Прокопий (Пащенко), иером. Преодоление игрового механизма (об игре в широком смысле слова). Ч. 1

Аннотация

Данный текст является предварительным обобщающим комментарием к циклам лекций «Преодоление игрового механизма» и «Три силы: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)». Цикл лекций «Три силы» поддерживается статьей с одноименным названием.

Под игровым механизмом может пониматься невозможность сопротивления различного рода неудержимым влечениями (влечение к тому, что основано не на Истине, приводит человека в тупик). Речь может идти не только о тяге к казино и сетевым он-лайн играм. Чье-то сознание захватывается влечением к деньгам, а чье-то – стремлением во чтобы бы ни стало реализовать план мести, уколоть ближнего назревшей злостью. Такой человек понимает, что гневаясь, он рушит свою жизнь, но ничего поделать не может. Так и игрок. Понимает всю тяжесть и проблематичность своего положения, но не может остановиться в стремлении реализовать игровой механизм, суть которого – в невозможности остановиться. Что может быть связано с нежеланием остановиться, непониманием: как остановиться и зачем, что делать без игры и т.д.

Данный текст, хотя и несущий в себе определенный акцент на теме игры, целиком к проблеме игровой деятельности не сводится. Ведь чтобы понять, каким образом игровое влечение может быть «обезоружено», необходимо рассмотреть человека не только в контексте игры. В сознании человека приходят в столкновение различные смыслы и тенденции, человек вписан в историческую эпоху, в систему языка и смыслов, присутствующих в обществе, в систему законов, регулирующих развитие мироздания. Игровой процесс может рождаться как завихрение при перекручивании указанных и не указанных в данной аннотации силовых линий. Задав вопрос о том, с чем человек сталкивается внутри себя и вовне, можно поставить и вопрос о преодолении игрового механизма.

Ставя вопрос о преодолении игрового механизма, нельзя обойти вниманием и другой вопрос: человек тотально открыт для разрушительных импульсов, идущих на его сознание как со стороны внешней реальности, так и со стороны внутри-психической жизни. У него нет ни того слоя, который может быть назван «культурным человеком», ни внутренних ресурсов, чтобы противостоять влечениям.

Ввиду того, что аддиктивные расстройства объединяются общими механизмами, коррекция любой формы аддикции не может ограничиваться элиминацией (исключением) того способа, через который аддикция реализует себя вовне. «Прекращение участия в азартных играх не делает гэмблера психологически здоровым», как и «прекращение употребления алкоголя алкогольным аддиктом не избавляет его от лежащих в основе аддиктивных механизмов». Если аддиктивные механизмы не преодолены, то гемблинг, вроде бы и отставленный в сторону, может со временем вернуться, или же человек может переключиться с гемблинга, например, на употребление алкоголя. Перестать играть при таких условиях – этого мало. Необходимо ответить на вопрос: что человеку можно предложить взамен[1].

В тексте некоторые мысли даются кратко и не «прорисовываются». Это реализуется в лекциях, в рамках которых различные темы разбираются более подробно и на различных примерах. Данный текст скорее напоминает ознакомительный фрагмент к книге и трейлер к фильму, чем полное и развернутое описание проблемы и путей ее преодоления.

ЧАСТЬ 1. ИГРА И СТИМУЛЯЦИЯ

Игра как цель и игра как средство

«Если вся жизнь не пустая игра,
Шествуй в бессмертье уверенно.
Делай всем людям побольше добра
И посади свое дерево»

Посади свое дерево
Сл. Л. Дегтяр, Муз. Е. Мищенко

Проблема игровой зависимости (лудомания или гэмблинг) актуальна как для самих игроков, так и для их родителей и близких родственников – все они так или иначе, но вовлечены в озабоченность темой игры. Родители и близкие игрока формулируют проблему следующим образом: человек полностью поглощен игрой, он не работает, не хочет ни к чему стремиться, если у него есть супруга, то он не обращает на неё внимания. Часто происходит так, что если брак ещё не заключён, то, вследствие эмоциональной отстраненности жениха (вследствие сверх-поглощенности игрой все, что выходит за рамки игрового пространства, перестает его интересовать), невеста принимает решение в брак и не вступать.

Игровая деятельность, в рамках цикла «Три силы», как было сказано ранее – рассматривается в качестве многогранного феномена. Этот феномен включает в себя не только настольные, спортивные или компьютерные игры, но также азартные игры, экстремальные виды спорта. Спуски по «черным» трассам, помещение себя в ситуацию непрогнозируемого риска, драки фанатов, поездки в горячие точки ради повышения «эмоционального статуса» (то есть, ради возбуждения), участие в террористических группировках (кого-то привлекает антураж мнимой свободы от владычества мегаполисов и гипермаркетов, как некогда Аглаю – героиню романа Ф.М. Достоевского «Идиот» – привлекала перспектива сбежать из великосветского семейства за границу и проводить «свободную» жизнь; Аглая, которая «все запрещенные книги прочла», вышла со временем замуж за кого-то графа, который оказался не графом, а человеком «с какою-то темною и двусмысленною историей», в результате знакомства с которым Аглая встала на путь, который привел её в итоге к тому, что ее ум дошел «до исступления»), столь распространенные в среде взрослых игры «в любовь» и в заботливых родителей (понятно, что здесь не клеймятся родители, рассматривается, скорее, та ситуация, когда папа, уйдя из семьи, при встрече с сыном разыгрывает из себя веселого и беспроблемного рубаху-парня), кто-то настолько «заигрываться», что перестает понимать, какой он – настоящий (при встречах с людьми человек в качестве достоверной информации о себе сообщает фантастические истории, которые со временем в его сознании начинают восприниматься как подлинные), кто-то конструирует образ (имидж), с которым и предлагает окружающим вступить во взаимодействие (один молодой человек со светлыми локонами, ведя с окружающими разговоры, вставлял в эти разговоры имена известных философов; обаяние, построенное на локонах и философии, рассыпалось, когда у молодого человека зазвонил телефон; в качестве звонка была выбрана жесткая (даже – очень) композиция), – эти и прочие формы времяпрепровождения и взаимодействия с реальностью можно отчасти отнести к феномену игры.

Приблизительно в таком ключе понятие игры встречается в творениях русского философа, писателя и публициста Ивана Ильина и протоиерея Георгия (Флоровского). По мысли Иван Ильина, человек привыкает верить в то искажение, которое сам и создал. Он привыкает верить в реальность нереального, «в божественность небожественного, в позволительность греха». Утрачивая способность отличать добро от зла, он утрачивает «мерила и критерии». В таком человеке все делается условным, шатким и недостоверным. Он населяет себя призраками, впрочем, он подозревает, что они не подлинны, и потому он окончательно не верит ни в их подлинность, ни в их призрачность. Но, тем не менее, несмотря на такую шаткость, он «продолжает утверждать их и для себя, и для других». Эти призраки оставляют в нем недоизжитые следы, а сам он уподобляется плохому актеру, душа которого состоит из недоизжитых ролей. «Его жизнь превращается в сплошную игру мнимостями», мнимыми становятся его слова и дела, – в них не вкладывается сила его духа. «Играющей мнимостью» становится он сам[2].

Ситуация, при которой слова и поступки человека отрываются от его духа и становятся мнимостями, повторяется и в искусстве. Художник, создавая произведения, должен выносить суждение о вечных предметах. Ответственно подходя к суждению, художник подбирает образы, чтобы выразить главную идею. Настоящее искусство возникает в аскетическом процессе художественного суждения. Художник отсекает все, что переживается им как «только возможное» и приходит к тому, что является «предметной необходимостью» [то есть отсекает домыслы и старается постичь принципы, на основании которых развивается описываемое им явление]. Если художник отвергнет этот путь, то «произведения его останутся «игрою в возможность», однодневными капризами, баловством, предназначенным для развлечения неприхотливых и скучающих людей, – «эстрадою для снобов»…»[3] Главное в искусстве сводится к вынашиванию задуманного и изображению выношенного в оправданных и точных образах, к созерцанию и следованию тому, что было узрено. «Искусство, которое ничего не знает об этом, а может быть, и не желает знать – не есть искусство; это есть безответственная игра»[4].

Принципы, изложенные Иваном Ильиным в отношении искусства, актуальны и в отношении жизни духовной. Так, протоирей Георгий (Флоровский), анализируя предреволюционные настроения, писал, что накануне революции богословская наука перестала быть поиском истины и исповеданием веры. Богословская наука отвыкла от того, чтобы прислушиваться к биению Церковного сердца, и доступ к сердцу был потерян. У многих верующих людей тех лет сформировалась опасная привычка обходиться без всякого богословия вообще. Кто чем мог, тем и заменял утраченное богословие, кто – Книгой правил или Типиконом, кто – преданием старины или бытовым обрядом, кто – лирикой души.

Но «бытом или канонами от прелести не загородиться». На пути к духовному деланию человека подстерегает множество соблазнов: «соблазн принять и вы​дать душевное за духовное», формализм, ласкательство чувственности [в состоянии самообольщения человек, обманываясь, принимает свои эротические движения за движения духовные, благодатные]. «От такого прельщения ограждает только богословский искус, зоркость, четкость и смирение богословствующего ума». Без проверки подлинным богословием своих движений русская душа оказывается «так странно нестойкой и беззащитной в искушениях…». «Душа вовлекается в игру мнимостей и настроений…»[5]

 

О игре в широком смысле этого слова упоминается ещё в Библии. Библия описывает ситуацию, которая сопровождала получение Моисеем скрижалей Завета. Моисей поднялся на гору и пребывал на ней, ожидая Бога. Ожидая же внизу Моисея, «сел народ есть и пить, а после встал играть» (Исх. 32,6). Пришедшие с Моисеем к горе люди отлили золотого тельца и стали поклоняться ему.

Не все люди поклоняются идолу, отлитому из металла в какую-то зримую форму. Идолом в каком-то смысле можно назвать персонифицированную человеческую страсть. Сказал же святой апостол Павел, что есть люди, которым «бог – чрево» (Флп 3. 19). В данном случае можно сказать, что на то место, которое в душе принадлежит Богу, человек ставит заботу о максимально частом и продолжительном проживании эмоций гастрономического характера.

Эту мысль можно сопоставить с представлением, в рамках которого различные идеи, имеющие отношение к жизни человека, размещаются на разных уровнях внутренней иерархии. На высшем уровне у религиозного человека находятся представления о Боге, о необходимости стремиться сохранить связь с Ним. В тех случаях, когда для человека Богом становится чрево, можно сказать, что мысль о насыщении чрева взбирается на высший уровень иерархии.

Тот же апостол назвал сребролюбие идолослужением (Кол 3. 5). На высшие уровни иерархии в данном случае человек помещает деятельность, связанную с накоплением денег и любованием ими. В случае, если Богом становится азарт, целью и смыслом жизни человека становится пребыванием в состоянии охваченности азартом. Такой человек стремится максимально часто и с максимальной интенсивностью испытывать нервное возбуждение.

Люди могут и не поклоняться видимому идолу, но могут быть одержимы властью, карьерой, бизнесом, спортивными достижениями, отношениями с любимыми, материальным достатком. Чаще же всего идолом для самого себя становится сам человек, который под девизом «станем есть и пить, ибо завтра умрём», «играет и веселится», забыв о Боге. Но после смерти жизнь только начинается! И важно подготовиться к ней.

Испытывая влечение к игре, человек на каком-то этапе сталкивается с невозможностью в своем влечении остановиться. Человек понимает, что ситуация уже давно вышла из-под контроля, что игра перестала быть игрой и стала настоящей проблемой, но ресурса затормозить это влечение он не находит.

Чтобы найти способ решить данную проблему, человек должен начать по-иному выстраивать собственную жизнь, стремиться в своей жизни к иным целям. А менять свою жизнь в корне не все готовы. И жить по-прежнему хочется, и не сталкиваться с разрушительными последствиями игрового образа жизни тоже хочется. Игровой образ жизни, если феномен игры воспринимать в широком смысле этого слова, представлен в Дмитрии Федоровиче – персонаже романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». В его жизни присутствовали не только зримые атрибуты игрового образа жизни: женщины, драки, кутежи. Это обычные атрибуты и их наличие не делает человека «игроком по-крупному». «Играет по-крупному» человек тогда, когда на кон ставит свою жизнь, и даже более – жизнь вечную. «Если уж полечу в бездну, – говорил Дмитрий Федорович, – то так-таки прямо, головой вниз и вверх пятами, и даже доволен, что именно в унизительном таком положении падаю и считаю это для себя красотой».

Впрочем, необходимо сказать, что от ситуации, происшедшей с Дмитрием Федоровичем, далеко отстоят те формы игры, которые связаны с передачей опыта и процессом обучения. Дети, например, охотно учатся, если в учебный процесс добавляется немного игры. Чем такая ситуация отличается от патологической формы, наблюдаемой в Дмитрии Федоровиче? Мотивацией участвующего в игровом процессе. Папа, играющий в настольные игры с детьми и во время игры беседующий с ними о жизни, не воспринимает игры как нечто самоценное. Игра встроена в контекст его взаимоотношений с детьми и используется ради достижения неигровых целей. В данном случае папа и дети изначально хотели вместе провести время, поговорить, и игра воспринимается ими как инструмент достижения цели. Проблема начинается тогда, когда игра становится само-целью. Она не вплетается в жизненный контекст, она не служит инструментом достижения целей, например, образовательного характера. Она сама становится и контекстом, и целью, и всем.

Пример непатологического игрового процесса можно встретить в книге Бориса Солоневича «Молодежь и ГПУ». После революции 1917 года в результате социально-политических катаклизмов в России появилось много беспризорных детей. Борис Солоневич со своими единомышленниками-скаутами помогали этим детям: старались их включать в социальную жизнь, способствовали их обучению и т.д. Беспризорные дети были изолированы от общества, которое находилось в состоянии гражданской войны.

Скауты пригласили беспризорников на один остров, обещав согласившихся на предложение накормить. Сначала дети отнеслись к «чужакам» недоверчиво, но все же несколько ребят согласились и сели в лодки. Приехали на остров, и пока готовился обед, скауты предложили детям помыться. После обеда они стали вместе играть в подвижные игры. Поначалу беспризорники были озлоблены и походили больше на волчат, но в процессе игры стало заметно, что это всего лишь дети и их недоверия и озлобленности как не бывало. В результате инициативы скаутов и знакомства с беспризорниками у Солоневича завязалось общение с одним из этих мальчишек, Митькой. Так, посредством игры удалось наладить контакт и наладить человеческие взаимоотношения с беспризорными детьми.

«Площадка гудела криками и смехом. Подзадоривание и замечание неслись со всех сторон. Игра становилась все оживленнее. Могучий импульс игры владел всеми: и участниками, и зрителями.

Эти ребята, дни которых проходили в тюрьмах, на базарах, под заборами, в канализационных трубах, на улицах, под вагонами, в воровстве, картежной игре, пьянстве – все эти ребята сбросили теперь личину своей преждевременной тротуарной зрелости и превратились в смеющихся играющих детей…»

Пример разрушительной игры – тот случай, когда человек хочет через игру изменить свою личность, в результате чего получает внутренние мучения, от которых пытается отвлечься опять с помощью игры. Получается замкнутый круг. Игроки, осознающие свою зависимость, говорят о невозможности остановиться – нехватке ресурса, чтобы затормозить влечение. Они не обязательно пытаются перестать играть, но явно обеспокоены, хотя и не готовы менять свою жизнь, стремиться к иным целям. Порою кажется, что проще – жить по-прежнему, при этом не сталкиваясь с последствиями, которые вызывает такой образ жизни.

Надо отличать, когда игра допустима (например, в случае обучения детей), а когда – нет. Стоит задать вопрос: «Для чего я это делаю?». Всё зависит от цели. Если человек, испытывая внутреннюю неустроенность, ищет какую-то трансформацию и выбирает интеллектуальные или экстремальные игры, игры в отношения – он встает на путь, который уводит от Истины и от здоровых основ жизни. Потому что он усиливает начавшееся погружение в ложь вместо того, чтобы понять подлинные причины появления этой внутренней неустроенности и хаоса. Пребывая в таком состоянии, человек пытается отвлечься чем угодно, хотя бы круглосуточным просмотром телевизора, чтобы не оставаться наедине с самим собой. Кто-то ищет молодых любовниц или увлекается безумной идеей мирового господства, чтобы с помощью эмоционального шока переключить фокус своего внимания с созерцания внутренней разрухи на какие-то внешние впечатления.

Аутизация и стимуляция

Кто-то, как можно предположить, обращается к игре, чтобы простимулировать деятельность угасающего сердца и отодвинуть рубежи наступающих на сердце, словно пески – на город, ощущений мертвости и скуки. В этом смысле актуальными видятся размышления одного автора, поставившего задачу раскрыть понятие психологической нормы. Представления о норме автор формулирует на фоне построения развернутого описания нарушений в развитии детей.

Когда нет достаточной активности, но есть нехватка эмоциональных переживаний, впечатлений, получаемых от органов чувств (зрение, слух и пр.) «у всех аутичных детей развивается тенденция дополнительной аутостимуляции приятными впечатлениями». С помощью этих впечатлений поддерживается необходимый минимум психического тонуса, заглушаются ощущения дискомфорта и страха.

[То есть ребенок искусственно как бы «взбадривает» себя. Слова об аутичных детях в каком-то смысле приложимы и к людям, у которых вроде бы и нет такого диагноза – аутизм. Если не рассматривать аутизм в виде диагноза, то можно сказать, что аутичность в приложении к людям, которые ходят на работу и считают себя здоровыми, может проявляться в виде зацикленности на себе и на своих ощущениях. В пользу возможности такого сравнения можно привести слова Ивана Ильина. Он определяет человека с аутистическим взглядом как человека, который «считает себя и свои настроения, потребности, вкусы, удовольствия, удачи, неприятности – важнейшим делом жизни, мерилом всяческой ценности»[6].

Эмоциональная палитра такого человека очень бедна, его кругозор сужен до уровня предпочтений «нравится / не нравится». У него на все готовы оценки, другие люди для него скучны и пусты, ему кажется, что он видит всех насквозь. Они, как ему представляется, – все сплошь воры и бездельники. Такому человеку окружающие люди почти ничего не могут дать. Поэтому его сознание не обогащается новыми впечатлениями. Он не тянется вверх, ведь для него нет идеалов. Разве могут они существовать для человека, считающего, что высшие ценности были «придуманы богатыми ц целью порабощения бедных»?.

Человек остается в своей приземленной серости: ни постов, ни праздников, ни стремления к чему-то, что превышало бы его ограниченность, ни самоотверженной деятельности ради ближних, ни самоограничения ради них же. Душа человека не трудится и, соответственно, не развивается. А там, где нет развития, начинается регрессия. Человек обрастает закрепленными ошибками, погрязает в стереотипах. Живет по привычке. Становится скучно, неинтересно, «всё плохо», «все плохие».].

Стремление к внутренней стимуляция у аутичных детей развивается как стереотип. «Новизна не допускается даже в качестве приятного разнообразия».

[Эти слова могут быть отнесены даже и к тем людям, которые, казалось бы, много путешествуют и постоянно, казалось бы, меняют формы активности: то с парашюта прыгают, то в сплав по бурной реке пускаются. Но алгоритм поведения просматривается тот же.

В этом смысле актуальным видится ответ, данный некоторыми исследователями на следующие вопросы: Почему аддикты, стремясь получить удовольствие, идут на риск и тратят много денег? «Для них это единственный гарантированный способ получения удовольствия». Они могут производить впечатление открытых и оптимистичных людей, но, по существу, аддикты – очень одинокие люди. «Им несвойственна глубокая привязанность, проявление участия и сопереживания», «их качественный мир беден, скуден и маловыразителен». «Люди, не имеющие достаточных контактов, лишены способности доверять окружающим», от завтрашнего дня они «не ждут ничего хорошего. Они знают, что завтра им будет так же плохо, как сегодня, т.к. завтра они будут так же одиноки»[7].

Человек, опять стремясь забыть о неприятном для него переживании, действует по установившемуся шаблону. В него подставляются названия разных стран и имена многих партнеров. Но никогда человек не решается на то, чтобы что-то в себе изменить, увидеть рядом с собой живых людей, имеющих право на ошибки, испытывающих боль, желающих реализовать заветные цели].

Монотонность однообразного поведения аутичного ребенка «окрашена напряженной страстностью». Эта страстность является захваченностью, погруженностью в стереотипы [не похож ли на этого ребенка игрок, сидящий за столом и несколько десятков раз за вечер сдающий карты?].

Психические функции, формирующиеся в условиях нарушения активного контакта с миром, «направляются преимущественно на решение задач аутостимуляции». Развитие способности к движению направляется не на то, чтобы решить задачи, связанные с реальной адаптацией к миру. Вектор развития двигательной функции нацеливается на то, чтобы развить процесс накопления «стереотипных способов извлечения приятных … ощущений» (вестибулярных, проприоцептивных, тактильных, мышечных).

При таком положении дел впечатления, которые в норме служат основой для построения целенаправленного действия [если горячо, значит, нужно одернуть руку от плиты] «приобретают самоценность» [эти слова можно сопоставить с приведенными выше воспоминаниями Бориса Солоневича, описывавшего, как он и его друзья с помощью игры пытались социализировать беспризорников; игра не была самоцелью, а была направлена на реализацию другой, неигровой цели]. В норме процессы подъема и поддержания активности должны создавать «оптимальные условия реальной адаптации во внешней среде». У аутичного же ребенка начинает доминировать тенденция направлять развитие внутренних процессов на обслуживание аутостимуляции.

Для него характерны задержка развития бытовых навыков, неловкость и неуклюжесть. И одновременно, – почти цирковая ловкость в совершении действий, связанных с стереотипом аутостимуляции. «Такой ребенок часто годами не в состоянии научиться простейшим навыкам самообслуживания, но может выкладывать сложные узоры из мелких предметов; ловко карабкаться, передвигаться по комнате, крутя тарелку на пальце вытянутой руки; избирательно напрягать и расслаблять отдельные мышцы, сосредоточиваясь на возникающих ощущениях» [не таков ли и игрок? – при решении вопросов, возникающих в жизни семьи он беспомощен и безынициативен, но стоит ему сесть за игорный стол, как он тут же «расцветает»: и настроение есть, и говорит умело].

В отношении развития речевой функции наблюдается трудность в деле построения действия, которое бы гибко направлялось к другому человеку. Дети «стереотипно играют отдельными звукосочетаниями, словами, фразами, рифмуют, поют, одержимо декламируют стихи». То, что в норме является материалом для построения речи, направленной на реализацию определенной цели, «становится объектом специального аффективного внимания, средством стереотипной аутостимуляции». Дети могут стимулировать себя, повторяя «сложные, аффективно звучащие слова: «супе-р-р-р-импе-р-р-р-иализм» и оставаться мутичными [не пользующимися речью и не реагирующими на речь другого человека] в ситуации общения». Их речь может быть смазанной, они могут испытывать трудности в общении вплоть до невозможности установить диалог с другим человеком. Но когда вопрос ставится об аутостимуляции, их речь может быть сложна и правильна.

Подобный парадокс наблюдается и в сфере развития мышления. Аутичные дети «в рамках стереотипной игры могут проявлять способность к символизации, одержимо выполнять отдельные сложные мыслительные операции». Такого рода игры могут быть изощренными, но в действительности они не являются выражением настоящего и активного контакта со средой. Они являются реализацией одной и той же интеллектуальной операции и служат все той же цели воспроизведения приятного впечатления.

Например, в стереотипной игре ребенок может представить себя виноградной лозой, но, когда его просят сказать, на что похож золотой купол, он отвечает, что – ни на что не похож. Он может самозабвенно воспроизводить знакомые ему по учебникам шахматные партии и при том, – «не может ответить на простейший ход реального противника в реальном взаимодействии».

Примечательны штрихи, описывающие аутостимуляцию детей, наиболее нечувствительных к контакту с миром. «Они ничего не боятся и ничего не любят». Их лица не выражают каких-либо чувств. Если у них возникает мимолетный интерес к чему-либо, они дотрагиваются до объекта интереса кончиком ноги. Если они тянут руку к предмету, то, бывает, что рука повисает в воздухе, так и не дотянувшись до предмета. Или предмет, будучи взят, тут же выпадает из разжавшейся ладони, – «настолько быстро наступает пресыщение избирательного внимания». Такие дети подпитывают свое состояние комфорта, «бесцельно перемещаясь в пространстве – лазая, кружась, перепрыгивая, карабкаясь» [не похоже ли это на меланхоличных путешественников, пассивно ожидающих, что во время новой поездки на них «свалится» счастье и избавит их тем самым от бремени скуки и ощущения бессмысленности собственного существования?]. «Особенное удовлетворение испытывают у окна движущегося транспорта» [в случае с путешественниками в данное предложение нельзя ли подставить слово «теплоход»?].

Такие дети «грациозны в движениях, их лицо выражает углубленную в себя интеллигентность». Они «любят, если их подбрасывают, кружат, однако быстро пресыщаются и строго дозируют время контакта». Впрочем, их тип взаимодействия с другими людьми сложно назвать контактом, так как в данном случает нет элемента сопереживания, нет общей [разделяемой двумя сторонами] радости. «По-видимому дети просто используют возможность получить приятное впечатление. Они смотрят сквозь человека, могут карабкаться по нему, как по мебели, опираясь о его лицо»[8].

Комментариев к этим мыслям можно привести множество. Необходимо отметить, что здесь не бросают камни в детей, имеющих особенности развития; эти дети не исключены из мира, они достойны помощи и любви. Достаточно вспомнить пример Сони Шаталовой, которая, как казалось, не реагировала на сигналы, поступающие из внешнего мира.

У Сони был столь тяжелый диагноз, что возможно, кому-то трудно было предположить наличие в ее личности сосредоточенной и глубокой внутренней жизни. Глубина личности Сони стала открываться другим людям после одного прикосновения мамы к ее руке. В результате этого прикосновения что-то сдвинулось в механизмах взаимодействия Сони с миром, и она начала писать стихи. Ее стихи поражают глубиной проникновения в явления мира. А также – осознанием ограниченности в возможностях установления контакта с миром и в проявлениях личности вовне (Соня полно и глубоко осознавала свое бытие даже тогда, когда другие видели в ней лишь кричащего и не реагирующего на внешние импульсы ребенка).

 

Комментарием к разбираемому вопросу может стать сюжетная линия фильма «Влюбись в меня, если осмелишься» (2003 г.) а также образы, приводимые Шарлем Бодлером в стихотворении «Плавание». Фильм и стихотворение более подробно рассматриваются в лекциях цикла «Преодоление игрового механизма», о фильме см. 7a, о стихотворении – 4c.

За внешней «грациозностью» средств выражения в стихотворении читается невозможность пережить глубину мира. Стихотворение словно написано от лица человека, который скользит по поверхности мира, и ни за что не может зацепиться своим вниманием. Может показаться, что в подобных случаях невозможность зацепиться связана с несерьезностью содержаний мира и непревзойденным интеллектуализмом скользящего. Но не связан ли феномен скольжения с иными причинами?

 

Подобные произведения могут быть отмечены высоким пафосом выставляемой напоказ трагедии. Трагедия декларируется как возникшая в связи с невозможностью найти что-то столь высокое, что могло бы удержать на себе удержать внимание. Но не идет ли речь о том, что человек не подготовил себя к переживанию подлинно прекрасного?

Душой, истощившейся в разврате и скованной эгоизмом, он ищет пережить что-то столь вдохновляющее, что увлекло бы сильно и навсегда. Но что может предложить Вселенная тому, кто любит лишь себя самого, кто так еще и не сформировался как личность? «Мало дать, – пишет Антуан де Сент Экзюпери. – Нужно сотворить того, кто получит».

Человека, ищущего вдохновения, можно уподобить тому, кто ищет прохладу между камнями, валяющимися в пустыни. Понятно, что при таком подходе к поискам человек не найдет искомого. Экзюпери дает такой совет: «Не ищи света, как вещи среди вещей, ищи камни, строй храм, и он озарит тебя светом». В храме, построенном из камней, человек найдет и прохладу, и молитвенную тишину.

Некоторые мысли Экзюпери о путешествии ложатся на мысли Бодлера о скучающем племени бегунов, которые в «тоске нечеловечьей» плывут без цели, чтобы плыть. Экзюпери считает, что одно дело самому карабкаться на гору, и другое дело, когда тебя несут слуги на крытых носилках.

Слуги идут по такому маршруту, чтобы пронести тебя мимо самого из красивого из пейзажей. «Вот обозначились очертания голубой равнины, и тебе уже стало скучно». Человеку, путешествующему таким образом, неведомо озарение паломника. На него может рассчитывать тот, что «спотыкаясь, дрожа от холода, изнывая от зноя … пребывал верным необходимости каждой минуты». В этом случае человек по «внезапному биению сердца, поймет: предыдущий шаг его был шагом к чуду» (более подробно см. в беседе 4с цикла «Преодоление игрового механизма», а также в разделе «Депрессия и распад картины мира», в первой части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)»). 

Человек ищет вдохновения, как ему кажется, во всех уголках мира. На самом же деле возможно, речь идет о том, что человек из всего мира выделил для себя некий удобный ему сектор, к которому имеет склонность, а прочие части мира остаются им просто не замеченными. Он ищет неведомую ему Истину, которая, как, ему представляется, должна (просто обязана!) предоставить гарантированное оживление его унылому существованию. Но он боится себе признаться (а, может, и такого вопроса не ставит), что он ищет лишь аутостимуляцию, а вовсе не Истину, которая, будучи найдена, может ведь и обязать человека кардинальным образом перестроить свою жизнь в соответствии с открывшимся ему.

Два типа путешествия [по жизни] могут быть рассмотрены сквозь призму учения академика Ухтомского о доминанте. Учением о доминанте открывается статья «ТРИ СИЛЫ: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)». Дополняются мысли, изложенные в статье, комментариями Ухтомского в отношении романа Ф.М. Достоевского «Двойник». С точки зрения Ухтомского этот роман является философско-психиатрическим трактатом о солипсизме [солипсизм – сосредоточенность на себе, которая, по мысли священника Александра Ельчанинова, «уводит человека от мира и от Бога»; замкнувшийся на себя человек «отщепляется от общего ствола мироздания и обращается в стружку, завитую вокруг пустого места»[9]].

Главный персонаж романа – Господин Голядкин обособлен от мира принципиальным одиночеством, подозрительностью и претензиями. Других людей для него нет, во всяком случае, их существование «не доказано». Господин Голядкин исследует мир ради своего самоутверждения, и лишь существование его самого для него является достоверным. На определенном этапе развития истории ему начинает являться его двойник, и этот двойник доводит его до ада – безумия.

Подобно Голядкину, одинокий рационалистический эгоцентрик преследуется своим собственным образом. «Куда бы человек ни смотрел, с кем бы ни встречался, везде он обречен видеть только самого себя, ибо приучился все рассматривать только через себя». Утверждающий себя человек объявляет, что с самого начала нашел то, что, по идее, должно быть искомым. И в своих дальнейших построениях он исходит от этого мнимо-найденного.

На самом же деле то, что человек ищет, должно быть связано с ответом на вопрос «что сделать, чтобы идти добрым путем и быть хорошим участником бытия?» Для господина Голядкина основа бытия (мнимая) состоит в утверждении, что он – Голядкин, «невинен и сам себе хорош». Такой человек не может найти себе собеседника, кроме себя самого. Но и от самого себя ему некуда деться.

История господина Голядкина показывает, в чем состоит «начало всех прочих болезней так называемого «культурного человека»». В данном случае речь идет об упоре на себя, о склонности «понимать и оценивать жизнь из своей персоны», об уверенности в том, что в собственной персоне человеку даны все ценности и критерии правды.

Человек, охваченный такого рода самоутверждением, сталкивается с роковой неспособностью увидеть в мире и в ближнем «равноценное с собою самостоятельное бытие». При каких условиях человек находит ключ к пониманию мира и ближних? Если решится тянуться к пониманию, чем они «живут в своей самобытности, независимо от его [человека] желаний и искательств»[10].

 

В соответствии с тем, что человек заслужил, ему открываются бытие и всякий встречный: доброму человеку бытие и встречный открываются как добрые, злому – как злые, любящему – как любящие.

Описанная Ухтомским трагедия индивидуалистического существования читается в словах царя, от имени которого Экзюпери ведет размышления в книге «Цитадель».

Царь окружен слугами, друзьями и сотоварищами, к которым относится как к говорящим марионеткам. Он держит их в руке и передвигает по совей воле. Царь одинок, словно прокаженный. Он мучается тем, что эти люди сделались его отражением. Он смеется – и они смеются, он молчит – и они затихают. «Нет для меня благодетельного обмена, – признается он, – в ответ я всегда слышу лишь собственный голос». Царь признается, что зеркало с собственным отражением переполняет его тоской. Он ищет того, «кто похож на окно, распахнутое на море».

Этот царь однажды молился, желая получить от Господа знак. Царь просил, чтобы после окончания молитвы ворон улетел с соседней ветки. И вот после молитвы ворон остался сидеть неподвижно.

Царю думалось, что если ворон взлетит, то он не будет более одинок в этом мире. Но потом он понял, что, если бы ворон улетел, ему бы стало еще горше. Такой знак был бы опять отражением его желания, и потому он опять бы повстречался со своим одиночеством.

 

Когда некоторые люди просят Господа о помощи, они нередко уподобляются этому царю. Они заранее решают, что в их жизни должно измениться, чтобы они могли испытать долгожданное счастье. От Господа они ждут лишь исполнения своих желаний, а ведь возможны и иные варианты решения их затруднений. Но люди боятся или не желают довериться Господу и впустить в свою жизнь возможность иного развития событий. И потому в их жизни нет «благодетельного обмена».

Этого обмена нет и в их отношениях с ближними. Бывает, что замкнувшийся на себя человек, пытаясь объяснить ближним смысл своей трагедии, не ждет от них комментариев по поводу своей проблемы. Он приготовляет ближним лишь роли пассивных зрителей, которые молча должны восторгаться глубиной его трагедии и формой подачи материала. Он стремится приковать к себе их внимание, но нуждается ли он в их сочувствии и помощи? Что ему до сочувствия людей, которых он считает за пустое место? Что ему до их советов, когда он «сам лучше знает, что и как нужно делать»?

При таком отношении к ближним, человек не ощущает с ними живого контакта. От ближних и от мира он отгорожен стеной собственного эгоизма, привычек, стереотипов, клише.

Собственные представления, которые он без критики и рассмотрения принял за аксиому, словно стена, отгораживают его от мира. И потому ни его глубины, ни радости от совместного бытия с ближними он почувствовать не способен.

Это может лишь тот, кто определенным образом настроил свою систему восприятия, кто готов пожертвовать своими привычками ради возможности установить живой контакт с ближними (ведь они по разным вопросам могут иметь свои, отличные представления).

 

О путях такого рода кратко и образно рассказывается в композиции «Рисунок размоет дождем» коллектива «Грот». Под рисунком в данном случае можно понимать образ, который сформировался в сознании человека [если Господь есть, то Он обязательно должен сделать так, что ворон после молитвы взлетит с ветки]. В песне рассказывается, что мир «остается закрытым от нас и чужим», но пусть рисунок будет размыт водой, и мы снова будем в пути. В песне звучит мотив пути, в который пускается тот, кто готов пересмотреть свои взгляды, поступить вопреки устоявшемуся стереотипу.

Рисунок устоявшего образа / стереотипа размывается дождем, и человек пускается в путь, чтобы в динамичном развитии собственной личности «схватить» те содержания, которыми живет динамично развивающийся мир. И этот путь скорее напоминает приготовления себя к озарению паломника, о котором писал Экзюпери, чем то безрадостное и бесконечное плавание надломившегося индивида, о котором писал Бодлер.

 

Человек не застревает на своих стереотипах, а стремится проверить, действительно ли он понял другого. Не сформировал ли он образ, который отделяет его от ближнего? Что значит – сформировать образ, отделяющий от ближнего?

Вот, например, ближний хочет подарить книгу, в которой содержатся ответы на жизненные вопросы последнего. Человек смотрит на руку, протягивающую ему книгу, видит обкусанные ногти, что для него – признак невежества и отсутствия культуры, что ничего доброго и полезного он не предложит. И потому он с презрением к дарителю отказывается от книги. И вновь остается со своим «одиночеством».

Пусть рисунок размоет дождем – путь человек будет готов воспринять ближнего в его конкретности, а не исходя из заранее заготовленной схемы. Если человек привыкает рассматривать мир лишь исходя из собственных концепций, то возникает опасная тенденция. Еще до того, как ближний выскажется, человек уже начинает выстраивать модели, сквозь призму которых готовится слушать. Конечно, жизненный опыт иногда помогает понять ближних, но ведь иногда может и помешать их услышать.

Человек перестает слышать ближнего, потому что слишком много начинает за него думать. Так мамы, когда кто-то им передает полезную книжку для их ребенка, нередко, не спрашивая самого ребенка, говорят: Он ничего не будет читать. И, пребывая в уверенности, что они точно угадали предпочтения ребенка, потом говорят, что никто не может наставить его на путь истинный. Но почему же не попробовать просто взять и передать ему книгу? А вдруг прочитает? Если «не выстрелил – точно промазал».

Человек иногда оказывается слишком «умным» для того, чтобы понять ближних, постичь подлинное положение дел и узреть Промысл Божий в своей жизни. Как за своих детей и ближних он все давно решил, так все давно и решил за Бога: что Бог может совершить в его жизни, а что – нет, какие действия Промысла будут полезны человеку, а какие – нет. Вроде бы и умным себе кажется человек, но какая-то тоска нарастает, одиночество, от которого взвыть хочется. Кажется, что отгорожен от мира стеной.

Чтобы проломить эту стену отчуждения, человек предпринимает усилия по поиску экзотики. Он стремится найти то, что вызовет возбуждение достаточное, чтобы развернуть систему восприятия в сторону мира. Но она, заточенная на эгоистические задачи, после недолгого разворота в сторону мира, вызванного внешним возбуждением, опять обращается на «тараканов, ползающих в сознании».

Затачивая свою систему восприятия под эгоистические задачи, человек и думать не думал, с чем столкнется. Ему казалось, что как только он всю жизнь организует вокруг собственной персоны, так сразу и счастье настанет. А в итоге наступило не счастье, а конец «благодетельного обмена». Не имея возможности прорваться сквозь стенки замкнутости в себе, человек не имеет возможности прорвать и заграждение своего уныния. И привыкнув созерцать лишь свой «рисунок», он тонет в болоте созерцания этого состояния. 

Более подробно процессы, о которых вкратце здесь было упомянуто, описаны в статье «О развитии монашества, о теории «созависимости» и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем», в главах «Нейрофизиология и любовь», «Услышать голос другого», а также в статье «Кто любит, тот любим». 

В песне «Рисунок размоет дождем» рассказывается, что не залечить нарывы, если «пустыня внутри головы». Скупому и во дворце душно, а духовно богатый вселенную может найти и внутри однокомнатной квартиры.

Многое зависит от того, как мы смотрим на реальность. Если сквозь призму «тараканов» в свое    й голове, то и реальность видим с тараканами, ползающими везде. В терминах академика Ухтомского это называется эффектом интерполяции – человек достраивает образ мира, исходя из того материала, который заготовил в своем сознании. Человек, много воровавший, в окружающих людях будет подозревать воровство.

Факты, подмеченные в реальности, человек наделяет своими толкованиями. Коллега по работе для него – вор, начальник – глупец, супруга – недальновидна, дети – капризны. Жить в мире, в котором на каждое явление ты набросил клише собственного производства – невыносимо.

В песне рассказывается, что увиденному вокруг придают цвет стекла очков, которые человек носит. По этой причине мир может оставаться закрытым и чужим. Чтобы протереть очки и наладить связь с миром, нужно уйти от былых обид и боязней. Человека поедают его демоны, страхи и фобии. Но будто со стены засаленный постер, человек сдирает с очков все это.

Он решается постичь мир в его конкретности, несмотря на то, что вокруг раздаются голоса в пользу развития эгоистической стратегии жизни. Голоса говорят, как трудно судить самого себя и решать не в свою пользу. И вопреки этим голосам, человек решает «сдирать с себя слой за слоем, пока каждый урок не будет усвоен». В поисках цветов первозданной палитры он, обращаясь к ближнему, говорит ему: «Расскажи мне себя, будто стих, и в мои дни своим цветом врасти».

При таком отношении к жизни меняется отношение и к собственной активности. Если и сгорать заживо, то – «светить кому-то». И если писать всю ночь песню, то переслать ее ближнему под утро.

Прорывая стенки самозамкнутости через устремленность к ближнему, человек становится способным прикоснуться к глубине мира. Если же он не готов к тому, чтобы другой врос в его жизнь, «словно стих», ему каким-то образом приходиться стимулировать остановившуюся и напоминающую болото внутреннюю жизнь. Ему постоянно нужно что-то новое.

«Смерть! … – пишет Бодлер, –
Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем всё, что есть,
На дно твоё нырнуть – Ад или Рай – едино! –
В неведомого глубь – чтоб новое обресть!»

Ад некоторыми людьми воспринимается сквозь призму романа «Мастер и Маргарита». Дьявольская сфера в этом романе представлена в виде блудниц, алкоголя и удалого бала, то есть – как нечто увлекательное и яркое. Божественное же в романе представлено в виде скучного света, нахождение в котором современному человеку принципиально не понятно. Проблема состоит в том, что рай и ад многими людьми понимаются очень грубо и вещественно. Современный человек, тотально скучающий и не умеющий нескольких минут пробыть в тишине, принципиально не способен понять, что ему вечно делать в раю.

Рай и ад, с точки зрения духовных авторов, понимается как развитие земной жизни человека[11]. То состояние, которое сформирует в себе человек за время земной жизни, он переносит с собой в вечность. Если человек постоянно скрипел зубами от ненависти и поглядывал на петлю, мучаясь приступами тоски, то свое состояние он заберет с собой и в жизнь загробную. Во время земной жизни человек может еще как-то отвлечься от тоски, оглушив свое сознание алкоголем и ночными онлайн-играми, но в жизни вечной этой возможности у него не будет. Не будет и удалой компании чертей, пьющих с блудницами. Тоска, нереализованность, невозможность развития – эти состояния, усиливаясь, будут нарастать и нарастать.

 

Для человека, терзающегося тоской и нереализованностью, постоянный поиск чего-то нового представляется некоей отдушиной. Ныряние за новым, описанное Бодлером, вовсе не означает обогащение личности вследствие того, что ближние врастают в нее, словно стихи. Речь не идет о раскрытии перед личностью новых граней бытия вследствие того, что личность, преодолевая трудности, развивается. Царь, описанный Экзюпери, признается: «В друзья я взял себе того, кто вопреки трудностям понуждает тебя карабкаться в гору, взяться за тяжкий труд, пробиваться к стихам … ибо он понуждает тебя сбыться».

Бодлеровское ныряние за новым скорее можно сопоставить с мыслями одного автора, описывающего удел человека, живущего в условиях размытых ценностей и разрушенных ориентиров. «Создание нового, – отмечает автор, – становится самоценным занятием и служит не удовлетворению естественно-витальных … потребностей». Ради поиска нового «культивируются любые, самые странные, пустые или явно болезненные желания. … Глобализирующаяся техногенная цивилизация впала в новационную истерию, породив феномен неомании. Неомания и безграничное потребление, коммерциализируясь, питают друг друга, и оба вместе истощают природу (и) человека»[12].

В качестве примера, комментирующего эту и прочие приведенные выше мысли, можно привести образ Свидригайлова – персонажа романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Свидригайлов был игроком, шулером. «Целая компания нас была, – говорил он, – наиприличнейшая, … проводили время; и всё, знаете, люди с манерами, поэты были, капиталисты были». Наделав долгов, Свидригайлов уже было почти что угодил в тюрьму. Но выкупила его долг одна женщина, которая и увезла его потом в деревню, вступив с ним в брак. Супруга на Свидригайлова «держала» документ, с помощью которого могла его уличить, если бы он вздумал «взбунтоваться». И хотя, по мнению Свидригайлова, документ его не держал, никуда ему не хотелось ехать. Видя, как он скучал, супруга возила его дважды заграницу, но ему всегда «тошно было». Когда он смотрел на занимающуюся зарю или на Неаполитанский залив, ему было как-то грустно. «Всего противнее, что ведь действительно о чем-то грустишь!» И пить ему было противно, но кроме вина ничего больше ему не оставалось.

Не сопоставимы ли эти зарисовки с стихотворением Бодлера?

«Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надёжнее отравы,
Как воин опочить на поле славы – сей».

После смерти супруги, уже будучи пятидесятилетним, Свидригайлов решил вступить в брак с шестнадцатилетней девушкой. Свидригайлов, рассказывая Раскольникову о стыдливости девушки, которую брал в невесты, вызвал ответные реплики Раскольникова: «В вас эта чудовищная разница лет и развития и возбуждает сладострастие!» По мнению Раскольникова, Свидригайлова разжигало и то, что он рассказывал о своей невесте именно ему – Раскольникову, сестру которого он тоже возжелал заполучить. Несмотря на свой внешний лоск, Свидригайлов переживал внутренний мрак. «Сижу в углу; – говорил он о себе, – иной раз три дня не разговорят» [меня другие люди]. Можно предположить, что с юной девушкой он хотел вступить в брак, чтобы оживить свое восприятие, убитое развратной и беспринципной жизнью (он признавался, что любил «клоаки именно с грязнотцой»). Он пытался найти какой-то выход из состояния внутреннего мрака. По крайней мере, ему казалось, что связь с сестрой Раскольникова для него таким выходом станет. Но искал он не в том направлении и в результате пришел к самоубийству.

Перед самоубийством Свидригайлов мучился снами, – одним из самых скверных проявлений кошмаров. Такой тип кошмаров состоит в феномене «сна во сне». Человек как бы просыпается, что-то делает, а потом при вторичном пробуждении выясняется, что первое пробуждение ему пригрезилось. При первом пробуждении Свидригайлову пригрезилось, что он проснулся, что ему представился дом, заполненный цветами. Цветы были везде. Гирлянды цветов обвивали даже гроб, в котором была положена четырнадцатилетняя девочка с венком из роз на голове. «Эта девочка была самоубийца – утопленница». Её сердце было разбито, и крик ее отчаяния не был услышан, а был нагло поруган «в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер…». Сюжет, включающий мотив разврата и малолетнюю девочку, повторился затем в ином обличии.

Что-то ворочалось на дне его души, вызванное к жизни поступками, совершенными в прошлом. Видимо, стремясь как-то изжить, изничтожить это ворочающееся нечто или стремясь хотя бы отвлечься от осознания, как это нечто ползает по дну души, Свидригайлов предпринимал определенные действия. Но, так как эти попытки имели аддиктивный характер, они еще более активизировали подвижность переживания, от которого ему так хотелось отгородиться.

Игра и вечность

То есть, человек, имеющий определенные проблемы внутреннего характера, пытается найти в игровой деятельности путь к трансформации собственной личности. Деятельность такого рода вступает в противоречие с глубинными основами личности, вследствие чего рождается труднопереносимое состояние внутренней муки, беспокойства, раздражительности, чувства вины. От этих чувств игрок пытается отгородиться вовлеченностью в новый виток игровой деятельности. Новый виток игровой деятельности порождает новые проблемы, от которых человек стремится отгородиться вовлеченностью в новый виток.

Мысль о обреченности такого рода путей можно сопоставить с некоторыми идеями романа Э.М. Ремарка «Жизнь взаймы». Главный персонаж романа, игрок и гонщик Клерфэ, погибает во время гонки. Наблюдая за жизнью Клерфэ, его подруга Лилиан приходит к некоторым размышлениям.

Так, однажды во время гонок она услышала, что лидирующие машины, сделав «круг», могут в рекордное время достигнуть Брешии – населенного пункта, из которого выехали. Эти слова потрясли ее. Гонщики окажутся там, откуда умчались. «Целую ночь они будут нестись вперед как одержимые». На рассвете они свалятся от усталости, их лица покроются коркой грязи и окаменеют, станут подобны маскам. Но они все равно будут мчаться вперед, «охваченные диким порывом», словно на карту поставлено все самое важное на свете. И в конце концов они снова окажутся в недавно покинутом ими провинциальном городке и увидят те же лавки и гаражи. «Из Брешии в Брешию! Разве можно представить себе более выразительный символ бессмысленности?» «Каждый человек едет из Брешии в Брешию», – подумала Лилиан. «От самодовольства к самодовольству».

Гонщики боролись за то, чтобы первыми примчаться в пункт, который через секунду нужно покинуть. Они напоминали детей, перебегающих дорогу перед мчащимся автомобилем. «Так же поступают куры и
погибают под колесами машины. Но когда взрослые люди ведут себя подобным образом, это вызывает не восхищение, а только досаду». Происходящее напоминало Лилиан детскую игру.

Не походит ли ее собственная жизнь, подумала она, на гонки? Не гналась ли она за призраком, который мчался впереди нее, как «заяц-манок мчится перед сворой собак на охоте?»

Люди живут так, подумалось ей, словно смерти не существует. «Они гонят мысль о быстротечности жизни, они прячут головы, как страусы, делая вид, будто обладают секретом бессмертия». В романе звучит мысль о том, что, если бы люди жили с сознанием неизбежности смерти, они были бы более человечными и милосердными.

 

К мысли о конечности земной жизни однажды пришел и великий святитель Игнатий (Брянчанинов). Он имел все возможности для того, чтобы включиться в погоню за «зайцем-манком». Он обладал дворянским происхождением, высоким социальным статусом, блестящими интеллектуальными способностями и талантом, ему благоволил сам император. И все же он не был очарован перспективой сугубо земного понимания жизни. Он пришел к мысли, что «жизнь земную должно проводить в приготовлении к вечности». Определенные жизненные обстоятельства показали ему, что «наслаждения, почести, преимущества – пустые игрушки, которыми играют и в которые проигрывают блаженство вечности взрослые дети»[13].

Конечно, речь на данный момент не о том идет, чтобы всем людям, подобно святителю Игнатию, принять монашеский постриг. Речь идет о том, что, если человек помнит о вечности, то он имеет шансы не впустую прожить и земную жизнь. Если же человек забывает о вечности, то он рискует столкнуться с ощущением, что жизнь его просачивается сквозь пальцы, словно горсть песка. Забыв о вечности и пытаясь взять «от жизни все», он рискует прийти к парадоксальному результату: к ощущению утраты собственной личности, к ощущению потери контакта с окружающей реальностью и к ощущению эмоциональной мертвости.

Деперсонализация и дереализация. Скука

Идея эмоциональной мертвости характерна для описания состояний, которые могут быть обозначены такими терминами как деперсонализация и дереализация. Не вдаваясь на данный момент в разбор различных нюансов, связанных с этими двумя состояниями (которые, как правило, сопровождаются депрессией), можно отметить следующее. Эти состояния могут возникать в тех случаях, когда деятельность человека вступает в конфликт с глубинными основами личности и фундаментальными законами, на основании которых развивается мироздание (созидательная жизнь личности может быть блокирована и в результате сильного стресса).

Кто-то может не согласиться с мыслью, что столь мучительные состояния могут иметь в основе своего происхождения духовные, этические причины. Кто-то может сказать, что духовные причины здесь ни при чем, что в случае деперсонализации и дереализации речь идет о психических расстройствах. Но что такое психические расстройства и как именно они возникают? На этот вопрос люди, отрицающие влияние духовных причин, могут ли ответить? А если не могут, то на каком основании они утверждают свое отрицание?

Чтобы показать возможность появлений этих двух мучительных состояний в связи с духовными или, выражаясь по-иному, – психологическими предпосылками, будут приведены некоторые мысли из научной литературы.

Так психиатр Бруно Беттельхейм в своей книге «Просвещенное сердце» описывал процесс стирания индивидуальности человека в условиях концентрационных лагерей и тоталитарной системы. Человек терял себя, если утрачивал мужество признаться себе в своей неправоте, если начинал оправдывать зло, совершаемое им, если в своих поступках начинал ориентироваться на внешний источник (мнение диктатора), а не на голос своей совести. Бруно Б. писал, что «конечная цель тоталитарной системы – деперсонализация». В результате реализации процессов, направленных на «стирание» индивидуальности, тоталитарное общество наполнялось массой «накормленных, обутых, одетых, хорошо функционирующих трупов, знающих только как умирать, а не как жить». Так, по мнению Бруно Б., комендант концлагеря «Освенцим» Гесс [принимавший активное участие в уничтожении многих и многих тысяч людей] был настолько лишен «чувств и характера, что он, практически, уже мало отличался от машины, начинающей работать только после щелчка командного переключателя».

Человек может быть опредмечен не только в условиях концлагеря или тоталитарного строя. Опредмечен человек может быть и тогда, когда его, как писал психиатр Виктор Франкл, рассматривают с позиций психоанализа. С позиций психоанализа личность человека рассматривается как арена борьбы между «я», сверх «я», и «оно». Эти постулируемые психоанализом три элемента становятся как бы самостоятельными инстанциями [определяющими поведение человека], сама же личность словно исчезает. «В той мере, в какой психоанализ «персонифицирует инстанции», он деперсонализирует пациента»[14].

Чувство утраты личности может, по мнению Франкла, возникнуть также и в результате форсированного рефлексивного акта. Форсированный рефлексивный акт может вызвать «расстройство «Я» в форме деперсонализации»[15]. Как можно понять из текста, речь идет не о здоровом самонаблюдении, а о «излишнем самонаблюдении».

Склонность к «форсированному рефлексивному акту» наблюдалась, например, у Раскольникова – персонажа романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Раскольников – весь в себе, в своих болезненных переживаниях. Люди, целиком и полностью погруженные в свои болезненные переживания, со временем начинают воспринимать мир как нереальный и далекий.

Ощущение иллюзорности бытия описано в составе симптомокомплекса, называемого «Болезнь колючей проволоки». У заключенного с этим симптомокомплексом возникает «ощущение необычности мира по ту сторону колючей проволоки». На людей, находящихся по ту сторону, заключенный смотрит, как на людей, принадлежащих к иному миру. Себя же он ощущает так, будто он «выпал» из мира. «Мир не-заключенных предстает перед его глазами примерно так, как его мог бы видеть покойник, вернувшийся с того света: нереальным, недоступным, недостижимым, призрачным». Для данного симптомокомплекса характерны также: безразличие, ощущение утраты будущего, тотальная апатия. Узник, освобожденный из лагеря, «подвержен своего рода ощущению деперсонализации. Он еще не может по-настоящему радоваться жизни – он должен сначала научиться этому, он этому разучился»[16].

Нечто подобное наблюдал и Виктор Франкл, когда находился в качестве заключенного в концентрационном лагере (он не совершал преступлений и попал в лагерь потому, что нацисты решили уничтожать тех, кто по тем или иным причинам им был нежелателен). «То, что испытали освобожденные лагерники, – писал он, – в психологическом аспекте можно определить как выраженную деперсонализацию. Все воспринималось как иллюзорное, ненастоящее, казалось сном, в который еще невозможно поверить»[17].

 

Деперсонализация выражается в том, что человек свою жизнь не воспринимает как свою. Он смотрит на нее с позиции отстраненного наблюдателя, но это совсем другое, испорченное видение. Человек как будто и не живет, ощущая полный мрак и внутреннее бесчувствие в отношении всего, что его окружает. Даже когда он общается с родственниками, которых когда-то любил или принимает пищу, ранее доставлявшую ему удовольствие – он ничего не чувствует. Человек, страдающий деперсонализацией эмоционально мертв, он не вовлечен в происходящее.

Состояние дереализации проявляется следующим образом: человек начинает искаженно воспринимать внешнюю реальность, которая может казаться ему просто сюжетом мультфильма или фильма, где он является неким персонажем. Эти состояния крайне мучительны, и всегда сопровождаются отчуждением человека от собственной жизни и от окружающих его людей. Страдающий дереализацией с трудом воспринимает звуки из внешнего мира – они доносятся до него словно из глухого колодца, и он ощущает себя так, будто отгорожен от мира «ватной» стеной. Такой человек почти ничего не чувствует и ощущается себя роботом, движущимся по определенной программе. Возможно, по этой причине в нем зарождается стремление к «крутым поворотам» и «вулкану страстей». Он пытается вызвать эмоциональную бурю, надеясь, что буря, ударив по груди, пробьёт глухую ватную стену, отделяющую его от мира. Но так как на этих путях человек вовлекается в деятельность, противоречащую глубинными основами личности, то следствием такой стратегии является усиление мучительного переживания.

В качестве комментария к данной теме можно привести некоторые мысли из рассказа о себе самом одного человека. Этот человек, будучи христианином, стал посещать кружок спиритов. Некоторые члены кружка пригласили его в сатанинскую секту. Человек принял предложение и начал посещать собрание секты. Через некоторое время ему было предложено пройти инициацию и вступить в союз «сыновей Люцифера». Чтобы вступить в союз, он должен был кровью подписать прошение, в котором он вручал Люциферу свои тело и душу и просил Люцифера принять его в число своих «сыновей». После инициации человеку показалось, что что-то оборвалось в его груди, что сердце окаменело. «У меня не было ни радости, ни раскаяния», – рассказывал он. Когда он пришел домой, то в ответ на обеспокоенность супруги его болезненным видом он, как мог, успокоил её. Жена показалась ему «совершенно чужим человеком». Когда утром дети подбежали к нему, он должен был внутренне убедить себя, что это – его дети, у него «пропала любовь к ним». «Я, – говорил он, – как артист, играл любящего супруга и отца, а в сер­дце желал, чтобы моя супруга и дети умерли или оставили меня»[18].

 

Находящийся в подобном состоянии человек, выбирая жёсткие и яркие (но так или иначе – разрушительные, об этом позже) формы реализации своих страстей, стремится хоть на некоторое время почувствовать себя «живым». Примером такого рода развлечений может послужить знаменитая «русская рулетка» (нельзя забывать, что речь идет, как правило, о эгоистически настроенных натурах, ничего не знающих о той глубине радости, которая рождается в любящем сердце человека, вставшего на путь борьбы с эгоизмом).

Те, кто играют со смертью, настолько не заинтересованы в жизни, что их не трогает голос совести. И только в момент смертельной опасности, когда курок уже спущен, срабатывает инстинкт самосохранения: «не надо, не делай этого». Всё внутри содрогается, душа бьётся в конвульсиях. Только такая «шоковая терапия» даёт отрешённому человеку что-то почувствовать.

Но опустошение не всегда следует за увлечением смертельно опасными занятиями или азартными играми. Это случается и тогда, когда человек нарушает законы мироздания, описанные в Евангелии. Например, «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф 5. 7), что это значит? Будешь милостивым – милосердие станет качеством твоей природы. Блаженство станет твоим внутренним состоянием, которое продолжит развиваться. Также и с любой другой заповедью блаженства.

 

На этот счет можно привести историю одного профессионального военного. Будучи в разводе с супругой, он сошелся с одной замужней женщиной. Совесть обличала его в незаконной связи, но не смотря на обличения совести он продолжать придерживаться избранного им пути.

Со временем его способность реагировать на происходящее угасла, и как-то тошно стало жить. У него появилось специфическое восприятие самого себя, словно он – мультипликационный персонаж, за действиями которого в мультфильме он наблюдал со стороны.

На фоне эмоционального омертвения у него сохранилась память о том, что когда-то он мог радоваться жизни. И вот он начал думать о том, как эту способность к эмоциональному отклику вернуть. Чтобы вернуть своему сердцу способность откликаться на происходящее, он решил отправиться на войну.

В качестве наёмника он решил принять участие в одном из вооруженных конфликтов, который происходил в пустыне. Когда он прибыл к месту несения службы, его сердце так и не пробудилось к жизни. Обстановка была довольна жесткая: большие потери личного состава, специфическое отношение к человеческой жизни, мат-перемат, невкусная еда, наконец. Вновь прибывших предупреждали, что за отказ выполнить приказ им прострелят колени и оставят на поле боя.

Он уже морально приготовился погибнуть. Гибель виделась реальной перспективой вследствие того, что подразделение, в котором он нес службу, должно было штурмовать одну высоту. План атаки, утвержденный начальством, не предполагал прикрытия флангов, против чего рассказчик, имевший опыт боевых действий, протестовал (начальство дистанционно руководило боем с безопасной для себя позиции и потому, возможно, некоторые аспекты боя не учитывались). Протест вылился в открытые словесные выпады в адрес начальства, и рассказчик ждал, что его за такие слова просто убьют. Либо – смерть в результате неподчинения приказу, либо смерть в результате штурма высоты – такими виделись дальнейшие перспективы.

От чувства безысходности он начал молиться. Его слова о обращении к молитве перед лицом критических обстоятельств наводят на мысль о том, что на определенном жизненном этапе он от молитвы отпал. О молитве он, как христианин, имел представление. Но что-то, по всей видимости, в его жизни пошло не так, раз возник такой сильный крен в сторону занятий, не совместимых с христианской нравственностью. Связь с замужней женщиной, поездка на войну в качестве наёмника (одно дело, когда человек принимает участие в боевых действиях, имея целью защитить свою страну, другое дело, когда воюет и, тем более, убивает по иным причинам – деньги или «раскачка» эмоционального состояния), – все это свидетельствовало о его удалении от здоровых основ жизни. И вот на фоне реальной перспективы смерти мысль о возвращении к основам жизни, от которых он удалился, явственно встала перед его сознанием.

Он нашел Псалтирь и стал ежедневно читать псалмы. Постепенно в его душе стало словно что-то оживать, появилась какая-то надежда.

Однажды ночью за ним приехал автомобиль, и он подумал, что час его пробил – вывезут в овраг и там застрелят. Однако вместо того, чтобы везти его к оврагу машина повезла его в медицинскую часть. В медчасти царила антисанитария. Огнестрельные ранения зашивались «наживую» и чуть ли не в грязи. Людей, которые могли еще держать оружие в руках «латали» и вновь выставляли на передовую. Уехать они, даже будучи ранеными, не имели возможности. При посадке в аэропорту, с которого они отравлялись к месту несения службы, где велись боевые действия, у них отнимали загранпаспорта. Без паспорта, в пустыне, наполненной враждебными боевиками, куда они могли идти?

С театра военных действий могли эвакуировать только тех бойцов, которые имели очень тяжелые ранения. Потому рассказчик даже и не думал о возможности эвакуации для него.

Когда он прибыл в медчасть, доктор, осмотрев его живот, сказал: «Этого – на самолет». Рассказчик не мог поверить, что его вопрос разрешился через эвакуацию, так как у него никаких особых проблем со здоровьем не было. Да, у него имелась паховая грыжа, но наличие подобных заболеваний в тех условиях не учитывалось.

Чудесным образом он живым вернулся домой (через некоторое время подразделение, в котором он служил, было уничтожено вследствие бомбардировки). Но так как факт отклонения от здоровых основ жизни до конца осмыслен им не был, ощущение эмоциональной мертвости не прошло.

 

На данный момент мы не имеем возможности рассматривать структуру всех нитей, из которых сплетается канат, ухватившись за который человек начинает выбираться из поглотившей его ямы. В данной статье ставится задача проследить траекторию хотя бы одной нити. Но, делая шаг в сторону от основной линии, кратко можно сказать о других аспектах преодоления состояния отчужденности (на более подробный разбор проблемы преодоления состояния отчужденности нацелен цикл статей «Преодолеть отчуждение», основанный, в том числе, и на материалах лекций с одноименным названием).

Человек, начавший изменять себе, фундаментальным законам мироздания, стремится к самооправданию. Ложь формирует в нем подобие экрана, который закрывает от него реальное положение вещей. Чтобы выйти из этого состояния, человек должен «прийти в себя», вернуться к тем законам мироздания, которые он в себе и для себя оболгал (на этот счет речь шла в лекциях «Познать свое призвание и следовать ему» (например, – пункты 6б-7а), в лекциях «Горение сердца»).

Причем речь должна идти не о каком-то единичном акте, например, – об отказе от незаконной связи. Хотя, конечно, в данном случае такой отказ – необходимая и первая ступень, без которой говорить о дальнейшем выздоровлении личности не представляется возможным. Нужно учесть, что сам по себе отказ без дальнейшего продвижения к добродетели не исцеляет человека. Да, создаются предпосылки для выздоровления, но выздоровление не приходит к человеку автоматически в ответ на единичный акт.

Человек начинает выбираться из поглотившей его ямы не тогда, когда сосредотачивается исключительно на вопросе преодоления психического расстройства. А тогда, когда деятельно ставит вопрос о изменении всей жизни в целом. Должна быть выработана определенная духовная культура, включающая в себя и культуру мысли, и деятельность по изменению нежелательного поведения, и воспитание определенных навыков, связанных с представлениями о добродетели. Положительные изменения должны затронуть весь строй жизни человека, а не какой-то один её аспект. «Как корабль, не имея чего-либо необходимаго в нем, не может плавать: – пишет авва Исаия, – так и душе невозможно преплыть волны страстей, если она не имеет какой-либо добродетели». Один из образов, употребляемых аввой Исаей в отношении монаха, может быть весьма понятен военнослужащему. «Как воин, исходя на брань против врагов царя, не может устоять против них, если не имеет чего либо из всеоружия: так невозможно монаху противостоять страстям, не имея какой либо из добродетелей»[19].

 

И хотя он только совсем недавно убедился, что на войне жизнь в нем не проснулась, он решил подписать новый контракт и снова отправиться на войну. Когда он думал о новой поездке «в горячую точку», у него возникла мысль позвонить в одну обитель, в которую ранее он несколько раз приезжал потрудиться.

В один из своих приездов он накричал на одного из насельников по следующей причине. Он угостил насельника шоколадкой, а тот отдал её первому проходившему мимо человеку. И человек с той самой шоколадкой в руках буквально в течение минуты попался на глаза рассказчику, и рассказчик вспыхнул гневом на насельника. С гневом он выговаривал насельнику за то, что тот, как выразился сам рассказчик, «цинично» отдал его подарок первому встречному.

Когда в преддверии подписания нового контракта он позвонил в обитель, так сложилось, что трубку взял тот самый насельник. Рассказчик представился, и, насельник, узнав его, сказал в трубку: «Привези мне шоколадку, я при тебе её съем». Когда рассказчик услышал эти слова, что-то дрогнуло в его душе, и он решил ехать не на войну, а в монастырь.

Приехал он в монастырь во время многодневного поста. Выдержав пост и исполнив епитимью, данную ему священником, он причастился Святых Христовых Тайн. Первое время по приезде его лицо напоминало неподвижную страшную маску (гипомимия). Через некоторое время лицо его стало оживать. Оно вновь, как и в первые его приезды, стало отражать то добродушие, которое было ему свойственно, но которое было погребено под пеплом греха. «Пленка отчуждения», отделяющая человека от мира, постепенно стала исчезать. Жизнь перестала казаться мультфильмом.

 

Истории, подобные этой, могут развиваться в двух направлениях. Люди, выбирающие один из двух путей, приходят, каждый, – к определенному результату. О том, к какому именно результату может прийти человек, выбирающий тот или иной путь, можно судить по двум приведенным ниже примерам.

Первый пример представлен рассказом одной женщины о себе самой. В ее рассказе видны корни происхождения мучительного состояния, описание которого обладает чертами поразительного сходства с научными описаниями состояния деперсонализации. Также видны и пути выхода из этого мучительного состояния измененного восприятия себя (более подробно история женщины разбирается во второй части статьи «Преодолеть отчуждение»).

«Долгое время я страдала, – пишет женщина, – душевным расстройством, приобретённым мной в результате блудных фантазий [речь идет не только о фантазиях, но и о реальных действиях, изменах]. Ощущение пустоты, холода на фоне физического удовлетворения были страшными. Закончилось это полным опустошением.

Я перестала чувствовать себя женщиной. Чтобы каким-то образом реанимировать себя, я стала смотреть на женщин с вожделением. Все женщины стали для меня только сексуальными объектами для моих фантазий. Я не могла справиться с этими наваждениями.

[И в итоге] я перестала быть вообще. Перестала вообще ощущать себя человеком.

Мой путь к выздоровлению лежал через исповедь, причастие, посты, молитву. Но самой большой Божией милостью ко мне была встреча с сестрами милосердия в хосписе. Они приняли меня как сестру. Всё вернулось как бы в детство, в чистоту.

Я избегаю эротических зрелищ, книг, рассказов [эротического содержания], зная, что всё-таки имею след этого греха, и не хочу его возвращения. Это очень страшно – холод вместо любви, удовлетворение вместо радости» [также она решила хранить верность своему супругу].

Эта история является живым воплощением некоторых мыслей преподобного Марка Подвижника. Он писал, что зло (грех), с услаждением обращаемое в мыслях, огрубляет сердце (делает его каменным). Воздержание же с надеждой, «истребляя зло, умягчают сердце (стирают в порошок)». Необходимо отметить, что преподобный Марк отмечает два вида истирания сердца. Правильное и полезное истирание каменности сердца выражается в умилении [то есть сердце, умягчившись, становится способным к глубоким переживаниям]. Второй вид истирания, беспорядочный и вредный, приводит «только к поражению»[20].

Скука и нарушение законов мироздания

Второй тип истирания сердца наглядно представлен в сериале «Личность не установлена» в лице тотально скучающего бизнесмена. Чтобы каким-то образом простимулировать угасающую вследствие чудовищного эгоизма деятельность мозга и почувствовать себя живым, он через подставных людей искал киллеров и «заказывал» им самого себя. Получив подтверждение тому, что «заказ» был принят, он начинал поиски возможного убийцы. Деятельность, направленная на поиск убийцы и его нейтрализацию, приносила ему болезненное возбуждение, отвлекающее от скуки.

В этой истории узнается путь, который начал было реализовывать упомянутый выше военнослужащий. Пример бизнесмена, хотя и показанный в кино, не лишен привязки к тому положению дел, которое имеет место быть в реальной жизни [обсуждается на данный момент вопрос душевного состояния, а не индустрия смертельных развлечений]. Пример отображает те результаты, к которым реально приходят люди, реализующие подобные пути.

В финальной сцене фильма бизнесмен рассказал о своих мотивах раненому полицейскому. Полицейский занимался расследованием дела о покушении на жизнь бизнесмена. Думая, что ему угрожала опасность, полицейский пытался спасти его от рук профессионального убийцы.

«Я развлекался, – говорил бизнесмен. Сам себя “заказывал”». Когда полицейский назвал его сумасшедшим, он не согласился и сказал, что «адреналин ложками жрал».

Когда полицейский спросил, зачем было убито столько людей (киллеры нанимались несколько раз), бизнесмен ответил: «Да потому что мне скучно! Мне скучно!» Он сказал, что борьба с непрофессиональными убийцами его не возбуждала, и потому ему был нужен опытный противник, который бы не оставил ему права на ошибку. «Чтобы 24 часа в сутки – на взводе, на пределе, чтобы задыхаться от возбуждения».

И опытный противник у него все-таки появился. Бизнесмен хотел оказаться у него за спиной в тот момент, когда противник приводил бы в действие механизм, несущий бизнесмену смерть. Но реализации такого плана помешал полицейский. И вместо того, чтобы оказаться у убийцы за спиной, бизнесмен, по его собственным словам, должен был довольствоваться «всякой ерундой». «Всякой ерундой» он назвал убитых ради развлечения людей.

«Ты у меня мечту отнял, – сказал бизнесмен. Заставил меня питаться какими-то мелкими насекомыми»». Чтобы отомстить полицейскому, он захотел уничтожить женщину с девочкой, к которым полицейский привязался. Уничтожить женщину с девочкой он решил руками своей помощницы, которой поручал подобного рода дела. Но на этот раз она не стала убивать по его приказу. Образ полицейского, готового пожертвовать жизнью ради других, перевернул ее представления о реальности.

Тогда бизнесмен решил убить их самостоятельно. Но на пути к такой неблагочестивой цели он был нейтрализован освободившимся из пут полицейским. К такому концу рано или поздно приходят все те, кто выбирает подобные пути.

К словам из этого фильма приложима поговорка, которой заканчиваются некоторые сказки: «Сказка – ложь, да в ней намёк – добрым молодцам урок». То есть хотя сюжетная линия, может быть, и – придумана, вшитые в неё эпизоды вполне сопоставимы с реальностью.

С словами бизнесмена из фильма могут быть сопоставлены высказывания из двух документальных фильмов, рассказывающих о представителях криминального мира. Представитель одной группировки (интервью дано после ареста), рассказывая о своей преступной деятельности, упомянул слово «игра». «Это все было как игра, – говорил он. Забавно. Я не думал о будущем. Я не смотрел дальше, чем на неделю вперед. … Казалось, что жизнь, она такая вечная, непроходящая, веселая» (в итоге – пожизненное заключение).

«Что наша жизнь – игра!», – эти слова прозвучали применительно к истории представителей иной группировки. Описывая преступления, совершенные представителями группировки, голос за кадром говорил: «Они надеялись выиграть там, где победы никогда не бывает. Рано или поздно почти все они будут убиты». Их жизнь напоминала прерванную партию в преферанс. «Вчерашние спортсмены, молодые, крепкие, жестокие, они диктовали свои условия». Они считали свой путь большой игрой со счастливым финалом, но «они оказались обречены, утратив чувство опасности».

 

Люди, считавшие себя королями «лихих 90-ых», стремились основать свое финансовое благополучие на насилии и угнетении других. У этих людей были дорогие авто, шикарные предметы обихода. Но что в итоге они приобрели? 98% людей, связанных с криминальными структурами тех лет, погибли в течение тех самых 90-ых. Криминальных авторитетов расстреливали прямо в их дорогих авто. Несколько лет прожить в постоянном страхе, быть проклятым людьми вследствие проявленного к ним насилия, а потом вот так погибнуть – можно ли сказать, что здесь речь идет о реализации значимых жизненных целей?

А что приобрели рядовые бойцы криминальных группировок? Рядовым бойцам, которые, как говорил один оперативный работник, можно сказать, ежедневно кого-то убивали, платили «смешные» деньги по тем временам. Плюс, они должны были оплачивать штрафы, на назначение которых всегда находились причины (боевиков «ставили» на деньги, если они, например, опаздывали на встречу). И когда оперативники проводили задерживание боевиков, а также – обыски по местам их жительства, то видели удручающую картину. Они видели практически квартиры бомжей, людям было нечего есть. Да, эти люди к чему-то стремились. Но их стремление было направлено мимо здоровых основ бытия, «мимо цели».

«Мимо цели», – так слово «грех» переводится с греческого языка. Человеку свойственно стремиться к цели, к благу. Проблема начинается тогда, когда человек начинает стремиться не к благу или принимает за благо то, что им не является. Да, он стремится к чему-то, но – «мимо цели».

Если реализация цели основана на Истине и связана с фундаментальными законами, на основании которых развивается мироздание, то перед человеком открывается возможность для бесконечного развития. Реализация же цели, основанной на лжи, связывает человека с жизнью, протекающей вопреки этих законов. В данном случае человек приходит к тупику, регрессии, распаду. Такая жизнь – «мимо цели». Так же, как и преступная деятельность, и потому она завершается «ничем». Игровой процесс, как специфический образ жизни, тоже «мимо цели», мимо здоровых основ бытия, вопреки им.

В данном контексте можно привести слова одного представителя шоу-бизнеса. Вот что он говорил в своем интервью, объясняя причину, по которой принимал наркотики: «Мне скучно. Именно в этом проблема зависимого – скучно. Постоянно чего-то не хватает. Хочется чего-то еще». Желая понять механизм разрешения своих проблем, он занялся изучением психологии. Стоит отметить, что в этом же интервью он рассказывал и о беспорядочном интимном общении с женщинами, а также и о хаосе жизни вообще. Примечательно, что человек, рассказывающий о желании понять истоки своих проблем и в этом же интервью рассказывающий об употреблении наркотиков и общении с стриптизершами, не видит очевидной причинно-следственной связи между образом жизни и скукой.

 

Эта причинно-следственная связь отчетливо читается в жизнеописании иеромонаха Серафима (Роуза). До того, как стать православным христианином и принять монашеский постриг, Евгений (так звали отца Серафима до пострига) бунтовал против Бога и изучал восточную философию.

Вместе с своими сверстниками, он «прожигал жизнь». «Причем не от порывистости или страстной натуры, а сознательно и расчетливо». Евгений бунтовал против Бога и, попирая Его заповеди, «вкушая от запретного плода с полным осознанием того, что делает».

В своих письмах к друзьям, он представал «этаким беспечным 22-летним балбесом, искушенным во всех доселе запретных пороках». Но этот образ был не более, чем рисовкой. Запретный плод, по словам Евгения, оказался мерзок на вкус. «Чтобы заглушить чувство вины, т. е. глас совести, глас Божий, Евгений пристрастился к спиртному. Вино лилось рекой». Он пил, мучаясь духовной пустотой. Ему была невмоготу серая, унылая действительность. Он напивался до тошноты, а потом безутешно рыдал.

От горечи и безысходности Евгений, разбиравшийся в дзен-буддизме, затеял «опасные, граничащие с безумием игры с собственным разумом». Следуя буддийскому учению и авторам, пишущим в духе экзистенциализма и нигилизма, он считал мышление самообманом, а знание – невежеством. Он надеялся, что, порвав цепочку логических умозаключений, он сумеет вырваться из плена заблуждения и узреть истину. Вследствие таких экспериментов с собственной психикой, он начал сталкиваться с безумием. Он «зашел так далеко, что счел себя единственно сущим, всё же остальное, весь мир вокруг – лишь порождением его фантазий, его «снов».[21] Состояния Евгения можно сравнивать с одним из пунктов описания дереализации: «при дереализации окружающее воспринимается измененным, странным, неотчетливым, чуждым, призрачным, тусклым, застывшим, безжизненным».[22]

Его сознание может быть отчасти описано с помощью строк одного из стихотворений Джима Моррисона. (Джим Моррисон – лидер группы «The Doors») ассоциируется поклонниками с психоделическими направлением, предполагающим достижение определенных состояний сознания с помощью медитации и наркотиков.

«Мне нравилась игра одна.
Хотел вползти я в глубь ума.
Ты, верно, знаешь ту игру.
О том, как чокнуться, она».

Психоделики устраивали игры с собственным разумом, надеясь в результате этих игр получить некое мистическое знание – «передачу», «инициацию». Считалось, что инициация придет вслед за разрушением личности, после того как «оковы личности» падут.

Падение «оков личности» ассоциировалось с разрушением обусловленности восприятия (то есть, по сути, – с разрушением работы сознания). Чтобы разрушить обусловленность восприятия и стать открытым для инициации, психоделик стремился «вычесть» из себя все человеческое. Но, как писал один психиатр, «большинство людей в итоге бесконечного «вычитания» ждало не духовное просветление, а безумие»[23].

 

О феномене «передачи» см. подробнее главу ««Пробоина» и соединение с миром падших духов» в статье «Брешь в стене (часть 1): Об уврачевании последствий эзотерического опыта и преодолении состояния повреждения сознания».

 

Анализируя опыт представителей психоделического направления, психиатр делает выводы, актуальные для разбираемой темы игры.

Во-первых, психоделики, с его точки зрения, не могли понять, что расширение собственного духовного начала возможно лишь в сторону другого человека. Расширения можно достичь «только для ближнего своего, но не для себя одного».

Во-вторых, для психоделиков было характерно игровое отношение к процессу духовного поиска. Анализируя одно из эзотерических учений, психиатр писал, что оно воспринималось психоделиками в качестве таблетки. Последователь учения эту таблетку «может лениво жевать во рту, лежа на диване, – истина откроется независимо от его усилий». «Игрой в духовное» назвал психиатр такого рода жажду пережить мгновенный инсайта.

«Игра, в отличие от мировоззрения, требует немедленных результатов, иначе пропадает азарт – ее главная составляющая». Во время игры мир становится проще, реальность мира подменяется упрощенной моделью, Игра подразумевает отсутствие ответственности.

Эти свойства игрового процесса проявились в феномене спиритизма. Как к игре к нему стали относиться те, кто играл в духовность и желал получить мгновенный результат.

Под воздействием эпидемии спиритизма общество стало относиться к вопросам религии и духовного познания как к игре. Процесс духовного познания стал восприниматься как азартная игра и развлечение, «за последствия которых можно не отвечать». «Спиритические сеансы воспринимались как модный увлекательный аттракцион». И «через игру в спиритизм «духи» проникли в культуру». Духи, привидения и зомби воспринимаются людьми как «часть привычной игровой, но все же, заметьте, реальности, имеющей к нам непосредственное отношение»[24].

Искушение, настигшее психоделиков, не напоминает ли то искушение, которое настигло первых людей – Адама и Еву? Одна из ошибок детей Адама – то есть нас, состоит в том, что, как объяснял иеромонах Рафаил (Нойка), мы ищем гарантию.

Адам не пожелал доверился любви Бога и терпеливо подождать, когда Господь дарует ему прозрение. Адаму показалось, что «понадежнее будет все-таки съесть этот плод, который ему предлагает сей незнакомый джентльмен [сатана в виде змея], обещающий, что по вкушении от плода он автоматиче­ски станет богом»[25].

То есть иными словами, через развитие личных отношений с Богом о возделывание райского сада, Адам совершенствовался бы в своей любви к Богу. И, идя этим путем, в качестве дара он получил бы от Бога то, чем Бог обладал по-существу. Предложение же дьявола состояло в отказе от личных отношений, от необходимости возрастать в добре. Дьявол предложил Адаму игровой путь – путь мгновенного результата, – съесть плод и получить все искомое «автоматически»

«По учению святого Максима Исповедника, первый человек был призван воссоединить в себе всю совокупность тварного бытия; он должен был одновременно достигнуть совершенного единения с Богом и таким образом сообщить состояние обожения всей твари. … Затем он должен был соединить рай со всей землей, то есть … превратить в рай всю землю. После этого ему предстояло уничтожить пространственные условия не только для своего духа, по также и для тела, соединив землю и небо, то есть весь чувственный мир. Перейдя границы чувственного, он должен был затем путем познания, равного познанию духов ангельских, проникнуть в мир сверхчувственный, чтобы соединить в себе самом мир сверхчувственный и чувственный. Наконец, не имея ничего вне себя, кроме одного Бога, человеку ничего не оставалось бы, как полностью себя Ему отдать в порыве любви и вручить Ему всю вселенную, соединенную в его человеческом существе. Тогда Сам Бог, со Своей стороны, отдал бы Себя человеку, который по этому дару, то есть по благодати, имел бы все то, что Бог имеет по природе»[26].

Что в итоге обрел человек, переведя свой жизненный путь на «игровые рельсы»? Человеку предложено было обладать даром бессмертия, если он будет любить Бога, держаться Его заповедей, направленных на благобытие человека и дальнейшее возрастание его в добре. Послушав же дьявола, человек вместо свободы обрел скорби и страх[27].

Путь, предложенный дьяволом, включал в себя также и отказ от картины мира, основанной на истинных представлениях о реальности. Согласно этим представлениям, возрастание в добре и в любви, могло способствовать человеческому совершенствованию.

Многие из тех, кто встает на путь, предложенный дьяволом, пытаются принять картину мира, основанную на лжи. Они пытаются поверить, что к совершенствованию их приведут магические техники. Что, попав в искусственную, сконструированную основателями эзотерических учений картину мира, они будут освобождены от действия законов, на основании которых Творец положил развиваться мирозданию.

Как бы человек не хотел себя видеть освобожденными от действия этих законов, противодействие им, приводит к регрессии, к гибели и к распаду. Человек, выпавший из подлинной картины мира, не становится через вкушение плода мгновенно и автоматически Богом (обращает на себя формулировка дьявола – «будете как Боги» (Быт 3. 5), то есть – «как бы», «понарошку»).

 

Игра (в широком смысле этого слова) предлагает человеку (создать или войти в) искусственное, сконструированное поле. Попавшему в него человеку будто бы обещается освобождение от действия законов, регулирующих действительность. Но, связавший свою жизнь с этим полем человек не становится Богом, Творцом новой реальности. Он становится как бы богом, в как бы реальности.

В этом пространстве с искаженными «силовыми линиями» человек пытается обрести радость, но натыкается лишь на «запертые двери». Обретение подлинной радости становится для него «закрытой областью», потому что обрести подлинную радость можно только, следуя принципам, основанным на Истине. Но эти принципы человек, существующий в реальности ложной, не видит, не понимает, не реализует.

Пытаясь реализовать свою мечту стать автономным «богом», он становится открытым для воздействия падших духов. Это состояние открытости является одним из аспектов «игрового механизма» (подчиненности неудержимым влечениям), о чем речь – во второй части. В качестве примера, предваряющего разбор вопросов, поставленных во второй части, можно привести историю известного игрока и актера Омара Шарифа.

«Египетский актер Омар Шариф, урожденный Михаэль Деметри Шальхуб, был из семьи ливанских христиан. Он обратился в ислам, когда женился на известной египетской актрисе, и сменил имя на арабское. Позднее он развелся, но обратно в веру предков не перешел»[28].

О мотивах своей вовлеченности в игровой процесс, он рассказывал следующее. В картах самое большое удовольствие для него было в том, чтобы, «проиграв, отыграться». Карты помогали избавиться ему от скуки. Он всю жизнь провел в путешествиях, у него никогда не было постоянного места жительства. Вечерами, чтобы убить время и пощекотать нервы, он шел в казино и ставил крупную сумму.

Он проигрывал большие суммы, и чтобы рассчитаться с долгами, он соглашался на любые роли, предлагаемые ему. «Это, – говорил он, –естественно, не повышало моего актерского реноме и вызывало во мне досаду, неудовлетворение. А это опять толкало в казино. Вот такой заколдованный круг».

Играл он также и потому, что «что скучал в перерывах между съемками, чувствовал себя одиноким. А в казино много света, жизни, красивых женщин. В казино не только играют, но и ужинают, разговаривают, общаются».

Он считал, что у него была железная воля. Он, как заявлял, всегда себя контролировал, чтобы не статья жертвой своих страстей. Но также он и признавался, что все вообще делал со страстью. Когда он играл, он жил. Жизнь он воспринимал как смену эпизодов, «и каждый из них – самый главный». 

Во время одного из своих интервью, он вел себя довольно странно: «то активно поддерживал беседу, то без всякой видимой причины мрачнел, умолкал и забивался в глубину кресла. И вдруг, взглянув на часы, решительным жестом сорвал с шеи галстук со словами: «Все, уже поздно, сегодня играть не пойду!» И женщине, бравшей у него интервью, стало ясно, «что демоны, обуревавшие его душу в молодости, не оставляют его в покое и сейчас»[29].

 

Проблема, поднятая в последних строках рассказа о Омаре Шарифе – тема уже второй части. Иные темы, поднятые в рассказе, находят свое продолжение в двух приложениях к первой части. В первом приложении поднимается тема преодоления паталогической доминанты. Во втором приложении – тема преодоления скуки. Во втором приложении приводятся некоторые мысли и три истории на тему того, как «мир обретает глубину». Когда «мир обретает глубину» вследствие того, что жизнь человека определенным образом меняется, «игра» «отваливается» от жизни человека сама собой. Не то, чтобы человек намеренно боролся с игрой, жизнь его становится настолько насыщенной, что на фоне жизни игра становится попросту неактуальной.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1. Расшифровка фрагментов лекции, проведенной в центре «Неугасимая надежда».

Проявление неочевидных духовных закономерностей в жизни игрока

Игровой процесс – взятое в аспекте грехопадение чистое стремление, чистое – не в смысле святости, а в том смысле, что оно развязано от всех сдерживаюших начал. Природа не терпит пустоты. Если нет конструктивной цели, то присущая потребность человеку быть направленным на цель находит свое выражение в паталогических процессах. Если будет стремление к добру, то укрепляясь, оно будет вытеснять паталогические процессы.

Паталогический процесс тесно переплетен с демоническим воздействием. А «Сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста» (Мф 9. 29; Ср. Мф 17. 21).

Развитие доминанты игры, следствием которой является торможение других доминант в жизни человека, и активация страстей, делает человека открытым для демонического воздействия, что еще более усугубляет процесс разрушения личности и жизни человека. 

Согласно учению о доминанте (см. статью «ТРИ СИЛЫ: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)», в главе «О лекции “Две доминанты”»), первый приход человека в казино уже является первым шагом к катастрофе, так как наши впечатления не пропадают, но записываются в нашем сознании и в следующий приход в казино мы начинаем не с нуля, а с плюс одного, то есть наша страсть и увлеченность с каждым приходом в казино увеличиваются.

Фиксация – фокусирование человека на каком-то страстном процессе, который его завораживает. Фиксация на игре прекращает развитие всех остальных сторон жизни человека. То есть, сосредоточившись на игре, человек меньше внимания начинает уделять семье, детям, а значит у него все меньше внутренних аргументов себя сдерживать и направлять свою раздражительную силу, силу действия, для реализации других целей.

Третий пункт, который движет к катастрофе: святоотеческое наблюдение, которое сформулировал святитель Игнатий (Брянчанинов) – страсти связаны одна с другой, как звенья цепи, то есть, если в вас возбуждается одна страсть, автоматически приходит в движение и вся цепочка. Как Адам и Ева – они нарушили заповедь Божию, и затем тут же начали сваливать вину друг на друга, пытаться что-то скрыть, то есть сразу в них проявился и эгоизм, и ложь. В науке это явление называется «аддиктивный континуум». В случае с игрой – среди игроков часто наблюдается и воровство, и ложь, и мошенничество. Могут быть и еще более серьезные падения людей в смертные грехи, и цепочка запускается из-за одного только азарта и страсти наживы[30].

Четвертый пункт – открытость сознания человека для демонического воздействия как следствие увлечения человека страстью. Нужно понять суть. В чем опасность игры или любой сильной страсти? Любая сильная страсть снимает контроль сознания человека. А ведь наша телесность, наше сознание – это то, что защищает нас от демонического мира. Здесь уместна аналогия с тем, как скоро, без промедления, вода устремляется в мельчайшую пробоину, образовавшуюся в корпусе корабля. Каким же образом мы создаем эти «пробоины» в своем сознании? что делает наше сознание открытым?

Первый путь раскрытия сознания для демонического воздействия – переступание человека через свою совесть. Греховные поступки отводят от человека благодать Божию и он становится открытым, незащищенным.

Второй путь – если удается каким-то образом затормозить либо истощить тело, либо разрушить нейроструктуры, через которые наше сознание проявляет себя в мире, то человек также становится открытым. Наше сознание – это то, с помощью чего мы можем отделить истину от лжи. Но когда этот инструмент оказывается подавлен, например, медитативными, дыхательными практиками, психоактивными веществами, человек становится открыт для воздействия.

Еще один способ подавления сознания – экстатические практики. Что во время торможения сознания, что во время сильного экстаза, вы сознание не контролируете. Когда вы сильно гневаетесь, когда «игра пошла», во время гонок – контроль сознания снимается и далее вам могут быть внушены мысли, которые вам не принадлежат, вы можете испытывать эмоции и желания, которые вы бы сами по себе не испытали, вам сложнее бороться с искушениями.

 

Более подробно см.: БРЕШЬ В СТЕНЕ (часть 1): Об уврачевании последствий эзотерического опыта и преодолении состояния повреждения сознания.

О закрытии сознания от влияния демонического мира см. в части третьей, в главе «О преодолении инфернального воздействия».

Еще несколько слов о предпосылках появления проблемы игр или гонок в жизни человека

Если человек эгоистичен, он не может выстроить в себе христианское мировоззрение, почувствовать опору, которая помогла бы ему сдержаться в нужный момент. Ему не для чего сдерживаться. Мир эгоиста беден, поэтому и для радости ему нужно какое-то очень яркое переживание, у него самого внутри пустыня.

Еще одна предпосылка – гордость. Большая проблема гордого ума – отсутствие критического отношения к своим мыслям. Человек всегда считает себя правым и в случае собственной неправоты не готов рассматривать мнения других, а значит ему труднее увидеть свою проблему и найти пути решения.

Очень часто в жизни игрока нет «другого» – ни человека, ни Бога, которого человек мог бы любить, от этого человек еще больше зацикливается на себе, своих ощущениях, своем эгоизме и своих целях. Человек, замыкаясь на ярком впечатлении, перестает сопоставлять свое желание с другими аспектами своей жизни, понимать, что в его жизни является главным, что второстепенным.

 

При этом второстепенные и совсем не важные в масштабах человеческой жизни и смысла человеческого существования вещи могут выйти на первый план и затмить действительно важное и человек впоследствии может попасть в ситуацию «мучительной боли за бесцельно прожитые годы».

Важно укреплять в себе доминанту, противостоящую доминанте патологической, доминанте моментального и бесконтрольного получения желаемого, уметь ограничить себя, быть в состоянии контролировать свои желания, уметь воздерживаться. Если, например, из-за любви к другому, мы в чем-то сдержим себя, ограничим, то наша бесконтрольная тяга будет тормозиться. Поэтому если у человека нет конструктивных целей в жизни, то он все равно будет искать цели и будет следовать стремлению достичь их, но они будут деструктивны и патологичны. Не стремиться ни к чему вы не сможете. Такими целями легко могут стать гонки, игра и т.д.

Нереализованность человека может быть и следствием погружения человека в мир игр, и его причиной. Экзистенциальный вакуум, по определению Виктора Франкла, – ощущение, что ничего важного человек в своей жизни не делает и она проходит зря, рождает в человеке глубокое чувство неудовлетворенности жизнью – невроз, порожденный отсутствием смысла. И скорость в такой ситуации или игра – это одна из попыток человека забыться, перебить ощущение этой неудовлетворенности или получить суррогат истинных целей и их реализации.

Также нужно сказать и об алчности, которая часто вовлекает человека в игру и толкает на риск. Если человек поддается алчности и идет у нее на поводу, она начинает расти, развиваться внутри играющего и следующего за ней человека. Развившись и укрепившись, она начинает тиранически властвовать над человеком, не дает ему возможности вовремя остановиться.

У Виктора Франкла есть еще одно размышление, которое можно наложить на тему игры. Он объяснял (и его мысль сопоставима с размышлениями Ивана Ильина, представленными в его сочинении «Счастье»), что человек может пережить счастье, когда стремится к цели, сформулированной на основании значимого смысла. Если есть цель и смысл, значит, по Виктору Франклу, есть основание для счастья. Если же основания нет, человек пытается для счастья создать причину. Он может использовать биохимической обходной путь, то есть, например, – употребить алкоголь. Продолжая мысль Франкла, можно сказать, что подмена пути реализации значимых целей (основание) попытками достижения «счастья» напрямую – через получение удовольствия (причина) – часто приводит человека к зависимостям (человек раз за разом пытается стимулировать свои переживания с помощью алкоголя, игры и пр., и постепенно привыкает к такой стимуляции).

Виктор Франкл также отмечает потребность человека в здоровом напряжении сил – некие разумные нагрузки, испытания, которые не позволяют человеку стать аморфным, изнеженным и расслабленным, так как, если у человека нет здорового напряжения, он ищет себе нездоровое.

Тот, кто утратил возможность найти истинное счастье в своей жизни, зациклился на игре или другом ярком переживании, теряет подлинное основание для счастья, но жажда счастья остается, и он хочет найти псевдо-причину, которая могла бы помочь ему пережить желанное состояние – например, высокие скорости, которые могли бы помочь ему поймать ощущение жизни.

Большие скорости, большие ставки плюс отсутствие мировоззрения, плюс полный эгоизм приводят к тому, что сильная эмоция в человеке вызывает опьянение, потому что таких эмоций у него в жизни никогда не было, он никого так сильно как себя никогда не любил. Такое опьянение опять же характерно для людей гордых, не критичных к себе. И такой человек постоянно опьяняется разными вещами.

Еще один аспект проблемы – потребность человека быть частью чего-то большего, чем он сам. И если человек не является частью какого-то благого целого, то он может легко стать частью чего-то патологического.

Еще игра и экстрим выполняют функцию забвения, в них можно «утопить» боль и память о прежних грехах, неприглядность своего текущего состояния и положения.

Победить тягу к игре можно, победив скуку, но для этого, по словам Блеза Паскаля, человеку нужно набраться мужества остаться один на один со своим безумием, со своей скукой, неприглядностью и своим прошлым. Все это нужно перебрать, покаяться во всем совершенном перед Господом, примириться с обиженными и обидевшими человека людьми, насколько возможно, получить от духовника епитимью, если нужно, и тогда все это перестанет над ним довлеть.

Переход от доминанты игры к доминанте любви и жизни вечной

Что еще может помочь человеку преодолеть страсти? Важность наличия в нашей жизни правильных и благих целей.

В идеале, для человека высшее благо и высшая цель – Бог. Человек стремится эту цель реализовать. Своей жизнью он старается, например, примириться с тем, кого он предал. Потому что, если он этого не сделает, то не сможет соединиться с Богом. Этому процессу также очень способствует мыслительная сила, она направляется на молитву и помогает человеку стяжать благодать Святого Духа, убрать все препятствия между Богом и человеком.

Как хорошо сказал игрок Вячеслав, для того что бы суметь оставить казино нужно найти святыню, через которую ты не сможешь переступить. Человеку нужно научиться преодолевать доминанту игры.

Путь преодоления вырисовывается сам собой. Это любовь. Не как эмоция, а как сознательная способность проявить внимание к ближнему. Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал, что у человека есть три силы. Две – вожделение и раздражение - общие у нас с животными. Хищник, например, следуя врожденному инстинкту добычи, увидев кусок мяса, побежит и схватит его. Всех, кто будет претендовать на его добычу, он, будучи руководимым тем же инстинктом добычи (вожделение) и инстинктом агрессии (раздражение), будет стремиться нейтрализовать конкурента. Но человек - не хищное животное. Если он увидел аппетитный кусок мяса, но заметил, что брат по «Неугасимой надежде» [центр, в котором проводилась беседа] тоже заинтересовался этим куском, то он понимает, что, будучи человеком, он не должен нападать на ближнего из-за куска мяса. То есть, включилась мыслительная сила.

Отсюда какие два вывода?

Человек должен стремиться в себе эту мыслительную силу как-то пробудить. Она пробуждается в молитве, когда в нас пробуждается страх Божий, духовные переживания. Если мы еще не изменили свою жизнь целиком, то важно, чтобы у нас была хотя бы мысль в уме о необходимости изменения жизни, чтобы мы начали об этом думать, читать, интересоваться. Этот импульс, который присутствует пока только в уме, и еще не реализовался в действии, потихоньку начнет разливаться и во внешнюю деятельность человека.

И второй момент. Казино как раз стремится подавить мыслительную силу, нужно это понимать.

То есть, разработчики казино знают все то, о чем мы говорили ранее, про доминанту. Автоматы созданы с учетом новейших разработок в области нейрофизиологии.

Каковы принципы подавления мыслительной силы? Некоторые штрихи к данной теме усматриваются в таком явлении как цыганский гипноз. Три цыганки кружат вокруг вас, и каждая что-то свое говорит. Ваше восприятие перегружается и тут одна говорит: «Дай мне свой бумажник». И вы эту мысль воспринимаете как часть своего сознания. Хотя здесь примешивается еще что-то демоническое, конечно. И у вас не возникает и мысли, что не надо отдавать. И когда вы приходите в казино, что вы видите? Суету, песни, пляски, лампочки – все в движении, и у вас на все отвлекается внимание.

Получается, что, когда человек начинает играть, то он входит в состояние игрового психоза. Он себе не принадлежит. Дальше доминанта связывается с раздражителем. Лампочка, которая мигает на автомате, в сознании игрока связывается с состоянием возбуждения. Если вы побудете несколько часов возле автомата (считается, что достаточно восьми часов), то дальше у вас включится рефлекс, как у собаки Павлова. Это если у вас подавлена деятельность разума.

У людей, которые сидят перед телевизором и едят сосиски, мыслительная сила дремлет, никак не развивается. Что происходит дальше. Они получают рассылку по электронной почте – виртуальное казино (что-то мигает) и включаются в игру. Или человек идет домой – несет торт детям, цветы жене, видит снегоуборочную машину, на ней – мигалка. Мигалка, попав в его поле зрения, включает весь этот механизм, доминанту, которая ранее была запущена в казино. Он не помнит даже как оказывается после этого в игровом зале.

Нужно запомнить, что только любовь как способность проявить внимание к другому, и это не только другой человек, а еще может быть и книга, и совет ближнего, старшего, могут дать вам силу противостоять действию страсти. Когда в вашей жизни есть не только ваше мнение и не только ваши желания. Живя зациклившись на себе, человек обрекает себя на рабство своим страстям. Когда в нем возникает этот пагубный процесс, его мозги находятся в неизменном состоянии сознания, все мысли и желания этого человека устремлены к казино. Это происходит, если нет никакого перевеса, если человек не молится, не читает Псалтырь, чтобы иметь возможность понять, что в тот момент, когда он приступает к игре, происходит что-то не то. Господь – ведь тоже – Другой, с большой буквы.

Во-вторых, надо понять, что все страсти связаны между собой.

В конце первой части статьи «Три силы» приводится история одного игрока. В его жизни был алкоголь, состоятельные друзья, дорогие «Мерсы» и тусовки. Казино пришло уже после. Жена его говорила, что он напоминал осла, перед носом которого подвешена морковка, за которой он идет. Тяга к казино поддерживалась общим строем жизни.

В-третьих, нельзя упускать из вида предположение, что игроки стремятся к определенной цели, просто они не понимают, что она – ложна. Они думают, что они отыграются или «сорвут большой куш», и реализация этой мечты становится их целью.

Сопоставим святоотеческое учение о силе раздражительной с учением академика Павлова о цели. У человека есть рефлекс двигаться к цели (см. лекцию Павлова «Рефлекс цели»; некоторые выдержки из нее приводятся в первой части статьи «Три силы»). Рассмотрим коллекционирование. Ведь коллекционирование совсем не логично. Например, вы коллекционирует марки. Себестоимость марки ничтожна. Стоимость марки определяется, тем, что ее у вас нет, она уникальна. Человек, чтобы приобрести этот предмет, который имеет ничтожную себестоимость, прилагает совершенно несопоставимые усилия.

(Комментируя мысль академика Павлова, можно отметить, что в коллекционировании марок есть хоть что-то интеллектуальное. А вот свежий пример про, действительно, странное собирательство: пластиковые мишки игрушки Бэарбрик (похожи на фигурки из детского Лего). Народ, действительно, сходит с ума по этим игрушкам. Хотя, казалось бы, речь идет о обычных игрушках, предназначенных для детей, фигурки Bearbrick получили более серьезное значение. Известно, что редкие коллекции продавались за невероятные для игрушек цены – самую дорогую фигурку на аукционе продали за 200 000 долларов США.

«По сути, в них нет ничего необычного. Каждая фигурка состоит из девяти подвижных частей, что позволяет менять её позу (совсем как в Lego), но вот концепт в основе фигурок выделяет бренд на фоне конкурентов. Всё дело в построчной «иерархической системе редкости». Благодаря ей сотни коллекционеров … ломают головы: система не позволяет со всей точностью сказать, какое количество разновидностей фигурок было выпущено. Речь идет не только о глобальных, локальных релизах, но также и о сэмплах, промо фигурках или же просто не анонсированных». Каждая серия продается в закрытых коробках, по которым невозможно понять, какая фигурка находится внутри, что делает процесс коллекционирования всей серии довольно трудоемким[31].

В размышлениях Павлова о рефлексе цели есть один «узкий» момент. Он считал, что этот рефлекс цели нужно всеми силами развивать. И вопрос о добре и зле в контексте темы рефлекса цели не ставился. А что, если человек возжелал уничтожить людей и решил во что бы то ни стало добиться своей цели? Почему Павлов не ставит вопрос о регуляции работы этого рефлекса?

Можно предположить, что во времена академика Павлова система регуляции еще присутствовала в культурном пространстве (например, в виде принципов, которым пытались следовать люди), и потому не было нужды о том отдельно ставить вопрос. Можно предположить, что Павлов в полной мере не столкнулся с последствиями эгоистического стремления реализовать свою цель во что бы то ни стало (когда человек «идет по трупам», чтобы добиться своего). Во времена академика Павлова, возможно, была еще не столь популярна мысль о достижении цели любой ценой (как сейчас, например, человеку на разных тренингах внушается, что он лидер, что, реализуя свое желание, он не должен обращать внимания на других; в качестве примера «тренда» стремления к цели безотносительно к проблеме добра и зла можно привести видеоролик Грега Плитта «Я и моя цель»). Возможно, в силу обстоятельств он не мог писать о той цели, ради которой должен жить человек.

Если человек не преодолел страстей, если они еще доминируют в его жизни, то и цель он будет выбирать, исходя из своего тяготения к страстям. И движение к этой цели будет разрушать человека, деформировать его жизнь, внося в нее страдание. Если же страсти перестают быть доминирующим началом в жизни человека, то цель он может выбрать, исходя из идеи блага. И движение к этой цели будет сопровождаться подлинным развитием человека как человека (а не только развитием каких-то полезных в социальном отношении навыков).

 

Если человек не понимает свою главную христианскую цель, то он ищет цель, которая могла бы придать его жизни смысл. Например, покорение горных вершин. Описаны случаи, когда люди идут в горы при неблагоприятной ситуации. Они не могут не понимать, что риск смертельный, шансов на то, что вершину покоришь, крайне малы, но все рано идут. Так происходит подмена истинных целей – ложными.

Какова цель жизни христианина?

Преподобный Серафим Саровский говорил, что цель христианской жизни – стяжание Святого Духа. Архиепископ Антоний (Голынский) считал, что цель – в молитве. Другой духовный автор говорил – победа над страстями. По сути, речь идет об одном и том же. Своими силами человек страсти победить не может, нужна благодать Святого Духа, которая стяжевается в молитве. Человек побеждает страсти через воспитание в себе добродетелей. Само наличие добродетелей сопровождается чувством внутреннего мира и блаженства[32].

Господь сказал, «блаженны милостивые» (Мф 5. 7). То есть, если вы с усилием приучите себя к милосердию, вы станете блаженны. Когда это качество становится доминирующим свойством личности, и вы переходите в жизнь вечную, вы продолжаете развиваться в выбранном направлении дальше. Известный богослов В.Н. Лосский, ссылаясь на святителя Григория Нисского, писал, что соединение человека с Богом «есть тот бесконечный полет, в котором чем более переполнена душа, тем блаженнее ощущает она это расстояние между нею и Божественной сущностью, расстояние, непрестанно сокращающееся и всегда бесконечное, которое делает возможной и вызывает любовь»[33].

Земные цели конечны. Например, гонки: гонщик хочет развить все большую и большую скорость, справляться с еще более крутыми спусками и виражами. Рано или поздно он приходит к таким условиям, которые несовместимы с жизнью (в статье «Три силы» приводится рассказ о человеке, который понял, что в жизни надо что-то менять, когда стал спускаться по почти вертикальному склону; он выбирал спуски все круче и круче, и вот дошел до трассы, спускаясь по которой практически грудью касался склона).

Если мы помним о главной цели, мы можем осмыслить и каждое текущее мгновение. Необходимо поставить себе правильную цель. Мы говорили об этом на беседе в центре «Ковчег» (беседа называлась «Компьютерные игры и дети, дети и родители (часть 1, часть 2); запись беседы см. на сайте Соловецкого монастыря).

Сейчас вы, может быть, не видите глобальной цели, общего видения того, как ваша жизнь сложится. Но, например, сейчас вы испытываете к какому-нибудь брату чувство гнева. Преподобный Никодим Святогорец писал, что та страсть, которая борет тебя в текущее мгновение, пусть она будет твоим небом и землею[34].

Почему – так? Если ты дашь страсти ход, она укрепится, будет деформировать твое сознание. И на следующий день ты на происходящее будешь смотреть через эту призму гнева. И если будешь укрепляться в этом, то в вечность ты войдешь в таком состоянии. Что такое гнев? Когда ничего не можешь: спать, есть, читать, так как впрыскивается адреналин. Пока человек в теле, на земле, тело его притормаживает. Как наркомана, например, тормозит тело: отказывают почки или загнивают руки, или человек умирает. Кто переживал чувство ненависти, понимал, что пора остановиться, иначе просто сойдешь с ума, мозг не выдержит. В жизни вечной этого тормоза не будет. И это развитие в паталогическом ключе будет бесконечным.

 

В своей книге «Загробная жизнь или последняя участь человека» (СПб., 1905) Е. Тихомиров приводит слова епископа Иоанна Смоленского: «Видели ли вы, как отходит из здешнего мира душа злая? … Все чувства ее волнуются; но эти чувства злы, и раздражение их в последние минуты доходит до крайней степени. Ее зло, освобождаясь – вместе с нею – от последних уз, которыми еще сдерживалось сколько-нибудь в здешней жизни, со всею силою поднимается и, ввиду ужасов смерти, ожесточается до отчаяния. Душа … чувствуя под собою разверзающуюся бездонную пропасть вечного зла, неодолимо увлекается в нее силою сродных стремлений своей злой природы».

Когда мы это понимает, каждое мгновение определяет нашу цель-задачу. Поругаться или не поругаться с ближним – этот вопрос приобретает вселенское значение. Если не поругаюсь – приближусь к главной цели своей жизни, поругаюсь – я удаляюсь от нее. При таком подходе к жизни она наполняется смыслом, в ней появляются конструктивные цели, которые мы формулируем на основании того, что мы узнаем из Священного Писания, из святоотеческих книг, из общения с ближними. Двигаясь к этим целям, мы получаем (находим, встречаем) информацию, которая помогает что-то правильное строить в своей жизни. Когда человек живет таким образом, стремясь приносить пользу другим, формирующиеся в его внутреннем пространстве добродетели «выдавливают» из круга жизни всё патологическое. Так с приходом света уходит тьма.

Приложение 2. Мир обретает глубину

В приложении 2 приводятся некоторые мысли, а также – трех истории людей. В их жизни проявилось то, что можно выразить словами «мир обретает глубину».

В данном контексте можно привести слова известного психиатра Виктора Франкла, размышляющего о участи людей, в жизни которых нет ничего, кроме работы. Например, «когда медсестра делает что-то от себя сверх своих более-менее зарегламентированных обязанностей, когда она скажет доброе слово больному, например, тут появляется шанс найти смысл жизни в работе». Если же человек выполняет только свои функциональные обязанности и ничего сверх этого, то во время работы не раскрывается то личное и особенное, что составляет смысл его уникального существования. Виктор Франкл подчеркивает, что смысл жизни не исчерпывается профессиональным трудом, и сама по себе работоспособность не может наполнить жизнь смыслом.

«Полноту профессиональной жизни, – пишет он, – не следует отождествлять с полнотой смысла деятельной жизни». И если человек делает ставку на бегство от цельной жизни в профессиональную деятельность, то он сталкивается с нищетой смысла и внутренней обедненностью, как только в профессиональной деятельности наступает перерыв. Если такой человек прервал работу, лицо его неутешно. Жизнь останавливается для него вовсе, если в выходной не состоится свидание или не получится купить билеты в кино.

«Человек, который ощущает себя всего лишь «работником», и ничем сверх того» нуждается в «опиуме» развлечений. «Стоит производственному темпу прерваться на 24 часа, и вся бессмысленность, бессодержательность, бесцельность существования встает перед его глазами». Складывается впечатление, что такой человек не видит смысла в своей жизни. И потому так торопливо пробегает свой жизненный путь, чтобы за спешкой не видеть бессмыслицы. «Чего он только не предпримет, чтобы спастись от этого чувства! Бежит танцевать – там громкая музыка избавляет от необходимости даже разговаривать». Если всё внимание сосредоточено на танце, то не приходится и думать. Или, уходя в спорт, человек получает шанс притвориться, «будто важнейший в мире вопрос – какой клуб выиграет матч»[36].

«Одиночество сдавало свои позиции»:
История девушки, перебравшейся на жительство из России в другую страну, заграницу

«Прозрение любовью? Не знаю. Знаю только, как глубоко почувствовал я неразрывную связанность всех и всего с о в с е м, с о В с е м… будто все перевито этой Тайной… от пояска с гробницы, от каких-то младенчиков-царевен до безграничных далей, до “альфы” в созвездии Геркулеса…» (Шмелев И. «Пути Небесные»)

Бывают встречи, которые призваны нас изменить, открыть иное видение вещей, а иногда и поменять весь ход нашей жизнь. Для меня именно такой стала случайная поездка в монастырь. Среди нарастающего непонимания смыла и позднее, когда стали рушиться картонные стенки иллюзорного благополучия и пришли сильные переживания, она осталась маяком и единственной надеждой. В неосознаваемом внутреннем поиске, открыв монастырскую калитку, я неожиданно нащупала дверцу верного пути.

В этой случайной встрече произошло узнавание сердцем чего-то очень важного, мимо чего нельзя было пройти. Будто после долгих скитаний в тумане неопределенности твой корабль натолкнулся на берег, и показались еще неясные очертания земли. Таинственный загадочный мир, виденный будто во сне. Перед тем, как коснуться бездны отчаяния, невидимая рука позволила нащупать опору, ухватиться за спасательную нить, которую ни за что нельзя было отпустить. Внутри была непреодолимая уверенность – только она сможет тебя вывести.

«Случайностей не бывает», – ласково улыбалась мать Агния на свечном ящике. Теплые службы, словно плывущие над землей черные одеяния, молитвенные правила вечерами. Совместные трапезы и чин прощения, когда, переступая собственные обиды, ежедневно приходилось просить прощения у каждой сестры. Первое чтение псалтыри: красивые, еще не совсем понятные церковнославянские буквы, будто отпечатанные в сердце, толстые молитвенные тетради, через которые на тебя внезапно опрокидывался весь мир, и, трепетным шепотом обнимая чужие имена, ты чувствовал, что тебе доверили нести большую ответственность.

И по всюду на тебя смотрели незнакомые лики с икон. «Ты обращайся к ним, как к живым». «О чем они говорят? Ведь это просто изображения». Казалось, здесь хранили какие-то тайны, недоступные твоему восприятию, и очень хотелось к ним приобщиться, понять, подобрать ключи. Первая встреча со странным необычным миром, где все было по-другому. Первый неумелые шаги на пути любви и веры.

По возвращению снова пришлось начинать все заново. Чужая страна, унылый город, равнодушные люди. Чувством собственной ненужности было пропитано все вокруг, от фасадов серых зданий до безучастных лиц. Последние годы смыслом жизни стало продление документов в этой на самом деле ненужной тебе стране. Только бежать было некуда - пусто было везде. Опять новая работа, тоскливая офисная многоэтажка, наполненная, как казалось, черствыми людьми. Отзвук мечты для многих, этот красивый город стальным холодом одиночества сковывал сердце.

Надо было как-то выбивать собственную тоску. Откуда-то родилось правило в самые грустные моменты вставать и делать что-нибудь для другого. Хоть самую малость. Я стала покупать кофе для девчонок на ресепшн. Подумалось, что мне бы точно тоскливо было здесь сидеть. И теперь одна из них, яркая темнокожая женщина, с кучей своих проблем и переживаний, неизменно заставляла меня улыбаться по утрам. Громко приветствовала, завидев меня в дверях: «Ну, как вы? В каком настроении сегодня? Почему такая невеселая? Я обязательно поставлю за вас свечку Богородице».

Я стала привозить российские конфеты женщине, которая работала на первом этаже здания в кафетерии. Как-то подарила ей цветок в горшке, который очень нравился самой. Задерживалась, чтобы спросить про ее детей и дочку-подростка, с которой были напряженные отношения. А она стала угощала свежевыжатым соком.

Как-то делилась с молодым коллегой, какая она чудесная и как мне приятен такой маленький жест, а он бросил свысока: «Конечно, ей легко это делать. Ведь она не за свой счет, раз там работает». Меня это очень задело. А она будто в ответ на эти мысли, однажды сказала: «Вы не думайте, что я пользуюсь своим положением. Многие оставляют на чай, а я складываю эти деньги в кассу».

Она стала жилеткой для моих переживаний. Делилась собственными историями. И стала большой поддержкой для меня. Как-то увидев с утра мои опухшие от слез глаза, достала их холодильника лед: «Вот, приложите. Так быстрее пройдет».

В какой-то момент я перестала ждать, что кто-то устроит мне праздник и стала создавать праздник сама. Преодолевая обычную лень и усталость, приходилось искать после работы, чем порадовать в день рождения коллег. Что было бы приятно мне в этот день? Так в офис неизменно доставлялись торты и подарки. А однажды появились сюрпризом надувные шары для нашего стажера. То, о чем мечталось мне, я решила подарить другому человеку. В культуре безликости и безучастности стали зарождаться новые отношения. В среде, где вовсе не принято было праздновать в коллективе, теперь появлялись новые правила. Помнить о ближнем становилось негласным законом.

Мне стало привычно накануне своего дня рождения обзванивать и предупреждать знакомых, чтобы не было повода обижаться. На работе подумалось, что никто и не вспомнит. Неважно, что [казалось лишь, что только] я делаю усилия со своей стороны. Но в тот день меня встретили букеты цветов, подарки и сюрпризы. Испекла пирог женщина из кафетерия. А тот самый стажер каким-то удивительным образом случайно купил мой самый любимый клубничный торт. А дома устроили сюрприз те, с кем я тогда снимала квартиру. Еда из русского магазина, грузинское вино, которое сложно найти в Париже. Песни Юрия Шевчука. И торт со свечками. Девочка-итальянка сказала, что никогда не делала ни для кого сюрпризов, а тут что-то ее толкнуло. Все детство я с грустью смотрела на празднования соседских детей, которые неизменно сопровождались тортиками со свечками. У нас в семье такой традиции не было. Неожиданно сбылась детская мечта.

Вообще что-то делать для другого всегда сопрягалось с какой-то непреодолимой сложностью. По началу даже писать имена в записках о Здравии и Упокоении было тяжело. Самые ближайшие родственники, зачем еще тратить на кого-то деньги. И просто вспоминать имена знакомых казалось пустой тратой времени.

Но постепенно стало заботой помнить про каждого. Не проходить мимо переживаний другого. Быть внимательным. Так, увидев чью-то грусть на лице приходилось выбираться из собственной ракушки и пытаться приободрить, понять, выслушать. Заботу, любовь и радость приходилось создавать самой. Вырабатывать, раскапывать, выбивать из, казалось бы, иссякшего источника.

 

Подниматься рано утром в выходной день и ехать переводить в префектуру для друзей. Звонить добиваться встречи с врачом, у которого все расписано на год вперед, чтобы он принял тяжело больного ребенка едва знакомой тебе женщины. Узнавать про варианты лечения для отчаявшейся матери с умирающим от рака сыном, совсем незнакомой, случайно встречной в другом городе, вообще в другой стране. Сидели рядом молились у могилки преподобного Паисия Святогорца. И вот зашел разговор. Всего несколько недель спустя, когда получилось найти информацию и связаться со специалистом в этой области, сына уже не стало. На письмо ответили родные и написали, что двери их дома всегда для меня открыты.

Появилось правило подавать просящему. Нехотя лезть в сумку за хоть какой-то монетой. Интересно, что одно движение подаяния заражало и других людей. И как-то доставая монеты разговорились сидящие напротив женщины. Оказалось, что обе помогали в благотворительных организациях для бедных.

Обратная связь приходила через других людей. Деньги возвращались через иные источники. Крупная сумма, безвозмездно отданная на помощь знакомой, вернулась неожиданно через проект, для которого и трудиться-то особенно не пришлось.

Как-то оказалась у дверей квартиры без ключа. Температура и хотелось есть. Подумалось с раздражением, что была бы я в России, можно было бы пойти к соседям. А тут так не принято. Вообще-то и у нас в большом городе такое не случается. Но вдруг в этот самый момент на лестничной площадке появляется женщина. Участливо спрашивает, что же я делаю под дверью. И приглашает зайти к ней. Я жмусь у порога. Не очень удобно. «А может быть вы голодны?» Усаживает меня за стол, разогревает обед. Милая уютная, хорошо обставленная квартира. Живет она одна, но выросла в семье, где привыкли помогать другим. «Вы знаете, мне через какое-то время нужно будет уходить, если вам нужно задержаться, я оставлю вам ключ от квартиры». Ситуация вообще малоправдоподобная, особенно в реалиях большого города. Но вдруг стало открываться, что такие люди есть рядом. Даже за границей.

Оказалось, гораздо приятнее было делать что-то для других. Отдавать, делиться, дарить. И через это приходили радость и утешение. Другой становился мерой делания для себя самого. Радость была будто на другом конце, и получателем был ты сам. Источником любви становился не внешний мир, а внутреннее делание.

Неожиданно в этом, как казалось, чужом и чуждом мире, появилось столько людей. Стало неважно, что они говорят на другом языке, что у них отличный от твоего цвет кожи. Вдруг и они оказались верующими, чувствующими, живыми и близкими. Радость рождалась в простоте вещей. Ты не стал вдруг богат, успешен, не вращался среди знатных особ. Тебя окружали обычные простые люди, но ты был связан с ними незримыми нитями добра. Ты жил их жизнями и был в их жизнях. Им теперь тоже была важна твоя улыбка.

Одиночество сдавало свои позиции. Стало растворяться среди внимательных взглядов и участия. Стоило только приблизиться и протянуть руку через них, себе же самому. Деятелем окружающего тебя мира становился не кто-то другой, а ты сам. Ты был на месте каждого человека, для которого ты что-то делал. Нищий с протянутой рукой, какой бы он грязный и неприятный не был, напоминал себя перед иконами святых со своими бесконечными просьбами. Мир будто отзывался, оживал. Откликался на каждый вдох, вопрос, просьбу. Посылал утешение, ответ, человека. Показывал, что ты на правильном пути. Что через раздачу себя самого, ты сам себя и воссоздаешь. Любовь вокруг просыпалась от твоей собственной любви. Только это внутреннее поле приходилось вспахивать с неустанным трудом.

В какой-то момент от этих непрерывных усилий стали ломаться стенки эго. И за завесами своей собственной ограниченности стала проступать реальность других людей. Их боли и переживания. Человек открывался своей красотой, но и своей раненностью, искаженностью, травмированностью. Обидное слово, жест, действие с его стороны стали вплетаться в его собственную реальность. И в общении теперь виделась не угроза, оскорбление, обида, а просто другой невольно задевал своими наростами твои, спрятанные за покровами одежды, раны. Теперь приходилось учиться сдерживать первую волну реакции негодования, возмущения и видеть другого. Обращаться к его внутреннему бережно и с любовью.

За ограниченными фасадами своих представлений вставали живые люди. Открывались целые миры. Словно на темной улице ты вдруг замечал теплящиеся в домах лампады. Капля света, оброненная в душу, позволяла заглянуть краешком глаза в красоту убранства другого человека. Проявлялись иногда затемнённые, стершиеся очертания удивительных изображений. Словно старинные фрески в заброшенном храме. И тогда хотелось плакать, молиться и верить, что Господь обновит этот утраченный душой образ. Но иногда внезапно увиденная красота затуманивалась, тускнела и человек, сам того не ведая, становился орудием темной силы. Она наносила невидимые удары, била наотмашь, знала все твои больные места, рушила все твои ожидания. Неизменно всегда точно и верно попадала в намеченную цель. И тогда главное было не испугаться, не спасовать, не отвернуться с отвращением, не уйти и не бросить. Постараться хоть на толику удержать этот взгляд любви. Оправдать, не позволить себе ложно засвидетельствовать. Не потеряться за слоями безобразных рисунков, а разглядеть изначальные черты. Жизненно важно было не отступить и сохранить единственное сокровище, которое у тебя было - любовь, которую тебе доверили хранить к человеку. Именно она должна была стать выкупом за его душу.

Под старческим обликом – глубокая личность и насыщенная жизнь:
История девушки, посещавшей пожилую женщину

Девушка, поделившаяся своими заметками, описывает, как в результате общения перед ней стала раскрываться многогранная личность одной пожилой женщины.

«Когда мы познакомились, мне было 29, ей 92. Меня попросили навестить ее, потому что от нее перестали приходить письма. Жива ли она? Возможно, нужны какие-то продукты, лекарства.

Оказалось, что помощь, действительно, была необходима, ведь она уже не могла себя самостоятельно обслуживать. Мне открыл дверь ее племянник, пятидесятилетний «мальчик», у него психическое заболевание.

Когда я вошла в комнатку, то увидела маленького человечка в кровати, на голове волосы сбились в один большой колтун, очень давно не менялось постельное белье, обстановка была шокирующая.

Но этот шок длился только первые пару минут, потому что потом мы начали разговаривать. Во время беседы с ней меня не покидало чувство, будто мы давно знакомы, просто не виделись много лет. Она просто и искренне интересовалась тем, как я живу, потом рассказала о племяннике, о том, какой он замечательный помощник, как она благодарна ему за заботу, потом сказала немного о себе. О том, что она кандидат наук, доцент, глубокий знаток и ценитель искусства (музыки, живописи, поэзии) – она, конечно, умолчала. Все это как-то само собой узналось уже позднее.

Она всех всегда старалась оправдать. Говорила, что, да, есть на улице бандиты, шпана, но ведь и они когда-то были детьми. Может, беда у них какая случилась, что они пошли по преступному пути, но надо и их пожалеть, слово доброе сказать, может, они и смягчатся. Кто бы ни пришел (священник, чтобы причастить, электрик, мастер-ремонтник), всем старалась просто, по-доброму что-то сказать, предложить поесть, выпить чаю, в общем, как могла, старалась, даже будучи прикована к постели, согреть заботой, любовью. Как жалела животных! Интересовалась, как погода на улице и если холодно – переживала, как же птицы, как собаки! Просила обязательно что-нибудь захватить из дома, покормить.

Зато себя не щадила, все время иронизировала, называя себя то «кучей навозной», то сокрушалась, что «стала такая бестолочь, все из головы вылетает, ничего не запомнить».

С большим вниманием, даже когда, бывало, плохо себя чувствовала, слушала молитвы ко Причастию, с трепетом приступала к Таинству.

В свои 92 она говорила, аккуратно так наставляя, что жизнь – она такая короткая, что нужно прожить ее хорошо, чисто, хранить верность, жить по совести. Всякий раз, когда мы расставались, хотя и на несколько дней, она горячо благодарила за то, что получилось приехать, и просила приезжать еще, если будет возможность.

Так было и когда мы встретились в последний раз. Она уже тяжело болела и едва слышно, с большим усилием что-то могла произнести, но все же находила силы, чтобы не только не показать, что ей больно или плохо, но, сколько возможно, старалась проявить любовь.

Для меня она навсегда останется добрым и близким другом. Но главное – самым настоящим, живым примером такого невероятного контраста – как человек, совершенно немощный физически, может жить духом, и не только не раздражаться и не «киснуть» в унынии и отчаянии (хотя поводов для этого у нее было немало), но хранить любовь, щедро ею делиться, покрывать все ею.

Да упокоит Господь ее святую душу. Вечная память рабе Божией Валентине».

«Преображение или образ айсберга как способность увидеть нечто больше того, что мы видим»

«Я мама больного ребенка, у которого диагноз аутизм. Часто меня посещали и мучили мысли о том, почему я страдаю, за что Бог дал мне такого ребенка и даже о том, что было бы лучше, если его совсем не было. В нем я видела причину своего страдания и мысленно часто пыталась понять, рассудить как-то, чтобы утешиться, но утешения не находила. Когда же отчаяние достигло пика и я довела себя почти до отчаяния, я попала на Соловки. Там я решила исповедоваться и высказать всю свою боль. Один иеромонах принял мою исповедь, которая за тридцать два года моей жизни была самая искренняя, живая, настоящая, хотя исповедоваться и причащаться мне доводилось и раньше. После искреннего раскаяния утешение пришло почти сразу, особенно моя душа успокоилась после Причастия. Мой мир внутри и восприятие жизни, уклад, представление о многих вещах и оценочное суждение словно сменили вектор, будто раньше я стояла в своих убеждениях и представлениях на голове, а теперь твердо встала с головы на ноги, и все стало на свои места. Открылся новый мир. Раньше жизнь свою я видела будто маленькую верхушку айсберга, однако стоило мне покаяться, и Господь в одночасье перевернул мой айсберг на сто восемьдесят градусов, мой маленький узкий мир ошибочных суждений и выводов, показав мне новый бОльший мир, дно айсберга, или то, что я не видела раньше. Стало ясно и очевидно как день, что мой ребенок – не он причина моего страдания и умножения его. Причиной страдания был мой эгоизм, который стремился увидеть в любом стесняющем его обстоятельстве страдание. Когда пришло раскаяние и осознание этого, я больше не способна была в своем ребенке видеть причину моих бед, но даже наоборот, я стала благодарить Бога за такого сына и видеть в нем свое спасение. Ведь это особенное чадо, мой сын, именно он ежедневно помогает мне выбраться из скорлупы собственного эгоизма, ради которого я жила все эти годы. Иногда нужно просто довериться Богу, покаяться и начать менять свою жизнь, чтобы обрести эту способность выйти за узкие рамки своих часто ошибочных представлений и суждений, увидеть фундаментальную основу айсберга, на которой зиждется все, но которая скрыта от глаз нераскаянного.

Связь матери и ребенка:

Когда после недели, проведенной на Соловках, я вернулась в домой, то обнаружила у своего четырехлетнего ребенка-аутиста значительный прогресс в развитии. Его взгляд стал осмысленным, он стал обращаться ко мне с какими-то просьбами (жестикуляция и звуки) и понимать мою обращенную к нему речь. Мой муж тогда удивленно спросил меня: что с нашим ребенком? Все мы радовались и дивились. В эти дни радости я поняла, что моя исповедь во многом имела значение. Я не могу утверждать или заявлять, что это всегда взаимосвязано, но в моем случае, я чувствую, что это так. Во многом улучшение состояния ребенка я связываю со своим покаянием. В покаянии Господь дарует утешение матери больного ребенка, а иногда и исцеление чаду, наполняет радостью душу и отгоняет уныние.

Изменение жизни (пост, молитва, испытание совести, осмысленность действий):

С того момента я решила изменить свою жизнь, нельзя закрывать глаза на ту глубину, которую открыл мне Бог, нужно меняться и идти дальше, преодолевать все те же жизненные трудности, но только с Ним, с Господом. Только Он дает правильное видение событий жизни, их причин и осознание моего пути спасения, который из пути страдания и тягости становится путем радости и смирения.

Добрый иеромонах объяснил мне смысл поста, важность духовничества и молитвы. Все это для преодоления дробности моей жизни, хаоса мыслей, пустой суетности и для возможности начать борьбу со страстями. Начать совершать конкретные поступательные шаги на пути своего изменения.

Раньше посту я не придавала столько значимости, да почти и не постилась вовсе, мне это казалось некой формальностью и не значительным ограничением. Смысл его я видела лишь в том, чтобы, образно выражаясь, ближнего своего не есть, что дело не в конкретной пище и удержании себя от какого-то продукта. Это была удобная позиция для оправдания своей лени и нежелания соблюдать пост. После разговора с иеромонахом я решила начать поститься как нужно, удерживая себя от скоромной пищи в посты, а также в среду и пятницу. К соблюдению постных дней я добавила чтение вечернего и утреннего правила, иногда во время дел или отдыха Иисусову молитву по мере сил, старалась выделить хотя бы пятнадцать минут в день на чтение духовной литературы. Также ограничила себя в хаотичном потреблении информации вроде ТВ и соц.сетей, выделив на поиск нужного определенное ограниченное время. Часто мы говорим, что не на что не хватает времени: ни на молитву, ни на ближнего, ни на детей, но к концу дня мы словно выжатые лимоны, а в голове гул прожитых за день событий, с которым мы засыпаем, так и не осмыслив прожитый день. Но вот удивительная вещь, что когда я стала следовать простым христианским правилам ведения своей жизни, начала соблюдать пост, молиться, а вечерами испытывать свою совесть и коротко подвергать анализу прожитый день, то внезапно, как бы весь строй жизни стал упорядочиваться, времени на все стало хватать, я перестала жить будущим и забивать голову ненужным хаосом. Равно как раньше, когда я гуляла с ребенком, мой ум блуждал в каких-то делах, отвлекался на новости в интернете, одна мысль сменяла другую, они проносились в голове и улетали с вихрем, оставляя гул и пустоту, добавляя усталость. Теперь, те же прогулки стали какими-то наполненными, осознанными что ли, приносящими радость от общения с ребенком, появилась способность видеть окружающую красоту, тихо молиться и благодарить. Преобразилось все: хаос сменился порядком, разрозненность мыслей собранностью, месиво жизненных событий стало выстраиваться относительно одного главного центра и смысла жизни христианина – Христа.

Про старость и зависть к молодым:

Человеку, которым владеет страсть, сложно объяснить, что он способен мыслить иначе. Но это можно понять и прочувствовать после покаяния. Когда я была моложе, мне казалось, что молодость будет всегда, но позже я увидела в зеркале первые морщинки, изменения в фигуре и поняла, что старею. Тогда были еще проблемы с мужем, и он чуть не ушел к другой женщине, что добавило мне страхов и сомнений относительно моей внешности, ведь многие женщины как и я тогда в первую очередь делают ставку на внешность, в ней начинают видеть причину своих неудач. Будь я помоложе или вон как та девушка, то никуда бы он не ушел и т.д, думают они. Это ненормальное состояние порождает в женщине зависть к более молодым девушкам, скверность характера и вечное недовольство, в крайних случаях многие ложатся под нож хирурга, перекраивают себя с ног до головы, чтобы продлить молодость. Но добавляет ли им это счастья или избавляет ли их от этой гонки за временной красотой, или помогает это как-то победить зависть? Увы, нет. На своем маленьком опыте могу сказать, что покаяние помогает начать мыслить и чувствовать иначе. Я завидовала красоте многих девушек и думала: ах, если бы у меня была такая же гладкая кожа или мне бы такие же пушистые ресницы, вот ей повезло, а моя внешность меня не радует. И этот круг мыслей и постоянной зависти к каким-то телесным особенностям других женщин меня бы не отпустил, пока я искренне не раскаялась в этом чувстве, только тогда Господь приоткрыл мне возможность смотреть на красивых женщин иначе. Однажды я зашла в Казанский собор Петербурга и стояла в очереди к иконе Казанской Божьей матери, недалеко на ступеньке сидела молодая красивая девушка: я смотрела на нее и не могла оторвать взгляд: в ней все внешне было прекрасно: кожа, разрез глаз, блестящие волосы и какая-то хрупкость. Тогда я подумала: Господи, насколько Ты мудр и глубок, если смог сотворить такую красоту по своему образу и подобию. Прекрасны дела твои Господи. И я расплакалась от умиления сердца. Тогда я осознала, что образ и строй мыслей может быть другим, направленным не на разрушение себя изнутри от изматывающей душу зависти, а на созидание и благодарность Господу за Его дивные творения. Так, мне кажется, рождается любовь и искореняется грех. Это тот единственный узкий путь и выход из порочного круга мучающих тебя страстей. Спасибо Господи.

Про отношения с мужем:

Когда мы поженились с мужем, то первые годы жили в некой такой, свойственной молодым людям, эйфории влюбленности, легкости, когда можно было собрать рюкзаки и поехать куда глаза глядят в отпуск, жить ради себя и удовольствия. Мы все начинали вместе: в один год закончили ВУЗы, устроились на разные работы, вечерами встречались, делились прожитым днем, хвалились успехами, размерами премий, талантами и дошли в этом несколько до некоторого не вполне нормального состояния, когда я почувствовала, что при любой какой-то ситуации, разговоре или споре я чувствую в нем больше не мужа, но соперника. Я стремилась зарабатывать больше, в компании общих друзей превосходить его в юморе, шутках, каких-то знаниях и т.д. Ответная реакция его стороны была ровно такая же. Иногда я осознавала плачевность и абсурдность ситуации и говорила себе стоп, так быть не должно, мы должны быть за одно, мы не должны быть соперниками, мы семья, которая предполагает единство, иерархию, а не глупое соперничество, споры и доказательства своей мнимой крутости за счет принижения или обесценивания талантов другого человека, родного мужа. Затем родился сын, муж работал, я была с ребенком и училась, получая второе высшее образование. Мы виделись как-то эпизодично, вечерами, попеременно качая кроватку сына и разговаривая только о каких-то бытовых вещах. Что-то главное ускользало. У него началась какая-то отдельная своя жизнь и круг друзей, в который я была не вхожа, у меня остался мой круг интересов, в который я перестала посвящать мужа. При попытке любого сближения возникал этот пресловутый момент столкновения двух гордынь, моей в первую очередь, некоего соперничества, когда ты не способен радоваться успехам мужа, но только поглощен мыслью о том, чтобы такое великое сделать, чтобы тоже что-то значить и чем-то отличиться. Любовь была на словах, но на деле её не было. Именно тогда мы чуть не разошлись.

Про диагноз сына – аутизм, мы узнали, когда ему исполнилось три года. Именно тогда он нас объединил и заставил посмотреть на самих себя иначе. Эта скорбь нас сплотила и заставила думать не только о себе и о своих отношениях, но выйти из вакуума и обратить внимание на кого-то еще, на сына. Это нас сплотило, мы перестали быть соперниками и соревнующимися хоть в чем-либо и, наверное, впервые, встали вместе, рядом. Теперь мы смотрели в одном направлении, берегли и поддерживали друг друга, появилась осознанность и возможно осмысленность нашей жизни. Появилась искорка любви. Сын ее зажег. Начали усиленно и усердно вкладывать в него и отдавать ему любовь, заботу, искать способы и решения для поиска его лечения и социализации».

Через несколько месяцев после написанного:

«Радость у меня одна: мой сын. Он, не описать, насколько он становится похож на обычного ребенка. И вот тут я без идеализации и восторгов пишу. В августе, после моего второго возвращения с Соловков, первая терапист, которая с ним занимается, заметила и сказала: как он изменился. Вторая логопед, которая мне тоже сказала об удивительных изменениях с ним. Третьим человеком был мой муж, который подошел и спросил меня: не даю ли я каких-нибудь ему таблеток, которые способствовали бы такому его качественному изменению. Неделю назад мы ездили немного пожить с сыном к моей маме, и она, увидев его, была поражена и сказала, что это другой ребенок. Это все свидетельства со стороны людей, которые видят также моего мальчика. Но что вижу я? Я вижу чудо, чудо всей моей жизни. В Евангелии множество подобных чудес, когда Христос слепых делал в один момент зрячими и исцелял больных и Лазаря воскресил. И всякий раз я плачу, когда читаю об этих чудеса, но теперь я вижу и знаю и познала опытно со своим сыном, что подобные чудеса Бог творит и по сей день. Но удивительно мне и до боли горько, что все видящие это чудо, явное, не придуманное (можно по документам и заключениям врачей все проверить и сравнить) как бы не хотят его видеть и каждый находит для себя удобное объяснение. И если не верующие люди-специалисты, такие как логопед и терапист, несмотря на нестандартность ситуации, говорят, что ну это он так за лето подрос или в голове что-то перещелкнуло, то муж мой признал, что да, наверное, это Бог, если таблеток никаких не давали. Ну как же дальше мысль не развить: таблеток никаких нет, за два месяца мальчик исцелился почти, почему так? Почему люди видя-не видят и не уразумеют? Даже мама моя, которая в храм ходит и врач сама, даже она, ужаснувшись и поразившись, сказала мне: да, видимо, это было такое развитие с опозданием».

[1] См. «Неудовлетворенная потребность как причина аддиктивности» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология» («Олсиб», 2001).

[2] См. «О лжи и предательстве» из книги И. Ильина «Аксиомы религиозного опыта».

[3] См. «О силе суждения» из книги И. Ильина «Путь к очевидности». 

[4] См. «О художественном совершенстве» из книги И. Ильина «Путь к очевидности». 

[5] См. «Накануне» из книги протоиерея Георгия (Флоровского) «Пути русского богословия».

[6] См. главу 14 «О вырождении религиозного опыта» из книги И. Ильина «Аксиомы религиозного опыта».

[7] См. «Неудовлетворенная потребность как причина аддиктивности» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология» («Олсиб», 2001).

[8] Никольская О.С. Аффективная сфера человека: взгляд сквозь призму детского аутизма.

[9] См. Ельчанинов А., свящ. «Демонская твердыня (о гордости)».

[10] Ухтомский А.А. Доминанта души: Из гуманитарного наследия. Рыбинск: Рыбинское подворье, 2000.

[11] По данному вопросу см. книгу патриарха Сергия (Страгородсткого) «Православное учение о спасении», раздел «Возмездие», а также книгу священномученика Андрея (Ухтомского) «О любви Божией на Страшном Суде».

[12] Кутырёв В.А. Cова Минервы вылетает в сумерки (Избранные философские тексты ХХI века) / В. А. Кутырёв. СПб.: Алетейя, 2018. (Тела мысли).

[13] См. «Плач мой» из книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Аскетические опыты. Том 1».

[14] Из книги Виктора Франкла «Доктор и душа: Логотерапия и экзистенциальный анализ» (переводчик Любовь Сумм).

[15] Там же.

[16] Ольшанский Д.В. «Психология терроризма» (2002).

[17] Из книги Виктора Франкла «Сказать жизни – Да!».

[18] См. главу «Странная встреча» из книги архимандрита Рафаила (Карелина) «На пути из времени в вечность. Воспоминания».

[19] См. слово 25 из наставлений аввы Исаии, помещенных в первом томе книги «Добротолюбие».

[20] См. «200 глав о духовном законе», параграфы 17–18 из наставлений Марка подвижника о духовной жизни, представленных в первом томе книги «Добротолюбие».

[21] Дамаскин (Христенсен), иером. Не от мира сего: Жизнь и учение иеромонаха Серафима (Роуза) Платинского / Иеромон. Дамаскин (Христенсен); Пер. с англ. М. и др.: Рос. Отд-ние Валаам. о-ва Америки: «Русский паломник», 1995.

[22] Морозов Г.В., Шуйский Н.Г. Введение в клиническую психиатрию (пропедевтика в психиатрии). Н.Новгород: Изд-во НГМА, 1998 г.

[23] «Психоделия в нашем отечестве» из книги А.Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

[24] Там же. «Предшественники «психоделической революции».

[25] Рафаил (Нойка), иером. Живя мя по словеси Твоему. Духовные беседы / Пер. с англ, иером. Доримедонта (Литовко). СТСЛ, 2015.

[26] См. главу Глава V «Тварное бытие» из книги Лосского В.Н. «Очерк мистического богословия Восточной Церкви».

[27] «Духовное утешение на пути ко спасению. Размышление смиренного сердца».

[28] Нассим Николае Талеб. Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни. ООО «Издательская  Группа «Азбука-Аттикус», 2018.

[29] «Омар Шариф: Победители выигрывают – и в рулетке, и в любви»; Омар Шариф: Просадил в казино все свое состояние. 

[30] Более подробно см.: «Обращение к полноте: Становление личности как путь преодоления зависимого поведения». Часть 3 «Обращение к полноте и доминанта на лицо другого». 

[31] URL: https://wellnesso.ru/zvezdy/chto-za-kukly-u-timati.html.

[32] Подробнее см.: «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».

[33] См. «Путь отрицаний и путь утверждений» из книги Лосского В.Н. «Догматическое богословие».

[34] «Всем желанием желай и всем сердцем ищи одного того, чтоб победить ту страсть, с которою теперь борешься и которая теперь тебя борет, и на место ее восставь в силе ту добродетель, которая ей противоположна и ею в настоящее время подавлена. Это одно да будет для тебя – весь мир, все небо и земля, все сокровище твое и последняя твоя цель, в уверенности, что этим одним ты достойно можешь благоугодить Богу. Ешь или постничаешь, трудишься или отдыхаешь, спишь или бодрствуешь, дома сидишь или находишься вне его, молитвенным делом занят или житейским поделием, все это да будет у тебя направляемо к тому одному – чтобы преодолеть возжегшуюся страсть и восставить прогнанную ею добродетель» [См. главу 35 из книги преподобного Никодима Святогорца «Невидимая брань»].

[35] Франкл В. Указ. соч. См. главы «О смысле работы», «Невроз безработицы», «Воскресный невроз».