-
- События
-
Авторские галереи
- Диакон Николай Андреев
- Валерий Близнюк
- Сергей Веретенников
- Николай Гернет
- Анастасия Егорова
- Вероника Казимирова
- Иван Краснобаев
- Виктор Лагута
- Монах Онуфрий (Поречный)
- Валерия Решетникова
- Николай Петров-Спиридонов
- Михаил Скрипкин
- Геннадий Смирнов
- Сергей Сушкин
- Надежда Терехова
- Антон Трофимов
- Сергей Уткин
- Архимандрит Фаддей (Роженюк)
- Георгий Федоров
- Сергей Яковлев
- Град монастырский
- Дни Соловков
- Кресторезная мастерская
- Летопись возрождения
- Монастырский посад
- Пейзажи и путешествия
- Святые места глазами Соловецких паломников
- Скиты, пустыни и подворья
-
- Андреевский скит
- Голгофо-Распятский скит
- Никольский скит
- Савватиевский скит
- Свято-Вознесенский скит
- Свято-Троицкий скит
- Сергиевский скит
- Исааковская пустынь
- Макариевская пустынь
- Филиппова пустынь
- Архангельское подворье
- Кемское подворье
- Московское подворье
- Петербургское подворье
- Радово-Покровское подворье
Автор: | Иеромонах Соловецкого монастыря |
Дата: | 30.10.2023. |
Стоит ли применять розги в отношении сына, который в 3 года проявляет жуткую агрессию, имеет эмоциональные вспышки, может начать говорить грубости, ударить сестру? Один священник сказал, что такие капризы надо экстренно пресекать, и в подавляющем большинстве просто через слово ничего не добиться.
В общих чертах, какие есть мнения на тему наказания. Истина освобождает: когда человек видит закономерности, которые действуют в мире, он потихоньку учится применять к своей жизни выводы, полученные из этих закономерностей.
В Священном Писании есть слова о том, что не нужно жалеть розог и нужно сокрушать ребра сыну. Если отец не пресекает капризы, потом сын ужаснёт его. (Притч 13. 24). Но надо понимать: когда эти слова писались, была определённая социальная атмосфера, большинство людей жили в такой парадигме, реализовывали такие принципы, в рамках которых определённые действия считались приемлемыми и не вызывали протеста. К тому же, условия жизни были суровыми. И безалаберность молодого сына, если речь идёт о войне, о нападении одного племени на другое, могла обернуться гибелью всех. Поэтому ставки были очень высоки. Ошибка могла обернуться катастрофой.
В определённых вещах не церемонились, хотя кто-то из современных людей скажет, что это было не гуманно. Возможно, они считают, что попустительство в отношении одного человека, если оно оборачивается гибелью всех остальных, не является гуманностью… Хотя это может быть ошибочным размышлением.
Важно учесть, что время было другое. В Катехизисе, который составил епископ Александр (Семёнов-Тян-Шанский), сказано, что нам, людям, которым открыта Новозаветная этика, не стоит без исследования применять новозаветные принципы к тому, что сказано в Ветхом Завете. Времена были другие.
Иногда нечто подобное работает в современной жизни. Один человек рассказывал, что мама их постоянно наказывала, но они выросли трудолюбивыми людьми. Но здесь есть одно «но»: мама их очень любила, и то, что они чувствовали материнскую любовь к ним, помогало им гасить недовольство.
Их мать была исповедницей. В советские годы ей предложили сотрудничество с органами, грозили даже казнью, потом отправили в ссылку. Уже в ссылке она познакомилась с будущим мужем, и они создали семью. Мы не знаем, о чём думала эта женщина, но, возможно, было понимание: если она не даст этого стержня детям, то мир не будет с ними церемониться. Они просто могут погибнуть.
Там, где нет такой большой любви, личностного ядра, из-за наказаний происходит надлом. В семьях, где нет такой большой любви матери к детям и детей к матери, нет и такого уважения.
Есть другая история. Одна мама призналась: когда она была молодая и не знала, как надо воспитывать, она считала, что наказание – это приемлемый подход. Ребёнок пришёл поздно – наказала, сделал что-то не так – наказала. В итоге он вырос с неприязнью к матери, в её отношении от него исходят насмешки, издёвки. Она уже поняла, что была не права, но сын сформировался так, как сформировался.
Один молодой человек рассказывал, что рос без отца, и мать пыталась вразумлять его побоями. Парень был крепкий, рослый, и на каком-то этапе просто перестал обращать внимание на побои. Когда он в очередной раз выходил во двор с синяком, и его спрашивали об этом, он отмахивался: «Мама что-то опять…» При этом он перестал обращать внимание на сам повод, в связи с которым возникали телесные наказания. Исчез сам смысл наказаний. Мать отдала его в интернат для мальчиков в надежде, что интернат его исправит. Оказалось, что там в ходу было упорное изучение борьбы. Будучи рослым и крепким, изучив борьбу, он вышел оттуда совсем неуправляемым субъектом.
Апостол Павел говорил, что Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры, от чего уклонившись, многие предались пустословию (Тим 1. 5–6).
Если мы обращаемся со словом или с действием к другому человеку, то мы стремимся к тому, чтобы наше обращение к нему помогло ему развиться в чистой совести и любви. Если мы потратили какое-то время, в результате этого остались в состоянии надлома, человек находится в состоянии, которое в народе называют «на взводе», и в итоге он так ничего и не понял, да ещё и больше озлобился, значит, наши действия ушли мимо цели. А так, мы знаем, по-гречески обозначается грех – действие, которое прошло мимо цели. К чему привело потраченное время, все эти эмоции?..
Там, где есть общепринятая система ценностей, некий свод правил, по которому люди живут, если и присутствует наказание, – то люди понимают, с чем оно связано, и озлобленности не возникает. Дети могут смириться с наказанием, если понимают, что на то была объективная причина. В ветхозаветной системе человек, нарушающий свод правил, понимал, за что он терпит наказание.
Сейчас же зачастую родители объясняют свои наказания собственными желаниями. Это система, в которой правила игры постоянно меняются, и ребёнок, соответственно, не чувствует в словах родителей какой-то системы. Когда есть система нравственного закона, которой подчиняются и дети, и родители, – ребёнок может смириться с наказанием, понимая, что он переступил через грань. Но при этом он понимает: если родители переступят эту грань, то у него, у ребёнка, тоже будет основание надеяться, что родители осознают своё отступление и изменят своё решение.
Если родитель наказывает ребёнка, но осознаёт, что был неправ, будет справедливо подойти к нему и так и сказать: «Прости, я был не прав». В таком случае ребёнок чувствует свою правоту, но не в плане гипертрофированного эгоизма. Он будет понимать, что его действия не предполагали избыточной реакции со стороны родителя.
У священника Фёдора (Бородина) есть замечательное интервью «Как вырастить счастливого ребёнка». У него несколько детей, и то, о чём он говорит в интервью, глубоко укоренено в жизни.
Если его мысль выразить применительно к этому ответу, он говорил, если деятельность детей противоречит фундаментальным человеческим принципам – это надо каким-то образом обозначить. Например, хамство, намеренная ложь – то, что подразумевает осмысленное действие со стороны ребёнка. Если был умысел, если это было скрыто, – это требует реакции со стороны родителей. Отец Фёдор считает, что в таком случае надо наказывать.
Конечно, есть различные гуманистические теории, которые говорят, что надо действовать с любовью. Но надо понимать, что есть люди сознательные, готовые размышлять: если меня простили, это накладывает на меня определённую ответственность.
А есть народы, которые воспринимают только силу. Если со славянами ещё можно разговаривать, то в некоторых народностях разговоры воспринимаются как слабость. Силу же они уважают.
Но и наказание можно назвать гуманистичным. Как говорил академик Ухтомский, воспитание – это когда человеку дают систему закреплённых сидов в памяти. Если человек что-то совершил, его никто не притормозил, и он подумает, что совершать такое дело – это норма, будет и дальше совершать это (например, воровать), то однажды его могут просто убить.
Одна женщина спрашивала совет насчёт её сына, который украл у неё наушники. Основная мысль ответа состояла в том, что, если сейчас не притормозить сына, то в будущем его могут ждать серьёзные проблемы. Здесь некоторое наказание будет гуманистичным.
В общежитии была тусовка, это было время, когда банковские карты были ещё неразвиты, у всех была наличка. Один парень, оставшись один в комнате, обнаружил чужой бумажник и стал вынимать оттуда деньги, и в это время в комнату вошли. Это были 2000-ые, бандитская тематика была актуальная. Парню пришлось несладко. Из этого бумажника он так ничего и не украл, но за попытку кражи на него «повесили» долг.
Если не пресечь такие направления ребёнка – его жизнь может сломаться.
Отец Валериан (Кречетов) говорил, как его наставляли: если в разговоре со старшими ты чем-то недоволен – молчи. И отмечал, что это правило много раз помогало ему в жизни.
Речь не о том, чтобы воспитать безвольного раба. Речь о том, что у молодых ребят, бывает, кипит кровь, хочется высказаться, может, грубо. В силу отсутствия жизненного опыта он пока неспособен осознать глубины всех последствий тех слов, которые он сейчас хочет сказать. Поэтому совет ему поможет. Если в момент разговора хочется высказаться – промолчи. Подожди, когда эмоции, твои и собеседника, стихнут, и потом ты вернёшься к разговору и выскажешь свои предложения, взгляды.
Когда молодой человек в момент разговора что-то высказывает, а его не слушают, – он начинает сыпать проклятиями. Хорошо, если это оставят без последствий, но могут наступить и последствия.
На Соловки приезжал один человек, который почти всю жизнь провёл в заключении. Вся его семья была приличная, один он – «такой». А началось всё с того, что «по малолетке» он что-то совершил, был суд, всё могло окончиться спокойно для него. Но что-то дёрнуло его выступать в суде. Но что малолетний парень может сказать взрослому? Он стал дерзить, и судья дал ему срок по полной программе. А когда он попал в колонию, выйти из криминального угара оказалось уже очень тяжело.
В Центр свт. Василия Великого по приговору суда отправляют подростков на реабилитацию. Если всё проходит благополучно – с них снимают судимость. Это их последняя остановка перед колонией. Бывает, ребята попадают туда ещё до суда. У этого Центра была договорённость с судьёй насчёт одного парня: судья даёт условное, подросток попадает в Центр на реабилитацию. Но в итоге ребёнок получил реальный срок. Когда судью спросили, почему он дал ему срок, несмотря на договорённость, судья ответил: «Я и хотел дать условное, но он начал дерзить во время суда».
Есть вещи, когда ребёнок по неосторожности что-то разбил и в этом не было злого умысла. А когда он что-то украл, и ещё и свалил на кого-то – это требует вмешательства. Речь не идёт о телесных наказаниях. Одна мама рассказывала, как её дочка украла у другой девочки серёжки. Когда девочка вернулась без серёжек, мама наказала её за потерю. А девочка, которая украла, слышала, как её подружку наказывают, но не созналась. Потом мама, рассказчица, увидела, как та играет серёжками, спросила, откуда они. Дочь ответила, что нашла. Мама стала настаивать, и выяснилось, что дочь украла их. Мама сказала, что не выпустит её никуда, пока она не пойдёт и не извинится.
Здесь наказание было направлено на искоренение греховного поступка. В этом же и есть смысл церковной епитимии, которая подразумевает не наказание, а исправление.
По-гречески слово наказание переводится как научение. Смысл епитимии не в наказании грешника, а в искоренении греховного навыка. Может, если человек торговал наркотиками, а потом пришёл в церковь и покаялся, священник может назначить такую епитимию: год работать в реабилитационном центре. Иначе человеку трудно успокоиться. Да, он бросил наркотики, но он же и втянул кого-то. Кто-то из них мог умереть, кто-то не хочет никакого покаяния. Человек прекрасно понимает: те, кого он втянул, продолжают идти к гибели.
В книге Блейна Хардена «Побег из лагеря смерти» описывается история мальчика из северокорейского концлагеря. По его доносу расстреляли его мать и брата. Когда он сбежал в США, он слышал протестантские разговоры, но ему было трудно понять идею любящего Бога: в концлагере, где он был, ребёнка могли забить до смерти, если находили у него несколько украденных зёрен кукурузы. Он мучился, но освободился от своих мучений. Есть интервью-фильм «Лагерь №14: зона особого контроля», где он сказал страшные слова: если откроют северокорейские границы, он будет первым, кто вернётся туда, потому что в лагере у него было невинное сердце. Но невинное сердце здесь не в нашем понимании, как в Евангелии «Блаженны чистые сердцем» (Мф 5. 8). Пока он жил в лагере, у него не было морального выбора: ему говорили избить кого-то, и он избивал. Так как он не знал никакой альтернативы – он и не мучился. А когда он, сбежав из лагеря, узнал, что есть другие человеческие отношения, – то осознал и то, что поступал против этих отношений, против любви. Тогда он не знал, куда деваться.
Если бы здесь было адекватное покаяние, как это понимается в Православии, чтобы человек изжил чувство вины в покаяние, – тогда бы Господь снял эту тяжесть с души. Но не в том понимании, как иронизируют атеисты: якобы верующие ходят в храм, чтобы Бог снял с них грехи. В православном понимании прощение – это некий внутренний переворот. Об этом в своей книге «Православное учение о спасении» много писал патриарх Сергий. Вследствие этого внутреннего переворота человек разрывает связь с собой прошлым. Преодолевает те душевные навыки, на основании которых он совершал грехи.
У священномученика Илариона (Троицкого) есть сочинение о покаянной практике католиков. Святитель пишет, что католики от неё открещиваются, однако эта практика зафиксирована в их книгах. Она представляет собой педантично разработанную система епитимий, но епитимия воспринимается именно как наказание-кара. У них присутствует концепция Бога как карающего Судии.
Патриарх Сергий (Страгородский) отмечал: люди, воспитанные на системе римского права и юриспруденции, соответствующим образом приняли и религиозную идею. Отсюда пошла идея индульгенций. Какой-то монах должен делать 50 поклонов, но он делает 70. Излишек – 20 поклонов – попадает в распоряжение Папы, и этим излишком он может компенсировать греховность других членов церкви.
Такие замысловатые концепции исходят из того, что религиозная идея воспринимается мозгом, заточенным под торговые операции. И епитимия понимается в подобном ключе. Человек совершил проступок и задолжал столько-то единиц, которые он должен покрыть. За убийство епископа предполагается распятие: человек, претерпевая страдания здесь, очищается для Вечности. Человеку наносилось адекватное его преступлению повреждение, страдание.
Некий деятель католицизма однажды придумал самобичевание. Один удар бича, якобы, был равносилен определённому количеству текста, прочитанного из Псалтири.
Мы не придерживаемся такой практики. Наказание должно предполагать именно исправление.
Наказание в адекватном понимании присутствует в упомянутом Центре свт. Василия Великого. Там проходят реабилитацию подростки, которые имеют проблемы с законом. 80% подростков, прошедших там реабилитацию, не возвращаются к криминальной жизни. Парни там очень тяжёлые. У кого-то множественные нападения, разбои, почти у всех – употребление наркотиков.
Наказания там такие. Если ругнулся – учишь стих. Кинул что-то, намусорил – моешь лестницу. Смысл таких наказаний побуждает человека думать наперёд.
Кстати, о чем-то подобном рассказывализвестный боксер, аналогов которому нет в истории бокса, – Василий Ломаченко. Он – православный христианин. Рассказывал, что как-то папа сказал ему: если Василий совершит проступок, то в качестве наказания будет учить стих, какой сам выберет. Через некоторое время проступок был совершен, и папа спросил его, был ли разговор по поводу стиха? Василий сказал, что был такой разговор, подошел к книгам и выбрал стихотворение А.С. Пушкина. Ребята заходили к нему, спрашивали выйдет ли он из дома, а он учил стих. Кстати, отец Василия был признан лучшим тренером по боксу в мире. И, к слову можно сказать, однажды Василий захотел тренироваться сам, без отца, посчитал, что и так знает все сам. Но потренировавшись сам, понял, что не ничего не знает, не знает, как выходить на пик спортивной формы (о прочих педагогических приемах отца Василия см. в док. Фильме «Папаченко» (2020), реж. Сергей Долбилов).
Принципы Центра построены на православном мировоззрении. Первое время со всеми ребятами говорили о Православии, но позже сделали вывод: говорить надо лишь с теми, кто этого хочет. Когда говоришь со всеми – многие начинают подыгрывать. Они понимают: сейчас ты покиваешь, и тебе дадут лишний раз отгул (за примерное поведение ребят отпускают домой на выходные).
Разговоры отменили, но оставили православное отношение к личности. В этом Центре строгий запрет на насилие. К каждому воспитаннику, которым в среднем по 16 лет, обращаются по имени и отчеству. Такое отношение как к личности помогает человеку расправить плечи.
Если кто-то что-то нарушает – то пишет объяснительную. С ним разговаривают как со взрослым человеком. Его учат, что каждый его шаг влечёт за собой определённые последствия.
Какой-нибудь священник, например, благочинный монастыря, может быть очень строгим, но если видит, что человек признаёт свою ошибку, смиряется, – то тут же прекращает разговор с ним: цель достигнута, человек понял. Но если человек упорствует – последствия могут набирать обороты.
Оставить проступок без последствий нечеловеколюбиво. Если человек встал на кривую дорожку и увидел, что последствий нет, то пойдёт дальше. Когда дети совершают нежелательные действия, а родители не реагируют – это воспринимается как норма. Они совершают это ещё и ещё.
Так как у многих в Центре был опыт употребления и в Центр они попали по приговору суда, – то по возвращении в Центр у всех проверяются телефоны. Центр создан с той целью, чтобы до колонии в городских относительно домашних условиях дать человеку ещё один шанс. Поэтому их проверяют.
Однажды была ситуация: в телефоне одного из парней обнаружили номера, подписанные как «бомба», «афганка». На вопрос, что эти номера значат, он стал уклоняться от ответа. Товарищ стал прикрывать его: «бомба» – это девчонка, просто она очень красивая. Воспитатель тут же позвонила по этому номеру, ответил грубый мужской голос и стал говорить что-то по поводу наркотиков. Заведя с ним разговор, она поняла, что это дилер. Был собран педсовет, с родителями, сотрудниками, некоторые из которых являются служащими правоохранительных органов. На педсовете снова был совершён звонок по этому номеру, где так же ответил грубый мужской голос. На просьбу объясниться парень ответил, что это его девчонка.
После этого стало понятно, что дальнейший разговор не сложится. Тогда стали готовить документы на исключение из Центра.
Протоиерей Валериан (Кречетов), тоже многодетный отец, говорил: бывает, дети попадают в такую колею, что их оттуда не выдернешь. Они начинают смеяться, баловаться, заражая один другого. В таком состоянии они перестают адекватно воспринимать реальность, не слышат, когда к ним обращаются. Отец Валериан считает, что наказание возможно лишь в тех случаях, когда ребёнка нужно встряхнуть, вырвать из этой колеи, как бы сказать: «Очнись».
А вообще надо искать иные пути. Это сложно. Даже слова о «других путях» надо компенсировать другими смыслами.
В одной публикации на тему ювенальной юстиции некто высказался: некие законы запрещают людям наказывать детей исходя из гуманных соображений. Но те, кто эти законы продвигает, люди обеспеченные. У них есть репетиторы, ресурсы. А у обычных людей нет возможности нанимать детям репетиторов. Родители понимают: если сейчас ребёнка в чём-то не остановить, то последствия могут быть серьёзными.
Один человек рассказывал, что родители наказывали его всего несколько раз в жизни, но наказывали серьёзно. Однажды он украл деньги у дедушки. Папа наказывал его без злобы. Он сказал ему выбрать ремень: более тонким – меньше ударов, более толстым – больше ударов. Всё происходило без эмоций. Отец объяснил свою позицию сыну, объявил, что, раз сын украл – он должен его наказать. Причём была договорённость: если сын убирает руки или как-то препятствует, то количество ударов добавляется.
Но чем это отличается от побоев? Как только папа выполнил наказание – тут же любовь отца вернулась к сыну. Сын не остался отверженным.
Однажды в гостях у другого мальчика он украл солдатиков. Дети играли в прятки, и когда он, отвернувшись, считал до десяти, то вдруг получил удар, и ему объявили, за что – за воровство.
Этот человек говорил, что очень благодарен отцу. С детства у него отложилось, что воровство – это табу, хотя соблазнов было много. В каком-то смысле папа спас сына от серьёзных трудностей.
Бывает, что в воспитании мама выглядит как изверг. Маме не всё равно, что происходит с детьми, она переживает. А отец хочет спокойствия, тишины, и он начинает укорять жену, что нельзя наказывать, кричать, надо всё решать мирно. При этом он не включается в мирное решение вопроса. Он не следит за тем, что происходит с ребёнком, а просто констатирует, что надо решать вопросы мирно.
Одна женщина, которая сейчас, к сожалению, находится в разводе, говорит, что бывший муж никак не участвует в жизни ребёнка, хотя иногда приходит. Их дочь связалась с тяжёлой компанией (для неё тоже готовится ответ про детский протест). Девочка со своим товарищем создали в соцсети страницу, куда выложили контент, направленный против руководства школы. Это раскрылось. Мама переживает: если сейчас этот поступок останется без последствий – дочь запомнит, что ей что угодно сойдёт с рук. Руководство школы захотело, чтобы девочка ушла из школы, но, чтобы не портить себе статистику, имя они решили перевести её по-тихому. В итоге у девочки не отложилось, что она сделала что-то не то.
Один молодой человек жил по принципу, что ему всё сходит с рук. До какого-то этапа так и было: у него был состоятельный отец. Если сын был арестован за вождение в пьяном виде, отец никак не комментировал ситуацию. Непонятно, по какой причине он молчал. Может, ему было некогда, может, не хотел тратить время. Но у сына уклон шёл всё больше в сторону беспредела. Начались ограбления. Случилось так, что отца убили, и тогда сын попал в тюрьму. Хотя его предупреждали, что отец не вечен, и при таком подходе дело может закончиться плохо. Но он перестал слушать друзей. У отца были влиятельные друзья, которые, в принципе. могли бы ему помочь. Но он с ними перессорился. После смерти отца никто пальцем о палец не ударил, чтобы ему помочь. Такое попустительство привело к серьёзным последствиям.
Те отцы, которые говорят, что всё надо решать гуманно, должны понимать: в таком случае они тоже должны включаться в процесс, разговаривать с ребёнком.
Протестные движения – это отдельная тема. Когда происходит развод, и отца нет. Одна женщина рассказывала, что её ребёнок начинает безумствовать, но когда приходит отец, – тот ведёт себя как шёлковый, у него всё убрано, всё в порядке, и он спокойный. В таком случае бессмысленно наказывать – наказание ни к чему не приводит.
Ещё один пункт – рождение второго ребёнка. Первая девочка ушла в протест: она намеренно балуется, делает что-то, чтобы обратить внимание мамы на себя. Мама наказывает её, даже телесно, но ей будто всё равно. Здесь нужно понять причину: если ребёнок не может обратить на себя внимание родителей одним способом, он будет пытаться сделать это другим способом. Агрессией, порчей вещей.
У нас не так много авторитета. Когда что-то происходит редко и по делу, они учитываются. Когда это становится чем-то частым, по ничтожным поводам, ребёнок перестаёт обращать на это внимание.
Те родители, кто превращается в цербера, наказывает по поводу и без, рискуют столкнуться с ситуацией, что ребёнок перестанет обращать на них внимание. Или он будет ждать момента, когда сможет встать на ноги и уйти из семьи, начав самостоятельную жизнь.
Обилие примеров нужно для того, чтобы человек перезагрузил своё восприятие и стал выстаивать картину происшедшего.
Как говорил один советский специалист, изучавший тему выживания: «нужно построить ментальную карту происходящего». Чтобы человек посмотрел, где на этой карте находится он, его ребёнок, и как, исходя из этого, адекватно месту, времени вести себя с ребёнком.
Надо помнить: цель – это не наказание, и важно, чтобы ребёнок это чувствовал. Свт. Игнатий (Брянчанинов) говорил: старцы, воспитывая своих учеников, пользуясь суровыми средствами, давали задания, ругали за что-то, таким образом отсекая страсти, но так может действовать только тот, кто сам достиг смирения, кто понимает, что такое бесстрастие. Такой способ в руках тех, кто сам ещё страстен, не сработает.
Этот способ с успехом заменяется кротким наставлением, с любовью говорить, в чём человек не прав, и давать альтернативу. В этом суть принципа Центра свт. Василия Великого: не говори, как не надо, а говори, как надо. В принципе, ребёнок сам знает, что он где-то поступил плохо, но очень важно дать альтернативу.
Очень хорошие мысли на эту тему даны в проекте «Киноуроки в школах России». Там показываются разные ситуации и варианты выхода из них на уровне детей, от 1 до 11 класса.
Смирение – это добродетель, но смирение не является пассивной покорностью. Смирение – это способность отложить в сторону субъективные переживания, когда человек идёт к Истине. Ты делаешь, что должен, убирая в сторону сомнения и колебания. Понятно, что речь не идёт о том, что тебе сказали кого-то убить, и ты идёшь, не колеблясь.
Задачу пастыря в этом смысле можно показать на примере схиархимандрита Космы (Смирнова), который окормлял людей в годы гонения. Его задачей было пробудить в человеке совесть, ответственность. Выражаясь современным языком, помочь сформироваться ядру личности. Тогда такой человек сможет сам найти решение, когда будет поставлен перед лицом сложных вопросов.
Однажды в нашем монастыре прошлый Наместник обратился к братии со словом, чтобы те перестали смирять друг друга. Есть ошибочная идея: раз смирение – это добродетель, – то я сейчас, нагружая другого, помогу ему стать смиренным. Не надо так поступать. Другой человек будет смиряться, но потом не выдержит, и произойдёт трагедия.
Один человек рассказывал, как прочитал книгу преподобного Аввы Дорофея и стал в своей сестре воспитывать безусловное послушание, где-то в чём-то наказывая. Но потерпел крах. Началась ругань, произошёл разрыв отношений. Слава Богу, по совету духовника он осознал, что был неправ.
Один духовник сказал: все дети чистые; это мы, грязные, видим всё извращённо.
Другой духовник сказал: с детьми надо так, чтобы им было интересно. А этот челочек пытался директивно заставить свою сестру что-то делать.
Один миссионер по этому поводу высказался так: аскетика – это то, что мы должны делать с самими собой, а не с другими. Но многие православные люди ошибочно думают, что аскетика – это то, что мы должны делать с другими. Других надо приводить в послушание, смирение. Но если ты сам этих добродетелей не достиг, то ты понимаешь их превратно. Смирение и послушание представляются пассивной покорностью, а не красотой. Хотя эти добродетели, по сути, помогают человеку выйти из страстного потока.
Если ты не хочешь мыть посуду, но у тебя есть послушание, – то ты идёшь и моешь. Это элемент самодисциплины: выйти из потока нежелания и апатии. Когда на тебя нападёт ярость – ты тоже сможешь выйти из потока. Если будет сильное нежелание писать курсовую работу – ты спокойно её напишешь.
А люди, которые сами не воспитали в себе эти добродетели, но хотят, чтобы дети стали добродетельными, приводят к тому, что дети потом и вовсе отходят от веры.
Дополнительные материалы по теме:
Тексты «Родители и дети, часть 4.2: Развитие личности подростка и опыт центра свт. Василия Великого»
и часть 4.3: «Опыт Центра свт. Василия Великого, навыки и ядро педагогического процесса – принципы Центра свт. Василия Великого».
Цикл «Родители и дети: воспитание».
В этих материалах есть принципы, на которые можно опереться. Когда родители не учитывают эти принципы, и возникают спорные ситуации, они видят единственным вариантом наказание. А можно изначально выстроить процесс иначе.
Дополнение, к вопросу о приемлемости физического наказания
Конечно, тема телесных наказаний неоднозначна и вызывает массу вопросов.
Телесное наказание может возвести стену отчуждения между родителем и ребенком.
В истории с папой надо, наверное, показать что это была за семья. В этой семье главной проблемой было не то, что папа в детстве наказал ребёнка, а то, что папа с годами начал выпивать. Он работал в силовых ведомствах, а у человека, чья деятельность в какой-то мере связана с насилием, если у него нет Исповеди, приобщения к духовности, – то это насилие, даже если человек старается его минимизировать, ложится на душу. Если даже никого не уничижаешь, но работаешь оперативником, приезжаешь в квартиру, где произошло убийство и видишь там расчлененные трупы – все это ложится грузом на психику и человек не знает, как с этим справляться.
Были беседы «Боевые действия. Преодоление Тревоги, ПТСР», в которых приводились моменты, как военнослужащие и работники силовых ведомство могли бы найти какое-то психологическое равновесие
В этом конкретном случае разрыва папы с сыном не последовало. Во-первых, было дано чёткое объяснение почему происходит это наказание. У сына не было впечатления, что это какой-то произвол. Во-вторых, при всём этом не было эмоций со стороны папы. Не хочу сейчас говорить что женщины хуже или лучше, но иногда с их стороны бывает много криков, слёз, обвинений… Здесь же сын понимал, что папа это делает бесстрастно. С папой у него были добрые отношения. Папа с ним играл, занимался, куда-то ездил, ходил в походы. В произошедшей истории обоим: и папе, и сыну было понятно, что это аномалия.
У сына поэтому не возникало никакого протеста, он понимал что папа не сторонник таких методов. К тому, таких случаев было мало, всего два или три. После произошедшего отец не упрекал его, говоря, что ты, мол, вор, я тебя знать не желаю и т.п. Нет, он вместе с сыном пошёл кушать, даже утешал как-то.
Может, кто-то папу осудит, скажет, что это было слишком радикально. Но сам сын рассказывал, что запомнил это наказание на многие годы и оно ему очень помогло.
Будет также выложена серия ответов одной маме, сын которой сын украл предмет в школе, из-за чего начались проблемы. Один поступок, связанный с воровством, может сломать человеку жизнь.
Понятно, что есть размышления, что это жестоко, что телесные наказания – это не метод… Но папа, как оперативный работник, понимал, что если человек уже во взрослой компании совершит воровство – ему просто голову открутят.
В этих ответах «Маме…» упоминался случай, где один человек во время вечеринки в общежитии пытался у кого-то деньги из кошелька украсть. Это заметили. Дело было в 2000-е, тогда еще в моде была бандитская тематика. На парня повесили большой долг. Дело было настолько серьезно, что с другого конца города приехал папа, чтобы отстоять сына. Но папе объяснили, что лучше не вмешиваться.
Один поступок может повлечь катастрофические последствия. Тем более, если такое произошло в отношении людей серьезных, – можно вообще до конца жизни не отмыться.
Что же более жестоко? Спустить дело на тормозах, делая вид что ничего не произошло? А потом ребенок попадет в такую переделку, которая погубит его?
Ганнушкин писал в своей работе «Клиника психопатий», что если клептоманы подвергались каким-то ограничительным мерам, то они обретали возможность брать себя в руки. Когда же на их действия не происходило соответствующей реакции – их склонность к воровству усугублялась.
Возможно, есть и другие методы. Бесспорно. В ответе не пропагандируется, что именно и только такой метод реакции нужен. Здесь приводится случай, в результате которого мальчик осознал всё и даже был благодарен папе.
Разделение между ними произошло не на почве телесного наказания, а когда папа вошел в алкоголь и это стало трагедией. И потом, всё-таки, их отношения восстановились. Папа, при всех своих трудностях, имел офицерскую честь. При всех его ошибках, были у него принципы, от которых он не отступал, не предавал честь. Сын за это уважал отца. С годами всё-таки отец стал тянуться к каким-то смыслам, и сын с ним снова сблизился.
Тот эпизод с наказанием, как рассказывал сын, не вбил клин в их отношения. Папа был для него авторитеным человеком, и он любил его. Понимал, что ситуация не связана с каикм-то случайным импульсом отца: ни с гневом, ни с отторжением. Всё было прозрачно. Ни с одной из сторон обид не было.
Потом уже, во время учебы сына в институте, когда начались неприятные моменты в его жизни, некоторым образом связанные с воровством, сын понял, что отцовские действия избавили его от очень многих бед. Так как иначе все могло было сложиться куда хуже. Он ступил на скользкий путь, но, если бы не родители – он бы пошел этим путем либо раньше, либо с гораздо более жёсткими последствиями. Родители привили чувство черты, за которую не надо переступать. Это спасало его во многих тяжелых обстоятельствах.
Другие ребята, этого чувства черты не имеющие и переступающие край, попадали в очень неприятные истории.
Н. Б., врач.:
«В своей практике практически каждый день вижу, что родители не умеют грамотно дать отрицательную обратную связь. Если мы говорим про физиологию вообще и про физиологию нервной системы, – вся наша регуляция «висит» на отрицательной обратной связи. Наряду с отрицательной, есть и положительная обратная связь – по типу кнута и пряника. Современные родители, особенно те, в детстве которых их родители наказывали, как им казалось, очень жестоко или несправедливо, рожая детей говорят «нет, мы будем воспитывать детей по-другому». «По-другому» – это без отрицательной обратной связи.
Эта отрицательная обратная связь в физиологии обеспечивает стабильность системы. А положительная обратная связь обеспечивает дестабилизацию системы.
Если ребенка кормить только плюшками и пряничками – он, конечно, с ума сойдет. А если его периодически останавливать и строжить – то у него возникает какая-то потребность в саморазвитии и в стабилизации системы.
Современные родители не только не умеют, в принципе, давать эту отрицательную обратную связь, но они не умеют и соразмерять её.
Допустим, есть ребенок у мамы-психолога. Психологи вообще очень благостные люди. Они живут в ромашковых полях и питаются амброзией. Вот ребёнок, мальчику 5-7 лет. Он ворует. Ребенок легко возбудимый, раздражительный… Своровал раз – с ним поговорили ласково. Своровал второй – они опять поговорили ласково, но построже. И так далее. Он у них систематически ворует. А они с ним ласково разговаривают! Они обратились ко мне с этим (конечно, там и еще были и болезни физического плана, но не суть).
«Наш ребёнок ворует». Начинаю им объяснять: «Вы как-то наказывали его?» – «Мы поговорили, лишили его сладкого…» Это популярная тема – лишить ребёнка сладкого. «А более жёстко, как-то ощутимо вы его наказали за то что он совершил, в общем-то, преступление?», спрашиваю я. «Нет… Вы что, нам предлагаете его БИТЬ?!», – говорит психолог мама.
Современные родители не понимают, что отрицательная обратная связь – это основа воспитания вообще, в принципе.
У Макаренко, известного педагога, была следующая история. Когда он только начинал свою деятельность, он хотел воспитывать детей только в добром, светлом, высоком, одухотворенном русле. Они над ним глумились, хохотали, делали всякие гадости и т.д. От отчаяния он их избил (видимо, главарей этой компании). Ушёл к себе в комнату и думал, что всё: он погиб как педагог, конец его карьере педагогической. Они к нему пришли и сказали: ты был прав, что избил нас, мы вели себя как сволочи, давай строить светлое будущее.
Он дал им адекватную отрицательную обратную связь. Она должна быть адекватна силе проступка ребенка.
Если маленький ребёнок сделал что-то нехорошее – на него достаточно посмотреть строгими глазами, если он уже в той стадии развития, что понимает взгляд. Если же он уже что-то своровал, причем трижды – этого уже недостаточно.
Итак, мама-психолог спросила – бить ли я предлагаю ребенка? Я ответила: «Нет. Насилие – это отвратительно. Но когда мы говорим о наказании – это нельзя назвать вполне себе насилием. То есть это насилие – оправдано. И в моей картине мира, если бы мой ребенок своровал – я бы его наказала и поставила в угол».
Кстати, у меня такой случай был и мне приходилось дважды наказывать своих детей. Старшего чаще получалось, два раза пришлось наказать ремнем. Один раз даже в 14 лет, когда он издевался, отвратительно вёл себя, я его выходила ремнём и сказала: «Я тебе не позволяю общаться так с матерью – ради твоего будущего, ради твоих детей, ради того, чтобы и твои дети выросли нормальными людьми. Потому что если ты будешь сейчас попирать моё материнское достоинство – то тебе будет очень плохо жить [по духовным законам]. Он принял это наказание. Несколько раз выходила ремнём – и всё. На этом мои наказания кончились.
А с другим мальчиком – был следующий проступок. Однажды он раздавил цыплёнка. Мальчику было тогда около 3-х лет. «Мама, там что-то ужасное, там цыплёнок в крови. Я раздавил…» Я поняла, что он его затоптал и до сих пор не знаю: случайно или специально. Я ему запретила подходить к цыплятам, у нас они были совсем маленькие ещё, суточные, такие пушистые комочки. Но он начал подходить. Причём, я увидела, что он взял палку. Я ему сказала, предупредила «Очень сильно накажу тебя, если ты причинишь зло». И когда он растоптал второго цыплёнка – я его наказала. Выпорола его ремнём. Сказала, что цыплёнку было очень больно, когда он умирал. Сказала, что не разрешаю топтать цыплят. Первого цыплёнка мы похоронили. И второго тоже пришлось похоронить. И мальчик до сих пор это помнит. И у него ощущение, что мама его избивает. Но это было, практически, один раз. Лишь один раз был проступок такой силы, что мне пришлось взять ремень. Но я считаю, что поговорить с ним было недостаточно. Я до сих пор ни чуточки не жалею, потому что увидела у ребёнка садистские наклонности. Ему было очень интересно – как это? Что это? Почему у цыплёнка кровь идёт из горлышка? Понимаете, какой ужас? Поэтому я и приняла самые крайние педагогические меры. Поэтому я его наказала ремнём. Совершенно спокойно, с любовью, без истерики, без криков ужасных. Просто взяла и сделала то, что должны была сделать.
Отрицательная обратная связь – это, вообще, основа для любого воспитания и любого вообще процесса в мире. В физиологии, в законе, в мышлении и т.д. Да, она неприятна. Бремя этой отрицательной обратной связи человек нести не хочет, потому что как раз может начаться чувство вины: «Какая же я тогда мать? Я же тогда такая сволочь…» Нет! Я совершенно сознательно и спокойно отношусь к этому факту. Если бы такое случилось ещё – я бы так же поступила. У меня абсолютно нет чувства вины по этому поводу.