Что читали заключенные в Соловецких лагерях особого назначения?

Библиотеки в Соловецких лагерях интересны тем, что там в 1920-е годы можно было получить книги, уже изъятые на материке – тех же «Бесов» Достоевского или «Россию и Европу» Данилевского. Если же прибавить воспоминания заключенных о театре и журналах, то получается вполне фантасмагорическая картина: на острове можно было прочитать, написать и сыграть такое, за что на воле запросто могли бы отправить на Соловки.

Интересна также история библиотек в лагерях. Например, как и какие туда попадали книги, а также что с ними стало впоследствии. Об этом рассказала на завершившейся в СПбГУ международной конференции «Террор и культура», посвященной осмыслению событий ХХ века, сотрудник Соловецкого музея-заповедника Ольга Бочкарева. Она рассмотрела причины формирования и судьбу библиотек в Соловецких лагерях в 1920–1930-х годах.

«Библиотеки на Соловках как одна из форм культурно-просветительской работы среди заключенных стали формироваться только с организацией СЛОН ОГПУ, – пояснила докладчик. – С 1920 по 1924 год, когда на Соловках размещались Северные лагеря, библиотек для заключенных не было. Летом 1923 года на островах шла комиссионная передача всего движимого и недвижимого имущества от различных организаций (включая совхоз «Соловки») в ведение Управления северными лагерями ГПУ. Только со складов совхоза «Соловки» в распоряжение УСЛАГа поступили сотни книг духовного и светского назначения. Точных сведений о количестве и судьбе этих книг в распоряжении УСЛАГа с лета 1923 года в настоящее время не выяснено. При содержании на Соловках того времени «политических» (представителей таких политических партий, как эсеры, меньшевики, мусаватисты, анархисты) в Савватьевском, Муксоломском и Троицком политскитах администрация лагерей официально позволила им привоз, пересылку почтой и нахождение личной литературы и книг непосредственно в жилых помещениях. Для этих целей в жилых помещениях «политиков» в обязательном порядке по их требованию размещали шкафы или полки для книг».

Но только с лета 1925 года, когда на архипелаге стали разворачиваться Соллагеря ОН ОГПУ в соответствии с Положением СЛОН ОГПУ, началось формирование библиотек для заключенных, для красноармейцев охранного конвойного полка, для администрации и вольнонаемных.

Газетам и журналам уделялось особое внимание, так как они служили «печатной трибуной» достижений СЛОН ОГПУ и «показателем перевоспитания».

Какие же книги могли читать заключенные? На полках действительно стояло много уже запрещенной на материке литературы, кроме того, доступны были научные труды. Так, в библиотеке СОАОК-СОК хранилась монография профессора К. М. Дерюгина «Фауна Кольского залива и условия ее существования», книги, закупленные специалистами Тимирязевской сельхозакадемии в Москве по заказу СОК, несколько номеров «Трудов Ленинградского общества естествоиспытателей», «Трудов Окской биологической станции», «Издания Академии наук»; 184 экземпляра трудов Постоянной комиссии по изучению естественных и производительных сил СССР при Академии наук; труды переселенческого управления по исследованию Сибири и ряд теоретических работ по основам почвоведения. На 1 декабря 1926 года библиотека СОАОК-СОК насчитывала тысячу двести восемьдесят наименований книг и журналов.

Сейчас же судьба книжных фондов Соловецких библиотек неизвестна. Поиски Соловецкого книжного фонда продолжаются. Как рассказала Ольга Бочкарева, часть лагерных книг со штампами «СЛОН», «УСЛОН», «ББК» была обнаружена в поселке Ерцево (центр Каргопольских лагерей с 1937 года). Некоторые книги сейчас находятся в Научной библиотеке Петрозаводского государственного университета, но история их появления в общем фонде относится к послевоенному времени. В 1945 году из Финляндии было возвращено более семи вагонов с книгами, которые прошли проверку в структурах НКВД.

Также в рамках секции «Борьба за слово» выступила кандидат филологических наук, доцент СПбГУ Елена Сонина. Она рассказала о сатирическом изображении цензуры в русских дореволюционных журналах. По словам докладчика, противостояние государственному давлению на печатное, рукописное, устное слово в царской России выражалось по-разному: от эзопова языка до прокламаций, от эпиграмм до сходок. Одной из реакций журналистов и художников на цензуру стала сатирическая графика. В иллюстрированных журналах второй половины ХIХ – начала ХХ века («Вампир», «Заноза», «Стрелы», «Шут» и др.) были представлены образы цензоров, орудия их труда (например, красный карандаш, чернила и ножницы), результаты цензурных борений с печатным словом, сама цензура в виде недоброжелательной особы. «По карикатурам мы можем судить о тяжелом юридическом положении редакторов, журналистов, карикатуристов, дореволюционной журналистики в целом, – пояснила Елена Сонина. – Целый рад карикатур высмеивал дарованную свыше гласность, понимая, что свобода слова и русская действительность плохо совместимы».

Кроме того, на конференции действовали секции «Психология террора: между сакральностью и нигилизмом», «Типология террора», «Жанры в эстетике террора и сопротивления», «Арт-террор» и «Террор в медиаполе». С докладами выступили ученые из России, Армении, Израиля, Голландии и Франции.