«Если Бог благ – то почему попускается инфернальное воздействие на человека, даже если речь идёт о том, кто любит Бога, стремится к нему, участвует в Таинствах?» – этот вопрос возникает в русле феноменов вроде того, что святые отцы называют невидимой бранью. Речь идёт о неких мысленных хитросплетениях, которые индуцируются инфернальными, падшими духами. Эти воздействия направлены против людей, которые любят Бога, которые являются христианами, а иногда речь идёт и о святых. И неужели Бог не защищает своих чад?

Если человек живёт в падении, в страстях, – понятно, что он несёт некое наказание в виде воздействия, потому что в структуре его личности присутствуют бреши, которые он проделал собственными поступками.

Есть некая действительность, или, как определил один автор, «неустранимая реальность». Вспоминая другого автора, можно сказать, что гордые люди хотели бы, чтобы Бог самоуничтожился. Потому что Его бытие, Его проявление не укладывается в ту модель, которую эти люди создали в своих головах. У пророка Исаии сказано: «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути - пути Мои, говорит Господь. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших» (Ис 55. 8–9).

Если немного расширить вопрос и обратиться к смежным вопросам, например, о смерти детей, и вообще о наличие зла в этом мире, – то уровень понимания вопроса зависит от того, как мы настроены, какой у нас образ жизни. Человек, грозящий Небу кулаком, не сможет понять тех или иных закономерностей, которые исходят от Неба.

Один известный журналист, который позиционирует себя как человека неверующего, говорил, что никто из верующих людей ему так и не объяснил: почему умирают дети? если есть Бог?

На этот вопрос можно сделать несколько реплик. Первая будет, может, страшна и тяжела. Существует такой приём, когда люди пытаются установить правильное понимание вопроса, кто-то делает самое нелепое и дикое предположение. Но если мы твёрдо понимаем суть вопроса, мы должны ответить на это нелепое предположение, не говоря, что это нелепость и что это не стоит обсуждать.

Итак, почему дети не должны умирать? Если взрослые устроили этот бредовый мир, с его охотой на детские души в виде индустрии игрушек, медиа-продукции, трансплантологии, будет ли человеколюбиво с позиции Бога давать детям погружаться в эту черноту? И почему взрослые вдруг решили, что тот мир, который они создали своими страстями, так хорош? Что в нём хорошего?

Конечно, «красота в глазах смотрящего», и «любящий сердцем найдёт, чем любоваться в этом мире». Но человек вначале должен сформироваться. У него должна появиться система мировоззрения, сквозь призму которой он пропустил бы сигналы внешнего мира.

Иногда можно предположить, что, как бы это ни было неприятно людям, потерявшим своих детей, Господь уводит чистую душу из этого мира, пока она ещё не загрязнилась.

Некоторые потерявшие детей    люди в негодовании отрицают саму идею Бога, как это показано в фильме «Призрачная красота». Но что если посмотреть с точки зрения вечного спасения на душу ребёнка? У атеистически настроенных взрослых свои представления о духовности. Ребёнок должен выучить пять языков, тусоваться в самых престижных студенческих кампусах Европы или Штатов, но при этом его душа может погибнуть для Вечности.

Второй момент. В беседах «Преодоление травматического опыта» была тема «Переживание опыта смерти» где разбиралась следующая мысль. Когда возникает риск, что сами взрослые потеряют вечное спасение, тогда из жизни уходит их ребёнок, что становится встряской, вследствие которой взрослые меняют отношение к жизни. В беседах приводились некоторые примеры.

Если у взрослых есть представления о правильном и неправильном, но эти представления сформированы гуманистическим паттерном современности, то в рамках этого паттерна Бог представляется как некое служебное существо, что-то на уровне мамы, которая моет посуду, выполняет работу по дому, и которая наделена функцией безмолвия (не говорю, что такое отношение к маме правильное, но у некоторых современных людей есть такое представление). Она должна вовремя финансово помогать своим детям, но не имеет права давать им советы.

Бог «терпится» некоторыми людьми до тех пор, пока ниспосылает блага. Но как только Бог ставит человека перед выбором, например, перед той самой встряской, которая заставляет человека пересмотреть своё отношение к жизни, ставит перед лицом высшей правды, – Бог становится ненужным.

Дело не в религиозности, а в тех доминантах, которые на данный момент владеют человеком. Ведь в отношении к Богу реализуется тот стереотип поведения, который формируется человеком при жизни.

Сейчас есть много ситуаций такого плана: у людей своё представление о жизни, они одновременно берут на себя социальную роль оптимистически настроенных людей, но как только друг или близкий, или коллега, с которым они много лет знакомы, едва-едва в своих словах задевает их, – они сразу разрывают отношения с таким человеком, вычёркивают его из своей жизни.

Концлагерь Освенцим – знаковый символ. После окончания Второй Мировой Войны встал философско-богословский вопрос: а возможно ли сохранение религиозности после Освенцима, где погибали дети, где зло было сконцентрировано в абсолютном значении? Если Бог не помог детям, людям в Освенциме, – то как Он вообще кому-то может помочь? Если Бог не явил себя в Освенциме, как Он вообще может явить себя в этом мире?

Можно предположить, что люди, которые задают такой вопрос, уже находятся в условиях постмодернистского мировоззрения, которое отрицает шкалу координат, на основе которой можно было бы построить цельную картину мира.

Примечательно, что раньше были явления ничуть не менее ужасные, чем концлагеря фашистской Германии. Хотя специалисты могут открыть здесь дискуссию. Но вспомнить, к примеру, смутное время, которое было в России в XVI – XVII веке. Интервенция поляков, полная деорганизация государственного строя, людей с собаками выискивали по болотам, чтобы уничтожать.

Во время Смутного времени люди ответили на этот вопрос. Нужно постараться найти искать Бога в своих душах. Ответом на Смутное время была активизация религиозного воодушевления. Народ понял, что пора проявить сплочённость. Бог дал святого патриарха Ермогена, который ценой своей жизни сделал свой вклад в освобождение России от интервенции.

Татаро-монгольское иго: пришли татары, жгли города. Ведь можно было поставить вопрос: а где был Бог? Но люди, которые жили в то время, на этот вопрос ответили: «По грехам нашим пришли татары». И ведь этот ответ был не фикцией. Это были слова не человека, который вошёл в бредовую систему и даёт фантасмагорические объяснения ситуации, когда дело совсем в другом.

Можно привести и другой пример. Человек курит больше 30 лет и зарабатывает осложнения на лёгкие. Врач высказывает ему своё предположение, что причиной больных лёгких является столь продолжительное курение, на что пациент говорит, что это просто на него кто-то кашлянул в автобусе. Врач иронизирует: «Ну да, 30 лет курить – это ещё ничего. А вот если в автобусе кто-то кашлянул – это другое дело…»

Грех имеет и социальное измерение. Люди, которые погружаются в страсти, в эгоистическую самозамкнутость, теряют способность к конструктивным связям, чтобы друг с другом договариваться. Естественно, перед лицом общего противника они кажутся разобщёнными, неспособными сплотиться друг с другом.

Такие слова про грех – это не просто какие-то глупые попытки объяснить при отсутствии у людей способности понять. Это не штампы, это реальное отображение того, что происходило на самом деле.

Можно объяснить это на уровне семьи. Один начинает пить, другой начинает заниматься эзотерикой, третий начинает хамить – всё у них начинает рассыпаться.

Ситуацию, как через страдания исцеляется народ, очень хорошо описал В.Тростников в книге «Бог в русской истории», также у него есть лекции с таким же названием, они друг друга дополняют.

Основная мысль Тростникова заключается в следующем. Чтобы понять сложные вопросы, необходимо перестроить само мышление. Если человеку, ходившему на тренинги, попытаться объяснить идею смирения, он не поймёт, в чём эта идея заключается. Он воспринимает смирение как раболепство, как отказ от лидерства, что-то подобное. Прежде чем объяснять ему, что такое смирение, ему надо расширить взгляд на мироздание вообще. Ведь не только агрессивное продавливание своей позиции есть в этом мире. Есть и другие подходы. Известные люди приходили к идее смирения. В беседах упоминался Рэй Далио, один из богатейших людей планеты (хотя он не является христианином). Ценой больших потерь он понял, что необходимо смиряться, что ни у кого нет универсального знания, что любой человек способен на ошибку. И эту идею смирения он заложил в основу своей компании, которая признана одной из самых эффективных.

Только когда картина мира человека расширится – он сможет понять, что, оказывается, большего можно достичь, когда ты, наоборот. отказываешься от примитивного продавливания своей мысли.

Так как же объяснить женщине, которая любит детей, как Господь допустил страдание в этом мире? Она пытается максимально уберечь своего ребёнка от любого страдания. Возможно, она поймёт то, что отражается в мысли Тростникова о Боге. Если же она будет отказываться понять это – то, возможно, ей придётся это самостоятельно понять, когда её ребёнок вырастет избалованным, невменяемым и начнёт терроризировать собственную мать.

Тростников говорит, что люди по ошибке считают историю объективной наукой, хотя история очень субъективна. Дополняя Тростникова, можно отметить, что раньше не было множества техники, были лишь определённые носители. Написать книгу было целым делом. Когда-то книги переписывали от руки, потом текст набирался в типографии. Сейчас человек за вечер может настрочить больше текста, чем какой-то писатель Средневековья – за год.

Но даже таких свидетельств накоплено настолько много, что учёному физически не хватит времени, чтобы изучить все данные за конкретный период. Поэтому историк вынужден сосредоточиться на какой-то группе факто – где искать объяснения исторического процесса: в нормативных документах государства, в частных автобиографиях, в бухгалтерских книгах? Историк совершает первый субъективный шаг, выбирая группу фактов. Причём этот выбор может быть роковым.

Одна женщина, когда училась на историческом факультете, говорила, что кто-то считает исторические мемуары недостойными для изучения. У регистратора истории, который регистрировал происходящие события из своей квартиры, больше объективности, чем у человека, который был ввергнут в самую гущу исторического процесса. Это всё нужно ещё доказать, а мемуары не обладают доказательствами. Если человек отказывается от каких-то аспектов – в этом отказе уже видна его позиция. Может быть, он горд, может, отрицает саму необходимость обращать внимание на личность. Академик Ухтомский говорил, что беда науки заключается в утрате внимания к человеческому лицу.

Даже когда учёный сосредотачивает внимание на какой-то группе фактов – их всё равно очень много. Он не может изучать их по одиночке, поэтому он объединяет в некую концепцию. Поэтому история – это огромное количество фактов, объединённых в единую концепцию.

Насморк Наполеона во время битвы на Бородино имел историческое значение или нет? Смотря с какой точки зрения мы оцениваем исторический процесс. Если мы смотрим на концепцию, которая гласит, что историю делали великие люди, – то да, имел значение. У Наполеона болела голова, он плохо соображал, менее эффективно руководил ходом боя, что и повлияло на конечный результат. Если мы стоим на концепции исторической целесообразности – то болезнь Наполеона не имела никакого значения. Значение имели экономические показатели, поголовье скота, сколько тонн стали отливали на той и другой стороне. В данном случае ситуация представится историку как неизбежная, целесообразная, но выявленная задним числом. Был бы на месте Наполеона некто другой – он бы точно так же проиграл.

Нассим Талеб пишет, что нередко учёные только задним числом описывают закономерности, но, когда надо предугадать события, почему-то закономерности, которые описываются учёными, не работают.

Познание истории – действительно сложное дело. Дополняя Тростникова, можно вспомнить академика Павлова, который говорил, что познать действительность означает уметь её предугадать.

Несмотря на всю сложность познания действительности, человечество не оставляет попытки приблизиться к подлинному пониманию истории. Возможно, так происходит потому, что у человека живёт убеждение, что адекватный взгляд на историю уловить возможно. А убеждение это может жить, потому что такой взгляд есть, и он есть у Бога. И к этому взгляду мы можем приобщиться посредством Священного Писания. Там мы можем уловить закономерности, с помощью которых исторический процесс может стать нам понятным.

Исходя из такого взгляда Тростников смотрит на Историю России и делает вывод, что константа исторического процесса в России – это сохранение Православия. С Тростниковым можно спорить, но прежде чем спорить, можно ознакомиться с его аргументами, где всё серьёзно обосновано.

Когда возникала опасность утраты русским народом веры, которую он хранил, – какое-то бедствие потрясало сами основы России. И страданием народ вытрезвлялся.

Например, в народе началось брожение, некий соблазн обращения к протестантизму. Следом пришла Анна Иоанновна, вместе с собой она привела множество немцев, причём, не лучших людей своей страны, а часовщиков, стекольщиков. В этих профессиях нет ничего зазорного, но речь шла о людях, которые промышляли какими-то аферами. За время её правления у русского народа возникла такая неприязнь ко всему немецкому, что после того, как Анна Иоанновна сошла с престола, народ всё немецкое вымел из страны.

Подобные мысли встречались и у священномученика Илариона (Троицкого). Он говорил, что перед Первой мировой войной в России было засилье немецкого. Германия была идолом, и русский народ исцелился от своего поклонения, когда цивилизованная Германия пришла с войной.

Перед нашествием Наполеона таким идолом была Франция. Высшая знать говорила по-французски, и вот Франция, которую считали просвещённой, пришла в виде наполеоновской армии, сея опустошение и смерть.

Перед революцией 17-го года был самый тяжёлый соблазн – соблазн религиозного индифферентизма, то есть, религиозное безразличие. Люди были в курсе, что такое Православие, многие были крещены, но многие уже утратили благоговение перед верой. О том, насколько эта ситуация тяжёлая, написал протоиерей Владимир Воробьёв в своей работе «Покаяние, исповедь, духовное руководство». Он написал это применительно к отдельным людям, а не к народу. Там он отмечает, что легче исповедовать закоренелого грешника, чем сына священника. Это не значит, что всегда дети священников являют собой тяжелые случаи. Речь о том, когда мальчик с детства в курсе веры, но потом утратил благоговение, стал циничным, знает всю службу, может пропеть Литургию на клиросе, но в своей жизни далёк от Православия. Для него Православие потеряло смысл, стало дискредитировано.

Религиозная ситуация индифферентизма была хорошо описана Достоевским в романе «Бесы». Главный герой Ставрогин выстаивал многочасовые бдения, был в курсе Православия, но при этом участвовал в дуэлях, революционной деятельности, погружался в хаотизированный интим, склонил к контакту маленькую девочку, которая в итоге повесилась. Ему было скучно до одури, и он искал извращённые формы возбуждения. Однажды он столкнул между собой двух своих любовниц, потому что посчитал это весёлой затеей.

Во время встречи с епископом Тихоном (это ненапечатанная глава, хотя без неё всё произведение остаётся непонятным) Ставрогин просит почитать епископа ту главу из Апокалипсиса, где рассказывается об Ангеле Лаодикийской Церкви. К нему обращается Господь и говорит, что он виноват, так как ни холоден, ни горяч – т.е. равнодушен. По одним объяснениям речь была обращена к епископу Лаодикийской Церкви, по другим – говорилось о периодах в жизни Церкви.

Отец Владимир говорил, что страшный грешник может обратиться: хотя он совершает преступления, его широта души может обратиться к добродетели, как произошло со святым Князем Владимиром. Он был язычником, участвовал в военных походах, имел необузданную похоть. Но когда он пришёл к вере, широта души, которая раньше уходила в грех, обратилась к добродетели. А человек теплохладный уже, в каком-то смысле. мало способен обратиться к добру.

Общий уровень деградации религиозного сознания, и сознания вообще, был заметен перед революцией. Хотя у страны были колоссальные экономические темпы. Святейший патриарх Сергий (Страгородский) писал, что люди были ослеплены золотом.

В лекции профессора Высшей школы экономики говорилось, что Россия не справилась с экономическим ростом – людей понесло. Это уже было описано в Священном Писании, в частности, в Книге Судей, где говорится о цикличности истории. Пока люди хранили свою веру, Господь давал им и политическую независимость. Как только начинали отходить от веры, поклоняться идолам, сразу терялась и политическая независимость.

Господь попускает страдания, чтобы люди задумались, исцелились. Но здесь есть и практический, человеческий момент. Люди, начиная уклоняться в идолопоклонство, начинают отдаляться друг от друга. Каждый погружается в пучину собственных страстей. Корень аддикции – инструментальное отношение к ближнему, который становится тебе неинтересен.

Эта же теплохладность начала отравлять духовенство. В книге «Отец Арсений» приводятся размышления о том, что духовенство ответственно за революцию. Всеобщее разложение было настолько всепроникающе, настолько фатально, что другой возможности исцелить народ не оставалось, и Господь попустил революцию, огненный смерч. Но в результате этого ожила и Церковь. Всё нежизнеспособное и прогнившее было от неё отсечено. В этом страдании выкристаллизовалась вера.

Один человек не признавал бытие Божие только по той причине, что Господь попустил гонения на веру в XX веке. «Где же Бог?», – но Бог попустил гонения как раз по любви.

Но это уже будет раскрыто в следующей части ответа. Эту же часть можно завершить следующим.

Пока мы не перестроим своё мышление – мы не сможем понять масштабные, серьёзные процессы, потому что смотрим на них сквозь доминанту своей земной жизни.