Прокопий (Пащенко), иером. Преодоление игрового механизма. Ч. 3. Игра и тень из разлома

Одним из аспектов игрового механизма является охваченность сознания внутренним неуправляемым состоянием. Третья часть статьи «Преодоление игрового механизма» называется «Игра и тень разлома». В ней приводятся некоторые соображения в отношении отдельных аспектов формирования этого неуправляемого состояния (импульсивные влечения, толкающие человека на разрушающие его действия).

Игра, шизофрения и «имплантация ощущений»

Отличительным признаком шизофрении, как пишет Кемпински, является ощущение «инаковости» при разговоре с пациентом. У пациента возникает впечатление, что другое лицо «входит в него». «Больной на это время перестает быть самим собой и становится именно этим персонажем и обычно ведет себя соответствующим образом». Его переживания начинают уподобляться переживаниям «этого другого лица».

Больной «становится кем-то другим – открывает себя подлинного, сбрасывает прежнюю маску, которая закрепощала и тормозила его, становится подлинным собой, героем, выступающим против всего мира». У него возникает чувство «освобождения от себя прежнего», он «ощущает хаос, пустоту, собственное зло и ненависть к самому себе и ко всему миру».

То есть, что-то вклинивается в сознание человека и начинает проявлять себя в его сознании вполне самостоятельно. Такого рода «вклинивание» в сознание посторонних для человека ощущений, как писал схиигумен Гавриил (Виноградов-Лекарбая), связано с воздействием на сознание человека падших духов. Свою мысль отец Гавриил подробно обосновывает и комментирует большим количеством научных данных и примеров в своей книге «ОТ ЧЕГО НАС ХОТЯТ “СПАСТИ” НЛО, экстрасенсы, оккультисты, маги?» (см. хотя бы главу «Что такое «имплантация ощущений»).

Подобного рода «имплантацию ощущений» переживал после оккультной инициации упомянутый в разделе о деперсонализации и дереализации мужчина. После инициации, как было отмечено, у него пропала любовь к детям, а жена стала казаться ему чужой. У него иногда бывали «приступы какого-то веселья, как у пьяного: когда хочется хохотать, не понимая, над чем, но они быстро сменялись глубокой тоской». Если бы его во время этих приступов спросили, чего бы он хотел, то он ответил бы, что «хотел бы покончить жизнь самоубийством, но прежде взорвать этот мир огромной бомбой». «Какое странное чувство, – говорил он, – испытывать приступы веселья, похожие на приступы пароксизма, но никогда не ощущать радости».

О каких приблизительно переживаниях идет речь, человек, не ощутивший их, представления иметь не может. Ведь, чтобы понять эти переживания, нужно уподобиться тому, кто захвачен «инаковостью». Реализация же попытки уподобиться может обернуться катастрофой, потерей себя.

Отчасти о характере переживаний, которые, по всей видимости, имеют место в подобных случаях, можно судить по высказываниям Ставрогина – главного персонажа романа Ф.М. Достоевского «Бесы».

Ставрогин принимал участие в дуэлях, попойках, кутежах. Как-то он сообщил хозяйке, у которой снимал комнату, что потерялся его ножик. Хозяйка, подозревая в воровстве свою малолетнюю дочь, решила жестоко наказать её. Перед началом экзекуции Ставрогин нашел ножик, но не сказал о том и не отклонил жестокого наказания от девочки. Во время наказания он наблюдал за происходящим, а после – вступил в связь с девочкой, после которой она покончила с собой.

Объясняя свое поведение, Ставрогин поведал, что «всякое чрезвычайно позорное, без меры унизительное, подлое и, главное, смешное положение» возбуждало в нем «рядом с безмерным гневом, неимоверное наслаждение». Так бывало с ним и в минуты преступлений, и в минуты опасности для жизни. «Если б я что-нибудь крал, – рассказывал он о себе, – то я бы чувствовал при совершении кражи упоение от сознания глубины моей подлости. Не подлость я любил (тут рассудок мой бывал совершенно цел), но упоение мне нравилось от мучительного сознания низости. Равно всякий раз, когда я [во время дуэли], стоя на барьере, выжидал выстрела противника, то ощущал то же самое позорное и неистовое ощущение, а однажды чрезвычайно сильно» (См. главу «У Тихона»).

Рассказ Ставрогина о себе самом приводится в главе «У Тихона». Две важные особенности могут быть применительно к теме данного раздела также выделены в рассказе. Ставрогин видел или чувствовал «подле себя какое-то злобное существо, насмешливое и «разумное»». И – Ставрогину было скучно «до одури» (одеревнение?).

Слова Ставрогина о иррациональном возбуждении могут быть сопоставлены с историей Ричарда Минстера (XVII век). Ричард был завсегдатаем великосветских салонов. Будучи обвиненным в целом ряде преступлений, он был обезглавлен.

Перед казнью он письменно изложил свою исповедь, в которой рассказал о чудовищной финансовой потере, пережитой им в канун праздника Крещения (канун праздника он провел в игорном заведении).

«Помимо собственной воли в субботу я … направился в этот вертеп [игорное заведение] с твердым намерением избавиться от всего, что имел. Проиграть! Истину говорю я: ибо каждый бросок костей, стоивший мне целого состояния, был глотком родниковой воды для томимого жаждой путника. При этом я испытывал то извращенное наслаждение, какое испытывает дикий зверь, терзая и насилуя беззащитную хрупкую девственницу… Каждый же выигрыш, напротив, омрачал чувство безумного восторга, переполнявшего мою душу…» Ричард начал с того, что выиграл большую сумму, но выигрыш «опечалил» его, и он «в отчаянии» повысил ставки. Но несмотря ни на что, он выигрывал и далее. За «всю эту безумную» ночь ему не повезло лишь один раз, деньги текли к нему рекой.

«Комната, – рассказывал он далее, – гудела от проклятий и ругательств. … Воздух … превратился в пьянящую смесь … Вокруг царили порок и похоть». Кто-то из игроков вскакивал, чтобы прикоснуться к рассказчику, и вновь кидался к игорным столам в надежде обрести удачу. Ричарду представлялось, что он – победитель, «возглавляющий гигантское триумфальное шествие».

Он стоял посреди «этого шабаша» перед принадлежащими ему богатствами. Его обуревало отчаяние в связи с тем, что он, вопреки «тщетным надеждам», «побеждал в схватке, которую стремился проиграть во что бы то ни стало». Наконец, он собрал все, что у него было, и выкрикнул свою последнюю ставку. Кости были брошены, и он проиграл. «С трудом могу передать, – так он описывал свои ощущения, – чувство безграничного облегчения, переполнившее меня. Оно было сродни чудодейственному бальзаму, исцелившему раны, нанесенные безжалостным миром»[1].

В данном случае налицо представлен феномен сверхсильного возбуждения, толкающего иногда игроков на необъяснимые с точки зрения человеческой логики поступки. Так, двое пациентов Эрика Крюгера, изучавшего в начале XIX века психологию игроков, рвали на себе волосы, разражались громкими воплями, независимо от того, выиграли они или проиграли. Подобные «приступы» длились иной раз по 48 часов, пока пациенты не валились в изнеможении и не засыпали.

Обнаруженные у них «признаки чрезвычайного возбуждения», некой ниточкой соединяют их со многими другими приверженцами игры. На предмет мотивов, толкающих к игре, было анкетировано одним исследователем 128 игроков. Им был разослал перечень возможных мотивов, из которых респонденты в отношении себя наряду с «тренировкой интеллекта» отметили и «необъяснимое возбуждение»[2].

Предпосылки захвата личности

Примечательно, что за неделю до описанного Минстером события он украл у своей сожительницы (он называл ее «шлюхой») драгоценности, чтобы отыграться после очередного проигрыша. Потом в порыве щедрости он приобрел для нее другие драгоценности, затем «возлег» с ней. Обладание женщиной, как передавал он, доставило ему острое наслаждение и удовлетворило ее похотливое естество. Но безумие, подобно дурной болезни, беспрерывно терзало его. И вот, по его замечанию, помимо собственной воли он отправился в игорное заведение.

Приведенная заметка дает основание предположить, что возбуждение, охватившее его в игорном заведении, имело свою историю входа в него. Так, авва Евагрий Понтийский отмечает, что «нельзя человеку подпасть какому-либо демону, если не будет он прежде уязвлен» похотью, чревоугодием, тягой к деньгам (сребролюбием) и к славе[3].

Совершая поступки, противоречащие совести и законам, на основании которых развивается мироздание, человек становится неспособным приобщаться к Божественной благодати. Божественная благодать, словно некий экран, защищает человека от воздействия падших духов. Соответственно, когда человек оказывается неспособным приобщаться к ней, он открывается для демонического воздействия.

Человек может также открыться для воздействия такого рода при условии разлития процессов торможения в коре головного мозга. Этот процесс развивается при занятиях йогой и медитативными психопрактиками. Эффект раскрытия, за которым следует подключение к человеку инфернальных сил, несут в себе также и экстатические практики. Экстатические практики использовались в мистических культах для облегчения доступа демонов к сознанию человека. Во время экстаза человек находится в состоянии столь сильного возбуждения, что перестает контролировать работу своего сознания. Он весь – в эмоциях, весь – вовне (подробнее см. первую часть статьи «Брешь в стене», главу «Мысль (догмат) обуславливает характер аскетических приемов, направленных на достижение целей, выраженных в догмате»). В эти минуты человек становится открытым для внедрения в него внушений.

В каком-то смысле с эффектом, достигаемым с помощью экстатических практик и плясок, можно сравнить и состояние гипер-возбуждения, случающееся с человеком во время фанатского боления и пиковых моментов игры. Некоторые фанаты и приходят на поле, чтобы пережить накал страстей, от которых у них «снесет голову». В пиковые моменты игры сознание настолько сильно захлестывается эмоциями, что контроль с сознания снимается, и человек предается во власть аффекта. Во время аффекта в сознание человека может войти мысль, кардинальным образом перестраивающая отношение человека к реальности (за доли мгновения в сознание «закачивается» информация, полностью перестраивающая видение мира). Из состояния аффекта в свое привычное, «рабочее» состояние человек, переживший внушение, возвращается уже иным, не тем, кем был ранее.

Феномен экстаза, случающегося с фанатами и игроками, можно сопоставить с словами одного эзотерика, размышляющего о условиях получения «передачи». «Передачей» здесь называется некое мистическое знание, вторгающееся в психическую жизнь человека и кардинальным образом меняющее человека. «Для того чтобы получить «передачу», – говорил один из эзотериков, – надо унизиться». Личность является последним пределом, который нужно уничтожить. Чтобы личность была уничтожена, ее нужно либо притупить, либо ошарашить. «Тупить проще всего водкой, когда до полусмерти напиваешься, твое “Я” выходит погулять. Шарашить проще всего грибами – ты до такой степени удивляешься тому, что происходит, что тебя снова нет, остается пустое место, в которое, если тебе повезет и обстоятельства совпадут, может как нож в масло воткнуться “передача”…»

Необходимо отметить, что слово «унижение» приводится в качестве синонима к слову «развоплощение». В эзотерической практике практика развоплощения подразумевала уничтожение главных свойств личности или сознания. Считалось, что проникновению «передачи» в сознание человека препятствует разум. Чтобы разрушить преграды, сдерживающие проникновение «передачи», для личности создавались ситуации с невыносимыми условиями.

О чем идет речь, можно понять по свидетельству одной женщины, имевшей опыт «духовной инициации». В то время как шло занятие психопрактикой она решила выйти в туалет. Но «учитель» сказал ей, что она должна преодолеть свою психологическую защиту. «Для преодоления этого вида защиты я, – рассказывала женщина, – была вынуждена раздеться ниже пояса и опорожнять кишечник в стоящую на столе вазочку с печеньем… Я даже сбежать не могла, так как вся группа стояла стеной и меня не пускали».

Подобного рода постановка друг друга в унижающие, «опускающие» ситуации долгое время была главным методом мистического обучения в группах. Такой тип обучения назывался «вычитанием». Считалось, что все реакции личности, связанные с чувством собственного достоинства, необходимо «вычитать» с помощью унижения.

Другой женщине, например, было дано задание раздеться и спеть, стоя на холодильнике. Эта женщина в результате выполнения данного «задания» пережила столь сильное потрясение, что потом полгода не появлялась на занятиях. Для достижения все тех же целей женщин заставляли вступать в унижающие их интимные отношения. Способ создания «критических ситуаций» в реальной жизни гораздо жестче, чем можно выразить на бумаге[4]. Некие аналогии с данными процессами усматриваются в образе жизни, реализованным Ричардом Минстером накануне описанных им событий.

Игра и «шизофренистическое озарение»

Феномен «передачи», радикально перестраивающий человека и реализуемый иногда вследствие разрушения этической составляющей его жизни, можно сравнить с феноменом «шизофренистического озарения». В озарении, как писал один психиатр, «больной открывает правду о себе и окружающем мире». Он ощущает, что ему открывается подлинный образ действительности. С действительности спадает маска, благодаря чему открывается возможность «познать, как реальность выглядит на самом деле».

Больной открывает смысл мира и своей миссии в мире, «он начинает видеть себя совершенно по-иному, открывает истину о себе самом, смысл своей жизни, свою харизму». Больному может отрыться знание о его необычном строении и о необычных особенностях, он может обнаружить таинственную и страшную болезнь.

«В шизофреническом озарении» больной начинает «ясно видеть свою истинную цель жизни и свое подлинное обличие. Для окружающих увиденное больным является бредом, но для самого переживающего озарение, увиденное им, является необычайным даром любви – харизмой. «Исчезает мучающее каждого человека сомнение по поводу своего образа и смысла жизни». Смысл как собственной жизни, так и целого мира может замкнуться в таинственном знаке, магическом слове. На фоне открывшегося «осознания подлинной сущности вещей» все прочее становится несуществующим, фальшивым. Подобно тому, как больной открыл подлинную роль собственной личности, он открывает подлинную роль других лиц и вещей. «Люди и вещи не являются такими, какими они представлялись; он выявил их подлинный смысл».

Для больного, который узрел «глубинное содержание», «заключающее как бы квинтэссенцию тайны жизни» все прочее оказывается пустым и фальшивым, – «Каким докучным, тусклым и ненужным мне кажется все, что ни есть на свете!» Открытие смысла собственной жизни, происходящее во время озарения, несет опасность того, что все прочее теряет смысл, становится обманом. Процесс «познания истины» во время озарения носит молниеносный характер[5].

В качестве примера такого «молниеносного» «познания истины» можно привести случившееся с Митей Карамазовым – персонажем романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Приехав в село Мокрое с целью прокутить имеющиеся у него деньги и покончить с собой, Митя вовлекся в череду событий, раскачавших его и без того расшатанную нервную систему. Еще недавно, охваченный эмоциями и выпачканный в крови, он бегал по городу и отдавал распоряжения, связанные с поездкой в Мокрое.

В селе Мокром он надеялся найти Грушеньку, отбывшую туда для встречи с мужчиной, с которым у нее многие годы назад был роман. Не имея надежды вернуть расположение Грушеньки, Митя желал сверкнуть своим швырянием денег, да и пустить себе пулю в голову (без Грушеньки он не мыслил своей жизни).

Во широкого гуляния вопрос о самоубийстве был снят с повестки вследствие того, что Грушенька, еще недавно отвергавшая его, вдруг проявила к нему благосклонность. Митя был упоен: неожиданно сваливавшаяся на него благосклонность Грушеньки, карты, алкоголь, бьющие через край эмоции, поющие неприличные песни девки, – все смешалось в какую-то круговерть.

Голова у него горела. Он обхватил руками голову и вдруг «разбросанные мысли его вдруг соединились, ощущения слились воедино, и все дало свет. Страшный, ужасный свет! «Вот если застрелиться, так когда же как не теперь? – пронеслось в уме его. – Сходить за пистолетом, принести его сюда и вот в этом самом, грязном и темном углу и покончить». 

Во время «озарения» человек скачком и неожиданно переходит от одного образа действительности к другому. Образ мира меняется, и человек не может поверить, что темный сформированный в сознании образ мира когда-то может просветлеть. В человеке словно что-то переключается, и он уже не может отойти от сформированного способа восприятия действительности. Для ситуаций такого рода характерны ощущения «ограниченности власти над собой и влияния «посланий извне»»[6].

Данные мысли можно прокомментировать с помощью описания, сделанного к картине П.А. Федотова «Игроки» (Киевский музей русского искусства, Украина). Картина изображает пятерых игроков, разделившихся на выигравших и проигравших. «Безумная ночь миновала, катастрофа свершилась». Проигравшие охвачены чувством полной безысходности. Один из проигравших похож на сумасшедшего. Видимо, он близок к тому, чтобы сойти с ума. Переживание безнадежности [вследствие чрезвычайно сильно переживаемых отчаяния и безнадежности снимается контроль с сознания подобно тому, как снимается в результате реализации экстатических психопрактик] охватило его столь глубоко, что он лишен способности действовать и погружен в состояние прострации. Его состояние напоминает транс, покой безумия. Он глядит на своих партнеров, «но скорее всего, не видит их, смотрит сквозь них, прямо на нас [то есть зрителей], как бы обращаясь к нам с истиной, внезапно открывшейся ему в высшем прозрении бреда». Партеры открываются зрителю картины такими, какими они открыты проигравшему.

Трое выигравших – чудовищны и безжизненны. «Три пустые души, срифмованные с тремя пустыми рамами, почему-то висящими на голой стене … – тремя зеркалами, в которых нечему отражаться, потому что, как давно известно, нечистая сила не имеет отражения».

Литературное описание картины, как может показаться, носит субъективный характер. Но тем не менее, в описании схвачены детали, которые могут наблюдаться и в реальной жизни. В качестве примера, заимствованного из реальной жизни, можно привести историю мужчины, пережившего шизофренистическое озарение.

Мужчина рассказывал, что одним махом, во мгновение ока, в его сознании развернулся новый образ мира с новыми причинно-следственными связями и смыслами. В открывшейся ему картине мира рассказчик увидел свой новый жизненный путь. Вследствие открывшегося ему мужчина встал на путь диссидентства в эпоху господства коммунистической партии в СССР.

Встал на путь диссидентства он вовсе не из-за стремления свергнуть коммунистическую власть. Манила сама возможность походить по лезвию бритвы (по выражению Маугли – «дергать смерть за усы»). За деятельность, которой мужчина занялся, ему могло грозить заключение в специальный лагерь для политических заключенных на снемалый срок.

Но опасность не пугала, а, наоборот, возбуждала, рождала ощущение интриги, интереса. Состояние, охватывавшее его на тот момент и владевшее им, мужчина описывал с помощью строк стихотворения А.С. Пушкина «Пир во время чумы» (упоминалось, что Пушкин имел опыт игры).

«Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

*

Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог».

Описанное в этих строках состояние тот, кто находится вне области «озарения», понять вряд ли сможет. Человек же, охваченный описанным упоением, может воспринимать его как «самое себя».

О ненормальности состояния, в которое он вошел, рассказчик впервые задумался во время чтения одной книги о масонах. В книге перечислялись «добродетели» масонов. Среди восхваляемых качеств были такие как, например, – щедрость, что рассказчик воспринимал как некое родство с христианством. Но со временем, в одной из книг он прочитал, что на вершине иерархии масонских добродетелей должна стоять любовь к смерти. Вследствие такого поворота дел, предполагаемое сходство с христианством перечеркивалось.

Эта любовь к смерти в мужчине присутствовала как наличная данность. Но, прочитав о ней в книге, он посмотрел на нее как бы со стороны. И, посмотрев, – отшатнулся.

Он говорил, что эта страшная любовь к смерти, была точно описана Ф.М. Достоевским (Достоевский тоже имел опыт игры) в романе «Бесы», в образе Кириллова. Кириллов согласился застрелиться «для дела», то есть убить себя ради реализации целей революционного кружка.

Кириллов считал, что целью является состояние, при котором человеку все равно – жить или не жить. Когда Кириллову было замечено, что человек боится смерти, потому что любит жизнь, Кириллов воскликнул: «Это подло, и тут весь обман!». «Будет новый человек, – вещал он, – счастливый и гордый. Кому будет всё равно, жить или не жить, тот будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам бог будет. А тот Бог не будет». По его мнению, желающий главной свободы, должен сметь убить себя. «Кто смеет убить себя, тот тайну обмана узнал» [эти слова можно сравнить с приведенными выше характеристиками «озарения», во время которого человеку кажется, что все ранее им познанное являлось обманом]. С его точки зрения, законы планеты являлись ложью и водевилем диавола.

Описывал свои замысловатые концепции Кириллов с горящими, сверкающими глазами. Он считал, что, убив себя и тем заявив о своем своеволии, он станет богом.

Своим самоубийством он думал спасти человечество, указать ему путь к физическому перерождению. Концепция отказа от жизни почему-то связывалась Кирилловым с идеей перерождения человека в человека нового. В своем самоубийстве он видел великую миссию «начать и доказать», спасти.

Дух, действующий в Кириллове Достоевского и описанный в стихотворении «Пир во время чумы» Пушкина, по мнению рассказчика, бросает людей на покорение гор «восьмитысячников». Дух шепчет человеку: да, многие погибают, но, если ты покоришь вершину, ты будешь славен и велик. И люди идут на вершины, и многие из них погибают.

Дух игры, горы и импульсивные влечения

«Знаете, что когда вы были язычниками,
то ходили к безгласным идолам,
так, как бы вели вас» (1 Кор 12. 2)

Справедливости ради стоит сказать, что не все из идущих в горы ведутся указанным духом. Вот что о своем хождении в горы говорил, например, иеромонах Игорь – духовный сын священника Игоря (Розина) (о котором – далее): «Я хожу в горы, чтобы встряхнуться. Чтобы помолиться. Горы – не самоцель». То есть в данном случае речь идет о том, что горы воспринимаются не сами по себе. Горы включаются человеком в контексте всей его жизни в целом, связываются с некими значимыми смыслами.

Христианские смыслы, сквозь призму которых иеромонах Игорь воспринимал хождение в горы, упомянуты в документальном фильме «Спасайся на горе». Этот фильм запечатлел восхождение священника и близких ему по духу людей на Эльбрус. Кульминацией восхождения становится не опьянение, рождающееся во время стояния на вершине, а совершение на вершине горы Литургии. В фильме звучат слова насчет того, что в жизни человека должны быть не только путешествия, но и духовные вершины.

Смысловой строй фильма можно сопоставить с смысловым строем мыслей, запечатленных в отношении гор священником Феодором (Конюховым). Отец Феодор совершал невероятные по сложности одиночные путешествия по горам и океанам. О мотивах, лежащих в основе такого рода экстремальных путешествий, он писал следующее. «Религиозное чувство, – отмечал он, – родилось в моей душе очень рано, но почувствовать Господа Бога я смог только в одиночных экспедициях. … Я открыл в себе, что есть Вселенский творец – Господь Бог. Чтобы Его узреть, мне потребовалось много ночей не спать на дрейфующем льду, висеть на веревках над пропастью в несколько тысяч метров в Гималаях, замерзать и терять сознание от беспощадного холода Антарктиды, переживать и выходить из жестоких штормов в океане».

В молодости отец Феодор, еще не будучи священником, хотел познать, почему горы так захватывают и притягивают к себе людей. Со временем он понял, что «горы – есть горы, небо есть небо, океан есть океан, и не надо ничего искать, нужно верить, что все создал Господь Бог».

Во время экспедиций, особенно, во время горных восхождений он слишком часто видел, как гибли друзья. «Какими бы ни были прекрасными горы, – писал отец Феодор, – мы не вправе тратить себя на то, чтобы любой ценой взойти на их вершины, даже если это Эверест»[7].

Соединяя эту мысль с последними словами предыдущей главы, можно сказать, что дух «шизофренистического озарения» толкает людей на то, чтобы любой ценой взойти на вершину. И кто-то из охваченных этой идеей тратит себя, чтобы реализовать восхождение.

В качестве трагичного примера, комментирующего слова отца Феодора, можно привести безрассудную попытку англичанина Вильсона в 1934 году покорить Джомолунгму. «Не получив разрешения властей, он направился в Гималаи под видом носильщика и пробрался в Ронгбук, там нанял носильщиков и направился к вершине.

Он не останавливался в непогоду, не считался с усталостью носильщиков и все шел в каком-то исступлении. Носильщики, поняв безрассудность предприятия Вильсона, оставили его. Но он и при этом не вернулся, а пошел один к вершине. На следующий год его труп был найден в верхней части ледника Ронгбук»[8].

Потратить свою жизнь на то, чтобы взойти на вершину любой ценой, человек может тогда, когда горы начинают восприниматься им, как значимые сами по себе. В этом случае человек активно нацеливается на проживание эмоций, рождающихся при виде горных ландшафтов. Вследствие проживания эмоций человек приобщается к состоянию опьянения, и горы в данном случае становятся значимыми сами по себе как источник опьянения.

Это опьянение воспел Владимир Высоцкий в песне «Друг». В песне дается образ человека, который поднялся на вершину и «на вершине стоял хмельной». Хмельной, – то есть опьяненный.

Примечательно, что этого опьянения горами избегал священник Игорь (Розин) – профессиональный альпинист. Многие годы он прожил суровым горцем. Крестился во Христа он уже в зрелом возрасте. Через некоторое время после крещения он был рукоположен в сан священства.

Став священником, «он взял привычку уходить молиться в горы». Он говорил, что горы – красивы, что стоит в горы ходить. «Просто нужно не переусердствовать в этом деле».

Что значит – переусердствовать? Из увлечения горами может развиться страсть, человек может стать опьяненным горами. Без них он не мыслит себя, он готов отдать им все, даже – жизнь.

О отношении отца Игоря к горам красноречиво свидетельствует следующий случай. Отец Игорь, взойдя однажды с другом под Новый год на склоны Шхельды, не стал подниматься на самую вершину. Когда друг стоял на расстоянии пятнадцати метров от вершины, отец Игорь предложил ему начать спуск вниз.

Друг сказал: «Да ты что? Вон вершина-то, пошли на нее!» Отец Игорь отказался.

Когда друг взошел на вершину, то задумал заманить туда отца Игоря хитростью. Он спросил, нет ли у отца Игоря карандаша с бумагой. «Нет, – ответил отец Игорь, – спускайся давай». Остановив себя в нескольких метрах от вершины, он отсекал от себя страсть[9].

Горы не «захлестывали» его сознания потому, что в его сознании существовали не только горы, но и то, что было выше их по иерархической лестнице смыслов. Горы, будучи включенными в целостную картину мира, не оттягивали на себя все внимание отца Игоря.

Иллюстрацией к данной мысли является следующая история, рассказанная о священнике его товарищем. «Это было на Новый год, – рассказывал товарищ. Я приехал к Игорю из Москвы, и очень хотел провести праздничные дни в горах. Игорь согласился. В пути он выполнял самую сложную работу, нес на себе основную часть груза, но когда до вершины оставалось метров 100–200, сказал, что скоро Рождественский сочельник и надо уже спускаться. Для меня, как альпиниста, – подняться на вершину было пределом мечтаний, поэтому я очень расстроился, но Игорь сказал, что ему важнее быть в храме, чем на вершине. Пришлось обоим возвращаться».

Через некоторое время после этой истории товарищ спросил отца Игоря, зачем тот поднимался на склон. С товарищем, по его собственным словам, было все понятно, – «амбиции, молодость, жизнь в большом городе и всякое такое». Отец Игорь ответил, что если он работает спасателем в горах, и находятся такие, которые на Новый год на «пятерки» [уровень сложности горы] и «шестерки» ходят, то и он должен с ними ходить[10].

То есть отношение к горам в случае с отцом Игорем обуславливалось прочими, более важными, чем проживание эмоций, смыслами: молитва, отношения с Христом, забота о друге. Будучи встроенными в систему смыслов, устремленных к реализации связи с Христом, горы не становились для отца Игоря чем-то самодовлеющим, поражающим воображение и подчиняющим весь строй жизни.

Обратные тому примеры можно усмотреть в тех случаях, когда во время восхождения на Эверест альпинисты не дают ослабевшим кислорода. На большой высоте дышат они с помощью баллона, который нужно поднять с собой на высоту. Если баллон израсходуется ранее отмеченного срока, они не смогут взойти на вершину и им придется целый год ждать следующей попытки. Обессилившим они дают один глоток из своего баллона и идут дальше.

На данную тему можно привести еще один пример из истории покорения Джомолунгмы. В английской экспедиции 1924 года одна из штурмовых двоек в лице Сомервелла и Нортона добралась до высоты 8400 метров. На высоте 8500 метров Сомервелл ослаб и не смог двигаться дальше (вышел из строя вследствие физической нагрузки и обострившейся болезни горла). Он посоветовал Нортону идти к вершине одному. «И Нортон двинулся дальше один. С большим напряжением он делал шаг за шагом по отлого поднимающемуся к вершинной пирамиде склону … Лежащий на гладких крутых плитах снег легко мог прийти в движение, и тогда одинокому альпинисту, не удерживаемому веревкой спутника, на каждом шагу грозит гибель.

Только упорство, скорее даже упрямство Нортона безрассудно толкало его вперед. Но с каждым шагом все яснее становилась абсурдность этого поединка человека с вершиной». Нортон прошел 300 метров от того места, где оставался Сормвелл, и повернул обратно, когда до вершины оставалось около 300 метров[11].

Конечно, этот случай впрямую ничего не доказывает. Но один альпинист говорил, что ему было не понятно, как можно было оставить больного товарища и самому двинуться дальше.

Еще один пример обратного отношения к горам читался в словах одного мужчины. Увидев некогда в аэропорту священников в монашеском чине, он спросил их о причине ухода в монастырь. Когда священники изложили ему свои соображения, он отмахнулся, давая понять, что ставит эти соображения ни во что. «Вот, горы! – говорил он, – другое дело». Он говорил, что горы давали ему массу ощущений. На попытки священников объяснить ему, что в молитвенной жизни есть глубина и полнота, мужчина реагировал спором, отстаивая тему приоритета гор. «Вот, горы! – это ощущения!», – восклицал он.

Примечательно, как в отношении этой истории высказался священник, не присутствовавший во время описанного разговора, но услыхавший о нем. Он сказал, что нужно было уйти от спора и сказать: Да, да, мы понимаем… Подняться на горы… И там – помолиться…

Эти слова перекликаются с тем, что о восхождении в горы писал Антуан де Сент-Экзюпери. Он писал, что ощутит полновесность слова «гора» лишь тот, кто сам карабкался по камням на вершину. Как объяснить, что такое гора тому, кто живет на степном берегу моря? Как рассказать, что такое родник тому, кому никогда не хотелось пить и кто не складывал руки ковшиком и не зачерпывал ледяной воды? Можно воспеть родники, но как передать память о трудной дороге и ноющих от усталости ногах?

«Я знаю, – говорил восточный царь, от имени которого Экзюпери излагает заветные мысли в своей книге «Цитадель», – главное не родник, главное – Бог. Но для того, чтобы мои слова задели за живое, чтобы и для тебя, и для меня они стали врачующим скальпелем, они должны отыскать в тебе это живое место. Да, я хочу открыть тебе Господа, но сперва заставлю вскарабкаться на вершину горы, чтобы с тобой заговорили звезды. Отправлю умирать от жажды в пустыню, чтобы родник заворожил тебя. Полгода ты будешь ломать камень в каменоломне, и каждый день тебя будет палить нещадное солнце. А потом скажу: «Истомленный нещадным зноем, поднялся он в сумерках на вершину горы и под сияющими звездами в тишине напился из Господнего родника и больше не жаждал»»[12].

Подводя некий промежуточный итог, можно сказать, что кто-то уходит в горы для уединенной молитвы, и тогда горы ассоциируются с советом одного мудрого наставника. «Вспомни, – говорил наставник, – что и Господь наш Иисус Христос во время Своей земной жизни любил восходить на горные места, может быть по той причине, что они – ближе к небу»[13].

Кто-то же уходит в горы потому, что ищет волнующих впечатлений и опьянения. В горах такого человека может охватить чувство сильного удивления. Во время проживания сильных эмоций, экстаза, как было отмечено выше, может произойти снятие контроля с сознания. Когда контроль с сознания снимается, человек начинает явственно ощущать в себе некий импульс, идущий из глубины его существа.

Родившийся импульс последователи философии дзен могут принять за голос древнего инстинкта. Но есть и другие понимания данного феномена. По мысли преподобного Макария Великого, змий (сатана) после грехопадения Адама – [существует] «при душе, как другая душа». Этот змий «таится под самым умом, во глубине помыслов, гнездится и умерщвляет тебя в так называемых тайниках и хранилищах души»[14].

От внушений этого змия человек отгорожен своей телесностью. Как писал святитель Игнатий (Брянчанинов), «вещественность тела человеческого» дана Богом человеку, чтобы оградить человека от влияния падших духов. Дело в том, что до грехопадения, еще во время своего пребывания в раю первые люди, Адам и Ева, могли видеть Бога, духовный мир. После грехопадения они заразились страстями, вследствие чего стали неспособны к общению с Богом и ангельским миром. Вследствие присутствия в первых людях страстей, они стали более способными к общению с духами падшими. Способность видеть духовный мир осталась, но эта способность могла быть реализована только в отношении общения с падшими духами. Если бы они могли общаться с человеком напрямую, они развратили бы его окончательно.

Чтобы падшие духи не развратили человека окончательно, человеку были даны «кожаные ризы» – грубая плоть, наличие которой делает человека закрытым от общения с падшими духами. Вследствие наличия преграды духи могут действовать на человека, лишь принося ему греховные мысли и мечтания[15].

«Разломать» преграду, отделяющую сознание человека от падших духов, кто-то решается с помощью медитативных психопрактик (см. главу ««Пробоина» и соединение с миром падших духов» из статьи «Брешь в стене (часть 1): Об уврачевании последствий эзотерического опыта и преодолении состояния повреждения сознания»). На этих путях человеку может начать казаться, что перед ним открываются некие тайны. Но то, что человеку что-то «открывается», еще не означает, что его дарования имеют божественную природу.

Святитель Игнатий считает, что само проявление некоей чрезвычайной способности к видениям не является доказательством того, что эта способность дана от Бога. Он пишет: «Низшую ступень видений составляют те видения, которых зрителем делается человек от неядения, бдения, и других измождений плоти; до этих видений достигают не только люди подвижнической жизни, но и многие порочные, пришедшие каким-нибудь образом в измождение плоти. Телесные чувства их достигают какой-то особенной тонкости, – и они начинают видеть духов, слышать гласы, обонять благоухания и зловония. Это состояние опасно, и многие пришедшие в него впали в прелесть»[16].

Среди людей, которым открываются такого рода видения могут быть и «истощенные пьянством и развратной жизнью», и «подвижники, впадшие в самомнение и гордость»[17].

Предупреждая о опасности, святитель пишет в письме: «Из состояния утонченных чувств телесных [в котором измененными или утонченными телесными чувствами подвижник слышит гласы, обоняет благоухание, видит явления], как из состояния очень опасного, превышающего твои силы, да изведет тебя милосердый Господь»[18]. При таком состоянии «дьявол, очень легко может подменить Истину чем-либо своим … повредить душу неопытного и юного подвижника»[19].

Мысли, излагаемые святителем, можно сопоставить с тем, что эзотерики говорят о так называемой «передаче» – о мистическом знании, которое, внедряясь в сознание, меняет отрытого для этого знания человека. Насчет «передачи» выше приводились слова одного эзотерика (см. главу «Предпосылки захвата личности»). «Чтобы получить «передачу», – писал он, – надо унизиться. Твоя прежняя личность – это твой последний предел. Ее надо уничтожить, а для того, чтобы ее уничтожить, ее надо либо притупить, либо ошарашить. Тупить проще всего водкой, когда до полусмерти напиваешься, твое «Я» выходит погулять. Шарашить проще всего грибами – ты до такой степени удивляешься тому, что происходит, что тебя снова нет, остается пустое место, в которое, если тебе повезет и обстоятельства совпадут, может как нож в масло воткнуться «передача»…»[20]

Во время сильного удивления наступает временная экстатическая диссоциация личности, то есть личность как бы отсутствует, будучи вся переключена на проживание возбуждения. Во время экстаза человек «бывает вне себя», «забывает себя». В период самозабвения, как было отмечено выше «сознанием беспрепятственно и бесконтрольно овладевают продукты психического автоматизма»[21].

То есть на момент экстаза, сверхсильного опьянения эмоциями способность критически оценивать внутренние процессы ослабевает. Возникает риск того, что темные импульсы, рождающиеся внутри, человек примет за самое себя, за часть свой личности. И если этот импульс внушен падшим духом, то, принимая этот импульс, человек дает право демоническому внушению на вход в свою личность (см. беседы 20а и 20б в цикле «Преодолеть отчуждение. Часть 1»).

В этом смысле представляют интерес наблюдения одного духовника, который несет свое служение в скиту, расположенном глубоко в горах. Он говорил, что многие люди в горах становились одержимыми (вследствие того, что были захлестнуты переживаниями).

С этими словами отчасти можно сопоставить один штрих из описания уже упомянутого шизофренистического озарения: «Открытие смысла собственной жизни, которое происходит в шизофреническом озарении, всегда несет в себе опасность того, что все иное теряет смысл, становится пустым обманом»[22].

С этим штрихом сочетаются слова Евагрия Понтийского, описавшего процесс вхождения в умоисступление вследствие мечтания. Описывая возможные искушения отшельника, он, предупреждая о опасности, отмечал, что демоны могут начать влагать отшельнику помыслы тщеславия. Отшельнику могут начать представляться мысли о многих людях, которые якобы прославляют его, отшельника, за совершаемые им деяния [применительно к теме гор – прославляют за совершенное восхождение]. «Бедный ум, опутавшись такими помыслами» начинает видеть мысленные картины, живописующие, как отшельник раздает подарки тем людям, которые соглашаются с его мнимыми добродетелями. Тех же, кто не согласен с его мнимым величием, он в мечтах предает судьям и требует изгнать из города. «Между тем как такие помыслы вращаются внутри, предстает демон гордости, частыми молниями бороздит воздух келлии, напускает крылатых змий и, последнее зло, лишает ума»[23].

Как молния вошел в упомянутого выше мужчину (описавшего свое состояние с помощью строк из стихотворения А.С. Пушкина «Пир во время чумы») помысл, толкнувший его на диссидентскую деятельность и поиск опасностей. Этой помысл, развернувшись, превратился в картину мира, с четко осознаваемыми (но – мнимыми, то есть такими, которые не существовали в реальности) причинно-следственными связями. Чтобы изжить ложную картину мира, мужчине понадобились годы общения с духовником. Духовником его стал священник, крестивший его уже после произошедшего «озарения».

Каких-то конкретных наставлений духовника, а также иных «моментов», способствовавших изживанию ложной картины мира, мужчина привести не смог. Не смог – по той причине, что процесс изживания ложной картины мира был сложен. Невозможность вычленить какой-то один сегмент из процесса излечения он объяснил словами, что, мол, «двумя словами не скажешь».

Он много читал, много советовался, многие вразумления получил от Бога. Все вместе сложилось в новую картину мира, причастную Истине, и эта новая картина мира заменила прежнюю, паталогическую. Мужчина также отметил, что паталогическая картина мира была изжита вследствие того, что жизнь прошлась по нему «катком».

Детализировать процесс излечения можно с помощью лекции монаха Иоанна (Адливанкина), несущего свое служение в центре святого праведного Иоанна Кронштадтского (г. Москва). Отец Иоанн оказывает помощь людям, пережившим повреждение, в том числе, и в результате обращения к оккультным практикам. В оккультизме есть феномен, сопоставимый с озарением. Речь идет о инициации.

Во время инициации человеку за доли секунды могут быть переданы: знание языков, приемы рукопашного боя, а также знания, касающиеся оккультной философии. Если человек готов открыть свою личность для внушения извне, член оккультной иерархии может присоединить его к той самой иерархии. В сознание человека влагается образ мира, знания, ощущения, которые полностью перестраивают его изнутри, делают его иным человеком. В человеке открывается как бы канал, по которому из мира падших духов в его сознание «закачиваются» «гигабайты» и «терабайты» информации.

Поначалу, ощущения человека могут носить эйфористический характер. Но со временем приток эйфористических впечатлений прекращается (когда человек забудет Христа и полностью перестроит свою жизнь, отвыкнув от реализации тех действий, в результате которых он мог бы начать сопротивляться навязываемой ему депрессии и суицидальным мыслям) и по установившемуся каналу в человека начинают закачиваться депрессивные, суицидальные мысли. Такова плата за контакт с миром падших духов – зло всегда фатально.

Слова о фатальности зла принадлежат упомянутому отцу Иоанну. В одной из своих лекций он рассказывал, что некоторые люди однажды просыпались совсем другими (то есть за краткое время с человеком, направившим вектор своей жизни в оккультном направлении, происходили масштабные изменения). Что делать в таких случаях? Работать с человеком, – отвечает отец Иоанн.

Он считает, что делу излечения может способствовать понимание природы такого рода падения. Не факт, что последствия падения автоматически будут изжиты при обращении человека к вере. Если человек не осознал своих заблуждений, то в русле этих заблуждений он может оставаться даже и после своего прихода в храм. Здесь необходимо разъяснять человеку с точки зрения Православия многие моменты, в отношении которых человек продолжает руководствоваться оккультной точкой зрения.

В этом смысле можно привести эпизод из беседы отца Иоанна с человеком, претерпевшим в оккультизме трансформацию личности. После своего обращения к Православию этот человек начал молиться за другого. Во время молитвы своим внутренним зрением человек начал видеть, как образ другого светлеет. Отец Иоанн спросил человека: «Образ светлеет от того, что Бог действует, или светлеет от того, что ты действуешь?» Человек ответил, что образ светлеет от того, что он, человек, действует. Услышав такой ответ, отец Иоанн подсказал человеку, что при такой постановке вопроса человек предвосхищает суд Божий.

В результате подобного рода вдумчивой и кропотливой работы человек начинает сознавать, что оккультная картина мира не соответствует реальному положению дел. И, осознав, – аргументированно отказывается от оккультной картины мира.

Кто-то отказывается от оккультной картины мира тогда, когда доподлинно убеждается в существовании падших духов. Если есть падшие духи, то, значит, есть Бог, – к такой мысли пришел один человек и, выйдя из оккультизма, стал христианином.

Темы шизофренистического озарения и вторгающихся в психику человека паталогических влечений могут быть дополнены еще некоторыми примерами.

Для обозначения состояния человека, безрассудно бросившегося на опасность, используется выражение «очертя голову». Случайно ли появилось это выражение (смысл выражения состоит в том, что сознание человека подчинено черту)?

Примечательно, что слово, стоящее в корне первой части выражения, использовал известный снайпер Василий Зайцев, описывая один свой крайне иррациональный поступок. Василий Зайцев – герой Второй Мировой Войны, рассказывал, как во время одного из своих наступлений немцы были подавлены огнем наших бойцов. Зайцеву показалось, что немцы ждут лишь момента, чтобы поднять руки и сдаться в плен.

«И тут, – писал он, – черт дернул меня отличиться в захвате пленных. «Черт» — это тот самый боевой азарт, который порой затмевает разум…» Зайцев выскочил из укрытия и побежал к немцам, которые, как ему показалось, готовы были сдаться в плен. И, действительно, несколько человек выразило желание сдаться. И в этот момент немецкая артиллерия открыла огонь по своим же. Один из снарядов полетел прямо на Зайцева. Но он не захотел припасть к земле, «чтобы не уронить себя перед немцами». Мина упала метрах в тридцати от него, «по лицу хлестнул горячий, с огненными осколками, воздух — и сразу к глазам прилипла густая, вязкая темнота»[24] (не напоминает ли эта история то предупреждение, которое авва Евагрий Понтийский адресовал отшельнику, не представились ли в сознании Зайцева картины, живописующие, как он получает награды за подвиг и пленение немцев?).

Аналогичная ситуация применительно к экстремальному спорту описана в песне группы «Guano Apes» под названием «Lords of the Boards». Сюжет песни излагается от лица человека, спускающегося по склону на сноуборде. Этот человек может «взлететь так высоко и упасть так глубоко». Он видит «Маленького зеленого человечка со сноубордом за спиной». И этот зеленый человечек говорит, что он летит к солнцу и ступни его горят, что он устремляется в другой мир. Этот зеленый человечек назван в песне повелителем сноуборда. В припеве звучит призыв: «С повелителем сноуборда сходи с ума, точно клоун».

Не читается ли в этих словах намек на то, что в психиатрии называется импульсивным влечением? Импульсивными влечениями называются «расстройства, характеризующиеся внезапно возникающими стремлениями к совершению какого-либо действия, овладевающими сознанием, рассудком и подчиняющие себе поведение больного. Они воспринимаются большинством больных как чуждые, нелепые, болезненные состояния. Импульсивные поступки в типичных случаях реализуются без внутренней борьбы и внутреннего сопротивления». Наиболее распространенный вид импульсивного влечения – дромомания – «непреодолимое стремление к перемене мест и бродяжничеству»[25].

Если соединить это определение с материалом данной главы, то получается такая цепочка: человек поддается желанию прожить сверхсильную эмоцию, во время проживания этой эмоции к сознанию подмешивается чуждый человеку демонический помысл, человек принимает его и вследствие принятия помысла подчиняется существу, вложившему помысл в сознание человека. То есть человек начинает вести себя как клоун, скитаться и пр.

Укладываются в эту цепочку и дополняют ее некоторыми подробностями две истории, приведенные в келейных заметках схиигумена Иеронима (Соломенцева) – духовника русского Пантелеимонова монастыря, что на Святой Горе Афон. В этих историях явственно просматривается то, как человек был толкаем на определенные действия.

Один из насельников обители однажды сказал духовнику: «Отче, что-то мне стало скучно», и попросил разрешить ему поездку на судне. Духовник сказал, что насельнику нельзя ехать, так как у него были проблемы с алкоголем, и он имел от духовника епитимью – вовсе не пить вина; во время же поездки сохранить епитимью не получится. Насельник, настаивая на своем желании, уверял духовника, что не будет пить вина. «Духовник напротив убеждал его, говоря, что это есть искушение от врага и что лучше не ездить, а то как бы не случилось какое-либо искушение, что после и поправить трудно будет». Но насельник не отступал от своего желания и стоял на нем, и потому духовник был вынужден дать ему позволение на поездку.

Во время поездки ему действительно предложили выпить, и он выпил. Когда судно причалило к берегу, он смотрел с судна на воду, и помысл сказал ему: «Прыгни в воду, покупайся или нырни ко дну». А другой помысл говорил: «Утопись лучше». Насельник испугался этих мыслей и поспешил сойти на берег. На берегу ему предложили искупаться. Когда он вошел в воду, то стал тонуть. Видя, что он тонет, отцы поспешили ему на помощь и вытащили его из воды уже без чувств. После того, как его откачали, в нем открылось присутствие демона, который сказал, что он владеет насельником уже 25 лет. Связав насельника и затворив в келье, отцы пошли ужинать. Не прошло и четверти часа, как насельник развязался и побежал рысью к морю топиться. Его догнали, перехватили и после караулили всю ночь. «В это время он все бранил духовника».

О том, как было дело, вот что он рассказал. По его мнению, искушение настигло его вследствие того, что он пошел против благословения духовника, понадеявшись на себя.

Когда он купался, два арапа стали топить его. У них не получалось окончательно погрузить его в воду. Один из них спросил другого: «Что это значит, что мы не можем утопить его?» Другой ответил: «Да вот то, что висит на шее у него, оно мешает».

Когда его вытащили из воды и связали, к нему пришли два черных человека и сказали: «Видишь ли, какие окаянные, немилостивые монахи! Связали его». Потом они развязали его и сказали ему: «Теперь ты развязан, беги скорей к морю и утопись». И он, вскочив, побежал рысью к морю.

Вторая история – о пустыннике Феофане. Этому насельнику, вследствие высоты его духовной жизни были некоторые откровения от Бога. Первые 15 лет он советовался с духовником насчет того, что ему открывалось, и эти годы прошли для него благополучно. Но после он стал скрытен и начал возноситься умом. «Ради многих созерцаний, которые были ему дарованы от Бога, он, вероятно, вознесся и впал в гордость, стал утаивать от духовника некоторые видения под предлогом, что духовник жизни ниже его, а потому и не может рассуждать или понимать высокие видения или откровения».

Он начал видеть ложные картины, которые ему давал демон, маскируя свои внушения под Божественные откровения. Однажды отец Феофан увидел великий храм на небе с куполом ужасной величины. Когда он пустил туда свой ум, ум устремился в бесконечность, и отец Феофан, испугавшись, как бы ум совсем не ушел туда, поспешив вернуть его.

По объяснению духовника, великий храм, виденный отцом Феофаном, являл собой «свободную игру демонского воображения вещественного». Во время видения отец Феофан имел свободу вернуть ум к себе, тогда как в истинном видении «ум видит то, что ему показывается, но не имеет возможности сократить или умножить, продолжить или остановить видение».

Духовник объяснял, что святые отцы советуют никаких видений добровольно не принимать и даже ничего не желать слышать или видеть [подробнее о том, почему святые отцы так советуют см. в книге святителя Игнатия (Брянчанинова) «Слово о чувственном и духовном видении духов»]. Даже и тем видениям, в которых ум человека не имеет воли, не должно верить совершенно. Нужно советоваться по поводу таких видений с опытными отцами и держать эти видения под сомнением, так как один Бог знает – истинны они или ложны.

Хотя отец Феофан и говорил, что в своих видениях он сомневался, но на деле он верил своему сердцу и скрывал бывшие ему видения от своего духовника. В отце Феофане родилось смущение, сам вид его изменился. Он «стал жаловаться на жестокую хулу на Бога, которая очень смущала и отягощала его до того, что он начал тяготиться безмолвием».

[О страданиях отца Феофана можно отчасти составить представление по истории одного начитанного юноши. Этот юноша считал, что должен написать пьесу, которая изменит человечество. Со временем в сознании юноши стали раздаваться уничижающие юношу голоса. Они кричали и не давали ему покоя, вследствие чего он не мог спать. Некоторое облегчение ему приносило чтение Псалтири, немного поспать он мог днем, принимая феназепам. История юноши приводится в беседе седьмой цикла «Преодолеть отчуждение. Часть 2»].

Отец Феофан попал под контроль демонического помысла вследствие того, что поверил внушению, которое часто слышал в своем сердце. Помысл, который отцом Феофаном был принят за глас Божий, внушал не слушать духовника. Отец Феофан, принявший от духовника постриг в схиму, должен был оказывать духовнику послушание, поверив же помыслу, стал слушаться не духовника, а помысла. Помысл говорил отцу Феофану: «Покуда ты слышишь в себе глас, потуда будешь зависеть от меня непосредственно, а, когда утеряешь его, тогда будешь зависеть от твоего старца!»

Страдая от открывшейся в нем хулы, он задумал уйти со Святой Горы. День и ночь хула мучила его, не давая покоя. «Только немного отрады и получаю от посещения людей, – говорил он, – а как только гость ушел от меня, хула опять мучит меня. Это страшный, адский, несносный вопль доводит меня до сумасшествия, и я начал бояться, как бы не потерять ума. Благослови продать келлию и отправиться в Иерусалим. Может быть, это искушение рассеется!»[26]

Подобна этой – история о некоем подвижнике Ироне. Ирон, понеся великие труды и высокие подвиги, увлекся гордостью «в заоблачную высь». По дерзости и самомнению он стал почитать самого себя выше святых отцов, которых к тому же стал ругать. Ум Ирона омрачился настолько, что его пришлось заковать в цепи. «Бес гнал его, словно страшным огнем и наконец, по Божественному Промыслу он пришел в Александрию, дабы клин был выбит клином. Там он дошел до такого бесчувствия, что все время проводил в театрах, на бегах и в харчевнях. Наконец охватила его неистовая страсть к женщинам»[27] [внезапно открывшаяся болезнь не позволила ему окончательно пасть в плотские грехи; Ирон вернулся на место своих подвигов, где и пришел в себя].

Механизм такого рода скитаний описан в творениях духовных авторов. Когда демон печали нападает на монаха, то, как писал авва Евагрий Понтийский, порождает помыслы, советующие ему «извести душу свою» или понуждающие «бежать далеко»[28]. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин о духе уныния писал, что этот дух «порождает ужасание от места, отвращение к келлии и презрение к братиям». Этот дух внушает монаху переселиться на другое место, представляя монаху дело так, будто на месте своих подвигов он не сможет спастись[29].

Конечно, речь не о том идет, чтобы все вообще побуждения к путешествиям объявить порождением падших духов. Акцент в данном случае ставится на цели, сквозь призму которой человек рассматривает свое путешествие.

Если человек отправляется в путешествие, чтобы расширить кругозор и свои представления о мире, – это одно. И в этом смысле можно указать на исполненные оптимизма и живой тяги к знаниям путевые заметки святителя Илариона (Троицкого), написанные им в годы учебы в семинарии – «От академии до Афона. По востоку и западу. Путевые наброски». При подходе к путешествию, описанном в заметках, переживания, рождающиеся во время путешествия, включаются в целостный сценарий жизни. Впечатления, с которыми человек соприкасается, воспринимаются как ценные не сами по себе, а лишь в связи с значимыми для человека ценностями.

И другое дело, если ведущим мотивом, на основании которого человек предпринимает путешествие, является импульсивное влечение или охваченность тяжким духом уныния. Дух уныния может гнать людей вперед и вперед, потому что оставаться на месте для них – невыносимо (о унынии и о связи уныния с экстремальным спортом – см. цикл «Преодолеть отчуждение. Часть 1»)

Невыносимо бывает оставаться на месте и человеку, отмеченному печатью одержимости. Так, рассказывая о помощи, которую оказывал старец Иосиф Исихаст одержимым людям, его ученик – старец Ефрем Филофейский писал: «Бесноватые не могут долго оставаться на одном месте. Все, у кого нет в душе утешения от Бога, ищут утешения, меняя места и людей»[30].

В цитируемых выше заметках схиигумена Иеронима рассказывалось также о отце Тихоне, впавшем в прелесть. Во время откровенного разговора с ним духовник сказал ему: «Вот уже несколько лет, как ты мне говоришь, что ты страдаешь от духа печали и скуки и никогда не имеешь радости и до того отягощаешься печалию, что, даже, увидавши кривое дерево, помысл докучает тебе, что вот хорошо бы было на этом дереве тебе повеситься. … ты ни с кем в жизни не мирствовал и сам в себе не имел мира, ибо непрестанно бродил с места на место, а это было все от твоего немирствия с другими».

Невыносимо бывает оставаться на месте и человеку, отмеченному печатью гордости. Гордый человек, как писал священник Александр Ельчанинов, «выходит из всякого повиновения, невыносим во всяком обществе; его цель – вести свою линию, посрамить, поразить других; он жадно ищет известности, хотя бы скандальной … Если он монах, то бросает монастырь, где ему все невыносимо, и ищет собственных путей»[31].

Одно из последствий охваченности гордостью, как отмечалось в первой части данной работы, является невозможность прочувствовать глубину мира. Людям, в жизни которых преобладают эгоистические тенденции, нужны сильные грубые эмоции, чтобы почувствовать себя живыми.

Нельзя сказать, что все альпинисты отмечены присутствием эгоистических тенденций в жизни. Можно сказать, что конкретно в этом человеке присутствует нечто мятежное. Конкретно второму – трудно прислушаться к мнению другого. Конкретно третий по большей части стремится поступать по-своему. Можно также привести слова четвертого альпиниста. Он говорил, что когда проходил мимо группы мужчин на маршруте и оставлял их позади, то испытывал действие тщеславия. Рассказывая о том, как говорил им внутренне: «Отдыхайте, ребята!», он давал понять, что принимал действие тщеславия и питался им.

Трудно сказать, насколько эгоистические тенденции такого рода могут быть сопоставлены с характеристиками эпилептоидной психопатии по Ганнушкину, но некоторые зарисовки этой психопатии, возможно, стоит привести. Тем более, что они некоторым образом перекликаются с образом Кречинского, о котором будет рассказано далее. А также – с данными одного исследования, в рамках которого изучались психологические характеристики игроков (образ Кречинского наглядно комментирует данные этого исследования), о котором тоже будет рассказано далее.

«Ведущими чертами эпилептоидных личностей являются крайняя раздражительность и возбудимость, взрывчатость, доходящая до приступов гнева, ярости, причём реакция не соответствует силе раздражителя. … Отсутствие гибкости, упрямство, убеждённость в своей правоте и постоянная борьба за справедливость, сводящаяся в конечном итоге к борьбе за свои права и соблюдение личных эгоистических интересов, приводят к их неуживчивости в коллективе, частым конфликтам в семье и на работе. … К тому же чрезмерный педантизм, аккуратность, властность, эгоизм и преобладание мрачного угрюмого настроения делают их невыносимыми в быту и на работе. … В некоторых случаях на первый план выступают нарушения влечений в виде злоупотребления алкоголем, наркотиками (снимают напряжение), стремления бродяжничать. Среди психопатов этого круга встречаются азартные игроки и запойные пьяницы, сексуальные извращенцы и убийцы».

Эгоизм и порабощение инфернальным силам

Замкнутость на себя, узнаваемая за приведенными описаниями, узнается и в некоторых описаниях шизоидного расстройства личности. Так в книге А. Бека и А. Фримена «Когнитивная психотерапия расстройств личности» в качестве главных особенностей шизоидного расстройства личности приводятся такие особенности как «недостаток межличностных отношений и отсутствие желания установить такие отношения». Упоминаются также и такие особенности как эмоциональная холодность, безразличие к социальным отношениям, нарушение способности к эмпатии[32].

Стоит отметить, что данные характеристики могут проявляться и в жизни человека, ведущего, по мнению окружающих, активную социальную жизнь. Кто-то любит острить на людях, производить впечатление в общественных местах, быть центром внимания на вечеринках. На первое место в данных случаях может выходить желание удивить других, вызвать восхищение, преклонения перед собой. Другие люди не интересуют человека сами по себе и не воспринимаются им как личности. Они – безликие статисты в пьесе, которую играет маэстро и «великий комбинатор». Ни боль, ни замечания, ни пожелания людей не учитываются при принятии решений. Человек, охваченный манией самоутверждения и эпатажа не готов пересматривать свои убеждения на основании обратной связи от других. Другие люди для него попросту не существуют. Поглощенность собой, характерная для описанного положения дел, может принимать различные формы.

Некоторые из них описал священник Александр Ельчанинов в своей статье «Демонская твердыня (о гордости)». Он отмечал, что гордость может принимать формы и самоуничижения, и поглощенности своим горем. Главный признак гордости состоит не в мании величия, а в замкнутости человека на себе самом. Во время переживания горем, например, человек «поглощен» собой, для него «окружающий мир тускнеет и меркнет». Подобное происходит и с человеком, который «поглощен, упоен собой» вследствие реализации своего таланта. «Он ничего не видит и не чувствует, кроме своего горения, таланта, которым наслаждается … В этом опасность всякой одаренности, всякого таланта. Эти качества должны быть уравновешены полной, глубокой духовностью».

К играющим по жизни господам, находящимся на людях, сорящих деньгами и жаждущих оваций тоже могут быть отнесены слова «недостатке межличностных отношений и отсутствии желания установить такие отношения». В первой части данной статьеи приводились слова некоторых исследователей насчет того, что аддикты – очень одинокие люди. «Им несвойственна глубокая привязанность, проявление участия и сопереживания», «их качественный мир беден, скуден и маловыразителен»[33].

Тема связи эгоизма с порабощенностью инфернальным силам разбирается подробнее в беседах цикла «Зазеркалье» (например, в беседе 62), а также в беседах цикла «Преодолеть отчуждение. Часть 2» (например, в беседах 7–8). Тема связи эгоизма с процессом распада картины мира (или с неспособностью ее сформировать) – в цикле «Искра жизни: Свет, сумерки, тьма». Здесь указанная тема будет разбираться в связи с контекстом статьи.

Люди, замкнутые на себя, имеют сложности с построением картины мира. Если картина мира не построена, то человеку трудно защищаться от манипулятивного воздействия, в том числе, исходящего и от падших духов (о значении в деле построения картины и развития психических функций люби любви, понимаемой не в качестве эмоции, а качестве способности проявить деятельное внимание к другому, – в цикле бесед «Искра жизни: Свет, сумерки, тьма»).

Когда люди взаимодействуют друг с другом, делятся взглядами, тогда возникает основа для выхода из различного рода паталогических состояний. Такой процесс может быть для человека с нарушениями сознания очень созидательным, если он не стремится навязать свою точку зрения (может, даже – и нездоровую) другим. Он высказывается и прислушивается. И если он способен прислушаться к отклику, то его понятия начинают развиваться. Духовная активность является по мнению Льва Выготского тем, что препятствует процессу шизофренизации сознания.

Мысли людей с нарушениями сознания могут травмировать окружающих, когда люди с нарушениями сознания настаивают и агрессивно продвигают свои идеи. Но, если они с посильной для них любовью делятся своими взглядами, то у них появляется возможность какой-то рефлексии, то есть возможность с помощью собеседника взглянуть на свою мысль со стороны. Такой процесс очень благотворен.

Отец Александр пишет, что «сосредоточенность на себе уводит человека от мира и от Бога; он, так сказать, отщепляется от общего ствола мироздания и обращается в стружку, завитую вокруг пустого места». Нечто подобное наблюдается и вследствие развития игрового механизма.

Когда человек только начинает входить в игровую зависимость, у него в жизни ещё наблюдается какая-то здоровая активность. Рядом с ним есть друзья, близкие, с которыми у него имеется контакт и взаимопомощь, которые могут подсказать, как выйти из зависимости, если к ним прислушаться. Но по мере того, как человек фиксируется на текущем возбуждении – игре, его связи с людьми и интересы, не связанные с игрой, слабеют, истлевает способность противостоять всё усиливающемуся влечению. А игра со временем из увлечения превращается в объект страсти, к которому зависимый начинает неудержимо стремиться.

Подобное происходит и с наркозависимыми. Применительно к данному разделу представляют интерес описания изменения личности, сделанные М. Булгаковым в произведении «Морфий». Врач, от имени которого шло повествование, начав употреблять морфий, вот что записал в своем дневнике: «Смерть медленная овладевает морфинистом, лишь только вы на час или два лишите его морфия. Воздух не сытный, его глотать нельзя… в теле нет клеточки, которая бы не жаждала… Чего? Этого нельзя ни определить, ни объяснить. Словом, человека нет. Он выключен. Движется, тоскует, страдает труп. Он ничего не хочет, ни о чем не мыслит, кроме морфия. Морфия!»

Через некоторое время после начала употребления морфия, врач внутривенно употребил кокаин. О инъекции он оставил такую заметку в дневнике: «Кокаин – черт в склянке». … кокаин в крови по какому-то таинственному закону, не описанному ни в какой из фармакологий, превращается во что-то новое. Я знаю: это смесь дьявола с моей кровью».

Когда ум человека опьянен наркотиком, человек открыт для демонического воздействия. Кора головного мозга находится в состоянии торможения, что облегчает доступ к сознанию человека извне (то же происходит и при состоянии гипер-возбуждения, во время которого человек как бы исходит из себя, перестает контролировать работу своего сознания).

Для человека, предавшегося наркозависимости, собственные переживания становятся сверх-ценностью. Он целиком и полностью фиксирован на них, всё прочее теряет для него смысл. Человек, фиксирующий свое внимание исключительно на собственных переживаниях, со временем превращается в чудовище, готовое переступить через что угодно и кого угодно.

Вкратце в отношении игры процесс превращения в чудовище может быть представлен следующим образом. У человека, раз за разом стремящегося к идолу страсти, сужается круг интересов. Внимание человека превращается в стрелку, направленную исключительно на объект страсти. Все, напрямую не связанное со стремлением к объекту страсти, выдавливается из жизни. То есть из круга жизнедеятельности уходит то, что могло бы питать душу. Останавливается процесс внутреннего обогащения, развивавшегося в результате чтения, молитв, общения с людьми, здоровое общение с которыми расширяло мысленный горизонт. Прекращается процесс внутреннего очищения, реализовывавшегося через испытание совести, анализ совершенного, покаяние. Если же человек не очищает свою душу от страстных плевел, не ставит преград их развитию, то, не встречаясь с препятствиями и ограничениями, буйным цветом начинают развиваться алчность, жадность, зависть, жажда мщения, гнев. Одновременно с развитием страстей вследствие погашения процесса внутреннего обогащения нивелируется то, что могло бы сдержать их.

Вследствие того, что все не связанное напрямую с объектом страсти перестает интересовать человека, целые сектора жизни отслаиваются и тонут в океане забвения. Вслед за разрывом связей с людьми и занятиями, напоминающими о другом, непатологическом измерении жизни, потихоньку тает желание и в это измерение вернуться. Зацикленность исключительно на реализации собственного желания во что бы то ни стало достичь объекта страсти приводит к чудовищному развитию эгоцентризма. Чужие страдания перестают волновать игрока. А так как пропадает духовная активность, направленная в сторону Другого (любовь), то прекращается процесс образования новых понятий.

С угасанием духовной активности психиатр Лев Выготский связывал распад понятий и шизофренизацию сознания. Выготский считал, что высшие психологические функции возникают первоначально как социальные формы сотрудничества. Он писал, что «в основе шизофренического расщепления лежит утрата психической активности». «Высшие психологические функции (в частности, речевого мышления в понятиях) в онтогенезе имеет социальное происхождение. Они возникают первоначально как социальные формы сотрудничества, принесённые в сферу личных способов поведения»[34].

Речь идет о том, что внутренние связи вырабатываются человеком в результате взаимодействия с окружающим миром и другими людьми. А если ценно только собственное «Я», то взаимодействие с другими людьми и окружающим миром начинает носить однобокий характер.

Представления человека более не проверяются жизнью в результате контакта с другими людьми. Корректировки, полученные в результате социального отклика, перестают вноситься в уже имеющиеся понятия. Люди реагируют на поступки человека и высказываются; если он проявляет здоровое внимание к их высказываниям, то социальный отклик такого рода помогает ему прийти к пониманию, правильно или неправильно действовал. Если же мнение людей перестает интересовать человека, то он остается лишь при своей точке зрения, в результате чего обрастает большим количеством закрепленных ошибок.

Вследствие одностороннего характера взаимодействий с реальностью понятия у человека вырабатываются очень слабо. Если же новые понятия не вырабатываются, то и уже имеющиеся начинают распадаться (в работе мозга действует принцип «не использовать – значить потерять»), начинается процесс регрессии. То есть, если останавливается процесс выработки новых понятий, то уже имеющаяся система понятий начинает распадаться (человек так устроен, что если какой-то орган перестает развиваться, то он начинает атрофироваться).

В результате регрессии человек, зацикленный на собственном «Я», утрачивает способность воспринимать красоту и глубину мира. Он не видит цельной картины мироздания, а видит только дробные элементы, к каждому из которых он может предъявить какие-то претензии в связи с какими-то недостаткам.

Такое положение дел можно прокомментировать с помощью некоторых мыслей из притчи о дозорном, которую приводит Антуан де Сент-Экзюпери в своей книге «Цитадель». Вот для человека словно рассыпался образ любимой. И глядя на нее, человек думает: «Вот, оказывается, какое у неё лицо … как я мог полюбить его? И какой тонкий голос. Какую страшную глупость она сейчас сказала. Как нелепо поступила…». «Твоя любимая, – пишет Экзюпери, – распылилась на досадные частности, она больше не вдохновляет тебя и тебе кажется – ты её ненавидишь». «Ты замолкаешь, смутно догадываясь, что настало для тебя какое-то помрачение. Любимая стала чужой и тебе не нравится. Не понравятся и стихи, если их не начать читать. … Ты утратил возможность … ощущать Божественные узлы, что связуют всё воедино, теперь ты ничего не любишь, ничего не понимаешь»[35].

Когда понятия, с помощью которых человек пытается осмыслить мир, теряют стройность, человек перестает понимать, что ему говорят. В услышанном он «цепляется» к несущественному, начинает ставить к этому вопросы и «выпадает» из темы. Он теряет способность уловить нюансы разговора. Иногда он даже не способен понять саму суть разговора. Ведь, чтобы понять суть разговора, услышанное слово нужно сопоставить с некой целостной системой, включающей в себя и образ собеседника, и историю взаимоотношений с ним.

Только в контексте понимания жизненной позиции собеседника и истории взаимоотношений с ним можно понять смысл его настоящих слов. В данную минуту собеседник, обеспокоенный ярко-выраженным и очевидным сползанием человека к катастрофе, намекает ему, что тот в последнее время проиграл уж слишком много. Человек же, переключившийся на слышание исключительно себя самого, выхватывает из услышанного сообщения лишь слова о суммах проигранных денег. Не чувствуя и не понимая того, что ему хотят помочь осознать приближение катастрофы, он начинает подозревать некий умысел в упоминании о деньгах. Начинает терять терпение, гневаться на собеседника: «Что ты лезешь! Тоже мне – спаситель нашелся!» Реакции человека на происходящее становятся неадекватными.

В реальной жизни непонимание услышанного выражается в том, что человек постепенно начинает терять сцепление с действительностью. Он живет в мире понятий, собранных вокруг взлелеянного им эгоцентризма. В ложной картине мира, стянутой вокруг болезненно функционирующего «я», реальность представлена так, будто все люди должны игроку помогать, все должны его любить. Имея неадекватный взгляд на реальность, человек начинает делать все большее и большее число ошибок, его действия порождают все более и более конфликтные ситуации. Но в случающихся конфликтах он своего участия не видит.

Данные соображения можно прокомментировать с помощью одного исследования[36], авторы которого пытались выяснить черты характера, свойственные для игроков. Им свойственны эгоизм, внутренняя неустойчивость, незрелость и инфантилизм, негативное самоощущение, стремление к ярким эмоциям, авантюризм и позерство, желание стать кумиром и баловнем.

Эгоизм: Игрокам «свойственна самонадеянность, жесткость взглядов и установок, сильно выраженное честолюбие, которые приводят к настойчивому и весьма энергичному утверждению своих интересов». «Они склонны к интригам при внешней мягкости манеры поведения и общения, отличаются беспредельным эгоцентризмом, жаждой сочувствия, почитания, удивления». Отмечается также демонстративность, «стремление к лидерству, потребность в признании, жажда постоянного внимания к своей персоне, жажда похвалы и восхищения».

Неустойчивость: «Для них характерна высокая лабильность, легкая смена настроения при отсутствии действительно глубоких чувств и переживаний».

Незрелость и инфантилизм: «У большинства из них не сформирована целостная система ценностей, что говорит о личностной незрелости, инфантилизме».

Негативное самоощущение: У них «наблюдаются признаки тревожности, неустойчивости, подозрительности, обидчивости, различные страхи». Основным мотивом в поведении игроков являются стремление к уходу от реальности, «психический дискомфорт (скука, тревога, чувство безысходности, душевной пустоты и пр.)».

Стремление к ярким эмоциям: В наполненной обязательствами жизни им свойственна периодически «возникающая неспособность быть ответственным за свои поступки и склонность к поиску эмоциональных острых (ярких) переживаний».

Авантюризм и позерство: Отмечалось, что игрокам присущи такие черты как склонность «к фантазерству и притворству, приукрашиванию своей персоны, к авантюризму, артистизму и позерству». «Соперничество, стремление к реализации своих идей любыми средствами, одержимость, преступность», «конфликтность, эпилептоидная слащавость, обидчивость, мстительность».

Желание стать кумиром и баловнем: «В семье и в кругу знакомых они нередко претендуют на роль кумира, всеобщего баловня».

Наглядно некоторые из перечисленных качеств были представлены в образе Кречинского – персонаже пьесы А. В. Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского». Сюжет пьесы строится вокруг желания Кречинского разбогатеть. Разбогатеть он хочет с помощью игры. Но чтобы иметь возможность играть по-крупному, ему нужен стартовый капитал. И этот капитал он хочет получить в виде приданого, которое он мог бы получить в том случае, если женится на одной девушке.

Вопросы личного счастья девушки мало интересуют его (если вообще интересуют). Он не останавливается перед тем, чтобы во имя реализации своих интересов сломать ей жизнь. Её он воспринимает лишь как балласт, прикрепленный к судну, на котором он, Кречинский, понесется «под четырьмя ветрами: бубновым, трефовым, пиковым и червонным, по треволненному житейскому морю».

О Кречинском рассказывалось, что он, будучи еще в университете, кутил. Выйдя из университета, он ринулся в водоворот жизни: знакомства, графы, князья, дружество, попойки, картеж. Большой успех имел у женщин. Одна «богатеющая» «красоточка» перед ним на коленях по часу стояла и целовала руки, «как раба какая».

Примечательно, что, посылая своего человека, Расплюева, на поиски денег, Кречинский сказал ему: «душу заложи…». Интересен и подбор слов при описании мечты составить себе «дьявольское состояние».

О неслучайности такого подбора можно судить в сопоставлении этих слов с размышлением протоиерея Иоанна (Гончарова). Он писал, что в погоне за земными радостями человек «часто пренебрегает совестью и разумностью, ибо мир ничего не дает просто так. Но снятие совестных и разумных преград открывает доступ к его душе князю мерзости, «человекоубийцу искони». Для человека начинается период томления бессмысленностью жизни, он начинает ощущать одиночество и тоскливость. «И сегодняшняя свобода — это ненасытимое желание видимостей, разрушающих душу. Человек поставлен перед зияющей бездной пустоты, перед открытой пастью ада, где происходит полное перерождение ума и наступает безумие»[37].

Эти слова могут быть сопоставлены с приведенными выше идеями насчет шизоидности. Конечно, нужна осторожность в формулировках и потому здесь не ставится диагноз. Приводятся лишь некие аналогии между клиническими описаниями шизофрении и последствиями погружения в греховный образ жизни, сопровождаемый захватом сознания инфернальными силами.

О захвате человека инфернальными силами вследствие греховного образа жизни писал архимандрит Эмилиан (Вафидис). По его мысли, человек «превращается в чудовище, когда создает из себя идола, когда «кормит, поит и пестует свой эгоизм, хочет достичь своих собственных целей, преуспеть в чем-то, что ему кажется важным». «Если у человека есть какое-то желание, мнение или он ведет себя фамильярно и допускает свободу в обращении, то … [эти слова могут быть отчасти сопоставлены с приведенными выше исследованиями психологических особенностей игроков и образом Кречинского]. … непременно попадет во власть демона, и тот наведет на него неприятности, болезни, подвергнет безжалостной тирании, даже внушит ему мысль об убийстве, поскольку сатана сам – человекоубийца, и тогда человек поймет, до чего дошел, и станет искать возвращения к Богу»[38].

В результате неудержимого стремления к страсти человек сталкивается с опустошением и само-отчуждением. Определяющими при принятии решений для него становятся не понятия, которые должны вырабатываться в результате следования голосу совести, не моральные принципы и не понимание необходимости реализовывать таланты, данные от рождения, а распространённые ложные стереотипы, вроде идеи материального благополучия и пр. Человек «обнуляется», лишает себя способности к развитию. Вследствие греховного образа жизни, то есть жизни вопреки совести и фундаментальным принципам, положенным Творцом в основание мира, он лишается благодатного покрова Творца. Увлекаясь какой-либо страстью и полностью нацеливаясь на её реализацию он со временем фиксируется в страсти и уподобляется демонам по своим характеристикам. «Страсти … суть демоны», – говорил преподобный Иоанн Пророк[39]. «Какую страсть кто победит, – говорил авва Питирион, – такого и беса изгонит. … Например, бес действует посредством чревоугодия. Если вы преодолеете чревоугодие, то изгоните и демона его»[40].

Эти мысли зримо воплощаются в опыте автора известного автобиографического романа «Шантарам». Автор, имевший опыт употребления героина, вот что рассказывал о процессе демоноуподобления. «Героин, – писал он, – лишает душу чувствительности, это сосуд, который её поглощает. Тот, кто плывёт по мёртвому морю наркотического забвения, не испытывает ни боли, ни сожаления, ни стыда, ни горя, ни чувства вины». «За это достигаемое химическим путём освобождение, как и за всё во Вселенной, приходится расплачиваться светом. … когда уходит всё, что освещает жизнь, последним гаснет свет любви. Чуть раньше, чуть позже, когда наркоман доходит до последней точки, он бросает любимую женщину, без которой прежде не мыслил своего существования. Раньше или позже каждый человек, пристрастившийся к героину, становится дьяволом в клетке»[41].

«Дьяволом» Сергей Булгаков, как писала Надежда Мандельштам, назвал своеволие. Этот дьявол «несовместим с миром, он может хотеть мир лишь как вещь, как игрушку, а человечество – как рабов, которыми он может помыкать». Своеволец стремится ради достижения своей цели заставить всех двигаться в одном направлении. В семье и среди друзей он стремится верховодить. Когда он не может добиться своих целей, то впадает в неистовство. «Своеволец, услыхав от женщины «нет», способен пустить себе пулю в лоб, человек, стремящийся к богатству, пускает по ветру все, что у него есть, надеясь выиграть в карточной или биржевой игре». Последствия своеволия – разрушение и самоуничтожение.

Надежда Мандельштам упоминает, что читала, как Гитлер в последние дни войны отдавал приказы несуществующим армиям. Он негодовал, что несуществующие армии не выполняли его приказов. Примеры Гитлера «иллюстрируют наблюдение [священника] Сергея Булгакова о том, что своеволец начисто теряет ощущение реальности. … Своевольный человек и своевольное общество не только не желают считаться с реальностью, но действительно не видят ее. В уме они переделывают ее на свой лад и не способны поверить, что она иная» [42] (нельзя ли эти слова сопоставить с игровым отношением к жизни, описанным в конце первой части и с процессом шизофренизации сознания, описанным в части данной, второй?).

Приложение. «Игрок» (поэма)

Пучина отчаянья до мозга костей

Прокралась в колоду под крапы мастей.

Друзей

Не бывает,

Когда

Ты играешь

На деньги

На жизнь

На все

 

Что ты теряешь?

Что?

Когда ты играешь?

 

Жизнь лишь всего,

Жизнь лишь всего.

А еще –

Себя самого.

 

Да,

            Для тебя

                        Жизнь – лишь игра!

Бить в масть

Вот это страсть!

Класть, класть, и класть

Карту в масть.

Вот это сласть –

Первым напасть!

 

Что за напасть?

Ты не смог

Убежать

От себя,

Ты не смог

Удержать

                        Себя,

Ты не смог

Обуздать себя

Себя

Ты не смог

Познать

Себя

До конца

 

Очнись

ото сна!

И будь сильна

Душа твоя

 

Оглянись,

Соберись,

О-СТА-НО-ВИСЬ!

А то не поспеешь,

А то не сумеешь,

Но ты посчитал,

Что ты разумеешь,

            Как считывать с лиц,

Ты посчитал,

Что ты же привык

Сдавливать крик

Рассказывает о себе 

 

Ты говоришь:

«Я не мал и известен,

            До меня люди падки,

Мне ценен свой стиль,

А не чужие догадки.

В уваженьи мужчина,

            Не из недотрог,

Помимо карт

            И в бильярде знаток.

 

Я свит не из тряпки,

Я серьёзный игрок!

Высоки мои ставки

И я одинок».

 

Вот мое правило,

Что учил назубок:

Чтоб не упасть,

Будь одинок.

Чтоб не пропасть,

Будь одинок.

Плати свой оброк

Четко и в срок.

Беги со всех ног,

Беги наутек

От тех, кто бы смог

Убить

Или полюбить

Тебя»

 

Когда я не смог

Пойти на рывок,

То понял,

что друг

Как паук

Держит меня

В коконе пут.

О, что за плут!

И семья

Одна

Стоит чего,

Держа мертвой хваткой

меня за плечо.

 

И игра мне сказала:

«Сбрось все украдкой

Сбрось и забудь.

Тебе пора в путь.

Иди же без груза,

А любовь – лишь обуза».

 

Конечно, одному быть мне мрачно,

Но, в принципе, – пусть.

Удачная

Сдача

Или шар нужный – в лузу –

Сорвут замки с шлюза,

И хлынет мне счастье,

Потонет в нем грусть.

 

Крапленый туз –

Под картуз

И к победе рванусь

Как нож – на арбуз».

Итог жизни 

Нервов клубок,

Боли комок.

Себя тратил впрок

И сил не сберег

На последний бросок.

 

Погрузившись в поток,

В жижу размок.

И, когда изнемог

У твоей пары сапог

Лёг

Адский порог.

 

Ты зря

Вступил на него.

За ним – анти-алтаря

Нутро.

Проникнув в него, увидишь два глаза

Пылающих словно две взорванных скважины с газом.

Анти-алтарь

 

За столом сатана.

Его глаза

Источают жар.

Его слюна

Испускает пар.

С ним тяжело

Бывает порой

Следить

За игрой.

 

Но ты решил все же играть

И растерять

Все, что имел.

 

И проиграть

Свою жизнь,

Свою жизнь,

Свою жизнь.

 

Ты сегодня играешь,

Играешь на жизнь.

Сегодня – игра

Без правил и судей,

Всего лишь одна

И больше не будет.

 

И она

Не твоя

Эта игра,

Игра без конца.

 

Когда демон

За горло берет,

Тленом

Дыша

тебе в рот,

Ты решил,

Что душа

Не важна,

Что душа

Не нужна,

Что мешает она,

Когда игра,

Идет игра.

 

И ты решил

Сыграть

На нее.

И испытать

Себя

Самого.

 

Когда сатана

Встал поперек

Многих дорог,

 

Перехитрить

Его захотел

Вместо того,

Чтоб изменить

Семя самого.

 

Его не сразить

Блестящей игрой

Можно лишь победить

            Лучезарной искрой

Лишь отблеском неба,

Лишь внутрь-переменой,

Лишь светом,

Если душа

Им одета,

Если Светом согрета

            И во имя

Света

Жива.

Конец

 

Припрятанный туз летит на сукно,

Метя пикой противнику прямо в лицо.

В ответ – джокер рогатый с злою ухмылкой

Входит в сердце твое двузубцевой вилкой.

 

Так будет, если свой жизненный путь,

Ты, ум изменив, не решишь развернуть.

 

В момент главной игры ты заробеешь

Хотя и умеешь,

Хотя и привык

Идти напрямик.

 

Ведь сегодня игра

Без правил и судей

Всего лишь одна

И больше не будет

 

Всего лишь одна

И она –

Не твоя,

Эта игра,

Игра

Без конца.

 

Вступив в неё,

Ты потеряешь

И проиграешь

Себя.

 

Ведь ты же игрок,

Ведь ты же игрок,

Ведь ты же игрок.

 

И ты одинок

И ты одинок.

Ты одинок,

Всегда одинок.

 

Потому и игрок,

Потому и игрок,

Потому и игрок.

Послесловие к поэме. Игрок и постмодернистский дух эпохи

Игра – одно из ключевых понятий постмодернизма.

Постмодернизм, отрицая духовные реалии и атомизируя жизнь, отвергает целеполагание и стремится свести все многообразие бытия к бессмысленному «множеству языковых игр»[43]. Если говорить кратко и своими словами, то, с точки зрения постмодерна, человека, как такого, нет. Есть лишь концепт, появившийся в сознании людей, слышащих чью-то речь, построенную в рамках определенной языковой игры. То есть кто-то говорит, и слова так переплетаются в значения, что нам кажется, что эти значения указывают на человека. Человека же нет.

Духовных законов, регулирующих развитие мироздания (логосов) – тоже нет, есть лишь «игра структуры». Истины – тоже нет, есть лишь «игра истины». В рамках этой игры возможно приобщение не к истине, а лишь к эффекту обретения истины. То, что люди воспринимают за истину, с точки зрения постмодерна, является игрой первоначальной фальсификации. То есть определенные смыслы, являющиеся фальсификацией, развиваются (например, в речи). И, опознавая новые витки развития этой фальсификации, человек ошибочно представляет, что познает истину. Самой же истины, согласно постмодернистскому мировоззрению, нет.

Сознание, заквашенное дрожжами такого мировоззрения, рискует столкнуться с определенными проблемами. Характер этих проблем улавливается из самого названия книги Ц.П. Короленко и Н.В. Дмитриевой – «Номо Postmodernus. Психологические и психические нарушения в постмодернистском мире». Процесс формирования некоторых нарушения авторы связывают с последствиями существования человека в парадигме постмодерна.

Нарушения формируются, исходя из предпосылок, закладываемых в сознание этой парадигмой. Одна из фундаментальных предпосылок – неспособность сопереживать другому. С этой неспособностью в жизни человека соседствуют: неспособность прогнозировать последствия своих действий, импульсивность, одиночество, жестокость, инструментальное отношением к другим (человек относится к другим людям как к инструментам для реализации своих целей), потребность в постоянном возбуждении, фрагментарность эмоциональных переживаний, «нацеленность на немедленное получение удовольствия, игнорирование переживаний других с их обесцениванием по мере исчезновения ощущения их «полезности»».

Постмодерн, окутывая детство человека своим покрывалом, способствует тому, что произойдет задержка формирования чувства доверия и чувства вины. А эти чувства необходимы для формирования у ребенка того, что может быть обозначено как «спаянная идентичность».

В данном случае возникает риск развития предрасположенности к формированию психических расстройств, основой которых являются слабость личностного начала и отсутствие целостности. Речь идет о развитии самоповреждающего и суицидального стилей поведения (и прочих дезадаптивных стилей). Человек охватывается стремлением к бегству от чувства пустоты и экзистенциального ужаса. При отсутствии самодисциплины, духовности и сострадания возникает риск развития антисоциального поведения, угасания способности сопротивляться многочисленными соблазнами получить кратковременное удовольствие.

Риск развитие подобных стилей поведения усиливается за счет того, что зло в постмодернистском обществе теряет свое прежнее обличье, перестает восприниматься как зло и надевает маску банальности. Вследствие того, что зло начинает выглядеть как привычная повседневность, люди перестают ощущать античеловечность совершаемых деяний и преступных характер совершаемых ими преступлений.

Речь идет не только о утрате способности распознавать зло за маской банальности. В более широком смысле речь идет о утрате «ощущения правильности и неправильности, приемлемости и неприемлемости происходящего». Неполными, двусмысленными, незавершенными оказываются те положения, с которыми человек имеет дело в постмодернистском обществе. Стирание границ между реальным и фантазийным, серьезным и развлекательным «создает условия для развития психических нарушений с шизофреноподобной клинической картиной».

Двусмысленность всего, с чем человек имеет дело, приводит его «к отчуждению, изоляции, возникновению экзистенциального страха аннигиляции», к тому, что один писатель назвал «паникой на фоне обломков». Чтобы почувствовать себя хоть в какой-то момент своей жизни целостным и спаянным, человек стремится «испытать безответственное возбуждение и особую радость, становясь членом, частичкой толпы».

Желая напитываться энергией толпы и избавиться от одиночества, человек тяготеет к тому, чтобы начать себя идентифицировать с какой-то командой, темой, интересом. На почве таких настроений создаются структуры, стремящиеся объединить людей на базе гуманистических ценностей. Но «подобные проявления социофилии в постмодернистском обществе обычно кратковременны, так как не имеют под собой сколько-нибудь глубоких корней кроме изначального стремления к объединению».

Дело в том, что члены постмодернистского общества испытывают затруднения, когда речь заходит о эмпатии и способности проявить сочувствие. У них отсутствует эмоциональная привязанность к другим людям, они поражены эмоциональной вялостью, безучастностью. Вследствие нарушения формирования способности быть эмоционально связанным с другими, «происходит дегуманизация человека, который лишается основных человеческих качеств, превращаясь в гибрид человека и машины».

Человеку «без привязанностей» присуще некоторые определенные психологические черты. Дети с такими особенностями импульсивны и эмоционально холодны, «иногда совершают акты насилия по отношению к родителям, сверстникам, сиблингам [приемным родителям], мучают, калечат и убивают животных. Они склонны к воровству, вандализму, поджогам». Эти тенденции могут сохраняться и по мере взросления.

Такие дети могут производить пугающее впечатление. «В выражении их лица, во взгляде присутствует что-то непривычное, несвойственное обычным детям». Впечатления от общения с такими детьми может быть выражено с помощью метафор «ледяное выражение глаз», «глаза рептилии». За внешним обликом в подобных случаях просматривается «нечеловеческая андроидная сущность, изображаемая, например, в научно-фантастических литературных произведениях, в кинофильмах о вторжении инопланетян».

Люди с нарушением эмоциональной привязанности стремятся к постоянному самовозбуждению (эта потребность может быть реализована в виде таких активностей как «перебегание рельс перед движущимся поездом, «прогулки» по карнизам многоэтажных зданий») Они либо пассивно наблюдают, либо активно организуют события, которые у других вызывают ужас и отвращение. Когда они наблюдают за болью и страданиями других, у них могут появляться «саркастическая улыбка, презрительная гримаса или отсутствующе мечтательное выражение».

При совершении агрессивных актов речь может идти о чрезвычайной жестокости, «так как страдания жертвы не вызывают переживаний сочувствия и обычно просто игнорируются». Цель агрессии может заключаться в стремлении разрядить напряжение, которое, накапливаясь, достигает сверхпорогового уровня.

Чтобы смягчить внутреннее непереносимое напряжение люди могут начать стремиться к постоянным передвижениям и изменениям тела, употреблению алкоголя и наркотиков. «Возможны и нехимические способы устранения напряжения, к которым, в частности, относятся патологический гэмблинг, сексуальное аддиктивное поведение, приступы обжорства, интернет аддикция». Аддиктивные реализации могут характеризоваться «особой брутальностью, неконтролируемостью ситуаций, полным пренебрежением к интересам других членов семьи и отсутствием сопереживания к их страданиям».

Параллельно речь может идти о внутреннем переживании безжизненности и мертвой апатии. Желая уйти от таких тягостных переживаний люди стремятся каким-то способом изменить свое внутреннее состояние. В данном случае в ход также идут алкоголь и наркотики, «промискуитет, сексуальные извращения, причинение себе физической боли (с целью хотя бы на время освободиться от тяжелых психических переживаний)».

Параллельно речь может идти о импульсивности действий и трудностях в прекращении различных активностей. Транспортные средства могут управляться со скоростью, превышающей допустимую. Появляется склонность к лихорадочной деятельности, «скольжению» по информационным потокам. Человек стремится взяться за множество мелких задач, но не может решить одну достаточно серьезную. Сознание может стать открытыми для галлюцинации и «снов наяву». Когда фантазии постоянно вторгаются в сознание, искажая оценку реальности, «длительная последовательность, целенаправленность действий оказывается невозможной». Некоторые пациенты с подобными поражениями сообщали о том, как «боковым (периферическим) зрением видели надвигающуюся на них бесформенную или шарообразную темную массу, которая наваливалась на грудь и вызывала чувство удушья» (слова ученых о черной шарообразной массе, наваливающейся на грудь, приводились в второй части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)», в главе «Две фазы (возбуждение и апатия) и «тысяча мыслей»; информационный контекст как статьи, так и главы, может дать некоторые точки зрения для осмысления данного феномена).

Параллельно речь может идти о нарушениях в восприятии окружающего мира. Могут отмечаться склонность к подчиненности неконтролируемым внутренним процессам, стремление к недостижимым целям, желание «получать по максимуму, ничего не отдавая взамен».

Из цитируемой книги актуальными в рамках данной статьи видятся факты (то есть описания конкретных форм, в которых нарушения себя проявляли), заимствованные авторами из наблюдений и почерпнутыми из научной литературы. Объяснения же, с помощью которых авторы пытаются описать механизмы описываемых нарушений, не всегда видятся актуальными. Постмодернистский дух эпохи, являющийся базовой платформой для взращивания описанных нарушений, в послесловии к поэме описан по-постмодернистски.

Игры грани ранят, грея как бы

(игра обещает стимуляцию, яркость переживаний, с помощью которых можно было бы, как казалось, скрасить одиночество; но в реальности, когда происходит фиксация сознания на процессе игры, прочие стороны жизни приходят в запустение и личность открывается для процессов деформации)

Грабят грубо утро града

(игра агрессивно вторгается в жизнь человека, выдавливая из нее прочие виды деятельности, люди «прилипающие» к экранам мониторов и проводящие за ними всю ночь, перестают выходить из дома; улицы в выходные дни пустеют)

Улица – ни лица

Дома

Стонут.

Лома-

ются

Труды труппы – на тремор трупов

(ставя перед собой целью имитацию жизни, люди вступали в устойчивые сообщества, например, – реконструкторов и пр.;

фиксация на эгоистическом типе восприятия реальности, подчиненность механике игрового процесса, «обнуляя» человека, делает его неспособным к участию даже в группах, созданных с целью упрощения и имитации жизни;

люди, живущие в системе разрушенных постмодернизмом символов, начинают воспринимать судороги «разлагающейся» души и конвульсии сознания как саму жизнь; падение в бездну – как полет, собственную агонию – как «креативную движуху»)

Тонны нот – на атом тона

(гармоничное звучание музыки возможно при наличии сцепления нот друг с другом;

как давал понять академик Лихачев, прочувствовать музыку можно, когда в памяти остается информация о преждезвучащей ноте и есть предощущение вновь притекающей[44];

если связь между нотами разрывается, если отброшены законы, на основании которых отдельные ноты могут составить единое гармоничное целое, остается лишь звучание отдельных тонов – не привязанное ни к чему, не имеющее смысла)

Мимы

Мимо

Вечного «Да будет!» –

В мины

Мнимого

«Как будто»

(отказываясь выстраивать свою жизнь на основании духовных законов, положенных Творцом в основание реальности, люди, сделавшие игру сутью своего жизнеустройства, приходят к идее создания мнимой реальности;

эта мнимая реальность существует лишь в рамках игрового пространства;

пока человек находится в игровом пространстве (которое для него с целью его захвата могут создать секты и корпорации) ему может казаться, что его деятельность имеет смысл, но, будучи сопоставлена с реальной жизнью, его деятельность может оказаться бессмысленной;

секты и корпорации могут создавать для человека иллюзию развития и продвижения, постоянно повышая человека внутри своей структуры, но эти повышения не сопровождаются реальными изменениями в жизни человека;

«мимы» – в начале первой части статьи «Преодоление игрового механизма» приводились слова Ивана Ильина насчет человека, который привыкает верить в созданное им искажение, «в божественность небожественного, в позволительность греха»; такой человек, уподобляясь плохому актеру, становится «играющей мнимость», а жизнь его превращается «в сплошную игру мнимостями»;

в конце первой части статьи «Преодоление игрового механизма» приводились некоторые мысли о искушении первых людей – Адама и Евы. Им был предложен путь возрастания в любви на основе реализации тех законов, которые Творец положил в основании мироздания; реализация этих законов сопровождалась бы возрастанием первых людей в добре. Этот путь предполагал и ответный шаг Бога – в качестве дара дать людям то, чем сам Бог обладал как Бог. Сатана же предложил людям мнимый вариант, предполагающий, выражаясь языком статьи, вхождение в «в игровую реальность». То есть он предложил им, минуя как восрастание в любви, так и реализацию духовных законов, стать «как Боги» (Быт. 3, 5), (то есть – «как бы», «понарошку»);

Отчасти здесь уместны слова схиархимандрита Гавриила (Бунге), писавшего о том, что «всякое решение содержит в себе клубок истинно благородных и поверхностных, лукавых мотивов». Что-то в наших помыслах является подлинным, а что-то – тысячу раз является бесовской уловкой. Чтобы разобраться в помыслах, необходим дар различения. [С одной стороны] Бог призывает человека, [но с другой стороны, у человека есть немощи]. «Таинственное ««соработничество» человеческой немощи и силы Божией непременно ускользает от поспешного неверия; и тогда бес начинает свою игру»[45], убеждая человека во лжи;

в данном случае, труды ученых, работающих на продвижение ложной, манипулятивной картины мира, также можно отнести к аспектам игрового пространства;

в рамках искусственного пространства возможны не жизнь, а функционирование, не общение, а коммуницирование, что не может насытить человека и способствовать развитию его личности;

что также ведет к деградации и слому внутренних осей личности; жизнь человека, теряя вертикальное измерение, превращается в растекающуюся в разные стороны жижу / лужу;

Антуан де Сент Экзюпери в своей книге «Цитадель» приводит образы, с помощью которых можно прокомментировать приведенные мысли. Так он приводит образ ледника, который, растаяв, стал лужей. Растопила ледник «свобода» человека [необходимо отметить, что, как писала упомянутая выше Надежда Мандельштам, вследствие бедности языка мы упоминаем слово «свобода» в двух значениях: своеволия и свободы выбора; о своеволии мысли Надежды приведены выше, о свободе – приводятся в сноске[46]]

огда горных ледник растаял и стал лужей, первым достижением человека стало одиночество. «Ты, – писал Экзюпери, – уже не крупинка ледника, который добрался до солнца, укрытый снежным плащом, ты – равный среди равных, ты такой же, как все, и все же вы все разные и готовы возненавидеть друг друга, ваш покой – покой на секунду замерших шариков, ничто не превосходит вас в вашем мире, от всего вы свободны, даже от безусловных условностей языка, – все возможности общаться друг с другом утрачены, каждый ищет собственный язык, каждый празднует собственные праздники, все отделены друг от друга и более одиноки, чем одинокие звезды, затерянные в пространстве»[47].

Когда же люди создадут смрадное болото, что послужит им в радость? Что порадует тех, кто затерялся в мелькании недель, в слепых годах без праздников?

 Людей радует святотатство пока есть, что рушить и попирать то, что еще весомо. Пока есть тень закона, люди способны ею возмущаться. Но вот и тень закона исчезла, разрушен замок отца [уклад жизни], в котором каждый шаг был исполнен смысла. Радоваться больше нечему, наступило царство скуки. Люди оказались на рыночной площади и, исчерпав удовольствие от попирания былого, они не знают, что им делать на этой ярмарке. Так погибает тот, кого хотели спасти, разрушив все запреты.

К царю, от имени которого Экзюпери писал свою книгу, обратились люди с предложением разрушить стены, которые якобы мешали. И царь ответил, что тогда люди «почувствуют себя овцами на юру и собьются в стадо, им будет плохо, и с тоски они напридумывают глупых игр. В них будут правила, и жестокие, но не будет величия. Замок рождает стихи. Но какой поэзии ждать от пошлого аккомпанемента игральных костей?»

Ничего не любя, люди потеряют сами себя. У них не будет ничего кроме видимых вещей, которых можно пощупать. Они почувствуют себя несчастными, им станет холодно.

Царь понял, что эти люди, назвавшие «спячку счастьем» – «прозекторы в мертвецкой». И там, где люди стали похожи, как капли воды, растекшись болотом, царь восстанавливал силовые линии. Он творил ледники вопреки интересам луж и готовил человека к тому, чтобы он жил[48] (слова Экзюпери о людях, которые стали словно «прозекторы – в мертвецкой» приводились в первой части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)», в главе «Депрессия и распад картины мира»; информационный контекст как статьи, так и главы может дать некоторые точки зрения для осмысления причин вхождения в указанное состояние и путей выхода из него).

[1] См. «Психология игрока, или как проникнуть в мысли соперников» из книги Алана Вайкса «Энциклопедия азартных игр» (пер. с англ. М.: Товарищество «Ефрат», 1994).

[2] Там же.

[3] Из наставлений Евагрия Понтийского, помещенных в первом томе книги «Добротолюбие».

[4] «Психоделия в нашем отечестве» из книги А.Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

[5] Из книги А. Кемпински «Психология шизофрении» / Пер. с польск. СПб., 1998.

[6] Там же.

[7] Из книги Федора Филипповича Конюхова «Сила веры. 160 дней и ночей наедине с Тихим океаном».

[8] Рототаев. П. С. «Покорение гигантов»: ГЕОГРАФГИЗ; Москва; 1958. С. 89.

[9] Анастасия Рахлина. В руки твои, Господи / Анастасия Рахлина. 2-е изд., испр. М.: Изд-во PRCB Group, 2016. С. 103.

[10] «“Восхождение к вершинам” – священник Игорь Розин».  

[11] Рототаев П. С. Указ. соч. С. 78.

[12] См. главу LXXXI из книги Антуана Де Сент Экзюпери «Цитадель».

[13] Духовное утешение на пути ко спасению. Размышление смиренного сердца.

[14] См. беседу 15, параграф 33; беседу 17, параграф 15 из книги преподобного Макария Великого «Духовные беседы».

[15] См. «О чувственном видении духов» из книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Слово о чувственном и о духовном видении духов».

[16] Игнатий (Брянчанинов), свт. Письма. Изд-е Свято Преображенского Мгарского м-ря Полт. еп., 2001. Т.7. С. 171–172.

[17]Игнатий (Брянчанинов), свт. Слово о смерти.

[18] Игнатий (Брянчанинов), свт. Письма. Там же. С. 173.

[19] Там же. С. 172.

[20] «Психоделия в нашем отечестве» из книги А.Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

[21] Там же. «Эпидемия экстаза, или предшественники русской психоделии».

[22] Антон Кемпински. Указ. Соч.

[23] Из наставлений Евагрия Понтийского, помещенных в первом томе книги «Добротолюбие».

[24] См. главу 19 из книги В. Зайцева «За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера».

[25] Руководство по психиатрии. В 2-х тт. Т.1 / А.С. Тиганов, А.В. Снежневский, Д.Д. Орловская и др.; Под ред. А.С. Тиганова. М.: Медицина, 1999.

[26] См. «Собственноручные келейные записки» из книги «Великая стража». 

[27] См. главу 20 из книги «Благолюбие». 

[28] См наставлений Евагрия Понтийского, помещенных в первом томе книги «Добротолюбие».

[29] См. «Борьба с духом уныния» среди поучения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, изложенных в втором томе книги «Добротолюбие».

[30] См. «Сострадание к бесноватым» из книги старца Ефрема Филофейского «Моя жизнь со старцем Иосифом».

[31] См. статью священника Александра Ельчанинова «Демонская твердыня (о гордости)».

[32] См. глава 7 «Шизоидное и шизотипическое расстройства личности».

[33] См. «Неудовлетворенная потребность как причина аддиктивности» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология» («Олсиб», 2001).

[34] См. статью «Нарушение понятий шизофрении»

[35] См. главу CVIII из книги Экзюпери «Цитадель».

[36] «Клинико-психологические особенности и коррекция поведения при игровой зависимости». ФГУ Национальный научный центр наркологии Минздравсоцразвития России (119002, Москва, М. Могильцевский пер., 3).

Авторский коллектив: Дудко Т.Н. – д.м.н., руководитель Отдела реабилитации; Зенцова Н.И. – к.п.н., с.н.с., руководитель Группы психологической реабилитации и ресоциализации Отдела реабилитации; Ракитянская Е.А. – к.м.н., с.н.с. Отдела реабилитации; Адамова Т.В. – клинический психолог, н.с. Отдела реабилитации; Бондаренко С.Н. – врач психиатр-нарколог.

[37] Из книги протоиерея Иоанна Гончарова «Многие поищут войти, и не возмогут…»

[38] Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

[39] См. вопрос 301 из книги «Преподобных Варсонофия и Иоанна руководство к духовной жизни в ответах на вопросы учеников».

[40] Об авве Питирионе // Паладий Еленопольский, еп. Лавсаик.

[41] Из книги Грегори Дэвида Робертса «Шантарам».

[42] Свобода и своеволие // Надежда Мандельштам. Воспоминания. Книга первая. УМСА-Ргеss, 1982, изд. 3-е.

[43] Аксючиц В. Нирванизм постмодернизма

[44] «В каждый данный момент в музыкальном произведении наличествует прошлое звучание и предугадывается будущее. Без этого «преодоления времени» нельзя было бы воспринимать музыку» [см. «Выработка мировоззрения» из книги Д. С. Лихачева «Мысли о жизни: Воспоминания»].

[45] Проявления уныния // Схиархимандрит Гавриил (Бунге). Тоска, уныние, депрессия: Духовное учение Евагрия Понтийского об акедии / Пер. с франц. свящ. Димитрия Сизоненко. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2014.

[46] «У человека есть выбор между путем свободы и путем своеволия. Язык понятий беден, и мы употребляем слово «свобода» в двух значениях … Человек идет путем свободы или, лучше сказать, обретает свободу, если ему удается избавиться от темных побуждений своего «я» и времени, в котором он живет. … Свобода основана на нравственном законе, своеволие – результат игры страстей. Свобода говорит: «Так надо, значит, я могу». Своеволие говорит: «Я хочу, значит, я могу». … Свобода ищет смысла, своеволие ставит цели. … Свобода торжество личности, своеволие порождение индивидуализма. … Перед свободным человеком стоят тысячи вопросов, и основной из них – прав ли он, что стоит на своем, не считаясь с общим мнением, нет ли в его поведении гордыни. … Свободному человеку приходится знать, видеть и понимать, чтобы не сбиться с пути. … Есть великая правда в житиях святых, всегда боровшихся с искушениями. … Дело свободного человека ясно, потому что он не ставит цели, но ищет смысл. Искание смысла трудно, потому что непрерывно возникают миражи и не так-то просто рассеиваются. Свободный человек стоит на своем, потому что не может отречься от истины, но – ведь и миражи прикидываются истиной. … Свобода в руки не идет, она достигается внутренней борьбой, преодолением себя и мира, постоянным вниманием и болью. И все же даже неполная доля свободы резко выделяет свободного человека из толпы. У него прямая походка и глубокое сознание греховности, почти полностью утраченное сегодняшней толпой. … Жить ему трудно, но зато он свободен» [Своеволие и свобода // Надежда Мандельштам. Воспоминания. Книга первая. УМСА-Ргеss, 1982, изд. 3-е].

[47] См. главу CVII из книги Антуана Де Сент Экзюпери «Цитадель».

[48] Там же. См. главу III.