Черкасов А. Соловки (Соловецкие лагеря особого назначения) (1928)

Очевидная история

Среди разнообразных источников по истории репрессий в СССР особое место занимают визуальные документы. Для человека мультимедийного века они обладают особой убедительностью. Фотография и кинолента способны разрушить границу времени, показать давно ушедших людей и обстоятельства их повседневной жизни как бы глазами современника. Впрочем, разглядывая визуальные свидетельства прошлого, мы имеем преимущество перед непосредственным свидетелем – зная об обстоятельствах создания документа и судьбе изображенных людей, мы можем заглянуть глубже, увидеть скрытые для «наивного» видения детали и намеки.

Сказанное в полной мере относится к ярчайшему документу ранней истории репрессивной системы в СССР – немому фильму режиссера Андрея Черкасова «Соловки (Соловецкие лагеря особого назначения)». Эта пропагандистская лента снималась на материковой и островной части лагерного комплекса в 1927–28 гг. студией «Совкино» по заказу ОГПУ.

Официальная презентации соловецкой системы лагерей знаменателен не только своим содержанием – единственного в своем роде кинодокумента о лагерном быте конца 1920х гг. Весьма любопытна причина, по которой руководству ОГПУ пришлось заботиться о визуальных свидетельствах того, что лагеря – не инструмент репрессий, а гуманный метод перевоспитания преступников.

История появления фильма

Считается, что заказ создание такой ленты вознико в ответ на международную кампанию против использование рабского труда заключенных в СССР. Скандал разразился в связи с началом публикаций на Западе воспоминаний бывших узников Соловецких лагерей, в частности, участников группового побега из Кемского пересыльного пункта в Финляндию [1]. Повсеместная практика издевательств, пыток и убийств бессудно заключенных людей была впервые предана гласности. Серьезный ущерб был нанесен международному престижу страны, отчаянно пытавшейся добиться признания ведущими державами и восстановить доходы от внешней торговли. Заметную часть экспорта составлял лес, заготовленный узниками концлагерей ОГПУ. Советские власти были вынуждены развернуть кампанию опровержения: за границей распространялись парадные альбомы, демонстрировавшие гуманную хозяйственно-рациональную систему исправления преступников [2]. Достижению этой цели должен был помочь и пропагандистский фильм о перевоспитании классовых врагов в лояльных граждан советской страны. Предполагалось, видимо, использовать ленту и внутри страны.

Пока нам не удалось обнаружить отзывов о том, как на фильм «Соловки» восприняли зарубежные зрители. Однако известно, что в СССР фильм широкого проката не получил по парадоксальной, на сегодняшний взгляд, причине. Несмотря на то, что фильм сильно приукрашивает условия жизни заключенных, мы не можем избежать гнетущего впечатления от показанных крайней бедности и скученности, мрачных и испуганных лиц, тяжелого труда, вышек и ухмыляющихся вооруженных охранников. Зная о голоде, пытках и бессудных казнях в этом и позднейших лагерях, мы критически воспринимаем предлагаемый нам визуальный текст. Иным было впечатление современника – зрителя конца 20-х годов. Рабочие, которым фильм был показан вскоре после его завершения, увидели в нем неоправданную роскошь и заботу государства, которыми, якобы, пользуются враги режима. Очевидно, идеологи ОГПУ перестарались с имитацией лагерного благополучия. Форменная одежда заключенных, чистое постельное белье, белые скатерти столовой вызвали раздражение среди рабочих, которые сравнивали увиденное с условиями собственной жизни – в многосемейных бараках, без надежного заработка, без отчетливых перспектив на будущее [3]. Вероятно, такая «неадекватная» реакция потенциальной публики и, возможно, нежелание привлекать внимание народа к опасной теме, определили судьбу картины – на долгие десятилетия оказалась «на полке». Несмотря на попытки приукрасить реальность, картина А. Черкасова все же оказалась красноречивым свидетельством Соловецкой жизни для тех, кто хотел видеть.

Встреча со зрителем: 50 лет спустя

Заслуга возвращения этого уникального документа обществу принадлежит киноведу Виктору Листову. В начале 1980-х он случайно обнаружил забытую ленту в киноархиве подмосковного Красногорска. В то время он работал вместе с Д.С. Лихачевым, и узнал, что тот в юности прошел через Соловецкий лагерь. Тогда у Листова возникла идея снять новый фильм о СЛОНе. По созданному им в соавторстве с Д. Чуковским сценарию известный кинодокументалист Марина Голдовская в 1988 г. сняла фильм «Власть Соловецкая. Свидетельства и документы». По сути, он стал комментарием к забытой ленте 1928 года. Авторам посчастливилось застать в живых нескольких бесценных свидетелей той эпохи – выживших бывших узников Соловков - Д.С. Лихачева, Е.Д. Лагутина, О.Л. Адамову-Слиозберг, А.Е. Горелова и других. В фильме Голдовской они просматривают кадры кинохроники, которые возвращают их на 50 лет назад, и вспоминают, каковы были истинные условия «перевоспитания», узнают в кадре своих товарищей, рассказывают об их судьбах.

Очевидное и скрытое: лагерная жизнь на экране

Итак, что может увидеть современный зритель в старой пропагандистской киноленте? Вначале кинодокументалист ОГПУ стремительно проводит нас по всей Советской стране, показывая ее достижения и трудовой энтузиазм миллионов. Стройки и парады физкультурников находятся под надежной защитой: от внешнего врага силами Красной армии и флота, а от внутренних вредителей их бережет «стоящее на страже Революции недремлющее око СССР» – Объединенное государственное политическое управление – в кадре появляются страница Конституции 1924 года и здание на Лубянке.

Затем зритель совершает виртуальное путешествие из Москвы в Кемь, где наблюдает прием партии заключенных на Поповом острове – в Кемском пересыльном пункте.

Содержание на островах заключенных представлено в фильме как историческое предназначение этих мест – ведь сюда издавна ссылались враги царского режима. Однако, в отличие от «бессовестных монахов», которые «использовали безоплатный труд» узников и томили их в каменных мешках, советский концлагерь [4] предоставляет заключенным полноценные условия для созидательного труда и исправления.

Мы видим различные функции лагеря: жилые комнаты, кухню и столовую, работу медиков в лазарете, получение заключенными посылок и денежных переводов, условия досуга – библиотеку и лекционные аудитории, театр и оркестр.

Ликвидация безграмотности в лагерной школе. Труд показан как умеренно тяжелый, но четко регламентированный восьмичасовыми рамками. С шести часов и до вечерней поверки заключенные вправе предаваться разнообразным занятиям – делать что-то по хозяйству, заниматься спортом или самообразованием. В фильме мы видим, преимущественно, наименее тяжелые виды работ, в которых была задействована небольшая часть заключенных – швейное и кожевенное производство, рыболовное хозяйство, теплицы, пушная ферма. Основная специализация Соловецкого лагеря – лесоповал. В материковых командировках условия жизни заключенных были самыми тяжелыми - как из-за непосильного труда, так и из-за произвола и издевательств охраны, которая оказывалась бесконтрольными хозяевами зеков.

В целом, разворачивающиеся перед нами картины рационально организованного и кропотливого труда, аскетичных, но полноценных условий жизни заключенных должны создать у зрителя чувство удовлетворенности и исполненной справедливости, гуманного наказания провинившихся (впрочем, кроме как в случае с татуированными уголовниками, подробности вины заключенных нам не сообщаются). Суровая простота жизни лагеря гармонируют с идиллическими видами соловецкой летней природы. Судя по всему, большая часть съемок проходила в период июня-августа 1927 года, и небольшие досъемки – на острове и материке – в самом конце навигации, вероятно – в начале октября. Несколько заключительных зимних кадров сняты в Кеми в начале 1928 г. – на Соловки в это время группа попасть не могла.

Диалог свидетеля и документа: что было не так

Завтрак заключенных. Бывшие заключенные и сохранившиеся документы свидетельствуют, что лишь немногое в картине 1928 года можно назвать достоверным . Участники фильма Марины Голдовской неоднократно указывали на тотальное несоответствие показного благополучия истинной картине бедствий и насилия. Быт заключенных иллюстрируется кадрами жизни лагерной охраны, а многие сцены были поставлены специально для камеры. Разумеется, режиссер А. Черкасов ни словом не упоминает об уровне смертности среди заключенных, массовых расстрелах, голоде, издевательствах охраны, 16-тичасовом рабочем дне, о штрафниках, сброшенных со страшной Секирной горы.

Однако, не показанное широкой публике, реальное положение дел в СЛОН тревожило руководство карательного ведомства. Вскоре после съемочной группы «Совкино», которой было поручено сформировать благоприятный образ советской лагерной системы, в 1930 г. на Соловки была отправлена специальная комиссия Коллегии ОГПУ. Ее доклад свидетельствует о фактической утрате ведомством оперативного контроля над произволом, который творило лагерное начальство. Многое из увиденного в «кузнице будущего человека» повергает в оторопь даже чекистов.

Из секретного доклада Коллегии ОГПУ, май 1930 г.:

«В значительной степени как следствие жестокого режима и сурового быта заключенных приходится рассматривать чрезвычайно высокую заболеваемость и смертность последних. За два квартала 1929/30 г. переболело в стационарах 25 552 человека, т.е. 44,6 % населения. Амбулаторных посещений за этот же период было 425 426, или 743,8 % по отношению к населению. Умерло за те же полгода 3583 человека, т.е. 6,8 % населения, или 14 % стационарных больных; из этого числа 1004 человека, или 26 %, умерло от сыпного тифа и 396, или 11 %, – от истощения и малокровия. К этой статистике нужно прибавить уже упоминавшиеся в разделе о рабсиле данные об изнашиваемости заключенных: за 10 месяцев 1929/30 года отсеяно как непригодных к работе 25 % полноценной рабочей силы.

Из рук вон плохо медицинское обслуживание населения. На 57 000 человек населения лагерей имеется всего лишь 28 врачей, сосредоточенных почти исключительно при стационарах отделений СЛОН. Квалификация лекпомов (180), несущих совершенно самостоятельную работу, недостаточно проверена. Большинство лекпомов не имеет медицинского образования. Кроме того, все они как заключенные целиком зависят от администрации командировок, вследствие чего даже при наличии желания не в состоянии должным образом реагировать на жестокость режима, направление на работы заведомо нетрудоспособных и проч. Многие из них к тому же усвоили линию поведения начальства и сами проводят ее, не оказывая больным помощи, грубо выгоняя их и т.д. Случаи избиения, естественно, не фиксируются. Такие факты отмечены по всем командировкам.

Жилищные условия заключенных чрезвычайно тяжелы, ни о какой норме говорить не приходится, так как обитатели обследованных бараков из-за крайней скученности в большинстве спят, тесно прижавшись друг к другу. На постельные принадлежности нигде нет и намека. Вновь построенные бараки производят более благоприятное впечатление, но тем более резок контраст между ними и массой старых бараков»

(ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 8. Д. 116. Л. 102-112; опубл.: Исторический архив. 2005. № 5. С. 70-76.)

На представлении в Соловецком театре. Некоторые кадры фильма могут показаться зрителю, знакомому с настоящим положением заключенных в СЛОН, совсем невероятными. Например, это сцены выступлений духового оркестра и театра, где актеры, музыканты и режиссеры – тоже заключенные. И тем не менее, это кадры документальные – в конце 1920-х в лагерной жизни еще были такие отдушины, отвлекавшие занятых в постановке и зрителей от повседневного страха и насилия. В этот период в Соловецким театре сосуществовали, постепенно сменяя друг друга, три труппы, репертуар которых отражал разнородность лагерного населения – «каэров» – контрреволюционнеров по лагерной классификации – и уголовников – и идеологических приоритетов администрации [5].

В пушном питомнике. В заключительной части фильма появляется сюжет, служащий яркой метафорой всей лагерной жизни. После демонстрации достижений лагерных умельцев – строителя катеров инженера Л. Курчевского [6], метеоролога и полиглота профессора Кривоша, режиссера Глубоковского и прочих «каэров», мы попадаем на маленький остров – в пушной питомник, «имеющий всесоюзное значение по своим опытным работам». По эту сторону пролива живут серебристо-черные лисицы, каждую из которых ценят в 1500 рублей. Согнанные в бараки на другом берегу люди представляют не столь большую ценность – их содержание обходится УСЛОН в 211 рублей в год, и задачи сохранения их жизни перед лагерным начальством не стоит.

Тогда как фактически перевод свободных людей на положение «лагерной пыли» уже состоялся, в фильме еще видны отдельные личности закюченных и их дела - лагерное начальство гордится своими инженерами, метеоролагами, садоводами, театром и оркестром . Но даже выверенный сценарий не позволяет скрыть, что обезличивающей холод системы крепчает - в титрах упомянуты (индивидуально различимы) лишь немногие из подневольных творцов «общества будущего». Очень скоро художественный, научный или инженерный талант перестанет быть оберегом для многих обитателей лагеря, и они лягут в братские могилы с сотнями беззвестных «социально-вредных элементов».

Историческая справка

Из 100 «каэров-трехлетников» первых «призывов» к моменту освобождения в 1927 г. 37 умерли, 38 были превращены в калек и лишь 25 покинули лагерь здоровыми. По свидетельству генерала Зайцева, большинство из этих последних либо попали на относительно «хлебные» лагерные места (канцеляристов, кладовщиков, кухонных рабочих и т.п.), либо каким-то образом ухитрялись регулярно получать продуктовые посылки с воли. Смертность и инвалидность среди заключенных с более продолжительными сроками, естественно, была выше.

Объективные данные об общей смертности в Соловецких лагерях отсутствуют. Сами узники оценивали ее в пределах 35–40 % и более.

За 1923-1933 гг., т.е. за все время самостоятельного существования СЛОНа, через него прошло около 200 тыс. заключенных - каждый сотый из примерно 20 млн побывавших в исправительно-трудовых лагерях и колониях в годы сталинского правления. Десятки тысяч соловецких арестантов по разным причинам умерли или были превращены в инвалидов, скончались от непосильной работы, недоедания, туберкулеза, цинги, тифа и других болезней. Тысячи были расстреляны за разные проступки, заморожены, забиты насмерть охраной, умерли от пыток, покончили жизнь самоубийством.

(«Соловецкие лагеря особого назначения ОГПУ» // Документы ЦА ФСБ России и ГАОПДФ Архангельской области)

Но многие имена и судьбы сохранены для нас воспоминаниями тех, кому посчастливилось выбраться на волю, и даже за пределы страны. Для тех, кто читает эти тяжелые свидетельства, фильм «Соловки» служит живой иллюстрацией к показаниям очевидцев - как тем, о чем он повествует, так и тем, о чем красноречиво умалчивает.

[1] В 1925 году свет увидела книга Созерко Мальсагова – сначала в рижской газете «Сегодня» под авторским названием «Соловки – остров пыток и смерти»; вскоре она была издана на нескольких европейских языках (An island-hell : a Soviet prison in the far north (the Solovetsky islands) / S.A. Malsagov ; translated by Francis Hamilton Lyon. – London : A.M. Philpot, 1926. – 223 p.). Вскоре вышли воспоминания товарища Мальсагова по побегу – Безсонов Ю. Д. Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков. Paris: Impr. de Navarre, 1928 (Youri Beszonov, « Mes vingt-six prisons et mon évasion de Solovki », Paris : Payot, 1928).

[2] Об эффективности этой тактики упоминает, в частности, А. Солженицын – в несправедливости поклепов на Советскую страну были убеждены даже жившие за границей родные осужденнных (Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т.2. Екатеринбург: У-Фактория, 2006. с. 48)

[3] Goldovskaya, Marina “A woman with a movie camera: my life as a Russian filmmaker” University of Texas Press. 2006. P. 143. (Русская версия книги известна под названием «Женщина с киноаппаратом»)

[4] Нередко можно услышать неверное мнение о том, что употребление термина «концлагерь» имеет переносное значение, позаимствованное из немецкой репрессивной практики, тогда как такое название было официальным в Советской России. В 1930 вместо него было введено наименование ИТЛ (исправительно-трудовые лагеря).

[5] Эта эволюция нравов в СЛОН отчетливо видна на примере Соловецкого театра, в смене поколений и стилей в его работе - от поисков формы в студии «ХЛАМ», к уголовно-фольклорной группе «Свои», а затем - к бригаде «Красная блуза» (см. Илья Ершов «Богема» и уголовники: Соловецкий театр 1920-х годов. Борис Глубоковский»); см. также о Соловецком театре Кузякина Н.Б. «А был ли “фольклорный” театр в ГУЛАГе?»

[6] Л. Курчевский был расстрелян в годы войны после второго ареста в 1937 г. (о его судьбе см. Степанова-Ключникова Г.Е. Казахстанский Алжир / Ассоциация жертв незаконных репрессий. – М.: С. Малиновка; г. Астана. – 2003). По другим сведениям, был расстрелян вскоре после ареста.

Анастасия Леонова