Шевченко Т.И. «Отец, если хочешь, чтобы твой сын не вырос предателем, не лги ему в детстве»

Интервью участницы VI международной научно-практической конференции «История страны в судьбах узников соловецких лагерей» кандидата богословия, кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника Отдела новейшей истории РПЦ ПСТГУ Татьяны Ивановны Шевченко.

– Татьяна Ивановна, добрый день! Скажите, пожалуйста, Вы уже – посещали Соловецкие острова вне конференции «История страны в судьбах узников Соловецких лагерей» или это Ваша первая поездка? Какое впечатление на Вас произвело это место?

– Здравствуйте. Это мое первое посещение Соловков. Я много слышала о Соловецком монастыре и, конечно же, о лагере здесь. Давно хотела посетить Соловки, поклониться святыням, помолиться, попросить прощения и заступничества соловецких святых и новомучеников. Безмерно благодарна Богу за такую возможность, которая представилась мне в рамках посещения «Дней памяти».

– Расскажите, пожалуйста, кратко о содержании Вашего доклада «Три инока – три судьбы: валаамцы Соловецких лагерей прмч. Галактион (Новиков), иеродиаконы Осия (Малиновский) и Иоанн (Оглоблин)». К каким главным выводам Вы пришли, занимаясь данной темой?

– Доклад основан на материалах следственных дел, по которым проходили валаамские монахи. Я рассказала о том, как после пребывания в Соловецком лагере особого назначения сложилась жизнь троих иноков Валаамского монастыря. Иеромонах Галактион (Урбанович-Новиков), заведовавший Московским Валаамским подворьем, отбывал здесь ссылку в 1927–1932 гг., он был в 2000 г. причислен к лику новомучеников и исповедников Российских, будучи расстрелянным в 1937 г. в другой ссылке, уже в Казахстане. Иеродиакон Осия (Малиновский), пошедший на сотрудничество с органами в 1928 г., хотя и был отпущен из соловецкой ссылки раньше положенного ему 10-летнего срока (1930–1937 гг.), был почти сразу повторно арестован и расстрелян в Бутово в 1937 г. Выживший же после 10-летней ссылки (1930–1940 гг.) иеродиакон Иоанн (Оглоблин), также в 1930 г. дававший подписку о «сотрудничестве», на воле честно и самоотверженно служил Церкви, 18 лет (с 1954 г.) был настоятелем Троицкого храма г. Белёв, стал архимандритом, имел церковные награды, стяжал любовь и уважение паствы, предвидел свою кончину в 1972 г., скончался, мирно причастивших Святых Христовых Тайн.

Во время следствия против «нелегального монастыря» Валаамских монахов при Ржевской церкви в Москве 1930 г., после которого отцы Осия и Иоанн были направлены в Соловецкий лагерь, все фигуранты следствия, в том числе и эти двое, давшие подписки о сотрудничестве, заявили, что в будущем намерены продолжить служение Церкви. Также все фигуранты следствия заявляли, что не вели пропаганды против советской власти и признают её, как и всякую другую власть, «ибо нет власти не от Бога». Все иноки также заявили, что признают и митрополита Сергия (Страгородского). Оказалось, советская власть никакого диалога с «церковниками» не хотела, даже с теми, кого принудила к сотрудничеству и предательству своих собратий. Ей нужен был повод видеть в церковных служителях «врагов», которых можно было оправданно уничтожить. Более того, этой власти не нужны были свидетели ее преступлений, почему сотрудничавшие с ОГПУ иноки получили самые суровые приговоры, вплоть до расстрела. Тем уникальнее кажется судьба выжившего архимандрита Иоанна (Оглоблина), сумевшего пережить тяготы десятилетней ссылки, избежать расстрела, и продолжить служение людям и Церкви.

– Считаете ли Вы формат научной конференции эффективным способом популяризации темы лагерей и репрессий?

– Безусловно. Я не вполне принимаю слово «популяризировать» в этом контексте. Но исследовать эту тему надо, ее, безусловно, нужно осмысливать, переживать и делать выводы. Не нужно прятать, замалчивать, стыдится своей истории. Как-то мне встретилась грузинская, кажется, поговорка, которая звучит примерно как: «Отец, если хочешь, чтобы твой сын не вырос предателем, не лги ему в детстве». Поколения сменяют друг друга, за молодежью будущее, они должны знать правду и сами принять решение, как они к этому относятся. Но для этого нужно выяснить эту правду, постараться быть объективными, что мы и пытаемся сделать, и для чего обязателен научный подход, предполагающий строгую документальность и ссылки на архивы.

– Что означает для Вас участие в конференции «История страны в судьбах узников Соловецких лагерей»?

– С одной стороны, научный интерес, связанный с моей работой, возможность познакомиться с коллегами, узнать что-то новое, обменяться информацией, мыслями, т.е. это возможность быть частью научного сообщества, конечно. С другой – это мой долг, дань уважения подвигу людей, прошедших через лагеря и сохранивших веру, человечность, любовь, преданность делу.

– Есть ли что-то личное, помимо темы Ваших научных интересов, что связывает Вас с Соловками?

– Никто из известных мне родственников не был здесь в лагере. Но знаю, что дедушка около 1935–1940 гг. «сидел» где-то под Петрозаводском. В семье было не принято говорить об этом. Он отбыл срок, воевал, был в плену, вернулся и вскоре умер. Бабушка практически ничего мне не рассказывала о нем. Знаю, что дед позднее написал вручную «книгу», которую бабушка сожгла. Раньше я думала, это была ее женская причуда, но теперь склоняюсь к мысли, что она просто боялась за семью из-за того, что там было написано. Мне кажется, это, к сожалению, почти типичная ситуация для современной России. Я часто встречаю людей, у которых кто-то из родных в сталинское время прошел через лагеря и тюрьмы, как правило, несправедливо, по мнению родственников. Но об этом сами родственники молчат даже в своих семьях. Настолько запуганы и задавлены были люди. Они воспринимали это либо как должное, либо как несмываемый «позор». Предстоит еще долго выходить из этого неестественного состояния «несвободы» думать, чувствовать так, как подсказывает совесть. Я вот, например, до сих пор не уверена, стоит ли мне об этом событии рассказывать…

– Благодарим за ответы. Всего доброго!