Кожокарь Г.Г. На Соловках я увидел, как земля стала храмом

Монолог Георгия Кожокаря – кресторезных дел мастера, который работает на Сельдяном мысу Большого Соловецкого острова в мастерской Соловецкого монастыря корреспонденту газеты «Правда севера».

Что было сначала, Соловки или кресты?

Первое образование у меня – техническое строительное, второе – архитектурное. Десять лет я работал в проектном институте, потом три года в Академии наук СССР: руководил группой архитекторов. Поэтому есть опыт в практической и научной деятельности.

Что было сначала, Соловки или кресты? Сначала возникла религиозность. Человек без ориентиров – это чистый лист бумаги, на котором каждый может написать все что угодно. Ориентир мой был получен давно, четко и ясно. Я родом из Молдавии, мать болгарка, отец молдаванин. Оба были верующими, православными людьми, крестьянами.

А дальше уже пришло стремление к какому-то приложению сил. Ну и сыграла роль жизнь в сельской местности, где все конкретно, где человек определяет свое время и свой результат во времени.

Соловки, вообще Север, пришел, когда мы с супругой ездили по Архангельской области, встречались с людьми, беседовали, обмеряли храмы заброшенные. И захотелось в таком же ключе реализовывать себя. Потому что современная архитектура очень подвижна, разрушительна в плане духа, она предлагает множество философских течений, предложений, и все это раздрызгано так.

И есть вещи, которые составлены из простых, естественных природных материалов. Вот храм из дерева. Это же космизм. Взята природа, и из природы в природе сотворена природа духа. Получается – дух материализовался. И это делали 10–15 мастеров. А это артель, жизнь, отношения между людьми и отношение к материалу. Это же сплошные натурализмы.

И я нигде не видел ничего подобного, как на Соловках: здесь ландшафт поднят в стены, здесь сама земля переросла в храм. В некую сокровищницу материальную, шкатулку, куда народ веками сносил все свое самое дорогое, все свои тайны, сокровища.

Посмотри, что сделали руки, и только тогда поймешь, что в голове

Кресторезная мастерская Соловецкого монастыря возникла около 23 лет назад. А живу я здесь 27 лет. Возникла она как просьба Соловецкого музея-заповедника учесть те памятники архитектуры, которые не попали в реестр памятников. Кресты стояли несколько особняком, и их то ли не заметили, то ли не учли. И меня попросили их найти, исследовать, учесть, обмерить, зафиксировать.

Была экспедиция из четырех человек, которая работала двенадцать дней. Мы ходили по островам и фиксировали то, что находили. В результате получилось около 30 крестов – памятных, поклонных, обетных.

Двенадцать дней вылились в итоге в 24 года: изучение, исследование, осмысление, поиск аналогов и так далее.

Эта работа требует сосредоточенности, выбора направлений, тем, книг. Найти конкретный материал по теме, видовой материал практически невозможно – все это приходится искать в книгах, в периодической печати, в музеях. Мне приходится практически жить в книгах. Я сплю в книгах, ем в книгах, работаю в книгах. Как и работаю в опилках, сплю в опилках…

Осмысление темы выливается в конкретные действия. Изучение ради изучения неинтересно, и смысла в этом я не вижу. Любая теоретическая деятельность должна подкрепляться деланием. То, что в голове, мы можем познать, только увидев, что сделали руки. Наш конечный поезд едет в мастерские.

Если человек не воспроизводится, если он думает о том, что делать, и не делает того, что думает, это практически творческая смерть. Все эти вещи имеют вектор: мировоззрение, мировосприятие и миропроизводство.

За время нашего занятия крестами мы изготовили около 800 малых крестов. Все они разной ставрографии, они не повторяются. А больших поклонных крестов установлено двадцать шесть в разных точках страны и в других странах. И еще мы проектируем кресты, которые не обязательно должны быть поставлены. Работаем в стол. Это скорее некий концепт, который вбирает в себя тему в развитии.

За счет тех крестов, что мы нашли здесь, мы изучили древнюю традицию. В настоящее время мы ее перерабатываем и думаем о том, как это все будет двигаться дальше.

Все кресты восстановим и будем отдыхать

Есть уже почти что притча, будто бы мы решили восстановить все кресты, что были на Соловках. Это не так.

Правда в том, что на этот род занятий нас благословил старец Иоанн Крестьянкин. И периодически я приезжал к нему и показывал фотографии, наши изделия, то есть показывал, как мы движемся в данном направлении. И когда я его спросил: «До каких пор мы будем этим заниматься?» – старец в свою очередь переспросил: а сколько вообще на Соловках крестов было? Я сказал, что есть такая собирательная цифра – более трех тысяч. Старец ответил: вот когда все восстановим, тогда и отдыхать будем.

Сами понимаете, что восстановить все кресты – такой цели у нас нет. Это было бы неестественной дерзостью.

Восстановление креста – это сугубо соборное мероприятие. Это не личный подвиг. Я вообще считаю, что здесь нет личностного. Любое Божие дело – чисто соборное.

Смысл жизни – вещь очень серьезная.

Поставить крест

Какие ощущения испытываешь, когда ставишь крест? Внутри только ответственность: крест состоялся. Сама установка креста заключается в сосредоточении. Нужно понять, кто и где стоит, все ли на месте. Я обычно занимаюсь руководством всей схемой. У нас по-разному бывало, бывало, что и роняли…

Говорить о неком таком ликовании я бы не стал. Ликование происходит, когда уже все закончилось, когда – затишье. Когда совпало представление о том, как оно могло бы быть и как оно стало. Да, это есть.

Была такая история, когда в 1992 году на Соловки приезжал Патриарх Алексий Второй. Мы должны были установить первый поклонный крест у подножия Секирной горы. А я еще никогда не участвовал в установке крестов такого размера.

И нам сказали: сначала будет трапеза, а потом освящение креста. А трапезники не успели приготовить обед…

Мы только развернулись, а по лестнице уже несут переносную колокольню. Спускаются, звонят, пение такое… Вообще, это было ангельское состояние, если бы не такая ответственность, можно было бы впасть в транс. Мы как напряглись! Думали – пока они спускаются, мы поднимем крест… Но крест даже не вздрогнул. А люди спускаются, поют, народу – река. У нас так руки и опустились.

А у подножия горы грязь кругом и уложены струганые доски. Святейший Патриарх на доску встал, посмотрел, как я там бегаю, и рукой сделал такое легкое движение к себе: «Поднимайте, поднимайте», – говорит. И крест так – раз! За пять секунд поднялся. Взлетел.

Вот это чудо, я считаю.

Поколение, которое прошло через комсомольцев и октябрят

Пока я проектирую один крест, я себе уже пять представляю. Если взять все кресты – это один крест. Каждый из них – это вроде остановки. Ты едешь в одном направлении, просто высаживаешься по пути. Я всегда готов сделать любой крест любого содержания.

Работа над крестом имеет возраст. Сейчас, в этом возрасте, мы уже быстрее все делаем, а раньше изготовление одного креста длилось год, полтора года. А бывало, что за год делали три креста…

Самым сложным был крест, который стал не реконструкцией, а осмыслением. Пошел процесс осмысления традиции креста и интерпретация его нашим поколением. То есть поколением, которое прошло через октябрят, комсомольцев. Пришлось поработать глубоко и со смыслами, и со значениями, с переводами текстов и так далее.

Это крест, который установлен на Анзере, посвященный новомученикам и исповедникам Соловецким, установленный в день памяти всех иерархов, которые страдали и погибли на горе Голгофа.

Он украшен крестами. Крест называется Ставрион – от греческого «ставрос», крест. То есть крест в крестах, вбирающий в себя кресты кладбищенские. Кроме того, полиставрион – это ткань, украшенная крестами, в которую в древности облачались епископы.

Как здесь можно жить?

Меня спрашивают, как живется и работается в таком месте, где, с одной стороны, многовековая намоленность, с другой – страдания двадцатого века.

Как мне работается здесь? Легко! Называется это присутствием в сакральном пространстве. Если душа твоя десакрализована, если вы вступаете в конфликт с пространством, то ждите вот этого: как здесь можно жить?

Идентифицироваться относительно того места, где находишься, – это великое благо. Это огромная помощь твоему духовному становлению. Если человек этого не понимает, то он в общем-то жалкий человек. Он не понял, где он находится, что он делает и куда он движется. В нем нет внутренней крестообразности.

Что такое крестообразность? Это когда ты чувствуешь свою привязку к прошлому, боязнь за будущее и связь с Богом. Душа растягивается, как мембрана, и слышит любой звук. Если ты вписываешься в это пространство, то все, кто здесь жил, кто молился здесь, они как бы вступают в помощь тебе. К нашей крови добавляется сокровище – сокровище тех, кто оставлял здесь свои силы, духовные и физические.