Ты говоришь о трудностях паломничества: во время паломничества на Святую Землю возникли какие-то дискомфортные состояния, надо переезжать с одного места на другое, возникают неудобства.

Можно вспомнить, как такое паломничество происходило раньше. Дорога была опасна, путников караулили разбойники. Их останавливали, варили перед ними кофе и предлагали купить ёмкость с кофе за очень большую плату. По сути, это был грабёж. Если путник отказывался, этот горячий кофе – кипяток – выливали ему под одежду на голое тело.

В романе Евгения Водолазкина «Лавр» описывается, как были убиты путники, идущие на Святую Землю. Хотя это художественное произведение, но часть реальности там отражена. Дорога в современном представлении была сделана позднее, когда немецкий император Фридрих захотел посетить Иерусалим – дорогу стали оборудовать для него. А ранее, из истории известно существование Католического Ордена, задачей которого было охранять паломников. Путь на Святую Землю сопряжён с большими финансовыми издержками, трудностями. Раньше нужно было преодолевать огромные расстояния, притом что современные средства передвижения, самолёты, лайнеры не были изобретены. Путь занимал длительное время. В это время нужно было что-то есть, как-то спать. Эти тяготы пути приравнивали благочестивому подвигу: все трудности человек терпел во Имя Христа. Те трудности, которые претерпевают паломники сейчас, можно воспринимать в таком же ключе.

В дневниковых заметках прп.исп. Сергия Серебрянского описывается, как он был на русско-японской войне, описываются трудности, которые испытывали солдаты и не унывали. Интересна фраза одного солдата, сказанная в некоторых трудностях: «Слава Тебе, Господи! Не в плену ведь». Человек вспомнил, что те условия, в которых он сейчас, хороши по сравнению с тем, что могло бы быть при более неблагоприятном варианте.

Прп. Авва Дорофей говорил: если человек делает некое доброе дело – либо до, либо после ему придётся встретиться с искушением. Претерпевая искушения, мы доказываем, что наша воля направлена к добру. Как говорил один святой, если бы люди знали, что добродетель приносит пользу – то любой хотел бы быть добродетельным. Но Господь устроил так, что добродетель стяжает [обретает] только тот, кто её возжелает. Искушения очищают нас от тщеславия, от чего-то наносного.

Суета

Конечно, во многом правильно осмысление происшедшего, уместны параллели с паломничеством, каким оно было раньше. Сейчас людям хочется успеть посетить как можно больше мест. Если в местности есть паломническая компания – она хочет предложить людям всё, что только возможно. Естественно, так как отпуск у людей короткий, этот огромный список распределяется в короткий промежуток времени. Чтобы успеть от объекта до объекта, нужно двигаться бегом. Раньше люди ездили со своими помянниками и сами молились за родственников; теперь надо успеть везде за всех подать записки. Но даже в этих условиях разумна адаптация. Может, современный человек не знает, как помолиться за родственников – и хотя бы его бег вменится в заботу о них.

Нужно ли паломничество или нет?

На этот счёт есть разные точки мнения. Кто-то говорит, что не нужно никуда ездить: место, где ты молишься – это тебе и Рим, и Иерусалим. Возможно, для кого-то так и есть. Есть люди настолько нравственно и морально устойчивые, настолько они обладают внутренним богатством, что им действительно не нужно никуда ездить. Но нужно учесть, что есть такие факторы как усталость, подавленность, внешние источники информации. Здесь паломничество обладает мощным потенциалом оживить душ – прикосновением к истории, хоть и бегом, хоть и издалека. Человек живёт на приходе, посещает маленький храм. А тут оказывается, что этот маленький храм включён в историю всего Православия, и эта история начиналась здесь. Тогда возникает другой масштаб истории, другое понимание – ты видел всё это своими глазами. Пусть даже где-то в суете, но что-то в душе осталось. Теперь ты понимаешь, что твой маленький приходской храм – это не выдумка местных священников.

Св. прав. Иоанн Кронштадтский говорил: во время богослужения в Церкви задействованы все органы чувств. И обоняние – ладан в кадиле, и зрение – иконы, росписи, и слух, и т.д. Человек вовлекается целиком. Конечно, Богу надо кланяться в духе и истине. Но чтобы кланяться Богу в духе и истине, человек должен определённым образом к этому прийти, должен быть процесс духовного возрастания. Со временем он, может, придёт к тому, что будет кланяться Богу, даже если попадёт в тюремную камеру.

На эту тему есть целый ответ
«Зачем богослужение, если нужно покланяться в духе и истине?» 

Можно перевести мысль Иоанна Кронштадтского на паломничество: там люди тоже погружаются всеми органами чувств, всей духовно-душевной полнотой в процесс, который направлен в конструктивное русло, хотя и сопровождается разными искушениями, перипетиями.

Впечатления

В Соловецком монастыре был один насельник, его отец был подкован в общении с людьми, с этим была связана его профессия. Его задачей было выуживать из людей информацию, каким-то образом способствовать тому, чтобы они рассказали нужное. Когда его сын пришёл к вере, папа был атеистом, но он не сопротивлялся, потому что, глядя на сына, понимал, что сын скоро отпадёт от веры. Когда через некоторое время он приехал домой из обители, папа понял со 100%-ной уверенностью, что сын не вернётся обратно. Он это понял из-за анализа различных параметров, которые знал в силу своего образования и жизненного опыта. Но одного он не учёл – кстати, он сам же в этом позже признался: сын, имея небольшой росток веры, ещё не утверждённый, когда ехал из обители домой, в поезде познакомился с верующим парнем. Когда он приехал домой, несколько раз с этим парнем встречался: на работе и в совместной паломнической поездке – автобусные экскурсии в пригороды Петербурга. Есть такие экскурсии с утра до вечера, но они ездили с ночёвкой в монастырь прп. Александра Свирского и Введено-Оятский. Хотя общение было и не на супер-духовные темы, потому что рассказчик только-только воцерковлялся, но было единение духа и огромное количество впечатлений, даже телесного характера. Телесные ощущения имеют очень стойкий эффект. Рассказчик говорил: когда они приезжали в какой-то монастырь, шли на трапезную, даже запах монастырской еды ему напоминал о Соловецкой обители. И ещё долго после поездки, когда он уже находился дома, ему вспоминался этот запах.

Всё, что ты трогаешь, всё, что видишь – комплекс тактильно, осязательно, обонятельно получаемой информации потом с тобой находится ещё длительное время, даже когда ты уже находишься в обстановке, агрессивной по отношению к твоей вере.

Люди, устойчивые в вере, могут жить где угодно – хоть в атеистическом государстве. У них есть внутренний стержень. Но когда стержень ещё не сформировался – находясь в религиозной атмосфере, человек черпает извне стимулы для своей религиозной жизни. Но внутри ещё не «завёлся моторчик». И тут ты оказываешься в обстановке, где импульсы направлены против, а противопоставить тебе этому нечего. Трудно противостоять, потому что ты ещё не научился внутренней молитве, хранению заповедей в любой обстановке. Но можно противопоставить тот комплекс переживаний, который сформировался во время паломнической поездки, вплоть до воспоминаний о стаканчиках чая, которые в автобусе паломники передавали друг другу, вплоть до, казалось бы, малозначительных событий.

Рассказчику запомнилось, как они должны были переночевать то ли на приходе, то ли на базе церковно-приходского центра. По договорённости там были обустроены кровати, где все утроились на ночь. А рассказчик со своим товарищем пошли в библиотеку, искали там акафист «Слава Богу за всё», беседовали… Поспать у них так и не получилось. Эта ситуация запомнилась, и всё, что с ней связано.

Итак, отец этого человека сказал, что был уверен на 100%, что сын в обитель не вернётся, но он не учёл только одного – что у него появится единомышленник.

Оказалось, для того, чтобы укрепить человека в вере, хватило одного единомышленника. Конечно, были и другие, он поддерживал связь со своим духовником. Но буквально 2-3 встречи с единомышленником, совместные поездки оказали могущественный эффект.

Отложенное в сердце

Люди нацелены на получение огромного количества информации. Сердце не успевает на всё реагировать. Кстати, именно поэтому некоторые люди, находясь в красивых местах, предпочитают не фотографировать. Делая много снимков, ты переключаешься на процесс запечатления, фотографии, и не происходит того, о чём сказано в Евангелии о Божией Матери: «Она слагала всё это в сердце своём».

Конечно, когда люди едут куда-то, они хотят сделать для родственников памятные снимки, фотографируют друг друга. Когда изначально цель – утешить родственников – это одно. Но когда цель – просто запечатлеть, получается, ты запечатлеваешь фактуру ландшафта, но само сердечное чувство, которое тебя может греть целый год, не успевает вырасти. Не успевает появиться ощущение, как у человека из истории, когда они искали акафист «Слава Богу за всё». Кстати, он рассказывал, что на обратном пути домой они всем автобусом слушали этот акафист в исполнении одного священника. И позже воспоминания об этом поддерживали его очень длительное время.

В отношении снимков можно привести слова одного священника: если перестать изумляться, что-то важное уходит из восприятия мира, как будто из детской уходят дети. Мир, насыщенный Божиим присутствием, вдруг регистрируется только в чисто физических ландшафтных формах. То незримое, что его оживляло, теряется.

На эту тему много размышлял Экзюпери в своей книге «Цитадель», где есть мысли о паломничестве. Он говорит: если человек стирает ноги в кровь – он с каждым шагом готовит себя к озарению паломника. Дополняя мысль Экзюпери, скажу: когда твоё сердце трудится в пути, оно расширяется и становится способным вместить то чудо, которое тебе откроется.

Когда человека на носилках несут рабы, а он лениво, с апатией смотрит по сторонам, ему показывают красивые пейзажи – он даже не способен их воспринять. Всё это для него уныло, серо, скучно и однотипно.

У Экзюпери даже были слова, смысл которых в следующем. Человек жалуется, что не может написать стихи – и автор ему отвечает: мал пригорок, на который ты взобрался.

Эти слова отец Симеон Мазаев объясняет применительно к любви. Мужчины, прошедшие великую аскезу Второй Мировой войны, умели любить. Когда они вернулись со фронта, их встретили женщины, которые стояли у станков во время пятилетней войны. В стране была разруха, в послевоенные годы было трудно найти ткани, поэтому платья шили из занавесок, не было пиллингов, скрабингов… Но тех женщин, которые были лишены этой атрибутики, мужчины могли любить полновесно – сердце было готово. Не рассматриваем здесь ПТСР: сейчас модно говорить, что вернувшиеся с войны часто испытывают ПТСР. Но у многих после второй мировой его не было, потому что чувство сплочённости, единства, которое было присуще тому поколению, ограждало людей от развития ПТСР. Более сильная доминанта тормозила более слабую. У людей был героизм, который отодвинул травматическую доминанту. Люди, которые не пережили этой аскезы, которые сидят в офисах, не умеют любить. Потому что им как бы и нечем любить.

О том, в чём должен выражаться этот труд, говорить не буду. Бывает, люди отправляются в паломническую поездку, будучи настолько утомленными работой, что испытывают желание просто не шевелиться. Бывает, человек отправляется в паломничество с особым запросом, просьбой, о которой горячо молится. Но можно постараться хотя бы немного помолчать, где это возможно – чтобы сделать своё сердце готовым к восприятию.

Опыт, который довелось пережить при посещении Афона (до раскола)

Один священник рассказывал: они прибыли на Афон, посещали множество храмов, монастырей, и не только на Афоне, но и на Кипре. Но потом возникло странное чувство потери: вроде бы посещается множество храмов, но чувство удовлетворенности нет. Тогда они втроём решили исполнять небольшое правило при посещении храмов – там, где это было возможно. Если их не останавливали, они вставали в храме и пели три молитвы: «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся» и Символ Веры. И тогда получалось, что, когда они заходили в очередной храм, это был не просто вход-выход. Было чувство, что сделано что-то важное, что тебя закрепляет в бытии. Там, где их останавливали – они пели у храма, тихонько в стороне. И тогда, даже если были записки и прочее, правило сохраняло молитвенный настрой.

Они практиковали такой жизненный подход, который называется «совет старцев». Даже когда надо было принять простое решение, они советовались друг с другом. Происходили удивительные вещи: когда люди нацелены на сохранение мира друг с другом, не нацелены отметать мнение другого человека – решение, принятое при совместном обсуждении, будет красивее, чем принятое самым умным, талантливым и гениальным.

Решают, например, идти в такой-то монастырь или нет. Итоговое решение не включает в себя «идти» или «не идти». Договариваются идти, сделать на дороге привал, почитать, попить чай, а после идти в монастырь. Такой подход их восхищал: простые вопросы и операции превращались во что-то красивое и запоминающееся. Они стали практиковать чтение: когда садились пить чай, кто-то один читал. В Афонских монастырях после службы по обычаю был ужин, который заканчивался не поздно, и после этого читали по полчаса. Службы шли на греческом, и рассказчик говорит, что почти на всех службах он спал: полумрак, непонятно, о чём читают, нет внутренней молитвы, трудно сосредоточиться. К тому же весь день в пути, на ногах, усталость. Переходы были долгими, и не всегда удавалось исполнять молитвенное правило. Но чтение, братское общение, совместное пение в храме создавало подпитывающую атмосферу.

Нечто, сохраняющееся надолго

Если в паломничестве возникнут события, соединяющие человека с духовным пластом – то даже обилие впечатлений, которое потенциально могло бы сослужить разрушительную службу, наполнить человека хаосом, может стать набором впечатлений, которые имеют конструктивное звучание. Всё это будет восприниматься сквозь призму новой духовной доминанты.

Как раз впечатления человек воспринимает уже иначе. Не с раздражением вспоминает, как бегал с автобуса на автобус, а с улыбкой говорит тем, с кем ездил: «Помнишь, как мы опаздывали на автобус, переживали и бежали?» Это становится запоминающимся переживанием, которое объединяет людей друг с другом и помнится долгое время. А в совокупности эти переживания становятся неким гарантом, звеном конструктивной доминанты, которую позже человек может противопоставить агрессивной атмосфере, с которой столкнётся в городе. И даже трудности путешествия, разочарования вследствие того, что не получилось что-то задуманное, пережитые неудобства не захватывают человека. Если он настроен на духовную волну – у него включается другая рефлексия. Это формирует, выковывает человека. Воспитывает не раздражение, а нечто такое, что он может взять с собой в последующую жизнь, что будет поддерживать его после паломнической поездки.