Соловецкий листок

Прокопий (Пащенко), иером. Детям – жизнь от родителей или родителям – жизнь от детей?

4 мая 2020 г.

О родителях много пишут и говорят. Что пишут и что говорят? Что «во всем» виноваты именно они, это они «травмировали» детей, «не долюбили» их, «не поняли». Детские суициды, наркомания, а также – «взрослые» – алкоголизм, разводы, неумение и нежелание работать, апатия, сломанные жизни – все это родители – смерть им! При малейшей попытке возразить, валится вал ссылок на работы по психологии с посылом: приговор окончателен и обжалованию не подлежит!

Римский Колизей – дать подняться или добить?

В седой древности, в Риме, в театре Колизей на потеху публике выводили людей, приготовленных на час кровавого развлечения. Кого-то из них специально обученный боец мог экстравагантно проткнуть копьем / мечом или каким-либо орудием. Затем к поверженному наземь приставив острие, этот (специально обученный) ждал решения присутствующих: дать поверженному поднять и уйти живым или добить его?

Присутствующие свое решение выражали так же, как и сейчас выражают в отношении какого-нибудь видео ролика, размещенного в сети. Жить ролику в сети в топовых позиций – рука с пальцем вверх. Не жить ролику в топе, а пресмыкаться в нижних строчках – рука с пальцем вниз.

На современную арену Колизея выведены родители как класс / формация / подвид Homo sapiens. Решается вопрос: дать им поднять или добить их.

О родителях много пишут и говорят. Что пишут и что говорят? Что «во всем» виноваты именно они, это они «травмировали» детей, «не долюбили» их, «не поняли». Детские суициды, наркомания, а также – «взрослые» – алкоголизм, разводы, неумение и нежелание работать, апатия, сломанные жизни – все это родители – смерть им!

При малейшей попытке возразить, валится вал ссылок на работы по психологии с посылом: приговор окончателен и обжалованию не подлежит! Присутствующие поднимаются и в экстазе тянут палец вверх, ведь их такой поворот дела устраивает.

Снимается личная ответственность за собственный выбор, поднимая палец вверх ты оказываешься словно убеленным чей-то кровью. В случае жизненной неудачи ты всегда можешь сослаться на, что тебя «не долюбили» и потому «ты такой вырос». Смерть им! – вторят присутствующие в ответ на лозунги обвинения.

Но что это? Как только палачи (специально обученные) добили всех родителей, тут же преторианцы погнали всех присутствующих на арену – в те же лужи крови. Оказывается, присутствующие успели сами стать родителями и нашлись те, кто заявил, что был этими родителями «не долюблен» и «травмирован».

Тот, кто не сумел простить родителей (даже, если они в чем-то и были виноваты), тот, кто живет, культивируя обиду и чувство собственной ими (родителями) ущемленности, тот, сам того не замечая, формирует в себе особое состояние нервной системы. Сквозь это состояние нервной системы он смотрит на мир, совершает выбор «второй половинки», принимает решения, связанные с процессом воспитания собственных детей. Создав семью, родив детей, он им и прочим домочадцам, хочет того или нет, на вербальном и на невербальном уровне транслирует свою надломленность, свое агрессивное отношение к родителям (смерть им!). И его собственные дети включаются в создаваемую им матрицу домашнего быта и усваивают такое отношение как норму поведения (если, конечно, у них не появляется опора на мировоззрение иного плана, позволяющее соблюдать «внутреннюю гигиену» в отношении идей, транслируемых совне и поражающими мозг в случае некритичного их усвоения).

Что происходит, когда дети не видят, что их мамы и папы по-человечески относятся к своим родителям? Дети отказывают в таковом отношении и своим родителям (включаются в проносящийся сквозь века вой / вопль «Смерть им!»)

Вот и получается, что пафос победы и эйфория, испытанные при виде публичного побиения камнями (закалывания ножами) родителей, были недолги. Выросшие дети тащат «победителей» туда же – к позорному столбу.

Вспоминает старая притча про кладбище стариков. В древности (и эта древность в виде эвтаназии возвращается) стариков еще живых свозили в лес на саночках умирать (варианты умерщвления были разными). Логика была в том, что никто не хотел кормить человека, который не мог физически работать. И вот папа с маленьким сыном везут дедушку (еще живого!) в лес на саночках. Когда они довезли дедушку до места назначения и пошли домой, сын спросил папу, зачем тот оставил в лесу саночки. «Они нам больше не нужны, сынок», – ответил папа. «А как же я тебя повезу, когда ты состаришься», – спросил сын. Папа задумался… «Знаешь, что сынок, – после раздумий ответил папа, – давай вернемся за дедушкой».

Выше было отмечено, что в случае добровольного принятия внутрь своей жизни обиды и непрощения со временем формируется особое состояние нервной системы. Слова о формировании особого состояния нервной системы, сквозь призму которого человек будет смотреть на мир (и, соответственно, не будет видеть в мире ничего хорошего) основаны на учении академика Ухтомского. Ухтомский считал, что рождающиеся поколения являются судом и возмездием для отцов. Вновь рождающееся поколение закрепляет, осуществляется и воплощает те зачатки и неясные замыслы, «которые носились втайне предками и отцами!» То, о чем едва думалось, теперь начинает действовать в реальной истории. В факте возмездия сказывается, куда была направлена культура отцов. Была ли это культура человека, ведущего животный образ жизни, «замкнутого в себе и в своей индивидуалистической слепоте к другому, или культура преодоления себя ради другого».

В последующий поколениях для одних подчеркивается закон возмездия, а для других подчеркивается «закон любви и общественного роста». С одной стороны, дети являются историческим возмездием для своих отцов, но они же в других случаях являются увеличением любви, которая в зачатках осуществлялась отцами.

«В первом случае дети преимущественно уничтожают дело отцов, в свою очередь уничтожаясь своими детьми и внуками. Тут “смена” есть уничтожение прежнего. Во втором случае дети продолжают и укрепляют обновленными силами дело отцов. Тут “смена” есть углубляющееся продолжение».

Один жизненный принцип порождает «последовательное пожирание отцов детьми, вроде родословной римских цезарей или родословия крыс и кроликов». Другой жизненный принцип порождает, «родословие от отца племен Авраама через Исаака и Иакова до Христа» – последовательная развитие любви как принципа жизни![1]

Иными словами, сегодняшние дети (которые завтра сами станут родителями), поднимая палец вверх или давая шанс своим родителям выжить, сами выбирают то будущее, ту родословную цепочку, в которую будут сами включены. Даже, если родители и были включены в родословие последовательного «пожирания отцов детьми», кто-то должен остановить этот поезд, мчащийся к обрыву.

Вот ты прощаешь, ты находишь мужество любить и протянуть руку примирения. Если так, есть шанс, что подобным образом в отношении тебя поступят и твои дети.

Введение в проблему

Как было отмечено, много пишут и говорят, что во всех проблемах детей (которые, вот, – пародокс, тоже скоро станут родителями со всеми вытекающими ниже последствиями) виноваты родители, которые «травмировали», «не долюбили», «не поняли». При малейшей попытке возразить, валится вал ссылок на работы по психологии с посылом: приговор окончателен и обжалованию не подлежит!

Необходимо учесть, что, как в данном случае, так и в других, побеждает более системное видение вопроса. И даже более – не только самого вопроса, но и, если хотите, – видения своего рода, «экосистемы», «умвельта», в которые разбираемый вопрос вписан и включен.

Иными словами, возьмем ситуацию, при которой кто-то утверждает, что некая девушка не может построить своей жизни только потому, что получила психотравму от мамы. И этот кто-то утверждает, что девушка ни в коем случае не должна прощать свою маму, а должна «прорабатывать» свои травмы и повышать своей градус «счастья-счастья».

Как к данной ситуации относится принцип «умвельта» (в кавычки это слово берется, потому что оно заимствовано из сферы биологии)? Утверждающий изложенные принципы должен предъявить не только собственное мнение по разбираемому вопросу, но и объемное понимание таких явлений / процессов как: травма, ее преодоление, последствия для психики избрания стратегии прощения или непрощения.

Если человек вместо описания структуры процессов дает ссылки на вал статей и книжек, то «это не считается». Вал статьей и книжек может быть также основан на личном мнении их авторов. Цитируемые авторы должны демонстрировать не только мнение (я считаю), но – предоставить аргументацию, основанную на анализе явлений / процессов. Если человек что-то утверждающий ссылается на вал цитируемой литературы, то наличие многих ссылок – вовсе не факт, что доказывает его правоту.

Вопрос об источниках

Эту мысль неоднократно озвучивал Нассим Талеб в своей книге «Рискуя собственной шкурой». Он отмечал, что если авторы на «собственной шкуре» не проходили того, о чем пишут или в отношении чего принимают решения, то их публикация и рекомендации мало чего стоят. Также от отмечал, что массив литературы по какому-либо вопросу может создаваться взаимно поддерживающими друг друга авторами, то есть массив может быть вызван наличием определенной коалиции в научных кругах, в вовсе не справедливостью транслируемой точки зрения.

Выводы, транслируемые в таких публикациях, не выдерживают проверки временем, так как не учитывают фундаментальных принципов, обеспечивающих выживание человека / экономической модели / общества. Принцип проверки временем и выживаемостью Талеб назвал эффектом Линди [промоутеры могут сколько угодно говорить о эффективности новой экономической стратегии, но вызванный этой стратегией коллапс покажет несостоятельность их доказательной базы]. Авторы, не предъявляющие серьезных доказательств, ссылаются друг на друга, создавая впечатление того, что вопрос решен всеобще и на самом высоком уровне.

Но в данном случае, как пишет Талеб, люли «отказываются понимать, что “престижные” публикации, осуществиться которым помогают отзывы коллег (по принципу “рука руку моет”), несовместимы с Линди – они означают всего-навсего, что некая группа влиятельных (сегодня) людей довольна вашей работой»[2].

Талеб также предупреждает, что выводы непроверенные временем, пусть и подкрепленные ссылками на чьи-то работы, могут оказаться ложными. Он пишет, что «когда бабушка или другие пожилые люди дают вам совет, он работает в девяноста случаях из ста» [потому что у бабушки и у людей поживших на белом свете есть жизненный опыт]. «Вто же время … то, что написано психологами и бихевиористами, верно меньше чем в десяти случаях из ста … была предпринята попытка воспроизвести результаты, изложенные в ста психологических статьях из научных журналов за 2008 год; это удалось всего в 39 случаях. … То же самое наблюдается в медицине и нейробиологии»[3].

То есть иными словами, навалом ссылок на психологическую литературу не стоит смущаться. Совпадение результатов в результате перепроверки (то есть данные, полученные в ходе исследования были перепроверены) только в 39 случаях показывает, что более половины выводов, представленных массивом литературы, оказались, как нынче модно говорить, фейковыми.

Либо эксперимент был проведен слишком в рафинированных условиях (во время эксперимента не учитывались влияния, реализуемые в реальной жизни), либо выборка была маловата. А что если и по «родительскому вопросу» нас «бомбят» цитатами из той группы в 61%?

О том, что означает попасть под град цитат и быть им изрешеченным, свидетельствует опыт известного публициста И.А. Солоневича, бежавшего в эпоху репрессий из советского концлагеря и оказавшего в Германии. Прибыл он в Германию накануне Второй Мировой Войны. Немецким профессорам, генералом и прочему люду он пытался объяснить последствия для Германии вторжения в СССР.

Немецкие профессора, изучавшие Россию по книжкам, не понимали того, что понимал простой «Мюллер» [Солоневеч Мюллером называл простого крестьянина, не читавшего книжек, но имевшего жизненный опыт]. Например, в случае вторжения Германия рассчитывала воспользоваться сетью российских железных дорог. Но кроме простого Мюллера, которому придется месить сапогами грязь бездорожья, никто не понимал, что тонкая сеть железных дорог в России будет взрывать каждый день на каждом перегоне. Одна дорога на сто километров, и эти сто «километров будут во власти партизан».

Немецкие прогнозы, предвещавшие победу, были блестящими. И вот в реальной жизни (по Талебу – эффект Линди) «научные прогнозы генерала Кайтеля проваливаются истинно блестящим образом: партизанщина съедает военную машину “по винтикам, по кирпичикам”. И сталинградский рычаг этой машины остался без снабжения…» Солоневич еще до войны пытался объяснить генералу Кейтелю, что его солдатом придется на собственной шкуре прочувствовать, что такое партизанская война. Но генерал Кейтель не принял всерьез предостережения Солоневича насчет партизан.

Примечательны заметки Солоневича о профессуре. Так один немецкий профессор был, с точки зрения Солоневича, «как вьючный осел тщедушная спина которого изнемогла под тяжким грузом полных собраний сочинений и спинной мозг которого высох от цитат».

Профессор был с головы до ног набит цитатами, сквозь броню которых не проникнет ни одна живая, нормальная человеческая мысль и ни одно живое человеческое наблюдение. Он помнил все цитаты наизусть. Но он не понимал ничего. Ничего, имеющего отношение к человеческой жизни и человеческой истории.

Сливки германской интеллигенции были абсолютно убеждены в победе. Цитаты, приводимые в подтверждение такого исхода войны, были совершенно неопровержимы. Они выстраивались истинно железным строем и прорвать этот строй не было никакой возможности. Они цеплялись друг за друга – от Демокрита до Шпенглера, они были связаны железной исторической и логической последовательностью, они не оставляли ни одного незащищенного места и все они не стоили ни копейки. Но они были неопровержимы.

Немцы, в среднем, довольно хорошо знают русскую литературу. Но о Сталинграде ни у Достоевского, ни у Чехова, ни даже у Гегеля и Клаузевица не было сказано ничего.

«Я вел, – пишет Солоневич, – бесконечные споры с немецкой профессурой. Немецкая профессура била меня цитатами как хотела: загоняла в угол и нокаутировала на первом же раунде. … На мою голову вытряхивали целые картотеки из философии просто, из философии войны, из той геополитики, которую генерал Б. А. Хольмстон искренне считает наукой … . Вообще, это было жалкое зрелище. Заканчивались эти зрелища стандартно. Я, загнанный в угол, говорил: “Ну, посмотрим до Берлина”. Профессора смеялись и говорили: “Ну, посмотрим до Москвы – или до Урала”. Дело кончилось в Берлине».

«Для немецкой интеллигенции все было абсолютно бесспорно», согласно Гегелю «мировой дух» обитал в Берлине. «Маршала Соколовского [громившего немецкие войска] Гегель как-то не предвидел»[4].

То есть немецкая профессура, изучавшая Россию по книжкам, засыпала Солоневича цитатами, из которых следовало, что победа Германии – неизбежна.

Солоневич не имел возможности прорубить лес цитат, выстроенных совокупным валом профессорских речей и книжек. Ладно, сказал он, подождем до Берлина (то есть, до времени, когда советские войска войдут в Берлин, разгромив немецкую армию). Нет, дождемся до Москвы, – отвечала профессура.

Не в положении ли Солоневича находится кто-то, предупреждающую девушку, которая морально приготовилась бросить камень в родителей и говорящий: «Понятно, что тебе непросто, но не бросай камень в родителей, бросишь – не сложится жизнь»? «Нет, брошу, – отвечает девушка, – и очень даже сложится, и буду счастлива, и ничуть не пожалею, ни сколечки и ни капельки».

Дождались до Берлина…

Девушка одна и девушку другая

…Одна девушка работала в стрип-баре, образ жизни вела соответствующий: мужчины, мужчины и еще раз мужчины. Но так как женский организм не предназначен для того, чтобы быть «проходным двором», логично, что начался гормональный сбой (здесь никто никого не хочет обидеть, просто перефразируются общеизвестные слова гинеколога Романа Гетманов, насчет того, что «если у женщины за жизнь было более пяти половых партнеров», то «почти всегда возникают хронические воспалительные заболевания придатков и непроходимость труб»[5])

За сбоем – лечение. За лечением – ожирение. Что-то пошло в жизни девушки не так, она стала очень конфликтной, стала подавать на всех в суды. Ярость, захлестывающая ее, устрашает мыслью о возможном и приближающемся безумии. Маятник раскачивается… Точнее раскачивает его сама девушка.

И как Вы думаете, кто с ее точки зрения виноват? Ну, конечно. Кто же еще? Во всем виновата мама, которая, с точки зрения девушки, нанесла ей психотравму.

Если девушка не сумеет преодолеть (даже, если мама и вправду что-то такое сделала) свою обиду, она не сумеет увидеть своего участия в том системном и масштабной кризисе, который поразил все уровни её жизни. Не сумеет увидеть своего участия, – не сумеет ничего исправить.

Какие шансы у нее тогда, чтобы не превратиться с годами с незрезлое, инфантилизированное существо, находящееся в неизбывной тревоге, которую она будет надеяться «аннигилировать» бесконечными тренингами личностного роста?

Дети живут без смысла, хаотизированно вступают в интимные связи и пр.. Естественно, что на таком фоне нарастают серьезные психологические проблемы. Для детей слова о том, что жизнь рушится только потому, что их родители травмировали, – сродни наркотической инъекции. Эти слова опьяняют, снимают личную ответственность, обещают иллюзорный выход. Почему – иллюзорный? Подростку говорят: проработки травмы, перепросмотры, работа с чувствами сделают тебя свободным счастливым человеком. Но годы идут, деньги уходят на психотерапевтические сессии, а свободы и счастья как-то все не прибавляется.

Да, такого рода литературы много. На нее ссылаются. Но с другой стороны есть и люди, которые годами читали такую литературу, а потом поняли, что ходят по кругу.

Что-то сродни ретритам для предпринимателей. Обещают научить креативному бизнесу через «обучению счастью» но по факту просто вводят человека с помощью несложных техник в измененное состояние сознание, при котором человек уже не может адекватно воспринимать ни внешнюю реальность, ни внутреннюю (см. «Тренинги, психопрактики, динамические медитации по Ошо, секты» из второй части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)»).

Обвинение родителей – «вечный бизнес». Каждому новому поколению говорят, что виновато поколение предыдущее, мол, «брось в то поколение камень и “все” пройдет». Но бросающий камень не в курсе, наверное, что его детям скажут то же самое в отношении него самого, и он на своей шкуре испытает, что значит быть побиваемым камнями.

Тот, кто не простит родителей, рискует сформировать в себе паталогическую доминанту, сквозь призму которой будет далее смотреть на жизнь. И… видеть одни тупики.

Как девушка, не простившая родителей, будет строить отношения с мужем, с детьми? Где-то «на дне» будет жить истерика, которое, как только сознание будет «притушено» усталостью или стрессом, будет вырываться наружу.

Победить травму, если она и была, можно только любовью, сформирован бодрую, как ее назвал академик Ухтомский, доминанту на лицо другого. Доминанта – очаг в коре головного мозга, стягивающий к себе импульсы, поступающие в сознание; вследствие возбуждения доминанты в прочих в прочих отделах коры головного мозга разливаются процессы торможения. Иными словами, простивший и любящий, будет смотреть на мир, и мир будет казаться ему полным любви и перспектив. Зло, даже и видимое вокруг и сознаваемое, не будет довлеть над таким человеком.

Бытие и встречные лица, пишет Ухтомский, «открывается по содержанию именно таким, каким их человек себе заслужил: доброму – добрые, злому – злые, любящему – любящие». «Лицо другого человека, открывается таким, каким я его заслужил всем своим прошлым и тем, что я есть сейчас»[6].

Через посредство состояния своей нервной системы мы вступает в контакт с миром и людьми. Мы можем воспринимать лишь то, к чему подготовлено наше поведение. Нам кажется, мы принимаем решение и действуем на основании того, как представляем положение вещей, а фактически мы и существующее положение вещей видим сквозь призму наших доминант, в прямой зависимости от того, как мы дей­ствуем. «Бесценные вещи и бесценные области реального бытия проходят мимо наших ушей и наших глаз,— замечает Ухтомский,— если не подготовлены уши, чтобы слышать, и не подготовлены глаза, чтобы видеть».

Под влиянием доминирующих тенденций «подби­раются впечатления, образы, убеждения». Мировоззрение, по Ухтом­скому, «всегда стоит своего носителя, точно так же, как картина запечатлевает лишь то и так, что и как умел видеть художник»[7].

Если человек в какой-то момент жизни оказался не на высоте и при том не хочет посмотреть правде глаза, то в нем создается мучительное противоречие (ведь часть его существа знает, что он оказался не на высоте). В этом случае возникает риск возникновения бредовой системы, суть которой – «объяснить самому себе получившийся новый опыт». Если человек не хочет признавать своей вины в совершенном, то освобождение от раскола (мнимое) «будет достигнуто в бредовой теории, что я – предмет безвинного преследования. И тот, кто начал с самоизвинения, придет в конце к тому, что все виноваты, кроме него, а он, столь исключительный, есть величайший!»[8]

Иными словам сознание человека придет к такому состоянию, что перестанет воспринимать адекватно подлинное положение дел. Мозг у нас один и сердце тоже. Добровольно закрыв глаза на один факт в нашей жизни, мы по необходимости слепнем в отношении всей дальнейшей жизни.

Не простивший и ненавидящий будет сквозь эту призму смотреть на мир. Понятно, что ему будет жить некомфортно, и он, возможно, попытается с помощью психотехник «поднять самооценку», вводя себя в состояние эйфории. Оборотной стороной таких техник является постепенный отрыв от реальности. Человек сосредоточенный на своем идеализированном образе (он силой воображения продуцирует в сознании образ успешного, беспроблемного человека, которым он хотел бы быть), все менее и менее оказывается способен совершать адекватные шаги в реальности. Он не понимает отличия между «делать реальные шаги» (взять и простить, например) от «мечтай побольше и все будет круто».

О том, что стоит лишь продуцировать в сознании нужный образ, чтобы изменилась внешняя жизнь, говорят и пишут много. Те из ребят, которые подвергались нападениям во дворах знают, что такое продуцирование ни к чему не приводит. Они знают, что можно посмотреть боевик, завестись и сказать себе: «Я их всех порву». Но во время критической ситуации всплывет лишь то, что ты реально имеешь. Если ты в реальной жизни не тренировался, то в критической ситуации тебя захлестнет страх (специалисты говорят, что в критической ситуации всплывет низший уровень твоей ежедневной тренированности; низший в том смысле, что некоторые тренировки проходят с большим подъемом, некоторые – с меньшим, в критической ситуации всплывет лишь то, что – без подъема, то, что стало базой).

Теперь – ближе к истории другой девушки…

Статьи и материалы автора

Вопрос о попытке преодолеть травматический опыт путем продуцирования в себе идеализированного образа, а также путем обвинения «мамы» разбирался в цикле бесед «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты» в пунктах 20–25. Несколько об этих лекциях рассказывается в первой части статьи с одноименным названием.

Некоторые идеи, высказанные в лекциях, в кратком виде изложены в ответе «Мучительные воспоминания о прошлом (обиды на родителей и на Бога, сожаление об упущенных возможностях и проч.)». Этот ответ построен с учетом учения академика Ухтомского о доминанте.

Основные идеи, озвученные в ответе и в лекциях, стягиваются к истории другой девушки. Она пережила трудное детство, у нее были непростые отношения с мамой, точнее – ее жизнь была отравлена обидой на маму. Девушка сжигается досадой вследствие тотального чувства одиночества, несмотря на то, что молода, умна и симпатична. Ее лицо запечатлено отталкивающих других людей печатью. Смысл этой печати – в обиде на всех и на вся – «почему у других есть все, а у меня нет ничего?» Ее история и ответ, данный на ее ситуацию, приводится в третьей части статьи «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты» в главе «История девушки, жившей с обидой на маму».

Как становится понятно из названия статьи, история девушки разбирается с учетом системных взаимосвязей в травматическом «умвельте». Как животное, может существовать в определенном умвельте, предоставляющем набор условий для существования, так и травматический опыт может корениться в человеке лишь при определенных условиях.

Если человек преодолевает эти условия (например, прорывает капсулу замозамкнутости на свою проблему по принципу «я и мое горе»; при такой замозамкнутости остальной мир либо «не существует», либо – «подождет»), выходит к конструктиву, то доминанта травматического опыта перестраивается, травматический опыт перестает быть организующим началом жизни.

Во второй части той же статьи (ожидаемое время публикации – май 2020 года) травматический опыт представлен в виде некогда пережитого состояния нервной системы и потом возобновляемого. Каждый раз, когда болезненное состояние нервной системы приходит в движение, оно обогащается новыми откликами и еще более закрепляется, если человек совершает поступки или «мыслит мысли» в русле текущего состояния. То есть речь идет о обиде, и воспоминания вдруг нахлынули, то если человек начнет метаться и говорить гадости о обидчике, в следующий раз эта доминанта (состояние нервной системы) вернется обогащенной и усиленной.

Во второй части разбираются различные варианты преодоления травмы (полученной в результате сексуального насилия, полученной на войне и пр.). Здесь в связи с темой непрощения / прощения вкратце стоит упомянуть разбираемый в статье автобиографический роман Эрика Ломакса «Возмездие».

Эрик во время Второй Мировой Войны некоторое время находился в японском плену, где был подвергаем пыткам. Вернувшись домой он понял, что не может забыть пережитого. В его сознании наиболее ярко был представлен образ японца-переводчика, обращавшего к нему во время пыток. Однажды Эрик узнал, что японец жив. У Эрика не было в планах прощать его, планы были самые радикальные. Но Эрик простил.

Примечательно, что глыба травматического опыта многие годы (десятилетия) давившая его (визуально представлено в одноименной кинокартине) мгновенно растворилась и ушла, когда он простил Нагасэ – так звали японца. «Ненависть не может быть вечной», – таков итого жизненного опыта боевого офицера.

Этот случай к теме родителей каждый сможет применить сам. Ненависть разрушает, – таков один из уроков истории Эрика.

Да, японец принимал участие в пытках. Но когда сознание Эрика зафиксировалось на образе японца, началась образовываться паталогическая доминанта. Суть доминанты состоит в том, что, как было отмечено, являясь очагом возбуждения в коре головного мозга, она в момент возбуждения стягивает к себе все импульсы, поступающие в сознание. Одновременно, в других отделах коры разливаются процессы торможения. В практическом смысле закон доминанты выражается в том, что человек охваченный ненавистью, сквозь призму своего состояния смотрит на мир. Мир окрашивается в темные цвета, ни добра, ни перспектив для развития отношений человек особо не видит. Эрик после войны не мог обустроить свою жизни, что-то мешало ему, и жизнь сыпалась и рушилась.

Некоторые комментарии к тему влияния ненависти и осуждение на восприятие человека даются в главе «Вопрос о недостатках» во второй части статьи «Подводная часть айсберга. Ч. 2: о соблазне церковного РАСКОЛА».

Важно также учесть, что ненависть и непрощение, – это выбор самого человека. Если человек, пытаясь спрятать от самого себя (по своему выбору или с помощью психолога – неважно) факт участия собственной воли в данном акте / процессе, то он запускает не очень приятную для себя историю. Начинает нарастать состояние, описываемое как деперсонализация.

Связь между деперсонализацией (при которой человек перестает ощущать себя человеком) и попыткой ухода от ответственности описана немецким психиатром Бруно Беттельхеймом в его книге «Просвещенное сердца». Бруно Б. в годы тотальный репрессий, продуцируемых Третьим Рейхом, оказался в концлагере и с позиции ученого описал принципы слома человеческой личности в экстремальных условиях. Одним из аспектов «слома» была попытка оправдать себя. Например, человек сорвался на другого человека и избил его. Чтобы преодолеть чувство вины кто-то пытался оправдать себя мыслями, мол, что здесь невозможно жить по-человечески, потому и я веду себя так.

Припав к этому отравленному источнику человек вставал на путь потери индивидуальности, инфантилизации, регрессии. Подробнее мысли Бруно Б. вместе с мыслями другого психиатра, оказавшегося в схожих условиях – Виктора Франкла, разбираются в части 4.2 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря» (ожидаемое время публикации – май 2020 года).

Применительно к современности идею Бруно Б. можно сопоставить с явлением, получившим название «наркоманический стереотип». Речь идет о склонности человека «перекладывать ответственность за свое поведение на сознательно выделенные им во внешнем мире объекты или оправдывать собственное поведение с помощью таких объектов»[9]. Следуя этому стереотипу, какой-нибудь человек может сказать, что он запрограммирован родителями на слом жизни, на то, чтобы начать употреблять наркотики.

Понятно, что в каком-то смысле такая позиция дает некое облегчение, снимая с человека ответственность за совершенное им. Но с другой стороны, представляя себя в качестве жертвы родительской «радиации» он лишает самого себя возможности что-то изменить в своей жизни. Подробнее эта тема разбиралась в статье «Играет ли свита короля? О “вине” родителей и свободе выбора».

Тема зависимостей тесно переплетается с темой родители-дети. Во многих работах по психологии родители объявляются чуть ли не единственной причиной проблем у детей. Детей, такая трактовка пьянит. Но они забывают, что пройдет время и они сами станут родителями. И когда их дети швырнут в них камень, они, если хотят выбраться из кризиса, должны осознать, что точно также вели себя по отношению к своим родителям.

Мысли других авторов

С темы зависимости удобно перейти к мыслям авторов, транслирующих не просто свою точку зрения, но и подкрепляющую ее реальными исследованиями. Так, профессор Ц.П. Короленко и академик Н.В. Дмитриева, поднимая вопрос о алкогольной и наркотической зависимостях, упоминают о сформировавшемся убеждении, что дети пьющих родителей обязательно должны иметь соответствующе проблемы. Они отвечают несправедливость такого убеждения.

«К сожалению, над детьми алкогольных аддиктов, – пишут авторы, – часто нависает, как Дамоклов меч, распространённое в обществе предубеждение об их неизбежной фатальной судьбе». «В популярной и профессиональной литературе подчёркивается, что дети алкогольных аддиктов подвержены развитию разнообразных нарушений, к числу которых относятся проблемы школьной успеваемости и отклонения в психическом и физическом развитии. Обращается внимание на большую вероятность возникновения у таких детей алкогольных проблем и проблем, связанных со злоупотреблением другими веществами, изменяющими психическое состояние … . В то же время, результаты ряда исследований свидетельствуют, что злоупотребление алкоголем одним из родителей не обязательно приводит к столь негативным последствиям. Имеющиеся данные о детях алкоголиков, к сожалению, получены в результате ограниченного количества исследований».

И Короленко и Дмитриевой, «создается впечатление, что в ряде случаев семейные алкогольные проблемы вызывают у детей реакции протеста, увеличивают их выносливость, устойчивость к стрессам и независимость. Эти положительные черты должны усиливаться поддержкой со стороны»[10].

То есть алкогольная зависимость у родителей вовсе не обязательно должна формировать таковую у детей. Важна система ценностей самих детей, их выбор.

В научном понимании эту мысль можно выразить с помощью понятия субъектности.

Понятие субъектности обозначает личность на высших этажах ее творческого развития и восприятия жизни. С точки зрения Брушилинского А.В., в свое время являвшимся директором Института психологии РАН, внешние условия действует на человека не напрямую. Человек пропускает увиденное и услышанное сквозь призму своих представлений и уже после включает (или не включает) увиденное и услышанное в свою жизнь.

Соответственно, травматическое влияние, идущее от родителей вовсе не факт, что должно травмировать ребенка. Если травматический импульс «таранит» ребенка, скорее нужно говорить о отсутствии у него системы мировоззрения, на основе которой он мог бы пересмотреть полученный сигнал и выработать к нему отношение. Понятно, что у ребенка в детстве такой системы мировоззрения может и не быть в силу отсутствия жизненного опыта. Но эту систему он может сформировать с годами и освободиться от довлеющего над ним травматического опыта.

Мысль о внутреннем мире человека с помощью которого человек противостоит негативным сигналам внешней среды, неоднократно разбиралась как в статьях, так и в лекциях автора данной статьи. Поэтому идеи Брушилинского здесь приводятся в сопровождении ссылок на источники, в которых идеи разбираются в более широком контексте. «Многообразные виды и уровни активности субъекта, – пишет Брушилинский, – об­разуют целостную систему внутренних условий, через которые только и действуют на него любые внешние причины, влияния и т. д.». Благодаря внутренним условиям «создается как бы психологическая само­защита от неприемлемых для данного субъекта внешних воз­действий»[11].

Более подробно, применительно к теме алкогольной и наркотической зависимостей см. в главе «Справедливо ли полагать, что главной причиной наркомании является генетическая обусловленность и физиология?» из пятой части статьи «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества».

Применительно к теме преодоления травматического опыта см. в главах «Идеалы и преодоление травматического опыта», «Связь с Христом, дополнительный афферентный комплекс и акцептор действия» из третьей части страсти «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты».

Мысль о способности сопротивляться травматическому опыту, транслируемому извне, глубоко и полно рассматривалась в трудах уже упомянутых психиатров Виктора Франкла и Бруно Беттельхейма. Убежденность в том, что человек вовсе не песчинка в жерновах истории была конкретизирована им благодаря вхождения в уникальный и вместе с тем страшный опыт.

Каждый из этих двух психиатров, как было уже упомянуто, определенный отрезок жизни прошел в качестве узника в системе немецких концентрационных лагерей. Понятно, что в их случае речь шла не о наказании за какое-то преступление. В годы разворачивания проекта под названием Третий Рейх в лагеря попадали те, кто мало-мальски был не согласен с разворачивающейся системой унижения человеческой личности.

Лагеря в те годы представляли из себя не места, где люди проводили время и ждали освобождения. Лагеря были местами, где люди уничтожались. Причем, так как количество людей, определенных к уничтожению, было велико, была продумана система морального подавления личности. Люди, попавшие под каток этой системы, если внутри себя ничего не имели, что противопоставить ей, впадали в апатию, отказывались от деятельности, направленной на выживание.

Научные заметки двух психиатров показывают: чтобы выжить, человек не должен перелагать ответственность за свои поступки на других. На определенном этапе такая попытка обрести «дешевый способ» освободиться от чувства вины давала некое облегчение. Но на длинной дистанции человек в итоге проигрывал, так как становился инфантильным, безвольным, не осознающим свои поступки, то есть именно тем, кого хотела из него вылепить система, направленная на его уничтожение.

Эти мысли напрямую относятся к теме родителей и к теме клича «Смерть им!» Для детей, поддерживающих этот клич, является заманчивой перспективой возможность объяснить собственные неудачи травматическим влиянием родителей (а для заключенных заманчивой перспективой являлась возможность объяснить факт собственного нарастающего озверения тем, что в лагере нет условий для того, чтобы жить по-человечески).

Допустим, сейчас выросший ребенок объяснит свой развод тем, что родители его «не долюбили». Но что этот выросший ребенок будет делать, когда его собственные дети начнут, например, дерзить ему. Ему непременно надо будет запить, чтобы потом, вытирая пьяные слезы, объяснять завсегдатаям паба, что дети его «довели»?

Человек, привыкающий перекладывать ответственность за совершенное им, со временем начнет ощущать себя песчинкой в жерновах истории. Он ничего не может, ничего не умеет, он такой маленький и несчастный, а кругом все такие злые и плохие. Бруно Беттельхейм настаивает на том, что если человек совершил то, что сознается им как недолжное, только трезвый взгляд на свое участие в совершенном спасет его психику от разрушения.

В виду того, что мысли Бруно Б. и Виктора Франка подробно разбираются в ином месте, здесь они даются без цитаций.

Подробнее см. часть 4.2 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».

Заключение (скорее – многоточие). Лобные доли и эмпатия

Эта заметка является скорее анонсом к некоторым публикациям автора. Некоторые мысли, которые могли бы быть включены в эту заметку войдут в треть третью части статьи «Преодоление зависимого поведения: Родители родителей и дети детей».

В отношении зависимого поведения вопрос о обвинении родителей встает довольно часто; многие норовят швырнуть в родителей камень. И перед многими мамами и папами встает вопрос об их родителях, когда дети мам и пап начинают принимать наркотики, пропадать неделями и даже – угрожать. Вопрос о преодолении спектра мучительных переживаний, возникающий у мам и пап требует особых пояснений (см. цикл лекций «Проблема зависимого поведения: Родственника, родителям, педагогам», а также вторую часть статьи «Преодоления зависимого поведения: Родителям, близким».

Здесь, в контексте данной заметки, стоит отметить, что третируемые родители, если хотят надеяться на конструктивный выход из создавшего положения, должны пересмотреть свои отношения к своим же родителям (которых сами третировали).

Важно учесть, что, во многом, психология (речь идет более о популярной психологии) утратила мировоззренческую базу для того, чтобы дать объяснения серьезным процессам, происходящим в человеческой личности.

В качестве комментария к этой мысли можно привести слова одного нарколога, который перед началом работы над книгой о LSD задавал простой вопрос ведущим специалистам по наркологии и психиатрии – профессорам и руководителям клиник: «Скажите, пожалуйста, почему LSD – это плохо?» О том, почему LSD – это плохо, ему так никто и не сказал. «Для того чтобы спорить с “психоделией”, – сказал на этот счет психиатр, – профессионалам не хватает той мировоззренческой базы, которая на сегодняшний день имеется у них в наличии»[12]. Проблему разрушительного влияния LSD на личность человека можно понять и сформулировать только тогда, когда мы имеем целостное представление о личности. Эта целостность как раз и разбивается в результате употребления LSD и в результате воздействия на человека LSD-культуры. Если человека рассматривать сегментарно, с позиции, например, его успеваемости в школе или функций его селезенки, то внятно объяснить человеку, чем опасны LSD-трипы вряд ли получится (подробнее см. в лекциях «Ведут ли ЛСД (прочие ПАВ) и психотехники к познанию Истины?»).

Такие «проблемы» такие как личность, смысл и пр. потихоньку снимаются с повестки дня. Снимается все, что требует более-менее вдумчивого взгляда. Соответственно, когда теряется база, на основе которой можно понять происходящее, на первый план выходят разговоры о генах, детских травмах, родителях и пр.., то есть о тех концептах, что лежат на самой поверхности.

Да, и гены и безответственные родители – все это есть, но все в человеке есть ресурсы, с помощью которых он может преодолевать негативные влияния, под воздействия которых попал. Утрата основы для активации этих ресурсов и является одной из главных трагедий современности. Об активации этих ресурсов см., например, с пункта 14.1 цикла «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».

То есть, как и советские годы, нужен «ишак», на которые спишутся все провалы в экономике. И таким «ишаком» становятся родители.

На этот счет для примера можно привести историю, рассказанную тем же Солоневичем. После революции 1917 года и уничтожения деревни (раскулачивание, коллективизация) и в результате последующих сбоев в нарушенном сельскохозяйственном цикле лошади были лишены источника питания – сена. В те времени машин было не очень много и работы типа подвезти / увезти выполнялись силами лошадиными.

Но вот корма не стало (ведь траву кто-то должен скосить, высушить, собрать и складировать, а в результате разгрома деревни этого «кто-то» осталось не так много). И как выход – стали пропагандироваться и, соответственно, внедряться идеи веточного корма. Суть идеи состояла в том, что если собрать еловые ветви и сгрузить их в силосные ямы (где они будет преть), получится «замечательно калорийный, богатый витаминами и прочее» корм для лошадей. «Кто дерзал сомневаться или … возражать – ехал в концлагерь [то есть подвергался репрессиям]. … Пока было сено – лошади кое‑как держались. Когда перешли на стопроцентный дровяной способ кормления – лошади передохли все».

Когда передохли лошади, естественно стали срываться планы работ (так как в телегах, запряженных лошадьми привозили / увозили все нужное, а лошадей не стало). В результате срыва рабочих планов в лагпункт (отделение концентрационного лагеря), в котором находился Солоневич, пришла директива: «Выяснить и подвергнуть суровому наказанию виновных». «Арестовывали ветеринаров, конюхов, возчиков. Арестовали начальника лагпункта – чекиста. Но никому в голову не пришло подумать о том, что будет с лошадьми и с силосованным дубьем на других лагпунктах…»[13]

В качестве ветеринаров, конюхов, возчиков выступают ныне родителей. В качестве стратегии веточного корма – психологические модели.

О том, что не все просто с моделями – подробнее см. в двух главах (при желании можно и иные главы «подключить») пятой части статьи «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества». Родительский вопрос и сродные ему вопросы влияния семьи и социума на человека разбираются в главах «Справедливо ли полагать, что главной причиной наркомании является дисфункциональность семьи?», «Справедливо ли полагать, что главной причиной наркомании является неблагополучие социума?»

О том, что существует разница между популярной психологией и психологией, основанной на наблюдении, фактах и анализе широкой выборки, свидетельствует книга психиатра Роберта Д. Хаэра «Лишённые совести: пугающий мир психопатов». Профессор Хаэр, не один десяток лет изучающий психопатию и являющийся признанным мировым авторитетом по данной проблеме, пишет, что психопатов миллионы. Некоторые из них становятся серийными убийцами, но не все.

С точки зрения автора, если уделять внимание только бесчеловечным и завораживающим примерам, мы не рискуем не заметить большего. Того, что психопаты, не совершающие убийств, вмешиваются в нашу повседневную жизнь. «Намного вероятнее то, что мы отдадим все свои сбережения мошеннику с подвешенным языком, чем будем застрелены убийцей со стеклянными глазами».

Как тема психопатии относится к теме детей? Комментируя некоторые мысли автора можно сказать, что все большее количество детей приобретает признаки психопатии. Когда люди слышат слово «психопатия», им, возможно, приходят на ум картины типа взрыва эмоций, побиения тарелок, или – образы, соотносимые с истерикой или паникой. Эти картины и представления скорее характеризуют такое понятие как психоз.

Психопатия – совсем другое. Речь идет о людях, лишенных способности сострадать, входить в положение других. Людях, которые знают только свои цели. Они вовсе не должны быть нахрапистыми грубиянами. Они умеют быть обворожительными собеседниками с хорошо подвешенным языком. Отличительные черты – жестокость, поверхностность, эгоцентризм, нахальность, безжалостность, бессердечность, склонность манипулировать другими. Выражаясь по-простому, они гнут свою линию и им «плевать», как их поступки скажутся на жизни других [нет ли здесь параллелей со словами святого апостола Павла насчет того, что «в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (2 Тим 3. 1-5)?].

Помимо прочих аспектов проблемы Роберт Хаэр касается и темы страдания родителей, которые со временем начинают замечать за своими детьми угрожающие признаки психопатии [с момента издания книги прошли годы и эти признаки уже, может, и не воспринимаются как угрожающие, так как описанный в книге стиль поведения все более и более становится нормой].

См. о растворении моральный критериев оценки поведения в главе «Мысль о ценности жизни основана на проповеди Христа. Не основанная ни на чем, эта мысль становится несуществующей» в первой части статьи «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического бума и распада общества».

Родители, наблюдая «за преступным маршем своих чад, ищущих развлечений и движимых ощущением всесилия и всевласти», «мечутся от одного психолога или психотерапевта к другому, но ничто не помогает. Недоумение и душевная боль постепенно вытесняют ожидаемые радости отцовства, и родители психопатов снова и снова задают себе один и тот же вопрос: “В чем же была наша ошибка?”»

Автору трудно представить отца (или мать) психопата, который в отчаянии не спрашивал себя: «Что я сделал не так, если мой ребенок стал таким?» Автор, подытоживая изложенное в книге, пишет, что точно не знает, почему люди становятся психопатами. «Однако современные данные указывают на то, что в развитии расстройства воспитание играет не единственную и даже не главную роль, как считалось раньше».

Автор не поддерживает «распространенное общественное мнение о психопатии – мол, она является результатом ранней психологической травмы или неблагоприятных переживаний: бедности, эмоциональных и физических лишений, жестокости или безразличия родителей, непоследовательности наказаний и т. д.».

Общая картина, основанная на клинической опыте и результатах исследований, далеко не однозначна. Автор в результате многолетних исследованиях, к которыми привлекались иные специалисты (исследования проходили на большой выборке и, в том числе, в местах лишения свободы), пришел к следующим выводам в отношении общественного мнения о вине родителей.

«Я не знаю, – пишет он, – ни одного факта, который прямо указывал бы на связь между психопатией и социально-бытовыми условиями, в которых воспитывался человек. (Я осознаю, что мои слова противоречат взглядам тех людей, которые убеждены, что практически все антиобщественные поступки взрослых – от мелкого воровства до серийных убийств – уходят корнями в детство, исполненное лишений и страданий)».

Автор считает, что теория привязанности [согласно которой, если не будет установлена связка родитель / ребенок, у последнего начинают формироваться различные нарушения поведения] продолжает оставаться популярной потому, что она, кажется, способна “объяснить” все: от тревог и депрессии до многочисленных расстройств личности, шизофрении, расстройств пищевого поведения, алкоголизма и антисоциального поведения. Однако большая часть эмпирических подтверждений этой теории выходит из ретроспективных описаний раннего опыта, которые, по определению, не могут быть надежным источником научных данных. Более того, явные доказательства того, что охлаждение отношений между родителями и ребенком в раннем возрасте вызывает психопатию, отсутствуют. … нет никаких подтверждений тому, что вся гамма психопатических симптомов, включая характерное подкупающее обаяние и явное отсутствие серьезных психических отклонений, связанных с эмоциональными травмами в детстве, является результатом плохого обращения со стороны родителей».

Некоторые утверждают, что психопатия является следствием нарушения отношения привязанности в младенческие годы. Автор же заявляет обратное: некоторые дети именно вследствие уже наличия у них психопатии испытывают нарушение привязанности к родителям. У некоторых детей отсутствует способность устанавливать отношения привязанности, «и это скорее результат, чем причина психопатии». «Такую возможность не учитывают те, кто убежден в абсолютной важности социально-бытовых условий и хорошего воспитания. Это приводит к тому, что родители маленького психопата, несмотря на все мыслимые и немыслимые попытки понять и изменить ребенка, сталкиваются с несправедливым обвинением со стороны общества. Их последующие самообвинения и поиск собственных ошибок обычно ни к чему не приводят».

«Родителей маленького психопата постоянно мучат мысли об их вкладе в развитие расстройства. … они могут улучшить или усугубить ситуацию, но доказательств того, что поведение родителей вызывает психопатию, нет».

В главе «Близнецы» автор описывает тупиковую ситуацию, в которой оказались родители, одна из дочерей которых стала демонстрировать признаки психопатии. Их дочь Алис начала употреблять наркотики, пропадать из дома, реализовывать непредсказуемые, обычно разрушительные и часто разорительные поступки. Вовлечение Алис в наркотизацию сопровождалось воровством и проституцией, а также – тюрьмой [с момента издания книги такие случаи из «вопиющих» все более и более перекочевывают в категорию «почти что нормы»].

Мама по имени Хелен пыталась понять, что было сделано не так в отношении воспитания. Она пыталась рассмотреть проблему сквозь призму психодинамических концепций и на этом пути зашла в тупик. «Возможно, причина – думала они, –находилась на бессознательном уровне: может, она [Алис] недостаточно радовалась, когда узнала, что у нее будет двойня [то есть, что родится сестренка; одна женщина психолог так объяснила одной маме наличие проблем у ее первой дочери: Что же, мамаша, вторую дочь родили, вот первая и травмировалась, надо, мол, было делать аборт]. Может быть, она неосознанно уделяла Алис меньше внимания, ведь в первое время после рождения она была покрепче Эриэл [вторая дочь]. Возможно, настаивая на том, чтобы близняшки одевались по-разному, ходили в разные танцевальные школы и отдыхали в разных летних лагерях, они со Стивом «запустили» синдром Джекила и Хайда [синдром множественных личностей, о чем см. в 63 лекции цикла «Зазеркалье», а также в лекциях 27-30].

Может быть… Но Хелен не верила в это. Разве не все родители ошибаются? Разве не все родители хотя бы временно больше внимания уделяют одному ребенку, обделяя другого? Разве не все родители радуются, когда их дети преодолевают жизненные невзгоды? Все это так, но ведь не в каждой семье растет своя Алис. … На дворе XX век. Они должны были [бы, мол] знать, как все можно исправить. Уже существовали препараты от депрессии, методы контроля фобий, однако никто из несметного числа врачей, психиатров, психологов, медицинских консультантов и работников социальной сферы, которые на протяжении многих лет изучали Алис, так и не смог дать хоть какое-то объяснение, не говоря уже о лечении».

Проблема психопатии выходит за рамки данного текста. Мысли профессора Хаэра приводились скорее в качестве комментария к той мысли, что не все проблемы детей можно втиснуть в концепцию вины родителей.

Доктор Хаэр был, практически, в шаге от разгадки той загадки, которую сам себе загадал. Он отмечал влияние внешней информации, постулирующей эгоцентричный стиль поведения как нечто «крутое». Он также приводил ссылку на теорию, согласно которой «психопатия является следствием раннего повреждения или дисфункции мозга, особенно передней его части, играющей важную роль в высокоуровневых мыслительных процессах». Речь идет о дисфункции (не обязательно – повреждении) лобных долей мозга.

Но, возможно, сама мировоззренческая атмосфера, в которой имеет свое бытие профессор, не дает ему основы (мировоззренческой базы), чтобы сложить все части мозаики воедино. Человека он рассматривает очень усеченно, с точки зрения свойственных для запада доктрины поведенческих моделей.

Он описывает психопатов, как людей лишенных эмпатии, совести, любви, сострадания, сожаления и пр.. Они – не обязательно – серийный убийцы. Они могут быть очаровательными людьми с хорошо подвешенным языком, но начисто лишенными жалости, они перешагивают через используемых ими людей и идут дальше.

Автор заявляет, что причины психопатии – не понятны.

При том, он словно не видит, что утрата духовного измерения в обществе, «заточенность» на лидерские качества (понимаемые как нахрапистость, тогда как есть и иные точки зрения на обеспечивающие перспективу качества руководителя), предельная индивидуализация стиля жизни (мол, есть только ты и твоя цель, остальные люди – расходный материал) и пр. моменты (комп. игры, вирт. насилие) – все вкупе приводит к тому, что люди с детства растут, приученные к эгоизму (бизнес, ничего личного). То есть своего рода – культурная агрессия остается автором незамеченной (потому что такого рода среда, является его «умвельтом»).

О иных взглядах на лидерские качества см. в главе «С чего начинается бесстрастие и почему это качество необходимо современным управленцам?» в третьей части статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».

У отечественных авторов, выросших в иной ментальности, – упоминавшихся выше профессора Ц.П. Короленко и академика Н.В. Дмитриевой есть книга «Homo postmodernus», в которой возникновение многих психических дисфункций соотносится с воздействием постмодернистской культуры на психику человека (паника на фоне обломков). Утрата любви порождает и отсутствие жалости, и прочие «моменты».

Описание личности, подверженной влиянию культурной агрессии постмодернизма, приводимое в книге «Homo postmodernus» во многом совпадает с картиной, представленной в книге «Лишённые совести: пугающий мир психопатов».

Некоторые мысли из книги «Homo postmodernus» и комментарии к ним см. в разделе «Послесловие к поэме. Игрок и постмодернистский дух эпохи» из третьей части статьи «Преодоление игрового механизма».

Члены постмодернистского общества испытывают затруднения, когда речь заходит о эмпатии и способности проявить сочувствие. У них отсутствует эмоциональная привязанность к другим людям, они поражены эмоциональной вялостью, безучастностью. Такие дети могут производить пугающее впечатление. «В выражении их лица, во взгляде присутствует что-то непривычное, несвойственное обычным детям». Впечатления от общения с такими детьми может быть выражено с помощью метафор «ледяное выражение глаз», «глаза рептилии». За внешним обликом в подобных случаях просматривается «нечеловеческая андроидная сущность, изображаемая, например, в научно-фантастических литературных произведениях, в кинофильмах о вторжении инопланетян».

Лобные доли, как раз и развиваются тогда, когда есть интерес к ближнему, духовная активность, направленная к миру, сострадание. Погружение в агрессивную информационную среду, буквально – с пеленок, блокирует то, что одни называют эмпатией, другие – любовью. В этом смысле компьютерные игры с массовыми убийствами вовсе не безобидны. Не безобидно и прочтение статей с заголовками типа «Начальник съел свою секретаршу». Внутренний мир человека с детства «варившегося» в таком «вареве» - это и есть внутренний мир психопата.

Включенный ТВ с утра до позднего вечера… Да, родители, воспринимая такое положение дел как норму, делают упущение. Но с другой стороны, им-то кто объяснял правила информационной гигиены?

Подробнее о проблеме и о возможных путях реагирования на нее см. в лекциях цикла «Проблема отклоняющегося поведения: родственникам, родителям, педагогам»?

Погруженный в агрессивную культурную среду ребенок привыкает к эгоцентризму, вследствие чего тормозится развитие тех самых лобных долей.

Некоторые мысли на этот счет с комментариями из книги профессора Роберта Кигана и Лайзы Лейхи «Неприятие перемен» приводятся во второй части упомянутой уже статьи «Преодоление зависимого поведения»; отдельное название этой части – «Родственникам, близким».

Двигаясь к концу и закрывая данный текст, стоит напоследок сказать, что прощение и любовь – вовсе не абстрактные категории частного порядка. Речь идет о той базе, на основе которой могут быть преодолены приобретенные аномалии – дисфункция лобных долей. Эта дисфункция может иметь массу обличий: неспособность понимать прочитанный текст (функциональная неграмотность), неспособность сдерживать свои разрушительные эмоции (компульсивность), неспособность планировать и предвидеть развитие ситуации.

С точки зрения дисфункции лобных долей можно иначе посмотреть на многие психологические модели. Например, есть несколько транслируемых в книжках по психотерапии тем: виноваты родители, виноваты гены или нехватка дофамина (или виновата заточенность человека на – «быстрый дофамин»). Причем эти темы представлены в ужасающим разрезе, в том смысле, что реальность усекается до уровня плинтуса (редукционизм, сциентизм).

Забывается, например, что если у человека развиты лобные доли, то он вовсе не обязан быть рабом дофамина (если быстрая езда, риск или наркотики стимулируют его выброс). Соответственно, когда говорят, о рабстве дофамину (адреналину, еде и пр.) нужно ставить вопрос о недоразвитости лобных долей, о отсутствии у человека навыка к чтению, о отсутствии эмоционально значимых отношений (помогающий формировать лобные доли, одна из функций который – сдерживание хаотизированных импульсов). Нужно ставить вопрос о несформированности того, что мы называем «культурным человеком» (первые лекции цикла «Зазеркалье»)

Вопрос о дофамине затронут лишь в качестве примера, чтобы показать направление в возможном расширение вопроса о нарушениях в развитии и в поведении. Чтобы вывести этот вопрос плоскости «заблудиться в трех березах».

О лобных долях, дофамине и пр. см. в главе «Справедливо ли полагать, что главной причиной наркомании является генетическая обусловленность и физиология?» из пятой части статьи «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества».

А также – в текстах (несколько частей) и в цикле лекций с одноименным названием «Преодоление игрового механизма». В текстах и лекциях представлены мысли по выходу из описанной проблемы.

И «совсем – заключение», связанное с первыми абзацами текста: Тот, кто отказывается от прощения и любви, тот бросает камень в первую очередь в самого себя. Тот, кто не сумеет примириться с родителями, с кем, вообще, сумеет примириться по жизни?

[1] Из сборника творений Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887–1939».

[2] См. главу «Институции».

[3] См. главу «Бабушка против исследователей».

[4] Солоневич, И. Л. Россия в концлагере – 2. Минск, 2013.

[5] Роман ГЕТМАНОВ, акушер-гинеколог родильного дома при ГКБ № 70, говорит о действии духовных законов.

[6] Из сборника творений Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887–1939».

[7] Ухтомский А.А. Интуиция совести. Письма, записные книжки, заметки на полях. Петербургский писатель, 1996.

[8] Из сборника творений Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887–1939».

[9] См. «Неуверенность на протяжении человеческой жизни» в книге Данилина А.Г. «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

[10] См. «Наркомании и токсикомании» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология» («Олсиб», 2001).

[11] См. главу четвертую «Субъект деятельности и обратная связь» из книги Брушилинского А.В. «Психология субъекта».

[12] См. «Введение» из книги Данилина А.Г. «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

[13] См. главу «Активистская поправка в системе беспощадности» из книги И.Л. Солоневича «Россия в концлагере».

Тип: Соловецкий листок