Прокопий (Пащенко), иером. Доминанта жизни и самоубийства. Ч. 1.2: Ситуация невозможности

Часть 1.1 была открыта определением фрустрации, о которой говорят, как об одной из возможных причин самоубийства. Вдумчивый анализ этого понятия привел одного автора к справедливому убеждению, что под фрустрацией подразумевается не ситуация, при которой человек чего-то лишается. Не ситуация, при которой человек сталкивается с невозможностью удовлетворить ту или иную потребность, а именно «ситуация невозможности» – невозможности удовлетворить не абы какие, в именно ведущие мотивы. То есть вопрос ставится о невозможности удовлетворить тем требованиям, без удовлетворения которых человек себя не мыслит (вообще и как человек). В некоторых случаях человек подходит к «ситуации невозможности» постепенно. Вследствие развития определенного образа мыслей и реализации определенных поступков, он изнутри и в пространстве социальной жизни меняется. Иногда – неожиданно для себя и себе – на удивление: «Неужели это я?», «Когда я успел стать таким (монстром)?»

В качестве примера «ситуации невозможности» приводятся мысли из автобиографического романа Джека Лондона «Джон – Ячменное зерно» о том, как происходила трансформация писателя под воздействием алкогольной доминанты. Размышления писателя о самоубийстве дополняются его мыслями из другого романа автобиографического характера – «Мартин Иден». Конструктивный выход из «ситуации невозможности» представлен в примере Петра Мамонова, который на определенным этапе жизни уперся в тупик. «Тупик» – это слово используется в народе, когда речь заходит о «ситуации невозможности» (еще подходят выражения «крах всего», «после карьерного пика – в пике`»).

ТЕРМИНЫ И ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ

Часть 1.1 была открыта определением понятия фрустрации, о которой говорят, как о одной из возможных причин самоубийства. Чтобы дать определение фрустрации и прочим явлениям, которые – на слуху, профессор Ф.Е. Василюк в своей книге «Психология переживания» проводит многоуровневую работу, основанную на довольно сложном анализе как психологической литературы, так и психологических состояний. Профессор пишет, что речь идет не столько о трудностях как таковых, а о обстоятельствах, при которых человек не может реализовать свои ведущие мотивы. То есть сказать, совсем просто речь идет о ситуации невозможности.

Чтобы выйти на определение, которое вбирало бы в себя различные аспекты явления, профессор берет на себя немалый труд. И сама необходимость пуститься в такой труд показывает, что термины, которыми люди привыкли жонглировать, – вовсе не факт, что помогают им приблизиться к пониманию реальности. Проблема наименования разных сторон реальности разными терминами имеет отношение и к теме самоубийства. И вот каким образом.

Если начать разговор о терапии самоубийственных тенденций несколько издалека, то можно начать его с упоминания о лингвистическом повороте. Суть этого явления состоит примерно в следующем.

Было время, когда к пониманию процессов, проходящих во внешнем мире и внутри личности, люди подходили путем самопознания, чтения, накапливания опыта, интеллектуального и духовного обогащения. Иногда бывает и такое, что суть процесса не схватывается, как это принято говорить, «рациональным дискурсом». И потому автор, чтобы подвести читателя к пониманию явления создавал, скажем, роман, погружал в него читателя, подводил к некоему финалу и далее оставлял его в безмолвии проживать как финал, так и всю разрешившуюся в финале историю романа. И в этом состоянии безмолвия читатель выковывал в себе понятия, которые впоследствии он мог бы использовать в постижении мира и самого себя.

На определенном этапе развития цивилизации такой путь (понятно, что суть лингивистического поворота дается здесь в крайне упрощенном виде) был признан неудобным.

Было принято решение (если суть дела изложить в виде метафоры), сжать роман до размера одного абзаца, и в будущем оперировать только этим абзацем. Идея познания Истины, таким образом, трансформировалось в идею преобразования знания в такие абзацы, чтобы в будущем оперировать ими, сличать, вычисляя Истину.

То есть речь стала идти о создании оперативного языка, переведя на который различные явления (по мнению сторонников такого подхода) Истину можно было бы вычислять как бы математически. Но как бы с теми явлениями, которые столь многогранны, что с трудом поддаются формализованному описанию, если вообще, поддаются?

Перевод таких явления на оперативный язык совершается в таком случае за счет упрощения, сведения всего многообразия к однообразной трактовке. «… особенность символической логики – это неминуемая трансформация языка – приведение его в искусственное состояние, за счет упрощения и схематизации предметных связей (редуцируя к «истинности» или «ложности» и математическим понятиям). Ведь лингвистический поворот для того и был нужен, чтобы вместо того, чтобы рассуждать и мыслить, получить возможность вычислять и преобразовывать»[1].

Подробнее о лингвистическом повороте см. в беседах 4-7 из цикла бесед «Преодолеть отчуждение. Часть 1» (лекции о унынии, депрессии и о причинах ухода в экстремальные активности).

Из аннотации к беседам 4-5: Человек перестал быть антропологической неприкосновенностью, стали возможными такие явления как интернет, эвтаназия, торговля органами и прочее. … Словесное выражение может не передавать внятно действительного смысла явления (например, слово «эвтаназия» уводит от сути явления – убийства). Язык и человек тесно связаны. Язык – не только инструмент для передачи смысла, в языковой среде происходит осуществление человека. Соответственно, обнуление языка приводит к обнулению человека. Одна из проблем науки: сведение сложных многогранных проблем к простым решениям, схемам, концепциям – редукционизм. Одно из следствий лингвистического поворота – все более широкое применение знаков в общении людей, что низводит самих людей к состоянию знака. Когда язык становится слишком примитивным, он утрачивает возможность что-то объяснить.

Иными словами, когда на оперативный знак начали переводиться явления, относящиеся к человеку, большая часть «человека» осталась за «бортом». То есть все то, что невозможно было втиснуть в формализованные описания, как бы исчезло из поля зрения исследователей. Но нередко причины происходящих с человеком событий берут свои истоки из тех явлений, которые выпали из поля зрения исследователей.

Подлинную причину происходящего они потеряли возможность установить, но дойти до понимания причины все-же хочется. Утрата способности понять культурологические причины, вследствие которых человек втягивается в катастрофу, разрешается иногда в смещении исследовательского акцента в сторону концепции бессознательного. Бессознательное в некоторых случаях объявляется источником тех проблем, подлинные причины которых люди разучились видеть.

Многогранная глубина социальной и внутренней жизни человека заменена на поток терминов: фрустрация, травма, вытеснение, бессознательное. В книгах по психологии различные термины представлены в виде графических схем. Вот полкружочка заштриховано, – это мол, мужчина, который привык к матери, расставаясь с которой он ищет чем-бы зашриховать половину кружочка. И так, мол, становится наркозависимым. Понятно, что при такой схеме игнорируется целых спектр причин, понять которые можно лишь при расширении исследовательской деятельности.

Схемы, кружочки со стрелочками туда и сюда, подписанные терминами, циркулируют в печатных изданиях и конференциях. На бумаге очень наглядно представлены путь к быстрым и 100%-ым исцелениям. Создается некий поток символов, в рамках которого время явления как будто бы понятны и определены.

Поток символов течет своей дорогой, реальная жизнь – своей.

Иногда реальная жизнь, изначально не могущая быть описанной посредством редуцирования к терминам (редукционизм – сведение сложной многогранной проблемы к упрощенному решения) врывается катастрофой в жизнь человека. Катастрофы такого рода известный экономист Нассим Талеб назвал Черными Лебедями. «Черный Лебедь» – так называется его книга о катастрофах, масштабных и непредсказуемых, ощутимым образом перестраивающих жизнь человека.

Жизнь многогранна, полная иррационального, подчас непредсказуема. Чтобы защитит свою психику человек создает удобные описания реальности и до поры до времени живет согласно придуманной им версии. Принимая свою версию за основу, он «награждает» себя слепыми зонами в отношении реальности, то есть – перестает что-то замечать. И из этой «слепой зоны» в жизнь человека врывается вихрь перемен, который ломает дотоле казавшиеся незыблемыми, порядок и благоденствие.

Каков практический вывод из «сказанного» в отношении темы самоубийства? Попытки найти ответы на явление, реализуемые с помощью терминов и схем, могут привести к появлению «рабочей» версии. Но эта версия, как может оказаться, что будет приемлема лишь для схемы, ее породившей. В отношении реальной жизни такая версия, может и так случится, что покажет свою беспомощность.

Соединяя эти мысли со словами профессора Ф.Е. Василюка, можно развить его идею о ситуации «невозможности», в которой человек не может реализовать свои ведущие мотивы.

Чтобы понять ситуацию «невозможности» следует расширить представления о человеке, выйти за рамки потоков терминов и схем, рассказывающих о потребностях в безопасности, но мало говорящих о вхождении человека в меру своего призвания. Если человек не знает, что призвание не исчерпывается социальной деятельностью и реализацией проектов, нацеленных на успех, то он рискует однажды столкнуться с определенными трудностями.

Жизнь человека, вступившая в полосу само-противоречия, может характеризоваться ощущением глубокого внутреннего неблагополучия на фоне материального успеха. Человек ощущает себя словно отделенным от мира непроницаемой стеной, сквозь которую звуки мира доносятся с трудом. Он отчуждается от собственных эмоций, они словно пропадают, все теряет для него смысл и значение. Накатывает тоска, в психику вторгаются вспышки неуправляемых состояний, человека может начать, как говорят в народе, «нести». Ему плохо, ему больно жить, и он сам злится на себя, потому что «именно сейчас» он достиг всего, с чем ассоциировалось у него со счастьем (как говорилось в одном мультфильме: «Деньги, слава, почет»). Но счастья - нет.

См., к примеру, главу «Депрессия и отчуждение деятельности от глубинных основ личности» из первой части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».

О том, вследствие каких причин человека начинает ощущать себя механическим роботом, выполняющим определенную программу, см. в части 4.2. статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы и лагеря».

Человек ищет помощи, а ему говорят, что он здоров. Его состояние переформулируют с помощью терминов в рамках какой-либо концепции. И в результате перевода жалоб человека на оперативный язык путем простых вычислений ему выносятся рекомендации: поднять самооценку, проработать травму, работать с чувствами и пр.. Одни авторы эти общие термины преподносят более зажигательно, другие – менее. Но в целом, многие из тех и из других оперируют одними и теми же символами, происходит «хождение по кругу», реальные же истоки проблемы страдающего человека остаются сокрытыми. А он тем временем подумывает о самоубийстве.

Конечно, здесь не отрицается факт наличия у него некогда пережитой травмы разрушительного потенциала и пр.. Здесь скорее подчеркивается, что лишь расширив зону поиска можно помочь человек понять причины, влекущие его к катастрофе.

Подробнее о преодолении травматического опыта см. в текстах (несколько частей) и лекциях, объединенных общим названием «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты».

Да, такой путь воспринимается как более длинный по сравнению с изучением коротких по объему брошюр, в которых в отношении всех вопросов мироздания приводятся несложные как бы ответы. Но ведь чтением одной брошюры дело не заканчивается. Несмотря на воодушевление, с которым человек воспринимает информацию, обещающую поднять ему самооценку, проблема не уходит. Он читает еще брошюру, где в несколько иных формулировках приводятся те же мысли, потом еще одну. И так проходят годы пока он не поймет, что ходил по кругу и ни к чему не пришел (как выйти?, – см. в песне группы «Грот» – «Маяк»).

Бывает и так, что за годы человек индоктринируется. Становится почти полностью уверенным, что выход им найден. Как писал профессор Ф.Е. Василюк, бывает так, что «игнорирует реальность, искажает и отрицает ее, формируя иллюзию актуальной удовлетворенности и вообще сохранности нарушенного содержания жизни»[2]. При том, что в реальности он отчаянно пытается защититься от нарастающих чувства тревожности и паники.

ФРУСТРАЦИЯ И ДВА РОМАНА ДЖЕКА ЛОНДОНА

Все сказанное в отношении фрустрации и утрате способности понять истоки формирования «состояния невозможности» иллюстрируется двумя романа Джека Лондона, который, по одной из версий покончил с собой, приняв дозу снотворного несовместимую с жизнью.

Разбирая точки зрения, отрицающие возможность самоубийства, автор одного из переводов романа «Джон Ячменное Зерно» (так называлось виски, к употреблению которого Джек Лондон весьма и весьма пристрастился) Валдис Эгле подводит читателя к логическому и бесспорному аргументу: «Читая то, что описано в книге “Джон – Ячменное Зерно», совершенно ясно, что это ДОЛЖНО БЫЛО кончиться крахом». В этом автобиографическом романе сам писатель сообщает о свое тоске, усталости от жизни, пессимизме, мыслях о самоубийстве.

Возможно, Джек Лондон и не кончал жизнь самоубийством, но все-таки стоит отметить, что в аргументах, отрицающий версию самоубийства, есть что-то несерьезное (эти аргументы переводчик включил в свою работу). Дескать, писатель не мог рассчитать дозу снотворного; да, и зачем уходить из жизни через передозировку морфием, если можно было «по-мужски» застрелиться? Размышлять от имени ушедшего из жизни человека, что было бы для него приемлемым, а что – нет, согласитесь, – это как-то ненаучно. Пользуясь таким приёмом, можно в уста кого угодно вложить что угодно. Мысль о том, что самоубийце нужно рассчитать дозу, а он, мол, сделать на тот момент не мог, – скорее могла прийти в голову кабинетному ученому, который сам привык все высчитывать.

Человек, решившийся свести счеты с жизнью пробует все методы подряд, ставит ли он вопрос, хватит ли ему убойной силы яда или нет? Зачем считать достаточную для смерти дозу, если можно сразу примерно прикинуть дозу, которой уж точно бы хватило? С этой задачей справляются иногда и молодые, вовсе не имеющие медицинского образования

Конечно, и эти размышления несерьезны. Может, и не было самоубийства, но и утверждать, что никаких оснований к самоубийству не было – вряд ли возможно. То, что основания к самоубийству могли у писателя быть, каждый может понять, читая упомянутый автобиографический роман. В нем Джек Лондон черным по белому пишет: «Я думал о самоубийстве с хладнокровием греческого философа и жалел, что не могу уйти из жизни, у меня на руках была целая семья».

О суицидальных тенденциях писателя отчасти можно сделать выводы и по его роману «Мартин Иден».

СИТУАЦИЯ «НЕВОЗМОЖНОСТИ» И РОМАН ДЖЕКА ЛОНДОНА «МАРТИН ИДЕН»

Ведь «Мартин Идеи – это я!», – так пишет писатель в романе «Джон Ячменное Зерно». Мартин Иден – молодой человек, наделенный необыкновенным здоровьем и обладающий колоссальным жизненным опытом (вследствие того, что попробовал себя реализовать во множестве профессий) вдруг решает стать писателем. Он хочет выбиться из «низов», чтобы добраться до социального уровня, на котором жила Руфь, – девушка, которую он полюбил. Он работает запойно, пишет и пишет, но Руфь, подминаясь под воздействие родителей, вычеркивает Мартина из своей жизни. Слишком уж своим дикарством он не вписывался в благоустроенный быт семейства, в котором карьерный рост и рост благосостояние ценился, если не превыше всего, то – высоко.

Впрочем, когда Мартин вследствие успеха стал фантастически богат, Руфь попыталась возобновить с ним отношения. Но как человек с большим жизненным опытом Мартин понял всю дискуссионность этой попытки. Она показалась ему лишенной искренности, и он на нее не откликнулся. В заключительной 46 главе Мартин отравляется в морское путешествие, во время которого решается свести счеты с жизнью.

Ко во времени поездки, Мартин, взобравшись из положения матроса на вершину славы и социального признания, начал становиться нелюдимым. Все труднее ему становилось общаться с людьми, они действовали ему на нервы. Не успев еще встретиться с человеком, Мартин уже искал предлог от него отделаться.

Однажды, читая многочисленную корреспонденцию, ему пришло на ум отделаться от толпы людей, зримым символом которой была груда писем, которую он читал. Ему представилось, что он сбежит на какие-то далекие острова и будет жить натуральной жизнью.

«И в эту минуту вся безнадежность его положения ясно открылась ему. Он вдруг понял, что находится в Долине Теней, теней смерти. Жизнь его прошла: она угасала, меркла и склонялась к закату». Еще недавно он ненавидел сон, который отнимал у него время для творчества. Теперь же, тяготясь жизнью, он стал много спать. «Жизнь была томительна и горька. Вот где таилась его гибель. Человек, не стремящийся к жизни, ищет путей к смерти».

Когда Мартин говорил с Джо, которого любил когда-то, он делал усилие, чтобы хоть что-нибудь отвечать ему. На Мартина болезненно действовало то, что Джо был полон жизни. Во время разговора Мартин думал только об одном: «когда наконец Джо уберется?»

Пройдя перед отплытием обследование у доктора, он услышал, что у него не было никакой болезни, что его здоровье было отменным. Но внутри себя он ощущал что-то неладное, что и надеялся исцелить в южных морях.

Когда перед отъездом во время разговора с Джо была поднята тема женитьбы, Мартин удивился, «почему вообще человеку приходит желание жениться? Это казалось ему странным и непонятным».

В толпе провожающий он заметил девушку Лиззи Конолли, девушку, которая готова была пойти, в хорошем смысле этого слова, ради Мартина на многое. Внутренний голос сказал Мартину взять ее с собой в плавание, но желание последовать этому порыву сменилось паническим ужасом. «Усталая душа громко протестовала».

На борту корабля он считался первой знаменитостью. Люди, в чьем обществе он проводил время, раздражали его, они казались ему глупыми и пустыми.

Мартин попробовал было пойти в кубрик к матросам. Ему показалось, что матросы изменились с тех времен, когда он сам был одним из них. Он не мог найти в себе ничего общего с этими тупыми, скучными, скотоподобными людьми. Он был в отчаянии». Там, наверху, он был никому не нужен, но и вернуться к людям своего некогда класса, которых он знал и которых некогда любил, он уже не мог. Они были не нужны ему, раздражали его также, «как и безмозглые пассажиры первого класса!»

Жизнь для него стала мучительна, как мучительным становится яркий счет для человека с больными глазами. Она сверкала и переливалась цветами радуги, но Мартину было нестерпимо больно.

Пассажиры смотрели на него с благоговением, а между тем он тосковали о матросском кубрике и о кочегарке, как о потерянном рае. «Нового рая он не нашел, а старый был безвозвратно утрачен».

Он ясно понимал, что именно ему угрожало. Он находился в Долине Теней и самым ужасным было то, что он не чувствовал страха. Если бы он хотя бы немного боялся, то мог бы вернуться к жизни, но он не боялся, и потому все глубже погружался во мрак. «Ничто уже не радовало его, даже то, что он так любил когда-то».

Когда сон покинул его (из-за того, что он слишком много спал), он поневоле должен был смотреть на свет жизни и жмуриться от его блеска. Беспокойно он метался по палубе, ему больно было жить.

И однажды, читая одно стихотворение, рассказывающее о пресечении жизни, он, как ему показалось, «нашел средство от своего недуга». Выскользнув из иллюминатора и дав кораблю отплыть, он стал вдыхать воду «как больной вдыхает наркотическое средство, чтобы скорей забыться». Но вследствие начавшегося удушья он инстинктивно вынырнул на поверхность.

Тогда он решил, чтобы обмануть инстинкт самосохранения, грести вглубь, сколько хватит сил. И поплыл.

«Его руки и ноги начали делать судорожные, слабые движения. Поздно! Он перехитрил волю к жизни! Он был слишком глубоко. Ему уже не выплыть на поверхность. Казалось, он спокойно и мерно скользит по безбрежному морю каких-то видений. А это что? Словно маяк! И он горел в его мозгу – яркий, белый свет. Он сверкал ярче и ярче. Где-то страшный гул прокатился, и Мартину показалось, что он летит стремглав с крутой гигантской лестницы вниз, в темную бездну. Это он ясно понял! Он летит в темную бездну, и в тот самый миг, когда он понял это, сознание навсегда покинуло его».

Мы видим, в чем здесь проявилась ситуация невозможности. Жизнь стала неинтересной.

Подробнее о причинах, вследствие которых жизнь становится неинтересной, см. в первой части статьи «Преодоление игрового механизма». В частности, тема утрата интереса к жизни разбирается в главе «Аутизация и смимуляция». В этой главе, помимо прочего, упоминается опыт Свидригайлова – персонажа романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Свидригайлов покончил с собой несмотря на финансовый достаток. Ему было тошно жить. «За границу, – рассказывал он, – я прежде ездил, и всегда мне тошно бывало. … вот заря занимается, залив Неаполитанский, море, смотришь, и как-то грустно. Всего противнее, что ведь действительно о чем-то грустишь! … пить мне противно, а кроме вина ничего больше не остается. Пробовал».

О апатии, о утрате интереса к жизни и о обратном процессе рассказывается также в цикле бесед «Искра жизни: Свет, сумерки, тьма». Кратко о лекциях – в тексте «”ИСКРА ЖИЗНИ: Свет, сумерки, тьма” – комментарии к циклу лекций». 

В этом тексе тема самоубийства поднимается в главе «Утрата желания жить» и в последующих главах. В частности, рассказывается о персонаже романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» – Иване Карамазове, который надумал в 30 лет разбить о пол кубок жизни. Рассказывается и о так называемом «Клубе 27», в который входили музыканты, поэты, ушедшие из жизни в 27 лет. Рассказывается и о том, что при определенных условиях человек перестает видеть в мире красоту, его сознание всё словно перемалывает в труху. О Джеке Лондоне о упомянутых двух его романах рассказывается в главе «Тип восприятия, при котором бытие перемалывается в труху. О романах Джека Лондона “Джон – Ячменное Зерно” и “Мартин Иден”».

Жизнь для Мартина стала неинтересной, несмотря на то, что все необходимые инструменты (с точки зрения светских людей) для повышения уровня жизни у него были: он мог ехать, куда пожелает, делать, что хочет. Объяснение кому-то непонятного феномена (как это так? у человек столько денег, а он жить не хочет?) можно усмотреть в психологических зарисовках, которые Джек Лонда делает в отношении себя самого в автобиографическом Джон Ячменное Зерно.

СИТУАЦИЯ «НЕВОЗМОЖНОСТИ» И РОМАН ДЖЕКА ЛОНДОНА «ДЖОН ЯЧМЕННОЕ ЗЕРНО»

В этом романе, описывая поэтапно и в подробностях свою жизнь, известный писатель описывает также и свои отношения с алкоголем. Активно употребляя его в подростковые годы, он, вроде бы, прекратил с ним поддерживать отношения, когда начал прокладывать дорогу к успеху (были срывы, но систематические возлияния были прекращены). Но когда дорога к успеху была проложена, алкоголь полился рекой.

Да, и почему ему не литься? Здоровье отменное, денег – «море». Куплены шикарное поместье, в которое к Джеку Лондону приезжает масса людей.

И, казалось бы, жить бы ему да радоваться, но стала мучить его «белая логика». Он утратил способность воспринимать в жизни как-то иначе, кроме как с позиции пессимизма.

Он понял, что не может обойтись без иллюзий, и потому воспевал иллюзии. Писал «чистые, бодрые, оптимистические произведения, внушающие любовь к жизни». Критики уверяли его, что он полон «богатырской жизнеутверждающей силы», но сам он понимал, что находился в плену иллюзий, положенных в основу его творчества.

Он еще ранее познал страшную силу алкоголя, выражающуюся в тех изменениях, к которым алкоголь ведет сознание. Сознание определенным образом деформируется. Человеку кажется, что он прозрел, но прозрение это – страшное. Отравленному алкоголем становится очевидно, что смысл жизни непознаваем. «Тебе дано одно только право покончить с собой. …. И это страшный час! Сам о том не догадываясь, ты ступаешь на смертную стезю».

Речь идет не об отравлении, которое выветрится через несколько часов или дней из организма, а о формировании специфического восприятия, которое остается с человеком и во время трезвости.

Чтобы тип восприятия был изменен в конструктивном направлении, необходимо не только отказаться от алкоголя, но и начать идти по жизни в противоположном аддикции направлении. Ведь аддикция – это не только употребление алкоголя, но и мысли о нем, а раз мысли о нем становятся доминирующими, значить, мысли о правде и красоте подавляются.

О том, как развитие паталогической доминанты подавляет сознание человека, см. в части 2.3 текста «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты» в главе «Апатия, голод – сопротивление “сползанию” в “воронку”, организованную в коре головного мозга паталогической доминантой». http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2103/

Алкоголизацию, по мнению одного профессора[3], можно понимать развитие паталогической доминанты. Речь идет о том, что паталогическое влечение к алкоголю преобладает над другими мотивациями, несмотря на то, что эти мотивации для человека объективно важны. Человек употребляет алкоголь несмотря на отрицательные последствия употребления, среди которых можно отметить следующие: нарушения семейных и социальных связей, ухудшение здоровья [и прочие аспекты, важные для человека, но нивелируемые при развитии тяги к алкоголю]. «На фоне ослабление мозговых, особенно высших психических функций (ослабляются в связи с постоянной интоксикацией алкоголем) господство патологической доминанты (влечения к алкоголю) становится непререкаемым, утрированным».

…Человек забывает о том, что он когда-то кого-то любил, чем-то интересовался. Личность сужается до предела, когда человек начинает смотреть на мир, словно сквозь узкую щелку рыцарского забрала. Сквозь эту щелку ему не видна панорама жизни: небо, поля, луга и прочее. Он видит клочок жухлой травы, обсыпанной окурками, а на траве – газетка, – а на газетке – стакан.

Аддикиция – это еще и люди, с которыми происходит обмен аддиктивными переживаниями, с которыми происходят совместные «употребления». Следствием употребления является определенное состояние, войдя в которое, человек совершает определенные поступки, влекущие его к определенным последствиям. В результате совершения поступков и проживания их последствий нейронные сети человека перестраиваются, он перестает замечать, что замечал ранее, начинает видеть то, чего ранее не замечал. Что начинает видеть? В глаза бросается «уродство», другие люди начинают восприниматься как «карлы-уроды», их красоту и красоту мира человек перестает замечать.

О том, как мир начинает воспринимать «уродским» вследствие фиксации на алкоголе или на другом «аддиктивном агенте» рассказывается в беседах цикла «Зазеркалье».

Пункт 1. Уродливый мир. … Распад сознания. … «Уродский» или осознанный мир. … Красота зрится при способности воспринимать внутренние связи.
Пункт 2. Узел, связывающий все воедино. Стирание культурной идентичности, подчинение человека. Что можно назвать культурой, на чем она основывается? Разрушение культуры; раскультуривание. … Процесс формирования «картинки» «уродливого» мира. … утрата духовной активности; однобокая деятельность; распад понятий; мир видится «уродливым».
3. Процесс раскультуривания через наркотизацию. …. Формирование картинки «уродливого мира». Распад понятий, к которому ведет любая зависимость. Последствия употребления наркотиков – изменение личности и распад сознания.

Когда человек ступает на смертельную стезю, все вдруг пронизывается ослепительным светом, начинает казаться, что никакого бессмертия не существует. Уму представляется, что мысль о бессмертии является лишь плодом душевного смятения, которое было посеяно страхом смерти и усилено воображением. Сколько бы ни старались богословы и медики, как писал Лондон, «конец один – на свалке». Так за свою дружбу с алкоголем расплачивается человек приступами меланхолии.

Его сознание охватывается Белой Логикой, которую шлет своему поклоннику алкоголь. Человек, отравленный Белой Логикой, смотрит на жизнь «желчным взглядом немецкого философа-пессимиста». Добро становится злом, правда – обманом, жизнь – не более, чем шуткой.

Белая Логика – враг жизни, холодна и жестока, «как межзвездные пространства,

как труп, как лед неопровержимых доказательств и незабываемых фактов», как казалось Лондону. Озираясь вокруг, он видел лишь «безжалостное непрерывное разрушение – результат естественного отбора». Белая Логикой, заставляя Лонда раскрыть и читать книги, педантично развенчивала поэзию и красоту жизни, – «Все суета и тлен!».

Находясь в потоке бреда, человек абсолютной убежденный в своей правоте, видит в жизни только дурное. Жена, дети и друзья представляются ему лицемерами и обманщиками, он замечает в них лишь мелочность и ничтожество. Ему кажется, что он увидел их насквозь, что раскусил их понял, как убоги эти «жалкие смертные». В то же время писатель «продолжал создавать произведения, исполненные чистоты, здоровья, искренности», в которых ни йоту не было пессимизма. Болезнь указала ему путь, он понял, что ему не обойтись без иллюзий, и вот он стал воспевать то, что, по его мнению, являлось иллюзиями. Он писал «чистые, бодрые, оптимистические произведения, внушающие любовь к жизни».

Чтобы быть снисходительным к пошлостям, изрекаемым глупцами, Джеку Лондону нужен был алкоголь. Алкоголь помогал смеяться, когда было несмешно.

Начиналось катастрофа с того, что писатель стал срывать покровы с правды. И когда он сорвал все покровы, он отступил, потрясенный. Искусство и культура, рассмотренные им сквозь факты биологии, стали восприниматься как смешные. Так он потерял веру во все, кроме человечества. Вера в народ спасла его от самоубийства, о котором он думал.

Но потом и то, за что он боролся, его обмануло. Он презирал успех, слова казались ему мертвым пеплом, люди из высоких слоев общества казались ему убогими в умственном отношении. «Женская любовь стоила не больше всего прочего».

Лондон перестал испытывать удовлетворение в обществе людей, общение с ними все менее радовало и согревало душу. Ему «наскучило пошлое воркованье дам и напыщенные, высокомерные речи тупых невежд – мужчин». Общение с людьми становилось для него все неприятнее и тягостнее (узнается Мартин Иден!).

Человек воспринимался им как «одетый в платье зверь, сумевший возвыситься над остальным звериным миром по той счастливой случайности, что задние лапы у него оказались более устойчивы». Таким человеком «управляют чудовищные звериные побуждения, он весь состоит из обрывков неосознанных древних инстинктов». И этот человек, как внушала Лондону, издеваясь над ним, Белая Логика, даже не подозревает, что он – призрак. Человек, мол, раб обмана, именуемого жизнью. Этот человек, мол, верит в загробную жизнь и хочет видеть себя бестелесным духом, верит, что вселенная создана для него, что ему суждено оставаться бессмертным.

Боясь, что покончит с собой выстрелом из револьвера, Лондон отдал свое оружие друзьям и попросил его спрятать. Приступы тоски мучили его даже тогда, когда он путешествовал по своему огромному поместью. У него – обширные земли и большой дом, у него – отменное здоровье и семья. А между тем, глядя на красоту природы, он ощущал горечь. Гляди на свои земли он подмечал не красоту земли. Ум его начинал погружаться в мысли о людях, которые хлебнули горя на этих землях. «Эти люди умерли. Умру и я. … Их нет. И я знаю, что мне тоже скоро конец».

Белая Логика развенчивает красоту жизни и ее поэзию. Все начинает восприниматься как суета и тлен. Жизнь воспринимается как непрерывная ложь, безумная пляска и царство зыбких теней. Сам человек воспринимается, как шутка природы, как химический фокус. В женщинах Лондон видит лишь проявление грубого биологизма самок.

При том он не считал себя пессимистом, ему «просто всё надоело». Он считал, что слишком часто видел одно и то же. Считал, что хорошо знал подоплеку «парада муз», знал, как приводятся в движение «закулисные механизмы». И назойливого скрипа этих закулисных механизмов не могли в его ушах заглушить ни звонкое пение, ни заразительный смех. Общении с людьми становилось для него всё неприятнее и тягостнее.

Лондон пытался спорить с Белой Логикой. «Твой яркий свет – болезнь, – говорил он Ей, – ты всё лжешь». Белая Логика предлагает выпить и развернуть списки с информацией о тех людей, которые жили в поместье, купленном Лондоном. Сколько людей, оказывается, вписывало свои мена в документы на эти земли, но все они все эти люди погибли. «И вот я тоже, – писал Лондон, – скребу эту землю, вписав свое имя в ее летопись, но я тоже исчезну, и лист с моим именем истлеет».

Лондон спорит с Белой Логикой, та говорит ему: «…если ты не хочешь жизнь влачить, всегда ее ты волен прекратить». Лондон пытается развлечься, беседует с гостями, выпивает, окружает себя весельем. Но когда гости расходятся по своим комнатам (он принимал их в своем обширном доме) он вновь оставался наедине с Белой логикой. Она не покидала его, ибо он не в силах был ее переспорить.

Джек Лондон описывал, что происходило далее. Алкоголь помогал ему забыться и не думать в том русле, в котором его подначивала думать Белая Логика. Но со временем доза, необходимая для того, чтобы забыться, стала расти, что сказалось на его способности к творчеству. Писать, не выпив алкоголя, он уже не мог. Деградация стала наступать и на этом фронте.

Со временем сдало и здоровье, то самое железное здоровье, надеясь на которое, он принял сознательное решение не прекращать употреблять алкоголь. Здоровье стало сыпаться.

Мир стал безразличен, люди отвратительны, творчество и здоровье стали осыпаться, – суди сам, дорогой читатель, могли ли у Джека Лондона быть основания для самоубийства? К тому же, он сам зафиксировал свои размышления на эту тему. Не факт, что он покончил с собой, но его опыт сопоставим с опытом тех, кто покончил с собой.

Конечно, в опыте Лондона немалое значение имеет и тот фактор, который в аддиктологии называется алкогольной деградацией. Не все стремившиеся покончить с собой были охвачены процессом алкогольной деградацией, но здесь нужно учесть, что ведущие причины могут быть и не связаны с действием алкоголя.

СИТУАЦИЯ «НЕВОЗМОЖНОСТИ» И НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ

Опыт Джека Лондона сопоставим можно со множеством подобных историй. Давайте пройдемся по некоторым вехам процесса, с которым переплелась жизненная траектория писателя. Некоторые мысли будут даваться совсем кратко, так как подробно они изложены в цикле бесед «Искра жизни: Свет, сумерки, тьма». А также в цикле бесед «Горение сердца», текстовая версия которого представлена в одноименной статье. По сравнению с беседами в статье расширена 8-ая часть, добавлен раздел «Талант: Благословение или проклятие?».

В начале своей деятельности молодой человек способен обогащать свой внутренний мир за счет притока данных, поступающих в его сознание вследствие обмена информацией с другими людьми, средой. Человек вступает в общение, прислушивается, получает обратную связь. На основе обратной связи приходит к новым выводам.

Обогащаясь, он становится способным к встрече с успехом (социальным, финансовым). Сосредотачиваясь на успехе, применяя к себе идеи «избранности» и «особого социального статуса» человек рискует поддаться соблазну слиться с этими идеями.

В случае слияния он утрачивает основу, наличие которой обеспечивало саму возможность притока новых, обогащающий впечатлений. Ему отныне нечему учиться у мира, у людей.

С высоты своей успеха он все чаще говорит о людях как об «уродах», «неудачниках». На первых порах противопоставление «гениального себя» и «этой черни» действует возбуждающе. Ведь на фоне «черни» он смотрится словно «Мальчик-звезда» (помним, что с мальчиком в сказке произошло?)

Чтобы воспринимать новый опыт и непрестанного обогащаться, человек должен сохранять интерес к миру и к людям, способность изумляться. Но эта способность утрачивается человеком, поставившим себя на пьедестал.

Со временем мысль насчет того, что «все – уроды» перестает возбуждать. Мир начинает восприниматься как ядовитая среда. Уродство начинает видеться кругом. Бегство видится как невозможное («уродами» становятся близкие друзья и члены семьи). Сам мир начинается восприниматься как «уродский».

Одновременно рушится творчестве (у кого оно было) и способность генерировать свежие идеи в отношении профессиональной деятельности. Ведь связь с миром и людьми ослаблена, значит приток материала, из которого идеи «конструируются» значительно «мельчает».

Чтобы как-то себя простимулировать человек пытается встряхнуть себя психотехниками, тренингами, алкоголем, гипер-возбуждающими активностями. Но так как нередко реализация таких видов деятельности вступает в противоречие с совестью человека, его внутренним, глубинным ядром (данным от Бога!) Следствием деятельности, противоречащей тем законам, на основании которых это ядро развивается, является утрата способности генерировать идеи. Даже, – в отношении профессиональной деятельности.

См. главу «Тренинги, психопрактики, динамические медитации по Ошо, секты» из второй части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».

Сердце – глухо, ни на что почти не откликается. Не радует ни вкус еды, не привычные удовольствия, ни деньги, ни слава. Ничто не радует. И это еще победы.

Чтобы понять суть второй половины, можно обратиться к мыслям академика Ухтомского насчет того, каким образом в сознании совершается построение образа. Он считает, что так сознание занято высшими вопросами, внешнюю реальность оно анализирует наскоро. Вычленяет несколько признаков, например, во встречном человеке, а остальное достраивается, используя тот материал, который человек накопил в прошлом.

Если, например, в прошлом человек видел девять пьющих людей с красным носом, то есть риск, что когда он в десятый раз увидит человека с красным носом, то подумает: «алкаш». А, может, у этого десятого человека кожа в детстве была обморожена (реальный случай: коляска с младенцем стояла на улице, воздух был морозным; кожа на лице у человека с тех пор стала по временам краснеть).

То есть, если человек много читал, старался слушать людей, со временем он накапливает данные, которые позволяют ему видеть в других людях то, чего, по выражению Экзюпери, глазами не увидишь. Но накопление данных происходит, если человек пытался понять встречных людей и читаемых авторов. Если ему казалось, что «и вникать – нечего», так как «сходу все и так понятно», то, возможно, такой человек так ничему ни от людей, ни от авторов не научился.

В то время, как ему казалось, что он общался и читал, оказывалось, что слышал он только себя. Всегда имел дело лишь со своими трактовками и точками зрения, и за пределы своих представлений такой человек, получается, что вырваться не может (великолепно этот механизм саморазрушения описал священник Александр Ельчанинов в своей очень короткой, но невероятно насыщенной смыслами статье «Демонская твердыня. О гордости»).

Итак, человек сам мучает себя своими трактовками, в которых, как бы он того от себя ни скрывал, чувствуется ядовитый привкус. Поначалу это привкус еще можно заглушить внешней деятельностью, но потом глушить становится все тяжелее. Ведь все большее число людей начинаются восприниматься как «уроды». Когда окружающий мир с людьми и природой начинают восприниматься как «уродские» сбегать во внешнюю деятельность перестает получаться. Сбежать во внутрь тоже не выходит, так как если человек остается наедине с собой, его начинает «пожирать» Белая Логика.

Человек не может прорваться к миру, к людям, он заперт в клетке собственных представлений. Таковая цена гордости.

О том, как человек замуровывается в клетку, а также о том, какие предпосылки, реализуясь, дают ему возможно прикоснуться к полноте этого мира (в широком смысле этого слова) рассказывается, как было отмечено, в цикле бесед «Искра жизни: Свет, семерки тьма». А также – в первой части текста «Преодоление игрового механизма».

В беседах «Искра жизни…», помимо прочего, рассматривается работа Михаила Зощенко «Возвращенная молодость». В работе перечисляются ученые и деятели искусства, «сгоревшие» приблизительно к 37-40 годам. Перечисляя имена и факты биографии людей, серьёзно думавших, в том числе, и о самоубийстве, Михаил Зощенко ответа на поставленным им же вопрос не дает. Да, он пишет, что надо отдыхать, надо сменить точку зрения на происходящее. Но нежели у миллионеров, покончивших с собой, не было возможности отдохнуть?

Выйти из этого состояния «полного минуса» не получится путем признания одной какой-то мысли. Необходимо начать перестраивать свой образ жизни, свое отношение к людям, книгам. Нужно начать пересматривать свои оценки, верны ли они? В общем, необходимо начать определенную деятельности и начать идти по определенному пути, что так лаконично названо в Православии метанойей – изменением ума (покаяние).

Вследствие изменения образа жизни и образа отношения к Богу, к миру, к другим людям, к событиям и вещам, меняется и способ восприятия человеком действительности. Тот, кто сам начал помогать другим, вдруг начинает замечать, что в мире есть добрые люди. Когда он начал помогать другим, активировались даже и на физиологическом уровне определенные системы мозга. И глядя на мир сквозь призму активированных нейронных сетей, он вдруг начинает узнавать в мире то, чего ранее не узнавал.

См. также о том, как в восприятии мира появляется глубина, в части 1-ой текста «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)», в главе «О значении деятельности в постижении духовных понятий».

Меняется линза восприятия, сквозь призму которой человек смотрел на мир. Там, где виделись одни тупики, он видит дверь. Он начинает понимать: мысль, что его окружают лишь «карлы-уроды», была ошибочной. Понимает, что на людей он смотрел таким образом, потому что сам вел себя как «карл-урод».

Мир начинает показывать свою палитру, на которое сердце начинает отзываться гаммой переживаний. Прямо – как в детстве, когда, по словам Петра Мамонова, ребенок выходил на улицу, видел солнце и радовался.

Сам Петр Мамонов – известный музыкант «уперся в угол» «своим щенячим носом» в 45 лет.

СИТУАЦИЯ НЕВОЗМОЖНОСТИ И ВЫХОД ИЗ НЕЕ ПЕТРА МАМОНОВА

Вот что он рассказывает о себе (его слова из разных источников[4] сведены в один текст и переданы не везде дословно):

Я не люблю себя прежнего, потому что дух был ужасный. Дух творит себе формы, и духовные законы [действуют также непреложно] как и законы физики.

Я жил очень плохо. Я жил только для себя, только искал кайфа, наслаждений и удовольствий. Искал блаженства всю свою сознательную жизнь, только не там искал.

И мне стало незачем жить в 45 лет. У меня было все: жена, деньги, дети, прекрасная и любимая работа, дом. Всё [было]. Мне стало незачем утром вставать. Хоть – в петлю.

У меня все есть, а мне незачем жить. Почему? Сейчас я знаю – потому что без Бога. Без Бога не до порога. Всюду Бог, а ты без Бога – вот и начинается маята.

Раньше я был один. Это было одиночество среди толпы. А теперь я не один. И в вечности … Если ты его узнал за эту жизнь, ты будешь с Ним. Если ты его за эту жизнь не узнал – стоп, ты будешь без Него. Вот тебе и рай, и ад. Вот они и ангелы, и демоны. Вот они в чем. Вся эта жизнь нужна только для того, чтобы погрузиться в вечность. Каким?

Вот то, что я успею за эту жизнь. Научусь ли я прощать, слушать других? Быть добрым, незлым, не раздражаться, не гневаться, не обижаться. Вот это я возьму с собой в вечность, навсегда.

Одиночество может быть в толпе, а можешь сидеть один и ни от кого не прятаться и работать в глубине своей души. [Теперь] я совсем не один. У меня расширился круг людей. Сейчас мой круг – вся страна.

Я строк позорных не смываю. Но я с отвращением листаю жизнь свою. Отринул те годы, не зачеркиваю их. Я плачу об этом.

Прошу у Бога помощи, чтобы мне измениться. Я помню, как жилось мне в этом облике. Жилось мне очень страшно и плохо. Как сейчас мне стало немного легче жить, мне стало легче общаться с людьми.

Не отказ (от прошлой жизни), а перемена. Называется это покаяние. В переводе с греческого – изменение мыслей.

Я стал видеть больше хорошего в людях. Почему? У меня взгляд изменился. Какие мы – то и мы и видим в других людях [сравн. со словами Джека Лондона о людях].

[Брат пригласил посмотреть участок земли]. Приехал. Посмотрел. Я встал со всем своим ужасом, со всей своей тоской. Сосны. Небо. И я подумал – вот здесь я и лягу. Все. Не знаю почему. Господь меня привел. Господь меня сберег.

Жить по чувствам нельзя. Жить надо по закону. Христос не как пастух гонит стадо с хлыстом впереди себя. Он идет впереди стада и зовет. Кто хочет – тот идет. Никаких «нельзя» и «можно» нет. Если за Христом хочешь, тогда так. Если не хочешь за Христом – дело твое. За гробом посмотрим.

– А представляете, там ничего нет? – спрашивает Петра Мамонова ведущая.

– Я там был. [Был] и опыт клинической смерти реальный, и опыт [был], когда – Дух Святой. Вот посмотри – звезды, луна, солнце, деревья – неужели это все само? Вот когда я уперся своим щенячьим носом в этот угол в 45 лет своими мыслями: «Церковь, попы, все – в золоте, лучше б людям раздали!». Я был яростным ненавистником. А вот когда мне стало вот так – хоть в петлю, подумал – дай-ка разберусь с этим Богом, что они там – в темноте – со свечками? Я открыл молитвослов, смотрю – там все, что мне надо. У меня первые четыре молитвочки отмечено из двадцати, с которыми я согласен.

А потом в Киеве есть в одном храме Божия Матерь 12 века на вогнутом таком… я как встал там, как у меня хлынули слезы. Как пробило меня. Слезы просто потоком хлынули, ручьем. Я думаю – так больше невозможно. А потом – Евангелие.

А смотрю – блудный сын, который все пропил прогулял с проститутками, жрать нечего стало. И думает пойти к отцу хоть в наемные работники, в батраки. Пойду к нему. И пошел бедненький. Весь трясущийся пошел. А отец выбежал ему навстречу и перстень ему на руку, устроил пир. И я думаю – вот это я, вот он я. Иду к Богу. К этому Отцу. Господи, прости меня.

И потом опять туда. Двадцать лет так. Хоть пить бросил, кайфы` всякие. Вот такие дела. И Господь, когда увидел, что я действительно хочу (никогда, не то, чтобы год не буду, а потом…)… Я шарю в себе, а у меня нет этого желания. И так со всеми гадостями. Со всеми. С отношениями к жене, детям. Труды. Но как пишет Исаак Сирин – путь, проложенный страдальческими стопами Святых. Вот я это знаю. Я так хочу.

Вера вдруг пришла – как обухом. Смысл появился: вечная жизнь и счастье всегда. Читаю Святых отцов, Библию, стараюсь жить по Божиим законам. Тяжело. Иногда так колбасит. Чувствую, как мои предки в эти минуты меня из ада за уши тянут. Прадед мой был протоиереем собора Василия Блаженного.

Смерти нет. Я же верю в это. Наша жизнь – ребеночек сидит в утробе матери вниз головой. Темно, вода. И думает – вот это жизнь. Выскочил, а тут горы, леса, поля, звезды. А ТАМ такое, что мы вообще представить себе не можем.

Это крутейшая история. Это настоящее подлинное счастье. Это настоящая правда. Никаких можно – нельзя, никаких шлагбаумов нет. Там свет и раскрывается все больше и больше, как солнце освещает пыльную за зиму комнату, то сразу видишь всю грязь по углам. Так и в собственной душе.

Я очень счастлив. Я счастлив каждый день. Правда. Множество скорбей, гадких мыслей. Но я счастлив. Мне все ясно. Хорошо просто так, на пустом месте. Я знаю – стратегическую часть я решил. В тактике плутаю до сих пор. И буду плутать до гроба. Эта дилемма «черти – ангелы» будет до гроба. К этому надо быть готовым. Ничего страшного нет. Наше дело идти. Богу нужен не результат, а движение наше в Его сторону. Упал – вставай. Выбирай человек. Третьего стула нет. Если во всем и всегда будем обвинять себя, то всюду найдем покой. Исайя отшельник VI век.

Человек – это луч. Начало есть и нет конца. Мы будем жить всегда. И будет новая плоть, и будет новое имя. И то, какими мы умрем – центрообразующая сила новой плоти. Вот, что нам вера дает. Вот что говорит нам Господь. Я в это верю. Я не верю, что Бог есть. Это ясно и так. Я верю каждому слову. Он обещал, значит так оно и есть. Чем больше я буду с Богом соединяться, тем меньше у меня будет страхов. Христос есть. Жив. С нами до скончания века. Мы и рядом стоит Господь и видит.

[1] Заволожин А.С. РЕФЕРАТ по дисциплине «История и философия науки» на тему «Язык философии и его некоторые медицинские аспекты».

[2] Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций.

[3] Кардашян Р.А., д.м.н. РУДН.

[4] Пётр Мамонов: ангелы и демоны. Док-ток. Выпуск от 11.02.2021;  Пётр Мамонов: о своём 70-летии, мечте встретить старость в богатстве и с девочками, TikToke и бесах; Пётр Мамонов в реабилитационном центре “Ручей” (Псковская область); Пётр Мамонов – из книги «Непознанный мир веры».