].

То есть, если человек голоден, то он может взять с тротуара и заплесневевший кусочек хлеба. А если он отведал хорошей пищи, то уже не смотрит на испорченную еду.

Эти рассуждения преподобного Исаака вполне применимы к теме наркотических зависимых. Ведь и игумен Анатолий (Берестов) свидетельствует, что «молитва, труд, изъятие человека на длительное время из наркоманической среды и проведение воспитательных мер с созданием условий, в которых заинтересован молодой человек, общение между собой и со старшими на уровне совсем других интересов, приводят к постепенному отвыканию от наркоманического образа жизни. О наркотике молодой человек через какое-то время просто забывает»^[28].

Процесс забывания страстных впечатлений связан также и с тем, что сердце человека начинает жить чем-то иным. Преподобный Исаак Сирин объясняет, что человек, сподобившийся Божественной благодати, не допускает страстным движениям входить в свое сердце. Ведь сердце его на данный момент объято другим вожделением. К сердцу не приближаются страстные движения, и не потому, что человек каким-то образом изменился в результате собственных рассуждений и дел. А потому что сердце «живет чем-то иным». Когда иным насыщается сознание, то в уме человека нет ни от чего тревоги^[29]. Практически ту же мысль, но применительно к теме наркотиков, высказал отец Евгений – духовник реабилитационного центра в районе Березовском (Екатеринбургская епархия). В своем интервью он сказал, что, «когда он [человек] приобретает что-то более важное, он от менее значимого отказывается. В этом случае героин оказывается очень мало значимым в жизни, [так] как человек приобретает что-то большее»^[30].

То есть, в жизни человека появляется некий положительный перевес. И частные проявления аддикции начинают покидать человека.

Попытку борьбы лишь с частными проявлениями аддикции можно уподобить процессу очищения шубы от инея на морозном воздухе. Если человек, стоя на морозе, будет отскабливать иней с шубы, то трудиться он в этом деле будет долго. И очистится ли шуба в результате? Стоит человеку только зайти в тепло, то иней, покрывший шубу, начнет таять.

Если человек начинает идти по жизни в правильном направлении, аддикции (страсти) начинают «отрываться» от него. Аддикции нередко являются выражением глубоких внутренних процессов. Если нет подлинной духовной жизни, человек ищет утешения, радости и успокоения, например, в курении. Трудно избавиться от аддикции, например, тяги к курению, когда весь состав жизни человека движется в аддиктивном направлении. То есть человек, например, ругается, конфликтует. А после ищет, как бы «приглушить» сознание, чтобы избавиться от мучительных переживаний.

О механике развития страсти на примере страсти гнева

Механику действия страстей удобно показать на страсти гнева.

Тот, кто выплескивает свой гнев, чтобы удовлетворить свою страсть, не освобождается от гнева, а лишь закрепляется в этой страсти. Доминанту, если не вдаваться в подробности, можно представить как состояние нервной системы, сопровождающее деятельность человека (в том числе и внутреннюю).

Вот человек обиделся на кого-то, и у него в сознании появился очаг возбуждения. Человек, не переставая, думает о своей обиде. Его мысли усиливают и усиливают текущее возбуждение. Импульсы, поступающие в сознание, притягиваются к «растревоженному, разрыхленному месту нервной системы»^[31]. Все, что говорят человеку, так или иначе начинает ассоциироваться у него с нанесенной ему обидой. «Пойдем, пройдемся на свежем воздухе», – предлагают ему. А он про себя «пережевывает» мысли типа: «Если бы N не испортил мне настроение, то я пошел бы сейчас с товарищами и гулял бы. Но теперь я лишен возможности проводить время подобным образом. Из-за N я нахожусь сейчас в состоянии апатии, как же я пойду гулять?» Да и гулять особо не хочется. Когда появляется «более или менее устойчивый очаг повышенной возбудимости центров» в прочих участках центральной нервной системы широко разливаются процессы торможения. Между состоянием нервной системы и образом обидчика протягивается связь.

Появление обидчика на горизонте мгновенно вызывает специфическое состояние: кровь вскипает и хочется полезть в драку. Если человек в этот момент решит выместить свою злобу на табуретке и начнет ломать ее, то он себя не исцелит. Он лишь переключит внимание на новый объект приложения своего гнева. Ломая табуретку, он будет усиливать в себе доминанту гнева. И в следующий раз на конфликтную ситуацию он будет реагировать уже болезненнее. Если раньше он не кричал во время дискуссии и не хлопал дверью при недостатке аргументов со своей стороны, то при усиливающейся доминанте гнева он запросто начнет и кричать, и хлопать дверью. И увидев N в следующий раз, он еще сильнее будет гневаться на него.

Маятник будет раскачиваться все сильнее и сильнее. Человек будет пытается остановить раскачивание маятника беседами с товарищами. В беседах он, подчеркивая свои лучшие стороны и свою невиновность, обрисовывает N самыми уродливыми орнаментами. Его желание понятно: выставить себя в качестве невинной жертвы, всю вину свалив на N. Но, удовлетворив свою страсть, успокоения в этом случае человек не получит. Маятник будет раскачиваться еще сильнее, ведь разговоры, очерняющие N, только усилят текущую доминанту.

«Суровая истина о нашей природе в том, что в ней ничто не проходит бесследно», – предупреждает Ухтомский. «Если не овладеть вовремя зачатками своих доминант, они завладеют нами». Еще цитата: «из следов протекшего вырастают доминанты и побуждения настоящего для того, чтобы предопределить будущее».

То есть, мысли, поступки в каком-то значении этих слов накапливаются, аккумулируются, формируя облик человека. Поэтому мы должны начать следить за своими мыслями и поступками уже сегодня, сейчас.

Все оставляет на человеке след, – эта мысль встречается как в творениях Ухтомского, так и в творениях святителя Игнатия (Брянчанинова). «Каждое дело, слово и помышление, как благое, так и злое, – пишет святитель, – непременно кладет на нас соответствующую себе печать. Надо это знать и знать»^[32]. В своем сочинении «О навыках»^[33] он констатирует тот факт, что «каждое исполнение пожелания непременно полагает свое впечатление на душу. Впечатление может быть иногда очень сильным».

От него берет начало пагубный навык. Например, первое прикосновение к картам запускает процесс, в результате которого человек может стать игроком. Навык появляется тогда, когда человек потакает своим желаниям. Он привыкает давать себе послабления и реализовывать каждое пожелание. А выработавшийся навык приводит к тому, что страсть становится для человека «насильственным властелином».

Тот смысл, который святитель Игнатий вкладывает в понятие навыка, где-то перекликается с тем смыслом, который нейрофизиолог Ухтомский вкладывает в понятие доминантного процесса. Святитель Игнатий пишет, что страсти и добродетели – суть навыки, только страсти – навыки злые, а добродетели – навыки благие. И страсти, и добродетели человек приобретает посредством своей деятельности.

Когда человек совершает один раз поступок, – часто речь не идет еще о страсти. Но, если человек раз за разом повторяет совершение поступка, то у него вырабатывается привычка (например, ругаться, пить пиво и пр.). А привычка, как говорят в народе, – вторая натура. На этот счет святитель Феофан Затворник пишет: «Страсти не суть какие-либо легкие помышления или пожелания, которые являются и потом исчезают, не оставляя по себе следа; это сильные стремления, внутреннейшие настроения порочного сердца. Они глубоко входят в естество души и долгим властвованием над нами и привычным удовлетворением их до такой степени сродняются с нею, что составляют, наконец, как бы ее природу. Их не выбросишь так легко, как легко выбрасывается сор или сметается пыль»^[34].

Действительно, страсти через долговременный навык становятся как бы второй природой человека. Но человек, обретший свободу во Христе, с Божией помощью способен совершить нравственный выбор. Он может определиться по отношению к своей природе: следовать ли ему тем импульсам, которые она посылает его сознанию или нет.

Свобода «по отношению к своей природе» определятся богословом В.Н. Лосским как образ Божий в человеке. «Личное существо способно любить кого-то больше собственной своей природы, больше собственной своей жизни». По мысли святого Григория Нисского, личность есть «возможность свободно себя определять». Созвучны рассуждению В.Н. Лосского высказывание Ухтомского: «природа наша возделываема».

Безусловно, многие поступки человека проистекают из действия различных импульсов. У человека есть темперамент, характер, наследственность. Он включен в социально-историческую среду. Окружающая среда может нести некий психический заряд. Эти и другие факторы стремятся обусловить поведение человека. «Но истинность человека пребывает вне всякой обусловленности, а его достоинство – в возможности освободиться от своей природы: не для того, чтобы ее уничтожить или предоставить самой себе подобно античному или восточному мудрецу, а для того, чтобы преобразить ее в Боге»^[35].

«Двойное дно» страсти гнева. Или о страданиях гордого человека

Почему человек сотрясается от гнева? Отчасти, потому что в нем не преодолена гордость (есть и другие аспекты гнева). Опять здесь показывает главу та самая зацикленность на себе, своих желаниях, планах, идеях. Мыслительный процесс гордого человека не уравновешивается ни уважением к ближним, ни благоговением перед святыней, ни упованием на Промысл Божий. Гордый надеется лишь на себя. И когда эта опора выбивается у него из-под ног, например, болезнью, то он впадает в уныние и отчаивается. Мыслительный процесс гордого человека напоминает маятник, который, все более и более раскачиваясь, приводит своего носителя к психозу, безумию, беснованию.

Свое мнение гордый человек воспринимает как единственное возможное, и потому он часто оказывается не в состоянии принять критическое замечание («есть мое мнение и есть ошибочное» (то есть, мнение другого человека)). Реализации своих планов он придает статус дела первостепенной важности, и потому приходит в состояние ярости (бешенства?), когда кто-то отвлекает его от выбранной траектории. Патологическая убежденность в истинности своих оценок порождает в нем крайнее смущение при встрече с иным взглядом на вопрос. Он не понимает, как может кто-то отвергать то, что он провозгласил как образец, и принимать то, что он отверг как недостойное внимания. Каждый день в его сердце свирепствует буря, которая стремится прорваться наружу в виде крика.

Да, такой человек, может быть, и предпринимает усилия для борьбы с гневом. Но делает он это на самой, если можно так сказать, точке выхода. То есть тогда, когда гневное слово уже стремится сорваться с уст. Но, если бы в нем воспитывалась любовь к ближнему, которая невозможна без смирения (и его тоже нужно воспитывать), то у гнева меньше было бы шансов вообще зародиться. Сама проблема бы реже возникала. А когда бы возникала, то, конечно, уровень ее интенсивности стоял бы не на такой высокой отметке. Человек, не воспитавший в себе смирения и любви, страдает от одиночества, от постоянного сотрясения страстями всего своего существа.

Находясь в таком состоянии, он не способен воспринимать благодать. А раз так, то он пребывает в состоянии опустошенности. Эта пустота иногда ассоциируется с депрессией, иногда – с шизофренией. Даже светские авторы отмечают, что существенной жалобой людей, которым был поставлен диагноз «шизофрения», является ощущение пустоты. Эта пустота описывается как «шизофреническая абиотрофия», т. е. угасание жизненной энергии^[36]. Светские авторы, конечно, не пишут о благодати, они фиксируют симптомы, часто не имея возможности их объяснить. Объяснить происходящее можно лишь приобщаясь к полноте, к цельному мировоззрению и к цельному учению о человеке.

Когда человек выходит из-под благодатного покрова, то он становится уязвимым для воздействия падших духов. Он в буквальном смысле этого слова начинает сходить с ума. Бывает, что подпадая под демоногенное воздействие, он соскальзывает в состояние моно-идеи: «все меня бросили»; «все плохо»; «я так больше не могу» и т.д. Моно-идея, разрастаясь, затопляет собой весь его ум.

Бывает, что сознание человека атакуется десятками взаимоисключающих мыслей. Одна мысль призывает идти направо, другая – налево, третья – прыгать на месте. Все вместе они производят невообразимый гвалт в голове. Человек в попытке принять хоть какое-то решение напоминает рыбу в аквариуме, по стенкам которого много людей ударяют ладонями. Человек теряется в мыслях, наводнивших его ум. Он не может разобраться, где среди этих мыслей он сам.

О последствиях выхода из-под благодатного покрова повествуется в истории царя Саула. Когда Дух Божий отошел от него, «Саула стал возмущать злой дух. Мучимый злым духом, царь сделался мрачным и подозрительным, он часто страдал от приступов невыносимой тоски»^[37].

Проблема преодоления патологических состояний, возникновение которых связывается с гордостью, требует более подробного рассмотрения^[38]. О некоторых состояниях здесь сказано лишь вкратце. И, по большей части, для того, чтобы отметить, что жизнь гордого человека исполнена страданий.

Кто-то начинает уходить в аддикцию, чтобы скрыться от страдания. Но, возможно, в этом случае человеку не хватает целостного взгляда на проблему страдания. Что есть страдание? Не зовет ли оно меня к изменению жизни? Не растворится ли оно в результате изменения жизни, как сумерки растворяются при появлении лучей солнца? На эти и подобные вопросы человек начинает находить ответы тогда, когда приобщается к целостному мировоззрению.

Проблема приобщения человека к целостному мировоззрению особенно актуальна сегодня, когда люди в результате употребления специфических ПАВ теряют память. У них «стирается» информация о социальных связях, и, пытаясь изменить свою жизнь, они сталкиваются в каком-то смысле с тупиком. Куда идти? Как выстраивать отношения с ближними? Ответы на эти и другие подобные им вопросы актуальны и для людей, не употреблявших(ющих) ПАВ. Сосредоточенность жизни исключительно на себе самом тоже «обнуляет» человека.

К этому «обнулению» ведут различные виды деятельности, препятствующие развитию, основанному на принципах полноты. Например, человек после длительного пребывания в социальных сетях теряет словарный запас, он даже не знает, о чем ему говорить с близкими. Осмысленная речь, направленная в сторону ближнего, заканчивается через несколько минут после начала общения. Пересказ того, кто что купил или кто что увидел – не в счет, так как подобную информацию ближнему может преподнести кто угодно (он и сам при желании без труда может добыть ее). В информации подобного рода нет личностного диалога «от сердца к сердцу», нет того, что в русле своего опыта и мировоззрения переработал сам говорящий. А раз нет диалога, то затруднен и выход из состояния одиночества и изоляции.

Попавшие в подобное положение люди и рады бы начать меняться, но не знают, с чего начать. Понимание приходит в результате соотнесения частных аспектов своей жизни с цельным мировоззрением, с картиной мира, выстроенной на его основе. Если человеку удается выстроить картину мира на основе цельного мировоззрения, то в эту картину он может вписать и свою жизнь. Человеку становится понятно, что ему делать и куда ему идти. Или иными словами: соотнося свою жизнь с открывшейся (открывающейся) ему полнотой, человек учится жить. Не в этом ли и состоит подлинная реабилитация человека?

К подобным взглядам в отношении реабилитации подводил своих слушателей и уже упоминавшийся миссионер. Он говорил, что «есть доктрина, есть заблуждение и есть пути вывода». Под путями вывода он имел в виду «формирование правильного христианского мировоззрения». «Если это удается сделать, – отмечал он, – то это некоторая гарантия, что начинается правильный, благой путь». Бывает, что в жизни человека было какое-то заблуждение или даже – какая-то практика [здесь речь шла об оккультной практике, но мысль применима и к прочим формам заблуждений]. Гарантией того, что эта практика не довлеет над человеком, является соответствие его миропонимания идеальному христианству^[39].

Стратегия борьбы со страстью гнева

Та механика, которая приводит человека к катастрофе (превращение в вечно жующего обывателя, потребителя, игрока), может при «раскручивании» в противоположном направлении его из катастрофы вывести. Если человек уже стал вечно жующим, туго соображающим типом (который к тому же часто гневается и не может существовать без наркотиков), то надежда у него все равно остается. Ведь «природа наша возделываема». Если человек начнет воспитывать в себе противоположные прежним доминантам побуждения, то они начнут менять его облик. О самой способности человека к изменениям такого рода свидетельствует старец Фаддей Витовницкий. Человек, с его точки зрения, может «с помощью Божией в глубоком покаянии изменить свою духовную, сердечную сущность»^[40].

Как проявится это «изменение сущности» в человеке, который начал, например, борьбу с гневом и обидчивостью? Если Господь поможет ему своей благодатью и сам человек будет усерден, то со временем лицо обидчика уже не будет вызывать у него чувства ярости. Увидев обидчика, он останется спокоен. Скорее, в нем как бы непроизвольно, как бы само собой родится к обидчику чувство сострадания. И обидчик, почувствовав перемену в отношении к себе, начнет смягчаться.

Описывая стратегию борьбы за изменение навыков, святитель Игнатий (Брянчанинов) акцентирует внимание на отказе себе в послаблении. «Когда подействует в нас греховное пожелание, или влечение, надо отказать ему. В другой раз оно подействует уже слабее, а наконец и совсем утихнет».

То есть, если хочется поосуждать своего обидчика, погневаться на него, нужно отказать себе в этом желании. На первых порах будет тяжело. Сформировавшийся навык «сначала представляется неодолимым»^[41]. Но со временем, если не прекращать борьбы, он будет становиться все слабее и слабее.

Новые навыки не вырабатываются за один раз. Только если человек повторяет какое-либо действие много раз, у него появляется навык. В рукопашном бое есть удары, которые называют «тясячниками». Человек повторяет удар определенное количество раз и у него появляется навык к выполнению удара; удар «входит в плоть и кровь». В критической ситуации он будет воспроизведен автоматически. Применительно к гневу указанная механика может проявиться следующим образом. Человек раз за разом, хотя и не сразу это у него получается, понуждает себя действовать в русле евангельской Любви. И вот обидчик обращается к человеку с просьбой, и неожиданно для самого себя человек начинает любезно беседовать со своим обидчиком.

Здесь, думается, уместно привести аналогию с кирпичом. Человек не может разбить его с одного удара. Но он продолжает тренироваться. Со временем костная ткань меняет структуру, мышцы начинают работать по-другому, к движениям присоединяется скорость. Человек со временем научается разбивать кирпич с одного удара.

Тактические приемы борьбы со страстью гнева

Какие «тренировки» можно прописать гневающемуся человеку?

Не следует говорить и думать о своем обидчике ничего плохого. Если он находится рядом, можно сделать что-то для него, например, налить ему чаю, чем-то угостить. И сила, выливающаяся в процесс осуждения, перенаправится в другое русло. Эта мысль основана на словах святителя Игнатия (Брянчанинова), отмечающего, что «все благие помыслы и добродетели имеют сродство между собою» (различные страсти также связаны между собой). Святитель пишет, что обращение к одной благой мысли влечет за собой обращение к другой благой мысли. Стяжание одной добродетели вводит в душу и другую добродетель, сродную первой. Например, тот кто «извинил ближнего ради заповеди евангельской, тот естественно ощутил к ближнему благорасположение»^[42].

Конечно, необходимо отметить, что без помощи благодати Божией человеку не удастся победить свои страсти. Например, священник Антоний (Голынский) в своем трактате «О молитве Иисусовой» пишет: «Ты можешь без Бога предпринять против диавола, против зла что угодно, но все будет сразу расхищено одной из страстей. Успех же совершается благодатью Божией и незримо для человека»^[43]. Человеческие же приемы без помощи благодати Божией так и остаются человеческими приемами.

Потому и следует призывать Божию помощь в молитве. Например, можно читать молитву, которую советовал читать своим духовным чадам схиигумен Савва (Остапенко). «Господи, Крестом Твоим удали от меня страсть неприязни, помоги мне полюбить своего обидчика. Спаси меня его святыми молитвами» (отец Савва советовал, молясь такими словами, целовать свой крестик). Отец Савва советовал «припасть усердно к Богу с горячею молитвою об избавлении от мучительного недоброжелательного чувства и о насаждении, на место его, чувства любви и благожелательства. И сделать это не раз и не два, а продолжать так делать пока не умилосердится Господь, всегда готовый утишить всякую бурю, и пока чувство не изменится»^[44].

Эта молитва удобна тем, что она кратка. Ею можно молиться по дороге, во время работы. Не то, чтобы один раз прочитал, и – всё, а читать, пока от сердца не «отляжет». Придет гнев завтра, – опять читать. То есть, гневные мысли закручивают ум человека в одну сторону, а человек с помощью молитвы, начинает их раскручивать в другом направлении. Или, иными словами, гневные мысли возбуждают в нем одну доминанту, а с помощью молитвы приводится в действие другая доминанта. Человек молится о том, что Господь помог ему полюбить своего обидчика.

То есть, если начались помыслы гнева, значит, возможно, есть в сердце превозношение перед вот этим человеком («я – все, он – никто»). Если этим мыслям ничего не противопоставить, то через некоторое время они могут развиться в полномасштабную ярость. Поэтому, как только появились первые весточки зарождающегося чувства гнева, тут же нужно браться за меч молитвы: «Господи, Крестом Твоим…».

Если человек гневается хотя и внутренне (человек и в течение часа может прогневаться десять раз: не успел на автобус; ботинки забрызгались грязью; не сняли на другом конце трубку сразу и т.д.), то в нем формируется состояние, которое начинает проявлять себя и вовне: крики, хлопанье дверями. Чтобы изменить положение дел, человек должен выработать в себе нечто противоположное гневу. «Для того чтобы эффективно бороться с каким-либо пороком, – пишет схиархимандрит Гавриил (Бунге), – необходимо навыкнуть в противоположной ему добродетели. В случае гнева это – долготерпение, описанное Евагрием [Понтийским] как проявление кроткой любви»^[45].

Не все, как пишет святитель Феофан Затворник, созревают в любви. В первое время человек пресекает силой воли готовое прорваться неудовольствие на другого. Но тот, кто усердно продолжает «сдерживать себя и напрягать на любовь, приобретает навык сначала спокойно сносить все могущее тревожить, а потом и все покрывать и поглощать любовию»^[46].

С приведенными мыслями духовных авторов согласуется мысль академика Ухтомского, советовавшего учиться по проявлениям поведения «узнавать заранее зачатки своих мотивов, чтобы вовремя противопоставить им более важное, занять пути другою доминантою».

Любовь как способность переключить внимание в жизнь другого. Еще несколько замечаний о страсти гордости и самозамкнутости.

Поскольку заходит речь о любви, необходимо прояснить значение этого слова, так как многими людьми оно понимается превратно.

Подробно на разборе всех точек зрения по данному вопросу остановиться у нас нет возможности, ведь данная работа задумана именно как краткое руководство, призванное обозначить направление по перевоспитанию себя. Поэтому, опуская многое, акцентируем внимание читателя на том, что напрямую увязывается с основным строем данной работы.

В греческом языке есть четыре слова, разделяющие те категории, которые люди склонны относить к понятию любви. Подробности вопроса разобраны священником Павлом Флоренским в его книге «Столп и утверждение истины», в письме одиннадцатом. Здесь осветим только ключевые моменты. В греческом языке есть слова έρως (эрос) – стремительный, порывистый. Оно означает страсть, любовь ощущения. Глагол έραν «относится к любви, страсти, к ревностному и даже чувственному желанию». Эти слова не допущены в книги Нового Завета.

Греческий язык выделяет еще три типа любви. Любовь нежная органическая, родовая – στοργή. Любовь оценки, суховатая, рассудочная, а также – уважение –αγάπη. Любовь внутреннего признания, личного прозрения, задушевная, искренняя, а также приязнь – φιλία. В Священном Писании указанные слова были наполнены новым смыслом. Φιλείν – «одухотворилось и стало выражать христианские отношения любви, опирающиеся на личную склонность и личное общение». «Бесцветное и сухое αγαπάν наполнилось духовною жизнью», а «αγάπη стало выражать проникновенную, вселенскую любовь, – любовь высшей духовной свободы.

Священное Писание говорит: «Любы долготерпит, милосердствует; любы не завидит; любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине; вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит» (1 Кор 13, 4–7). Желающие понять, как в христианстве понимается любовь, могут ознакомиться с толкованием, которое дается святителем Феофаном Затворником на данные слова^[47].

Если сопоставить христианское понимание любви с тем, как понимал ее А.А. Ухтомский, то можно выразить главное свойство любви – способность человека переключиться вниманием в жизнь другого. Любовь в учении академика Ухтомского предстает как категория нейрофизиологическая. В его учении, с помощью которого описывается, в том числе, и игровая зависимость^[48],[49], главной доминантой является доминанта «на лицо другого». «Преодоление себя и бодрая творческая доминанта на лицо другого даются очень просто и сами собою там, где есть любовь». Здесь Ухтомский имеет в виду не эйфорическую восторженность, ошибочно принимаемую некоторыми за любовь, а способность оторваться от собственного «я» и обратить внимание на другого. Человек, воспитывающий в себе эту драгоценную доминанту, стремится «прорвать свои границы и добиться выхода в открытое море – к “ты”».

Ухтомский не скрывает, что «требуется вмешательство принуждения, дисциплины, нарочитой установки на переделку своего поведения и себя самого».

Сказанное можно пояснить простым житейским примером: невеста пришла в гости к своему жениху, который, например, отдыхает после ночной смены. Если чувство ее действительно глубоко, она не станет его тревожить, несмотря на то, что когда она беседует с ним, ей хорошо и радостно. От этой радости она готова отказаться ради его блага. Она просто побудет рядом, подождет, пока он отдохнет. Если же собственные переживания ей дороже, она разбудит его со словами, мол: «Вставай, твое счастье пришло к тебе».

Данная дилемма узнается и в стихотворении Елены Благининой «Посидим в тишине». Смысл стихотворения состоит в том, что девочка не играет в игрушки, потому что мама устала и спит. Девочка не заводит волчок, она уселась и сидит. Не шумят ее игрушки, в комнате тихо. По маминой подушке крадется золотой луч. И этому лучу девочка говорит, что она тоже хотела бы двигаться: катать мяч, пропеть песенку. И к чему же приходит девочка? К тому, чтобы посидеть в тишине.

Да мало ль я чего хочу!
Но мама спит, и я молчу.

В связи со способностью оторваться от эгоизма, от тяготения к своему «я» понимал любовь академик Ухтомский. В любви ученый видит некий закон развития человеческой личности, при котором человек преодолевает собственную ограниченность, устремляясь вниманием к другому.

Любовь понималась Ухтомским не как половое влечение. Ученый считал, что «любовь в том громадном значении, когда она оказывается законом жизни, отнюдь не тождественна сексуальной любви». Почему? Потому что, «сексуальный Эрос ни за что не ручается и сплошь и рядом оставляет людей замкнутыми друг от друга с начала до конца. И он так легко переходит в надругательство и над человеком в виде “венерической” любви, которой переполнено “культурное” человечество городов».

Преодолеть замкнутость на самого себя и вместе с тем – страшные последствия развития этой замкнутости можно лишь обратив внимание к другому. «А без этого выпадает все самое ценное в жизни!» [Если человек привыкает пользоваться другим как вещью, то] «самые лучшие устремления человека вырождаются тогда во зло (самое объективное зло!), <…> а любовь в последнее неуважение к человеческому лицу и, фактически, в разврат».

Любовь, по Ухтомскому, является культурой «преодоления себя ради другого». [Тогда как так называемые «сексуальные юзеры» пользуются другим как вещью]. И каков итог такого отношения к людям? «Человек жалуется и стонет, что вокруг него нет смысла бытия, нет людей».

«Жизнь для других, выправляет, уясняет и делает простою и осмысленною собственную личную жизнь. Все остальное – подпорки для этого главного, и все теряет смысл, если нет главного». «Любовь сама по себе есть величайшее счастье изо всех доступных человеку».

«Истинная радость, и счастье, и смысл бытия для человека только в любви». Но она ко многому обязывает. И «из трусости пред ее обязательствами, велящими умереть за любимых, люди придумывают себе приличные мотивы, чтоб отойти на покой, а любовь заменяют суррогатами, по возможности не обязывающими ни к чему».

Любовь руководит человеком в деле познания истины. Но для тех, кто знает только себя, она не понятна. «Тут заранее и a priori она исключена и под ее именем разумеется что-то существенно другое – преимущественно дела половых инстинктов! И в этом – страшный симптом в европейской культуре «просвещения», признак приближающегося разрушения!»

Городская культура Европы переполнена попытками поставить интимную близость в один уровень с такими побуждениями как голод и пр. При таком подходе святыня роняется в грязь, а интимные отношения между людьми превращаются «в гигиеническое отхожее место». «И это убедительнее, чем все прочее, говорит о том, что культура эта на песке и обречена!»

Представитель европейской культуры, по мнению ученого, имеет склонность «понимать и оценивать жизнь из своей персоны». Здесь речь идет о самоупоре на себя, о уверенности, «что все критерии правды и ценности заданы в собственной персоне». Здесь кроется начало всех болезней так называемого «культурного человека», которые столь талантливо описаны Достоевским в романе «Двойник».

Главный герой романа – господин Голядкин – принципиально одинок и замкнут на себя. И в результате самоупора на себя он преследуется своим же образом. «Куда бы человек ни смотрел, с кем бы ни встречался, везде он обречен видеть только самого себя, ибо приучился все рассматривать только через себя. И вот этот ужас неотступного преследования своею собственною персоною («от себя никуда не уйти»!) и составляет бедствие европейского человечка». Это бедствие в одних случаях может проявиться как дьявольское самообожание, в других – в философском отчаянии, в третьих – в безумии.

«Достоевский хочет подчеркнуть, что самый ничтожный по натуральным задаткам европейский человечек несет в себе зародыш “маниа грандиоза”». Он охвачен эпидемией самоутверждения. Его поразила роковая неспособность «видеть равноценное с собою самостоятельное бытие в мире и в своем соседе». Тогда как ключ к пониманию других дается не тогда, когда человек заставляет их стремится к нему. А тогда, когда «пробует сам потяготеть, чем они живут в своей самобытности, независимо от его желаний и искательств».

Если ключ к пониманию как других людей, так и окружающего мира не будет найден, то человек становится жертвой собственных концепций. Например, «ученый схоластического склада (а западные люди воспитаны на схоластике). <…> не может вырваться из однажды навязанных ему теорий». Он «кстати и некстати будет совать свою излюбленную точку зрения и искажать ею живые факты в их конкретном значении. Новые факты и люди уже не говорят ему ничего нового. Он оглушен собственною теориею»^[50].

То есть, человек приходит к тем трагическим последствиям, которые описаны священником Александром Ельчаниновым в статье «Демонская твердыня (о гордости)». Как писал отец Александр, гордый «или вовсе не слышит того, что ему говорят, или слышит только то, что совпадает с его взглядами». «В окружающих он видит только те свойства, которые он сам им навязал». И даже в похвалах, которые он произносит другим, «он остается гордым, в себе замкнутым, непроницаемым для объективного».

Священник на нескольких страницах живо и точно описывает механизм развития страсти гордости (а наркомания, как было сказано, является кристаллизованной гордостью). Человек, охваченный гордостью, начинает вожделевать самого себя, то есть проявлять исключительный интерес к собственной персоне. Последствия захвата сознания этой страстью ужасны: изоляция, мрак, одиночество, отчаяние, нервная и душевная болезнь.

Отец Александр задает вопрос: «Как бороться с болезнью, что противопоставить гибели, угрожающей идущим по этому пути?» И сам же отвечает: «Ответ вытекает из сущности вопроса – смирение, послушание объективному; послушание по ступенькам – любимым людям, близким, законам мира, объективной правде, красоте, всему доброму в нас и вне нас, послушание Закону Божию, наконец – послушание Церкви, ее уставам, ее заповедям, ее таинственным воздействиям».

В этих слова узнается то, что академик Ухтомский описывал как воспитание в себе доминанты на лицо другого. Воспитание человеком этой драгоценной доминанты открывает для него мир других людей (в каждом он видит не карла-«уродца», а личность, несущую в себе образ Божий), мир культуры (читая книги, он не приписывает автору каких-то идей, а пытается понять, что именно хотел сказать сам автор), молитву (ведь в молитве личность человека обращается к Личности Бога).

Мир «неистощимый в своем многообразии»^[51] открывает человеку, преодолевшему эгоистическую самозамкнутость. Человек начинает видеть, что его окружают люди, у которых многому можно научиться. Жизнь становится интересной и многогранной. Жизнь же человека, нацеленного на эгоистическую модель существования, скучна и безрадостна. Других людей он воспринимает лишь как инструменты для достижения своих целей. Но интересно ли жить в обществе, скажем, тридцати табуреток?

Одним из следствий инструментального подхода к людям является поиск экстрима я ярко-болезненных эмоций. Человек не чувствует ни жизни, ни окружающих. И в связи с тем он ищет нечто, что могло бы сподвигнуть его сердце забиться побыстрее. Понятно, что путь экстрима ведет в тупик. Крутая горя, съезжать по которой вчера было весела, сегодня уже приедается. Чтобы сердце опять забилось, нужен спуск круче и опасней. Человек со временем подходит к пределу своих человеческих возможностей; пытаясь перешагнуть через него, он сталкивается с инвалидностью или смертью.

Проблем, связанных с изменениями в восприятии мира при переходе на эгоистическую модель, – масса. Некоторые из них излагаются в цикле бесед «Игра. Сезон 2» (если жизнь человека основана не на Истине, она становится игрой) и в цикле «Зазеркалье» (первые восемь бесед)^[52]. В этих же циклах описываются и изменения, связанные с переходом от эгоистической модели к тому принципу жизни, который отец Александр (Ельчанинов) противопоставляет гибельному пути гордости.

Следуя по пути, который был предложен отцом Александром, человек вырывается из узко-себялюбивой ограниченности и обращается к полноте Православия. О вере Православной, как о вере культурообразующей, как о «доминанте воспитания»^[53] писал другой священник – протоиерей Александр (Новопашин) в своей статье «Компьютерная зависимость как проблема неправильного воспитания». Отец Александр считает, что развитие «доминанты Православия» может стать барьером на пути сползания человека в киберзависимость (игроманию). Свои мысли он подкрепляет ссылкой на документ, названный «Основами социальной концепции Русской Православной Церкви». В документе сказано, что если в семье – «малой церкви» – люди строят свои отношения на любви, то отдельный член семьи учится преодолевать эгоизм. И, таким образом, в семье «формируется и крепнет правильное отношение к ближним, а значит, и к своему народу, к обществу в целом. Живая преемственность поколений, начинаясь в семье, обретает свое продолжение в любви к предкам и отечеству, в чувстве сопричастности к истории».

Но любовь к отдельным людям или явлениям может уйти. Любовь же человека к Богу «никогда не престанет». Ведь её источник – не рациональные рассуждения, а особое состояние души. Любовь к Богу рождается, когда душа чувствует прикосновение Его благодати. «И когда мы любим Бога реально, Он становится доминантой нашей жизни, а все остальное отступает. Тогда в соответствии с этой великой доминантой выстраивается вся система ценностей». «Любовь определяет доминанту нашей жизни»^[54].

Эти слова перекликаются с мыслями одного исследователя, изучавшего наследие Ухтомского. «Вера в Бога, – писал он, – как главная и естественная для человека доминанта, вытесняет всё противоестественное». Конечно, Бог для человека является целью, а не средством для достижения желаемого. Если кто-то обращается к Богу только лишь для того, чтобы достичь трезвости, человек рискует так и не покинуть круг своих эгоистических стремлений^[55].

^[1] См. «Борьба с блудом», параграф 36 из творений преподобного Иоанна Лествичника, расположенных во втором томе книги «Доброотолюбие».

^[2] Труды А.А.Ухтомского являются базовыми для мировой науки. Академик Ухтомский был верующим человеком, и его учение о доминантах вполне можно соотнести с православным мировоззрением. Некоторые мысли на этот счет изложены в статье «О развитии монашества, о теории “созависимости” и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем». В частности, см. разделы «Нейрофизиология и любовь», «Услышать голос другого». 

^[3] См. главу 47 «О сродстве между собою как добродетелей, так и пороков» из книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Приношение современному монашеству».

^[4] См. «Послание о книге…» из книги преподобного аввы Дорофея «Душеполезные поучения».

^[5] Из сборника творений Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887-1939».

^[6] См. «Борьба с восемью главнейшими страстями», параграф 64 в творениях преподобного Кассиана Римлянина, представленных во втором томе книги «Добротолюбие».

^[7] Данилин А.Г. «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». См. «Психология и религия».

^[8] Там же. «Исходы Российской психоделии».

^[9] Лекции были прочитаны насельником Соловецкого монастыря, выложены на сайте Соловецкого монастыря, в разделе «Пастырская страничка», в подразделе «Беседы о проблемах личности».

^[10] См., например, статью священника Александра Ельчанинова «Демонская твердыня (о гордости)».

^[11] См. беседу вторую цикла «Большее и меньшее: Что можно противопоставить наркотикам?», а также – беседы 3, 4 цикла «Что делать и как жить?»

^[12] Более подробно в этом смысле о посте и послушании рассказывается в четвертой беседе цикла «Что делать и как жить?»

^[13] См. «Основные подходы к коррекции аддиктивных нарушений» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология» («Олсиб», 2001).

^[14] См. также мысли Ивана Ильина и прочее касающееся темы в статье «Несколько слов родственникам зависимых и самим зависимым от алкоголя и наркотиков»

^[15] Монах Иоанн (Адливанкин) – ведущий специалистом Душепопечительского православного центра святого праведного Иоанна Кронштадтского.

^[16] Лекция «Игромания (лудомания). Проблемы игровой зависимости»

^[17] См. «О русском уме» в лекциях Павлова И.П., объединенных под общим названием «Об уме вообще, о русском уме в частности»

^[18] Данилин А.Г. «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». См. «Исходы Российской психоделии».

^[19] Данилин А.Г. «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». См. «Психология и религия».

^[20] Там же. «Исходы Российской психоделии».

^[21] См. беседу вторую цикла «Большее и меньшее: Что можно противопоставить наркотикам?», а также – беседы 3, 4 цикла «Что делать и как жить?»

^[22] «Наркомания – это бытовой сатанизм». Беседа со священником Димитрием Ненароковым

^[23] См. «Гробы прихоти» из книги митрополита Вениамина (Пушкарь) «Священная Библейская история. Часть I. Ветхий Завет. Часть II. Новый Завет».

^[24] См. «Беседы старца с духовными чадами», 25 июля 1911 г. Из книги «Преподобный Варсонофий Оптинский. Духовное наследие».

^[25] См. главу 12 «Почему случаются рецидивы» из книги С.Б. Белогурова «Популярно о наркотиках и наркомании».

^[26] См. слово 48 из книги преподобного Исаака Сирина «Слова Подвижнические».

^[27] Там же. См. слово 38.

^[28] См. «Духовно-нравственная или морально-этическая деградация личности» из книги игумена Анатолия (Берестова) «Возвращение в жизнь. Духовные основы наркомании, наркомания и право».

^[29] См. слово 38 из книги преподобного Исаака Сирина «Слова Подвижнические».

^[30] Из фильма «Жизнь без наркотиков». ООО «Студия Рада». Екатеринбург, 2002.

^[31] Здесь и далее по сборнику Ухтомский А.А. «Доминанта. Статьи разных лет.1887-1939».

^[32] См. главу 49 из книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Приношение современному монашеству».

^[33] Приводится в книге святителя Игнатия (Брянчанинова) «Аскетические опыты. Том 1».

^[34] Феофан Затворник, свт. Созерцание и размышление. С прил. жития свт. Феофана и Службы ему. – М.: Правило веры, 2000. С. 460-461.

^[35] См. Главу 6 «Образ и подобие» из книги Лосского В.Н. «Очерк мистического богословия Восточной Церкви».

^[36] «Четыре формы шизофрении» из книги Антона Кемпински «Психология шизофрении».

^[37] См. «Помазание Давида на царство» из книги митрополита Вениамина (Пушкарь) «Священная Библейская история. Часть I. Ветхий Завет. Часть II. Новый Завет».

^[38] См. цикл лекций «Зазеркалье», с 40 лекции.

^[39] Беседа братии Оптиной пустыни с монахом Иоанном (Адливанкиным)

^[40] Старец и психолог. Фаддей Витовницкий и Владета Еротич: Беседы о самых насущных вопросах христианской жизни / сост.: И.Кабанов, Н.Иашвили; пер. с серб. С.Луганской. М.: Никея, 2014. С. 18.

^[41] «О навыках».

^[42] См. глава 47 «О сродстве между собою как добродетелей, так и пороков» из книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Приношение современному монашеству».

^[43] О молитве Иисусовой. Аскетический трактат. Составлен на основе келейных записей священника Антония Голынского / авт.-сост. Новиков Н.М. М.: «Отчий дом, 2011. C. 78.

^[44] Савва (Остапеко), схиигум. Бисер духовный. Воспоминания духовных чад. Собрание духовных творений. Проповеди и наставления. Молитвы на всякую потребу. М.: Трифонов Печенгский монастырь, 2004. С. 466.

^[45] Схиархимандрит Гавриил (Бунге). Гнев. Злоба. Раздражение: Учение Евагрия Понтийского о гневе и кротости / Пер. с нем. свящ. Владимира Зелинского. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2014. С. 173.

^[46] Толкование на послание св. ап. Павла к Ефесянам (4, 1).

^[47] См. труд святителя Феофана Затворника «Толкование на первое послание к Коринфянам».

^[48] «Один разговор по поводу игровой зависимости Оковы лудомании»

^[49] О доминанте по Ухтомскому рассказывается в уже указанной видеолекции монаха Иоанна (Адливанкина). См. также его статью «Игровые автоматы: развлечение или стратегическое оружие?»

^[50] Сборник творений Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887-1939»).

^[51] Выражение построено на основании следующего высказывания Ухтомского: «Из биографий талантливых аутистов так много примеров назойливого повторения одного и того же modus operandi, одной и той же, иногда очень сложной комедии, которую они повторяют, мучительно для самих себя, лишь бы торжествовала основная аутистическая тенденция, тогда как встречная историческая среда неистощима в своем изобилии и новизне».

^[52] Зазеркалье

^[53] См. статью протоиерея Александра Новопашина «Компьютерная зависимость как проблема неправильного воспитания».

^[54] Слово Святейшего патриарха Кирилла, произнесенное 25 декабря 2016 года в храме святителя Спиридона Тримифунтского в Нагатинском Затоне г. Москвы

^[55] На этот счет аргументированно и живо высказывался иеромонах Симеон (Мазаев) в беседе «Разочарование в Церкви». Беседа была проведена в студии телеканала «Союз»