Прокопий (Пащенко), иером. О вере. Ч. 3. Как познать Истину?: Что спросил паломник из Великобритании?

Этот текст родился из вопроса молодого человека, приехавшего на Соловецкие острова из Великобритании. Так сложилось, что в первый день своего пребывания на острове он отправился в лес, где и был и встречен русскими девушками (шествующими на остров Мускалма, который соединен дамбой с Большим Соловецким островом). Заговорив с ним (он не знал русского языка, поэтому говорили на английском), они привели его в гостиницу для трудников, где он некоторое время жил, параллельно выполняя различные послушания (носил дрова и пр.). Пожив некоторое время и хорошо себя зарекомендовав, он во второй год приехал на Соловки, имея уже некоторые контакты и ориентиры. В день своего отъезда, буквально перед самым отплытием, он встретился с насельником обители и через переводчицу задал свой вопрос «как обрести Истину?». И вот какой ответ он получил (дальше беседа развиваться не могла, так как ему нужно было бежать, чтобы успеть на отплывающий с Соловков катер). Хотя какие-то идеи можно было развить подробнее, текст оставлен в своем, так сказать, аутентичном виде. Прибавлены лишь некоторые мысли, комментирующие уже сказанное, приведенные цитаты снабжены ссылками. В некоторых сносках мысли авторов приводятся по тексту источников.

Некоторые иллюстрации на тему Истины

[Для начала попытаемся сформулировать, что такое есть Истина].

Существует много различных формулировок, так или иначе описывающих это понятие. Для краткости можно привести только некоторые из них. Истина – это «естина»[1], т.е. то, что есть на самом деле – от глагола «быть», «есть». Деятельность человека, построенная на Истине, приобретает необыкновенную твердость, «врастает» в реальность. Такая жизнь остается в истории, реализуется и находит отклик. Вторая формулировка выводится через понимание того, что такое Священное Предание: Священное Предание – это способность постигать Истину в Духе Святом^[2].

Здесь можно привести следующую иллюстрацию: у группы «Uncle» есть клип, где по тоннелю идет бомж. Его многократно сбивают проезжающие мимо машины, и в какой – то момент, когда он уже падает, а очередная машина мчится, чтобы его окончательно добить, он раскидывает руки крестом, и машина, врезаясь в него, сама расплющивается от этого столкновения.

Этот образ можно сопоставить со словами святителя Николая Сербского. Он писал, что когда на правду Божию нападают люди, то может сложиться впечатление, что она отступает. «Когда противники ее кличут победу, Она молчаливо записывает кажущийся убыток Свой в прибыль. … Мудрость Небесная в борьбе дает своим противникам все преимущества и отступает пред ними, как побитая, но в конце Она развеивает их, как солому. … Слабые взмахи Ее рук поворачивают тучи летящих стрел назад на стреляющих»^[3].

То, что основано на Истине, соответствует природе вещей, потому имеет перспективу, неуничтожимо. Еще один комментарий на данную тему – в словах старца Ефрема Филофейского о перспективах послушника, следующего на своем духовном пути благословению своего аввы. Благословение аввы, то есть – старца, прокладывает такому послушнику путь. «Когда послушник советуется со Старцем и старается исполнить на деле данные ему советы, невозможно, чтобы он потерпел неудачу, чтобы он не приобрел благодать Божию. … Этого не может быть по природе вещей. Когда говорится «невозможно по природе вещей», это значит «верно на тысячу процентов»»[4].

То есть в данном случае можно сказать, что поведение ученика основано на предпосылках, относящихся к области Истины. И потому последствиями такого поведения будет развитие и приобретение духовного опыта (сам отец Ефрем, идя по данному пути, приобрел всеми признанный духовный опыт и сам стал старцем, духовным наставником весьма многих). Некто выразил ту мысль, что Истина – это адекватно описанное (то есть описание соответствует тому порядку вещей, который есть на самом деле) соотношение между причиной и следствием. Старец Ефрем описал одно из условий (причин), которое будучи положено в основание духовной жизни, может привести ученика к преуспеянию (следствию).

Еще один пример. Священник Павел Флоренский долго собирал аргументы, доказывающие бытие Божие, и в конце концов он пришел к выводу, что Истина не доказывается, а показывается. Однажды, желая подшутить над своей неграмотной кухаркой, разносившей суп, он (возможно, зная, что она никогда не сможет ему ответить на предполагаемом им уровне) спросил её: Скажи мне, что такое солнце?. Вероятно, он ожидал, что она стушуется, а она на него с удивлением посмотрела и указала на окно: Ну, что же Вы такое спрашиваете? Вот ведь оно, посмотрите!. И тут его осенило, что Истина не доказывается, а показывается.

Поэтому один из путей понимания того, как люди могут жить в Истине – это знакомство с жизнеописаниями людей, после смерти которых стало понятно, что они действительно жили в Истине^[5]. Есть такая книга, «Отец Арсений», в ней даны свидетельства о людях, живших в эпоху Второй Мировой войны и в эпоху гонений. Эти люди в тяжелейших экстремальных условиях стремились жить по – христиански, и в результате соприкосновения с их судьбами в нашем сердце появляется некое понимание того, что сказанное ими – и есть Истина.

Вслушивание в опыт других

Такой способ постижения Истины, хотя у нас и существовал уже давно, сейчас нашел научное подтверждение в ходе изучения различных менеджмент технологий. Совсем недавно был проведен такой эксперимент: взяли три группы людей. С участниками первой группы занимались тренеры по баскетболу, и они активно играли под их руководством. Вторая группа ничем не занималась, а третья группа должна была сидеть на трибунах, наблюдать за играющими и активно им сопереживать, пропуская наблюдаемый процесс игры через себя. Когда подводились итоги, то выяснилось, что люди, которые сопереживали игравшим, но с тренерами не занимались, играли на уровне, который можно было отчасти сопоставить с уровнем игры тех, кто занимался с тренерами.

В духовной жизни это активное сопереживание, вслушивание, также очень плодотворно (необходимо, впрочем, отметить, что одного сопереживания мало, необходимо действие, закрепление полученной информации через реальные поступки; о значении деятельности в формировании способности к целостному отклику см. в статье «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии). Ч. 1», в главе «О значении деятельности в постижении духовных понятий»).

В духовной жизни человек вслушивается в опыт людей, дошедший к нему через книги. Если он повстречал на своем жизненному пути опытного духовника – вслушивается в опыт духовника. Чтение книг и общение с духовником задают человеку вектор духовного развития.

По мнению митрополита Антония Сурожского, аскетический термин «послушание» происходит от слов «слушать, вслушиваться». Он считал, что когда человек общается с духовником, то передача информации идет не только на уровне каких – то советов, но и на уровне вслушивания в опыт духовника, его мимику и жесты[6].

Так же происходит, когда мы читаем жизнеописание человека, жившего в Истине, который может и не говорить, как именно нам постигать Истину, но, вслушиваясь в его отношение к природе, к искусству, в его жизнь, мы постепенно начинаем прикасаться к тому внутреннему состоянию, которое присутствует за его внешними словами^[7].

Можно привести пример на тему вчитывания в опыт, который стоит за словами. Например, священномученик Василий Надеждин, умирая в концлагере, писал завещание своей супруге. В этом завещании не было жалоб. Он просил свою супругу сохранить детей для добра и воспитать их в искусстве, не важно, в каком, лишь бы в настоящем. Он просил, чтобы его супруга познакомила детей с книгами, которые любил их отец. И хотя в этом завещании священномученик Василий Надеждин не говорит о таких качествах, как мужество и стойкость, но, вчитываясь в его слова, читатель почти физически их ощущает. Читатель видит, что перед смертью отец Василий не жаловался и не проклинал судьбу, но старался воспользоваться последней возможностью, чтобы подарить своей супруге и своим детям частичку тепла (см. приложение 1).

Истина и прикосновение Святого Духа

И поэтому, возвращаясь к тому определению, с которого мы начали – Священное Предание – это способность постигать истину в Духе Святом – нужно сказать, что человек, погружаясь в Священное Предание, постепенно начинает приобщаться к Истине, к тому, что руководило Святыми отцами, которые создавали это наследие. Священное Предание, – это не только Священное Писание. Здесь можно также говорить и о богослужении, и о житиях святых и обо всем, в чем так или иначе проявляется благодать Святого Духа. Причем благодать Святого Духа является здесь главной составляющей.

Когда ум пропитывается благодатью Святого Духа, человек получает возможность с иной точки зрения посмотреть на окружающие его явления не только в плоскости времени и земной выгоды, но и с какой – то совершенно иной позиции. В его уме неким непостижимым образом разнородная информация упорядочивается, и человек начинает видеть во всем этом смысл, постигая то, что невозможно передать обычным языком. Известные старцы, когда давали советы, иногда давали их в очень краткой форме, но для человека, который задавал вопрос, эти слова могли стать путеводной звездой на всю жизнь, так как он приобщался к их опыту. В то же самое время, если бы эти слова были написаны на бумаге, и кто – то другой прочитал бы их вне контекста, то ничего особенного он бы в них, возможно, не нашел.

Так, слова преподобного Гавриила (Зырянова) были иногда очень просты. Но эти простые слова «имели силу большую, чем многие мудреные слова и доказательства». Эта [кажущаяся] простота происходила из опытного познания «тайны спасения прежде всего в себе самом».

Удивительно было, как иногда в простых словах, не обращающих на себя внимание, он «высказывал какую – нибудь истину». Эти слова производили на людей могущественное действие, люди приходили в умиление, рождалась надежда при, казалось бы, безвыходном положении. «Бывало, скажет старец: «Надейся на Бога… Господь не оставит!», и этого уже было довольно, ему верили, воскресали духом и, утешенные, возвращались домой. И обстоятельства жизни, действительно, поправлялись»[8].

Нечто подобное рассказывает о старце Глинской пустыни схиархимандрите Серафиме (Амелине) – слово его «отличалось особенной меткостью, так как ум о. Серафима, просветленный благодатью, ясно постигал истины Божий. Он всей душой любил эти истины и когда говорил о них, то слово его шло от сердца к сердцу и было всегда действенно и плодоносно». Наставлял он всегда четко, коротко и ясно.

Рядом с ним человек становился самим собой и получила редкую возможность увидеть себя со стороны. Все суетное и наносное отлетало. Когда человек, осознав свои грехи, приходил к искреннему раскаянию, старец «говорил два – три слова на пользу душе, и эти слова, как драгоценное сокровище, человек хранил незабвенно всю свою жизнь, благодаря за них Бога».

Приходившие к нему видели, что ему открыты и без слов их мысли и чувства. В последние годы жизни ему трудно было говорить, и многие посетители, даже не сказав ему ни слова, «получали благодатные дарования, уходили утешенные, исцеленные душой. Просившиеся к нему во время болезни уверяли келейника, что не будут беспокоить отца настоятеля своими вопросами. Они стремились хоть недолго побыть возле благодатного старца»[9].

Слова его были столь действенными, потому что за ними стояла благодать, которую он стяжал во время земной жизни. В результате контакта с ним человек приобщался к благодати, пронизывающей старца.

Подобный механизм, но со знаком «минус» действует при контакте человека с ложью. Дух лжи, пронизывая отдавшему лжи человека, непостижимым образом сообщается и тому, кто вступает с ним в контакт. Особенно, если речь идет о лжи, транслируемой в сознание человека падшими духами.

Факт трансляции можно соспоставить с таким явлением как шизофреническое озарение. Этот термин означает (своими словами), что за какие – то мгновения в сознание человека закачиваются огромные объемы информации, на основании которой человек начинает видеть новые связи между явлениями. На основании новых связей складывается новая картина мира – бредовая, но которую человек воспринимает за истинную. О человеке, пережившем шизофреническое озарение, можно сказать, что был человек «до» (озарения) и стал человеком «после» (то есть прежнего человека как бы не стало).

При прикосновении благодати из разнородной информации в сознании человека может появиться целостное видение мира, человек видит свой путь в мире, связи между явлениями. И эту видение будет истинным, то есть соответствующим подлинному порядку вещей. При демоническом воздействии из разнородной информации в сознании человека также может возникнуть целостное видение мира, но эта картина мира будет ложной (подробнее о шизофреническом озарении и преодолении его травматического действия см. в статье «Преодоление игрового механизма. Ч. 3», в главе «Игра и “шизофреническое озарение”»; более подробно о преодолении травматического действия шизофренического озарения – в части 4, которая целиком выделена для раскрытия данной темы).

Попытка обрести Истину через разрушение обусловленности восприятия

В контексте разговора о воздействии Истины и лжи на ум человека, можно упомянуть об отце Серафиме (Роузе). Отец Серафим (Роуз) родился в протестантской семье, которая жила в соответствии с тогдашним идеалом – материальный достаток и умеренная религиозность. Протестантизм, в принципе, как объяснял один профессор, выбросил из христианства все, что мешает человеку жить по его страстям. И столкнувшись с таким мировоззрением, которое выдавало себя за религиозное, отец Серафим подумал, что предлагаемое ему и является религией в подлинном смысле этого слова. Тогда он взбунтовался и против религии, и против самой идеи Бога. И «намеренно презрев заповеди Господни, Евгений (так звали отца Серафима до монашеского пострига) начал испытывать муки адовы. «Я побывал в аду. Я знаю, что это такое», — признавал он годы спустя, подводя итог своим «поискам» и «экспериментам» вне воли Божией».

Пытаясь найти свой путь в жизни, он пришел в Восточную Академию, которой в то время руководил Алан Уоттс, бывший в то время чем – то вроде идола для хиппи и «модной» молодежи. Он стал изучать китайскую философию и китайский язык и в этом достиг больших высот, даже переводил Лао Цзы с китайского на английский. Он не только изучал философию Востока, но и практиковал ее, в частности, практиковал дзен. Будучи бунтарем против Бога, но не оставляя поисков Истины, «от горечи и безысходности в ту пору он затеял опасные, граничащие с безумием игры с собственным разумом». Следуя Уоттсу и буддистскому учению, он стал считать абстрактное мышление самообманом, а знание невежеством. «Может, – считал он, – тогда, порвав цепочку логических умозаключений, удастся вырваться из плена заблуждений и узреть – хоть на миг – истину?». Еще в одном письме он отмечал: «Я играю в жмурки с разумом, непредсказуемость моя даже самого удивляет». Он зашел так далеко, что стал считать себя единственно сущим, всё же – остальное, весь мир вокруг – лишь порождением своих фантазий и «снов»^[10].

Во времена отца Серафима чрезвычайно модной была идея о возможности постижения сверхчувственного посредством вхождения в измененное состояние сознание. Для вхождения в измененное состояние сознания использовались восточные трансовые техники с параллельным употреблением галлюциногенов, в частности – LSD.

Вспомним группу The Doors, которые взяли свое название из эссе Олдоса Хаксли «The Doors of Perception» («Двери восприятия»). Ищущая молодежь ставила перед собой задачу постижения сверхчувственного опыта путем раскрытия дверей восприятия. Постулировалась способность человека к непосредственному восприятию информации, а разум человека воспринимался как нечто мешающее этому процессу (см. также главу «Скука и нарушение законов мироздания» из первой части статьи «Преодоление игрового механизма (об игре в широком смысле слова)»).

Соответственно психотехника такого направления строилась на угашении разумной деятельности человека. Адепты данного направления надеялись на то, что как только им удастся снять контроль с сознания, так в тот же момент в сознание проникнет некое мистическое знание, которое вызовет трансформацию сознания.

С помощью психотехник, алкоголя, галлюциногенов адепты данного направления стремились шокировать свой ум или каким – то образом его рассеять, чтобы в него, по выражению одного эзотерика, как «нож в масло», воткнулась «передача» – мистическое знание, вызывающее трансформацию сознания. Один психиатр, анализировавший с точки зрения психиатрии практики психоделического движения, писал: «считалось, что «передача» или «духовная инициация» после разрушения «оков личности» придет сама по себе, но большинство людей в итоге бесконечного «вычитания» ждало не духовное просветление, а безумие» (вычитанием назывались унижающие ситуации, в которые поставляли психоделики друг друга; «считалось, что, для того чтобы слиться с Сущностью Вселенной, все появляющиеся личностные реакции, связанные с чувством собственного достоинства, необходимо «вычитать»… с помощью унижения»)[11].

Эзотерики отталкивались от в чем – то объективного факта, просто они не могли дать описанному ими факту адекватного объяснения. Действительно, окружающий мир для многих из нас скрывается за плотной завесой из наших моделей, схем, концепций и представлений. Но чтобы пройти за завесу не нужно разрушать свое восприятие шокирующими техниками. Любовь, понимаемая как способность проявить деятельного внимание к Другому, дает возможность человеку преодолеть стену отчуждения, отделяющую его от мира и от других людей.

Данный вопрос отчасти разбирается в упомянутой статье – «Преодоление игрового механизма» (часть 1) в главе «Аутизация и стимуляция».

Феномен стены отчуждения и феномен ее преодоления можно сопоставить с двумя терминами, которые использовал верующий ученый – нейрофизиолог академик А.А. Ухтомский: Двойник и Собеседник. Двойник: человек, убежденный, что его понимания адекватны действительности, всему дает оценку и наименование. Он вешает клише на все, что видит и с чем соприкасается. Он говорит себе: этот мой коллега глуп, та вещь бесперспективна. Через некоторое время он настолько обрастает собственными оценками происходящего, что перестает видеть реальность, замыкается в капсуле собственного эгоистического существования.

Пробиться к Собеседнику – то есть к реальности неистощимой в своем многообразии, к ближнему в его конкретном и уникальном существовании, он может тогда, когда вырабатывает в общении с ближними способность проявить к ним внимание. Он тянется к ближнему в его конкретности, тянется постичь отправные точки, из которых ближний исходит в своих действиях. Выработанный в общении навык человек может обратить и на познание действительности в целом.

В частности, мысли Ухтомского разбирались в некоторых лекциях и статьях, поэтому, чтобы не повторятся, проще дать ссылку на статьи, в которых его мысли приводятся вкратце и в адаптированном виде (в приложении см. некоторые его мысли о постижении Истины): см. пункты 85 – 87а из цикла «Остаться человеком (часть 1): Офисы, мегаполисы, концлагеря», первую лекцию из цикла «Искра жизни», главы «Нейрофизиология и любовь», «Услышать голос другого» в статье «О развитии монашества, о теории «созависимости» и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем».

***

Бывает, что молодые люди в своих поисках Истины идут путем растормаживания импульсов, которые они воспринимают за проявление своей глубинной сущности. Чтобы сделать для себя эти импульсы более яркими и объемными, они стремятся с помощью дзеновских или наркотических практик угасить свою способность аналитического восприятия реальности. Отсюда возникают различные психопрактики типа расслабляющих танцев, когда человек максимально расслабляет тело, отдавая его в пользование некой силе.

Сюда же можно отнести психотехники Раджниша Ошо, целью которых было «сдирание» того, что можно назвать «человеком культурным», сдирание с человека «человеческого» – когда с сознания снимался контроль, человек становился чрезвычайно внушаемым и податливым, открытым для воздействия как самого Раджниша, так и для воздействия тех сил, которые стояли за ним. Сам он в своей биографии рассказывал, что в его жизни была некая дата, после которой перестал существовать тот, кем он себя считал. Человек, имеющий определенную биографию, в определенный день умер. Характерно, что процесс перерождения сам Раджниш ощутил как падение в бездну, и накануне этого падения у него было сильное желание покончить с собой. После «перерождения» родственники отмечали у него появление новых качеств – порочных склонностей. И для человека христианского мировоззрения было очевидно, что Раджниш отдал себя в пользование инфернальным силам.

В учении Карлоса Кастанеды также приводятся идеи о разрушении обусловленности человеческого восприятия – разрушении «глоссов». Здесь можно привести историю одного человека, который приезжал на Соловки. В течение 10 лет он с двумя своими друзьями экспериментировал с ЛСД. В результате чего один из друзей погиб, попав под поезд (мы не знаем, был ли этот случай самоубийством или произошел сбой в сознании в момент перехода через рельсы), а второй сошел с ума.

Свои поиски этот человек начал еще в момент существования советского государства, в те годы, когда религия была под запретом. Ему хотелось найти что – то, что выходило бы за рамки той реальности, которую он видел: геометрические проспекты, магазины и т.д. И когда он столкнулся с изданием сочинений Карлоса Кастанеды, он стал читать их запоем и во что бы то ни стало захотел найти Дона Хуана. Со временем ему удалось попасть в Мексику, он нашел пустыню, в которой жили шаманы, использовавшие в своих практиках наркотические напитки, приготовляемые из пейотля (кактуса).

За время своего путешествия он увидел многих молодых американцев, истощенных от голода с безумными ввалившимися глазами. На распределительных пунктах они ждали своей отправки обратно в США. Пресытившись материальным комфортом и пытаясь найти хоть что – то, что выводило бы их за рамки этой земной тварной реальности, они ехали на поиски Дона Хуана, в результате чего многие из них умирали в песках мексиканской пустыни. Но когда он лично познакомился с шаманами, то увидел, что они не могут сообщить ему ничего нового или расширить уже имеющийся у него опыт.

После возвращения домой он продолжил свои эксперименты: всю жизнь он стремился познать себя, кто он есть, и после очередного употребления ЛСД он увидел внутри себя маленькое солнце. В нем действовало некое впечатление, которое ассоциировало это солнце с его «я» – чей – то голос в уме произнес это при появлении образа. Но видение не объяснило ему ничего про него самого и не ответило на его вопросы.

В итоге через 10 лет поисков он не только ни к чему не пришел, но еще больше запутался. Он перестал видеть какой – либо смысл в продолжении своей жизни и намеренно принял запредельную дозу ЛСД. После чего он очнулся в лесу и увидел, как из леса на него несутся какие – то мелкие существа, которые начали грызть его тело. Что характерно, на его теле после этого остались следы укусов. Это было больно и мучительно, но вдруг все остановилось и замерло – словно вся природа замерла в ужасе. Существа скрылись. У него было ощущение, что все в страхе разбегается при приближении чего – то страшного. И тогда прилетел огромный дракон с размахом крыльев от горизонта до горизонта, который сел ему на плечи и начал его ломать. Он думал, что дракон вот – вот его сломает, но почему – то дракон не мог убить его, что – то ему мешало. И тогда рассказчик понял, что это «что – то» было его Крещение. Дело в том, что когда он начал принимать наркотики, мать попросила его креститься, она думала, что это исправит его жизнь. Он крестился, но не придал этому никакого значения, а продолжил жить как жил. После пережитого, пытаясь понять случившееся, он рассказывал свою историю разным людям, но все воспринимали его как безумца.

Потеряв всякую надежду, однажды он шел мимо храма, и что – то его туда потянуло. В храме исповедь принимал вдумчивый священник, который, к удивлению молодого человека, выслушал его и посоветовал поехать на Соловки. В результате знакомства с Соловками, видения, мучившие его, прекратились (после встречи с драконом он выжил, но к нему стали приходить «они», наполняя его страхом и ужасом). Во второй раз он приехал на Соловки в Великий Пост. Первая неделя Поста в монастыре очень строгая – скудное питание, долгие службы и пр.. Для него, как неподготовленного человека, переносить эти трудности было непросто, к этому добавились воспоминания о жене и детях, которых он любил и с которыми хотел оказаться рядом. В результате совокупности этих факторов он потерял внутреннее равновесие и на исповеди разрыдался. И тогда священник, который принимал исповедь, сказал ему: Теперь ты видишь правду о самом себе, а все эти предыдущие 10 лет ты мечтал о себе как о чем – то великом^[12].

Созерцание Истины через взгляд сквозь призму Евангелия

Этот случай сопоставим с размышлениями духовных авторов насчет того, что Евангелие научает человека видеть свои немощи. Человек пытается исполнять заповеди, стремиться к идеалу, но в какой – то момент он понимает, что его сил недостаточно. И тогда он обращается ко Христу как к своему Спасителю и Искупителю.

В некоторых религиозных мировоззренческих системах человеку, как объяснял один профессор, дается некий ритуал, который более или менее человеком может быть исполнен. И человек, строго следующий такому ритуалу, начинает считать себя в своей мировоззренческой системе вполне преуспевающим. Когда же речь идет об исполнении Заповедей, чем больше человек стремится к их реализации, тем больше он видит, насколько он несовершенен.

Например, человек хочет не гневаться, держится изо всех сил, но внутри себя он не может преодолеть раздражительности. Или он хочет хранить верность своей жене, но все равно отвлекается на других женщин и возгорается похотью.

Борьба со страстями открывает человеку, сколь малы его силы, не вступивший же в эту борьбу может даже считать себя исполненным добродетелями. Начав искоренять страсти и решившись жить по заповедям Евангелия, человек сталкивается с тем, что внутренне зло, ранее им не примечаемое, поднимает голову. Он опытно познает слова святого Симеона «исполнение заповедей научает человека его немощи». Познав собственную немощь, человек, как писал святитель Игнатий (Брянчанинов), вместе с тем познает и нужду в Искупителе. Божественная благодать, обретаемая вследствие обращения к Искупителю, нейтрализует действие страстей[13].

Здесь можно даже привести мысли из некоторых монашеских повестей (своими словами). Когда человек только поступал в монастырь, то он смотрел на духовника, как на ангела. А когда через некоторое время духовник спрашивал: Как ты теперь смотришь на меня?, монах отвечал: Как на демона. Т.е. пока он еще не начал борьбу со своими страстями, ему казалось, что он был человеком в принципе неплохим. И как говорил один духовный автор: Пока ты не начал подвига, ты считаешь себя другом Божиим, а когда начал подвиг, то не можешь от стыда и глаза возвести на небо.

И то, что происходило с монахами – подвижниками, применимо и к простым христианам. Некоторые становятся христианами только номинально, они принимают Таинство Крещения, но борьбу за чистоту своего сердца так и не начинают. И соответственно они не видят того обилия зла, которое в их сердце свило себе гнездо. И когда человек начинает борьбу с этим злом, он понимает, что Христос ему нужен. До момента борьбы он мог воспринимать Христа как некую абстрактную идею, но, только столкнувшись с невозможностью победить зло своими собственными силами, он принимает Христа как живую личность, которая слышит и откликается на его молитвы^[14].

И эту идею обращения человека к Богу не как к абстрактной идее, а как к живой личности, можно проиллюстрировать историей жизни одного заключенного. Еще будучи на свободе и ведя криминальный образ жизни, он перестал видеть в ней какой – либо смысл. И когда он в очередной раз понял, что за ним идет наряд милиции, то не стал бежать, а остался в своей комнате и спокойно подал руки в наручники. Попав в заключение, он окончательно разочаровался в жизни и решил пуститься во все тяжкие – начать убивать людей.

Но однажды ему в руки попался газетный листок со статьей, в которой он прочитал «Сын Человеческий предан будет в руки человеческие». Он не знал, что эти слова взяты из Священного Писания, но что – то его к ним потянуло, и он решил узнать, откуда они. Некоторое время спустя ему захотелось помолиться, но он не знал, что такое молитва. Тогда он воспринимал молитву как особый ритуал, который должен сопровождаться определенными действиями. Сейчас он стал монахом и понимает, что молиться можно и без икон и вне храма, но тогда ему необходимы были какие – то атрибуты. Он вырезал из журнала текст молитвы «Отче наш» и изображение иконы и нашел какую – то каптерку, где на некоторое время мог уединиться. После молитвы он ощутил какое – то дуновение – хотя переживания в таком случае имеют духовную, нематериальную природу, но субъективно свои ощущения заключенный описал так, что как будто кто – то «дунул» на него, как будто внутри него раздалось какое – то «дуновение». И в результате этого дуновения он изнутри наполнился радостью, которая перекрыла все тяготы его тюремного существования.

Это сложно представить, потому что в то тяжелое время распада СССР, вследствие экономического кризиса условия и питание в тюрьме были еще более тяжелыми, чем обычно. Но даже несмотря на это, он испытывал радость: он лежал на нарах и молился, и осознание того, что он не один, что есть Кто – то, Кто слышит его молитвы, было несовместимо с печалью. Он даже поставил два эксперимента, чтобы проверить подлинность этого духовного переживания. Первое время ему казалось, что ничего духовного в происходящем нет, что он сам себе все это придумал. И тогда, зная о том, что Евангелие призывает любить и не гневаться, он стал намеренно воспроизводить в себе гневные мысли, представляя, как причиняет кому – то страдания. Тут же радостное духовное переживание отошло от него. Он почувствовал себя обкраденным, стал просить прощения у Бога и не успокоился до тех пор, пока это духовное состояние не вернулось к нему.

Через некоторое время ему опять показалось, что он все себе сам придумал, и опять поставил такой эксперимент, и опять ощутил опустошенность. И в своей духовной жизни он стал познавать что угодно, а что не угодно Богу. Т.е. он стал ощущать, что вследствие определенного строя мыслей незримая связь с Богом укрепляется, а вследствие злых мыслей эта связь ослабевает. И он стал стремиться к тому, что эту связь укрепляет, и стал избегать того, что эту связь ослабляет.

Что-то подобное произошло с отцом Серафимом (Роузом) в момент обретения им Истины. Однажды он зашел в православный храм и вот как описал свои ощущения от пребывания в нем: «…Стоило мне перешагнуть порог русской церкви в Сан – Франциско, как со мной произошло что – то неизведанное доселе ни в буддистских, ни в иных восточных храмах. Сердце подсказало: вот твой дом. Я наконец обрёл, что искал. Объяснить себе я ничего не мог, службы я не понимал, равно и русского языка»^[15].

Постижение Истины через деятельную жизнь, направленную к Истине

Здесь нужно отметить, что когда мы говорим об Истине, то мы говорим о ней не как о математических уравнениях «два плюс два равно четыре». Достоевский говорил, что любовь – это то уравнение, которое каждый раз нужно доказывать заново.

Эти слова можно сопоставить с мыслью святого праведного Иоанна Кронштадтского, который писал, что когда ты познаешь предмет веры, тебе кажется, что он всегда будет с тобой. Но тысячу раз ты будешь чувствовать совершенное равнодушие к тому, что любил. «Чтобы снова обнять сердцем предмет любви, нужно воздыханием и слезами прочищать себе к нему дорогу». Это помрачение происходит от греха (более подробно о связи между состоянием сознания и способностью воспринимать см. главу «Исповедь и осознание» из книги «”Победить свое прошлое”: Исповедь начало новой жизни»).

То есть, в зависимости от состояния своего ума мы либо способны воспринять Истину, либо не способны. И чтобы держать себя в состоянии способности воспринимать Истину, человеку необходимо совершать постоянные усилия, ему нужно идти в определенном направлении.

Христианин на уровне ума познает какие – то догматы Христианства, но не всегда может пережить их сердцем. Чтобы пережить Истины, о которых говорит христианство, необходимо очистить свое сердце, и по мере очищения сердца от страстей, благодать входит в сердце человека, приобщая его к Истине.

Чтобы познать Истину, нужно идти путем Истины. Вопрос Пилата: «Что есть истина?» имеет мало смысла. Это как спросить боксера «Что есть бокс?». Он скажет: «Приходи в зал и узнаешь». Чтобы понять, нужно начать тренироваться.

Православие как бы говорит: Хочешь что – то узнать – приходи и живи. Конечно, читать книги нужно, но православные отцы отмечают, что читать книги духовных авторов нужно деятельно, то есть сопровождать посильным исполнением прочитанного (выше уже упоминалось о главе «О значении деятельности в постижении духовных понятий» из статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии). Ч. 1»). Книги духовных авторов становятся нам понятными тогда, когда мы стараемся жить соответственно написанному.

Подвести некий промежуточный итог к сказанному можно историей жизни афонского старца Иерофея Дидаскала. На Афоне жизнеописание старца Иерофея Дидаскала считается «книгой для служебного пользования» (в жизнеописании содержатся сведения практического характера, то есть такие, которые описывают сущность некоторых аспектов духовной жизни)

В этой книге есть глава, которая называется «Духовный тупик». Отец Иерофей был опытным аскетом, он преуспел в физическом подвиге, но на определенном этапе своего духовного пути стал недоумевать, в каком направлении ему двигаться дальше. В книгах он читал, что безмолвие и уединение с послушанием рождают чистоту и девство. Сам он с детства испытал различные виды воздержания, но в нем не произошло никакого принципиального изменения, он привык к аскезе. «А где же благодать?», – спрашивал он, – «Почему я ее не чувствую в себе? – Может быть, жизнь в Боге – это нечто совершенно другое, а аскетика может только подвести к этому рубежу? Может быть, во мне должно произойти тотальное изменение моего сознания? Но как?!»^[16].

Со временем отец Иерофей пришел к выводу, что воздержание является только этапом духовной жизни. И когда этап воздержания пройден, после него должно начаться что – то принципиально иное – необходимо найти способ более глубинного изменения души. И тогда он понял, что послушание должно стать главным направлением, которым он должен побеждать врагов, и все силы устремил на послушание, чтобы с помощью духовного отца «попрать все свои гордые представления о жизни».

Тогда он нашел на Афоне опытного старца, который некоторое время отказывался быть его духовным руководителем, но потом согласился. Этот старец сказал ему, что аскетические упражнения являются только ступенью, а «поистине духовные вещи постигаются в предельных испытаниях и в предельном напряжении всех сил души… Это всегда очень личный путь, который может показать только тот, кто уже пошел этим путем». Необходимо отметить, что эти слова были сказаны уже опытному аскету, который очистил свою душу воздержанием. Старец объяснял молодому подвижнику, что духовные понятия станут доступны ему по силе его, «потому что они превосходят все то, что может вместить человек». И после этого он уже иначе будет видеть свою греховность, само сердце будет подсказывать ему малейшее отступление от воли Божией. Старец сравнил этот процесс с тем, как луч солнца, проникая в комнату через окно, высвечивает в комнате множество пылинок. «Тогда, – говорил он, – душа придет в страх Божий, сокрушение и глубочайшее смирение. Только после этого ты сможешь войти в божественную жизнь». Тогда лишь человек , уразумевает духовные понятия и понимает, что значит «бояться Бога». И когда человек достигает этого рубежа, начинается его вживание в божественную жизнь.

Понятно, что высота жизни старца Иерофея не для всех доступна. Но мысль о преодолении гордых представлений о жизни вполне может быть реализована многими. Эта мысль может быть сопоставлена с некоторыми пунктами учения нейрофизиолога А.А. Ухтомского (который, к слову будет сказано, в годы войны находясь в блокадном Ленинграде, принял сан епископа), о которых рассказывалось выше.

На практике прийти к тому, что догматами описывается в теории

С точки зрения телесного подвига, отец Иерофей был совершенен, но некие горделивые мысли в отношении к жизни препятствовали его приобщению к благодати. Потому что, как сказано в его житии, бывает так, что собственное представление о духовной жизни в какой – то момент становится для нас непроходимой стеной, закрывающей дальнейший путь^[17].

 Страсть гордости побеждается через воспитание смирения и христианской любви. Две самые опасные страсти, приводящие ум в смущение – гнев и уныние – также побеждаются противоположными добродетелями – кротостью и христианской любовью^[18]. Авва Евагрий Понтийский писал, что когда за бесстрастием приходит любовь, она «становится вратами естественного познания»[19].

Ум человека можно уподобить лесному озеру – когда на озере волны, то даже небо не отражается в нем, когда же вода спокойная, то в ней отражается небо, солнце, весь окружающий мир и даже сам человек. Ум человека умиротворяется, когда человек побеждает свои страсти. А страстность он становится способен преодолеть, когда обращается к молитве и к личности Христа. Когда человек идет путем познания Истины, то ему даются силы для прохождения этого пути.

В жизнеописании старца Иерофея Дидаскала отмечалось, что духовный путь – это личный путь, но в то же время человек обретает его только тогда, когда соотносит свой личный путь с учением Церкви. И в связи с этим можно упомянуть о статье Владимира Лосского «О третьем свойстве Церкви».

Владимир Лосский считает, что если бы Церковь не имела той божественной власти, которая дана была апостолам воскресшим Христом, то она была бы призраком бестелесным и абстрактным, окруженным множеством сект, которые пытались бы воспроизвести «евангельский дух» вне всякой объективности. Это были бы секты, обреченные на произвол своего «свободного исследования», своих бесконтрольных, смутных духовных состояний^[20]. Говоря о соборности Церкви, он отмечает, что соборность является способом познания Истины. Способом, «благодаря которому эта истина становится достоверной для всех, для всей Церкви, – и для Церкви в целом, и для каждой из ее малейших частиц». Соборность – это не стандартная универсальная доктрина, которая предписана иерархией. Соборность – это живое предание, которое хранилось в Церкви всегда, повсюду и всеми. Соборная истина обладает внутренней достоверностью для каждого в той мере, в какой он действительно является членом Церкви.

В церковных догматах [если речь идет о тех пунктах, которые люди не исказили своими домыслами] описываются объективные закономерности, на основании которых постигаются явления духовного порядка, принципы существования духовных явлений (если так можно сказать). Врастая в опыт Церкви, человек опытно познает то, о чем раньше теоретически знал из изучения догматов. Когда знание, выраженное в догматах, становится внутренней реальностью человека, он становится личным свидетелем Истины.

В отношении слов о том, что человек становится личным свидетелем Истины, можно вспомнить пример преподобного Максима Исповедника. Во время жизни этого святого царь Ираклий, управлявший Византийской империи, задумал насильно ввести единообразие в то, как понималась личность Христа различными жителями империи.

Империя царя Ираклия вступила в напряженное военное противостояние с другими государствами. В это время еще не были сформулированы догматы, описывающие, как во Христе соединяются божественное и человеческое начала. Одни мыслили так, другие – иначе. И император посчитал, что объединить население Византийской Империи он сможет путем унифицирования религиозных представлений.

Чтобы прекратить существующие споры, царь инициировал издание документа, который в туманных формулировках постулировал то, что могло бы устроить как первую, так и вторую сторону. Но эти туманные формулировки вступали в противоречие с тем, что Церковь уже знала о Христе. И некоторые люди были с ними не согласны. И тогда император издал другой документ, запрещающий уже всякие разговоры на поднятую тему.

Но преподобный Максим Исповедник продолжал отстаивать ту точку зрения на вопрос о личности Христа, которая впоследствии была принята собором епископов на Шестом Вселенском Соборе, как соответствующая Истине (как именно преподобный Максим разрешал вопрос о личности Христа, подробнее см. в пространном житии этого святого).

Преподобного Максима пытали, всячески пытаясь склонить на сторону, занятую императором. Святой обладал большим авторитетом, на него смотрели многие и многие, и потому император и его приближенные решили сломить преподобного, заставив его публично принять точку зрения императора, надеясь тем самым привлечь и тех, кто внимал святому.

В его жизни реализовалось то, о чем писал Владимир Лосский, высказывая мысль насчет того, что каждый член Церкви может стать личным свидетелем Истины. Когда человек имеет внутри себя достоверное свидетельство, что он стоит в Истине, то он не нуждается в одобрении обществом всех своих поступков. Когда же давление общества велико, а человек не убежден в том, что стоит в Истине, то он и не берется отстаивать ту точку зрения, которая ему видится справедливой. Но если внутри себя он обладает живым свидетельством Истины, то он не сомневается в своем выборе. На преподобного Максима пытались воздействовать, в частности, той мыслью, что многие пошли за императором.

Для человека ведь важно сопоставлять свои шаги с мнением другим. А если другие перешли на определенную строну, то не ошибусь ли, оставшись на другой стороне? Комментариев к данной теме можно предоставить множество. Одним из них является визуальный ряд документального фильма «Я и другие» (Киевнаучфильм, 1971).

В фильме показывается такой эксперимент. Молодому человеку демонстрируют ряд фотографий разных людей. Причем, ему говорится, что на фото бабушки и дедушки изображен один и тот же человек. Участник эксперимента отвергает такую постановку как явно абсурдную. Затем он слушает доводы других молодых людей, которым поставили задачу убедить его в справедливости первоначального посыла. Молодые люди с умным и серьезным видом начинают приводить абсурдные аргументы в пользу того, что на двух фото изображен один и тот же человек. Один из аргументов: Бабушка на фото – скорбная, а дед – веселый; бабушка – это загримированный дед, он знает, что его фотографируют для этого данного эксперимента и потому из всех сил пытается сдержать улыбку, и потому у него (загримированного под бабушку) – такое скорбное лицо. На каком – то этапе молодой человек не только принимает точку зрения говорящих, но и добавляет свой аргумент в пользу первоначального посыла. Когда ему рассказывается суть эксперимента и открывается знание о том, что на фотографиях разные люди, ему задается вопрос, зачем он сам измыслил ложь, если до конца не верил в первоначальный посыл. Молодой человек признался, что в посыл он так и не поверил, но пошел на поводу у группы. А свой ложный аргумент выдвинул как истинный, так как ему показалось, что члены группы – «грамотные», и ему не захотелось отставать от них (так себя он считал «неграмотным»).

После молодого человека в эксперименте приняла участие девушка. Многочисленные аргументы группы не сбили ее с толку. Одна из причин твердости ее позиции заключалась в том, что она занималась ранее рисованием, и потому обладала навыками анализа структуры человеческого лица.

Возвращаясь к мысли о личном свидетеле Истины, можно эту мысль соединить с мыслью об очищении посредством реализации заповедей Евангелия. В Евангелии, как писал святитель Игнатий (Брянчанинов), «изображен новый человек и все оттенки недугов ветхого» (то есть человека, пребывающего в страстях). Чтобы научиться правильно понимать Евангелие, святитель советовал изучать творения святых отцов Православия. К изучению Евангелия нужно приложить и рассматривание самого себя. Тот, кто вникает в себя, тот познает свои страсти и их разнообразное действие. Познает средства борьбы со страстями и свое бессилие. Чем больше человек вникает в себя, тем более он старается истребить в себе все то, что принадлежит растленной природе. Тем более он старается стяжать свойства, «указанные в Евангелии»[21].

В Евангелии инок – и эти слова святителя Игнатия применимы не только к иноку, но и к христианину вообще – видит природу обновленную. В себе же видит – природу поврежденную. Став «зрителем двух природ человеческих», он при свете Евангелия вступает «в борьбу с самим собою, с мыслями своими, с сердечными чувствованиями, с ощущениями и пожеланиями тела … Всесильная Истина освобождает его»[22] (Ин. 8:32).

То есть человек, живущий по Евангелию, соединяющийся со Христом, приобретает возможность очистить свою природу. Но человек не только приобщается к этой очищенной природе, каждый человек становится уникальной личностью вследствие того, что на него действует благодать Святого Духа.

В упомянутой выше статье Владимир Лосский пишет, что Церковь являет единство человеческой природы, которая была очищена Христом, она является единым телом Христа, но в то же время Церковь есть множество лиц, каждое из которых получает дар Святого Духа. «Дело Сына относится к общей для всех человеческой природе – это она искуплена, очищена, воссоздана Христом; дело Духа Святого обращено к личностям; Он сообщает каждой человеческой ипостаси в Церкви полноту благодати, превращая каждого члена Церкви в сознательного соработника Бога, личного свидетеля Истины».

Подводя промежуточные итоги сказанному, можно выделить три основные мысли:

1. По мнению одного миссионера, Православие – это индивидуальный путь, в котором человек имеет право на ошибку. Слово «индивидуальный» здесь указывает не на индивида, замкнутого на самом себе, а на уникальность пути каждого человека. Человек читает, вдумывается и советуется с духовным отцом, задача которого, по мнению митрополита Антония Сурожского, не в том, чтобы человека сломать, а в том, чтобы помочь ему вырасти в меру своего призвания. Митрополит Антоний называл духовностью таинственное проявление действия Духа Святого в человеке. Такое понимание духовности ставит для духовника четкие границы. По мнению владыки, духовничество заключается не в том, чтобы научить человека развиваться по каким – то трафаретам, а в том, чтобы зорко следить, что Святой Дух совершает в человеке. Духовник согревает действие Святого Духа в человеке и защищает свое чадо от соблазнов, падений и колебаний неверия. При таком подходе деятельность духовника внешне может казаться менее активной, но на деле является очень плодотворной. Митрополит Антоний предлагает термин «взращивать» – т.е. относиться к человеку, как садовник относится к цветам. Необходимо знать природу почвы, природу растения. И только тогда можно помочь этому растению начать развиваться так, как свойственно его природе. «Ломать человека, чтобы его сделать подобным себе, нельзя». Духовный отец должен быть в состоянии видеть в человеке красоту образа Божия. Даже если человек поврежден грехом, духовный отец должен видеть в человеке икону, которая пострадала, и благоговеть перед тем, что осталось от иконы. И ради той божественной красоты, которая еще присутствует в человеке, работать над тем, что уродует еще образ Божий. Владыка Антоний приводит мысль отца Евграфа Ковалевского. Отец Евграф считал, что «если духовник не способен в человеке видеть эту извечную красоту, … то он не может его вести».

Духовник стремится помочь человеку услышать голос своей совести и учит свое чадо вслушиваться в Волю Божию, потому что если человека научить вслушиваться в свою совесть и волю Божию, то ему необязательно будет давать тысячу ответов на тысячу вопросов – ответы такой человек уже будет находить сам.

2. Одни только теоретические размышления о Боге могут и не дать человеку познания Бога^[23]. Если человек изучает богословие, но не борется со своими страстями, то и ум может начать искаженно воспринимать и сами богословские понятия. Иоанн Лествичник писал, что как небезопасно плавать в одежде, так и небезопасно человеку страстному изучать догматы («Небезопасно плавать в одежде, небезопасно и касаться Богословия тому, кто имеет какую – нибудь страсть»[24]).

Необходимо иметь не только внешнее знание о Боге, но и внутреннюю духовную жизнь (примером может служить опыт заключенного, о котором говорилось выше). Когда человек побеждает свои страсти, в том числе страсти гнева и уныния, его ум приобретает способность видеть идеи и смыслы, которые Бог положил в основание сотворенного мира. Эти идеи и смыслы (логосы по Лосскому), описанные языком богословия, называются догматами. Если бы внутренняя жизнь была оставлена на собственное усмотрение человека, человек мог бы запутаться в своих фантазиях и субъективных доводах, поэтому необходим некий критерий проверки внутреннего опыта, и этим критерием выступают догматы Церкви. Они не навязывают человеку правила жизни, а указывают на некий рубеж, при выходе за который внутренняя жизнь человека начинает искажаться. Догматы можно уподобить оградительным столбам, стоящим вдоль серпантинной дороги. Один духовный автор отмечал, что догматы – это то, что может быть познано каждым, они описывают духовную реальность. И когда человек выстраивает свою жизнь в соответствии с данными ориентирами, в нем начинает раскрываться духовная жизнь. А познание логосов сотворенного мира в практической жизни человеку дает понимание, как поступить в той или иной ситуации. Человек неким непостижимым образом ощущает закономерности, пронизывающие явления^[25].

3. Во втором пункте было сказано, что вследствие преодоления страстей ум человека приобретает способность созерцать логосы, духовные идеи, на основании которых существует мироздание. Чтобы не уйти в область фантазий и субъективного, свой внутренний опыт человек проверяет учением Церкви, изложенным в творениях святых отцов, опытно прошедших на практике то, о чем догматы говорят в теории (святые отцы стали личными свидетелями Истины).

Совокупный опыт святых отцов можно назвать святоотеческим преданием, в котором пост, молитва, созерцание не воспринимаются как автономные, изолированные друг от друга практики – отдельные аспекты духовной жизни составляют целостную систему, имеющую опору в божественном откровении – в том, что сам Бог открыл о себе и о духовой жизни человека. Живя церковной жизнью человек через Таинства приобщается к благодати Святого Духа, и его духовная жизнь становится не абстрактной игрой в понятия, а реальной деятельностью, направленной на поддержание открывшейся в его сердце связи со Христом. Что происходит, когда человек воспринимает какие – то аспекты духовной жизни изолировано и когда он не имеет опоры на целостное учение о Боге и человеке?

Возьмем такие явления как вслушивание в себя и созерцание. Христианин вслушивается в свою совесть, и совесть подсказывает ему, как поступить. Но для христианина вслушивание в свою совесть неразрывно связано с молитвой: «Господи, вразуми меня, как мне поступить». Вектор жизни такого человека направлен к Богу. При этих условиях можно надеяться, что, вслушиваясь в себя, человек действительно услышит голос своей совести^[26]. Если же человек процесс вслушивания воспринимает изолированно, если он пытается вслушаться в себя без молитвы и без обращения к живому Богу (а может быт, даже отрицая самое бытие живого Бога), то возникает колоссальный риск того, что человек, вслушиваясь в себя, услышит не голос своей совести, а нашептывания лукавого духа (см. подробнее разбор вопроса о достоверности внутреннего опыта в беседе 11с из цикла «Мозаика идей»).

Как говорил один миссионер, духовные практики, не направленные ко Христу, могут привести человека к взаимодействию с миром падших духов. Святитель Николай Сербский писал, что если люди не встречают на своем жизненном пути Бога, то они встречаются с архиврагом Божиим. Таким образом, любые действия, направленные на связь с тонким миром без обращения ко Христу, становятся опасными, потому что в этом случае человек не имеет защиты благодати.

С этой позиции можно взглянуть на процесс созерцания. Что может произойти с человеком, который не признает бытие Божие или имеет некие искаженные представления о Боге? Находясь в лесу, ограничивая себя в пище и в потребляемой информации, его ум, лишенный внешних впечатлений, становится более восприимчивым к колебаниям духовного мира и может почувствовать некие духовные закономерности, существующие в мире, но т.к. он не имеет опоры на целостное учение о Боге и человеке, то эти отдельные закономерности он не может увязать воедино и истолковать верным образом. Как следствие – он приходит к неверным выводам, которые настраивают его на ложные шаги в практической жизни.

Вопрос о истолковании внутреннего опыта – если нет картины мира, возможны ошибки

В православии вопрос о познании стоит не изолированно, а включен в целый комплекс понятий: образ жизни, жизнь молитвенная, характер общения с другими людьми, повседневным ритм деятельности и пр.. Если человек, например, начинает питать злые мысли, ругаться, то меняется его состояние ума, вследствие чего он начинает видеть вещи в «искаженном свете».

Пример. В Евангелии от Иоанна (11, 50) упоминалось, как Каиафа во время собрания, на котором иудеи вынашивали убийственные планы на Христа, сказал иудеям, «что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб». Евангелист Иоанн отмечает, что эти слова Каиафа сказал не сам от себя, а сказал потому, что был на тот год первосвященником. То есть Каиафа, будучи первосвященником, прочувствовал некоторые аспекты жертвенного подвига Христа. Но что он изменил в своей жизни на основании имеющегося знания?

Если рассматривать проблему познания изолированно, то возникает величайший риск ошибки. Полученные знания могут быть неверно интерпретированы и использованы не во спасение. Преподобный Исаак Сирин писал: «Всякий необученный сын приемлет богатство из дома отца своего не в помощь себе»[27].

При отсутствии нравственных основ жизни, человек рискует заразиться высокомерием, вследствие чего восприятие некоторых прочувствованных аспектов бытия в его сознании начинает искажаться. Человек неадекватно подлинно происходящему начинает интерпретировать увиденное.

Демоны ведь тоже много знают об устройстве мироздания, но это знание не способствует их нравственному преображению. Апостол Иаков писал, что и демоны верят в Бога и трепещут.

Бывает, что и люди, зараженные злом, знают, что Бог есть. Но это знание не приближает их к Истине, а, наоборот, вызывает у них бессильную ярость против Бога. Здесь можно привести некоторые мысли из книги священномученика Александра (Миропольского) «Любовь – сущность христианства». Священномученик Александр писал о падении Денницы. Денница был самым совершенным из сотворенных Богом существ. Он стоял во главе иерархии ангельского мира. Высота его положения и способности его ума, не сбалансированные таким качеством, которое условно можно назвать смирением, привели к тому, что жизненная траектория Денницы стала искажаться. Из совершеннейшего творения он превратился в сатану – Божьего противника, в источник зла, насилия и разрушения.

Когда в человеке возрастает высокомерие, он сам незаметно для себя начинает подставлять собственные трактовки на место того, что, как ему кажется, является логосами мироздания. То есть человек приписывает объектам мира собственные трактовки и эти трактовки, словно экраном, закрывают от человека действительность.

Вот простой пример: два человека приехали на Соловки, оба видят одно и то же – идет процесс реставрации. Один говорит: «Как хорошо, что монастырь восстанавливается». Другой: «Развели грязь, нагнали рабочих, не пройти – не проехать».

Согласно учению академика Ухтомского (см. первую часть статьи «О вере»), человек толкует увиденное в русле состояния своей нервной системы (то есть, в соответствии сo своей доминантой).

Например, человек чем – то напуганный, находящийся в состоянии агрессии, вздрогнет, увидев приближающуюся к нему собаку. Возможно, он истолкует намерения собаки как агрессивные. Человек, находящийся в мирном расположении ума, видя ту же собаку, расценит поведение собаки как миролюбивое.

Поэтому необходимо целостное изменение жизни человека, желающего приблизиться к познанию Истины. В доступном для себя объеме он должен озаботиться о преодолении страстей и стяжании добродетелей, любви, способности прислушиваться к миру, обстоятельствам, людям, способности пересматривать при необходимости свои точки зрения на те или иные вопросы.

Необходимо также отметить важность приобщения к учению, которое соответствует действительному положению вещей. Например, человек, ведущий сосредоточенную жизнь, может увидеть некую внутреннюю красоту внутри себя, а также он может увидеть некоторое искажение, как внутри себя, так и в своем теле. Встает вопрос: как интерпретировать увиденное? Православное учение дает ответы на эти вопросы. Человек был сотворен по образу Божию. Преподобный Исаак Сирин писал, что «человек, внимательно молящийся, зрит эту красоту души». А в результате грехопадения человеческая природа исказилась, и следы этого распада человек также начинает видеть в себе.

Допустим, человек ориентирован на ту картину мира, которую дают своим последователям духовные учения Индии. В них нет представления о грехопадении, вследствие которого произошло искажение природы. Соответственно, как тогда человеку воспринимать увиденное? Увиденное он может воспринять в ключе, например, что как мир, так и восприятие себя – все является иллюзорным. И эту иллюзорность нужно преодолеть, вычленив из своего существа частицу «Божества» – Атман (по некоторым трактовкам Атман – это не частица, а Божество; Атман есть Брахман). Или человек увиденное может интерпретировать в русле гностической идеи, с точки зрения которой в человеке есть божественная искра, заключенная в темницу тела. Эта темница тела (как и весь видимый мир) была создана злым Демиургом, и от этой темницы тела нужно освободиться.

Или взять вопрос связи с природой. Мы знаем, что Адам нарекал имена животным, и животные не боялись Адама. Святые, которые вследствие очищения и преображения своей поврежденной грехом природы приближались к первозданному состоянию Адама, кормили диких зверей из своих рук (например, преподобный Серафим Саровский). То есть человек внутри себя может прочувствовать связь с природой, но встает вопрос, как интерпретировать это ощущение некоего единства с мирозданием.

Что святые отцы писали о первом человеке? Священномученик Александр (Миропольский) отмечал, что первый человек был создан по «образу и подобию Божию». Первый человек являлся соединительным звеном «между видимым и невидимым, между Небом и Землею». Бог вдохнул в человека «дыхание жизни», и это дыхание Божества «стало в человеке его духовной личностью, самостоятельной личной жизнью». В человека было вложена доля Божественной любви и, развивая в своей деятельности вложенное в него, человек должен был «содействовать развитию Божественной жизни в мире, среди людей и всех созданий Божиих»[28].

Преподобный Максим Исповедник учил, что первый человек «был призван воссоединить в себе всю совокупность тварного бытия, он должен был воссоединить Рай со всей Землей». «Он должен был превратить в Рай всю землю». Он также должен был «путем познания, равного познанию духов ангельских, проникнуть в мир сверхчувственный, чтобы соединить в себе самом мир сверхчувственный и чувственный»[29].

Человек, находящийся вне Христовой церкви и пытающийся жить углубленной внутренней жизнью, возможно, почувствует некие отблески того, о чем шла речь. Но какие выводы он сделает из отчасти прочувствованного им? Кто – то отблеск ощущения единства со всем миром попытается осмыслить как призыв к растворению личности во всем мире, воспринимая весь мир как эссенцию Божества. Кто – то, увидев в себе отблески дыхания Божества, попытается истолковать это ощущение в русле концепции, с точки зрения которой сам человек является Богом.

Божественное откровение дает нам возможность проверить те опыты, которые даются человеку. На основании божественного откровения родилось учение Церкви. Была создана картина бытия, приобщение к которой позволяет понять подлинный смысл тех или иных закономерностей, постигаемых человеком.

Вот, например, образ, почерпнутый из наблюдений за видимой природой: Солнце сияет на добрых и злых. Образ солнца упоминается в Евангелии в качестве комментарий к той мысли, что люди должны проявлять милосердие ко всем.

И этот же образ в книге «Даосизм для Запада» приводится в качестве комментарий к той мысли, что «природе свойственно жесткое безразличие». То есть образ встраивается с следующий ход мысли. В природе нет места для особого отношения к кому – либо. И потому даос должен иметь узкий круг близких людей, о которых должен заботиться, к остальным же он должен относиться с безразличием.

Приверженцы восточных учений говорят о постижении некоторых закономерностей мира, но они постигают мир в его распаде. Если человек концентрируется только на одной познавательной способности своего ума, то может начать видеть то, что хочет видеть, но это знание может не послужить ему во спасение. Он начинает видеть процессы распада мира, и как ему эти процессы понять и воспринять?

«Ненасытный дух познания, – пишет богослов Лосский В.П., – беспокойный ум Фауста, сосредоточившись на космосе, разбивает слишком узкие для него небесные сферы, чтобы ринуться в бесконечные пространства и в поисках синтетического познания мира, в них затеряться; его внешнее познание, ограниченное областью становления, может объять целое лишь в его аспекте распада, соответствующего состоянию нашей природы после ее падения». Христианский мистик входит в самого себя, затворяется во «внутренней клети своего сердца» и обретает там в глубинах, «куда не проникал грех» начало того восхождения, в котором он увидит мир, пронизанным божественными силам[30].

Об этом пути познания, когда человек, сосредоточившись в себе, находит в глубине себя Бога, а в Боге постигает и весь мир, писал преподобный Силуан Афонский: «Умом мы не можем познать даже и того, как сделано солнце; и когда мы просим Бога: дал Ты нам солнце, скажи нам, как сделал Ты солнце, – то слышим в душе ясный ответ: – смири себя, и будешь знать не только солнце, но и Творца его. Когда же душа Духом Святым познает Господа, то от радости забывает весь мир и оставляет заботу о земном знании»[31].

Еще некоторые мысли о возможных ошибках, с которыми сталкивается человек, когда не имеет возможности проверить внутренний опыт путем сопоставления его с догматами. Например, человек познает собственную немощь, видит внутри себя следы распада, но причину возникновения распада понять не может. Православие же говорит о том, что первые люди отвернулись от Бога и вследствие грехопадения их целостная природа раскололась. И это поврежденная природа стала передаваться последующим поколениям (подробнее см. в статье «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния «тирании мысли» и преодолении того, что толкает человека к алкоголю» http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1890/).

Из этого утверждения понятен вывод – преодоление греха через воспитание в себе противоположных добродетелей приводит человека к утраченной целостности и связывает человека с источником жизни – Богом.

Человек, который не имеет опоры на учение, которое сам Бог открыл человеку, пытается своим умом объяснить факт возникновения в нем этой внутренней травмы. И т.к. в своей жизни он не предпринимал ничего адекватного своему внутреннему повреждению, то он может прийти к мнению, что эта травма досталась ему от его предыдущих существований. Размышляя в этом ключе, он может прийти к учению о карме и реинкарнации. При этом выводы он уже делает совершенно другие – он пытается истощить свою карму и сделать себя неспособным к дальнейшим перерождениям. Восточный аскет может увидеть в себе внутреннюю травму, но т.к. на Востоке нет учения о грехе, а есть учение о несовершенстве ума, то человек не может отделить себя от греха, не понимает, как излечить свою внутреннюю травму (необходимо отметить, что внутренняя травма может быть преодолена только вследствие обращенности ко Христу), и делает неправильный вывод. Например, принимает концепцию об иллюзорности мира и с помощью психотехники надеется избавиться от страдания, уничтожая собственное «я», т.е. того, кто это страдание осознает.

В качестве комментария к мысли насчет проблемы интерпретации внутреннего опыта, можно привести один эпизод из исследования, проводившегося в ФРГ по поводу трансцендентальной медитации[32]. Исследование показало, что воздействие ТМ на психику медиаторов в реальности оказывалось вовсе не таким положительных, как оно рисовалось в рассказах пропагандистов (из психологических расстройств наиболее распространенными были усталость (63%), «состояния тревоги» (52%), депрессия (45%), нервозность (39%) и регрессия (39%). 26% имели нервный срыв, и 20% выражали серьезные суицидальные тенденции. Психическая болезнь, существовавшая до занятий T.M, значительно усугублялась.

Один из опрошенных медиаторов отмечал, что в практике ТМ (трансцендентальной медитации) он нашел удобный инструмент по «прекращению желаний». Концентрируясь на себе самом, на своей нервной системе, молодой человек старался «отгородиться от мира». «Личность, – говорил он, – это действительно всего лишь нечто такое, что подходит для внешнего мира и совершенно не интересно для меня …, личность является бессмысленной, но необходимой для социального мира. Если я, например, один на вершине горы, зачем мне там личность …?»

Комментируя слова молодого человека, авторы исследования отмечали, что усилившийся интерес к открытию собственного «я» был направлен в результате занятия ТМ в область внутренних личных процессов. Внутренние же процессы интерпретировались «согласно связанному с ТМ восприятию действительности пагубным для развития личности способом».

Пример ложной интерпретации, отмеченного во время духовной практики феномена, приводит один из буддистов, обратившихся к христианству. Начав интересоваться христианством и изучать учение православной аскетики, он встретился с описаниями внутреннего света. В русле христианской аскетики бывший буддист следующим образом переосмыслил приобретаемый во время медитативных практик опыт: «Внутренний свет, или проявления нашей души, – это своего рода орган чувств для восприятия Бога. Но если человек пытается отвернуться от Бога, то этот орган чувств начинает выдавать собственные образы (как глаз, закрытый от света). Потом ты достигаешь знания, что это всё – проявления твоей истинной природы, и благополучно «прешься» в этом состоянии до смерти… Всё это описано [христианскими аскетическими авторами], причем не в виде полемики с буддистами: писавшие это о буддистах, и тем более о дзогчен, ничего не знали, – а в виде предостережений о возможных ошибках в аскетической практике»[33].

Ощущение Истины или сама – Истина

Взгляды молодого человека, занимавшегося ТМ на собственную личность, в чем – то перекликаются с концепцией Будды. Бытие по Будде человеку представляется бытием, лишь вследствие собственного «самообмана». Но человеку свойственно уничтожить этот самообман, что и делается единственной разумной целью его жизни[34].

Отрицание жажды личного бытия совершалось, как писал профессор Кожевников через, «саморазложение личности в неспособных существованию после смерти частях». «Очисти разум навсегда от всего», – приводит профессор слова Дхарма Пады. «Умертви не только желание, но и самосознание»^[35].

К этой цели вели «оригинальные приемы самогипноза». С помощью определенной техники разрушалась «самобытность и устойчивость самого воспринимающего субъекта», то есть реальное Я превращалось «в смену ощущений и представлений» ^[36].

Психофизические упражнения вели к угашению ощущения и мышления, «угашению желания, воли, ощущения, мышления, сознания, самоощущения и самосознания» открывало врата в мир нирваны. Временным и аналогичным пребыванию в нирване переживаниям «является экстатический транс, приостанавливающий хотя бы на некоторый срок волевые, чувственные и мыслительные функции организма и этим как бы прерывающее само бытие субъекта, парализующее временно его Я». Здесь вместе с сознанием угасает и страдание. Итогом джан является аналитическое разложение действительности, мир претерпевает крушение, «угашается и вымирает всякая мысль», упраздняется сила субъективного я^[37].

Совокупный результат восьми джан заключается в «разрушении желающей, чувственной и осознающей личности. Достигается прекращение как сознания, так и ощущения»^[38] (мир разлагается в представления, и от этих представлений происходит отказ путем отказа от «я»^[39]).

То есть с точки зрения Будды, мир распространяется до тех пределов, которых достигают органы чувств человека. Соответственно, когда угасают органы чувств человека, в сознании угасает и образ воспринимаемого мира. И с помощью определенных психотехник, оглушая собственное «я», человек достигает того, что угасает образ мира.

Для буддистского сознания не важно, существует ли в реальности тигр, который несет в себе опасность, для него важно то, что образ тигра воспринимается сознанием. Поэтому, разлагая существующий образ на какие – то элементы, буддист добивается того, что этот тигр перестает для него ассоциироваться с чувством опасности^[40].

Эту мысль отчасти можно соотнести с упомянутыми выше взглядами на разрушение обусловленности восприятия. Человек, идущий путем разрушения образа мира, надеется сломать социальные модели, закрывающие от него, по его версии, путь познания. Но к чему он приходит в итоге? К мета – моделям (моделям, управляющими моделями более низкого уровня). Он приходит к состоянию сознания, в котором мир не отражается или отражается иначе. И воспринимает это отсутствие отражения или его искажение за искомую Истину

Одним из способов разрушения обусловленности восприятия и так называемого «расширения сознания» является употребление психотропных веществ (ЛСД, пейотль, аяваска и пр.). Но если понимать суть процесса, нужно говорить не о расширении сознания, а о формирования «синдрома открытой личности». Когда в сознание человека притекает огромное количество образов, то его сознание расплывается в этих образах и человек теряет осознание самого себя. Он становится чрезвычайно внушаемым, и мысль, которая воспринимается наиболее ярко, становится руководством к действию. Тогда у человека разрушается иерархия ценностей, и он становится не способен отделить полезное от неполезного, истинное от ложного (более подробно см. в лекциях цикла «Ведут ли ЛСД (прочие ПАВ) и психотехники к познанию Истины?»).

При опьянении ЛСД привычные связи в сознании меняются (перекомбинируются). Если ранее, скажем, находясь в трезвом состоянии, человек знал, что, прикоснувшись к раскаленной печке он обожжет руку, то в состоянии опьянения понимание причинно – следственной связи трансформируется. В момент опьянения идея причины (прикосновение к раскаленной печке) может связаться с идеей, которая не является следствием, но которая на время опьянения может занять место следствия (что может породить ощущение проникновения в глубины постижения Вселенной). Например, может получиться такая связка: касаешься печки – и из пальца вырастает цветок.

[Одного человека во время опьянения ЛСД очаровали проносящиеся в тоннеле автомобили – неимоверно растянутые звуки их клаксонов и тянущиеся белые следы от горящих фар. Ему представилось, как он большой белой птицей, плавно и красиво взмахнув крыльями, словно балерина, опускается на капот движущегося автомобиля. Хорошо, что он поделился этой мысль со своим не столь, видимо, опьяненным товарищем, который несколько отрезвил его сказав: «Это ты сейчас – красивая белая птица, а через несколько секунд будешь лежать на дороге с проломленной грудной клеткой, а я буду вызывать тебе машину скорой помощи»].

Где – то в глубине сознания даже во время опьянения человек помнит об ожоге, но яркая, смелая мысль о вырастающем цветке из пальца пленяет его своей новизной и, скажем, «революционностью». На фоне смутного припоминания об ожоге мысль о цветке кажется прорывом в новую форму существования, возможностью сломать «стереотипы» и преодолеть «обусловленность».

Выходя из состояния опьянения в трезвое состояние, в ту картину мира, в которой за прикосновением к печке следует ожог, человек припоминает, что во время опьянения ему на ум пришел какой – то новый способ избежать детерминированности ожогового процесса. Но как именно он полагал избежать ожога, он уже не помнит, так как уже находится под действием физических законов, и свое нахождением под действием их осознает «ежесекундно». Вследствие «ежесекундного» восприятия действия физических законов, он не может восстановить в сознании убежденность в вырастании цветка из пальца. Ведь мысли о цветке, появись она в сознании, тут же будет противопоставлен весь комплекс представлений, добытых восприятием и закрепленных опытом. Но само смутное припоминание, что в состоянии опьянения он как – то обходил в теории действие физических законов и детерминированность ожогового процесса, вполне может остаться в сознании. И это смутное припоминание человек рискует назвать прорывом в гениальность, шагом «за дверь».

И чтобы припомнить, в чем именно состояло «гениальное открытие», он принимает новую порцию ЛСД. Принимая новую порцию ЛСД, он ставит перед собой задачу поразмышлять на захватившую его тему в измененном состоянии сознания. Но как только он входит в измененное состояние сознания, его захватывает новая тема, разрешение которой он будет искать в новом опьянении, и так далее, и так далее.

«От состояния опьянения галлюциногенами», по мысли одного психиатра, ничем в духовном смысле не отличается состояние глубокой медитации. «Это та же пассивная готовность к внушению любого рода. Фактически – та же пустота в ожидании некоего разума, способного оплодотворить ее»[41].

Во время медитативных практик известный йог Слава Курилов переживал ощущение постижения некоторого знания, но в чем именно это знание состояло, он по выходе из состояния медитативного погружения он забывал. Некоторые фрагменты книги Славы Курилова «Один в океане», а также некоторые другие аспекты погружения в медитативные практики разбирались в цикле лекций «Восточный цикл (пункты 9а – 9в, 15 – 18).

В лекциях приводились размышления известного мыслителя Л.А. Тихомирова насчет трансформации механизмов восприятия вследствие погруженности в медитативные практики. С размышлениями мыслителя каждый может ознакомиться самостоятельно по его книге «Религиозно–философские основы Истории». Мысли о восточном мистицизме и трансформации процесса восприятия приводятся в главах «Достоверны ли источники оккультного познания?» и «Мистика». Коренное отличие медитативных практик от христианской духовной жизни описывается в главе «Христианская духовная жизнь» (размышления Тихомирова впрямую не касаются ЛСД и прочих галлюциногенов, но вполне могут быть сопоставлены с темой ЛСД).

Глазами православного мировоззрения можно посмотреть и на слова эзотериков об упомянутой выше мистической «передаче». Вместе с упомянутыми главами из книги Тихомирова в отношении данной темы можно рекомендовать книгу святителя Игнатия (Брянчанинова) «Слово о смерти. Слово о чувственном и о духовном видении духов». Святитель Игнатий писал, что до грехопадения первые люди Адам и Ева имели возможность непосредственного общения с Богом. Когда они отвернулись от Бога и утратили возможность пребывания в раю, способность видеть духовный мир у них еще оставалась. Но к общению с Богом и ангелами они уже были не способны. Вследствие появления в них страстей они стали более сообразны миру падших духов. И если бы контакт с ними у человека оставался, по мнению Игнатия Брянчанинова, падшие духи могли бы в кратчайшее время развратить людей – они могли бы непрерывно представлять человеку соблазнительные или ужасающие образы, и человек постоянно бы испытывал чувство страха, ужаса, подавленности.

Чтобы оградить людей от такого воздействия, Господь обернул людей телесностью – в Священном Писании сказано, что Господь дал людям «кожаные ризы». После этого у демонов осталась только способность воздействовать на человека через его помыслы. Восточное мировоззрение воспринимает духов, живущих в воздухе, как божества, соответственно выстраивает психотехнику таким образом, чтобы облегчить контакт мира духов и людей. Медитативные психопрактики приводят к торможению коры головного мозга, вследствие чего демоны могут напрямую транслировать в сознание человека различные образы, которые человек воспринимает как истинные. С точки зрения восточного миросозерцания есть некая духовная первооснова всего сущего, с которой восточный аскет стремится соединиться через разрушение своей телесности. Но по факту он соединяется с миром падших духов, которые не обладают телесной оболочкой и могут представиться человеку в виде чего угодно – пара, энергии, света. Человеку начинает казаться, что он обретает Истину, а на самом деле он вступил на путь заблуждений, стал рабом падших духов, предлагающих ему искаженную картину мира. У человека, который сталкивается с восточными психопрактиками происходит подмена понятий.

Истина подменяется процессом поиска Истины – ярким, шокирующим, парадоксальным, вызывающим суррогат изумления. Преподобный Исаак Сирин говорил, что, созерцая творение Божие, вчитываясь в Священное Писание, человек испытывает чувство изумления перед делами Божиими.

И это чувство подлинного изумления различные авторы (не только в эзотерическом мире, но и в кино, и в литературе) пытаются искусственно сконструировать с помощью броских и интригующих парадоксов. Когда человек сталкивается с нестандартной постановкой вопроса, с разрушением привычных ему идей, он испытывает чувство удивления, которое он путает с изумлением, возникающим от соприкосновения с Истиной.

 Эту разницу можно соотнести также с разницей между переживанием от действия благодати Божией и переживанием наркотическим, которую объяснял митрополит Антоний Сурожский. Переживание благодатное оставляет в жизни человека неизгладимый след и становится началом деятельности, направленной на служение Богу и ближним. Переживание же наркотическое забывается и прекращается вместе с действием препарата – человек вновь и вновь обращается к наркотику, как правило, замыкается на самом себе, а окружающий мир становится для него далеким и чужим (см. приложение 3).

Что – то подобное происходит с человеком и при увлечении психотехниками, когда он очаровывается калейдоскопом собственных состояний и ощущений, не становясь живым свидетелем истины, а подменяя ее увлекательным, но бесплодным процессом поиска. Цель подменяется проживанием сменяющих друг друга измененных состояний сознания. Каждая новая форма измененного состояния сознания кажется чем – то многообещающим в плане перспективы прохода «за дверь». Но очередное состояние сменяется очередными состоянием, и с годами становится понятно, что человек ничего не приобретает. Если можно так сказать: цель (вертикаль) подменяется процессом (горизонталь), о чем подробнее см. во второй части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)», в главе «Тренинги, психопрактики, динамические медитации по Ошо, секты».

Постскриптум 1

Многие вопросы, рассмотренные выше, нуждаются (по – хорошему) в дополнении, уточнении, развитии. Но уточнение и развитие, – это, так сказать, уже другая история. На чем – то надо поставить точку, пусть и распадающуюся на многоточие.

На тему Истины и Ее познания можно сказать еще многое. Например, то, что «любовь дает ведение истины», что «любовь направляется истиной, а истина раскрывается в любви»[42]. О том, что любовь называют «вратами естественного познания», о том, что кротость «открывает путь к истинному познанию Бога»[43]. О том, что «смирение – это видеть вещи так, как они есть»[44].

Но сказанное сверх того, что есть, превысит меру той ситуации, в рамках которой состоялся изложенный здесь разговор об Истине, а он состоялся в конкретный исторический момент между конкретными живыми людьми. Во время разговора иные аспекты познания Истины не были затронуты и, соответственно, не нашли своего отображения в статье. Но отсутствие упоминания о них, не ознает того, что их нет. За рамками статьи лежат еще целые пласты действительности, к которым влечет хотя отчасти познанная Истина. Она, по выражению Ухтомского (см. приложение 2) всегда нова, влечет «за собою все далее вперед».

Постскриптум 2 стихотворения

Мы спрятались в лунном луче,

Чтобы стать незаметными глазу,

И, свившись в клубок, прижались к свече,

Чтоб сгореть без остатка и сразу.

 

Мы растворились в близлежащей тени,

Чтоб лаз найти сквозь темноту,

Связать свои бусины нитью любви

И сверкнуть ожерельем на том берегу.

 

Нас приняла в себя капля дождя,

Вмерзнув в которую ждали тепла,

Чтобы в землю войти талой водой,

Прорасти вместе и каждый – собой.

 

По крапленому следом пути

Мы шли к пробужденью иного,

Нам дали родиться, дали прийти,

И нам помогут добраться до дома.

 

Обретшие знанье,

(незнанье? ничего – кроме – главного – знанье?)

Через с светом срастанье,

Сбросят кожу и мех

И полетят без помех.

***

Твое тело ли когда

достигнет вершин?

Или будет скитаться

среди дев и мужчин,

И покрываться

сетью морщин,

Чтоб затем распластаться,

в травах лощин?

 

Но ты доберешься

До снега вершин,

До снега вершин,

До снега вершин.

Забудь про все,

Забудь про весь мир.

Ты должен добраться

До снега вершин.

 

Или, наверно,

Ты спустишься вниз

В страну из приданий

И небылиц

В окруженьи теней,

Воров и убийц,

В окружении с детства

Знакомых нам лиц.

 

Ты спустишься вниз,

Ты спустишься вниз,

Ты спустишься вниз,

Ты спустишься…

 ***

 Минуя преграды,

Овраги, обрывы,

Сквозь нервные срывы

Мы мчимся вперед.

 

Нам очень трудно,

Но мы еще терпим,

Так как мы верим,

Что нам повезет.

 

Мы начнем все сначала,

Ведь там у причала

Волны качают

Нам последний оплот.

 

С разбега мы прыгнем

На дерево палуб

И, сдавив горло жалоб,

Помчимся вперед.

 

А за бортом плескались

Дельфины сомнений

И трижды пытались

Забрать нас на дно,

 

А плот обвила

Змея наслаждений,

И, схватив за плечо,

Забрала одного.

 

И вылезший спрут щупальцей страха

Нам плоть разорвал до кости,

Но мы не упали, так как мы знали,

Что нам должно повезти.

 

Эту страшную сказку о том, как мы плыли,

Может, расскажет вам кто – то другой.

Став, в чем – то иными,

Почти позабыли

Подкожного страха

непрекращающийся вой.

С другой стороны, – остальные погибли,

И их тела не найти под водой.

***

Я так убог и слеп

В преддверии тьмы

Под сенью ломанных сучков,

Растущих внутрь земли.

Я огибаю их

И рою

Ход наружу…

 

И оказавшись там,

Я вижу

Упругие холсты дневного зноя

И гнев огня,

И солнца безучастный крик,

И зримую поверхность неба,

Что отражаясь

На замерзшем грунте

Перерождалась каждый миг.

 

И жар огня

Вдруг перестал

Ко мне быть безучастным.

Переливаясь за края

Сетчатки глаза,

Он выжигал

И заставлял неметь.

 

Своей рукой

В перчатке с черной точкой

Он бережно накинулся на кисть

И стал расписывать все светом,

Умело покрывая

Жизнь

Тончайшей сеткой ран

Сиянье излучавших.

 

Мне стало больно

И прикрыв

Белесые глаза

Остатками клочков,

Как крот,

Заполз я

Убоявшись солнца,

Внутрь

 

Домой,

В нору,

Чтоб там продолжить посвященье.

 

Я поживу

И обрасту,

Накинув на сухой скелет,

Тугую ткань

Из боли новой плоти,

И выползу опять…

И посмотрю…

И попытаю счастья…

 

Кто знает,

Может быть,

Привыкну

Вдыхать смятение огня

И гладить лепестки

Его хладеющего тела.

И ждать,

Когда сноп искр закружит хоровод

На крыльях ветра,

Летя чужие души засевать.

И ликовать,

Любуяся кротами,

Что выползли опять.

Приложения

[1]. «Предчувствуя близость своей кончины, отец Василий, еще до болезни, в День Ангела старшего сына Даниила 24 декабря 1929 года написал матушке Елене Сергеевне последнее письмо:

«Господи, помоги мне сделать это дело хорошо…

Сегодня, в День Ангела моего старшего сынка, моего Додика, мне пришла мысль грустная, но, кажется мне, правильная, что я должен написать прощальное письмо на случай моей смерти… Ибо, если я заболею тифом, то писать уже не смогу, никого из близких не увижу и не услышу, не смогу ничего передать им, кроме этого письма, если оно будет написано заранее и… если Господь устроит так, что оно дойдет до моих близких… Это письмо должно заменить меня, прощание со мною, участие в моих похоронах, которые произойдут здесь без участия моих близких, без их молитвы и слез… Пишу все это спокойно и благодушно, ибо в душе живет неистребимая «надеждинская» надежда, что я вовсе не умру здесь, что я уеду из этого проклятого места и увижу еще всех моих дорогих… Но это будет дело особой милости Божией, которой я, м[ожет] б[ыть], и не заслужил, – а потому пишу это письмо.

Первое слово к тебе, моя дорогая, любимая, единственная Элинька, моя Ленуся! Прежде всего, благословляю тебя за твою верную любовь, за твою дружбу, за твою преданность мне, за твою неисчерпаемую нежность – неувядающую свежесть любовных отношений, за твою умную чуткость ко всему моему, за твои подвиги и труды, связанные с пятикратным материнством, за все лишения, связанные с твоим замужеством, наконец, за все эти последние слезы разлуки после моего ареста… Да воздаст тебе Господь за все, да вознаградит тебя любовь наших детей, любовь моих печальных родителей (если они переживут меня), моих братьев и сестер, всех моих друзей. Увы, я так мало любил тебя за последние годы, так мало принадлежал тебе духовно; благодарю тебя за наши последние встречи в Ильинском, на Сенеже; благодарю тебя за то, что ты удержала меня при себе и просила не торопиться переезжать на новую квартиру. Как хорошо нам было вместе в нашей кают – компании! Как ярко вспоминаю я наш уют, наш светлый мир, наше семейное счастье, тобою созданное и украшенное! Десять лет безоблачного счастья! Есть что вспомнить! за что следует горячо благодарить Бога. И мы с тобой должны это сделать… во всяком случае – и в том, если ты уже меня не увидишь на этом свете… Да будет воля Божия! Мы дождемся радостного свидания в светлом царстве любви и радости, где уже никто не сможет разлучить нас, – и ты расскажешь мне о том, как прожила ты жизнь без меня, как ты сумела по – христиански воспитать наших детей, как ты сумела внушить им ужас и отвращение к мрачному безбожному мировоззрению и запечатлеть в их сердцах светлый образ Христа.

Прошу тебя, не унывай, я буду с тобой силою моей любви, которая «никогда не отпадает». Мое желание: воспитай детей церковно и сделай их образованными по – европейски и по – русски; пусть мои дети сумеют понять и полюбить книги своего отца и воспринять ту высокую культуру, которой он дышал и жил. Приобщи их к духовному опыту и к искусству, какому угодно, лишь бы подлинному. Кто – то из моих сыновей должен быть священником, чтобы продолжать служение отца и возносить за него молитвы. Ведь я так мало успел сделать и так много хотел! Элинька, милая моя! Если бы ты знала, если бы знали люди, как мне легко было любить и как я был счастлив чувствовать себя в центре любви, излучающейся от меня и ко мне возвращающейся. Как мне сладко было быть священником! Да простит мне Господь мои слабости и грехи по вашим святым молитвам! Благодарю тебя за твою музыку, за музыку души твоей, которую я услышал. Прости, родная! Мир тебе. Люблю тебя навсегда, вечно…»

Письмо это было получено в Москве в день кончины отца Василия 19 февраля 1930 года» [Таких рождает вера наша: Избранные жития новых мучеников и исповедников Российских М.: Никея, 2013].

[2]. Мысли академика А.А. Ухтомского о постижении Истины (см. главы «Перед лицом открывшейся красоты и истины (1921–1922)» и «От двойника к собеседнику (1927 – 1929)», «Великий разум бытия (1930–1939)» из книги «А.А. Ухтомский. Доминанта. Статьи разных лет».

«Почему нужно … перемениться в мысли», в чувстве, в воле, чтобы стать восприимчивым к Истине?…

… Дело в том, что для приближения к Истине надо начать с отказа от вожделений самоутверждения, а это первый шаг к тому, чтобы открылся Собеседник, т. е. открылось сердце, и слух, и ум к Собеседнику; и с этого лишь момента начинается и путь (метод) к истине через брата, к истине живой, конкретной и содержательной, как она сама раскрывается в истории от родов древних и далеко впереди нас».

***

Наряду с истиной как наиболее полного восприятия данного приобретает свое место истина как понимание того, что должно быть … Главное значение приобретает не массив реальности, какова она есть в своей бесконечной множественности событий и вещей прошлого, текущего у будущего, но тот закон, который стоит за нею, то слово, которое ею высказывается! Калейдоскопу событий и впечатлений противопоставляется истинно сущее как закон и слово бытия.

***

Истина, когда она открыта, всегда логична; но история свидетельствует слишком внушительно о том, что открывание истины происходило не от логичности рассуждения, а сама предвидимая истина была для своих искателей не сцеплением суждений, а пламенной и надлежащей Действительностью и Жизнью!

***

Людям ужасно хочется устроить себе Истину так, чтобы на ней можно было покоиться, чтобы она была удобна и портативна! А она – живая, прекрасная, самобытная Жизнь, часто мучительная и неожиданная, все уходящая вперед и вперед от жадных человеческих вожделений и увлекающая человека за собою! Не для наслаждения и не для покоя человеческого она дана и существует, а для того чтобы влечь человека за собою и отрывать его от привычной и покойной обстановки к тому, что выше и впереди! Не ее приходится стаскивать вниз до себя, а себя предстоит дотянуть и поднять до нее!

… Популярная европейская мысль, убежденная в том, что призвана строить истину для себя и по своим интересам, кончает тем, что приходит к отрицанию возможности знать кого – либо, кроме своей эгоцентрической личности; нельзя знать другого, нельзя понимать друга; неизбежен принципиальный солипсизм.

Напротив, здоровый и любящий человеческий дух начинает с того, что знает друга и ничем более не интересуется, кроме знания друга, другого, весь устремлен от себя к другому; и он кончает тем, что Истина понимается как самобытное и живое существование. Тут логические циклы, неизбежно приходящие к противоположным концам, ибо различны начала!

***

Не Бытие переделывать по себе, но себя переделывать по Бытию, пока не войдешь в исторический рост предания, восходящего к зрению Истины. Тогда впервые способен будешь увидеть человека рядом с тобою, как он есть независимо от тебя, и прозябание дольной травки, и гад морских подводный ход, и внятен станет голос Истины надо всем.

***

Не останавливаясь на себе, на излюбленных доктринах, успокаивающих мысль, всегда предпочитая себе и доктринам реальных людей, забывая свое заднее и простираясь все вперед, – твердо помня, что истина для человека не «подушка для усталой головы», а обязывающая и увлекающая за собой объективная правда, не зависимая от нас, как возлюбленное и влекущее за собой лицо.

…В погоне за истиной, как за своей возлюбленной, человек подобен пловцу с Делоса, описанному в древней легенде: вот он плывет изо всех сил к острову, который вид­неется издали, наконец как будто доплывает, уже чувствует песок под ногами; и в тот момент, когда он готов уже выйти на вожделенный берег, остров опять уходит от него на прежнее расстояние, опять требует труда, опять влечет за собою Опять труд, опять движение вперед!

***

Любовь в качестве руководства к познанию и к истине не понятна для тех, кто знает только критерий самоутверждения и самосохранения! Тут заранее и a priori она исключена и под ее именем разумеется что – то существенно другое – преимущественно дела половых инстинктов! И в этом – страшный симптом в европейской культуре «просвещения», признак приближающегося разрушения! Превосходные страницы Исаака Сирина о ведении и вере, и о трех степенях ведения. На низкой ступени ведение «глумящееся» или занятое самим собой ищет самообеспечения и самоудовлетворения в себе, истину почитает имманентной в Лице Божием.

… Естественно, что ведение, знающее только самоутверждение человека и человечества в его среде, не может понять, как бы любовь могла служить нормальным руководством познания. Вследствие внутренней склонности знать только себя и свой комфорт в окружающем мире, ничего кроме себя и окружающего и не хочет знать этот способ ведения: идеалистический атеизм заложен до всякого самоотчета в его склонностях и морально – психологических предпосылках (Исаак Сирин). Ведение это, «как и свойственно ему, кичится, потому что ходит во тьме, ценит достояние свое по сравнению с тем, что на Земле, и не знает, что есть нечто лучшее его». Это ведение полагает, что принципиально ему открыто и известно все. Поэтому оно замкнуто на себя и не простирается вперед к сущей истине (Ср. Григория Богослова, Златоуста). Отсюда и наклонность этого самодовольного и самоудовлетворяющегося ведения складываться в дискурсивно замкнутую самообеспечивающуюся систему, в самообеспеченный круг. Вырваться из этого круга возможно лишь выходом ко второй ступени ведения, видящего и любящего бытие и истину вне себя и выше себя.

***

Добродетель для человека есть настоящее творчество, подготовляет­ся и определяется его бытом и историей, и из него исходя, строит человек и мироощущение, и миросозерцание, и текущий жизненный свой опыт.

Здесь объяснение того, как человек приходит к мысли, что милосердие правит миром, а закон милосердия главенствует над законом возмездия добра и зла! Трудом и творчеством добродетели достигает человек того, что начинает восприниматься им сокрытый до сих пор смысл бытия и правящий им закон милосердия. Не пассивно, но в меру деятельного труда поднимается человек в гору рецепции тех законов, которыми живет и которым подчинено бытие. Из своего творчества исходит человек, когда судит о мире. Но это не значит, что он приписывает миру то, чего там нет; но человек по мере труда и деятельности зарабатывает себе рецепцию к тому содержанию, которым живет мир.

***

Любимое человеческое лицо лучше всего символизирует то, что представляет для человеческого мышления и поведения истина, предчувствуемая и проектируемая, но не дающаяся в руки, а влекущая за собою все далее вперед. Она всегда нова, всегда впереди. Для натуралиста именно такова Истина! Жизнь, и история, и культура будут бесконечно новы и содержательны, когда они будут направлены на лицо!

… Лишь бы была эта тяга к лицу, – она преодолеет и победит все преграды, предрассудки, теории, понавыдуманные разъединенными людьми для того, чтобы поддерживать разъединение!

***

Мои понимания никогда не стояли и не стоят для меня заслоном от жизни и текущей действительности, не были препятствием к тому, чтобы видеть людей поверх и выше моих пониманий.

Наоборот, так обыденно и постоянно, что понимания, с которыми сжились люди, которые они себе выработали, к которым привыкли и которыми приспособились себя оправдывать в своих собственных глазах, – стоят непреодолимым заслоном, шорами, не дающими видеть то, что сейчас есть перед тобою.

И вот, пока этого самоутверждения в своих пониманиях нет, пока тебе люди ценнее твоих пониманий и мнений, до тех пор и сам ты, и сами твои понимания еще способны расти, обновляться, прогрессировать; с того же момента, как они станут для тебя выше жизни, они застыли, самоудовлетворились, замерзают и начинают замораживать все вокруг себя!

Пока есть общее дело с людьми, пока мы чувствуем, что живем вместе, есть вера в жизнь, в ее ценность для нас и в нашу ценность для нее. Пока нас не разъединяют наши узенькие, самоуверенные понимания, мы вместе, мы в общем деле, и мы счастливы тем, что мы вместе!

[3]. Слова митрополита Антония Сурожского о отличиях между подлинным духовным опытом и ложным (хотя в качестве ложного рассматривается наркотический опыт, слова владыки Антония можно применить не только к теме наркотиков, но и к теме психопрактик, что, в частности, сделано, во второй части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)», в главах «Тренинги, психопрактики, динамические медитации по Ошо, секты», «Ложный опыт и подлинный опыт»).

«Если кратко коснуться этой громадной темы, можно провести следующую параллель. Если рассматривать параллельно мистический опыт и наркоманию, мы видим, что мистическое переживание дается от Бога даром в тот момент, когда Он Сам решит, и тому, кому Он Сам решит его дать, тогда, когда считает человека зрелым и способным воспринять этот опыт. Попытка добиться переживания через наркотик — волевой акт с целью добиться искусственно переживания, тогда как его можно добиться или приобрести только в плане естественного внутреннего возрастания. Второе: переживание, которое дает наркотик, длится столько, сколько действует наркотик, оно угасает вместе с ним и оставляет неуловимое воспоминание, мистический же опыт, который длится столько, сколько пожелает Бог держать нас в состоянии погружения в какие – то глубины или наоборот, как бы «экстаза», прекращается и оставляет не воспоминание, а неизгладимый след: тот, кто пережил мистический опыт, выходит из него новым человеком. Перечитайте любое описание такого опыта в Священном Писании, например, пророка Иеремии (Иер 1. 4–19). В результате наркотического опыта остается желание искусственно повторять этот опыт, потому что он потерян безвозвратно, мистический опыт не создает привыкания и не вызывает потребности его повторять, он есть начало, которое может вылиться в подвижническую жизнь, молитвенную жизнь, в апостольское служение, в углубленную внутреннюю жизнь, и в конечном итоге он всегда направляет того, кто пережил его, к «другому» – к ближнему, и неважно, кто этот ближний – Бог или у него есть человеческое имя. Наркотическое переживание приводит жертву лишь к себе самой, снова и снова возвращает ее к опыту, который ограничен ею самой, из которого исключен другой, потому что окружающий мир становится все более нереальным и далеким, становится помехой и является самое большее почвой для видений, но не имеет собственной ценности, не имеет ценности вне того человека, который стал жертвой наркотика.

Я должен прибавить, что нам следует быть внимательными к тому, что мы говорим, потому что не так уж редко ложная мистика тоже является своего рода наркотиком, опьянением. Есть в христианском мире люди, «мистическая жизнь» которых выражается в одурманенности музыкой, церковной обрядовостью или другими внешними проявлениями, и в таком случае у нее все признаки токсикомании: у нее те же самые внешние выражения, она длится столько же, сколько продолжается внешнее действие, она не приносит никаких плодов, оставляет после себя воспоминание и голод, жажду, потребность, она никак не меняет природу человека, он только все жаднее ждет религиозного переживания и становится все более эгоцентричным, вместо того чтобы открыться другому. Идет ли речь о наркотике или о религиозной интоксикации, когда Бог и религия — только поводы замкнуться на себе, питаться только собой, заниматься «самоедством», все это глубоко разнится от мистического опыта в том виде, каким мы его видим у подлинных мистиков» [Митрополит Сурожский Антоний. Труды. М.: «Практика», 2002. С. 120–121].

[1] См., например, главы «Акт веры и его содержание», параграф 3; «О чудесном и таинственном», параграф 2 из книги Ивана Ильина «Аксиомы религиозного опыта».

^[2] Житие старца Иерофея Дидаскала / Пер. с греч. иером. Серафима (Захарова). Святая гора Афон: монастырь Кутлумуш; М: «Принт Маркет», 2013. С. 18.

^[3] См. главу 11 книги святителя Николая Сербского «Царев Завет».

[4] См. книгу 1, главу из книги старца Ефрема Филофейского «Моя жизнь со старцем Иосифом».

^[5] Пока человек жив, относительно его жизни многое может быть неясным. Например, когда был жив Святой Праведный Иоанн Кронштадтский, некоторые люди не знали, как реагировать на его деятельность. Но когда человек умирает, появляются свидетельства о нем других людей, появляются какие-то материалы, описывающие его труды. И, как сказано в Евангелие, все тайное становится явным. Если человек был добродетельным, но скрывал свою добродетель, то эта добродетель становится очевидной для всех. Поэтому когда один из святителей не понял некоторых аспектов деятельности Святого Праведного Иоанна Кронштадтского, то Кронштадтский праведник вместо оправданий ответил коротко: Дождемся конца.

[6] «Вы, наверное, помните, как в свое время пустыня египетская была перенаселена подвижниками и наставниками. Однако, люди не выбирали себе наставника по признаку его выдающейся славы, не шли к тому человеку, о котором говорили больше всего хорошего, а находили такого наставника, которого они понимали и который их понимал. Это очень важно, потому что послушание заключается не в том, чтобы делать слепо, что говорит некто, имеющий над вами или материально-физическую, или душевно-духовную власть, в том, что послушник, выбрав себе наставника, которому он верит безусловно, в котором он видит то, что ищет, вслушивается не только в каждое его слово, но и в тон голоса и старается через все, в чем проявляется личность этого наставника и его духовный опыт, перерасти самого себя, приобщиться к его опыту и стать человеком, уже переросшим пределы той меры, которую он мог достичь своими собственными усилиями. Послушание – это, прежде всего, дар слушания и не только умом, не только ухом, но всем существом, открытым сердцем, благоговейным созерцанием духовной тайны другого человека. А со стороны духовного отца, который, может быть, вас родил или воспринял вас уже рожденными, но может быть отцом для вас, должно быть глубокое благоговение к тому, что в вас совершает Святой Дух».

^[7] Этот же принцип действует, и когда мы имеем дело с ложью. Читая еретические книги, на уровне рациональном мы можем опознать какую-то мысль как еретическую, но дух автора, который приводил в движение его уста и руки, сообщается нам, постепенно проникает в сознание и начинает менять нас изнутри. Об этом писал Игнатий Брянчанинов в своей статье «Об удалении от чтения книг, содержащих в себе лжеучения» (Аскетические опыты. Том 1).

[8] Великие русские старцы: Жития, чудеса, духов. наставления / [Под общ. ред. игумена Аристарха (Лоханова)] // М.: Трифонов Печенг. Монастырь; Новая книга; Ковчег, 2000. С. 482.

[9] Иоанн (Маслов) схиархим. Глинский патерик / послесл. Н. В. Маслова, С. 721–754. М.: АОЗТ «Самшит», 1997. С. 579–580.

^[10] Дамаскин (Христенсен), иером. Не от мира сего: Жизнь и учение иеромонаха Серафима (Роуза) Платинского / Иеромон. Дамаскин (Христенсен); Пер. с англ. М. и др.: Рос. Отд-ние Валаам. о-ва Америки: «Русский паломник», 1995. С. 57–58.

[11] Главы «Психоделия в нашем отечестве», «Исходы российской психоделии» из книги А.Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

^[12] Этот молодой человек всегда был убежден, что человечеству не нужны ни телескопы, ни микроскопы, и что оно способно познавать реальность и космос через ЛСД. Во время трипов он видел вокруг себя различные религиозные символы, мистерии и сказочных персонажей, и ощущал себя посвященным и сопричастным этому невидимому миру. Но, что интересно, он никогда не видел православного креста.

[13] См «Отношение христианина к страстям его» из книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Аскетические опыты. Том 1».

^[14] Некую аналогию здесь можно провести с жизненным путем известного философа Розанова, который писал, что только к концу жизни он полюбил Церковь. До этого он знал о ней, но она была ему не нужна. И только поняв, как она стала ему нужна, он понял, что «до этого и не было ничего». Т.е. просто религиозные понятия не были для него чем-то живым.

^[15] Дамаскин (Христенсен), иером. Не от мира сего: Жизнь и учение иеромонаха Серафима (Роуза) Платинского / Иеромон. Дамаскин (Христенсен); Пер. с англ. М. и др.: Рос. Отд-ние Валаам. о-ва Америки: «Русский паломник», 1995. С. 81.

^[16] Святая Гора Афон, монастырь Кутлумуш. Перевод с греческого иером. Серафима (Захарова) по изданию (1762–1814). С. 118.

^[17] Святая Гора Афон, монастырь Кутлумуш. Перевод с греческого иером. Серафима (Захарова) по изданию (1762–1814). С. 70–84, 100–104.

^[18] О том, как уныние связано с гневом, можно подробнее ознакомиться в книгах схиархимандрита Гавриила (Бунге) «Гнев. Раздражительность. Злоба» и «Уныние. Печаль. Депрессия».

[19] Гавриил (Бунге), схиархим. Тоска, уныние, депрессия: Духовное учение Евагрия Понтийского об акедии / Пер. с франц. свящ. Димитрия Сизоненко. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2014.

^[20] Лосский В.Н. «О третьем свойстве Церкви».

[21] Слово о молитве умной, сердечной и душевной из книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Аскетические опыты. Том 2»

[22] См. «Плач мой» в книге «Святителя Игнатия (Брянчанинова) «Аскетические опыты. Том 1».

^[23] Некоторые духовные авторы считают, что термин «теология» с греческого языка было бы правильнее перевести на русский язык не как «богословие», а как «боговидение». Отсюда высказывание: «ты богослов, если ты хорошо молишься, и если ты хорошо молишься, то ты богослов».

24] См. слово 27, параграф 11 из книги преподобного Иоанна Лествичника «Лествица».

^[25] Например, человеку становится очевидным, что выпивание по выходным неизбежно приведет к выпиванию в течение всей недели. Если ум человека очищен от страстей, то подобные вещи он начинает чувствовать и видеть выход даже в, казалось бы, неразрешимой и  запутанной ситуации.

^[26] Подробнее о совести как об искре Божьей в человеке можно прочитать в третьем поучении «О совести» в книге «Душеполезные поучения» преподобного аввы Дорофея.

[27] См. сл.37 из книги преподобного Исаака Сирина «Слова подвижнические».

[28] См. «Понятие о человеке» из книги священномученика Александра Миропольского «Любовь – сущность христианства».

[29] См. гл.5 «Тварное бытие» из книги Лосского В.Н. «Очерк мистического богословия восточной церкви».

[30] Там же.

[31] См. «О двух образах познания мира» из книги архимандрита Софрония (Сахарова) «Старец Силуан».

[32] К чему приводит практика Трансцендентальной Медитации Эмпирический анализ патогенных структур как помощь в консультировании. Институт молодежи и общества, Беншайм (Bensheim), ФРГ, 1980. Верховный Суд ФРГ подтвердил достоверность этого исследования 29 мая 1989 г. Полный немецкий оригинал — Die Bensheimer Studie 1980: Differentielle Wirkungen der Praxis der Transzendentalen Meditation (TM). Eine empirische Analyse pathogener Strukturen als Hilfe für die Beratung. Institut für Jugend und Gesellschaft, Bensheim, 1980 — опубликован в Интернете по адресу. Полный английский перевод этого исследования – The Various Implications Arising From the Practice of Transcendental Meditation. An Empirical Analysis of Pathogenic Structures as an Aid in Counseling. Institute for Youth and Society, Bensheim, 1980 — размещен в Интернете по адресу. 

[33] Георгий Максимов, свящ. «Я лично пережил опыт любви Божией». Свидетельства бывших буддистов, обратившихся в Православие. 

[34] См. «Исторические развитие основных религиозно-философских идей» из книги Л.А. Тихомирова «Религиозно-философские основы истории».

^[35] Кожевников В.А. Буддизм в сравнении с христианством. В 2 т. Т.2. Петроград 1916, С. 742.

^[36] Там же Т.2. С 260.

^[37] Там же, Т.2. С 261.

^[38] Там же, Т. 2. С 266.

^[39] Т.1. С. 607.

^[40] Подробнее см. беседы «Восточный цикл» и «Доминанта жизни и самоубийство».

[41] «Прямые последствия психоделической революции, или что смогло сразу проникнуть в «раскрытие двери» восприятия» из книги А.Г. Данилина «LSD. Галлюциногены».

[42] Любовь – высшая добродетель ко спасению // Настольная книга священнослужителя, том 8, 1988.

[43] Гавриил (Бунге), схиархим. Тоска, уныние, депрессия: Духовное учение Евагрия Понтийского об акедии / Пер. с франц. свящ. Димитрия Сизоненко. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2014.

[44] Рафаил (Нойка), иеромонах. Живи мя по словеси Твоему. Духовные беседы / Пер. с англ, иером. Доримедонта (Литовко). СТСЛ, 2015.