Прокопий (Пащенко), иером. Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты. Ч. 2.1: Травматический опыт как некогда пережитая, воспроизводимая, изменяемая и преодолеваемая доминанта

Доминанта паталогическая перестраивается, преодолевается доминантой новой

Статья «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты» представляет собой комментарий к одноименному циклу лекций. Цель статьи – пунктиром наметить координаты плоскости, движение по которой приведет к искомой «жемчужине» – преодолению травматического опыта.

Часть 2.1 соотносится с беседами пятого раздела (5a–5d), но не сводится к ним и не полностью их раскрывает, а, скорее, дополняет их. В данных лекциях представлен один из аспектов травматического опыта, который можно определить, как неуправляемое состояние, некогда пережитое и потом, в определенные моменты жизни – возобновляемое и дополняемое новыми данными. Во время пережитого насилия (физического, сексуального), пережитой травмы во время боевых действий, а также – пережитых одиночества, страха (например, вследствие ощущения перспективы собственной смерти во время падения самолета в воздушной яме), горя (например, пережитого вследствие смерти близких) нервная система человека вошла в определенное состояние – образовалась паталогическая доминанта. И это доминанта в последующие годы, приходя в движение, воспроизводится, крепнет и все более захватывает нервно-психическую организацию человека, если ей не противопоставить новую бодрую доминанту. На основании нового опыта, относящего к иной доминанте, травматическая доминанта перестраивается, теряет свое «травматического жало», преодолевается.

Данный текст учитывает «наработки» текстов прочих, хотя и озвучивающих несколько иные темы, но описывающих процессы, понимание которых раскрывает дополнительные грани темы преодоления травматического опыта. Отчасти, травматический опыт можно представить, как вспышку неуправляемого состояния, которое выходит на поверхность сознания и затопляет его. Если таким образом (отчасти и в некоторых аспектах) понимаемый травматический опыт сопоставить с учением академика Ухтомского о доминанте, то полезными могут оказаться и соображения по выработке иммунитета перед агрессией неуправляемого состояния, связанного с наркотическим опытом (при своем разворачивании наркотическая тяга имеет свойство подавлять все прочие содержания в неукрепленных душах).

А также – соображения, выкованные на основании опыта людей, прошедших через горнило экстремальных обстоятельств (например, концлагерей, некоторые аспекты психологического давления которых воспроизводятся в современных офисах и в мегаполисах). Опыт этих людей показывал, что если они не вырабатывали иммунитета перед неуправляемым состоянием, которое потенциально могло возникнуть при контакте с экстремальными обстоятельствами, то после периода шока, они погружались в состояние апатии. Если апатия, эта гангрена личности, на пути своего прогрызания «во внутрь» не встречала сопротивления, то человек становился тем, кого в лагерях называли «живым трупом». Опыт сохранения искры жизни, с потерей которой перед людьми открывалась перспектива сползания к статусу «живого трупа», имеет колоссальное значение в контексте темы, вынесенной в название данного текста.

Об учении академика Ухтомского применительно к теме преодоления наркотической тяги – см. в лекции «Две доминанты» (представленной также в виде расшифрованного текста под одноименным названием).

Применительно к теме иммунитета перед психологической агрессией, нацеленной на стирание личности, ее нивелирование, доведения ее до состояния «живого трупа» – в лекциях «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря» (например, в пунктах 22–25 третьей части цикла; начиная с 24-ого пункта, четвертой части цикла), а также – в одноименной статье, подготовленной на основе материалов лекций. Часть 4.1 «Доминанта души и точка опоры»; часть 4.2. «Мы человеческого рода…»

(Многое из сказанного в данном тексте может быть подкреплено многими цитатами, но было принято решение не утяжелять текст излишне и передать то самое «многое» своими словами. Приведенные цитаты, в основном, заимствованы из опыта людей, прошедших через травматический опыт или прошедших через экстремальные ситуации. К опыту живых людей некоторые ученые относятся с пренебрежением, дескать, человеческие воспоминания не носят научного характера. Да, пережившие и выжившие – не всегда учены, но они – все-таки, как ни крути, пережившие и выжившие.

На этот счет, не разворачивая полемики о соотношении теоретической науки и живого опыта, можно привести один пример и пойти дальше. Один молодой человек ежедневно утром и вечером в условиях Севера окунался в ручье. Над ручьем стаяло небольшое строение, в полу которого был сделан проём, и в ручей можно было погрузиться, так сказать, «через пол». Проточная вода зимой покрывалась коркой льда, а потому перед погружением необходимо было раздолбить лёд и освободить от него достаточное для погружения пространство. Молодой человек, проделывавший эту процедуру утром и вечером, однажды отправился в баню, где и встал на определенном этапе под холодный душ. Наблюдая над стоянием под холодным душем молодого человека, немолодой уже специалист по ИТ-технологиям изрек: Специалисты говорят, что лучше обливаться холодной водой из ведра, так охлаждается все тело целиком, а вода из-под душа охлаждает тело локально, одна часть тела охлаждается, другая – нет, и такой перепад может нежелательные последствия. Молодой человек, стоящий под холодной струей, улыбнулся и сказал: Это разговоры теоретиков, у практиков – другие разговоры).

Встраивание травматического опыта в новый нетравматический опыт

Не все сводится к опыту прошлого. Те, кто говорят только о прошлом (мол, «все мы родом из детства»), почему-то сбрасывают со счетов то, чем человек живет в настоящем и то, к чему он устремлен в будущем.

Странно слышать в отношении парня, который после армии бездельничает и пьет литрами пиво, что во всем виновата мама, которая в детстве «не долюбила». Такая концепция словно сбрасывает со счетов сотни и тысячи отпечатков, которые человек сам в течении школьных лет накладывал на свою природу (драки, обманы и пр.). Если все мы тотально и без всяких оговорок «родом из детства», то как же получается, что человек, имевший в детстве опыт негативный, преодолевает его через противоположное ему поведение?

Да, опыт прошлого оказывает влияние на человека, но фатален ли он? Если негативный опыт прошлого определяет поведение человека, то речь идет не о фатальности опыта прошлого, а о бездействии человека в настоящем и отсутствии стремления к положительным точкам в будущем (Виктор Франкл в своей книге «Сказать жизни: Да!» отмечал, что людям, оказавшимся в экстремальной обстановке концентрационного лагеря, нужна была точка опоры, и ей выступала перспектива, устремленная в будущее; у самого Франкла травматический опыт настоящего ослаблялся тем, что, приобретая опытное знание о психологических особенностях узников концентрационного лагеря, он представлял, что будет об этих особенностях говорить на лекциях после войны). У самого Франкла травматические переживания скрашивались надеждой, что приобретение опытного знания о психологических особенностях узников он будет использовать на лекциях после войны

Опыт прошлого, возобновляемый в сознании человека, может быть реструктурирован человеком как в «худшую», так и в «лучшую» стороны. Когда травматическое переживание в виде определенного состояния нервной системы приходит в движение (что может выражаться в виде паники), человек, если паникует, усиливает «опыт». И в следующий раз, приходя в движение, этот опыт возобновится в более сильном и настойчивом варианте.

Понимание механизма позволяет реструктурировать полученный в прошлом опыт в положительную сторону, включить его в новый масштабный сценарий, имеющий положительный вектор.

Ты дрожишь, вспоминая как было холодно когда-то? Ты можешь, помня о том, как холодны одинокие дни, согреть кого-то – и твой отрицательный опыт станет опытом положительным.

Эту идею можно перевести на язык нейробиологии. Сформировавшиеся паттерны синаптических связей могут ослабевать со временем, но они не уходят просто так (то есть в сознании человека различные представления соединены в устойчивую сеть, например, мысль о новом знакомстве может автоматически приводить в движение мысль о том, как было плохо при расставании с таким-то человеком и, соответственно, – автоматически порождать вывод: а, может, не стоит ничего делать, может, стоит и дальше сидеть в «норке», ведь за выходом из «норки» – будет плохо, потому что плохо было всегда). Один из вариантов преодоления паттернов, запускающих травматическое переживание, состоит в том, что сформировавшиеся паттерны «могут стать компонентами нового паттерна или функционировать в качестве проводников к новому паттерну, напоминая дорожные знаки, указывающие на недавно построенный путепровод» [1].

Если формируется новый паттерн, то навязчивые мысли о прошлых неудачах могут привести к формированию желания избегать в будущем предпосылок, которыми, например, нередко поддерживается одиночество (например, – некая «социальная глухота», при которой человек не слышит обращенное к нему, не желает отвлечься от собственных моделей; так один молодой человек, зайдя в комнату и проговорив долгое время на тему – как все плохо, уходя бросил реплику: «Вот, мол, ухожу, так и не получив никакой помощи»; на что один из присутствующих ответил: «А ты ее (то есть – помощи) искал?»).

То есть навязчивая мысль о прошлой неудаче при появлении нового паттерна может порождать не стратегию избегания, а усиление желания преодолеть «социальную глухоту» вниманием к нуждам ближних, стремлением понять мотивы их поведения. Здесь в качестве аналогии можно привести также пример формирования алгоритма движения у бойца: отточенная связка атаки или контр-атаки включает в свою структуру, в том числе, и память о прошлых поражениях, боли, неудачах.

Или – одного старца спросили, как он стал таким опытным. А он ответил: «Падения, я в жизни много падал» (то есть опыт падений стимулировал в нем поиск стратегий преодоления предпосылок, вследствие которых происходят падения).

Так негативный опыт прошлого становится предпосылкой к разворачиваю перспектив будущего, основанием для мудрости, а также – радости приобщения к полноте бытия (жажда которой нередко рождается вследствие горечи исчерпания тех ресурсов, которые могут дать «мирские блага»: поесть в ресторане, купить машину, квартиру; испытав все, что можно купить за деньги, но не обретя во всем том опоры, человек может вместо разочарования и самоубийства прийти к пониманию, что искать нужно в иной плоскости).

Последствия насилия сексуального

В данном тексте в виду его краткости (относительной) не ставится задача разбора всех возможных условий, при которых вход в травматический опыт был совершен. Психологический контекст (атмосфера, система взглядов) при котором выход из трясины травматического опыта, рожденного в результате пережитого насилия (не только сексуального характера), – тема, которую стоило бы рассмотреть в отдельной части.

Сказанное может быть прокомментировано примером девушки, пережившей в детстве сексуальное домогательство (не воплотившееся в завершенное насилие). Пережитое было настолько болезненным, что многие годы напоминало о себе целым спектром переживаний негативного характера.

Став с годами видной и привлекательной, она попробовала себя в модельном бизнесе. Но со временем ей стало понятно, что богемные «тусовки» – не совсем то, во что бы ей хотелось вложить свою жизнь. Не смотря на перспективы успешной (в представления данного направления деятельности) карьеры она решила вместе с своим избранником создать по-настоящему «полную» (не в смысле присутствия всех «компонентов»: мамы, папы, детей, а в смысле, что люди, составляющие семью, причастны к полноте жизни; они составляют семью не по формальному признаку, а связаны любовью, заботой друг о друге, взаимным доверием, и что немаловажно, – верой, которая, также воспринимается не как формальной свод правил, а как дыхание жизни). Ее избранником был молодой, перспективный и верующий доктор (возможно, благодаря любви к нему и желанию соединиться с ним всеми максимально возможными точками бытия они и пришла к вере, хотя этот вопрос автором подробно не изучался). Оба они зарабатывали весьма неплохо, и могли, по словам доктора, «копить на что угодно». Но тем не менее блистательная пара не стала прожигать молодые годы на вечеринках, выходах, выездах и пр..

Глубокая вера супруга, выражавшаяся не в словах: «Ну, знаете, это мое сугубо личное…», а в реальных поступках и в реальном отношении к пациентам (которые, кстати, его любили и друг другу передавали информацию о том, что есть на свете доктор, которому жизнь пациентов не безразлична, что, во второй раз, – кстати, сопровождалось значительным повышение его дохода, но к которому – и это в третий раз – кстати, он специально не стремился, то есть он улыбался пациентам, потому что относился к ним как к людям, а не потому что использовал свою улыбку в качестве живца по ужению их кошельков), передавшись супруге, стала основанием, на котором был заложен фундамент семьи. У четы, соединенных максимально возможными точками друг с другом, стали рождаться дети, по современным меркам, – много детей. Причем они стремились дать им целостное христианское воспитание и образование.

Как бы это ни было трудно, они перешли на систему домашнего образования, практически отказались от гаджетов и пр.. Доктор говорил, что на определенном этапе гаджеты казались выходом. Чтобы поработать в тишине (он все еще любил науку!), достаточно было дать детям по планшету, и они затихали рассортировавшись по углам. Но со временем, как профессиональный невролог, он стал замечать, что через 15 минут после просмотра «мультиков» сознание детей словно похищалось, и «это были уже не его дети». После просмотра всегда следовал срыв.

Учитывая такое положение дел, он и супруга решили, как бы не было им трудно, начать строить совместную жизнь с детьми по-другому. Они стали читать с детьми, придумывать различные совместные занятия. И впоследствии, как было отмечено, перевели детей на домашнюю систему обучения.

Как слова о времяпрепровождении с детьми связано с упоминанием о опыте сексуального домогательства, оставившего глубокий, травмирующий след? Девушка не сделала из травматического опыт кумир для поклонения. Слова о кумире означают тот подход, при котором вся жизнь человека начинает вращаться вокруг травматической тематики. Когда травматический опыт становится отправной точкой для деятельности (своего рода – альфой и омегой) человек пускается в различные виды деятельности лишь с одной целью – избавиться от гнетущих его переживаний. Он не стремиться к благу, чтобы достичь блага. Если он и обращается к благу, то только для того, чтобы забыть, о чем хочется забыть.

Нередко, люди и вовсе не доходят до мысли о обращения к благу, пусть и в такой утилитарной форме. Кто-то начинает формировать из себя образ блестящей леди, кто-то начинает мстить «всем этим мужикам». Кто-то в кутежах и оргиях пытается забыть день, когда хрупкое детское тельце оказалось под воздействием ситуации, отлившейся после в травматический опыт.

В этот ряд встраивается тематика некоторых музыкальных клипов, в которых женщина поет о своей силе жить (быть) вне поля зрения какого-то мужчины. Ей, мол, никто не нужен, чтобы быть счастливой. Или – фигурирует плачущая девушка, отвергнутая своим избранником. И вот, отерши слезы, она переодевается в специфически-сценический наряд и в некоем феерическом виде предстает перед бывшим избранников, такая вся блистательная и ошеломительная. А избранник, в ошеломлении о упущенных возможностях ломает руки (но, дескать, – поздно!), а она неприступная и по версии клипа – освобожденная – танцует.

Но ведь, когда человек разворачивает активность, чтобы доказать кому-то что-то, чтобы перекрыть эмоциональным накалом прежнее переживание, он самым фактом своей деятельности показывает, что он не свободен. Он показывает, что он так никуда и не ушел от травматического переживания.

Девушка же, ставшая любящей и любимой супругой, любящей и любимой матерью многих детей, пережив горечь и боль, решила не прятаться от боли в феерверк каскадно-конвеерно меняющихся имиджей. Она решила обратиться к конструктиву, к настоящим отношениям. Не сидеть в норке, жалея себя всю оставшуюся жизнь, а поделиться с кем-то теплом. И она этот конструктив нашла.

Комментируя эту ситуацию одна женщина-профессор и советовала «выйти из норки». Путей, ведущих наружу из норки – масса. Профессор говорила, что можно на время отпуска стать добровольцем и принять участие в каком-то проекте, например, по восстановлению деревянных храмов. Во время общего дела добровольцы знакомятся друг другом, между ними завязываются отношения, иногда – очень теплые, они делают что-то нужное для других.

Так пережитая боль может стать пусковой кнопкой, запускающей процесс поиска подлинных смыслов жизни, на основании которых можно не «в никуда», а в направлении «конструктива» начинать строить свою жизнь.

Не лишним будет отметить, что супружеская чета ведет по-настоящему укорененную в православной духовности жизни (то есть супруги не только участвуют в Таинствах, но и отдельные аспекты жизни стремятся сопоставить с верой, понимаемой как целостной видение жизни). Стоит также отметить, что девушка, ставшая супругой и матерью, спросив одного священника, что ей делать с ее воспоминаниями, по совету священника подготовилась к полной исповеди по книге «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».

Но в чем же ей исповедоваться, если во время сексуального домогательства она была ребенком? Дело в том, что Исповедь есть Таинство, во время которого действует Божественная благодать. Под Ее воздействием травматический опыт, раскрываемый в исповеди, может быть переинтегрирован. В темные закоулки души может проникнуть свет, и тьма, свившая себе гнездо в этих закоулках, может рассеяться.

В данном отношении можно привести упоминавшиеся в книге слова преподобного Порфирия Кавсокаливита, который, по собственному признанию, сам видел чудеса, происходившие во время Таинства Исповеди. Во время исповеди, говорил он, «приходит Божественная благодать и освобождает тебя от всего плохого опыта жизни, от ран, душевных травм и вины. Потому что, когда ты говоришь, священник творит теплую молитву к Господу о твоем освобождении» (из многих примеров, приведенных в книге на тему освобождения души от негативного опыта, здесь можно привести хотя бы пример одной игумении, которая после первой исповеди поняла, что исповедь – это действительно Таинство; «батюшка, – рассказывала она, – ничего особенного не сказал, и я ничего особенного не сказала, а действие исповеди оказалось удивительным, все мучащее душу отступило»

).

Преподобный Порфирий считал, что духовнику можно рассказать «свою жизнь с самого начала, с того времени, когда ты начал осознавать себя. Все события, которые помнишь, какова была твоя реакция на них. Не только неприятные, но и радостные, не только грехи, но и хорошее. И удачи, и неудачи. Всё. Всё, что составляет твою жизнь».

Впечатления и переживания, связанные с определенными событиями, вследствие раскрытия на исповеди этих событий и самих этих впечатлений и переживаний, могут быть переинтегрированы (о переинтеграции паталогической доминанты см. далее). Конечно, когда действует благодать, человеческие слова о переинтеграции можно отнести лишь к некоторым сторонам совершающихся изменений, ведь, как было отмечено, Исповедь – это Таинство.

Не столько само раскрытие человеческого прошлого и темных пятен этого прошлого оказывает решающее действие. Скорее можно сказать, что, когда раскрываются закоулки души, в которые человек запрятал своих «гадов», лучи благодати проникают в эти изгибы и щели, изгоняя тьму и верещащих плотоядных насекомых.

Насчет изгоняемых в исповеди «гадов» можно привести небольшой эпизод из жизни протоиерея Милия – священника, посетившего Соловецкий монастырь в качестве паломника и окончившего в нем свой земной путь. В Соловецком монастыре отец Милий появился, когда возраст его вошел в полноту, и сам священник по своему душевному устроению уподобился зрелой пшенице, которая вот-вот должна быть пожата, чтобы быть бережно сложенной в житницу Господню. Незадолго до своей кончины отец Милий был запечатлен вместе с братией обители на общем снимке. Братия смотрела в объектив фотоаппарата, а глаза престарелого священника были устремлены наверх, как будто незримая связь объединяла его с Небом, как будто Небо занимало все его думы.

Прежде чем перейти к описанию эпизода, стоит сказать несколько слов о отце Милии. Сан священства он принял, будучи молодым, когда в СССР полным ходом шли гонения на веру. Став священником в такие годы, он открыл для себя перспективу пройти «огонь, воду и медные трубы». Беспрецендентные скорби, перенесенные им (но не сломившие его и не угасившие в нем «казачий запал»), были переработаны им в беспрецендентный опыт. Опыт у отца Милия, действительно, был колоссальным, души человеческие он читал как хормейстер – с листа ноты. Голос у него был «громогласным» и, когда он давал во время исповеди кому-то наставления, эти наставления были слышны даже находящемся в алтаре служителям.

Однажды он принимал исповедь у молодой девушки. Поисповедовавшись, та она склонила голову к аналою и стала ожидать разрешительной молитвы.

«Все сказала?» – громогласно спросил отец Милий. Девушка, то ли утвердительно кивнула, то ли иным образом обошла этот вопрос. «А если подумать?» – опять как гром пророкотал отец Милий. Девушка затрепетала и как-то одновременно и напряглась, и размякла. «Значит, надо поднатужиться, – продолжал отец Милий, – и выплюнуть эту гадину». При этих словах девушка вжалась в аналой. Некоторое время они так и стояли: и она не уходила, и отец Милий не читал над ней разрешительную молитву. Наконец, не поднимая головы, она что-то прошептала.

Если попытаться описать дальнейшее путем переноса на бумагу («оттекстовывание смысла»), то в этой попытке, возможно, не будет смысла (да простит читатель этот каламбур!). Текст дает горизонталь, в ситуации же речь шла, если так модно выразиться, о вертикали. Даже не столько о вертикали, сколько о объемном сюжете, который, развиваясь во времени сопровождался масштабными изменениями внутри девушки и «снаружи».

Внешняя ситуация, а вместе с ней и внутреннее состояние девушки (как о том можно было судить по визуальному впечатлению) перестраивались прямо на глазах. Глубину, переживаемого ею нового опыта, невозможно отобразить «линейно» – несколькими фразами, претендующими на законченность и исчерпываемость.

И эта невозможность «линейно» отобразить глубину пережитого ею опыта, комментирует отчасти и сами проблематику идеи преодоления травматического опыта. Нередко люди, попадая в мысленный лабиринт, хотят найти «линейное» решение: проломить сдавливающие их стены с помощью какого-то удачного финта. По совету какого-нибудь писателя – «изменить отношение к происходящему» (принять себя, полюбить себя и т.д.). Или, на худой конец, – подняться над лабиринтом и пролететь к выходу с помощью психопрактик, нацеленных на трансформацию сознания и пр.

Во всех подобных устремлениях человек остается в собственной капсуле, он равен сам себе «травмированному», равен своему травматическому опыту и механистическому отношению к жизни.

Травматический опыт не то, чтобы перечеркивается, забывается или отменяется. Он в момент раскрытия выходит на поверхность, вбирает в себя новые данные, переструктурируется, включается в новую систему понятий и отношений, и в результате этих изменений теряется свою травматическую «интенцию». Травматический опыт теряет свою травматичность, будучи помещенным в те структуры сознания, которые в будущем сформируются у человека, устремленного к конструктиву (и на основании этого устремления, связанного с возможностью приобщения к благодати).

Благодатное прикосновение можно уподобить лучу, который, падая на бурлящую массу травматического опыта, меняет его структуру. Слова о благодатном переживании некоторые люди по какому-то недоразумению воспринимают как призыв к пассивности. Но в реальной жизни, чтобы были созданы условия для этого прикосновения, все должно происходит ровно наоборот.

Человек не стоит с безразличной миной на лице где-то там возле своей залежанной кровати. Он тянется, ищет, толкает в ворота. И они отворяются.

Тему процессу активного поиска (или тему активного ожидания?) можно проиллюстрировать с помощью некоторых аналогий. Так один из крупнейших телескопов в мире, расположенный в поселке Нижний Архыз (Карачаево-Черкесия) приводится в движение огромными шестеренками. Чтобы в зеркале отразилось небо, зеркало должно выставляться в нужном положении с помощью механических приводов. Так и человек особым образом настраивает свою психофизическую организацию, чтобы стать способным воспринять луч, падающий с Неба.

Чтобы зеркало диаметром в 6 метров оказалось на горе, была проделана огромная робота. На отливку и обработку зеркала ушло 10 лет (!). Целая эпопея была связана с его доставкой к месту назначения (чтобы отработать технологию доставки, сперва к месту назначения учились доставлять имитацию зеркала). Чтобы в зеркале отображалось небо, должна быть продумана и реализована жизнь научного городками. Иными словами, люди должны получить образование, они должны что-то есть, где-то жить, как-то проводить свой досуг, чтобы небо могло отражаться в зеркале.

Так пассивно ли реализуется или активно достигается возможность приобщиться к созерцанию этого отражения? Так и человек на протяжении своей жизни формирует линзу, сквозь призму которой он будет смотреть на мир и на небо – систему представлений, которую в физическом измерении можно отчасти представить в виде ансамблей нейронных сетей.

День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем и год за годом, совершая поступки, думая и обсуждая (или не совершая поступки, не думая и не обсуждая) человек формирует сети, от «качества» которых будет зависеть облик отражающихся в них неба. Небо всегда будет небом, но человек с треснувшим или недостаточно хорошо отшлифованным зеркалом увидит вместо неба нечто бесформенное или вообще ничего не увидит. «А вы говорите – небо!, – воскликнет он, да это же не небо, – это каша!», – и разразится человека каламбурами и пародиями, не понимая до конца, что ерничает он не надо небом, что бесформенность увиденного им соответствует степени его готовности воспринимать.

Или еще аналогия. Чтобы люди как можно дольше могли созерцать тень, падающую от солнечного затмения, организовывались специальные авиарейсы. Сверхзвуковые конкорды, расходуя топливо, несли на своих крыльях тех, кто хотел продлить свою связь небесным явлением. Так и человек, чтобы удержать свою психофизическую организацию в состоянии способности воспринимать луч благодати, пребывает не в пассивном, а в активном, и даже в очень активном состоянии.

Те, кто в отношении исповеди говорят о пассивности (мол, на исповеди «покаюсь» и дальше пойду грешить) вряд ли когда-либо переживали это состояние решимости отвергнуть прежний опыт, который прилип к телу, как новый орган, который оброс чешуей оправданий и философский обоснований, с которым человек уже как бы свыкся, ради сохранения статуса которого он пришил к своему лицу новую маску: страдающего и несправедливо обиженного или беспроблемного весельчака.

Да, в Таинстве Исповеди человек выплевывает гадину. Но такой «шаг» нередко стоит немалых усилий, нередко сопряжен с внутренней борьбой «наразрыв». Особенно, в тех случаях, когда человек ставит перед собой дилемму: отказаться от ненависти ради сохранения связи с Христом или реализовать свою ненависть в акте мести, давно уже для себя обоснованной, внутренне оправданной, многие годы предвкушаемой.

Таинство Исповеди не ограничивается одним лишь раскрытием внутренних закоулков. Само по себе раскрытие – еще не есть освобождение. Мы нередко раскрываемся кому не попадя, ища сочувствия и плеча, в которое можно было бы уткнуть свои заплаканные очи. Иногда «плечо» само собой находится после пятой рюмке в каком-нибудь баре и пабе. Но опыт говорит нам, что такие хаотизированные контакты пусть и сопровождаются раскрытием закоулков, но не сопровождаются освобождением от травматического опыта.

Человек освобождается от тирании травматического опыта, когда этот опыт встраивается в объемную конфигурацию, которую можно по аналогии с 3D изображением обозначить, например, как 105D – конфигурацию (если 3D – это только «звучащая картинка», то условно, – 105D – конфигурация – развернутый во времени процесс, включающий в себя систему переживания, представлений, ассоциаций и пр.. Своего рода – массив данных (Big Dada) «приуроченных» к определенному «сегменту» жизни.

Основой конфигурации, поглощающей травматический опыт, является луч неба. Луч является осью, вертикалью, к нему крепятся ассоциации, представления, переживания. Сама конфигурация строится за счет, в том числе, и тех усилий, которые направлены на сохранении способности находится в состояния связи с этим лучом. Вследствие усилий на уровне сознания у человека появляются новые понятия и смысле, а на уровне мозга – новые синаптические поля. То есть новые площади коры головного мозга активируются, включаются в работу.

Тема объемной конфигурации, выстраивающейся вокруг оси, представленной лучом, поднималась в статье «Талант: Благословение или проклятие?» В статье приводилась такая аналогия. Когда в людях живо ожидание праздника, то это ожидание хоть и незримое, и материально не регистрируемое, но все же является осью, вокруг которой люди выстраивают круг своей жизнедеятельности в праздничные дни. Что одеть из одежды, что приготовить из угощений, – человек черпает вдохновение для ответов на эти и другие подобные им вопросы из пространства конфигурации, поддерживаемой в бытие ощущением праздника. Но вот, по какой-то причине это ощущение пропало. И человеку уже не понятно, с чем связано оживление деятельности поваров, непонятно, почему полчаса назад он обдумывал, каким образом рабочую деятельность можно перераспределить так, чтобы к концу недели уйти с работы на 3 часа пораньше.

Травматический опыт преодолевается не линейно (не вследствие повторения, например, какой-либо речевки), а вследствие появления новых полей, новой доминанты. Доминанта представляет собой очаг возбуждения в коре головного мозга (подробнее – далее), объединяющий работу различных систем мозга, в частности, и всего организма, в целом.

Доминанта, приходя в движение, переадресует к текущему очагу импульсы, поступающие в сознание. На уровне мыслей, эта переадресация будет означать постоянное возвращение к ведущей идее. Если речь идет о любви, то опыт человека постоянно будет расширяться, таково уже свойство подлинной любви, – она вызывает у человека интерес к людям, к жизни, в целом. Расширение будет сопровождаться развитием новых нейронных сетей.

Если речь идет о паталогической доминанте, сформированной на основании пережитого некогда травматического опыта, то можно сказать, что человек будет возвращаться к одной и той же болезненной идее. Вследствие чего все более и более будет уходить в норку своих переживаний. Если же новые нейронные связи не формируются, то начинают распадаться уже имеющиеся. Когда начинается процесс распада нейронных связей (регрессия), травматическое переживание все менее и менее остается чем-то прикрытым, и оно начинает выступать в полный рост и силу.

Например, девушке, пережившей опыт насилия, любой мужчина может напоминать о прошлом. То есть можно сказать, что на основании сильного переживания, прожитого в прошлом, возникла паталогическая доминанта, и теперь она стягивает к себе поступающие в сознание импульсы. Образ незнакомого мужчины, проходящего за окном, может начать восприниматься как раздражитель, приводящий в движение паталогическую доминату.

Вследствие возбуждения паталогической доминанты в прочих отделах коры разливаются процессы торможения, что на уровне мыслей выражается в том, что человек как бы забывает о том, что в мире есть и добро.

Соответственно, при появлении новой бодрой доминанты, прежняя паталогическая начинает тормозиться. Площади коры, ранее занятые проживанием болезненных эмоций, включаются в новую систему отношений. Опыт прошлого не вытесняется, не подавляется, чего так боятся любители чтения психологической литературы. Сигналы, напоминающие опыт прошлого, отныне запускают иные процессы, переадресуются к иному очагу.

Тот, кто однажды путем многих молитв и долгой работы над собой победил, например, неприязнь, скажем, к родственнику, поймет, о чем идет речь. Те особенности родственника, которые ранее вызывали приступы бешенства, отныне вызывают теплые чувства нежности.

Например, родственник имеет самостоятельную позицию, которую вследствие особенностей своего характера довольно агрессивно выражает. Ранее при контакте с ним человек мог охватываться мыслями типа: вот твердолобый! Но при появлении новой доминанты даже эти проявления становится дороги сердцу так как ассоциируются с тем, кого любишь. Причем, если раньше во время охваченности неприязни критические замечания родственника воспринимались как твердолобость. То теперь в отношении родственника может возникнуть такая мысль: да, у него есть собственное мнение, может, несколько агрессивно он его выражает, но с другой стороны, такая особенность где-то ведь и не дает ему подчиниться негативному влиянию, идущему от окружающий людей.

Конечно, речь сейчас не идет в выковывании формулы, в которую будут втиснуты все случаи пережитого насилия, как физического, так и сексуального. Здесь готовых формул нет, что, кстати, и пугает человека, привыкшего к механистическим психологическим программам и тренингам (5 шагов к развитию того-то, 3 ступени по изживанию того-то).

105D – конфигурация, в которой травматический опыт перестанет существовать как травматический (корковые площади, принадлежащие старой доминанте, активизируясь, будет переадресовывать импульсы к доминанте новой, а со временем, по усилении новой доминанты, старая доминанта попросту перестанет существовать) носит личный характер, в каждом отдельном случае она представляется собой акт жизнетворчества. Примеры построения такого рода конфигураций можно почерпнуть у авторов автобиографических повестей.

Читатель повести видит, как автор шел к созданию конфигурации, что подтолкнуло его внутренние процессы в сторону возникновения новой доминанты. Автобиографические повести сугубо личны в смысле неповторимости. Но все же в них есть некоторые ведущие базовые компоненты.

Один из базовых компонентов, встречающийся во многих историях даже несмотря на их различие, может быть выражен святоотеческой мыслью: страсть побеждается противоположной добродетелью. То есть гнев, например, побеждается через устремление к любви, кротости.

Гнев не подавляется, не уходит как того бояться психологи «в бессознательное». Конечно, если человек, стиснув зубы молчит, испепеляя обидчика ненавидящим взглядом, то от гнева от не освободится. Пружина будет сжиматься, устремляясь внутрь, и рано или поздно она выстрелит.

Но если человек, сотрясаясь от ненависти и жажды мести, все-таки с молитвой и верой стремится к смыслам евангельским, то система его реакций со временем перестраивается. Но те же «раздражители», на которые раньше он реагировал агрессием, он начинает реагировать иным образом.

Проиллюстрировать эту ситуацию можно ссылками на некоторые эпизоды из фильма «Повторяющие реальность» (2010) и на автобиографический роман Эрика Ломакса «Возмездие». Масштабную истории, рассказанную автором, визуально в виде короткого «ревью» можно представит в некоторых из эпизодов фильма «Повторяющие реальность» Сюжет этого фильма состоит в следующем.

Двое молодых людей и одна девушка проходят реабилитацию в связи с употреблением наркотиков. Но одном из этапов реабилитации они получают задание примириться с теми, кому сделали больно.

И здесь зритель знакомиться с травматическими доминантами Кайла и Сони. Кайл во время наркотического драйва воровал деньги у сестры, и теперь она видеть его не хочет. Из-за долгов брата она была избита, и во время избиения Кайл в наркотическом оцепенении лежал от нее на расстоянии двух метров. Соня же была изнасилована отцом.

Кайл пытается поговорить с сестрой, но ничего из этой затеи, на первый взгляд, путного не выходит. Соня пытается поговорить с отцом, которых лежит в одноместной больничной палате, но так не может заставить себя войти к нему в палату. У третьего молодого человека также не складывается разговор с отцом в тюрьме (по словам отца, тот попал в тюрьму из-сына).

Вечером, во время обсуждения троицей того, как прошла у каждого попытка выполнить задание, Соне сообщают о смерти отца. На следующий день все повторяется.

Кайл также перед пробуждение видит сестру. Также все получают то же задание. Также, на первый взгляд, они не могут его выполнить.

Они застревают в одном и том же дне. Трудно сказать, что именно имели в виду создатели фильма, но застревание в одном дне можно сопоставить с некоторыми психологическими эффектами, ассоциируемые с таким явлением как дереализация.

Дереализация – крайне мучительное переживание, во время которого человек видит мир изменившимся. Мир может восприниматься как уродливый, отгороженный от человека ватной стеной, сквозь которую звуки проникают с трудом. Во время дереализации, чтобы пробить стену отчуждения, некоторые решаются на экстремальные поступки, надеясь, что аномальные формы поведения заставят собственное сердце хоть как-то трепыхаться. Само время во время дереализации может воспринимать иначе.

Или застревание персонажей фильма в одном дне можно сопоставить с одним из эффектов, сопровождающих депрессию. Во время депрессии активируется область мозга, отвечающая за принятие решений. Словно организм «вырубает рубильник» и говорит человеку: подумай-ка пока о своей жизни и пойми, где ты совершил ошибку, подумай и том, как ее исправить. Чтобы человек не отвлекался от этой деятельности на вкусную еду и гламурные мероприятия, организм «вырубает» способность испытывать эмоции.

Итак, персонажи фильма на определенном этапе развития сюжета начинают находить некоторую прелесть в застревании. Что бы они ни делали, какие бы преступления ни совершали, они не несут никакой ответственности перед законом. Ведь завтра все преступления «обнуляются», начинается опять тот же день, который им уже досконально известен.

Но далее Кайлу приходит на ум мысль, что возникшая ситуация должна иметь какой-то смысл, и он уговаривает Соню еще раз попробовать поговорить с отцом. «Ты должна это сделать», – говорит он ей. «Это ничего не изменит, ничего», – отвечает она. «Надо попробовать», – продолжает Кайл, но Соня, подойдя к палате, но опять так и не решается в нее войти.

Ситуация со временем становится невыносимой. В то время как Кайл и Соня пытаются выбраться из повторяющегося дня (деперсонализации / депрессии / дереалиации) третий участник событий Майкл пускается, что называется, «во все тяжкие».

См. главу «Деперсонализация и дереализация. Скука» в первой части статьи «Преодоление игрового механизма (о игре в широком смысле слова)». Не только указанная глава, но и вся первая часть своей смысловой структурой соплетается с настоящим текстом.

См. также три главы про «Три “Д”» (Дереализация, Деперсонализация, Депрессия) в части 4.2 стати «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».

Он определяется во зле, начинает убивать людей, мучить и пытать Кайла и Соню. Он с наслаждением убивает Кайла, и Кайл, умирая, вновь утром просыпается в своей комнате. Обстановка непереносимости, создаваемая Майклом, может восприниматься как своеобразный катализатор, стимулирующий процесс принятия решений.

Соня решается войти в палату к отцу и сообщает ему, что он сегодня умрет. Она просит не спрашивать ее, откуда она это знает. Она говорит: «Во мне больше нет ненависти к тебе … мне надо двигаться дальше. Это необходимо или ничего не изменится для нас обоих».

Когда Соня говорила эти слова, она не знала, что именно произойдет в ней самой и как именно реальность откликнется на ее слова. Она просто сделала шаг на пути создания новой конфигурации жизненного опыта (новой доминанты).

Кайл также не знал, каким именно образов реальность изменится в ответ на его попытки примириться с сестрой. Продолжая «толкать в дверь», он заложил предпосылки, на основании которых сформировалась такая конфигурация реальности, в которой он совершает поступки, противоположные прежнему опыту: спасает сестру, и она вместе с мамой понимает, что Кайл воистину стал иными.

Подобно Кайлу многие люди мучаются вследствие присутствия в их жизни негативного опыта приобретенного в результате общения с ближними. Ты причинил ближним злом, они уходят из твоей жизни, остается лишь боль утраты.

Эту боль люди пытаются устранить, распылить кетамином, медитацией, перебить удовольствием, сноубордом, алкоголей, кутежами. Но боль, чувство вины при правильном к ним отношении несут в себе творческий потенциал. Они подсказывают, что в определенной точки жизненного маршрута наш автобус повернул не туда. Боль заставляет пересмотреть ошибку, вернуться к ней, перестроить опыт, и вывернуть на верную дорогу. Когда человек выворачивает на нее, он на определенном этапе вдруг обнаруживает, что никой боли нет.

И не во всех случаях можно даже указать на временную точку, после прохождения которой боль исчезает. Словно льдина, отколовшаяся от айсберга, пересекает экватор и незаметно тает в водах теплого моря.

Об исчезновении внутренней боли, рожденной нелюбовным отношением к ближним, см. главу «Что думать насчет воспоминаний о прошлой жизни?» в книге «“Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».

О чувстве вины – в цикле лекций «Проблема отклоняющегося поведения: Родственникам, родителям, педагогам», в пункте 4g (4.7) «О чувстве вины и о преодолении его. Кризис – призыв к развитию и выходу из спячки. Еще раз о т.н. созависимости».

Итак, когда все трое определились: двое в добре, третий – окончательно во зле, – день «перещелкнулся на новую дату».

Последствия насилия физического. Боевая психическая травма (военный синдром)

В предисловии к разделу о насилии можно повторить слова, приведенные в предисловии к разделу предыдущему. Выход из травматического опыта, рожденного в результате насилия, предполагает неугасание того, что мы можем назвать рефлексией. Чтобы травматическая домината могла быть перестроена и преодолена, человеку (хотя на первых порах так жить и больно) важно жить с открытыми глазами. Когда встает вопрос о том, чтобы пережить последствия насилия, одновременно встает и вопрос и о соблазне закрыть глаза (не только в физическом плане, но и в ментальной тоже).

«Закрыть глаза» можно, используя различные психотехники и психологические конструкции, которые на данный момент нет возможности рассмотреть подробно. Важно понимать, что, добровольно закрыв глаза, в отношении одного этапа своей жизни, человек будет вынужден и далее по жизни идти с закрытыми глазами (со всеми вытекающими последствиями). То есть что-то по жизни он перестанет улавливать, так как сделает добровольный вклад в изменение (деформацию?) своей системы восприятия: чтобы не чувствовать боль, он «обесточивает весь город, срывая рубильник вниз». Или: чтобы не чувствовать боль, вводит себя в измененное состояние сознания, находясь в котором он не сможет адекватное воспринимать дальнейшие события своей жизни.

См. например, четвертую часть цикла лекций «Остаться человеком…», пункт 18.5 «Выжить – с открытыми глазами. ОСВЕНЦИМ. Кристина Живульская и ее книга “Я пережила Освенцим”».

В этом «повторяющемся дне» Эрик Ломакс пробыл 30 лет. Эрик был военнослужащим, попавшим в плен к японцам во время Второй Мировой Войны. Японцы нашли у него зарисовку железной дороги, считавшейся секретной, и посчитали, что Эрик является частью агентурной сети. Их подозрения были подогреты тем, что у военнопленных было обнаружено радио, по которому они тайком узнавали последние новости с фронта. Тот факт, что радио было настроено лишь на прием данных, но никак – не на передачу, японцев ни в чем не убедил. Они начали пытать Эрика, поставив перед собой задачу получить от него информации о шпионской деятельности, которую он не вел.

После освобождения из плена, Эрик вернулся на родину. Его мучили кошмары, но он отказывался воспринимать их как серьезную угрозу и пытался делать вид, что прошлого не было и в помине. Тем не менее, семена, посеянные его мучителями, все же проросли. Семейная жизнь Эрик была отравлена этими всходами. «Во время ссор, – писал Эрик, – я оказывал сопротивление с поистине безграничным упрямством, словно по поводу и без повода мстил и кэмпэйтаю, и всем тем охранникам. … я продолжал сражаться, когда кругом уже давно царил мир».

В своем мире, ставшем черно-белым, он привык закапывать правду и собственную боль, надеясь, что эта боль рассосется. Он и его супруга не хотели, чтобы их отношения распались. Выражаясь своими словами, можно сказать, что доминанта, образовавшаяся во время претерпевания пыток, включалась и во время семейных разговоров. Во время допросов Эрик настраивал себя на то, чтобы не сдаваться, и этот же стиль поведения «включался» и во время обычных разговоров с супругой.

Такая точка зрения может быть подкреплена словами самого Эрика, который привел рефлексию одного специалиста на свою персону. Этот специалист отмечал в отношении Эрика, что ему «впервые попался пациент со столь непроницаемой физиономией, по которой невозможно прочитать мысли». Можно предположить, что доминанта, внешним выражением которой и стало нарастание на лицо этой маски сформировалась во время допросов.

Эрик не знал, что предпринять в создавшемся положении. Себя он видел типичным бывшим военнопленным, который, если и расскажет о прошлом, то только – «собратьям по несчастью». «Умалчивание превращается во вторую натуру, в щит, которым прикрываются от тех лет, и это вдвойне справедливо в случае жертвы пыток». Ему понадобилось проделать долгий путь, чтобы «взглянуть воспоминаниям в глаза».

Эрик отметил в своей книги участливое отношение к нему миссис Бамбер – директора «Медицинского фонда помощи жертвам пыток». Миссис Бамбер, писал он, «была воплощением участливой неторопливости, и как раз это-то произвело на меня самое глубокое впечатление. Словно у нее имелось бесконечно много времени, неограниченные запасы терпения и сострадания». Эрик был потрясен, впервые увидев, что его слова не должны утонуть в текучке повседневности, наконец-то он встретил человека, у которого нашлось на него время.

Хелен Бамбер, еще будучи юной девушкой, выслушивала ужасные рассказы заключенных концентрационных лагерей. Она поняла, «до чего важно дать людям выговориться, насколько могучей силой обладает искусство слушать другого человека».

Со временем Эрик узнал, что переводчик, чей голос звучал во время пыток, жив. Желая отомстить, Эрик отправляется на встречу с Нагасэ, – так звали переводчика. Нагасэ также мучали кошмары, он был охвачен внутренней пустотой, с которой он пытался бороться тем, что рассказывал о ошибках войны, участником которой он стал.

Прощать его Эрик был не намерен, у него созревал план мщения. Эрика упомянутый выше специалист призывал не зацикливаться на идеи убийства, ссылаясь на то, что «медицинская литература пестрит примерами того, как американские ветераны Вьетнама получают новые психологические травмы, столкнувшись с яркими напоминаниями о своем военном прошлом».

Во время встречи с Нагесэ Эрик не стал его убивать. Напротив, он зачитал ему заранее составленное сообщение, в котором извещал японца, что прощает его. После состоявшейся встречи он почувствовал, что «совершил нечто такое, о чем и мечтать не смел. Состоявшаяся встреча превратила Нагасэ из ненавистного врага, дружба с которым немыслима, в побратима». «Если бы, – писал Эрик. – лицо одного из моих мучителей так и осталось безымянным, если бы я не сумел увидеть, что за этим лицом тоже стоит разбитая жизнь, прошлое так и продолжало бы наносить мне бессмысленные визиты через кошмары. Я доказал самому себе, что не достаточно только лишь помнить, если это заставляет тебя зачерстветь в ненависти».

«Нельзя, чтобы ненависть была вечной», – этими словами Эрик ответил на сомнения своей супруги. Супруга во время посещения военного мемориала, указывая на количество могил спросила, правильно ли то, что они делают [прощая Нагасэ]? «Нельзя, чтобы ненависть была вечной», – реализацией этих слов на практике во время встречи к Нагасэ был перечеркнут травматический опыт с почти что сорокалетней историей.

Травматическая доминанта Эрика визуально представлена в фильме, созданном по одноименному роману. В доме Эрика была специальная комната, в которой он предавался воспоминаниям по принципу «я и мое горе». Доминанта росла, крепла и… перестала существовать, как только появилась, новая бодрая доминанта. Если этого исхода к конструктиву не происходит, то человек так и остается в капсуле вечно повторяющегося дня.

Слова о доминанте жизни, побеждающей иногда во мгновение ока всю долгую историю и всю колоссальной силы инерцию доминанты паталогической, можно усилить, приведя примеры упомянутые в третьей части статьи «Преодолеть отчуждение» (отдельное название третьей части – «Прорыв скорлупы»).

Опыт в чем-то близкий опыту Эрика было дано пережить Юрию Шевчуку – лидеру группы ДДТ. Юрия во время войны в Чечне не пытали, с опытом Эрика история Юрия роднится тем, что обе истории можно включить в явление, которое называют военным синдромом (Боевая Психическая Травма).

Юрий поехал на войну в Чечню (1994 год), чтобы поддержать ребят. Он выступал перед военнослужащими, был с ними с ними, что называется, в их радости и горе. Вернулся он с войны другим человеком, и тому, что он там видел, он был не рад.

Однажды он ночью подписывал бойцам полка автографы на военных билетах: «Добра, удачи». Через некоторое время ему довелось увидеть стопку подписанных им «военников» – в крови, пробитые пулями.

После возращения с Чечни Юрий, по собственным словам, «бухал и плакал». Подстегнули вхождение в такой тип реакции также увиденные им в Москве контрастные войне картины: люди сидят в барах (а в Чечне людей убивают – «месиво»).

Друг Юрия, имевший опыт войны в Афганистане, вывез его в деревню, где и оставил его до выздоровления. Природа, лес, небо, весна… И наступила жажда серьезной любви, и он почувствовал, что спасение – в ней. Он написал песню «Любовь», не о войне, а о любви, и эта песня спасла его.

Примечательно, что во всех приведенных случаях мы видит расширение опыта, выход опыта из плоскости военной тематики. Здесь можно привести некий образ-аналогию, комментирующий дальнейшие мысли о расширении опыта.

Травматическое переживание вызывает к жизни травматическую доминанту. Доминанта – состояние нервной системы, вызываемое к жизни вследствие возбуждения «разрыхленного» очага в коре головного мозга. Этот очаг словно воронка – втягивает в водоворот и «поглощает» (подчиняет своему ритму) прочие площади коры головного мозга. Но если они будут укреплены (активированы по другому поводу), то сползанию их в «воронку» будет положена преграда.

Активация корковых площадей происходит, в том числе, во время внимательного чтения, когда мы пытаемся соотнести прочитанное с своей жизнью, во время реализации отношений, основанных на интересе к жизни ближнего. Если человек в своей жизни много читал, имел опыт сопереживания ближним, то у него активировано большее количество нейронов по сравнению с человеком, который был целиком и полностью, заточен на выполнение служебных обязанностей (например, военнослужащий, который кроме дисциплины и устава не хочет знать ни веры, ни культуры, ни ближних, ни того, что многие зовут эмпатией). Дополнительные площади коры головного мозга, активированные по поводу чтения и эмпатии, в случае столкновения с экстремальными обстоятельствами могут переключиться на решение новой задачи.

Неким комментарием к этой мысли могут послужить данные исследований, проведенных Джорданом Графманом. Этот исследователь в течении 20 лет служил в подразделении биомедицинских исследований Военно-воздушных сил США (имеет звание капитана). В частности, он исследовал проникающие ранения головы. Исследуя повреждения головы, он сталкивался с случаями, когда пулями или осколками повреждались лобные доли мозга, ответственные за координацию работу других частей мозга, за фокусировку сознания на главном моменте ситуации, за формирование целей и долгосрочных решений.

Графман хотел выяснить, какие фактор более всего влияют на процесс выздоровления после получения повреждения лобной доли. «Он обнаружил, что независимо от размера раны и местоположения повреждения уровень интеллекта человека служит очень важным фактором прогнозирования того, насколько хорошо он будет восстанавливать утраченные функции мозга. Обладание более высокими когнитивными способностями – «лишним» интеллектом – помогало мозгу лучше компенсировать тяжелую травму». Данные, собранные Графманом, позволяют предположить, что люди с высоким интеллектом способны реорганизовать свои когнитивные способности для поддержки поврежденных областей.

История Графмана о прочие подробности о исследованиях, проведенных им, приводятся в книге Нормана Дойджа «Пластичнность мозга», в главе 11. Примечательно, что эта глава называется – «Больше, чем сумма частей». Выше отмечалось, что попыется разрешить проблему травматического опыта, но при том остается в плоскости наличного образа жизни, то он может так и не достигнуть желаемой цели.

Он без конца проигрывает ситуацию на тренингах, читает книжки по психологии. Он пытается найти психологической концепцию, оперевшись на которую он обрел бы нечто типа математические формулы для разрешения собственной задача.

Но цель достигается там, где человек поднимается над собой прежним, приходит к тому, что «больше, чем сумма частей». Когда человек поднимается над собой прежним, создается новая конфигурация опыта, которая не схватывается, как принято говорить «рациональным дискурсом».

Тот, кто смотрит на свою жизнь с позиций христианства, помнит о Промысле Божием, о Священной Истории, прислушивается к совести, соотносит свою жизнь с Священным Писанием, – такой человек рассматривает ситуацию с бо`льших углов зрения. В мыслительный процесс включено больше корковых площадей и, задействуя «мощности» этих площадей, человек может перестроить опыт паталогический, паталогическую доминанту.

В этом смысле актуальными видятся размышления академика Ухтомского о рефлексах. Рефлексы, как писал ученый, не являются на все 100% детерминированными реакциями на стимул, как принято было когда-то считать. «Природа наша делаема», то есть в формировании рефлексов проявляют себя творческие акты, творческое самосозидание «в широком биологическом, а тем самым и биолого-социальном смысле».

Учение о рефлексах не отменяет учение о наличии у человека нравственной свободы. Поведение организма определяется не только факторами, действующими в среде. Но и – доминантами, которые направляют поведение организма даже и вопреки тому требованию, которое складывается в окружающей среде. Между средой и организмом стоят доминанты организма (состояние его нервной системы). А их содержание определяется прошлым опытом. «Наши доминанты стоят между нами и реальностью. Каковы наши доминанты, таковы мы сами».

[Иными словами человек видит реальность сквозь призму прошлого опыта. Меняется внутреннее состояние человека, меняется и образ действительности, воспринимаемой им].

Основами поведения являются не инстинкты, а то, что создается над инстинктами. Так нравственность «может у человека приобрести черты инстинкта так же, как и пищевой, защитный, исследовательский инстинкты, инстинкт размножения»[3].

Подробнее см. в главе «Инстинкты и разум», в первой части статьи «Три силы: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)».

Иными словами, внешняя среда может навязывать человеку определенные импульсы травматического характера, Включая их в собственную жизнь, человек может заложить предпосылки для появления рефлекторного реагирования по травматическому типу.

И, напротив, коль скоро человек начинает строить свою жизнь на основании нравственных ценностей, у него появляется такое качестве как стрессойчивость. Человек более устойчив, когда в его жизни есть вертикаль (кто я: к чему призван). Там вертикали нет, а если есть только горизонталь (сон, еда, работа), там человек – очень хрупок.

См. подробнее главу «Регрессия и исчезновение вертикали» в части 4.1 стати «Остаться человеком (часть 4.1): Офисы, мегаполисы и лагеря».

Если утрачивается что-то из линейки: сон, еда, работа, то у человека (если именно эта линейка составляет основу, базу жизни) не имеющего вертикали, из-под ног уходит почва. Чтобы не сломаться и остаться человеком необходимо было найти пути к поддержанию / восстановлению вертикали.

Так упомянутый Эрик Ломакс рассказывал, как в лагере военнопленных «по рукам ходили письма со страстными призывами к духовному подвигу. Так мы, – писал он, – поддерживали то лучшее, что было в нашей человеческой сути, и это помогало выживать. Я по-прежнему хотел учиться, расти и совершенствоваться» (хотя, конечно, как было отмечено выше, после нахождения в плену Эрик многие и многие годы жил под воздействием травматического переживания, все же можно отметить, что в каких-то частях своей жизни он пытался социализироваться, то есть травматический опыт не полностью засосал Эрика в свою воронку). Эти слова вызывают особенный интерес так, как они принадлежат офицеру, профессиональному военному. Уж он-то, казалось бы, имел все возможности сосредоточиться на «военных механизмах», если бы с их помощью открывалась бы перспектива преодолении боевой психологической травмы.

Или еще пример. Во время войны во Вьетнаме группа американских пилотов попала в плен (были сбиты). Отправляясь на боевое задание, они были убеждены, что снаряжены всем необходимым, чтобы выжить: шлемом, перчатками, ботинками со стальными носами, защитным летным костюмом и спасательным жилетом, предусмотрительно укомплектованным радио, компасом, ножом, сигнальными ракетами и мелкокалиберным огнестрельным оружием. «Но, после того как их сбили, все это у них отобрали. Если человек намерен выжить, его сила должна идти изнутри». Они знали, что, если и вернуться из плена на родину, их возвращение не будет значить ничего, «если они не будут верны себе и своим главным ценностям».

Рассказ о пилотах, приводимый в книге Дэна Кларка «Искусство значимости» сопровождается воспоминаниями о тюрьме Хоа Ло. В этой тюрьме пытали военнопленных и постоянно «всеми способами пытались принудить к предательству. Одни сидели в одиночных камерах, умирая от голода и болезней. Других запирали в ржавых железных клетках, в которых приходилось принимать неестественные позы».

Эти военнопленные прошли выпавшие на их долю невообразимые испытания благодаря самодисциплине. «Когда меня жестоко избивали, – рассказывал капитан Коффи, – ломали кости, промывали мозги и держали вдали от любимых, выстоять мне помогало не то, что было на мне, а то, что было внутри меня. Я выжил благодаря самодисциплине. Она придавала мне сил, чтобы слушать свою совесть, свою интуицию и сдержать данное мною слово защищать и представлять свою страну и свободы, в которые мы верим, мужественно жертвуя собой!»

Вопрос о интуиции – сложен. См. четвертую часть цикла лекций «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», пункт 9.4. «История военнослужащего. Отличия вслушивания в себя в Православии от эзотерических практик. Переход за черту – катастрофа».

Данный раздел о военнослужащих дополняется сегментами, встроенными, в иные источники.

1. См. «Несколько слов о военнослужащих и их душевных травмах» в книге «”Победить свое прошлое”. Исповедь – начало новой жизни».

2. О некоторых травмах военнослужащих см. в части 4.2 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», в главе «Расчеловечивание и попытка защититься от «Трех “Д”» [Дереализации, Деперсонализации, Депрессии] с помощью метафор и психологических конструкций».

3. Историю ветерана, пережившего «Трех “Д”» см. в главе «Деперсонализация и дереализация. Скука» в первой части статьи «Преодоление игрового механизма (о игре в широком смысле слова)».

4. См. всю часть 2.3 данной статьи (публикация запланирована на июнь 2020 года).

Последствие переживания смерти

Подробнее о переживании опыта смерти см. в беседах цикла лекций «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты», в пунктах 7–8.

Приведенные слова насчет активации дополнительный площадей коры головного мозга актуальны и для иных форм переживания травматического опыта. Например, – опыта смерти. В этом смысле можно привести слова того же Юрия Шевчука по поводу переживания им смерти супруги (он очень горевал). «Я был в Храме Гроба Господня, – рассказывал он. Очень много размышлял об этом, думал. Как-то очень мне это помогло. Вот эта поездка случилась совершенно неожиданно. Это меня вытащило».

Он точно не говорит, о чем он именно думал. Как правило, размышления такого рода столь объемны и глубоки, что их нелегко перевести на язык «рационального дискурса». Указание на подобное углубление внутреннего опыта, позволяющее противопоставить нечто опыту травматическому встречается в книге «Отец Арсений».

В главе «Прощание» рассказывается о прощании отца Арсения с лагерем особого назначения, в котором, будучи репрессирован за веру (в годы тотальных репрессий), он провел шестнадцать страшных лет (с 1942 года по 1958 год; до 1942 года также имел опыт арестов и заключения). Рядом с лагерем находилось поле, на котором были похоронены тысячи людей, завершивших в лагере свой земной путь.

Однажды, когда отец Арсений возносил на поле молитвы за усопших, вдруг слова молитвы иссякли, и он оказался «стоящим на поле, растерянным, раздавленным воспоминаниями, сомнениями». Необычайная, щемящая тоска схватила и сжала ему сердце и душу. «В горле встал комок рыданий, слезы застилали глаза, а сердце все сжималось и сжималось, готовое остановиться». «Состояние полной безнадежности, – рассказывал отец Арсений, – уныния и чувство скорби охватили меня, я растерялся, упал духом и весь внутренне сник. Отчаянная душевная боль вырвала у меня болезненный стон. “Господи! Зачем Ты допустил это?”»

Отцу Арсений показалось, что над полем возник и понесся пронзительный и долгий плач. Это был воющий стон, перешедший в однозвучное рыдание, напоминающее вопль человека. Этот заунывный стон наполнял душу беспредельной скорбью.

Отец Арсений внутренне сжался, его нервы напряглись до предела. Окружающее потемнело, поблекло, стало гнетущим, все в отце Арсении наполнилось болезненной тоской. Он почувствовал себя сломленным, раздавленным. «Господи! Господи! Яви милость Свою!» – воскликнул он, осеняя себя крестным знамением.

«И мгновенно все ожило, пробудилось, двинулось <…> Заунывный стон исчез <…> Состояние растерянности, гнетущей тоски и безнадежности прошло». Отец Арсений распрямился, стряхнул с себя страх и услышал в дуновении ветра движение жизни. Ветер принес свежесть, запахи травы и леса, отец Арсений ощутил отголоски далекого детства и неповторимую радость. Стонущий плач, проносившейся над полем, оказалась доносящимся с лагерной лесопилки звуком циркулярной пилы.

Отец Арсений осознал, что жизнь идет так же, как и до гибели лежащих здесь людей. И так же будет идти. «Жизнь продолжалась и будет продолжаться всегда, так как это был закон Господа».

Отец Арсений также осознал, что поддался духу уныния и тоски, что состояние растерянности и тоски было вражеским наваждением, родилось вследствие слабости и маловерия. Он собрал оставшиеся у него силу и волю и стал молиться Господу, Матери Божией и Николаю Угоднику. «Постепенно душевное спокойствие, – рассказывал он, – овладело мною, но вначале настоящая молитва приходила с трудом. По-прежнему передо мною было скорбное поле смерти … По-прежнему лежали в земле десятки тысяч погибших заключенных, многие из которых навсегда вошли в мое сердце. Все так же душа моя была полна человеческой скорби о погибших, но гнетущее чувство уныния и тоски, охватившее меня, под влиянием молитвы ушло. Долгая молитва очистила душу и сознание, дала мне возможность понять, что Устроитель жизни Господь призывает не поддаваться унынию и скорби, но молиться об умерших, требует творить добро живущим людям во имя Господа Бога, Матери Божией и во имя самих живущих на земле людей».

Ему стал понятен ответ на вопрос: Для чего погибли люди, верующие и неверующие. Это – одна из тайн Господа. «Это тайна Твоя. Неисповедимы пути Твои, Господи. Ты знаешь, Тебе ведомы пути жизни человеческой, а наш долг творить добро во Имя Твое, идти заповедями Евангелия и молиться Тебе, и отступятся тогда силы зла».

В этом описании не раскрыто, в чем именно заключается тайна. Как было отмечено, постижения такого рода, если и схватываются, то на том уровне, который не всегда поддается словесному выражению. Важно то, что прикосновение к тайне, расширило опыт отца Арсения, вывело его мысль из депрессивного коридора.

Примечательны и описания восприятия природы. Во время действия травматической доминанты звук циркулярной пилы воспринимался в русле действия текущей доминанты, то есть воспринимался как заунывный, ассоциировался с человеческим воплем (во время возбуждения доминанты поступающие в сознание сигналы переадресуются текущему очагу). Когда вследствие молитвы состояние нервной системы изменилось, отец Арсений стал воспринимать запахи трав, леса. Окружающее и внутренний мир – все стало восприниматься сквозь призму новой бодрой доминанты.

Отец Арсений поднялся над текущим заунывным восприятием действительности вследствие внутреннего подвига, расширения опыта, встречи с благодатью. Вследствие благодатного воздействия на сознание в сознание вносится нечто, что выводит из его ограниченной схемы сугубо земного восприятия действительности (когда видятся, например, только могилы и смерть).

См. подробнее главу «Некоторые особенности состояния отчуждения у медицинских работников» в первой части стати «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».

Встать на этот путь он призвал однажды и Надежду, в доме которой остановился после освобождения. Адрес Надежды дал ему ее муж – Павел, вместе с отцом Арсением отбывал заключение в лагере особого назначения. Павел попросил отца Арсения, если тому удастся выйти из лагеря, найти его, Павла, супругу и рассказать ей о его, Павла, жизни и, если будет возможно, помочь ей. Идти отцу Арсению после освобождения было особо некуда, и он направился по полученному адресу.

Надежда также в годы тотальных репрессий прошла через арест и заключение. «Убеждения, любовь, интерес к жизни, когда-то волновавшее прошлое, – все было вытравлено, стерто допросами, унижением, лагерем. В душе осталась постоянная боль». Из троих детей в живых осталась только дочь. Один сын погиб на фронте, второй – в детском доме. Павел, ее муж, погиб.

Однажды вечером ее охватила давящая, гнетущая тоска. Ее дети стаяли перед ее глазами, она вспоминала своего мужа. Что-то темное заползало ей в душу, «хотелось броситься на пол и биться головой, кричать, рыдая, обо всем потерянном, утраченном. Жизнь казалось бесцельной и ненужной теперь. Для чего жить? Для чего?» Она металась по комнате, кидалась на кровать, закусывая зубами подушку, вставала и беззвучно плакала, слезы заливали лицо. Кто ей поможет? Кто ей ответит за то, что случилось? Кто?

«Было так тяжело, – рассказывала Надежда Петровна, – что я хотела умереть. Мне вспоминались страдания детей в детских домах, ужас расставания с ними при аресте, их расширенные глаза, полные страха и мольбы, обращенные ко мне, уходящей с арестовавшими меня работниками НКВД. Смерть мужа в лагере. Допросы и моя жизнь. Все проносилось с какой-то особой четкостью, обостренно, болезненно. Хотелось куда-то бежать и потребовать ответа: ЗАЧЕМ все это было?»

Надежда Петровна без стука вошла в комнату отца Арсения, он молился вслух перед иконой Божией Матери. Сквозь охватившие ее рыдания Надежда Петровна смогла сказать только одно: «Помогите, мне очень тяжело!»

Будучи неверующей, она не воспринимала всерьез отца Арсения, она смотрела на него как на изможденного и оторванного от жизни человека, который не мог бы ей помочь. Но так как рядом никого не была, то она все же пошла к нему и попросила о помощи.

Ее охватила какая-то озлобленность. Захлебываясь от рыданий, она стала говорить, «сперва озлобленно, потом раздраженно и, наконец, успокоилась». И вся ее жизнь, вся до мельчайших подробностей вставала передо ней, и эту жизнь она выплескивала на отца Арсения. Она рассказывала о себе, детях, муже, о горе, страданиях, о своей жизни, об ошибках, стремлениях, о прошлой работе.

Прошлое, обнаженное прошлое, вдруг предстало перед ней совершенно по-другому. Рассказывая о себе, она увидела не только себя, но и тех людей, которым она приносила страдания, боль, унижение, возможно, и смерть. Все прошло перед ее глазами. Слова молитвы, услышанные ею от отца Арсения, незримо присутствовали во все время рассказа, как бы освещая ее путь.

Говорила она долго, несколько часов, а отец Арсений, опершись руками на стол, недвижно слушал ее, не прерывая, не поправляя. Когда она окончила, удивляясь сама тому, что рассказала, отец Арсений встал, подошел к иконе, поправил лампадку, перекрестился несколько раз и стал говорить.

«Говорил он, вероятно, недолго, – рассказывала Надежда Петровна, – но то, что сказал, еще и еще раз заставило меня понять все свои страдания иначе, чем я понимала их раньше. Ведь страдала и мучилась я и за те дела, которые когда-то совершала, ведь и от моих поступков и действий страдали люди, а я не думала о них, забывая об их мучениях. Почему я должна быть лучше их?» В заключении отец Арсений сказал: «Хорошо, что Вы мне рассказали свою жизнь, ибо полная откровенность – это кладезь очищения совести человека. Вы найдете себя, Надежда Петровна», – и трижды благословил ее.

«Я не стала сразу верующей, – так подвела Надежда Петровна итог этому эпизоду, – но поняла, что есть многое, то многое, что упущено мною в жизни, и это упущенное и ранее не найденное с помощью Божией и о. Арсения я нашла»[4].

Здесь не конкретизируется, что именно она нашла. Если бы Надежда Петровна и описала бы словесно найденное ею, то слова, легшие бы в плоскость «бумажного измерения», могли бы показаться читателю банальными и общеизвестными. Но найденные смыслы, переплавленные Надеждой Петровной в объемный, интегральный образ (см. далее), были на порядок (на многие порядки) сложнее тех описаний, которые, усекая оригинал, приняла на себя бумага.

На данный момент нас интересует не сколько те конкретные смыслы, которые сформировались в внутреннем пространстве Надежды Петровны, сколько сам процесс переинтеграции травматической доминанты (о доминанте см. далее). Во время действия травматической доминанты, в нее включались новые смыслы, содержащиеся в словах молитвы, услышанные из наставлений отца Арсения, почерпнутые из прочитанных книг. Обогащаясь, доминанта начинала менять свою структуру. Обогатившись новыми смыслами, она, приходя в движения (например, при взгляде на фотографии почивших) несла с собой уже иные переживания.

Причем, необходимо отметить, что новые смыслы могут быть почерпнуты не из внутрипсихической жизни человека и не из его жизненного опыта. Если человек, прикоснувшийся к благодатному переживанию (вследствие молитвы) успокаивается, ему уму открываются новые смыслы – логосы. Логосы мироздания – те смыслы, которые были положены в основание мира Творцом и на основании которых мироздание развивается. По мысли святых отцов ум человека может созерцать логосы, когда освобождается от действия страстей, когда перестает колебаться и приводиться в смятение гневом и унынием.

В состоянии охваченности гневом и унынием человек не способен понять даже не то, чтобы ответы на глубокие вопросы бытия, он не способен понимать даже самых очевидных закономерностей. Когда же ум вследствие прикосновения благодати и отступления действия страстей приходит в состоянии тишины, то его можно уподобить лесному озеру, в котором по прекращении волнения начинает отражаться Небо. Человек ясно зрит то, что не мог постичь ранее, для него очевидным становится то, чтобы ранее не было доступно его пониманию.

О постижении логосов см., например, главу «Депрессия и отчуждение деятельности от глубинных основ личности» из третьей части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».

Например, он постигает смысл каких-то событий. Например, имеющих отношение к теме смерти. Бывает, что Господь забирает из жизни человека, когда человек максимально готов вхождению в вечную жизнь. Что значит – максимально готов?

По учению духовных авторов, во время земной жизни мы формируем в себе то состояние, тот облик, с которыми войдем в вечность. Рай и ад некоторыми авторами понимается как развитие того направления, которое человек добровольно избрал при жизни.

Если человек достиг максимально возможной для себя высоты или, если есть риск того, что в дальнейшей своей жизни человек развратится и станет хуже, то Господь забирает его из этой жизни. В качестве примера к этой мысли можно привести ссылку на историю, происшедшую с матерью известного декабриста Кондратия Рылеева. Когда Кондратий был еще маленьким, то тяжко заболел, и его мама стала молиться о его выздоровлении. В ответ на молитву маме было некое откровение, суть которого состояла том, что лучше будет, если Кондратий войдет в жизнь вечную «сейчас». Но мама настаивала на своем прошении, и тогда ей в откровении была показана будущая жизнь ее сына, и в заключении – виселица, на которой он был казнен вследствие участия в восстании (подробнее см. в главе «Судьба декабриста» в книге «Непознанный мир веры»).

Смерть детей является камнем преткновения для некоторых людей. Они не могут осмыслить факта ухода из жизни детей, ропшут, кто-то даже отпадает от веры. Не всегда понимание смерти и связанных с ней обстоятельств приходит сразу, иногда проходят годы прежде, чем человек сумеет по-новому, не с протестных позиций, взглянуть на уход из жизни ребенка. С годами он может обогатиться новыми представлениями, новыми жизненными опытами, и с позиции накопленного он, обернувшись в прошлое (ретроспективно), может узреть те смыслы, которые ранее были недоступны его пониманию.

На этом вопросе на данный момент нет возможности остановится подробнее, так как тема отношения к смерти не является главной для данного текста. Переходя к следующему разделу, можно вкратце отметить следующее. Те, кто грозят кулаком в Небо, требуя ответов, находятся в таком состоянии, в котором они не способны понять и воспринять логосы, о которых было сказано выше.

О том, что действие таких страстей как гнев и уныние (отчасти с действием этих страстей можно сопоставить и феномен фрустрации, который некоторые специалисты идентифицируют с понятием «бессильная ярость») блокирует созерцательную способность ума (и тогда человек не способен понять ничего глубокого в жизни) см. в главе «Созерцательная способность ума и логосы мира» из части 4.1 статьи «О вере» (отдельное название части 4.1 – «Познание Истины и состояние ума»).

Нужна тишина, молитва, даже – чтение, чтобы ум стал способен, выйдя из потока ежедневных дел, прикоснуться к глубинным смыслам бытия, чтобы доминанта человека обогатилась новыми смыслами и была переинтегрирована.

См. подробнее главу «Связь с Христом, дополнительный афферентный комплекс и акцептор действия» в части третьей статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».

В данном тексте ставится задача рассмотрения принципа доминанты применительно к теме преодоления травматического опыта, и потому возможность рассматривать все многообразие ситуаций, возникающих при постановке вопроса о смерти, – нет. Кратко здесь стоит отметить лишь одну мысль. Господь забирает человека тогда, когда человек достигает максимально возможного для себя состояния готовности к вхождению в загробную жизнь. То состояние, которое человек воспитал в себе при жизни, человек заберет с собой. Если есть риск того, что личность человека во время дальнейшей жизни будет деформирована, то Господь забирает человека прежде разворачивания процесса деформации. Ведь, если вход в вечность будет произведен в этом состоянии саморазложения, человек станет узником вечных мук: то состояние, которое он воспитал в себе при жизни, будет томить (усиливаясь и усиливаясь) его в жизни загробной.

О таким образом понимаемой загробной жизни см. в книге «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни», в главах «Православное учение о загробном возмездии», «Душевные расположения человека, совершившего преступление».

Или: во второй части статьи «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического бума и распада общества», в главах «В чем суть такого явления, как посмертное воздаяние?», «Правда ли что Священное Писание ничего не говорит о употреблении наркотиков и прочих ПАВ?».

Также – в первой части данной статьи, в главе «Смысл и цель христианской жизни».

Некоторые советы:

В ответе «Девушке, испытавшей потрясение после смерти друга».

В цикле лекций «Обращение к полноте», в пункте «6.4 Как помочь человеку, который уже умер (вставка)».

В цикле лекций «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния “тирании мозга” и преодолении того, что толкает человека к алкоголю», в пункте «2. Принцип бесед. Смерть. Смерть близких. Отсутствие перспективы».

В качестве чтения можно предложить небольшую книжечку святителя Николая Сербского «Царев Заветы» и также небольшую книжечку Тростникова Н.В. «Бог в русской истории» (есть несколько лекций Тростникова с тем же названием; лекции не дублируют книгу, а, скорее, дополняют). В первой книжечке речь идет о поражении сербов на Косовом поле, о их порабощении турками. Оставшийся в живых после великой битвы король Лазарь вопрошает Небо, как могло произойти то, что верующие в Бога сербы потерпели столь сокрушительное поражение. И Небо отвечает…

Во второй книжечке автор с позиции духовного понимания жизни рассматривает историю великий потрясений, находивших на Россию. В частности, он ставит вопрос о духовном смысле революции 1917 года и о смысле последующих за революцией бедствий, суть которых была в очищении России.

В заключении раздела – еще две мысли о смерти детей.

Один человек, находившийся в заключении, писал о том, что его сына сбила машина. Он спрашивал, как же Бог мог допустить такое, почему не покарал водителя? Сам же человек попал в заключение за убийство, и он словно не понимал, что у убитого им тоже было родственники, которые могли задать тот же вопрос в отношении его самого (то есть – заключенного). То есть человек словно отказывался что-то замечать в жизни. Если реализовываться справедливости в том ключе, в котором желательно было для заключенного, то он словно не понимал, что на него карающий меч должен опуститься в первую очередь.

Еще необходимо отметить, что взрослые, когда говорят о детях, не всегда учитывают, как непросто бывает детям в мире, который взрослые люди наполнили болью и жестокостью. Когда детей из жизни забирает Господь, взрослые иногда обвиняют Бога в жестокости, тогда как архимандрит Тихон (Агриков) предлагает взглянуть на вопрос с иной точки зрения.

Он рассказывал про трех малюток, которые после смерти мамы жили у чужого дяди. Хозяйка дяди их не взлюбила, зло и грубо говорила, что они даром едят хлеб. Не раз малютки, которым тяжело было жить без мамы, плакали в старом сарае. Однажды, после того, как одного из них хозяйка ударила поленом, они ушли на могилку мамы. «Маменька милая, – в один голос плакали они, – ты нас бросила одних, а нас тетя не любит, ругает и даже бьет… Мы от тебя не уйдем, нам некуда идти, нас никто не любит, никто не жалеет». Они плакали и ждали, что мама придет и – станет им хорошо. Стемнело, подул сильный ветер, поднялась вьюга. Им сильно захотелось спасть, поначалу им было холодно, но они, прижавшись друг другу, сладко заснули. Дядя с хозяйкой поначалу переживали, куда детишки пропали, но потом успокоились. «А когда теплое весеннее солнышко приласкало землю, когда тихие его лучи согрели могилку умершей матери, тогда нашли и сироток. Они, как ранние весенние цветочки, лежали, прижавшись друг к другу на могилке мамы, и будто детские слезы еще не высохли на их влажных глазах. Успокоились они навечно, с мамой родной им хорошо стало…» (архимандрит Тихон (Агриков), «У Троицы окрыленные»). 

Более подробно о переживании опыта смерти, как было отмечено, выше, см. в беседах цикла лекций «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты», в пунктах 7–8.

См. также в приложении 2 см. вкратце мысль о том, что, развиваясь, человек накапливает ресурс, с помощью которого (и с Божией помощью, конечно) он начинает с иных позиций смотреть на переживание опыта смерти, вследствие чего опыт десенсибилизируется (теряет свое травматическое жало). 

Понять смысл смерти ребенка, особенно, если речь идет о «твоем ребенке», непросто. И профессор Миронович Ц.П. в своих лекциях по Священной Библейской истории вспоминает, как подобные вопросы вставали перед святым праведным Иовом, который потерял не только своих детей, но также и здоровье, и свое имущество.

Также профессор вспоминает и святого пророка Аввакума, который в поиске ответов на множественные свои вопросы ко Господу сравнивал себя со стражником, охранявшим городские стены. Время охраны городских стен было разбито на четыре части (стражи). Стражник выходил в свое время на городские стены и охранял их, предупреждая жителей, если к городу приближались враги. И вот святой пророк Аввакум вставал [на молитву] как на башню сторожевую и, стоя, наблюдал, что скажет Бог в нем (Авв. 2, 1).

Пророк не стал говорить: вот, мол, Бог попускает смерть, столько младенцев умирает. Он не стал терять веру, видя смерть. Он встал на стражу, научая нас, что нужно молиться. Причем, – стоять на молитве, как на башне сторожевой, а не молиться неизвестно как. Молиться, «чтобы узнать, что скажет Он во мне». «И, – обращаясь к своим слушателям, говорил профессор, – вы услышите ответ, Божий ответ внутри себя. … Господь скажет каждому человеку, вот как пророку – “во мне”, если Он увидит такую решимость».

Ответ дается каждому персонально, исходя из его личного подвига. [Когда этот ответ дается], отпадают все возмущения. Мы должны, считает профессор, «верить во благой, спасительный Промысл Божий, как в конце концов, пришел к этой мысли Иов: “Да, я говорил о том, чего не разумел, требовал от Тебя ответа – и не понимал, я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя, и посему я отрекаюсь и раскаиваюсь, в прахе и пекле, кладу перст на уста свои и прекращаю свой бунт против Бога”. Потом он встретился лицом с ликом Божиим. Вот если, – говорит профессор, – мы увидим этот вот этот лик Божий, лик Христов, у нас будет тоже самое, что и с Иовом: “Я отрекаюсь от своего бунта, я говорю то, чего не разумел, произносил хулу”. Давайте себе внимать, и придет время Господь даст ответ на все изгибы вашей сердечной мысли, как говорил в последней молитве своей Давид: “Ты, Господи, для Тебя открыты все изгибы сердечной мысли, Ты знаешь всё”». 

Конечно, нельзя забывать и осторожности, с которой духовные авторы относились к мыслям, возникающим в сознании. Если они не были от Бога, а человек принял их, как исходящих от Бога, то человек может столкнуться с духовной катастрофой. Различать мысли, какие – от Бога, а какие – нет, – настоящее искусство. Множество ценных рекомендаций в деле различения мыслей дает в своих наставлениях преподобный Паисий Святогрец (см. серию книг «Слова преподобного Паисия Святогорца»).

См. также цикл бесед «Мозаика идей: Штрихи к идеям, стремящимся встроиться в мировоззрение современного человека», пункт 11.3 «Расстановки по Хеллингеру (1. Отличие эзотерических подходов от христианских взглядов; 2. Вопрос о достоверности внутреннего опыта)». 

Продолжая мысль профессора, можно сказать, что во время встречи с благодатным переживанием в сознании человека могут появится мысли, с помощью которых травматический опыт может быть мгновенно перестроен.

Когда благодать присутствует в человеке, то ему, как объясняет схиархимандрит Авраам (Рейдман), человеку кажется, что он нечто для себя открыл. Все становится для него четким, ясным и определенным. Когда же благодать оставляет человека, то вновь у него возникает недоумение. «Опять все путается, прежние убедительные доводы теперь кажутся совершенно неубедительными, легковесными, и человек пытается найти новые. Но он их не найдет до тех пор, пока снова не начнет действовать в его душе благодать, тогда, может быть, те первоначальные доводы вновь покажутся убедительными или же (от действия благодати, а отнюдь не собственных умственных усилий) появятся в его уме иные рассуждения, новые доказательства» (Авраам (Рейдман), игум. Благая часть. Беседы с монашествующими. Часть 2. Екатеринбург: Издательство Ново-тихвинского монастыря, 2003. C. 150–151). 

Подробнее о словах о. Авраама и появлении в сознании новых мыслей см. в ответе «Самоубийство. Опустошение и желание покончить с собой»). 

Иными словами, недостающие звенья для перестраивания травматической доминанты человек может получить в результате молитвенного предстояния, участия в Таинствах, встречи с благодатным переживанием. Если этот опыт не был пережит, трудно человеку понять, о чем идет речь. В этом смысле раздел о переживании смерти можно закрыть (имеется в виду не закрытие темы вообще, ибо она – обширна, а закрытие своего рода «ознакомительного фрагмента») темы словами, с которых он и был начат. 

Подробнее о переживании опыта смерти см. в беседах цикла лекций «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты», в пунктах 7–8.

А начат он был с описания опыта Юрия Шевчука, который у Гроба Господня в Иерусалиме преодолел свое горе, настигшее его после смерти супруги. «Я был в Храме Гроба Господня, – рассказывал он. Очень много размышлял об этом, думал. Как-то очень мне это помогло. Вот эта поездка случилась совершенно неожиданно. Это меня вытащило» (Там же). Он точно не говорит, о чем он именно думал.

А, возможно, дело было не только в том, что думал, а и в том, что, как говорил профессор Миронович, Господь «давал ответ на все изгибы сердечной мысли». Мысли, рождающиеся во время благодатного переживания, перестраивают травматический опыт, становятся тем внутренним сокровищем человека, которое помогает ему выпрямится, которое он хранит в памяти всю свою жизнь, обращаясь к нему в час нужды и бедствий за поддержкой. Эти новые «отклики» не почерпнуть из книжек, хотя бы человек и прочитал в книжках заранее все то, что во время благодатного переживания преобразит его душу. Новые «отклики» нужно именно пережить, став готовым (через духовное усилие и смирение) к принятию их.

В эти благословенные минуты и некогда прочитанное обретает силу. Спрятанные где-то в архивах памяти слова, забытые и воспринятые как бессильные и бескрылые, вдруг наливаются огнем и перестраивают опыт человека. 

Подробнее о преодолении состояния охваченности моно-идеей и о прорыве к новым смыслам см. в части третьей статьи «Преодолеть отчуждение» (см. разделы «Через любовь», «В молитвенной тишине», «Вследствие прикосновения благодати», «Видя ситуацию с иной точки», «Не входя в диалог с тревожными мыслями»). 

Травматический опыт как приходящая в движение (возобновляемая) доминанта

Когда доминанта приходит в движение, появляется возможность обогатить ее новыми откликами. Обогатившись, она уходит в глубины памяти, откуда на поверхность сознания приходит уже обогащенной, включающей внесенные в нее прежде отклики.

Во время действия доминанты все, что делает человек в русле ее ведущего возбуждения, (или вопреки этому возбуждению) «записывается». Если человек при возбуждении доминанты паникует, рвет на себе волосы, то в следующей раз доминанта будет действовать более стихийно, усилит свой травматический потенциал. Если человек будет ей сопротивляться (разумно сопротивляться, понимая суть, смысл процесса, о чем см. далее) то в следующий раз она будет давать знать о себе слабее и так мало-по-малу начнет затихать.

Эти мысли о доминанте можно сопоставить с святоотеческим учением о страстях. В своем сочинении «О навыках» святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет, что «страсти – злые навыки; добродетели – навыки благие». Страсти, имеющиеся у человека от природы (природы человека заражена грехом; зараженность грехом произошла в результате грехопадения прародителей), не налагают на человека печати.

О повреждении природы см. в главе «Непреображенная природа человека» в части первой статьи «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния «тирании мысли» и преодолении того, что толкает человека к алкоголю».

Печать налагается наклонностью к страсти, и эта наклонность усваивается человеком произвольно, то есть при участии его воли. В результате постоянного или частого удовлетворения желанию реализовать страстное действие, появляется навык. В результате образовавшего навыка к страсти страсть становится «насильственным властелином над человеком». Святитель призывает отказывать себе в удовлетворении страстного желания. «В другой раз оно подействует уже слабее, а наконец и совсем утихнет».

Если проявляющееся вожделение будет обуздываться при первых требованиях пойти у него на поводу, то со временем оно «проявляет требования уже слабее». Если же человек пойдет на поводу у требований удовлетворить желанию реализовать вожделение, то вожделение в результате долговременного и постоянное удовлетворения, станет господствовать над человеком, «как тиран».

В этом смысле интересны комментарии преподобного аввы Дорофея, данные к восьмому стиху девятого псалма, – «Внегда прозябоша грешницы яко трава, и проникоша вси делающии беззаконие, яко да потребятся в век века». Слабая трава, не имеющая силы, – это страстные помышления (грешники). Когда они «прозябают», тогда «проникают», то есть обнаруживаются. А когда они делаются явными, то могут быть истреблены[5].

По общему смыслу святоотеческого учения о страстях, страсти искореняются противоположными добродетелями. То есть, если во время движения страсти человек пытается не идти в русле этого движения, а понуждает себя реализовывать противоположную страсти добродетель (например, гнев искореняется любовью), то в следующий раз страсть во время возбуждения будет беспокоить человека уже слабее.

Трудность состоит в том, что, когда страсть не выходит на поверхность, сложно заметить ее присутствие и, соответственно, – начать с ней борьбу. По этой причине в аскетических творениях присутствует мысль, что начинать, например, жизнь уединенно можно уже после преодоления страсти гнева. Если человек не встречается с людьми, то страсть гнева может и не приходить в движение, и у человека может родиться ложная мысль о себе, что он избавлен от действия гнева. Тем временем, пока человек пребывает в этом ложном о себе мнении, страсть зреет в глубинах личности, и при удобном случае может прорваться с неожиданной для человека силой.

Если человек ушел от сообщества людей на уединенное жительство, нельзя сказать, что он уже тем самым освободился от гнева. «Гнев при этом жив, – пишет преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, – только притаился, и готов тотчас обрушиться на что ни попало». Сам преподобный рассказывал, что во время уединения он гневался на ножичек, что тот, притупившись, не быстро резал. По его мысли, страсть гнева может «упражнять свои силы и на вещах немых и на безделицах» (то есть приходит в движение по поводу вещей). А пока страсть гнева остается в сердце, человек не может достигнуть мирного устроения и освободиться от прочих страстей[6] [то есть даже тогда, когда его никто не трогает, что-то не дает ему быть спокойным].

И потому не убегать от нее нужно, а вначале искоренить ее, живя между людьми (если речь идет о монахе, то – в общежительном монастыре). Через соприкосновение с людьми, страсть гнева становится явной для человека. В момент возбуждения гнева человек может молиться за обидчика, делать ему добро, то есть совершать противоположное основному посылу страсти. Искореняя страсть мало-по-малу он приходит к тому, что она перестает властвовать над ним. Тогда, удаляясь на уединенное жительство, он может надеяться, что там не будет раздражаться на дверь, что та скрипит и пр..

Подобным образом святой мыслит и о печали. Она рождается «от предшествовавшей страсти, или гнева, или похотения, или любостяжания». Или по действию лукавого может охватить такая прискорбность, что мы не можем приветливо принять самых дорогим нам людей. Все, что услышим от них в тот момент, «почитается тогда нами неуместным и лишним». И не даем им никакого приятного ответа по причине того, что все изгибы сердца преисполнены «желчною горечию».

Святой подчеркивает, что такое состояние находит на нас не по вине людей, с которыми встретились, но по вине нашей собственной. «Мы сами в себе носим причины всех возскорбений, именно в семенах страстей, которыя, как только оросит душу нашу дождь искушений, тотчас прорываются в ростках и плодах своих» (мы носим в себе семена страстей, и как только поливает нас дождик искушений, так трава и прорастает).

Никто из людей не понуждает человека к греху. Дурной пример не возбуждает человека, не имеющего «сокрытой в сердце своем материи того греха». Например, взгляд на красивую женщину лишь выводит наружу скрывающуюся страсть. И потому необходимо «обратить все попечение, чтоб свои очистить страсти, и свои исправить чувства и расположения»[7].

То есть встречи с людьми лишь выявляют то, что в нас хранилось. Эта мысль – вполне в русле творений академика Ухтомского, который писал, что «лицо другого человека, открывается таким, каким я его заслужил всем своим прошлым и тем, что я есть сейчас»[8]. [То есть встреча с человеком выявляет те содержания, которые мы в себе питали, растили, формировали].

Человеческое лицо, сильно действующее на нас, как пишет Ухтомский, «поднимает на дыбы все, что в нас есть … выявляется самое тайное, чего до этого мы и сами в себе не замечали – получается буквально пересмотр и переоценка всех своих ресурсов». В том, как мы видим людей и мир, в том проявляется суд над нами. Мир, предъявляя новые задачи и ставя новые вопросы, выявляет то, что есть в сердце, «то что скрывалось в нас тайно» [непредвиденная ситуация, в зависимости от того, кто чем жил до ситуации, вызывает в одном – мобилизацию и стремление разобраться, в другом – панику].

Необходимо перевоспитать свои доминанты. Доминанта, имеющая давнюю историю, может прийти в движение по ничтожному поводу. По этим «отрыжкам» можно заранее узнать зачатки своих мотивов и противопоставить им «более важное, занять пути другою доминантою, – таков рецепт».

В кратком виде учение Ухтомского о доминанте, рассмотренное сквозь призму мыслей духовных авторов, приводится в статье в кратком виде оно рассматривается сквозь призму мыслей духовных авторов в статье «О развитии монашества, о теории «созависимости» и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем», в главах «Нейрофизиология и любовь», «Услышать голос другого», а также – в третьей части статьи «Обращение к полноте: Становление личности как путь преодоления зависимого поведения».

Не повторяя в данной статье основных положений учения о доминанте, можно сказать (применительно к теме травматического опыта), что доминанту можно представить, как состояние нервной системы, приходящее в движение вследствие определенных условий. Один из смыслов доминанты – мгновенно предоставлять человеку память о прошлом опыте.

То есть человек, имеющий, например, страсть гнева, может читать какую-то книгу и раздражатся на то, что написанное – не понятно. Здесь действует имеющаяся уже внутри страсть гнева. Ситуация лишь выявляется ее. Если человек не поймет, что автор книги здесь не причем, а будет осуждать его, то доминанта все более и более будет разворачиваться. Через некоторое время кто-то позвонит по телефону и задаст вопрос, на который в обычное время человек мог бы ответить спокойно. Но так как он уже раскачал свою доминанту, во время беседы он вспыхнет, начнет кипятиться, грубить и обзываться.

Еще почуяв «отрыжку» доминанты во время чтения, он мог бы осознать, что причина гнева – в нем. А осознав, мог бы укорить бы себя, то есть признать, согласиться с тем, что причина – в нем и попросить у Господа прощения (ведь, осознав, можно и не согласиться, а начать строить оправдывающие себя модели). Тогда доминанта, быть может, и не пришла бы в столь сильное движение, которое через некоторое время привело во время беседы к вспышке ярости.

Подобным образом можно узнать по «отрыжкам» и начавшую приходить в движение доминанту травматического опыта. И – на пути ее следования – возводить заслоны.

Этим заслоном может быть навык к Иисусовой молитве. Первые ростки «пробивающейся травы» человек посекает Иисусовой молитвой. С помощью Иисусовой молитвы человек не дает развиться тем мыслям, которые запускают маховик паталогической доминанты.

Например, срыву в истерику может предшествовать размышление, родившееся в следствие того, что на телефонный звонок не ответил интересующий человек. Например, девушка стоит с телефонной трубкой, из которой раздаются короткие гудки и думает: «Вот, не дозвонилась». А через некоторое время переходит к мысли: «Что если этот человек так же не хочет со мной говорить, как и тот, кто сказал, что не любит и тем самым сделал мне больно? Почему все отказываются со мной разговаривать? Почему я всегда одна?! А-А-А!!!»

В самом начале, если травматической доминанте (родившейся во время прошлого опыта расставания) не дать раскачаться, то она может и не прийти в движение. По первой «отрыжке» можно понять, что эта доминанта словно лошадь начала бить копытом и готовится сорваться с места. В это время, если начать читать Иисусову молитву, то травматическая доминанта может так и не начать разворачиваться далее во всю ширь и прыть. Со временем, вследствие такого типа реагирования травматическая доминанта начнет перестраиваться, слабеть.

Подробнее, см. в главе «Разрыв паталогической доминанты и молитва Иисусова» в части 5.1 статьи «Преодоление игрового механизма».

Еще более подробнее о Иисусовой молитве см. пункты 57–58 в цикле лекций «Зазеркалье».

То есть, не повторяя того, что в приведенных выше источниках было сказано о доминанте, здесь, применительно к теме травматического опыта, можно особо отметить одну мысль. Травматическая доминанта представляет собой состояние нервной системы, некогда сформированное и приходящее в движение вследствие определенных условий.

Вот, например, тот же боец качает сына на руках, поет ему тихо колыбельную песенку. Бойцовские навыки ему на данный момент не нужны. Но через 15 минут после того, как уложил малыша спать, он спускается в подвал дома, где у него оборудован тренировочный зал. И как только он пересекает порог зала, как тут же у него включается комплект ощущений, физиологических отправлений и прочего, из чего складывается доминанта бойца (собранность, кошачья пластика и пр.).

Подобным образом можно размышлять и о, например, девушке, которая на международном рейсе испытала ужас приближающейся смерти во время падения самолета в воздушную яму. Подобным образом можно разобрать и пример с девушкой, которая на международном рейсе испытала ужас приближающейся смерти во время падения самолета в воздушную яму. Совокупность впечатлений, пережитых в те минуты отлились в так называемый интегральный образ. И этот образ может быть вновь вызван к жизни пусковыми кнопками, в роли которых может выступить какая-нибудь безобидная лампочка на капоте снегоуброчной машины. Лампочка свяжется в сознании с видом сигнальных огней на крыле самолета, а эта ассоциация, в свою очередь, вызовет к жизни интегральный образ.

В качестве литературного комментария к описанному процессу можно привести некоторые мысли из произведения Алексея Зотова «Сын алкаша». Сын, о котором идет речь, – Ваня – хотел зарубить своего отца топором. Отец причинил много горя, как ему, так и его маме (то есть своей супруге). На протяжении книги разворачивается эпопея преодоления этой патологической доминанты, – Ваня боролся с своими неприязненными мыслями к отцу, и в итоге победил свою ненависть, твердо встав на основания, которые дает человеку вера и любовь.

Ваня переживал накаты неприязненных мыслей, породивших в итоге особое состояние нервной системы. И это состояние нервной системы стало доминирующим для всех тех случаев, когда он в реальности или в своих мыслях приходил в соприкосновение с образом отца. На основании патологической доминанты, приходившей в движение в присутствии отца, у Вани сформировался интегральный образ отца.

Ваня переживал накаты неприязненных мыслей, породивших в итоге особое состояние нервной системы. И это состояние возвращалось каждый раз, когда он реально или мысленно соприкасался с отцом. Так на основании патологической доминанты, постоянно приходившей в движение, у Вани сформировался интегральный образ отца.

Когда Ваня узнал, что отец собирался лететь на гастроли в США (он был музыкантом), ему представилось как “Боинг” с музыкантами на борту и всеми ихними инструментами падает в океан, все спасаются, а батя гибнет, и как об этом сообщают по радио, и потом во многих газетах выходят статьи о бате и дается его фотография в черной рамке». Этот момент Ване нравился: в нем сливалось воедино: статьи, фотография, рамка, сладкая жалость к себе и маме. Когда Ваня думал о бате так, как будто его уже не было, ему было противно, но в то же время и по-своему «здорово». Когда Ваня был в таком настроении, «всюду ему мерещился “Боинг”, падающий в океан. Проехал троллейбус, высекая из проводов огромные сварочные искры, похожие на маленькие “Боинги”, падающие в океан. Ярко горел зеленый глаз светофора, напоминающий топовый огонь “Боинга”, камнем падающего в океан. Словно плоскости “Боинга”, падающего в Атлантику, лежал снег на крыше аптеки, похожей на “Боинг”, который вот-вот свалится в океан и утонет».

Интегральный образ, по мнению Ухтомского, может быть продуктом (порождением) состояния нервной системы (доминанты). В этот образ отливается совокупность впечатлений, приуроченных к определенной доминанте, которая имела свою историю. «По этим остаточным продуктам прежняя доминанта может быть восстановлена до большей или меньшей полноты».

О чем идет речь?

Вот – девушка, совершающая дальний перелет на самолете, который вдруг начал падать в воздушную яму. Сознание девушки охвачено паникой, и это состояние нервной системы может связаться в сознании с образами, относящимися к тематике самолета. Иными словами, через несколько лет по прошествии полета, прогуливаясь по парку, она может увидеть памятник авиаторам – стоящий на пьедестале самолет. И вид самолета может привести в движение доминанту, рожденную во время падения в воздушную яму.

Когда доминанта приходит в движение, она обогащается новыми откликами. Если девушка начнет метаться по парку или предпринимать какие-то лихорадочные действия, то доминанта укрепится за счет дополнительных действий и уйдет в глубины памяти обогащенной. И при случае – вернется более окрепшей и усилившейся.

По мысли Ухтомского, новые впечатления и действия, на основании которых приходят в движения следы, полученные в прошлом, присоединяются к этим прошлым следам «и тем самым более или менее видоизменяет их». Вследствие приобретения новых следов можно перестроит прошлый опыт. Когда доминанта придет в движение, она может быть переинтегрирована за счет привлечения новых данных (эта мысль Ухтомского в лекциях сопровождается параллелями, заимствованными из творений духовных авторов).

Преодоление патологической доминанты совершается за счет переосмысления ее. А также – за счет противопоставления ей новой – положительной доминанты.

В качестве патологической доминанты может выступить не только ужас и паника, но и, например, неудержимое желание играть. Огни снегоуборочной машины могут напомнить огни, мерцающие на панели игрового автомата. Во время игры на автоматах человек мог входить в неуправляемое состояние, и это неуправляемое состояние могло в его сознании связаться с миганием лампочек на панели автомата. Эту лампочку и могут напомнить огни снегоуборочной машины, вследствие чего может включиться весь комплекс переживаний, которыми был охвачен человек в казино. Человек войдет в неуправляемое состояние, и его ноги будто сами понесут его в игровой салон [9].

Огни снегоуборочной машины могут напомнить огни, мерцающие на панели игрового автомата. Рожденная в сознании во время игры связь неуправляемого состояния с миганием лампочек на панели автомата способна мгновенно включиться весь комплекс переживаний, которыми был охвачен человек в казино. И ноги сами понесут его в игровой салон.

Применительно к теме игры идея преодоления патологической доминанты разбиралась в статье «Три силы: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)».

В начале статьи приводятся мысли преподобного Порфирия Кавсокаливита о преодолении депрессии, которые вполне встраиваются в контекст разговора о преодолении травматического опыта. У человека есть сад души, и в этом саду растут как колючки, так и цветы. Шланг с водой – душевные силы. Куда направит их человек, от того и будет зависеть, что будет расти – колючки или цветы. Преподобный Порфирий не хотел, чтобы человек занимался лишь борьбой со злом (выдиранием колючек), он хотел видеть человека, сражающимся за добро (возделывающим цветы). «Если мы будем постоянно совершать добрые поступки, наши дурные привычки буду потихоньку отмирать. … Однако достичь этого можно только лишь непрестанной молитвой и мужественной борьбой за добродетели». Преподобный считал, что бесперспективным делом может быть размахивание руками с целью прогнать тьму. Если зажечь свет, тьма уйдет сама [10].

Применительно к теме паники, поселившейся в сознании упомянутой выше девушки во время падения самолета, актуальными на данный момент видятся две мысли. Паталогический опыт прошлого преодолевается через противопоставление этому опыту опыта нового – реально пережитого ощущения бессмертия. Опыт прошлого преодолевается также отчасти через включение его в новый сценарий (на уровне разума).

См. «Преодоление травматического опыта и христианская парадигма» в части третьей статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».

Применительно к теме паники, поселившейся в сознании упомянутой выше девушки во время падения самолета, актуальными на данный момент видятся две мысли: преодоление патологического переживания прошлого через противопоставление ему нового опыта – реально пережитого ощущения бессмертия; преобразование благодаря включению его в новый сценарий (на уровне разума).

Далее в статье приводятся мысли об опытно переживаемом приобщении в вечной жизни. Эти мысли могут быть дополнены данными, приводимыми в конце второй части статьи «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния «тирании мысли» и преодолении того, что толкает человека к алкоголю».

Без реально пережитого внутреннего опыта одна перестройка на уровне разума может так и не помочь человеку – неуправляемое состояние, приходя в движение, будет сметать все интеллектуальные надстройки. Но если надстройки носят не фиктивный характер, а основаны на Истине, то они еще до формирования личного положительного опыта (которое происходит на за пять минут, а иногда растягивается на годы) могут сыграть свою роль в связывании опыта травматического (травматический опыт в некотором своем объеме связан через включение этого опыта в новый сценарий, который в некотором своем объеме нейтрализуется благодаря включению в новый сценарий).

Так, по мнению одного автора, «введение травмирующего впечатления в иерархическую структуру не только позволяет переосмыслить его, но и дает стимул развитию всей индивидуальной системы ценностей». «Постепенное усложнение структуры переживания» приводит к возможности «удалить связать, преобразовать и переосмыслить травматические впечатления». Будучи введено в ткань уклада, в более широкий контекст, травматическое переживание связывается и десенсибилизируется [11].

Соединяя два пункта – интеллект и новый положительный опыт, можно сказать, что вера, усвоенная не как интеллектуальное знания, а ставшая внутренним фактом бытия, становится новой доминантой. Активизация этой новой доминанты тормозит прежнюю патологическую доминанту, противостоит ей.

Мысль о возможной смерти может перестать рождать панику и ужас (десенсибилизация), если будет включена в новый сценарий – в контекст религиозной картины мира (см. часть третью). Так некоторые авторы, размышляя об угрозе небытия и возникающем при данной угрозе чувстве «экзистенциальной тревоги», отмечают, «ни один из известных способов психотерапии, за исключением религиозной, не способен избавить человека от этой тревоги» [12].

Эти слова свое воплощение в практическом отношении могут найти хотя бы и в таком действии, как чтение Псалтири. Если начинается приступ паники, то вместо того, чтобы «метаться», можно начать читать, скажем, чин пения 12 избранных псалмов (этот чин читается, когда человек переживает большие скорби). Постепенно в структуру травматического опыта вводятся слова псалмопевца, и начинает процесс переинтеграции паталогической доминанты, начинается процесс зарождения новой бодрой доминанты, которая в будущем преодолеет паталогическую.

Псалмопевец писал свои псалмы, в том числе, и, вспоминая, как Господь избавлял его от руки царя Саула. Псалмовец, находясь во время смертельной опасности полагал свою надежду на Божественное заступление и не посрамился в своем ожидании. Более того, когда он сам взошел на трон царства, то ему пригодился опыт пережитых им гонений, опыт, приобретенный в годы, когда он скрывался в горах от ищущих его убийц. Став царем, он, имея богатый опыт партизанской войны, возглавил освободительное движение против иноплеменников, порабощавших его народ (травматический опыт включается в новый сценарий и становится опытом положительным).

Чин пения 12 избранных псалмов оказывает удивительное действие на душу и всего человека (впрочем, нужно учесть, что не стоит относится к этому чину как к системе магических заклинаний). Со временем паталогическая доминанта все слабее и слабее разворачивает свои «удавьи кольца». Так как во время ее разворачивания человек читал псалмы, то, приходя в движение, она автоматически напоминает человеку о святых словах псалмов (одновременно активируемые нейроны связываются; то есть в будущем, приходя в движение, доминанта вызывает в памяти и псалмы, которые читались во время ее прошлой активации). А эти слова выводят человека на смыслы, которые вызывают к жизни иную бодрую доминанту. Слова псалмов, читаемые во время развертывания паталогической доминанты, связывают читающего с тем, что не схватывается «рациональным дискурсом». Некая небесная роса сходит на ум, и ум (не только ум, но и сам «весь человек») успокаивается.

Эта роса сходит на ум вне всякой логики и прогнозирования. От человека зависят усилия по организации своей психофизической полноты в определенном направлении. Но роса, которая осеняет ум человека, идущего в данном направлении, – не от самого человека. Здесь важен личный опыт, здесь мало знать, здесь надо «попробовать», здесь – «не только теория, но и – практика».

Во время приступа вместо того, чтобы метаться, можно приступить к Таинствам Исповеди и Причащения. Молитвенная подготовка к Таинству Причащения (правило ко Причащению, каноны и акафист), участие в богослужении, небесная роса, осеняющая во время Таинства Исповеди, переживания, рождающиеся во время богослужения – все в комплексе содействует видоизменению имеющейся доминанты. Бывает, что в результате участия в Таинствах паталогическая доминанта тормозится вне всякой логики, в чем узнается действие небесной росы. Бывает, что еще за секунду до Причащения человек находился под воздействием паталогических переживаний, но уже через секунду «после» он вкушает тишину.

См. упомянутую книгу «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».

Да, паталогическая доминанта потом опять приходит в движение, но по мере работы над собой и врастания в духовную жизнь человек все более и более освобождается от присутствия паталогической доминанты. Он узнает, «какими пусковыми кнопками» (обида, раздражительность и пр.) она приводится в движение и постепенно устраняет предпосылки, действие которых вызывает к жизни паталогическую доминанту.

См. лекции «С чего начать христианскую жизнь», «Разноголосица мыслей».

Чтение книг духовных авторов, общение с мудрым духовником (если посчастливится такого встретить) внесет в структуру опыта то, что позволит его перестроить.

Главное, чтобы в жизнь человека вошла доминанта на лицо другого. Если у человека произошел вследствие столкновения с травматическим опытом сдвиг в психике, то выход из создавшегося положения находится под сомнением до тех пор, пока человек весь сконцентрирован на себе. Когда же человек разворачивается к миру, то его травматические доминанты преодолеваются (пример такого разворота приводится в упомянутом выше ответе «Девушке, скорбящей о смерти друга»; в ответе приводится история святого праведного Алексия Мечева, замкнувшегося после смерти супруги, но вновь вернувшегося к жизни через любовь к людям).

Врастание в круг богослужений, вера, участие в Таинствах, общение с единомышленниками – все это привносит в жизнь человека то, что позволит ему на новых началах организовать свою жизнь.

Травматический опыт, доминанта и панические атаки (кратко)

А) Под паническими атаками разные люди понимают разное

Постепенно, по мере укрепления и развития новых содержаний жизни, у человека появляется ресурс противостоять наплывам / накатам переживаний травматического характера. В этом смысле такие наплывы / накаты можно сопоставить с таким явлением как паническая атака.

Когда заходит вопрос о таком явлении как паническая атака необходимо учитывать и такое явление как языковой барьер. То есть разные люди, получившие разное образование и воспитанные в разных «культурах», могут по-своему понимать те явления, которые обычно ассоциируется с панической атакой.

Так, например, удушье, возникающее при атаке, кто-то ассоциирует с затрудненным дыханием. С точки зрения гомеопатии, паническая атака может возникать при неправильном лечении гайморита. Если долго подавлять гайморит, то могут быть панические атаки, но врач их понимает как затрудненное дыхание (тогда как в данном разделе речь идет скорее о тех явлениях, при которых дыхание перехватывается). Если лечение в данном случае проводится правильно, то панические атаки уходят и снова возвращается гайморит (который был ранее подавлен). И если вернувшийся гайморит правильно лечится, то он уходит и панические атаки не возвращаются.

В этом разделе панические атаки воспринимаются в ином ключе.

С точки зрения медицины панические атаки могут быть следствием проблем неврологического характера. Панические атаки часто случаются на фоне высокой тревожности или депрессии, далеко не всегда на фоне полного благополучия.

Человек может ожидать неприятного для себя события и это ожидание (например, звонок родственника, который имеет обыкновение долго и навязчиво рассказывать о своем житии-бытии) может сопровождаться приливом переживаний.

Или: человек пытается прекратить отношения, вследствие которых испытывает смущение, но не может. Например, женщина пытается прекратить отношения с женатым мужчиной, осознав, что такого рода отношения никого не сделают счастливыми. А мужчина пытается удержать ее, говоря, что без нее у него нет перспектив в жизни, что она должна быть благодарна ему по тем-то и по тем-то причинам, что если она уйдет от него, то он уйдет из жизни и т.д..

Или: человек совершает поступки, вследствие которых ожидает себе наказания, и по временам охватывается сильным волнением.

Наплывы переживаний в подобных случаях могут быть названы паническими атаками. Но в данном раздела панические атаки воспринимаются в ином ключе.

Б) О панической атаке – в двух плоскостях

В данном разделе панические атаки воспринимаются в двух плоскостях. 

1. Паническую атаку можно представить в разрезе человеческом – как приходящую в движение доминанту (см. лекции 5.3 и 5.4. цикла «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты», а также – часть 2.2 одноименной статьи).

2. Также паническую атаку можно представить в разрезе инфернальном. То есть, – как инициируемую падшими духами (см. ответ «Панические атаки, страх (например, выходить из дома), палогичические состояния, последствие эзотерического опыта»).

Отличить явление, которое в медицине ассоциируется с панической атакой (например, вследствие сбоя в работе сердца) от того явления, о котором пойдет речь здесь можно хотя бы и с помощью одного признака: приток мыслей паталогического характера.

Когда паническая атака инициирована падшими духами, человек сталкивается не только с удушьем, но и охватывается, например, суицидальными мыслями. Испытывает приступ ужаса, иногда – немеет, переживает состояние паралича.

В) Плоскость «человеческая»

Зримым комментарием, «очерчивающим “человеческую” плоскость» феномена панической атаки, может стать сюжетная линия фильма «Миа и белый лев» (2018). Одна из идей фильма состоит в том, что ситуация, породившая паническую атаку, была воспроизведена еще раз по прошествии длительного времени. В результате того, что реакция на повторившуюся ситуацию у героев фильма была иной, травматический опыт (порождавший панические атаки?) был перестроен. Иными словами, паталогическая доминанта была переинтегрирована.

Если эту идею фильма пересказать более подробно, то получится примерно следующее. У девочки Мии был братик, который страдал ночными кошмарами. Его расстройство психики, выражавшееся, в том числе, и в виде панических атак, настигло его после того, как на его глазах убили льва. Когда братик был совсем маленьким, мама и папа жили с ним на ферме, находящейся в Африке. Ферма разводила львов, и с одним маленьким львенком мальчик играл.

Однажды мама готовила обед для «клиентов», людей, приезжавших на ферму. И вот мама обнаружила, что что-то забыла и решила вернуться с сынишкой к вольеру. Когда они вернулись, охота уже началась. Точнее, речь шла не столько о охоте, сколько о расстреле в упор. Этот тип охоты предполагал, что лев находится в вольере рядом с вооруженным охотником (подготовленная охота). И мальчик увидел, как «они убили того красивого льва». После увиденного мальчик трясся, словно замерз до костей.

После происшедшего мама с мальчиком переехали в Лондон, потом к ним присоединился и папа, и мама простила его. Он поклялся, что более не будет поставлять за деньги львов для запланированной охоты.

Через десять лет они снова переехали в Африку. Тем временем, психическое расстройство, зародившееся во время прохождения шоковой ситуации, не думало «рассасываться». Мальчика, как было отмечено, мучили кошмары, он страдал от панических атак.

Когда он просыпался по ночам, мама, успокаивая его, рассказывала ему одну легенду. Согласно легенде, однажды безлунной ночью стал бушевать шторм, и люди подумали, что настал конец света. Но один человек (лекарь) улыбался. На вопрос, неужели он не боится хаоса, он ответил, что люди рассердили природу. Но однажды в Рождественский день родится Белый Львенок…

На эту легенду можно посмотреть сквозь призму христианского мировоззрения. В книге Откровения ветхозаветные слова о «льве от колена Иудина» (Откр 5. 5) приводятся применительно к Господу Иисусу Христу.

 Можно сказать, что ситуация, озвученная в легенде (если рассматривать ее не метафорически, а реалистически), напоминает ту ситуацию, которая имела место быть перед рождением Христа. Перед его рождением мир пребывал в состоянии ожидания. Описывая состояние тогдашнего мира, митрополит Вениамин (Пушкарь) в своей книге «Священная Библейская история» (часть 2), в главе «Состояние языческого мира», помимо прочего отмечал, что люди в то время задыхались от духовной пустоты. Жители Римской империи, вобравшей в себя многие страны и народы, искали себе исхода в оргиях или самоубийстве, которое сделалось обычным явлением. «Лучшие язычники стали надеяться, что откуда-нибудь должно прийти спасение, если не от людей, то свыше. И надежда эта как раз совпала с тем ожиданием Избавителя мира», о котором рассказывали пророческие книги Ветхого Завета. Римский поэт Вергилий воспевал младенца, который должен был восстановить золотой век. Младенец этот должен снизойти с неба, с его приходом на земле водворится мир. «Щедро он будет изливать свои дары; стада не будут бояться львов, ярмо снимется с шеи пашущего вола, и земледелец уже не будет работать в поте лица своего». Мечтание римского поэта (чем не лекарь из легенды?) являлось отголоском пророчества Исаии о рождении младенца, Которому нарекут имя: «Чудный, Советник, Бог Крепкий, Отец Вечности, Князь мира» (Ис 9. 6).

В те благословенные времена, о которых писал святой пророк Исаия, «волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их» (Ис 11. 6).

В день празднования рождения этого Младенца и ожидалось по легенде рождение Белого Львенка. Через некоторое время после рождения львенка Миа подружилась с ним. Однажды, когда львенок подрос, она узнала, что папа хочет (нарушив клятву, данную маме) отдать его для убийства на подготовленной охоте. И тогда Миа решила отвести его в то племя, из которого вышла легенда о Белом Льве, с приходом которого вселенская катастрофа должна быть исцелена.

Когда льву оставалось пройти совсем чуть-чуть, чтобы оказаться в заповеднике, располагавшемся на территории племени, на него были нацелены дула автоматов. Полиция получила приказ стрелять на поражение.

И тогда папа, к тому времени уже почти потерявший Мию (она разочаровалась в нем), решил внести и свою лепту в спасение льва. Он встал между полицейскими и львом и, передвигаясь вместе с ним, дал ему возможность дойти до заповедника (когда лев вошел на территорию заповедники полицейские уже не имели права стрелять). Свою лепту в спасение льва, внес и брат. Во все время столь рискованного предприятия, в которое вошла Мия, он оказывал ее деятельную помощь.

В этой истории мы видим, как прежняя травматическая домината, придя в движение, была воспроизведена. Но вследствие своей деятельности и отношения к происходящему участникам истории удалось внести в нее определенные смыслы, которые перестроили ее, десенсибилизировав ее (лишив ее травматического жала).

Ведь можно предположить, что исходящее из глубин памяти жало травматического опыта (панической атаки?) словно указывает человеку (по типу указки учителя) на ситуацию, не пройденную человеком в прошлом. Человек возвращается к пережитому травматическому опыту, раз за разом, перебирая, например, старые фотографии или, посещая место трагичных событий (не все люди ведут себя подобным образом). Не движет ли им инстинктивное желание вызвать из глубин памяти травматическую доминанту (с помощью фотографий и нахождения в местах, связанных с «теми событиями»), чтобы в итоге перестроить ее?

Если и так, то стоит отметить, что не всем понятна одна простая мысль: чтобы пришедшая в движение травматическая доминанта была перестроена (переинтегрирована), в нее должны внестись новые смыслы (или пересмотрены старые). Без выхода на новый уровень понимания ситуации сама по себе стимуляция воспоминаний может привести не к освобождению от них, а к ретравматизации (к углублению травматического опыта; накоплению возбуждения в травматической доминанте).

Простое-само-по-себе воспоминание травмирующих событий вряд ли несет в себе перспективу освобождения от их влияния (как мы уже видели на примере офицера Эрика Ломакса, изложившего свой опыт в книге «Возмездие», о которой рассказывалось в главе «Последствия насилия физического. Боевая психическая травма (военный синдром)»). Да, люди, навязчиво возвращающиеся к травмирующим воспоминаниям и на место травмирующих событий, ищут исцеления. Возвращаясь, они инстинктивно, словно пытаются завести какой-то мотор внутри себя, но им чего-то словно не достает.

Беда в том, что индивидуалистический подход, свойственные современности, декларирует принцип автономности человека. Декларируется, что для счастливой и полноценной жизни человек ни в чем не нуждается кроме своего психического мира.

И, встав на эти рельсы этого подхода, человек переживает раз за разом уже тысячи раз пережеванное. Чтобы кольцо безысходности было разомкнуто, во внутренний мир человека должны быть привнесены новые смыслы.

Если кольцо размыкается, то вслед за травмой приходит то, что называют посттравматическим ростом. Идея посттравматического роста, согласно мысли Стивена Джозефа, изучавшего психологию жертв катастроф, состоит в усвоении новых смыслов и в преображении. «Многих из людей, перенесших травму, – писал он, – до самой смерти преследуют ужасы, ужасы, которые невозможно забыть. Порой они многие годы подряд испытывают сильные душевные страдания». Идея посттравматического роста состоит в том, что у травмы есть оборотная сторона. «В душевных муках возможно обрести новые взгляды на жизнь, которые ценны для пережившего травму, в том числе осознать заново себя как личность, осознать более глубокие и приносящие больше удовлетворения отношения с окружающими» [13].

Феномен посттравматического роста был открыт автором (на самом деле, он был известен уже давно, просто в научном мире, который более обращал внимание на болезнь и патологию, до какого-то времени не были в ходу идеи о пути обретения душевного благополучия) после того, как он анкетировал людей, пострадавший в результате крупной катастрофы; судно потерпело крушение. Более половины выживших сообщали то, что нередко (обычно) сообщают люди, попавшие в подобное положение. Если идею автора выразить своими словами, то можно сказать, что первая часть из анкетированных людей «уходила в минус». Открытием стали результаты анкетирования другой группы. Столкнувшись с реальной перспективой смерти и выжив, они научились ценить жизнь. Они «ушли в плюс».

То есть столкновение с травмой помогло им пересмотреть те содержания, которые составляли основание их жизни. И, что-то пересмотрев в своей жизни, они ее меняли. В лучшую сторону. «Травма, – отмечал автор, – для нас – это будильник, заставляющий обратить внимание на то, что занимает наши мысли».

В каком-то смысле эти слова можно отнести и к феномену панических атак. Почему они жалят человека? Чем питаются? На что опираются?

Не во всех случаях полезно входить в исследование внутренних разрушительных процессов (от некоторых мыслей нужно по максимуму абстрагироваться; то есть нельзя входить с ними в собеседование, чтобы они как сомы не утащили сознания в омут и не закопали бы где-нибудь «там» на дне, в иле). Но в некоторых случаях бывает полезным встретиться с переживанием, чтобы понять его истоки, проследить, откуда оно набирает силы. Может, истоки –в том, что мы не простили близкого человека? Оказались несостоятельными перед лицом возникшей задачи или перед лицом важного выбора?

С одной стороны, о отделении себя от тревожных мыслей см. подробнее:

Цикл «Преодолеть отчуждение (часть 1)»; беседа 41а. РЕЛИГИЯ И ВЫХОД ИЗ ДЕПРЕССИИ. (00:30) Принятие принципов духовного руководства и следование им (советоваться с духовным отцом) как путь избавление от навязчивых мыслей. Не вступать в диалог с навязчивыми мыслями. (14:53) Как отличить тревожные помыслы от простых.

А также – цикл лекций «Зазеркалье»:

Пукнт 54. Начало раздела о преодолении навязчивых помыслов. Навязчивые мысли и гордость. Не включаться в поток тревожных мыслей.

Пункт 62a. Суть бесед 40–61. Иисусова молитва и отсечение помыслов. Доверие тревожным помыслам – основа расстройства.

Пункт 62b. Суть. Пластичность мозга и научные подходы к решению вопроса навязчивых мыслей. Если все равно приходят, то – не вникать.

С другой стороны, на необходимость разобраться в некоторых мыслях указывают слова А.А. Ухтомского: «He лежит ли в основе всякого параноического бреда тревожащее чувство вины, что в роковой момент оказался неполносильным и неполноценным, чтобы разрешить его со всею доступною тебе силою?» Пока корень вины не выявлен, «подлинного выхода из бреда нет».

См. комментарии к этим словам в главе «Расчеловечивание и попытка защититься от “Трех “Д”” [дереализация, деперсонализация, депрессия] с помощью метафор и психологических конструкций» из части 4.2 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы и лагеря».

А также – в главе «Нейрофизиология и любовь. Некоторые особенности восприятия реальности» в статье «О развитии монашества, о теории “созависимости” и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем».

***

На данный момент тему посттравматического роста разбирать не очень удобно. Во-первых, – на данный момент обсуждается иной вопрос – вопрос о сверхсильных, возвращающихся, навязчивых, мысленно-эмоциональных вспышек. Во-вторых, последующие части данной работы уже являются комментарием к теме посттравматического роста. В-третьих, лучше разговор на эту тему выделить в отдельную часть. Здесь уместно дать лишь некоторые штрихи к теме посттравматического роста, одновременно помогающие понять, каким образом маршруты, по которым «вспышки» проникают в сознание, могут быть разорваны, растворены. Образы разрыва и растворения скорее является метафорами, чем описанием метода, ведь суть дела гораздо сложнее. Скорее речь идет о перестраивании образа жизни, вследствие чего предпосылки, на основании которых «вспышки» вторгаются в сознание, становятся неактуальными.

Недавно открытый научным миром феномен посттравматического роста уже давно известен православной мысли. В частности, указанный феномен можно сопоставить с принципом покаяния. Смысл покаяния – не столько в том, что человек выводит наружу из глубин памяти ту ситуацию, в которой он допустил бытийную ошибку. «Покаяние, – согласно мысли преподобного Иоанна Лествичника, – есть примирение с Господом чрез совершение благих дел, противных прежним грехам».

Подробнее о навязчиво возвращающихся воспоминаниях о ситуациях, пройденных в прошлом, см. в главе «Что думать насчет воспоминаний о прошлой жизни?» из книги «“Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».

Реализация дел, противоположных прежним грехам, перестраивает и внутренний опыт, порожденный прежними грехами. Эта условно «человеческая плоскость» феномена панической атаки может быть «переплетена» с «плоскостью» инфернальной.

См. к теме главу «О значении деятельности в постижении духовных понятий» из части первой статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».

Слово «грех» на греческом языке означает такое понятие как «мимо цели». Совершая грех, человек поступает вопреки тем законам, на основании которых развивается мироздание. Эти законы в основании Вселенной были положены Творцом. Соответственно, идя против них, человек выходит из-под воздействия защищающей его Божественной благодати и становится открытым (уязвимым) для воздействия падших духов.

Г) Плоскость инфернальная

Панические атаки по ночам с ранними ночными пробуждениями нередко также имеют корни оккультного плана. Но вопрос «Был ли контакт с оккультным миром?» (либо человек сам занимался оккультизмом/эзотерикой, либо обращался к гадалкам/экстрасенсам/целителям), люди, страдающие от панических атак, нередко отвечают в положительно ключе.

Если был факт обращения к экстрасенсу, биоэнерготерапевту, то «на выходе» через некоторое время у человека запросто может появиться то, что мало имеет отношения к медицине, но что медики назовут панической атакой. Причем, стоит отметить, что не всем страждущим удается протянуть нить причинно-следственной связи между фактом обращения к целителю и фактом приобщения к опыту панических атак.

Люди, находящиеся 24/7 в условиях рабочего «загона», переключившие ручку тумблера на режим «Времени-Нет», погруженные в новостные потоки, настолько перенасыщены сигналами разного рода, что на анализ собственной жизни у них уже не достает «ментальных» ресурсов. Многие становятся неспособными провести причинно-следственные связи в рамках недели (муж напивается, а по выходе из состояния алкоголизации удивляется, почему члены семьи держатся от него на дистанции). Как же им удастся сопоставить события, разделенные во времени?

Когда начнется паническая атака спишут ее на то, что, например, хомячок дал ворс, началась аллергия, и как следствие – удушье, паралич. Кстати, где в научной литературе – описания причин возникновения паралича, о котором говорят многие люди? Наваливается какая-то тяжесть, сковываются руки, смыкаются губы (не перекреститься, не прочитать молитвы), какое-то отупение отравляет мозг (все молитвы забываются как бы). Хочется бежать от ощущения приближающегося ужаса, да не можешь.

Насчет данного феномена один духовник рассказал, как однажды он читал правило и почувствовал, что нечто находится у него за спиной. Нечто находящееся за спиной словно излучало то, что духовник ощутил, как приступ дикого, непереносимого ужаса. Хотелось перекреститься, да не мог. Уста сомкнулись.

Крест начертал он глазами: посмотрел вверх, вниз, вправо, влево. И – отступило.

О выходе из ситуации при развитии второго сценария см. по оглавлению в упоминавшейся книги «“Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».

Также – в книге игумена N. (схиигумена Гавриила (Виноградова-Лакербая) «Кого и как портят колдуны». Также – в лекциях монаха Иоанна (Адливанкина), несущего служение в душепопечительском центре во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского (лекции – на сайте центра в разделен «Беседы в Оптиной (видео)»).

Д) «Переплетение» двух плоскостей

Тему панических атак можно сопоставить также с темой сверхсильных влечений. Тема преодоления открытости к такого рода влечениям разбирается в части четвертой статьи «Преодоление игрового механизма» (отдельное название четвертой части – «Эротомания, игровой психоз и неконтролируемая приверженность»). Более кратко – в статье «Брешь в стене», в части 2/2 («Некоторые мысли о целостной духовной культуре и выходе из круга патологических состояний»).

Если сказать здесь в двух словах о преодолении предпосылок, на основании которых неуправляемое состояние входит в человека, то можно сказать следующее. Если в течение 3–4 лет человек обсуждает с своим духовным отцом не столько свою главную проблему, сколько всю жизнь в целом (как не ссориться, как не переедать и пр.), то со временем у него появляется ресурс противостоять сползанию в неуправляемое состояние. Здесь словосочетание «духовный отец» не является тождественным по смыслу «психотерапевт» (даже при условии, если священник «в курсе» насчет психотерапевтических методик). Если психотерапевт, как говорил один их психотерапевтов, «лечит собой», то духовный отец помогает чаду проложить путь к соединению с Божественную благодатью, прийти к состоянию внутреннего мира.

Прийти к этому состоянию очень непросто. Ведь разные страсти постоянно «выдергивают» человека в неуправляемое состояние. То человек гневается, то унывает, то ропщет. Если все «эти кони не будут объезжены», если внутренняя работа «по сглаживанию кривой» не будет проведена, то человек не сможет «закрепится» в состоянии внутреннего мира. Он будет исповедоваться, причащаться, читать Евангелие, но более-менее быстро будет терять внутренний мир и приобщенность к благодати, стяжанную на время посредством участия в Таинствах, посредством чтения молитв и Священного Писания (благовонное миро хотя и наливается в сосуд, но вытекает, если он – дырявый).

Если духовник (в современной практике – синоним к выражению «духовный отец») хорошо знает человека, то может ему помочь не только выйти из сложного состояния «душа-ходуном», но и помочь начать преодолевать предпосылки на основании который реализуется вход в это состояние. Конечно, все не так просто. Возникает масса вопросов, один из которых сам напрашивается на то, чтобы быть заданным: что делать, если духовного отца нет, если его не найти? В отношении дополнительных вопросов, которые тянут один-другие здесь можно упомянуть еще два источника и пойти дальше (главной темой является на данный момент не тема духовного руководства).

См. текст «Духовное руководство: духовник и его слово в картине мира человека». А также главу «Миссионерские встречи и “парадигмальный подход”» из статьи «Миссионер. Его личный путь и его отношение к другим».

Вследствие внимательного отношения к своей духовной жизни человек со временем начинает понимать, как зарождается неуправляемое состояние, на фоне которого активируется то, что называется иногда панической атакой. И, поняв, учится так организовывать свою жизнь, чтобы не доводить себя до сползания в измененное состояние сознания, вхождение в которое делает человека открытым для гипер-увлеченности травмирующим образом, а также – для действия падших духов.

Здесь человеческое и инфернальное – переплетено. Человек лишается внутреннего равновесия, становится открытым для неуправляемого состояния. Когда же он входит в неуправляемое состояние, то становится неспособным сопротивляться инфернальному воздействию.

Где тонко, там и рвется. Теряется равновесие, и словно брешь открывается в человеке, через которую в него врывается вихрь неуправляемого состояния (как в трюм под напором врываются потоки воды сквозь пробоину в днище судна).

Тема формирования внутреннего ресурса, с помощью которого человек мог бы сопротивляться сползанию в неуправляемое состояние разбиралась в четвертой части цикла бесед «Внешняя жизнь и мир мыслей». Одна из главных тем бесед этого цикла – как организовать внешнюю жизнь (работа, социальная деятельность) и внутреннюю (молитва, работа над собой по искоренению страстей и пр.), чтобы, чтобы у человека появился ресурс для приобщения к состоянию внутреннего мира. Если в жизни человека реализуются предпосылки, действием которых активируется склонность вхождению в неуправляемого состояния, то как эти предпосылки перестроить?

Стратегию сопротивления сползанию в измененное состояние сознания см. также в тексте, подготовленном на основе первой беседы из указанного цикла (отдельное название текста – «Духовная жизнь в условиях большого потока дел и мыслей».

См. также ответ «Состояние – работа валится из рук, схожу с ума».

***

Аспекты, относящиеся к человеческой и инфернальной сферам, – переплетены (см. лекцию 8 цикла «Разноголосица мыслей»).

Инфернальное воздействие может присутствовать и тогда, когда и не было контакта с оккультным миром.

Если сказать в двух словах, то:

1. Конечно, причащаться и исповедоваться – не реже одного раза в две неделю (если человек тяжело себя чувствует, то можно и каждую неделю), пособороваться.

2. Стараться хотя понемногу читать Псалтирь и Евангелие (подробнее – в лекции «С чего начать христианскую жизнь»).

3. Если получиться, то исповедоваться желательного у одного священника. Может, от него какой-то ответ будет получен.

Нужно учесть, что речь может идти не о одном ответе, который дается «на всю ситуацию целиком». Когда человек с опытным духовником на протяжении нескольких лет обсуждает весь круг жизни, то у него со временем вырабатывается система представлений и навыков, целостное видение жизни. И как следствие, – появляется ресурс противостоять своей главной проблеме, которая может выражаться, в том числе, в наплыве на сознание (и даже – на тело) неконтролируемых состояний (о том – в указанных выше – четвертой части статьи «Преодоление игрового механизма», в части 2/2 статьи «Брешь в стене»).

Е) Пример того, как может выглядеть приступ «немедицинской» панической атаки

О том, как в реальности может выглядеть приступ, во время которого человек охватывается неуправляемым состоянием, можно составить представление по рассказу Семена Ивановича Яновского. Однажды (дело было в 1820 году) он прохаживался по комнате и размышлял о своей прошедшей жизни и о своих грехах. Его жизнь его ужаснула, на него напал страх, ему стало страшно от того, как много он прогневлял Бога. Перед Семеном Ивановичем явилась как бы книга, в которой были записаны все грехи его от пятилетнего возраста, – он «оцепенел от ужаса, волосы дыбом стали на голове». Он был как бы на страшном суде без ответа, он искал чего-либо доброго и не находил. Выступил холодный пот, какой-то голос шептал ему: «Видишь, как велики твои грехи. Бог не просит тебя, ты погиб, вот ад готов поглотить тебя».

Ему представилось, что дом стал колебаться, половина дома у самых его ног обрушилась. На месте провалившего пола появилось видение ужасной бездны. Внизу виделся страшный огонь, ад. В отчаянии он схватил пистолеты, чтобы лишить себя жизни. Но какой-то голос прозвучал в его сердце, призывая не отчаиваться и надеяться на милосердие Божие. «Он щедр и милостив к кающимся, – говорил о Боге голос, – до последней минуты жизни не надо предаваться отчаянию».

Яновский считает, ему помогли голоса Ангелов-Хранителей. От откинул пистолеты и взглянул на Распятие. Слезы лились градом, он упал на колени и плакал, пока не заснул. На другой день он проснулся и обнаружил, что на душе у него было спокойною. На другой он «исповедался и причастился Святых Тайн и тогда совсем успокоился» [14].

Ж) Паническая атака, в том числе, и – как воспроизводимая доминанта

Тему панических атак и неуправляемых состояний, захватывающих сознание человека, можно рассмотреть сквозь призму святоотеческого учения о помысле. Захвату сознания предшествует внимание ума к мысли, которая может казаться и незаметной и не страшной. По мере усиления внимания ума в сторону этой мысли, она крепнет, усиливает свою власть над умом, становится тираном. Далее человек начинает смотреть на мир, на себя, на других людей и даже на Бога сквозь призму внедрившегося в него помысла. Например, гневливый человек и Бога видит жестоким. Про такого человека можно сказать, что он, по выражению Ухтомского смотрит сквозь призму доминанты (выносит «суждение о мире с точки зрения своих доминант», видит мир «сквозь призму индивидуальных потребностей и мотивов поведения»).

В этом смысле учение Ухтомского о доминанте (а он окончил свои дни в блокадном Ленинграде в сане епископа) можно сопоставить с учением преподобного Марка Подвижника. Мысли этого святого станут переходом к следующей части данной статьи (2.2), в которой ставится вопрос – как же выглядит в реальности результат перестраивания травматической доминанты и результат ее преодоления?

Некоторые выражения преподобного Марка, который «почил, надо полагать, в начале пятаго века» [15], удивительным образом напоминают слова Ухтомского, который описывал доминату как очаг возбуждения, как «растревоженное, разрыхленное место нервной системы». К этому растревоженному месту «пристает все нужное и ненужное, из чего потом делается подбор того, чем обогащается опыт».

«Суровая истина о нашей природе, – писал Ухтомский, – в том, что в ней ничто не проходит бесследно и что “природа наша делаема” … Из следов протекшего вырастают доминанты и побуждения настоящего для того, чтобы предопределить будущее. Если не овладеть вовремя зачатками своих доминант, они завладеют нами». Человек вырабатывает в себе продуктивное поведение через ежеминутное, неусыпное воспитание требующихся доминант [то есть воспитывает в себе новые доминанты]. «Если у отдельного человека не хватает для этого сил, это достигается строго построенным бытом».

(В книге «Добротолюбие», в томе втором, в творениях преподобного Иоанна Кассиана Римлянина есть описания борьбы с помыслами печали и уныния (см. некоторые мысли в предыдущем разделе). Одна из мыслей: если во время приступа человек начнет метаться, искать развлечения, то в следующий раз приступ будет сильнее. Если человек противопоставляет приступу противоположное ему поведение, то интенсивность приступа по мере развития навыка к противоположному поведению будет слабеть).

Итак, по мысли преподобного Марка, движения, увлекающие ум человека к страсти, не приходят из ниоткуда [страстными помыслами по мысли святых отцов являются также помыслы уныния и печали, действие которых ассоциируется с современными терминами апатии и депрессии]. До того, как восстали эти движения, человек в уме своем думал о чем-то подобном. Через эти думы он «привел в действие» и «вложил» в свое сердце свое то, что после и восстало [16].

Оказывается, от «прежняго восприятия» зависит то, что в душе человека действует греховная мысль [17]. [То есть применительно к реальной жизни слова преподобного Марка можно перефразировать следующим образом. Вспышка неуправляемого состояния может произойти на основании прежних размышлений, которым человек не придавал серьёзного значения, но которыми укреплял паталогическую доминанту. И вот она, как пиявка насосавшаяся крови и выросшая в размерах, пришла во всей своей грандиозности].

Иной святой – преподобный Филофей Синайский говорил, что человек, предающийся злым мыслям, не может быть свободным от грехов и во внешнем поведении. Ведь злые мысли непременно обнаружатся в злых делах. «Причина того, что иной блудно смотрит, заключается в том, что прежде внутренное око соблудило и омрачилось» [18]. [Какое интересное выражение: «внутреннее око». Оказывается, злые мысли вовсе не безвредны, они могут помрачить «внутреннее око», и сквозь призму этого омрачившегося «ока» человек и будет далее смотреть на мир].

Вследствие того, что, как писал преподобный Марк Подвижник, человек, не отгоняет от себя злые мысли и беседует с ними, с ним происходят неприятные вещи. На него может напасть «скверный и ненавидимый» им помысл. И хотя кажется, что воля человеку и не участвует в появлении помысла, помысл этот происходит от самого человека. «Он приходит на согретое место, к старому знакомому, приятелю» [19].

Ведь если человек оставляет в себе и малое какое зло, то оно растет. И после влечет человека к себе как «как бы некою цепью». И от того, что человек был долго привязан ко злу, он влечется ко злу насильно. Так усилившаяся страсть восстает на человека «уже против его воли» [20].

Злые мысли могут внедриться в так называемое «существо ума». Внедрившись, они влекут человека к деятельности более властно, чем мысли, которые просто приходят на ум. «Внедрившиеся в существо ума образы бывают злее и властнее чисто мысленных; но сии последния предваряют их и бывают их причиною» [21], – так описывал суть дела преподобный Марк Подвижник. [То есть внедрившиеся в существо ума мысли, могут действовать как тираны, сострясая психику человека. Мысли, которые не внедрились в существо ума, действуют слабее. Но эти, несильно атакующие психику человека, мысли являются причиной возникновения тех – тирански действующих]

Он же рассказал и о том, что происходит, если человек растит в себе страсть, совершая свойственные этой страсти поступки. В таком человеке страсть «после насильно возстает …, хотя бы он того и не хотел»[22]. [В данном смысле страсть можно понимать, выражаясь современным языком, как сформировавшийся тип реакции на ситуацию. Человек, например, охваченный страстями уныния и печали, каждую встречную ситуацию может воспринимать болезненно. Он реагирует на все как на катастрофу и на приговор, и такой тип реагирования сформировался за счет предыдущих кормлений страстей. Свои страсти человек кормил тогда, когда во время, например, разговоров с родственниками, упивался своими рассказами о том, как «ему плохо», как «все его обошли» и «не оценили»].

Избавление от страсти должно происходит следующим образом. Человек, который живет так, как учит Евангелие, преодолевает злые мысли и страсти, которые бьют из сердца наподобие потока. Есть страсти, которые особенно возбуждают человеческую душу. И в результате их действия, душа приобретает как бы новое качество. Против этих страстей, изменивших душу, должен быть направлен «непрерывно-тщательнейший» подвиг. И в результате духовного подвига душа покоряет влечения, которые раньше покоряли ее [23].

Приложение (1). Заметка паломницы о пограничном расстройстве

(Писала на основе своего личного опыта и на основе своих встреч «с людьми невероятно тонкими, эмоционально нежными, интеллектуально одаренными, но поврежденными как-то неправильно, и как это в отношениях начинает проявляться»).

«Другие люди нужны и чувствам нашим, и разуму, без них мы не узнаем ничего, даже самих себя» (Клайв Льюис)

Мы носим как маски наши одежды, машины, работы, квартиры, города и страны. Раздеваемся в постели, но не может сказать друг другу важных слов. Покрываемся защитным слоем опыта и фильтруем все через боли и раны. Не знаем, кто мы и о других ничего не знаем. Соответствуем какой-то форме, стандарту, отлитому эталону. Подтверждаем знак качества марками одежды, траекториями полетов, курортными прибоями, фотографиями европейских городов. Создаём ложное представление о себе, боимся заявить о своих ценностях. Обсуждаем соседей, работу, досужие сплетни, что угодно, только - не главное. Прячем в самых глубинах тайное, сокровенное желание - быть собой. Повесить все свои роли, боли, на вешалку за дверью, поставить тяжёлые чемоданы, с которыми таскаемся по свету. И просто расплакаться или рассмеяться. Страшимся услышать реальность другого, то темное, некрасивое, что он прячет за самыми яркими нарядами. И ни словом, ни взглядом не упрекнуть и не вспомнить.

Стартапы, бизнес идеи, достаток, успех. С экранов сыплются навязанные картинки, какими ты должен быть. Но никто не проповедует истинную ценность человека. Пересечешь тысячи километров, встретишь сотни людей, только одного найти никак не сможешь – себя самого. Сколько пар живут в суррогате близости, видимого присутствия другого. Ничего не знают о его внутреннем мире. Для чего призвана наша личность? Что через нее важно сказать другому? Ни с высоких трибун, ни через произведения искусства, ни среди регалий и наград. А в обычной встрече.

Какой редкий дар встреча родного человека. Может, мы и призваны к тяжелой работе над собой для раскрытия в себе христианского ядра. Но без этой радости узнавания, сочетания граней внутреннего рисунка с другим, невозможна полнота раскрытия.

Существует такой диагноз, как пограничное расстройство личности. Для его постановки необходимо несколько клинических показателей. Но некоторые из них встречаются часто и без диагноза:

а. отчаянные усилия избежать состояния покинутости (реальной или воображаемой)

б. нестабильные, интенсивные отношения, с периодами идеализации и обесценивания другого

в. нестабильная самооценка или самоощущение

О схожих характеристиках говорят и Амир Левин, психиатр и нейробиолог Колумбийского университета, и клинический психолог Рэйчел Хеллер в своей книге о привязанностях взрослого человека, рассматривая некоторые аспекты психоэмоциональной природы построения отношений и манеры, в которой человек реагирует на близость. Нелогичность внешнего поведения для себя и других вызвана работой системы внутренних креплений и механизмов, сформировавшихся за долгие годы. «Люди адаптировали свое поведение таким образом, чтобы получать ощущение безопасности, убедившись, что их отношениям ничего не грозит».

Построение отношений с другим человеком – результат нашего воспитания, жизненного опыта, истории и особенностей личности. Пример чувствительности, доступности и отзывчивости значимых в жизни людей – ключ к формированию доверия. Холодность, непостоянство и жесткость программируют на тревожность и беспокойство. Для других же близость вырастает угрозой к потере независимости. Различные схемы привязанности закрепляются через многократно повторенное поведение с окружавшими важными для нас людьми. Патологический круг полных страха моделей способна разорвать только истинная любовь. Уровень доверия другому и ощущения безопасности быть собой развиваются только через постоянство и протяженность глубокой связи, основанной на принятии.

Пограничное расстройство личности характеризуется гиперчувствительностью в межличностных отношениях, нестабильным восприятием себя, резкими колебаниями настроения и импульсивностью. Такие люди не переносят одиночество и совершают отчаянные усилия, чтобы не быть покинутыми. Их чувства к другим колеблются между противоположными полюсами. От восхищения и очарования они резко могут перейти к разочарованию и гневу при угрозе потери, вызывающей сильный страх. Этот переход от идеализации к обесцениванию вызван черно-белым мышлением, иногда называемый расщеплением.

Подобные резкие смены оценок часто выглядит как манипуляция, но в данном случае это отчаянная попытка прежде всего контролировать свои, неподдающиеся управлению чувства. Человек похож на маленького ребенка, который себя воспринимает через видимую или кажущуюся эмоцию на лице любимого человека. Его собственный образ качается из стороны в сторону. Это неспособность к сложному, многогранному восприятию реальности, переплетающей абсолютно разные черты в одну личность. В двух цветном мире такого человека, как в детских сказках, существуют только герои и злодеи, он не способен к объемности изображения, не может сочетать в своем сознании многоплановость бытия и связать разные черты в последовательное понимание другого.

В нестерпимой жажде глубокой близости, человек также сильно ее и страшится. И начинаются рывки личности напролом к другому, в желании раскрыться, слиться, а потом резко отшатнуться и обесценить значимость другого. Такая желанная близость начинает маячить напоминаем о прежних болезненных переживаниях или угрозами удушения, а на другом же конце обрыв в одиночество возвращает к ощущению заброшенности, так часто знакомому. Выдерживать плотность близкого общения способен не каждый. Защитные одежды плотным слоем сросшиеся с душой не так просто снимать. Душевное обнажение пронизано воспоминанием о боли, что другой отвернется, отвергнет, не поймет.

Лишенный прикосновения истинной любви человек выстраивает баррикады, создает фортификационные сооружения. При кажущейся угрозе начинает пушечный обстрел. Прожив неправильный опыт, он не может избавиться от пугающих видений, где близость синоним порабощения, доминирования, поглощения, контроля, покушения на свою непохожесть. И чем сильнее притяжение, тем яростнее он будет этому сопротивляться. Бороться с иллюзорным отвержением, неприятием или унижением, которые когда-то действительно имели место. Но теперь разделить слипшиеся с действительностью собственные страхи и представления и увидеть разницу не представляется возможным.

Он не знает, какой благотворной может быть истинная связь, через которую срастаются и заживают раны, воссоединяется разбитые части, открывается глубина и обретается иной смысл. Как через творческое соединение рождаются иные пути развития, разрушаются контуры, разрастаясь в новую форму.

Выдерживать себя и другого во всей неприглядности, а не только в идеальных одеждах, можно только опираясь на веру в возможность преображения и изменения. Способность примириться с несовершенством другого и окружающего мира, несоответствующего нашим надеждам, воспринимать других и себя в многоцветной палитре, как в радужных оттенках, так и в нюансах темных тонов, брать на себя ответственность не только за внешние действия и видимое поведение, но и за движения мысли, намек на чувства, и последствия их незримого влияния на другого. Все это плоды духовного и личностного созревания.

Имея только лишь набросок карты близких отношений, человеку чрезвычайно сложно измерять оптимальное расстояние между собой и другими, и особенно теми, кто для него значим. Постепенное раскрытие и доверие проживается только опытным путём. Если у человека такой навык не сформирован, он как маятник начинает качаться туда-сюда и выписывая в танце круги то приближаясь, то удаляясь: от зависимости до ярой обиды, от приливов благодарности до приступов иррационального гнева и мести, от личных откровения до холодной войны равнодушного молчания.

Есть мнения, что подобные смены являются нормальный циклом отношений. Однако в своей полярности, такой человек причиняет сильнейшую боль другому.

В своей нестойкой картине мира человек держится за предметы реальности, ведь он состоит из видимости вещей. Без опоры на главное, тонущий в океане, он хватается за щепки видимых ему картин и использует другого в качестве опоры. Он то показывает своё мягкое нутро, то в мгновение ока достает арсенал оружия. Если знать, что за этим процессом стоит, можно увидеть огромную рану одиночества, непонимания, отчужденности, которую человек несет в себе, то обнажая, то, испугавшись, отшатывается, пытаясь скрыть. «Дыру, в которой должна бы находиться любовь к Богу» (Клайв Льюис).

Психология связывает эти проблемы с непостоянством объекта у ребенка в детстве до трехлетнего возраста, когда формируется способность видеть себя и других в качестве отдельных от себя объектов с хорошими и плохими качествами. Но, главное, если личность не ожила дуновением истинной любви и не нашла свое укоренение в Боге, малейшие переживания будут вырывать ее с корнем. Внутренняя реальность будет колебаться от изменений реальности внешней. Качаться от улыбки, взгляда, отказа, критики, удачи или провала. Крепко держаться за поручни финансовой стабильности, работы, наличие хоть кого-то рядом. Нестабильность же внешняя начнет разбивать и кажущуюся внутреннюю гармонию.

Только в прочной соединенности с Богом, в прорастании корневой системой в глубокие почвенные слои смыслов, человек может обрести подлинную стабильность себя и другого в непрерывной подвижности и изменчивости окружающего мира.

Для преодоления своего неопределенного и по большей части негативного представления о себе, такие люди, как хамелеоны, приспосабливаются к текущей окружающей среде, ситуациям или людям. За клоунскими масками прячут свои настоящие эмоции, как актеры играют на сцене, ищут законченные черты своего образа, с помощью которых они смогли бы словно ширмой заслониться от собственного вакуума. Наполняют его делами, людьми, передвижениями в пространстве. Надстраивает неприступный дворец, висящий над пропастью собственной ничтожности. Но подлинная идентичности может быть найдена только в божественных ценностях. Только там ее следует искать.

Все мы разные с разными свойствами души. Некоторые словно тонкие фарфоровые вазы, с которых нужно легонько сдувать пыль. Другие - прочные, надежные глиняные сосуды. Каждый по-своему неповторим, создан из разного материала, и разными свойствами обладает. Все эти сосуды ждут наполнения благодатной живительной влагой.

Растение, которому нужно много света и тепла, не набьет бутоны и не раскроется в полноте своей красоты, вырастая в тени под густой кроной деревьев. Такое нужно заметить, и аккуратно пересадить, чтобы его нежный веточки стали выпрямляться.

Так иногда душа человека хрупкого остается незрелой, пугливой, испещренной шрамами безразличия, неприятия, эмоционального отвержения, разбитая собственными неправильными опытами. Такой человек изначально задуман природой как нежный музыкальный инструмент, способный воспроизводить чудные гармонии через тонкость восприятия мира и переливы эмоциональных нюансов. Но здесь она превращаются в бурю, сметающую все на своем пути. Не умея направлять, смягчать, приручать свои чувства, такой человек запирает тайфун в подполье, который, взрываясь, разносит в щепки свой и соседние дома. Интенсивность эмоциональных реакций у подобных людей очень велика. Импульсивное поведение становится автоматическим ответом на эмоциональную боль. Когда нет освобождения и преображения души через таинства истинной любови и прощения, подобную проблему сложно разрешить сухими техниками, которые лишь временно снимают напряжение.

Узнавание родной и близкой души – это такой необыкновенный подарок. Но не всегда мы умеем правильно реагировать, плавно выкладывать по камушку тропинку, чтобы получилась совместная дорога, по которой можно было идти рядом. Иногда природа сразу воспламеняется страстью. Мы не научились по-другому. Не знаем, что значит смотреть на другого не через желание обладать.

Значимость близкого человека слишком велика. Без него нету жизни. Человек не устоит при потере. Так многие выбирают проживать без глубоких чувств. На эмоциональном расстоянии. Слишком высока цена встречи с истиной любовью. А за ней стоит часто разрушение личности. Иногда кажущейся личности, состоящей из масок, защитных слоев. Самое интересное, что иногда за этим болезненным разрушением неживой конструкции себя, и происходит настоящее рождение. Истинная любовь - это всегда риск. Угроза всей твоей виртуальной вселенной и тому, что ты знал доселе, если жил вне ее.

Самый большой страх в отношениях – это страх быть самим собой. Ведь как часто другие, да и мы сами, смотрим сквозь призму суждений, сравнений, категорий. Примеряем другого к трафарету наших ожиданий. Требуем повиновения, предъявляем претензии. Хотим другому своего добра, на свой лад и вкус. С благими намерениями бесцеремонно вторгаемся к нему с целью переставит всю мебель, повесить свои занавески и украсить стены своими картинами. И совсем не замечаем, как ненароком задеваем и разбиваем чашку из его любимого сервиза. Нервно стучим в дверь и возмущаемся, когда там закрыто. А иногда и прорубаем стену топором, вместо того, чтобы ласково ждать рядом. Нам неведомо, что значит бережное и нежное расстояния.

Наши чувства, предназначенные угадать среди множества родную душу, мгновенно воспаляются до страстности, когда, пройдя через годы одиночества, мы встречам на своем пути внутреннюю гармонию ума и сердца. Реальная близость соединения в мысли, чувстве, творчестве уносит человека в бушующий открытый океан.

Тогда сама жизнь ставит нас иногда в определенные рамки невозможности отношений, чтобы научиться сперва держать дистанцию, не приблизиться и не переступить черту, уважать чужую свободу, сохранять границы себя и другого, выстраивать правильную иерархичность, следить за своими внутренними реакциями. Мы приходим в отношения с целыми мешками ожиданий, охапками мечтаний и ворохом страхов. И вот когда все это рассыплется на поле битвы, а мы не останемся погребенными под обломками наших представлений и идей, только тогда можно будет начать реальное строительство истинных ценностей. Способность заботиться о внутреннем мире другого, находить выход из запутанных хитросплетений собственного разума и ложных чувств, прощать, понимать устремления своей личности и движение другого, желания расти и развиваться, хранить излитые тайны внутренних переживаний. Все это не рождается одним днем. И если за этим не стоит сила преображающая и изменяющая, способная действовать благодатным дождем даже вне нашего понимая, то восходов на поле будет мало.

Человеческая любовь, которую Клайв Льюис называет «естественной любовью» призвана преобразиться, вырасти до того, чтобы сродниться с Любовью Божьей. Возрасти через тернии терпения, милости, заботы. Возложить себя маленькую на жертвенный алтарь, чтобы раскрыться в новой широте. Отдать все свои инструменты кройки и шитья, ножницы и лекала, перестать шить другому платье по своей мерке.

Взгляд истинной любви встретить очень сложно. Но только он зовет к раскрытию и развитию. Это чистый взгляд ребенка в удивлении перед чем-то новым, непознанным, какой является перед нами Личность другого человека. Как бережно нужно уметь смотреть на нее. Иметь хоть частицу тепла во взгляде, к которому пробьется и потянется росток другой души. Через связь с Богом, орошать живительной влагой, которая способна менять, исправлять, наполнять. А если этого не будет, то наши человеческие привязанности, обделенные живительной силой, начнут засыхать. Ключи от наших сокровищниц так и останутся спрятанными под спудом. Только таинство истинной любви способно срастить, заживить, восстановить разбитую целостность.

Приложение (2). Фрагмент проповеди о переживании опыта смерти

Первое препятствие на пути к выходу из мысленного тупика, в который попадаем, когда кто-то из наших близких уходит – это гордость, отсутствие любви, когда мы трясем кулаком в небо и требуем от неба отчета. Но человек, который требует отчета от другого, никогда не услышит ответа, потому что он слышит только самого себя. Только когда человек смирится и начнет стараться проявлять любовь к ближним, что-то в его сознании изменится. Когда мы начинаем любить, перед нами раскрывается глубина мира.

Переживание смерти невыносимо для человека, который, например, всю жизнь только работал, был эгоистом. Если человек думал только о деньгах, то высшие вопросы о жизни недоступны его пониманию. Первый совет, который можно ему дать – постараться сделать что-то для других, не замыкаться в себе, делать добро, ведь кто-то может нуждаться в его помощи.

Во-первых, он выйдет из состояния изоляции, а во-вторых, у него начнут активизироваться те стороны его личности, те стороны сознания, которые во время его обыденной жизни дремали. Постепенно личность человека начнет обогащаться, он станет способным понимать что-то большее, чем то, что лежит на поверхности и заметно в повседневной жизни.

Некто из отцов отмечал, что мы не можем видеть Бога напрямую, но мы можем познать Бога из соразмерности всего происходящего, из соразмерности бытия. А преподобный Максим Исповедник писал, что «Бога знаем мы не по существу Его, но по великолепию творений Его, и Его о них промыслу. В них как в зеркале видим мы безпредельную Его благость, премудрость и силу» [24].

Комментируя эту мысль, можно сказать, что эту соразмерность бытия можно увидеть, если мы способны накапливать опыт. Накопление опыта возможно, только когда мы живем со смирением и любовью, когда мы прислушиваемся к людям, к обстоятельствам, к Промыслу Божьему. Тогда человек с очевидностью для самого себя начинает прозревать Промысел Божий, понимать свою жизнь, жизнь других людей, историю.

Прочие пути познания соразмерности бытия и законов, лежащих в его основе см. в части 4.1 статьи «О вере» (отдельное название части «Познание Истины и состояние сознания»).

Процесс построение картины мира тесно связан с наличием у человека духовной активности, направленной к другому, соответственно, процесс распада картины мира тесно связан с эгоизмом, о чем см. в главе «Эгоизм и порабощение инфернальным силам» в части третьей статьи «Преодоление игрового механизма (о игре в широком смысле слова)» (отдельное название третьей части «Игра и тень из разлома»).

То невыносимое мучение, которое мы испытываем после смерти близкого человека, бывает, уходит, когда мы понимаем действительно подлинный ход вещей, когда нам становится очевидно, что душа не растворяется, не исчезает.

Не все в человеке сводится к деятельности мозга, к физиологии. Даже многие современные ученые, изучающие проблему мозга, свидетельствуют, что мозг и сознание – это разные вещи.

Никто не знает, что такое сознание. Это доказанный факт, что у человека есть нечто, не определяемое биологией. На тему присутствия в человеке того, что не «схватывается» биологией и что не ассоциируется с деятельностью мозга, кризисный психолог Хасьминский М. И. выступил с публикацией «Взгляд современной науки: Существует ли душа, и бессмертно ли Сознание?» Информационным поводом для публикации явилось стремление помочь людям пережить опыт смерти близкого человека. «Всякий человек, который столкнулся, – пишет автор, – со смертью близкого, задается вопросом существует ли жизнь после смерти?» И он приводит некоторые научные данные насчет того, что жизнь человека не ограничивается деятельностью его мозга. Современные данные не противоречат учению христианства о бессмертной душе человека.

Усвоить факты и сложить их в целостную картину мира, увидеть эту подлинную картину мира может только любящее сердце. Необходимо изменение жизни, потому что пока человек находится на уровне приземленного существования, он не способен понять судеб Божиих. Когда он читает книги, совершает добро, развивается в русле заповедей, глядя на себя прежнего, он начинает понимать, для чего та или иная ситуация в его жизни была ему дана. Он становится другим, возвышенным, преображенным, он начинает иначе смотреть и на факт смерти.

 [1] Из книги Марка Льюиса «Биология желания. Зависимость – не болезнь».

[2] Ланская Марина. В Церковь за красотой // Вода живая. 2013. №9.

[3] А. Ухтомский. Доминанта души: Из гуманитарного наследия. Рыбинск: Рыбинское подворье, 2000.

[4] См. главу «Вспоминаю» из книги «Отец Арсений».

[5] См. поучение 13 из книги преподобного аввы Дорофея «Душеполезные поучения».

[6] См. «Борьба с духом гнева», параграф 96 из творений святого Иоанна Кассиана Римлянина, расположенных во втором томе книги «Добротолюбие».

[7] Там же. См. «Борьба с духом печали», параграфы 101, 102.

[8] Из сборника творений Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887–1939».

[9] См. статью монаха Иоанна (Адливанкина) «Игровые автоматы: развлечение или стратегическое оружие?».

[10] Порфирий Кавсокаливит, преп. Цветослов советов / пер. с новогреч. иеромон. Агафангела (Легача). Святая Гора Афон: Пустынь новая Фиваида Афонского Русского Пантелеимонова монастыря, 2008. С. 148, 230, 331, 504.

[11] Порфирий Кавсокаливит, преп. Житие и слова / пер. с греч. иерея Василия Петрова. Малоярославец Калужская обл.: Св.-Никольский Черноостровский женский монастырь, 2006. С. 261–267.

[12] Никольская О.С. Аффективная сфера человека: взгляд сквозь призму детского аутизма.

[13] См. «Спиритуальная сфера» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология» («Олсиб», 2001).

[14] Русский паломник. 2011. №49. С. 151.

[15] См. «Сведения о жизни и писаниях святаго Марка» в первом томе книги «Добротолюбие».

[16] См. «200 глав о духовном законе», параграф 179, среди творений преподобного Марка Подвижника, представленных в первом томе книги «Добротолюбие».

[17] Там же. См. «Наставления святаго Марка, извлеченныя из других его слов», параграф 22.

[18] См. преподобного отца нашего Филофея Синайского 40 глав о трезвении, параграф 33 в третьем томе книги «Добротолюбие».

[19] См. «Наставления святаго Марка, извлеченныя из других его слов», параграф 8, среди творений преподобного Марка Подвижника, представленных в первом томе книги «Добротолюбие».

[20] Там же. См. «Наставления святаго Марка, извлеченныя из других его слов», параграф 35.

[21] Там же. См. «200 глав о духовном законе», параграф 182.

[22] Там же. См. «К тем, которые думают оправдаться делами 226 глав», параграф 85.

[23] Там же. См. «Послание к иноку Николаю», параграф 2.

[24] Джозеф С. Что нас не убивает. Новая психология посттравматического роста / Стивен Джозеф [пер. с англ. И. Ющенко]. М.: Карьера Пресс, 2015.

[25] Русский паломник. 2011. №49. С. 151.

[26] См. «Сведения о жизни и писаниях святаго Марка» в первом томе книги «Добротолюбие».

[27] См. «200 глав о духовном законе», параграф 179, среди творений преподобного Марка Подвижника, представленных в первом томе книги «Добротолюбие».

[28] Там же. См. «Наставления святаго Марка, извлеченныя из других его слов», параграф 22.

[29] См. преподобного отца нашего Филофея Синайского 40 глав о трезвении, параграф 33 в третьем томе книги «Добротолюбие».

[30] См. «Наставления святаго Марка, извлеченныя из других его слов», параграф 8, среди творений преподобного Марка Подвижника, представленных в первом томе книги «Добротолюбие».

[31] Там же. См. «Наставления святаго Марка, извлеченныя из других его слов», параграф 35.

[32] Там же. См. «200 глав о духовном законе», параграф 182.

[33] Там же. См. «К тем, которые думают оправдаться делами 226 глав», параграф 85.

[34] Там же. См. «Послание к иноку Николаю», параграф 2.

[35] Из наставлений преподобного Максима Исповедника, представленных в третьем томе книги «Добротолюбие».