Прокопий (Пащенко), иером. Как обрести крылья: о возрождении России и – каждого из нас

Слово перед молебном на всякое прошение

Дорогие братья и сестры, мы с вами сейчас отслужим молебен на всякое прошение. Этот молебен предполагает, что мы включаем в него все прошения. Время от времени мы служим молебен с какими-то конкретными прошениями: о создании семьи, о болящих, но многие поступающие просьбы не умещаются в готовые формулировки, поэтому время от времени мы служим молебен на всякое прошение, и каждый молящийся подразумевает то, что у него на душе. Молебны обычно совершаются раз в неделю, если только я не отсутствую ввиду экстренных причин. Многие подключаются онлайн и присутствуют на молебне дистанционно.

Иногда перед молебном или после него мы что-то обсуждаем, и сегодня сама собой прозвучала тема – события в Курске. В эти дни наш народ, может быть, впервые за много десятилетий (хотя эти слова и могут кому-то показаться крамольными) осознает себя – хотя бы чуть-чуть, на долю процента – как единое целое. Конечно, мы еще не осознали себя как единое целое полноценно – возможно, это случится, когда градус напряжения достигнет точки кипения. Когда происходящие события коснутся всех и каждого, –только тогда родится представление, что мы друг без друга выжить не сможем. Но пока это осознание еще не родилось. Пока люди еще ставят препятствия друг другу. И поэтому, если мы знаем, как работает история, мы понимаем, что градус накала будет продолжать повышаться.

Об субъективности истории как науки

Есть замечательная книга «Бог в русской истории», написанная, может, не всем известным ученым В.Н. Тростниковым, у которого также есть замечательный цикл лекций «Христианское миропонимание и наука». Его работы – это синтез очень трепетной веры, в хорошем смысле слова детской, и серьезного анализа. Казалось бы, эта книжечка может вовсе не идти в расчет, потому что ее объем до неприличного мал, но именно в ней автор пытается объяснить саму суть исторических процессов. Прежде чем подобраться к теме России, он объясняет, что такое история вообще. Он говорит, что принято считать, что история – очень объективная наука, но на самом деле это не так. Потому что раньше не было веб-камер, да и записки были очень скупы. Слово митрополита Илариона «О законе и благодати», записанное в середине XI века, считается памятником русской литературы, и мы помним, каким оно было по объему. Конечно, многие сочинения из глубин древности до нас и вовсе не дошли, но в целом мы знаем, что древние писатели были очень лаконичными. В наше время любой блогер или просто обычный пользователь смартфона за месяц пишет больше, чем древние писатели – за всю жизнь. Один современный философ констатировал появление нового типа человека – homo scriptor – человек, который пишет без цели, без смысла. Как паук прядет паутину – так современный человек пишет, и, естественно, это его ни к чему не обязывает. Слова не отображают внутреннего. Но даже этих скупых заметок древними писателями было оставлено столько, что ученому не хватит жизни, чтобы изучить в полном объеме заметки разных типов того периода, который он избрал. Поэтому ему нужно сосредоточиться на одном-двух компонентах. А вот на чем именно сосредоточиться – на амбарных книгах? Или на каких-то государственных актах? Например, среди некоторых историков есть мнение, что мемуары – это какая-то позорная для изучения литература, что мемуарами историку вообще пользоваться нельзя. А кто это доказал? Почему ученый, например, пользуется только архивными документами, которые тоже можно подделать, а мемуарами как историческими свидетельствами не пользуется? Получается, что сам человек и формирует фокус, а это уже субъективно. Так о какой объективности истории как науки может идти речь?

О разных взглядах на историю

Второй момент: истории нет без концепции. Мы не можем изучать миллиарды фактов отдельно друг от друга. Поэтому нужна какая-то объединяющая модель, которая соединит факты воедино. Есть модель, основанная на концепции, что историю двигают великие люди. А есть другая концепция: что историю двигает исторический процесс. Экономический, например, – нефть, газ.

И вот, например, вопрос: болезнь Наполеона во время сражения имела значение или нет? По мнению Тростникова, ответ зависит от того, с какой точки зрения мы смотрим. Если мы смотрим с той точки зрения, что историю двигают великие люди, то, конечно, болезнь имела значение, потому что Наполеону было плохо, он не так хорошо анализировал происходящее и отдавал приказы не такого уровня, как обычно. Но если мы смотрим с точки зрения концепции экономической целесообразностьи, то его болезнь не имела никакого значения. Потому что Франция в это время отливала столько-то стали, Англия – столько-то, Россия – столько-то, поэтому если бы вместо Наполеона там был Жюль, Марк, да кто угодно – они бы тоже проиграли. Человечество любит историю, поэтому где-то в нас живет вера в то, что есть какая-то подлинная история, мы как будто чувствуем интуитивно, что должна быть подлинная история, но одновременно мы знаем такое количество моделей и концепций, что даже в Сталине до сих пор разобраться не можем – был ли он хорошим или не был? И Тростников говорит, что интуитивное знание о существовании подлинной истории, конечно, верно. Интуитивно мы чувствуем, что этот верный взгляд на историю – это взгляд на нее глазами Бога. Это то, как Господь мыслит о человеческой истории в Библии. И если понимать этот процесс, то мы можем стать его со-участниками.

История России с точки зрения Бога

Конечно, когда мы читаем Библию, мы должны читать ее вместе с Церковью и понимать, что новозаветная этика появилась с приходом Иисуса Христа. Поэтому смотреть на Ветхий Завет с позиции Нового Завета с его идеей прощения очень трудно, ведь в ветхозаветное время люди об этой этике не знали. Тогда времена были очень жестокие, суровые, и кому-то может даже показаться, что Ветхий Завет говорит о другом Боге. Но в те времена было так: ты заснул на посту – твое племя вырезали. Поэтому дозорного могли жестоко наказать. В общем, работа шла на уничтожение – такие были законы. Хорошо это или плохо, но так жили древние люди. И тогда Бог входит в человеческую историю. Бог – не менеджер, который должен все устраивать, но Он входит в историю, и тому, кто выбирает жить с Богом, Он дает возможность выйти из этого кошмара путем обретения смысла и какого-то пути. То есть человек перестает быть песчинкой в жерновах истории. А одной из причин возникновения посттравматического стрессового расстройства на войне или в гражданской жизни является как раз то, что человек ощущает себя песчинкой, которая не может ничего сделать.

Тростников говорит, что главная, если можно так сказать, историческая модель России глазами Бога это то, что Россия является хранительницей Евангелия. Кто-то, кончено, с этим не соглашается, кто-то спорит, но почитайте книгу сами. Есть шесть лекций «Бог в русской истории», которые немного отличаются от книги, но, в принципе, передают ее суть. Тростников показывает, что когда Россия отклонялась от этого предназначенного ей бытия, от некого такого Божиего задания, то происходили катастрофы.

Было, например, время, когда для России была опасность уклонения в протестантизм. И тогда Господь попустил пришествие Анны Иоанновны, которая привезла в Россию не то что лучших немцев, не то что философов [хотя, при всем уважении, немецкая философия кажется мне немного детской – когда люди считают, что весь мир можно описать с позиции интеллекта], а просто всех подряд: немецких часовщиков, которым была дана непомерная власть, которые начали творить беспредел. К адъютантам, которые были при Анне Иоанновне, да и вообще ко всему немецкому появилась настолько возросшая в народе ненависть, что после ее правления Русь вместе с протестантизмом вымела из себя все немецкое вообще. Когда же для России стала культурным идолом Франция, она к нам пришла в виде Наполеона. О чем-то подобном писал и новомученик Иларион (Троицкий). Накануне Первой мировой войны идолом – как раньше Франция – стала Германия. Технологии, философия… наша интеллигенция просто «фанатела» от Германии. Эта цивилизованная страна так же, как и Франция, пришла в Россию – в лице армии.

Почему мы не спешим через пустыню

Естественно, если мы понимаем, что Господь врачует отклонение от предназначенного пути тяжелыми скорбями, для нас становится понятной Книга Судей, которая рассказывает о бытии израильского народа. Израильский народ должен был подготовить пришествие Мессии, поэтому он имеет большое значение в Ветхом Завете. Но, как говорил священник Андрей Ткачев, когда эта задача была выполнена, когда Мессия пришел, израильский народ теряет свое исключительное значение. Итак, мы знаем, что когда в израильском народе была вера, то народ мог как-то консолидироваться, люди могли договариваться друг с другом. Как писал Антуан де Сент-Экзюпери в романе «Цитадель»: «Научите их [детей] благому сотрудничеству – общему делу, где каждый в помощь благодаря другому. И тогда хирург поспешит через пустыню к человеку с разбитой коленкой». У нас – никто не спешит. Потому что русский народ потерял свою душу, потерял что-то такое очень важное, без чего мы превращаемся в стадо, где каждый – вразброд. И это огромное количество современных концепций – психологических, социологических и прочих – привело к тому, что мышление каждого человека настолько переформатировано, что люди даже в рамках одной семьи не могут договориться о чем-то – я не говорю о каких-то больших вещах, а – даже об абсолютно ничтожных проблемах. То есть ничтожная проблема превращается в какую-то катастрофу.

На уровне компании, предприятия, на уровне отдела мы не доступны друг для друга, потому что нас пронизывают ментальные сети. Сетевая война на этом и построена – наполнить мышление человека определенными концепциями, чтобы на их основе у него неявным образом формировались модели поведения. Это молекулярно-гражданская война – когда общество сверху донизу пронизано насилием, и это насилие невозможно остановить, потому что оно не преследует никакой цели, оно не продвигается никакой партией. Его можно остановить только внутренней культурой каждого человека, когда каждый человек начинает вдруг видеть в ближнем брата, сестру – только тогда каким-то образом, совокупным усилием всех этот внутренний разброд может быть остановлен.

Сейчас мы видим, что исторические процессы шли таким образом, что можно было уже предвидеть это время «Ч», когда на арену должно было выйти поколение людей без образования, без культуры. Да, у них, может быть, и было бы образование в виде оконченного университета, но мы имеем в виду, что настоящее образование человека – в человеке. И вот, без всякой войны у нас должно было сформироваться такое поколение, и это был бы окончательный распад. Но сейчас, через боль, через страдания, мы осознаем себя как единый народ, и чем быстрее мы это осознаем, тем больше будет шансов, что мы успеем выбраться – как человек, который летит в пропасть в надежде, что у него вырастут крылья.

Хранить в себе искру

Православие – это не совсем то, о чем говорят всякие современные ученые в своих лекциях. Когда слушаешь лекции каких-то социологов, культурологов, понимаешь, что, когда современные люди говорят о христианстве, они почему-то берут за основу какой-то католический, как модно говорить, дискурс. Может, кто-то смотрел старый фильм по роману братьев Стругацких «Трудно быть богом». Я смотрел еще маленьким, мы все тогда жили в атеистическом государстве и считали, что верующие – мракобесы, мол, что с них взять. В этом фильме в виде такой космической метафоры показан самый страшный период средневековья, когда людей мучили, казнили без суда и следствия. И, соответственно, у многих умных людей, у которых даже по несколько высших образований, о христианстве почему-то такие же сведения – почерпнутые из подобных фантастических романов. Но мы понимаем, что тот, кто коснулся православия, тот, кто начинает в нем жить по-настоящему, первое, что он испытывает – это радость. Причем от всего. От каких-то незначительных вещей: от того, что солнце светит, что ближний рядом. У такого человека начинают выравниваться отношения с ближними. И суть духовной жизни даже не в каких-то действиях – прп. Серафим Саровский правильно сказал, что суть – в стяжании Святого Духа, но людям это не понятно. При этом каждый из нас, кто прикоснулся к православию, понимает, что в нас появляется Божия искра, какой-то внутренний мир, и мы призваны этот внутренний мир как-то хранить, культивировать. То есть культивировать даже не саму Божию искру, а как-то взращивать себя самих, чтобы в нас эта искра могла как-то прижиться. Прот. Владимир Воробьев говорил, что, к сожалению, 90% наших прихожан останавливаются в самом начале пути. В начале они приходят в православие, каждый по своей причине, но потом, когда становится понятно, что нужно жить каким-то разумным подвигом, борьбой со страстями – они останавливаются, и духовная жизнь для них закрывается. И тогда только скорбь и будет.

О возрождении народном

Работа, подобная книге Тростникова, есть у святителя Николая Сербского, который прошел немецкий концентрационный лагерь Дахау. Примечательно, что впоследствии, когда его спрашивали, чего бы он хотел в своей жизни, он отвечал, что хотел бы хотя бы на час вернуться в Дахау. Хотя там он, конечно, был на грани расстрела, но то состояние молитвенного взлета, которое было у него в лагере, когда он был на грани между жизнью и смертью, уже никогда в его жизни не повторялось. Видимо, он пережил что-то такое, что навсегда осталось в его памяти настолько, что он хотел повторить это, но, по всей видимости, в мирной жизни, без угрозы расстрела, повторить уже не мог. У него есть несколько произведений, в которых он, как и Тростников, осмысляет идею преображения, которая тогда, в годы оккупации, была актуальна и для сербского народа. Примечательно, что и здесь мы видим славянский генотип, менталитет – самый непокорный в мире. Мы знаем, что, когда немцы пытались сломить сопротивление карательными экспедициями, в Сербии были целые партизанские дивизии. Когда в каких-то регионах люди просто боялись выступать, сербы были не сломлены. И вот, у свт. Николая есть замечательное произведение «Земля недостижимая» – размышления сербского капитана Спаса Спасовича, который ожидает казни в концентрационном лагере. Это произведение свт. Николай посвятил всем узникам. Также у него есть произведение «Царев завет» – его надо читать вместе с «Землей недостижимой». Это малоизвестное, очень коротенькое эссе, где рассказывается, как сербский король Лазарь после поражения на Косовом поле вопрошает Небо, почему армия Сербии была разбита несмотря на то, что среди ее воинов были святые, что народ молился, был православным, шел на эту битву с хоругвиями, с призванием имени Божия. И тогда ангел от лица Неба отвечает королю Лазарю, что его народ было уже никак не остановить – уже не помогали голоса праведников. Голос совести замолк, и поэтому сейчас, так как народ глубоко извратил свои пути, необходимы действительно долгие годы рабства, долгие годы скорби и страданий, чтобы в этих страданиях душа народная, которая извратила свои пути, очистилась и снова приняла в себя Божественную искру, и только тогда, через этот долгий путь, сербский народ вновь возродился бы и воскрес.

И мы видим, что очень, очень медленно что-то подобное происходит с нами, какие-то подвижки, которые некоторое время назад были невозможны. Эта ситуация повторяется не только в жизни мировой истории, но и в каждом из нас в отдельности. Тот алгоритм, который мы наблюдали в Книге Судей, каждый из нас может наблюдать в собственной жизни.

Очень трудно оставаться самим собой на волне благоденствия – не зазнаться, не потерять связь с близкими, остаться тем, кто ты есть. В этом смысле можно вспомнить небольшую статью патриарха Сергия (Страгородского) о причинах революции. Он говорил о том – и это подтверждается современной наукой, – что Россия накануне революции показывала неслыханные темпы экономического роста. И действительно, русский народ не справился с тем, чтобы остаться при этом собой. Хотя, конечно, кто-то это оспорит, и безусловно есть и другие причины революции, и на все это нужно смотреть в комплексе, но – был и этот неслыханный экономический рост. Как раз будущий патриарх Сергий, еще до революции, писал таким пророческим духом, и потому многие люди считают, что он был послан Божественным Промыслом Русской Церкви, что не было в нем того предательства, которое ему приписывают. Он как раз говорил, что за этим блеском золота мы забываем самое главное.

«Ты ни холоден, ни горяч»

В романе Достоевского «Бесы» была одна ненапечатанная глава – «У Тихона». Почему-то дореволюционная цензура не разрешила ее печатать, но без этой главы не понять все произведение. В ней Ставрогин, пытаясь покаяться, пытаясь изменить свою жизнь, приходит к епископу Тихону, рассказывает ему о своих преступлениях. Ставрогин был революционером, притом он был верующим, ездил на Афон, выстаивал многочасовые бдения, знал православное богословие, может, его даже причащали. То есть он был из такой категории людей, которые с детства крещены, но уже утратили веру. Кстати, прот. Владимир Воробьев так и говорил, что проще исповедовать какого-нибудь преступника, убийцу, потому что для него не все потеряно, потому что что-то такое в нем может произойти, что он изменит свою жизнь. Но человек, который был с детства крещен, и он для себя веру опошлил, и, приходя на Литургию, он зубоскалит (многие революционеры, кстати, вышли из верующих семей) – его уже не исправить. Хотя, конечно, для Бога все возможно. И вот, Ставрогин был одним из таких людей, он вроде был формально христианином, но для него незазорным было убить человека на дуэли, иметь любовниц, издеваться над ближним. Например, в романе есть сцена, где Ставрогин вступил в связь с Матрешей, а до этого, когда он потерял перочинный ножик, он сказал хозяйке квартиры о потере ножика, и хозяйка подумала, что его украла Матреша, и стала ее избивать. Но еще до этой экзекуции Ставрогин нашел свой ножик, но не объявил об этом хозяйке. Он просто спокойно смотрел, как избивают ребенка. И на каком-то этапе его жизнь стала невыносимой, он стал подумывать о самоубийстве, и когда он пришел к епископу Тихону, он попросил его прочитать главу из Откровения Иоанна Богослова, в которой упоминается Ангел Лаодикийской церкви. Есть разные толкования на эту главу, одно из них говорит, что семь Ангелов – это семь периодов Церкви. И послание к Лаодикийской церкви таково: «…о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». Прот. Владимир Воробьев и говорит, что закоренелый преступник горяч по-своему: он атеист, он кощунник, он может убить сторожа, продать икону, напиться, но, по крайней мере, его душа горит хоть в каком-то направлении. Как князь Владимир – он может вектор изменить и стать действительно ревностным последователем Христа – и такое бывает. Но человек, в котором что-то сломалось, уже ничьим последователем не может быть, он уже потерян.

Это такое поколение постмодерна. И тогда – только страдания могут вывести человека на какой-то нормальный путь.

Бескультурье и безразличие

Примечательно, что и Тростников говорил о том, что предреволюционная обстановка была обстановкой религиозного безразличия, когда большинство было крещено, все знали все догматы, но при этом никого эти догматы уже ни в чем не убеждали, и в принципе у людей был уже какой-то цинизм. Когда священник Иоанн Восторгов, известный проповедник, убитый в первые годы революции, ездил с миссионерскими поездками по России, он отмечал огромное распространение такого «мужицкого нигилизма». То есть вот этого отсутствия какой-то культуры. Еще тогда, до революции, он говорил, что, если массы придут в движение, это будет стихийный бунт, и это будет страшно. Многие авторы отмечают, что предреволюционная обстановка, которая была тогда, очень напоминает то, что происходит сейчас – огромные массы бескультурья. Специалисты, которые сейчас занимаются темами постмодернизма, преступности, отмечают, что есть такая категория людей как excluded, что есть «исключенные». Это выросшие дети, которые не ходили в кружки, которые не знают, что такое классическая литература. Прот. Андрей Ткачев, когда говорил про «Майдан украинской души», упоминал, что Майдан, по его мнению, начался тогда, когда появилось целое поколение подростков, которые не знали, что такое литература, не знали, что такое «кружки», которые никак не были включены в какие-то созидательные процессы. И армия этих подростков росла… А если у тебя сырые мозги, на эти сырые мозги удобно падают любые речовки.

Слава Богу, у нас все это стали понимать, и потихоньку культура начинает возобновляться.

«Стяжи дух мирен»

Мы говорим сейчас не столько про Россию, сколько про нас и про каждого. У прп. Иустина Челийского (Поповича), у которого самые трезвые размышления об эсхатологии, то есть о пришествии Антихриста (это 4-ый том его «Догматического богословия», он есть на сайте azbyka.ru), есть мысль о том, что «удерживающий» из Откровения – это благодать Святого Духа. Если верующие стараются эту благодать Святого Духа стяжать, то тогда силы зла «развернуться» в этом мире не могут. Это можно понять и на мистическом уровне, потому что рядом с человеком, который внутренне спокоен, мы успокаиваемся. Были даже какие-то исследования (не знаю, была ли там научная база, или они просто декларировались), которые проводились на Ближнем Востоке и в ходе которых было показано, что если бы на каком-то участке в несколько квадратных километров был хотя бы один человек с мирным духом, то целый регион был бы спокойным. И там даже посчитали, сколько нужно таких людей, чтобы успокоить целый регион. Мы не знаем, как это работает, но это работает, в этом – справедливость слов прп. Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен — и тысячи спасутся вокруг тебя».

Христианство = самоограничение?

Утрата Божественной искры у формально верующих людей происходит и сейчас. Прот. Владимир Воробьев в своей замечательной статье «Покаяние, исповедь, духовное руководство» говорил, что людям, когда они только начинают свой жизненный путь в Церкви, – им просто. Если был какой-то большой грех – просто не повторяй его. Но когда многие уже пришли в Церковь, вроде бы от больших грехов избавились, и тот начальный период, когда благодать носила тебя на руках, прошел, и вроде возвращаются какие-то прежние страсти, мы начинаем ругаться, продвигать свою какую-то эгоистическую линию. Один духовник говорил, что раньше у него было много чад, была большая община, человек 500, например, а заканчивая свой жизненный путь, он видит рядом с собой двух-трех человек – потому что большинство не хотят его слушать. Потому что наступает какой-то момент, когда он людям должен начать что-то говорить. Ну да, попили чаю, посмеялись, поприкалывались, но потом духовник как-то осторожно говорит о нашей жизни, что нам чего-то не хватает. И многие с ним спорят, но большинство тупо молчит, потому что шаг вперед иногда сопряжен с какими-то ограничениями.

К сожалению, христианство, когда люди потеряли его истинное понимание, превратилось в религию ограничений и запретов. Хотя на самом деле это не так. Иером. Рафаил (Нойка), ученик прп. Софрония (Сахарова), говорил, что, когда мы читаем об аскетических уставах святых отцов, мы забываем, что они горели любовью. И, когда они горели ею, чтобы остаться на этой духовной высоте – как бегуну, спринтеру, чемпиону мира, чтобы ему остаться на высоте, нужны диета, нужны тренировки, нужны упражнения – так же упражнения нужны и человеку, который хочет остаться на этой высоте общения с Богом. Когда он ощущает Его как Бога Живого в своем сердце, конечно, тогда он начинает практиковать какие-то самоограничения, но для него они совершенно не в тягость. Как, в принципе, и для человека, который любит, – для него совершенно не в тягость пойти на свидание. Для него, наоборот, – если он прошел 10 км, он жалеет, что это не 50 км, он жалеет, когда провожает девушку, что дорога была короткой (не знаю, правда, остались ли еще такие молодые люди). Вот и святые – они не просто себя «мучили», они просто не знали, как еще проявить свою любовь, что еще сделать.

Иером. Симеон (Мазаев) приводил такой пример. Он когда-то профессионально занимался альпинизмом, и на каком-то недостройке-небоскребе увидел надпись: «Коля + Оля = Любовь». И он говорил, что не может понять, как парень туда забрался, ведь на такой высоте без профессионального снаряжения делать нечего. И как этот парень забрался туда без профессионального снаряжения, просто на руках – вообще не понятно. Но парень так хотел, чтобы Оля как-то это увидела, оценила. Так же и святые. Но если человек этой любви не обрел, а его заставляют сделать такой шаг, который может сделать только любящий человек, естественно, это будет человека ломать, вызывать протест.

Культура хранения Божественной искры

Поэтому в каком-то смысле эта культура, культура понимания христианства, была утрачена. А эта культура, в первую очередь, – это хранение Божественной искры. Тогда можно понять и этих революционеров Франции, и революционеров российских, когда была утрачена суть понимания христианства, что у тебя есть Божественная искра, ты ее получаешь в Таинствах, и дальше ты должен научиться ее хранить – на работе, везде. Это не то, что говорят: «Будь радостен!» – радостным можно быть, когда ты себя очистил. А если ты себя не очистил и хочешь быть радостным, то ты будешь, как лицемер. Но когда мы забываем, что Бог вошел в человеческую историю, и мы можем к Нему приобщиться здесь, а вместо этого начинаем обращать внимание только на то, что нельзя делать – нельзя играть, нельзя прыгать, нельзя то, нельзя се – тогда у людей возникает страшный протест, и эти дети из верующих семей становятся даже более радикальными революционерами, чем сами революционеры.

Поэтому сейчас мы и вся наша страна – на этом пороге. Да, возвращаться к христианству страшно, потому что о христианстве есть мифы, что оно скучное, что это постная просфора, а как же живут все наши… На самом же деле это большая радость. Те, кто приходит в православие, – люди разные: и состоятельные, и не очень, и те, кто поездил по миру. На каком-то этапе, если твоя душа теряет гибкость, у тебя появляется апатия. Ее ничем не сдвинуть. Первое же, что человек ощущает в православии, – душа начинает радоваться, начинает оживать. Когда ты лично действие этой искры испытал, ты понимаешь, что все, что ты слышал от каких-то философов о том, что Бог – это, мол, изобретение людей, ты понимаешь, что люди, современный народ просто не понимает, о чем говорит. Тогда для тебя этот вопрос решен, и тогда тебя можно только убить, потому что переубедить тебя уже невозможно.

И на частном уровне, и, может, на уровне нашей страны, мы сейчас находимся на этом пороге, а страна – это мы с вами вместе. И поэтому, если этих решений, этих огоньков будет больше, тогда у нашей страны, согласно Тростникову, какие-то шансы есть. Как говорила блж. Матрона Московская, если какой-нибудь народ окончательно утрачивает здоровую цель к существованию, то он просто исчезает с лица земли. Надеемся, что с нами этого не произойдет. Сейчас мы возрождаемся, у нас появляются крылья. И лично у каждого из вас, и у всей страны в целом.