Прежде всего, чтобы не терять внутренний мир, самое главное – не роптать. Ропот изматывает. Сил от него не прибавляется, дела быстрее не делаются, отношения с людьми лучше не становятся, но при этом ропот просто пожирает. Со временем нужно научиться проходить сквозь это облако мыслей, ведущих к ропоту. Конечно, это не значит, что нужно жить с отключенным разумом. Просто с годами человек уже должен понять, входя в какие мысли он теряет внутренний мир. Про авву Евагрия Понтийского говорили, что он обладал искусством понимания, какие помыслы можно развивать, а какие следует отсекать. Бывает, что у человека такая работа – с утра до вечера, без остановки – что хочется закричать другим и самому себе: мол, да вы что, с ума все посходили, оставьте меня в покое! Но стоит умом только к этой мысли прислониться, сразу закрутит водоворот, и начнешь кричать если не снаружи, то внутри. И ситуация будет становиться невыносимой, сердце внутри будет жечь грудь до тех пор, пока не покаешься, пока не попросишь у Господа прощения. С годами нужно вырабатывать навык не входить в этот поток мыслей, закрепляться в Иисусовой молитве. И тогда получится, что эти мысли бушуют, но за счет того, что ты их не подпитываешь вниманием, они проходят мимо. И тогда, если даже в течение рабочего дня не получается отдохнуть, то все равно возможно будет провести весь день мирно, в благостном настроении, в хорошем отношении с людьми. А если потерять этот мир, то даже когда появится время, не получится это время с толком использовать, потому что все оно уйдет на пережевывание обид, на какое-то самоедство.

Конечно, с наркотическим опытом тяжеловато будет учиться конструктиву, потому что наркоман привык идти за своими эмоциями, ловить кайф. Этот навык – держать свое сердце по ветру эмоций – приводит к тому, что при появлении даже негативных переживаний человек не может от них отсоединиться. Поэтому очень важен навык физического труда, когда ты хотя бы внешне учишься свое тело держать на месте, не бежать никуда при первом же порыве. Постепенно и сердце, может быть, получится приучить также не идти вслед за хаотичными стремлениями, и со временем какая-то стабильность переместится уже внутрь, и можно будет уже научиться быть мирным в любой обстановке. А если человек раскачается и своим мышлением пойдет вслед своим эмоциям, то, во-первых, он быстро устанет, а во-вторых, когда изнутри его будет жечь, все силы души будут направлены на это жжение, и тогда человеку очень трудно будет сопротивляться желанию употребить очередную дозу.

Один человек, зависимый в свое время от наркотиков, рассказывал, что навык терпения его просто спас. Где-то, конечно, этот навык был перенят от матери, когда мать в детстве не пускала его на ночные похождения, спрашивала с него домашнюю работу. Конечно, он кипятился, ему казалось, что его ограничивают, но потом он был благодарен, потому что, когда его рвало от этой тяги употребить, особенно во время синдрома отмены, он имел силы сопротивляться. То есть когда было настолько тяжело, что казалось, можно уже сойти с ума, у него все равно оставалось ощущение, что есть черта, за которую не надо заступать. И у него сохранялось понимание, что, несмотря на то что тебя мысли рвут на части, можно все равно просто продолжать дальше делать свое дело. Этот навык ему помог, когда он воцерковлялся и решил пожить в монастыре. Поначалу в монастыре бывает, что, когда ты делаешь какую-то работу, тебя мысли рвут, предлагают уйти и все бросить, но ты просто делаешь дальше. Этот человек вспоминал, как в школе бежал кросс. Хоть он и не был спортсменом, но, по мнению учителя физкультуры, он пробежал неплохо, его даже взяли на соревнования. Дальше он в спорт не пошел, потому что, как в анекдоте, когда воробей при знакомстве представился орлом и его спросили, почему он такой маленький, он ответил: «Пил, курил, болел». Хоть этот молодой человек не был маленьким, но с такими вредными привычками, как у него, в спорт не пойдешь. Но почему у него получилось пробежать кросс? Когда ты бежишь эти два километра, с непривычки тело ломит, встречный ветер тебя просто выхолаживает, молочная кислота в мышцах, кислота во рту, она разъедает губы. Он видел, как кто-то падал на траву, и у него тоже было желание все бросить и просто упасть куда-то на траву. Но, когда он уже был готов упасть, его осенила мысль, что можно просто бежать дальше, несмотря на все это. И он побежал дальше.

Потом, когда этот человек стал менять свою жизнь, конечно, против него восстали привычки, и здоровье дало о себе знать, и последствия употребления наркотиков. Плюс это изнеженное тело, не привыкшее к работе. А когда он начал жить в монастыре, надо было трудиться очень много. Кстати, он говорил, что счастлив тот человек, которому был привит навык трудолюбия. В монастыре, например, перед тобой гора посуды, которую, кажется, ты никогда не перемоешь. Но ты потихоньку учишься преодолевать свои страхи. Кто-то ему сказал совершенно банальные слова, которые ему помогли: глаза боятся, а руки делают. Раз-раз, и эта неподъемная гора посуды, которая, казалось, никогда не будет помыта, исчезает. Со временем ты понимаешь, что, какие бы трудности ни были, с Божией помощью все преодолимо. Это понимание – уже не на уровне мысли, а на уровне навыка. Когда этот навык появляется, ты перестаешь бояться браться за любую работу. Важно иметь опыт преодоления чего-то существенного, тогда человек уже смелее двигается там, где нужно преодолевать нечто большее.

Первое время в монастыре – самое тяжелое: когда ломаются привычки, надо вставать рано, надо трудиться. Если раньше можно было даже во время экзаменов, сессии лечь спать и плюнуть на эти экзамены, то в монастыре, если ты хочешь жить с Богом – надо жить по совести. Совесть тебе говорит: давай, вперед. И здесь что-то напоминает этот кросс. Плюс, когда ты злой, тебе хочется на кого-то выместить свою злобу, на кого-то раскричаться, но ты понимаешь, что это несправедливо: другие люди ни в чем не виноваты, тебе хочется упасть морально, но, оказывается, можно просто дальше бежать, двигаться к цели. Дальше постепенно такая жизнь тебя укрепляет, ты становишься более выносливым, психика стабилизируется, тоже становится более выносливой, потихоньку выветриваются страсти, начинает проходить какая-то радость. Этот человек рассказывал, что первый год было тяжело, потому что все восстало, вся эта чернота, которую он копил в себе, все проявилось, ведь в его жизни были и смертные грехи. Он рассказывал, что смертные грехи – это буквально болото, в которое ты погружаешься, это какой-то липкий мазут, из которого ты не можешь выбраться, и все глубже тонешь. Была такая паника, сковывало тело, – он только потом понял, что это связано со смертными грехами, блудом, наркотиками, а до этого он считал себя вполне неплохим человеком. При этом он воровал, изменял своей девушке, кого-то мог обмануть. У него были очень неблагонадежные представления о жизни. Обычно люди, которые ведут такой греховный образ жизни, очень легкомысленно относятся к Богу: дескать, мы будем жить, как хотим, но Ты уж будь добр нам все обеспечивать. А если такие люди что-то не получают, то говорят, что Бога нет.

Этот человек только потом понял, что чернота, которая была в нем, связана с его большой неправдой в жизни. Он рассказывал, что, когда он употреблял наркотики, в какой-то момент исчезла радость жизни: если раньше его воодушевляли какие-то интимные взаимодействия, то даже к ним у него полностью пропал интерес. Пропал интерес вообще ко всему, даже к близким людям, которых ты, по идее, должен любить, ты перестаешь что-то чувствовать: они плачут, им может быть плохо от твоего поведения, а тебе все равно, даже если они умрут, в тебе ничего не шелохнется. И самому становится страшно от этого безразличия, ты понимаешь неправильность своего состояния, но ты сам ничего не можешь с этим сделать и в итоге душа погружается в какую-то апатию. Ничего не трогает, ничего не вызывает какого-то сопереживания. Полная мертвечина. И когда тьма, которую он копил, дала о себе знать, у него развилась депрессия, очень болезненная, вместе с душевной болью. И казалось, что это никогда не пройдет. Он был уверен, что с этим состоянием ему придется жить всю жизнь, а когда духовник говорил ему, мол, вчера не получилось, сегодня не получилось, но завтра обязательно получится, – он думал, что духовник его просто утешает, обманывает его ради того, чтобы успокоить. Он думал, что чернота никогда не кончится.

А потом, как он рассказывал, потихоньку среди этих приступов тоски стали появляться какие-то просветы. Потом эти просветы стали удлиняться, и он даже не зафиксировал момент, когда он начал улыбаться, когда начал радоваться жизни. Соответственно, душевные навыки, к которым эта темнота крепилась, стали потихоньку заменяться благодаря тому, что он боролся с ними. Аналогией здесь служит тот же кросс: когда тебе кажется, что пробежать дистанцию вообще нереально, надо просто бежать дальше.