Иеромонах Соловецкого монастыря Талант: благословение или проклятие?

Развивая творческие дарования на пользу ближних, человек мог бы и людям послужить и свое призвание реализовать. Но если он замыкается в себе и не приходит в своем творчестве к любви к Богу и к людям, то заходит в тупик нереализованности и бессмысленности. Здесь уместно вспомнить предупреждение верующего ученого-нейрофизиолога А.А. Ухтомского. Ухтомский пишет, что «если только человек в текущих тяжестях жизни замкнется в себе, потеряет спасительный светоч любви, он быстро скатится сначала до бреда преследования, до замкнутого в себе все-обсуждения, до бреда величия!»

В этом смысле нередкий вопрос, что есть творческие дарования – благословение или проклятие – вполне решаем. Если человек приходит к Истине, к любви, то его дарования развиваются. Если он приходит к эгоизму, к восхищению собственным мнимым величием, то он сталкивается с регрессией, распадом, тупиком.

Путь, идя по которому молодой талантливый человек превращается в озлобленного, покинутого всеми индивида описан священником Александром Ельчаниновым в его статье «Демонская твердыня (о гордости)». Путь к катастрофе у талантливого человека может начать вследствие упоения собой. Человек «ничего не видит и не чувствует, кроме своего горения, таланта, которым наслаждается, от которого получает полное счастье и удовлетворение». В результате занятости собой может развиться страсть командования, привычка вмешиваться в жизнь других. В душе, ставшей темной и холодной, появляется надменность, презрение и ненависть. Этими печальными последствиями не ограничивается круг бедствий человека, замкнувшегося в эгоистическом сосредоточении на себе самом. Занятость собой, приводящая к столь печальным последствиям может развиться, в том числе, и вследствие постоянного проявления своего таланта. «В этом опасность всякой одаренности, всякого таланта. Эти качества должны быть уравновешены полной, глубокой духовностью».

Эта статья является дополнением к мыслям, изложенным в цикле бесед «Горение сердца». В этом цикле разбиралась проблема творчество: его развития и его угасание. Проблема творчества рассматривалась в связи с таким явлением как горение сердца. Когда сердце у некоторых людей остывало, и они утрачивали способность творить, они пытались «подогреть» свое сердце использованием психоактивных веществ, а также через вовлечение его в различные экстремальные активности. Через такого рода деятельность люди вступали в противоречие с фундаментальными законами, на основании которых развивается мироздание. И так как деятельность сердца развивается в соответствии с теми же законами, которые человек переступает, то эта деятельность угасает. Человек остается во мраке.

Конечно, здесь под словом «сердце» подразумевается не телесный орган. Как пишет старец Иосиф Ватопедский, «под словом сердце понимается вся личность человека в совокупности, которая иногда называется еще душой, а иногда умом, то есть все то, что свойственно человеку – его предпочтения, качества, духовное состояние»[1].

В части четвертой цикла «Горение сердца» разбирался вопрос о природе огня, присутствующего в сердце. Понимание природы этого огня помогает ответить на вопрос, вынесенный в название статьи.

В статье приводятся мысли одного светского психиатра. Наличие ссылки на его работы не означает принятия всего, что этот психиатр сказал, сделал или написал. Из его работ вычленены мысли, согласующиеся с христианским мировоззрением. Из того факта, что приняты некоторые мысли этого психиатра, нельзя делать тот вывод, что принимается все то, что этот психиатр сказал, сделал или написал.

«…возгорение духа оживотворяет сердца. Невещественный и Божественный огнь освящает души и искушает их, как неподдельное золото в горниле, а порок попаляет, как терния и солому» (преподобный Макарий Великий[2]) 

Человеку дана сила вожделения (желательная). С её помощью он ищет объекты, к которым мог бы стремиться. В идеале, человеку свойственно стремиться к благу, к Богу как к Высшему Благу. Но в результате греховной омраченности сила вожделения обращается не к благу, а к страстным образам. И вместо любви к Богу, воспламеняющей сердце, в человеке рождается огонь похоти, иссушающий сердце и испепеляющий душу.

Человеку дана сила раздражительная – сила преодоления препятствий. Речь идет о мужестве, с помощью которого человек преодолевает трудности, стремясь к цели. По-гречески эта сила называется «тимос» – «горю», «пламенею». В идеале эта сила должна помогать человеку преодолевать препятствия, встающие на пути достижения добродетели. Например, чтобы встать рано утром помолиться, нужно себя понудить. Иногда – очень энергично понудить, иначе – не встанешь. В идеале, при правильно воспитанной силе «тимос» у человека есть мужество, помогающее преодолевать препятствия. Но действие этой силы не сопровождается гневом и ненавистью по отношению к ближним.

В результате греховной омраченности человек стал использовать эту силу не на борьбу с грехом, а на борьбу с ближними, которые встают на пути его стремления к объекту страсти. Или иными словами: в результате греховной омраченности человек избирает цели, исходя не из идеи блага, а исходя из желания удовлетворить собственные страсти. Если на пути к удовлетворению страстных желаний встают какие-то люди, он на них направляет силу преодоления препятствий.

Человек желающий во что бы то ни стало обладать объектами своего вожделения, начинает враждовать с другими людьми. Со временем он воспитывает в себе такую страсть как гнев, и эта страсть начинает сжигать его изнутри. На определенном этапе развития страсть может привести человека к тому, что любой пустяк будет воспламенить в нем бешеную ярость.

Человеку дана сила мыслительная. Ему дан свет разума, способность чувствовать и ощущать. Но если человек не приходит ко Христу, то, не имея возможности постигнуть смысл бытия, он начинает тяготиться разумом и способностью мыслить и ощущать. По мысли преподобного Иустина (Поповича) человеческое ощущение без Бога Слова «безумствует, корчится и умирает в страстях, в грехах, в бреду, в бессмыслии, в бесновании, в отчаянии, в эгоизме, в вечном существовании и вечной нереализованности. Всегда пытаясь осуществиться, оно никогда не осуществляется действительно, цельно. Обезбоженное, обессмысленное человеческое чувство всегда умирает и никак не может умереть. Это самый евангельский червь, который не умирает, и огонь, который не угасает, – ад» (ср. Мк. 9, 44).

О том, что разум при неправильном использовании может причинять страдания, писал и протоиерей Иоанн Гончаров. С его точки зрения разум, если станет злым, будет проявлять себя «огнем неугасимым и червем неусыпающим». Надо ли говорить, какое страдание человеку может доставить разум, зараженный «больными» идеями? Когда человек смотрит на мир сквозь призму «больных» идей, он везде видит подвох. Ему кажется, что его окружают лишь глупцы, желающие ему зла.

И даже, когда другие люди захотят помочь такому человеку, он в самом их желании может усмотреть некий злонамеренный мотив. И отвергнет помощь, отвергнет добрый совет близких, подсказывающих, как выйти из создавшегося положения. И будет и дальше прозябать в своем затруднительном положении, в своем тупике, оставаясь при своих «больных» мыслях, проклиная всех и вся.

У человека есть сила суждения, помогающая отличать добро от зла. Способность отделять должное от недолжного помогает отворачиваться от зла и, избирая добро, стремиться к нему (см., например, среди наставлений преподобного Антония Великого, представленных в первом томе книги «Добротолюбие», раздел «Наставления о доброй нравственности и святой жизни, в 170-ти главах», главы125, 126, 133; в частности, в главе 89 он пишет, что Бог «даровал человеку разум, способность различать добро и зло»). Если человек старается смиряться по жизни, поступать по любви, то образ его жизни удерживает силу суждения от «развязывания». Если же он начнет поступать по гордости, выставлять свою персону при каждом удобном случае напоказ, то он постепенно начнет терять способность критически относиться к собственным мыслям. Сила суждения начнет «развязываться».

И если человек начнет осуждать другим (исходя из той мысли, что он разбирается во всех сферах жизни лучше других), сила суждения начнет «затачиваться» на выискивание недостатков, грязи, сомнительных страниц в биографиях других людей. Из этих обрывков формируется картина мира, отличная от истинной.

Создание картины мира сопровождается попыткой вписать себя в неё, чтобы найти свой путь в мире. В случае с осуждением человеку не удается найти свой путь, так как его ложная картина мира не совпадает с действительным положением дел. Например, на своей ложной картине он проложил трассу для своего, как ему кажется, триумфального шествия. А в реальности, которая закрыта от него пеленой его фантазии, на месте трассы чернеется провал в земле. И этот провал словно шахта тянет свое жерло даже до адской бездны. Исходя из ложной картины мира человек движется, как ему кажется, к успеху. А на самом деле он движется к катастрофе.

Одной из доминирующих черт характера становится такая черта как осуждение других. Человек теряет любовь, которая помогала ему раньше вникнуть в мотивацию других людей, понять их в их точках отправления. Теперь, когда любовь утрачена, человек теряет способность сформировать целостную картину бытия. Сила его суждения выхватывает из бытия лишь какие-то фрагменты, да и те представляет сознанию в искаженном, комичном виде.

Если, приписав себе роль судьи мира и упиваясь чувством собственного мнимого величия, человек первое время торжествовал, то теперь его сердце сотрясается приступами паники вследствие предощущения наползающего безумия. Не охватывая мир в его целостности, человек не видит и следов Божественного Промысла о мире и о себе самом. Он видит лишь раздробленные пазлы бытия в их аспекте распада и тления, и эти пазлы не складываются в общую картину.

Человек кричит: «Почему мир таков? Кто ответит мне за то, что мир таков?» Маятник его нарастающего безумия раскачивается все сильней. Наступает момент, когда вследствие увеличения его амплитуды начинают сотрясаться основы психического здоровья человека. Картина мира хотя и нецелостная, фрагментарная, ложная и искаженная дает трещину и осыпается наземь грудой обломков.

В этом смысле можно привести один образ, комментирующий тему распада личности (диссоциации личности), которой подвергается человек вследствие шизофренизации сознания (тема шизофренизации сознания разбирается в цикле бесед «Зазеркалье»). Один автор дает образ ребенка, который «пытается восстановить обломки разбитой им мозаики, но не может этого сделать, не может вспомнить целого – изображения на мозаике до того, как она разбилась». Так и человек, прошедший через диссоциацию личности, пытается собраться воедино осколки своей личности. Трагичность такого положения дел отражена в рисунках людей, которым был поставлен диагноз «шизофрения». В их рисунках читается потребность в поиске силы, «которая сможет вновь внушить или привнести на полотно утраченный смысл, ориентиры в окружающей реальности и в собственной личности. Миры рисунков отражают хаос, тоскующий о возврате Творца – Логоса сознания»^[3].

Логос – Слово – Божье Слово – Христос. Когда человек обращается ко Христу, то вся картина мира пересматривается. Всем фрагментам находится свое место. В целостной картине каждый из них обретает смысл. Но целостную картину мира нужно не просто начать зреть силой разума, в неё еще нужно «включиться».

Это «включение» происходит тогда, когда, начав жить по евангельским заповедям, человек приобщается к благодати Святого Духа (преподобный Серафим Саровский в беседе с Мотовиловым о цели христианской жизни говорил, что добро, совершаемое ради Христа, приобщает человека к благодати Святого Духа). Каким-то непостижимым образом понятия, помогающие человеку охватывать своей путь в мире и мир в его целостности «прикрепляются» к действию Святого Духа, проявляющемуся в человеке.

Можно прокомментировать эту мысль одной аналогией. В канун Рождества многие люди имеют праздничный настрой. Не настроение сиюминутное, а именно настрой, пронизывающий насквозь. Этот настрой является как бы неким стержнем, на который нанизываются понятия: как организовать время, что одеть, как говорить, какие кушанья готовить. Вследствие наличия настроя по-особому воспринимаются другие люди и их действия. Нечто скрепляет дни подготовки к торжеству единым ритмом, есть ощущение единой задачи, объединяющей дни в некий осмысленный период.

И вот можно представить, что этот «стержень» из человека изымается. Он не понимает, для чего другие к чему-то готовятся и чему они радуются. Ощущение «сцепления» дней в некий период, пронизанный единой задачей, уходит. Дни «рассыпаются», превращаются в рутинную череду будней. Кушанья готовятся иные, слова человеком подбираются по-иному, все становится иным.

Конечно, земная аналогия лишь намекает на что-то, но не описывает полностью реалий духовного порядка. Эту аналогию можно рассматривать лишь в качестве дополняющего образа к истории о человеке, утратившем веру. В период жизни, когда вера им была еще не утрачена, он любил ходить в лес. В каждом дереве он «видел Господа». О чем-то подобном писала, наверное, Анна Ахматова в своем коротком, но емком стихотворении «В каждом древе распятый Господь». 

В каждом древе распятый Господь,
В каждом колосе тело Христово,
И молитвы пречистое слово
Исцеляет болящую плоть.

После же того, как вера человеком была утрачена, взгляд на лес приносил ему ощущение внутренней боли. Боль возникала вследствие сравнения своего восприятие действительности с тем восприятием, какое было в прошлом. Теперь, глядя на деревья, человек видел только одни палки и больше ничего.

Пока действие Святого Духа пронизывает человека (пока его, условно говоря, пронизывают «нити»), то в его сознании присутствует стройная система взглядов на мир и на свой путь в мире. Но, если это действие «изымается», если действие Святого Духа отступает от человека вследствие его греховного образа жизни (вследствие того, что, живя по страстям, человек утрачивает способность воспринимать благодать Святого Духа), то система понятий «обрушивается». Человек перестает понимать иерархию идей этого мира, некогда целостная мозаика превращается в груду черепков, перед которой он плачет (некоторые идеи на этот счет приводятся в ответе «Опустошение и самоубийство»; текст ответа помещен на сайте Соловецкого монастыря, в разделе «Ответы пастыря»).

Не имея возможности постигнуть тайну этого мира, человек пребывает в неутешном состоянии, ведь «мысль думает и тогда, когда человек упорно не желает этого» (подробнее о том, как мысль не встречающаяся в своем течении с смыслом, может мучить человека рассказывается в цикле бесед «Восточный цикл», в беседах 11а – 12в^[4]). Если человек не постиг смысла жизни, не узрел Бога в мире, то пытаясь охватить свою жизнь и мир своим разумом, он встречается лишь с бессмыслицей. И эту бессмыслицу он постоянно обдумывает.

Человеческие сознание и ощущение сравниваются преподобным Иустином (Поповичем) в его книге «Философские пропасти» с двумя крошечными свечками «в страшном мраке безмерной тайны миров». С ними – тяжело человеку. Со всех сторон на него разевают пасть бесконечности. И, может, чтобы ему не бояться их, чтобы быть спокойнее и вовсе нужно погасить эти две свечки? Но есть и другой вариант. «Или две свечки превратить в два солнца, свет от которых осветил бы все мрачное в человеке и в мирах вокруг человека?» Каким образом две свечечки превращаются в два солнца? Ответом на этот вопрос и является книга преподобного Иустина. Со Христом для него всякая бескрайность претворяется в радость, а без Него всякая бескрайность воспринимается как падение, пропасть и ад. «Твоею благостью, нежностью и любовью, – пишет, он, – Ты всякую бескрайность претворяешь в мою радость, в мою бесконечную радость и в мой рай, в мой бесконечный рай».

Солнце не появляется сразу, оно разгорается из искры. Бог дает самостоятельно-личным существам искру Своей Божественной жизни. И эта искра, как пишет Е. Тихомиров – автор ценной для христиан книги «Загробная жизнь или последняя участь человека», уже не может погаснуть, «но должна разгореться в живую полноту разумно сознательной бессмертной жизни».

«Огня приидох воврещи на землю, – говорит Спаситель, – и как желал бы Я, чтобы он возгорелся» (Лк. 12, 49). Эти слова святитель Феофан Затворник относит к христианской жизни, видимым свидетельством которой является «возжигаемая в сердце Духом Божиим ревность о богоугождении». Огонь ревности о жизни по Христе обнимает все существо человека, как пожар охватывает здание. Это горение духа есть «есть неотъемлемое свойство христианской жизни». Книга святителя Феофана Затворника «Путь ко спасению» помогает понять, каким образом искра благодати Святого Духа прикрепляется к человеку и каким образом человек может способствовать её разгоранию.

Искра разгорается вследствие стремления человека к добродетели. Так, например, преподобный Никита Стифат пишет, что «добродетель есть вещь некая горячая и зело приличная возжечь пламень любви Божией и сотворить душу всю огненной».

Когда душа человека сочетается с молитвой, то тогда ее, по мысли пресвитера Илии Екдикта, начинает окружать как бы некое пламя, которое делает душу «как железо, огнем проникнутою». Душа остается душой, только становится неприкосновенной, «подобно раскаленному железу, для всего сторонняго»^[5].

Образ раскаленного железа встречается у многих святых отцов. Смысл этого образа состоит в том, что «когда железо нагревается, то оно становится единым с огнем». Когда железо становится единым с огнем, то железом можно жечь, а огнем – резать. «Однако при этом ни огонь ни железо не теряют своих существенных свойств»^[6].

Нечто подобное можно сказать и о уме человека, который приобретает «ум Христов». По объяснению преподобного Максима Исповедника, «ум Христов» не становится дополнением к нашему уму. Но, просвещая способность нашего ума, поощряет «его к собственной деятельности»^[7].

Деятельность ума может проявиться в сфере творчества. Развивая творческие дарования на пользу ближних, человек мог бы и людям послужить и свое призвание реализовать. Но если он замыкается в себе и не приходит в своем творчестве к любви к Богу и к людям, то заходит в тупик нереализованности и бессмысленности. Здесь уместно вспомнить предупреждение верующего ученого-нейрофизиологаА.А. Ухтомского. Ухтомский пишет, что «если только человек в текущих тяжестях жизни замкнется в себе, потеряет спасительный светоч любви, он быстро скатится сначала до бреда преследования, до замкнутого в себе все-обсуждения, до бреда величия!»^[8]

В этом смысле нередкий вопрос, что есть творческие дарования – благословение или проклятие – вполне решаем. Если человек приходит к Истине, к любви, то его дарования развиваются. Если он приходит к эгоизму, к восхищению собственным мнимым величием, то он сталкивается с регрессией, распадом, тупиком.

На этот счет можно привести свидетельство одного человека, достигшего в деле творчества больших высот. Он рассказывал, что на определенном этапе жизненного пути встал на грань, за которой виднелась пропасть безумия. Его проблема состояла в том, что, не придя в процессе творчества к Творцу, он замкнулся на самого себя.

Если человек, ощущающий в себе творческие силы, не приходит к Богу, то возникает опасность, что он устремит эти силы к «миражам, которые сам создает в своем сознании или черпает из подсознания» [вопрос о подсознании очень сложен и здесь он не будет разбираться; применительно к беседам «Горение сердца» можно сказать, что в данном случае человек начинает почитать за источник вдохновения импульсы своей падшей природы, а также импульсы, влагаемые в его сознание инфернальными силами, чьи действия он принимает за некие нераскрытые стороны своего сознания; не понимающий природы явления человек сращивается с этими импульсами, включая внушаемые идеи в собственную личность^[9]; о том, что в уме могут происходит процессы, которые исходят не от ума самого человека писал, например, преподобный Силуан Афонский: «Когда видишь, что с твоим умом борется иной ум, то смирись, и брань прекратится»]. Взаимодействуя со своими страстями, с самим самой, человек на самом деле занимается тем, что обслуживает свой эгоизм. Хотя при этом может полагать, что стремится к истине, добру и красоте. Но плодами такого творчества являются по сути пустые идеи и теории, «в которых, – как писал протоиерей Вадим Леонов, – на первом месте стоит авторское «Я»». Чтобы ни творил человек в этом случае, он будет изображать «прежде всего самого себя»^[10].

Напрашивается сравнение такой мировоззренческой установки с тем определением, которое митрополит Антоний дал наркотическому переживанию. «Наркотическое переживание, – объяснял он, – приводит жертву лишь к себе самой». Она снова и снова возвращается к опыту, из которого исключен «другой». «И неважно, кто этот ближний – Бог или у него есть человеческое имя». Окружающий мир, переставший иметь собственную ценность, «становится все более нереальным и далеким». Отличие наркотического переживания от подлинного религиозного опыта состоит в том, что последний «перерождает человека». Этот опыт может стать началом апостольского служения, подвижнической или молитвенной жизни. Этот опыт всегда направляет человека к ««другому» – к ближнему, и неважно, кто этот ближний – Бог или у него есть человеческое имя»^[11].

Через призму этих слов можно посмотреть и на творчество. Оно возможно лишь тогда, когда есть Другой. Через творчество, как писал один автор, человек стремится «расширить возможности своего делания. Творчество возможно только ради другого человека – и никогда для самого себя». Ощущение того, что творческий акт состоялся, появляется тогда, когда происходит «обогащение опытомдругой личности» вследствие «моего творчества»^[12].

Ведь личность, по замечанию упомянутого протоиерея Вадима Леонова, «раскрывается, изменяется и обогащается в диалоге». Она нуждается в общении., она «жаждет слышать и быть услышанной». Все личности неповторимы и поэтому их общение между собой помогает каждому человеку открывать что-то новое в «другом» и вместе с тем помогает осознать и особенности собственного «я» (которое отличается от личного «я» другого человека). И «наибольшее развитие тварная личность получает от общения с абсолютной личностью – Богом».

Отпадая от Бога, «человек утрачивает смысл жизни, не видит присутствия Бога ни в себе, ни в окружающем мире». Он становится творчески парализованным, что выражается в неспособности «порождать творческие идеи». Находясь в таком состоянии он «предпочитает «питаться» массовой культурой и другими подобными суррогатами». Через употребление суррогатов услаждаются чувства и заглушаются высшие потребности; человек перестает стремиться к большему»^[13].

Как можно понять слова о стремлении к большему? «Истинные художники, литераторы и музыканты» боятся солгать и не выразить в своем искусстве его последней правды. Поверхностные же деятели боятся только отсутствия похвал и покупателей. А также – неблагоприятной оценки своих произведений. Они боятся «всякой критики, воспринимая ее как намеренное унижение их личности». Врагом самому ценному и умному критику становится тот, кто опьянен страстями самолюбия и славолюбия. И потому, как предупреждает архиепископ Иоанн Сан-Францисский, лишь возвышенное, бескорыстное (“аскетическое”) отношение к искусству, обращение его на служение Богу, и Его правде в мире, сохраняет и спасает человеческую личность художника от разложения^[14].

Два направления обозначил архиепископ Иоанн: возвышенное отношение и вырождение. Относительно первого направления прекрасно выразился Иван Ильин в своей небольшой работе «О художественном совершенстве» (см. книгу «Путь к очевидности»). Эта работа созвучна строю бесед и тот, кто желает, может с ней ознакомиться самостоятельно.

Второе направление проявляется в жизни некоторых деятелей так называемого современного искусства. Они считают, что народ должен восхищаться их поэзией, музыкой и полотнами. Последние могут представлять из себя нечто, на чем разбросаны кляксы и обрывки каких-то проводов. Этот вид искусства преподается, как модный. Все, кто его не понимает, записываются в разряд людей отсталых. Относительного данного направления интересно и вдумчиво Мироновой М.Н. написана статья «О “новой” культуре: действительно ли она необходима для организации жизни молодежи?»^[15]. Эта статья созвучна строю бесед и тот, кто желает, может с ней ознакомиться самостоятельно.

Здесь же стоит отметить, что на своем жизненном пути творцы психоделической культуры рискуют прийти к диссоциации личности. О диссоциации личности, которую один автор сравнил с образом ребенка, плачущим перед черепками разбитой мозаики, несколько было сказано выше. Эти мысли можно дополнить замечанием того же автора насчет того, что душевное состояние творцов подобного искусства: музыки, живописи, поэзии, кино и прозы можно охарактеризовать как «чувство непонятости». С годами, как писал один автор, это чувство нарастает. Само по себе оно является «творческим вариантом “аутизма” – отрыва автора от реального мира и его замыкание в скорлупе собственной гениальности». Авторы, замкнувшись в своей скорлупе, мало что меняют в своих произведениях. А с годами их и вовсе упрощают»^[16].

Один человек, например, рисовал полотна, на которых была изображена кирпичная кладка. Его картины имели только один сюжет: кирпичная кладка, – и больше ничего. Изображения кирпичей на полотно наносились с помощью коричневой краски, которую он изготавливал из собственных фекалий. И выставление на всеобщее обозрение предметов такого «искусства» сопровождалось определенной риторикой. Автор рассказывал о некоем круговороте. Он получал за «картину» деньги, покупал на них еду, из еды производил фекалии, а из фекалий – краску. Ею покрывал полотно, которое и продавал. И все повторялось вновь – такая вот концепция.

Замыкаясь в скорлупе «собственной гениальности» авторы «все больше и больше ощущают себя великими, а публика в то же время интересуется их творчеством все меньше и меньше»^[17]. Публика чувствует, что за внешней формой произведений ничего нет кроме эмоциональной пустоты. А ее и так хватает в окружающей жизни, людям же хочется соприкоснуться с теплом.

Понятно, что здесь говорится не всех представителях современного искусства, а о тех, которым нет дела ни до людей, ни то тепла. Речь идет о тех, кто хочет только выразиться, прокричать миру о своей, они считают, гениальности, использую средства современных СМИ. Для людей подобной направленности мысли процесс самовыражения действительно плавно перетекает в процесс самовырождения.

Интересные мысли на этот счет Ф.М. Достоевский вкладывает в уста одного из героев своего романа «Бесы». Бывает, что «таланты средней руки», при жизни почитаемые чуть ли не за гениев, бесследно исчезают из памяти людей, когда умирают. Случается, что и при жизни они забываются и пренебрегаются всеми непостижимо скоро.

Эти таланты на склоне лет «самым жалким образом исписывались». И нередко оказывалось, что писатель, которому приписывали глубину идей и от которого ждали влияния на общество, обнаруживал под конец жизни «крохотность своей основной идейки». В виду жидкости идеи никто и не жалел, что он так быстро исписался. Сами же седые «старички» не замечали такого положения дел и сердились. Их самолюбие могло принять размеры достойные удивления. «Бог знает за кого они начинают принимать себя, – по крайней мере за богов».

Путь, идя по которому молодой талантливый человек превращается в озлобленного, покинутого всеми индивида описан священником Александром Ельчаниновым в его статье «Демонская твердыня (о гордости)». Священник описал ужасные последствия, с которыми сталкивается человек поглощенный собой: разрыв контактов с другими людьми, одиночество, мрак, отчаяние, болезнь духовная и психическая. А начаться путь к катастрофе у талантливого человека может вследствие упоения собой.

Человек «ничего не видит и не чувствует, кроме своего горения, таланта, которым наслаждается, от которого получает полное счастье и удовлетворение». Впоследствии сосредоточенности на себе у него со временем развивается страсть командования, привычка вмешиваться в жизнь других. Свое для него – важно, чужое – не важно. Его «душа становится темной и холодной, в ней поселяется надменность, презрение, злоба, ненависть. Помрачается ум, различение добра и зла делается спутанным, так как оно заменяется различением «моего» и «не моего»». Такой человек становится невыносимым во всяком обществе.

Занятость собой на первых этапах своего развития может показаться почти нормальной. В некоторых случаях она может начать развиваться вследствие «продолжительного личного самочувствия, вследствие, например, успеха, удачи, постоянного проявления своего таланта». Эта занятость поначалу сопровождается хорошим настроением, нередко переходящим в легкомыслие. Человек доволен собой, любит поражать парадоксами, острить, казаться оригинальным. «Едва ли можно сделать что-нибудь с такими людьми, пока они сами не выдохнутся, пока вулкан не погаснет. В этом опасность всякой одаренности, всякого таланта. Эти качества должны быть уравновешены полной, глубокой духовностью».

^[1] См. раздел «Монашеская жизнь», ответ на вопрос «Что означает чистота сердца и как ее достичь?» из книги «Афонские беседы»

^[2] См. «Наставления святаго Макария Великаго о христианской жизни, выбранныя из его бесед», параграф 175 из книги «Добротолюбие. Том 1».

^[3] Глава «Отдаленные последствия психоделии» из книги А.Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

^[4] Записи упомянутых в статье бесед выложены на сайте Соловецкого монастыря (раздел «Пастырская страничка», подраздел «Беседы о проблемах личности»). 

^[5] См. «Цветособрание, излюбомудрствованное Илиею, малейшим пресвитером и Екдиком», параграф 103 из третьего тома книги «Добротолюбие».

^[6] См. «Преложение хлеба и вина в таинстве Евхаристии» из книги иерея Олега Давыденкова «Догматическое богословие».

^[7] Благолюбие. Том 3-4. Перевод с древнегреческого. Святая гора Афон: Келья во имя рождества Иоанна Предтечи Хиландарского монастыря, 2010. С. 604.

^[8] Из сборника творений Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887-1939».

^[9] Этот и прочие вопросы, так или иначе, поднимаемые при разговоре о сознании, разбирались в цикле бесед «Зазеркалье»

^[10] Вадим Леонов, прот. Основы православной антропологии: Учебное пособие. М.: Издательство Московской патриархии Русской Православной Церкви, 2013. С. 145-146

^[11] Митрополит Сурожский Антоний. Труды. М.: «Практика», 2002. С.121.

^[12] Данилин А.Г. Указ. соч. Глава «Неуверенность на протяжении человеческой жизни»

^[13] Вадим Леонов, прот. Указ. соч. С. 145

^[14] Иоанн Сан-Францисский (Шаховской), архиеп. Агония одиночества (пневматология страха), параграф 3.

^[15] О «новой» культуре: действительно ли она необходима для организации жизни молодежи?

^[16] Данилин А.Г. Указ. соч. Глава ««Исходы российской психоделии».

^[17] Данилин А.Г. Там же.