«Самое главное – это молиться. И в тылу, и на фронте, и в госпитале»

Из разных российских обителей насельники в священном сане ездят сегодня в зону специальной военной операции на Украине, беседуют с бойцами как на линии боевого соприкосновения, так и в госпиталях, исповедуют их и причащают. Некрещеных, желающих стать православными христианами, крестят. Не остался в стороне и Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный мужской монастырь, находящийся на краю земли – в том уголке Русского Севера, который называют славянской Голгофой XX века. В нашей беседе с тремя иеромонахами Соловецкой обители, тоже за время СВО не раз встречавшимися с защитниками Родины в окопе, блиндаже или в госпитальных палатах, мы постарались затронуть и некоторые острые проблемы духовного плана, без решения которых России трудно будет сопротивляться пришествию в мир глобального зла. (Имена собеседников изменены.)

Свет в глазах, или Откуда берутся храбрость и мужество?

– Отец Нектарий, вот Вы недавно вернулись из зоны СВО, где побывали в воинских частях – и что там увидели глазами священнослужителя?

– Я увидел боевой дух бойцов, у которых, на мой взгляд, есть четкое понимание, почему они должны с оружием в руках защищать свое Отечество. Но также мне довелось увидеть и некий негатив, о чем не могу умолчать. Начну всё же с положительных моментов. Второй год я езжу в зону проведения специальной военной операции (не часто, правда) и каждый раз убеждаюсь, что солдаты приездам священника рады. Ты им рассказываешь, почему ты сюда приехал – говоришь о вере, о Боге, о духовном смысле специальной военной операции, а после молитв проводишь подробную общую исповедь, причащаешь. Можно сказать, преподаешь азы Православия. И вот стоят два или три десятка человек, и у пяти из них прямо такой свет в глазах! Случалось, что кто-то даже приезжал из другой роты или взвода, зная, что к ним батюшка в силу определенных обстоятельств не доберется. Это были или те, кто прежде учился в духовной семинарии, или бывшие трудники монастыря. Таких случаев за время моих поездок много не назову, но они были. А те, у кого свет в глазах, подходили, благодарили, жали руку. Я обычно говорю, что пока буду собираться, возможно, у кого-то есть вопрос или желание отдельно исповедоваться, пусть подходит. И подходят. Делятся своими переживаниями – по большей части переживают за жен и детей. Один боец рассказал мне, что его жена настолько сильно волнуется за него, что не может есть, исхудала бедная. И я, слушая совсем молодых ребят или мужчин зрелого возраста, понимаю, что для каждого необходимо найти слова утешения – не формальные, а идущие из глубины души. Там, на фронте цена слова, цена поддержки очень высока.

Кстати, о душе. Над темой, посвященной силам человеческой души, размышляли многие святые отцы. Немало об этом написано святителем Иоанном Златоустом, и кое-что из его духовного наследия мне вспомнилось в позапрошлом году в окопе, во время беседы с дезертирами. Они, шестеро, стояли передо мной унылые, понурив головы. Я начал говорить о таких качествах души, как храбрость и мужество – откуда их черпать.

– И откуда?

– Безусловно, нужна вера. По слову святителя, душа – это непознаваемая глубина, ширина, то есть ее нельзя исследовать никакими путями, и силы можно брать только из нее, но без веры это сложно. Если ты боишься смерти и не готов умереть за Отчизну, за близких тебе людей, ты эти силы ниоткуда не возьмешь. А если есть вера и понимание, что ты пришел спасать чьи-то жизни и готов положить свою душу за други своя, в ответ на такие мысли появится и храбрость, и мужество появится.

– Видимо, разговор был непростой, но настолько важный! Отметив вначале, что Вы не можете умолчать о негативе, Вы имели в виду эту встречу с дезертирами?

– Я имел в виду прежде всего такую болевую точку ведущейся сегодня спецоперации на Украине, как маловерие или отсутствие веры у некоторых наших командиров. Слава Богу, есть у нас командиры верующие. Есть – сделавшие серьезные шаги в этом направлении. Но некоторые, к прискорбию, не просто далеки от веры, а даже свое пренебрежение к ней прилюдно демонстрируют. В последнюю поездку я встретился именно с таким человеком и отчетливо понял, что духовное просвещение надо начинать с командного состава. Ситуация была следующей: командир батальона вез меня до позиции километров восемьдесят. По дороге мы разговорились. Я охотно отвечал на его вопросы, только в какой-то момент вдруг осознал, что основные его усилия направлены на то, чтобы убедить меня: Бога нет! Встреча с бойцами закончилась поздно, этот же командир вез меня обратно. Закурил в машине, громко включил рок-музыку, пришлось сделать ему замечание и после рассказать обо всем начальнику штаба. Вспомним евангельскую притчу о пшенице и плевелах. Сегодня идет жатва, и важно отделять зерна от плевел.

– Батюшка, а что нам следует делать? Можем ли мы как-то помочь изменить ситуацию, которая, несмотря на отвагу, мужество, героизм большинства наших защитников Отечества, показывает: не у всех, от кого зависит великая победа над злом, произошли внутренняя мобилизация и переосмысление ценностей?

– Самое главное – это молиться. И в тылу, и на фронте, и в госпитале.

(К разговору присоединяются отец Гавриил и отец Павел).

Отец Гавриил: Нам надо молиться, чтобы Господь привел на командные должности кого надо. Скажем, нормальных христиан, заботящихся о солдатах и духовно. В многовековой истории Церкви встречается огромное число назидательных уроков. Взять, допустим, первые три столетия после Рождества Христова. Какие лютые гонения на христиан были в тот период, но кровавая эпоха дала нам сонм святых мучеников, к которым мы часто обращаемся, прося их заступничества перед Господом! Может, Спаситель и Россию ведет к построению мощной духовной крепости на планете именно через кровь, через войну, через подвиг и жертвенность нашего народа…

Отец Павел: Причем молиться надо не так, как порою бывает, когда попавший в сложные обстоятельства человек перепробовал все средства, ничего не помогло, и тогда он восклицает: «Ну, остается только молиться!» Нет, молитва должна быть на первом месте. И, как мне кажется, исход сегодняшних событий будет зависеть от того, сколько сердец обратится к Богу и будет просить у Него не увеличения своего благосостояния, не зла другому или что-то в этом роде. Просить главного. А что для России и для каждого из нас сейчас главное, многие начинают понимать.

Помочь раненому бойцу приблизиться к Богу

– Отец Павел, Вы с отцом Гавриилом посещаете госпитали недалеко от линии боевого соприкосновения. Какие настроения у ребят, побывавших на волоске от смерти, и чем может им помочь священник? Каким образом он должен им помогать?

– Мысли о Боге почти у каждого есть, но если на полигоне боец только движется к боевым действиям, ему еще только предстоит пойти в наступление или отразить атаку противника, то здесь, на больничной койке лежит уже совсем другой человек. Какой? Очень сильно отличающийся от себя прежнего, поскольку он побывал на первой линии фронта, в смертельной опасности – а в такие минуты, часы, дни, как правило, происходит резкая и быстрая переоценка своих отношений с Богом. И чтобы эти отношения дальше вылились – назовем это так – в правильные формы, то есть в правильную духовную жизнь, правильную молитву, нужен священник. Священник – это тот, кто способен донести человеку предание Церкви и помочь ему приблизиться к Богу. Во время поездок в зону СВО нельзя было не увидеть, что пациенты госпиталей более готовы к упорядочению мыслей о Боге, они очень восприимчивы к христианскому учению, и для нас там – огромное поле деятельности. К слову, у меня самого тоже личная переоценка одного важного момента произошла. Часто можно услышать: «На войне атеистов нет». Я понимал это примерно так: когда на человека летит снаряд, прямо на него летит, что ему остается делать? Только молиться, верующий он или нет. Оказывается, у этой фразы более глубокий смысл.

– И какой? Что она означает – широко известная крылатая фраза?

– Она означает, что в те мгновения моментально устанавливается связь с Богом. Не потому, что ты взмолился, а потому что ты моментально (!) получил ответ. Это потрясает. Мы слышали истории, когда кто-то, допустим, был нецерковным, но в те страшные минуты вспомнил какие-то слова молитвы и получил мгновенный ответ от Бога. Он выжил в совершенно гиблой ситуации, казалось бы, не оставляющей никаких шансов!

– Даже убеждать нецерковного человека не надо, что это Божественный ответ?

– Без всякого убеждения с нашей стороны он уже сам понял, что Бог есть! Что это точно было от Бога! Ну, а дальше что? Приобретя такой поразительный духовный опыт, останется ли тот человек по-прежнему нецерковным, малоцерковным или начнет подниматься по ступеням духовной лестницы? Конечно, многое зависит и от священника. Вот почему мы проводим в палатах продолжительные беседы, рассказывая о том, что Бог о Себе открыл, как Бог велел жить и как надо духовную жизнь поддерживать на высоте, чтобы быть постоянно в контакте с Господом. Ребята интуитивно понимают, что они правильное дело делают. Понимают, за что сражаются, кого защищают. Но мало кто из них связывает это со словами Спасителя: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15. 13). И нам необходимо это раскрыть, показать христианский смысл жизни. В СВО принимает участие и много добровольцев, и, конечно же, много мобилизованных. Скажу о последних. То, что человек не отказался выполнять свой воинский долг перед Родиной на поле боя, не сбежал на чужбину, не спрятался где-то, подтверждает: он откликнулся на призыв Спасителя. На этом мы тоже делаем большой акцент.

– Отче, как мы знаем, православные священники совершают в госпиталях таинства Соборования, Исповеди и Причащения. Расскажите, пожалуйста, об этом.

– Госпитали нам попадались разные: были госпитали, где раненые подольше лежат, но были и другие – в которых пациентов быстро эвакуируют в более безопасные места. Там, где бойцы лежат дольше, мы в первый день знакомства с ними говорим, что завтра будем у вас совершать Соборование. Кто-то знает смысл этого таинства, кому-то его приходится объяснять. Говорим, что Таинство Соборования – это когда верующие в болезни призывают Церковь, призывают священников, они вместе молятся, освящают масло, на которое призывается особая благодать Божия, исцеляющая немощи душевные и телесные. Сообщаем: «Вы также можете исповедоваться и причаститься, мы завтра придем со Святыми Дарами». И когда на следующий день в палатах звучат замечательные, понятные каждому молитвы Таинства Соборования, в эту благодатную атмосферу православные ребята быстро втягиваются и настраиваются на Исповедь и Причастие. Исповедь мы совершаем индивидуальную. Накануне вечером даем каждому брошюрку «Почему мне необходимо исполнять заповеди Христовы» и «Краткий молитвослов воина». Но вот если на следующий день планируется эвакуация раненого, нам приходится ускоряться. После беседы сразу совершаем Соборование, Исповедь, Причастие.

…Во время Исповеди ты стараешься, чтобы какие-то главные вещи «не проскочили» мимо человека. Чтобы тот понял: он грешник, и со своими грехами ему надо разбираться, каяться в них и проводить большую работу по очищению своей души. Самое сложное бывает, когда кто-то тебе говорит, что никакого греха за ним нет. И здесь задача пастыря (пусть и за отведенные ему минут пять, не больше, поскольку палат много, раненых много) объяснить человеку ошибочность такой позиции.

– Последний Оптинский старец, преподобный Никон, удивительный наш святой, назидал: «Зрение грехов есть дар Божий. Его надо просить себе у Бога».

– Именно в эту сторону мы стараемся направить мысли того, кто исповедуется.

– В контексте этой беседы актуален еще один аспект темы СВО. У многих отважных бойцов, смельчаков наибольший страх вызывает то, что они могут потерять руку, ногу, получить другое тяжелое увечье и стать обузой для близких людей. Но если это случилось, уныние в таких обстоятельствах неизбежно?

– Когда человек здоров, представить ему что-то в этом роде невероятно страшно. Но если беда всё же случилась, и если мы не духовно мертвые, то часто открываются невиданные ресурсы. В качестве подтверждения расскажу об одном случае. Бойца СВО привезли в госпиталь с сильнейшим обморожением. Врачи пытались спасти ему руки и ноги – к прискорбию, не получилось. К нему сразу же приехала жена, была рядом с мужем всё время. И вот несколько месяцев спустя наши знакомые, знавшие этого бойца, позвонили ему по телефону, чтобы узнать о его состоянии и настроении. Звонили, честно говоря, страшась услышать, что он впал в уныние, из которого человеку бывает трудно выбраться. Но услышали радостное: всё хорошо, обещают отличные протезы, жизнь продолжается! От другого бойца, тоже получившего тяжелые увечья (однако не в такой степени), жена сразу ушла, и волна уныния сильно его накрыла… Почему эти случаи так разнятся? Потому что в первом жена бойца, женщина верующая, сердцем восприняла слова Господа и святых апостолов, что мы должны носить тяготы друг друга, то есть стойко нести свой крест скорбей, испытаний, болезней, при этом помогая близкому человеку в несении его жизненного креста. Они оба еще больше утвердились в вере. И знаете, не раз приходилось убеждаться: в непростых, чаще всего трагических ситуациях, человек способен отдавать другому любви намного больше, чем он ее отдает в обычной жизни. Это если у него или нее есть крепкий духовный стержень.

Перед первой поездкой я много готовился к тому, что мне в госпиталях более всего придется говорить с ранеными на предмет уныния – думал, как бойца с серьезным увечьем приободрить и настроить на то, чтобы он полностью доверил свою жизнь Богу. Оказалось, что это далеко не самая главная тема, на которую пришлось в итоге говорить; серьезно унывающих среди наших раненых на самом деле не так много. Я увидел среди них очень много по-настоящему крепких людей, у которых можно поучиться. Вспоминаю одного настоящего богатыря, которого мы посетили сразу после операции (ему отняли ногу). Завел с ним разговор об унынии и услышал в ответ: чего мне унывать? Сейчас протез сделают, дальше жить надо. Не знаю, как правильно это назвать: связью с Богом или духовной крепостью, но у этого богатыря она точно есть. Как уже говорил, у людей там уже имеется духовный опыт, полученный в бою, и они очень восприимчивы к правильному учению о Боге и о духовной жизни.

Причастились из одной Чаши

– Отец Гавриил, а что Вы можете добавить к сказанному собратьями? Каковы Ваши впечатления от поездок по госпиталям, от общения с ранеными?

– Прежде всего я увидел, что когда человек туда попадает, всё наносное уходит. Многохлопотные заботы, которые обычного человека волнуют в миру, моментально отлетают, когда начинается то, что его может покалечить или убить. А с другой стороны, там много разных людей. Встречались нам и озлобленные, но их мало. Встречались и родноверы – неоязычники в современной России. Их тоже совсем немного, но мы их видели. Причем, если мусульмане приветливо относятся к православным священнослужителям, то о родноверах подобного не скажешь. К ним лучше не приближаться, ни на какой контакт с тобой они не пойдут. И всё же если брать подавляющее большинство, то многие раненые, действительно, нас ждут. Особенно – верующие люди.

Что касается тех, кто сделал свой первый шаг к Богу в окопе или на поле боя, возникают некоторые нюансы, на которые следует обратить внимание. В минуту смертельной опасности боец почувствовал помощь Божию, явственно ощутил, что Господь спас его от смерти, однако, как справедливо ставит вопрос мой собрат отец Павел: что дальше? Переступить через порог церкви и начать ходить на службы, исповедоваться и причащаться – у человека возникает какой-то барьер. Приходится объяснять, что никакого барьера в этом плане быть не должно. Что это у него в голове «стена» в виде препятствия выстроена… И я как священник должен эту «стену» разрушить. По крайней мере, опытаться это сделать, видя, что в сознании немалого числа людей прочно закрепились штампы и клише про попов и Церковь. Но в то же время нельзя не ощутить: беседа в госпитале – это самый благодатный момент для разрушения «стены» в голове. Мы записываем имена, чтобы поминать. Дальше только Господь может помочь. Он всех их, да и нас тоже, везде водит за ручку, как маленьких детей…

– Много Вам таких случаев рассказывали? Что Господь за ручку водит?

– Ой, много! Правда, не могу поделиться ими с читателем, поскольку узнал о них, исповедуя бойцов. Но передам признание одного танкиста, услышанное мной во время нашей беседы. Он рассказывал, что смерть столько раз могла его настигнуть, однако всякий раз он чувствовал руку Божию. Господь, говорил танкист, тебя схватит и поставит в другую сторону, а в эти мгновения что-то смертоносное пролетает мимо. По этому поводу я добавлю: вот что значит молитва родных! Бабушек, матерей, жен, детей: молятся, кладут поклоны. Молитва детей особенно сильна… Всё действует!

– Зададим еще один актуальный вопрос, который волнует многих россиян, глубоко понимающих суть происходящего. А поймут ли когда-нибудь на Украине, потерявшей за два с небольшим года тысячи и тысячи людей, схваченных прямо на улице или в транспорте, в спортзале и отправленных воевать, что геноцид собственного народа происходит по вине преступного киевского режима? Что мы не враги? Как можно было обмануть миллионы людей, с которыми у нас единая православная вера, и таким образом получается, что воюют два братских народа?

Отец Павел: На протяжении всей нашей истории мы видим, как легко и одного человека, и целое общество обмануть. Особенно если у тебя в руках действенные рычаги – сейчас они называются средствами массовой информации, но, по сути, разные инструменты формирования общественного мнения были и триста лет назад, и в другие временные отрезки. Человек – существо социальное, и ему дискомфортно, когда он идет против коллектива, то есть поступает не так, как поступает общество. Простой пример: кто-то хочет дружить с Россией, а все окружающие его средства массовой информации с маниакальным упорством создают иллюзию, что весь мир, все адекватные положительные люди считают, что дружить с Россией категорически нельзя. И если у тебя нет глубоких духовных ориентиров, ты с этим рано или поздно согласишься.

– А как наши солдаты относятся к украинским, которые в них стреляют?

– Подавляющее большинство не имеет ненависти ни к украинским солдатам, ни к украинскому народу. Мы это видели, и для меня это бесспорно. Многие наши бойцы, командиры понимают ситуацию следующим образом (проведу аналогию) – как если бы младший брат стал наркоманом и, грубо говоря, с топором пошел на родителей. Что должен сделать старший брат? Остановить его, выбить топор, связать, запереть где-то, пока придет в себя. Иными словами, старший брат, горюя о младшем брате, не может стоять в сторонке и просто смотреть на происходящее. Во время своих поездок мне довелось видеть разных пленных, и наши охранники относились к ним без злобы, без ненависти – как к напортачившему младшему брату, за которого душа болит. Отвечая на вопрос, поймут ли когда-нибудь на Украине, что мы не враги, приведу случай, который стал для меня особым знаком надежды. Как-то во время нашего посещения госпиталя один украинский военнопленный, лежавший в палате под охраной двух наших бойцов, поисповедался и причастился вместе с нашими бойцами. То есть все трое, уповая на милость Божию, причастились из одной Чаши жизни, с верой и надеждой на Христа. Со стороны противника (приходится сегодня так говорить) совершенно точно есть военные, которые не негативно относятся к России. Но, безусловно, хватает и тех, кто ее глубоко ненавидит. Это какая-то лютая ненависть, проистекающая именно из национализма (только такая ненависть неспособна в какой-то момент начать искать мира с другим, пытаться глубоко во всем разобраться, увидеть в другом человека, попытаться понять его мотивы), она близка, на мой взгляд, к сатанинской, когда человек становится яростным противником Бога и людей. Но Богу всё возможно. Это мы знаем по своей истории.