Прокопий (Пащенко), иером. «ОСТАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ» (ЖИЗНЬ СЕРДЦА): офисы, мегаполисы, концлагеря. Ч. 1. «Порабощен телом, душу же непорабощену соблюди» (сокращенная версия)

Данный текст является сокращенной версией первой части статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря». Все части данной статьи являются письменным дополнением к беседам с одноименным названием. В беседах рассматривалась жизнь человека в условиях информационных технологий и глобализации экономики. Для многих людей офисы и мегаполисы стали средой обитания. И эта среда по своим психологическим характеристикам и последствиям воздействия на сознание напоминает среду концентрационных лагерей.

Новомученики и исповедники в годы гонения на Церковь, оказавшиеся в условиях среды концентрационных лагерей, оставили нам свой опыт того, как можно остаться человеком и в нечеловеческих условиях. Большой интерес для изучения представляет не только их опыт сам по себе, но и его проекция на современность. Многие люди, ощущающие кризис идентичности и чувствующие угрозу потери себя, хотели бы знать, как предотвратить надвигающийся распад личности. Как сохранить себя в условиях быстро меняющегося мира, «тренды» которого зачастую вступают в противоречия с нравственными устоями? Ответом на эти и многие другие вопросы является опыт новомучеников и исповедников. Стремясь основать свою жизнь на Истине, они не потерялись в круговерти событий и нашли свой путь в мире.

Если человек сохранит чуткое сердце,
то оно поможет ему найти выход из самой запутанной ситуации.

Что означает быть человеком и как им остаться? Особенно в тех случаях, когда речь идет об экстремальных условиях, стремительно меняющихся и неопределенных; запутанности ситуаций, внешнем и психологическом давлении; терроре и нагнетаемой атмосфере страха в концентрационных лагерях, изоляции, лишении возможности передвигаться и проявлять себя во внешних действиях; унификации и обезличивании в офисах и при производственных процессах; скученности в мегаполисах, порождающей страшное чувство одиночества?

Ответ на этот вопрос нашли для себя люди, прошедшие через концентрационные лагеря в период гонений на веру. Пройдя через тяжелейшие испытания, они не сломались и остались людьми. Более того, в тяжелейшей обстановке они находили силы радоваться и оказывать поддержку другим. Выйдя на свободу, эти люди не зачахли, а вернулись к той деятельности, в которой могли проявить все свои способности и таланты.

Действительно ли их опыт представляет интерес и для нас – людей XXI века? Ведь, казалось бы, многие жители мегаполисов и многие работники офисов не находятся за колючей проволокой, не подвергаются террору?

Да, колючей проволоки нет. Но человек зажат со всех сторон обязательствами по ипотеке, страховке и кредитам. Он имеет узкоспециализированное образование. Чтобы работать, ему необходимо получать различные сертификаты, иногда их число очень велико. Он вовлекается в различные мероприятия, которые изматывают его. Бумагооборот и информационный шум могут подавить его личность точно так же, как террор и нагнетаемая атмосфера страха в концлагерях.

Для узников характерной чертой являлось сужение сознания. Существующее за пределами лагеря воспринималось некоторыми как нереальное. Люди забывали о том, кем они были, утрачивали ощущения перспективы, устремленной в будущее. Если у них исчезала внутренняя жизнь, они сосредотачивались на кошмарном «сейчас». Их заботили проблемы текущего выживания: еда, сон, поиск более легкой работы. Психологический портрет узника, который был дан Виктором Франклом в его работе «Cказать жизни: “Да”!», в некоторых своих чертах сопоставим с внутренним состоянием многих современных людей. Так, многие из них сосредоточены практически исключительно на проблемах текущего выживания: достать деньги, на эти деньги приобрести то-то и то-то. Исключительная сосредоточенность на работе приводит к тому, что деятельность человека, не связанная напрямую с работой, подавляется. На нет сходит общение с другими, чтение книг, религиозная жизнь. Но вот, парадокс. Вследствие сужения сознания и его роботизации, человек теряет и в области своей же профессии. Современное ведение дел предполагает наличие у человека способности вчувствоваться в социальную ситуацию, но человек, замкнувшийся на себя (и утративший любовь), теряет способность чувствовать грани между явлениями, понятиями, допустимым и недопустимым.

Многие современные люди хорошо знакомы с таким явлением, как регрессия, которое часто связано в одновременным выполнением нескольких задач. Это может касаться не только офисной или другой работы. Так, например, мужчина возвращается домой на машине и одновременно говорит по телефону. Во время разговора, его «подрезает» другой водитель, и так как сознание мужчины вовлечено в разговор, ему трудно сдержать реакцию гнева на «подрезавшего». Он выходит из себя. Через некоторое время звонит второй телефон… Когда же мужчина возвращается домой, у него уже нет сил ни на что другое, кроме как пассивно потреблять продукты масс-культуры, уставившись в экран ТВ не воспринимая, не осмысливая критически, не совершая выбор: нужно ли смотреть данный сюжет или нет, связан ли он как-то именно с его личностью или нет.

Человеку, находящемуся в подобном состоянии, трудно противостоять как внутренним страстным хаотическим импульсам, так и импульсам, идущим извне. Запищал, например, телефон, сообщив о пришедшем сообщении, и вот уже человек тянется к телефону. Он испытывает труднопреодолимое желание изучить сообщение именно сейчас.

За счет того, что разумная деятельность подавлена и разбита суетой, желание изучить сообщение превращается в компульсивное влечение. Если бы он был спокоен и собран, то, услышав, что пришло смс, мог бы принять решение просмотреть смс после – в удобное для него время.

На этом принципе основан отчасти и феномен игровой зависимости. С одной стороны, у человека возникает стойкий очаг возбуждения в коре головного мозга. Когда в коре головного мозга появляется очаг, то виденное, слышанное и обдумываемое человеком стягивается к этому очагу возбуждения. Увидел, например, человек елочку на улице и вновь у него возникло желание поиграть в ту игру, в которой его персонаж лихо орудовал боевым топором.

С другой стороны, у человека подавляются (или не развиваются) механизмы, могущие помочь ему преодолеть желание войти в игру. То есть иными словами подавляются механизмы, благодаря которым люди могут сдерживать себя.

Если человек не развивает их, то они начинают потихоньку угасать. А у кого-то они могли быть не развиты изначально. Например, человек не держал пост, не приучал себя соотносить свои желания с желаниями других людей, не учился молиться (во время молитвы хочется подумать о своем, но человек стремится отсечь от себя это желание, чтобы не потерять возможность вникать в смысл молитвенных слов). Эти механизмы могут быть подавлены, через вовлечения человека в суету, в игры, через разбивание его внимания и угнетение его разумной деятельности.

Среда навязывает человеку ритм. И как не «пропитаться» его воздействием? Ответ на этот вопрос – фундамент, на котором выстраивается система выживания человека в экстремальных условиях. Экстремальными условиями, как было отмечено, в каком-то смысле можно назвать пребывание человека в мегаполисах и в офисах, которые бросают человеку массу вызовов. Один их них состоит в том, что некоторые компании начинают применять к своим работникам приемы, использовавшиеся в сектах и тоталитарных культах. Секты научились «отжимать» от человека его свободное время, силы. Адепт секты (культа) с энтузиазмом работает на секту, и когда он истощается, его «выбрасывают», заменяют другим.

Сектантские методы воздействия на сознание напоминают методики концентрационных лагерей, где, помимо прочего, людям стремились внушить, что никакие действия не способны повлиять на их участь. У тех, кто близко к сердцу принимал эту мысль, гасли глаза, опускались руки. Помимо прочего человек подвергался унижениям и наказаниям за любое проявление своих эмоций, попытку сохранить свою личность. В итоге, заключенный отвыкал самостоятельно мыслить, способность самостоятельно принимать решения атрофировалась. Человек начинал делать только то, что ему скажут. Иными словами, он «замыкался» на внешний регламент. Суть воздействия состояла в том, что, с точки зрения администрации лагеря, любая мотивация на деятельность человека должна исходить от неё. Когда человек целиком переключался на внешний регламент, в нем пропадал источник внутреннего движения.

Выжить могли те, у кого этот источник внутреннего движения был. Если не зарождается внутренняя жизнь в человеке, если она не начинает сообщать его существованию некий ритм отличный от агрессии ритма внешнего, то ум человека «пропитывался» ритмом внешней среды, «перепрошивался».

Если подавляется разумная деятельность человека, то отключается механизм, препятствующий формированию условного рефлекса. У собак, например, условный рефлекс, может выражаться следующим образом: зажглась лампочка – у собаки пошла слюна. Человек же своей разумной деятельностью способен препятствовать формированию такого рода устойчивой реакции. Если он, например, сидит на совещании, и зажглась лампочка, то он может понудить себя сидеть дальше. Если же длительное время разум человека пребывает отключенным, то давящая среда, не встречая сопротивления, формирует в нем условный рефлекс. Сообщили, например, о том-то – человек расстроился. Сообщили, например, о том-то – прогневался. Среда, воздействуя на такой ум, побуждает вращаться его в определенную сторону. Такой ум становится зависимым от колебаний окружающей среды, теряет способность выбирать самостоятельно траекторию движения.

Если «жернова ума», запущенные внутренней жизнью, вращаются в определенном направлении, то начать вращать их в другую сторону непросто. Чтобы их остановить, человека стремятся ввергнуть в состояние шока, апатии, бездействия. Если «жернова ума» стоят на месте, то им можно навязать иное направление для вращения. Если в них, запущенных внутренней жизнью, всыпать гнилое зерно, то они перемелют его в чистую муку. То есть в создаваемых ему испытаниях человек становится только сильнее. Столкнувшись с трудностями, он приходит к пониманию: чтобы преодолеть их, нужно еще больше терпения, еще больше упования, еще больше любви. А если «жернова» запущены агрессивным ритмом среды, то, даже если в них всыпать чистое зерно, они перемелют его в гнилую муку. Услышанное и увиденное вызывает в таком человеке зависть, досаду, осуждение. Любую информацию он пропускает через свой отравленный ум, который показывает ему мир и других людей словно в кривом зеркале. Не любящего скорби ломают, тогда как любящего делают сильней – «любящим Бога … все содействует ко благу» (Рим 8. 28).

Если человек замирает в нейтральном положении, внешнее воздействие сминает его. Как говорится, чтобы стоять, нужно бежать. То есть применительно к христианской жизни, можно сказать, что человек должен активно стремиться к внутренней жизни, чтобы внутренний мир в нем мог сохраниться. Если человек стоит, и на него «налетает» быстро идущий прохожий, то человек падает. Но если человек бежит, то у него есть преимущество импульса. Если быстро идущий прохожий «налетает» на него, то человек остается на ногах.

Если человек не стремится к свету Евангелия, то его начинает окружать тьма. Если человек находится в духовном бездействии, то холод тьмы начинает промораживать вначале поверхностные ткани, а потом добирается и до сердца. На человека наваливается тоска, депрессия, нежелание жить. Чтобы начать выходить из положения, нужно начать двигаться к свету Евангелия, читать Евангелие, Псалтирь, книги святых отцов, слушать беседы по интересующей тематике, читать жития новомучеников и исповедников.

Новомученики и исповедники, священники, монахи и благочестивые миряне в годы гонений на веру перенесли потерю имущества, социального положения. Они столкнулись с голодом, лишениями. И, несмотря ни на что, они не отчаивались, находили силы радоваться жизни даже в самых тяжелых условиях. Их опыт усвоения света Евангелия чрезвычайно ценен и в наше время.

Если душу человека не согревает искра Евангелия, то внешняя реальность может восприниматься им очень неприглядно. Человек не видит смысла как в собственной жизни, так и в происходящем вокруг него. Он только «прозаически» фиксирует объекты реальности, с которыми взаимодействует: стол, стул, холодильник. Если внешние объекты еще и сами по себе неэстетичны (обшарпанные обои), а нахождение среди них – потенциально травмирующее (однообразие рабочего процесса, голод), то возникает желание напиться, чтобы отключиться от процесса опознавания такого рода реальности.

Если человек не видит смысла в своей жизни, то ему трудно увидеть смысл и в перенесении трудностей. У него опускаются руки, к нему подкрадывается отчаяние, «жернова ума» приходят в бездействие. И тогда внешняя среда начинает сообщать человеку свой ритм, транслировать в его ум травмирующие образы. И человек начинает обдумывать эти образы. Постепенно его ум «пропитывается» травмирующими образами и ритмом среды.

Импульсы, которые несет среда, претворяются в состояние сознания, и оно начинает давить на человека изнутри. Ум попадает в колею, из которой не вырваться, если нет положительного перевеса. Идея колеи, в которую загоняется человек, состоит в том, что он начинает беспрестанно обдумывать негатив, окружающий его. Ситуации, показавшиеся человеку безвыходными, приковывают к себе его внимание. Ум сам приводит к депрессии, которая преследует человека. Ум в этом случае напоминает зайца, который попал в свет фар едущей машины. Он бежит в коридоре фар и не прыгает в лес. Чтобы выйти из мысленного тупика, нужен положительный перевес.

В лагерях, чтобы сохранить самостоятельную деятельность ума и не дать ему попасть в «коридор», люди устраивали встречи с докладами, открывали театры, выпускали газеты. Писали стихи, музицировали. Но человеческие подходы уязвимы. Скрипку можно отобрать, листок с стихами – вырвать из рук. Конечно, были и те, кто сочинял стихи и сохранял их в своей памяти. Но все же не все стихи могли напитать душу. Питало то, что связывало человека с Источником жизни.

Развитие человека в областях искусства, литературы, науки может быть пресечено. Книги могут быть отобраны, глаза утрачены, руки закованы. Но в человеке есть потенциал для бесконечного развития – образ Божий, который стремится к своему Первообразу – «Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф 5. 48). Развитие добродетелей имеет бесконечный потенциал для развития – «широка заповедь Твоя зело» (Пс 117. 96). Те, кто приобретал навык в молитве, с Божией помощью выводили свой ум из «коридора». Биение пульса внутренней жизни не давало человеку пропитаться ритмом внешней среды – «и свет во тьме светит, и тьма Его не объят (и тьма не объяла его)» (Ин 1. 5).

Все сказанное можно свести к тому, что услышал отец Иоанн (Крестьянкин) от явившегося ему преподобного Серафима (Саровского). В годы гонения на веру отец Иоанн был репрессирован. До ссылки в лагеря преподобный явился ему со словами: «Порабощен телом, душу же непорабощену соблюди»[1].

[1] Божий Инок. К 100-летию со дня рождения Архимандрита Иоанна (Крестьянкина). – Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, 2009