Умнягин В., свящ. Курс призывает искать истину, а не подменять ее фантазиями и заблуждениями

Как появился магистерский спецкурс «Образ Соловков в русской литературе» в программе Института дистанционного образования Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета? В чем различие между художественным образом Соловецких островов и их восприятием в мемуарах заключенных Соловецкого лагеря? Что должны вынести учащиеся из курса Святоотеческой письменности кроме знания текстов и авторов? Об этом – в интервью с клириком подворья Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря в Москве, редактором монастырского сайта, ответственным редактором книжной серии «Воспоминания соловецких узников», преподавателем ИДО ПСТГУ иереем Вячеславом Умнягиным.

– Отец Вячеслав, как давно Вы начали преподавать в ИДО ПСТГУ?

– Преподавать я начал 10 лет тому назад, будучи студентом вечернего отделения Богословского факультета ПСТГУ, который окончил в 2011 году. Тогда я преподавал на программе «Основы».

– Сейчас Вы преподаете курс «Святоотеческая письменность» на программе «Теология». Он рассчитан на два месяца, но охватывает огромный период – от мужей апостольских до исихазма. Что наиболее важно в этом курсе, что учащиеся должны из него вынести?

– Курс не мой, авторами этой замечательной дисциплины являются Петр Юрьевич Малков и Татьяна Владимировна Меланина. Предмет, действительно, очень емкий. Он включает изучение важнейших святоотеческих текстов, многие из которых необходимо хотя бы раз в жизни прочитать любому православному человеку. На практике это встречается не часто. В результате многие верующие люди, не получив основ веры, что называется, из первых рук, знакомятся с ней со слов разных и не всегда достоверных интерпретаторов. Думаю, что такого рода курсы должны иметь куда более широкое хождение и не ограничиваться рамками университетского образования.
Однозначно, учащиеся должны вынести из курса не только фактические данные, которые можно почерпнуть в открытых источниках. Они должны осознать себя частью исторического процесса, понять необходимость приобщения к церковному преданию, чего, опять же, на мой взгляд, очень не хватает современным людям. С одной стороны, курс подводит черту под уже полученными в процессе обучения знаниями о Священном Писании, Догматике, Агиологии, церковном искусстве. Какие-то вещи благодаря изучению Святоотеческой письменности уточняются, какие-то открываются заново. С другой стороны, периодически приходиться сталкиваться с ситуацией, когда на вопросы, которые не касаются современной церковной жизни, слушатели без труда отвечают с опорой на предложенные тексты. А когда проблема получает современное звучание, можно столкнуться с собственными толкованиями, которые противоречат букве и духу изучаемых источников. Последнее говорит о том, что полученные во время обучения знания не всегда имеют внутренние основания, а церковное предание воспринимается утилитарно – настолько насколько это удобно для повседневной жизни.

– В очном преподавании (той же Святоотеческой письменности) часто учащиеся слушают лекции, но не обращаются к первоисточникам, – снимается ли эта проблема в дистанционном формате, где лекций нет?

– Да, здесь уж преподавателя не обманешь. При первом же взгляде на ответ становится понятно, читал ли студент источник или нет. В конце концов всегда можно задать наводящий вопрос и настоять на прочтении источников, что, как я уже сказал, является важным не только с точки зрения обучения, но и для воцерковления человека.

– В этом учебном году Вы разработали и впервые провели спецкурс для дистанционной магистратуры ИДО – «Образ Соловков в русской литературе ХХ–XXI вв. (религиозно-исторический и социокультурный контексты)». Как возникла идея этого курса, в какой мере он связан с опытом Вашей редакторской работы над мемуарами узников Соловецкого лагеря?

– Между курсом и книжной серией «Воспоминания соловецких узников» существует важное связующее звено, которое многое объясняет. Одним из итогов моей многолетней работы по публикации воспоминаний заключенных Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) стала кандидатская диссертация по филологии «Образ Соловков в русской литературе ХХ в. (на материале воспоминаний соловецких узников и романной прозы 2000-х гг.)», защита которой прошла в мае 2018 года в ИМЛИ РАН. Узнав об этом, руководство института предложило мне подумать над адаптацией имеющихся научных наработок для нужд магистерской программы ИДО ПСТГУ, что я и сделал по мере своих возможностей и сил.

– В структуре курса несколько составляющих: литературоведческая (методы анализа текста), культурологическая, историко-религиозная. Что в этой схеме главное, а что выполняет вспомогательную роль или все три составляющих соотносятся равномерно?

– Адаптация диссертации проводилась с учетом не только научно-издательского, но и преподавательского опыта. В его основе, как я уже сказал, лежит стремление подчеркнуть необходимость исторической преемственности, приобщения к опыту предшественников, что, помимо прочего, проявляется в адекватном восприятии литературных памятников, в способности реализовать то важное и ценное, что эти памятники содержат в повседневности.

В рамках предложенного курса анализ мемуаров заключенных СЛОНа проводится с опорой на учение М. М. Бахтина, Н. П. Анциферова и А. А. Ухтомского, которые были не просто учеными с мировым именем, но и верующими людьми, воспринимающими происходящее во всей его полноте, то есть с учетом религиозного и нравственного факторов. В свете наработок этих отечественных мыслителей студентам предлагается задуматься над понятиями: хронотоп, историческая реконструкция, коллективная память, легенда местности и др., которые помогают проникнуть в «творческую лабораторию писателя», понять побуждающие его творчество вызовы времени и особенности личности.

– Какие задачи должен решить курс, что, по Вашему замыслу, должны вынести из него учащиеся магистратуры?

– Одна из задач: привить студентам особый навык чтения, или, говоря шире, работы с любыми культурными или историческими артефактами. Добиться того, чтобы при соприкосновении с ними человек обращал внимание не только на сюжетную линию или фактологические составляющие текста, но стремился к пониманию контекста и условий появления тех или иных памятников. И все это ради того, чтобы восприятие прошлого и настоящего превратилось в нечто большее и точное, нежели отражение собственного жизненного опыта, всегда ограниченного и несовершенного.

– Как Вы определяете роль этого курса в магистерской программе «Православное богословие и философия в современном дискурсе»? В чем его актуальность для тех, кто изучает богословие?

– Согласно А. А. Ухтомскому миссия любого человека, а не только исследователя, философа или богослова, сводится к тому, чтобы увидеть в окружающих и окружающем уникального собеседника, если речь идет о человеке, или неповторимый исторический период, если мы говорим о прошлом. Курс призывает искать истину, а не подменять ее своими фантазиями и заблуждениями. В свете сказанного, задача дисциплины во многом гносеологическая. Конкретные художественные произведения выступают не просто в качестве самоценных источников. Они являются иллюстративным материалом, который подтверждает и развивает универсальные теоретические положения, направленные на поиск сути вещей.

– На каких текстах – художественных и мемуарных – строится данный курс?

– Для лучшего понимания подбора материалов необходимо вновь вернуться к содержанию моей диссертации. На фоне многовековой литературной традиции описания беломорского архипелага в работе сопоставляются воспоминания заключенных СЛОНа и книги современных авторов, которые с опорой на аутентичные свидетельства создают собственные художественные образы (З. Прилепин, Е. Водолазкин и др.). Сопоставление источников подводит к осмыслению двух направлений литературной традиции описания местности, согласно которым на первый план выходит отношение к Соловкам либо как к сакральному, либо как к профанному месту. Предложенный подход, с одной стороны, открывает путь к пониманию творчества конкретных писателей, с другой – является ключом к познанию эпох, в которых тот или иной подход доминирует. Источники и литература, таким образом, самые разные как с хронологической, так и с типологической точки зрения. Объединяет же их топографическая привязка и стремление рассмотреть отношение людей к святости и святыне, что связанно не только с личными убеждениями человека, но и формирующей его среды.

– Если вернуться к проекту «Воспоминания соловецких узников»: сколько лет шла работа над шеститомником мемуаров, каково Ваше в ней участие? Как был запущен этот проект, в чем были главные его задачи – сохранить исторические свидетельства, как-то их переосмыслить? Как искали и издавали воспоминания, которые не были изданы ранее?

– Проект зародился в 2010 г. как несколько запоздавшая, по моему мнению, реакция на возможность публикации мемуарного наследия соловчан. Не то чтобы они не публиковались вовсе, но систематического издания до того времени не было. Первый том увидел свет в 2013 году и с тех пор каждый год появляется очередной выпуск книжной серии.

Изначально я редактировал тексты, благо большинство из них было знакомо мне в связи с работой над дипломным проектом в ПСТГУ, который касался нравственных отношений в среде соловецких узников. Затем я возглавил проект в качестве ответственного редактора, взяв на себя самый широкий круг обязанностей. В настоящее время завершается подготовка седьмого тома.

Задачи книжной серии разные. Это и рассказ об истории СЛОНа, почему воспоминания и публикуются в хронологическом порядке, что позволяет читателю сравнить различные этапы развития одного из первых советских концлагерей, опыт которого лег в основу системы ГУЛАГ. Это также распространение и популяризация литературного наследия заключенных, которое представляет собой культурную ценность и, безусловно, должно быть сохранено для потомков. Для меня на первый план выходит личный опыт авторов. Способность представителей самых разных этноконфессиональных, гендерных, возрастных, политических и иных социальных групп, сохраниться физически и в нравственном отношении. С учетом такого интереса, каждая книга снабжена не только справочным аппаратом и историческими материалами. Все мемуары предваряют биографические статьи, к работе над которыми мы привлекаем родственников заключенных и исследователей их творчества, способных, на наш взгляд, воссоздать духовный портрет того или иного мемуариста. В числе наших соавторов – сотрудники ведущих отечественных и зарубежных научных центров, общение с которыми обогащает не только в научном плане, но и в личностном отношении.

Если говорить о технических вопросах, связанных, например, с поисками источников, то здесь представлена вся палитра возможных мест хранения: государственные архивы и частные коллекции, общественные библиотеки и интернет. Иногда создается впечатление, что издание живет независимой жизнью. Это касается и драматургии отдельных томов, которые, хотя такой задачи изначально не ставится, приобретают некую тематическую окраску. Автономность касается и самих материалов, которые периодически появляются совершенно неожиданным образом, вливаясь в общий поток публикуемых воспоминаний.

– Что для Вас стало наиболее важным опытом при работе с этими текстами воспоминаний?

– Наличие нравственных ценностей и проявление форм религиозного сознания даже в случае с людьми, которые публично декларировали секулярные и антирелигиозные убеждения. Проявляется это в том, что большинство авторов и описанных ими соузников объединяет готовность жертвовать комфортом и самой жизнью ради своих идеалов, тогда как этические и эстетические предпочтения этих людей превалируют над материальными потребностями. Даже если это не всегда соответствовало действительности, т.е. было преувеличением или заблуждением, сверхзадача и направленность творчества говорит не только о личной позиции мемуаристов, но и о действии общественного нарратива, побуждающего к поиску лучшего и высшего в человеке и в окружающем мире. Всего этого нет в современных произведениях о Соловках, герои которых, по большому счету, сознательно отказываются от моральных принципов и внутренней борьбы, проявляют равнодушие к проблемам добра и зла, подвига и предательства, жизни и смерти, что вообще характерно для нашего времени.

В этой связи интересно отметить следующие моменты. В конце XIX века Ф. М. Достоевский призывал судить «русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает». Спустя сто лет В. М. Шукшин писал: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту. Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык, он передан нам нашими дедами и отцами. Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание – не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком». В начале нового тысячелетия герою «Обители» З. Прилепина «неведомо кем заранее было подсказано, что каждый человек носит на дне своём немного ада: пошевелите кочергой – повалит смрадный дым». Понятно, что во всех приведенных высказываниях популярных в свое время авторов есть своя правда жизни, но побуждают они к совершенно разным вещам. Два первых возвышают человека, призывают задуматься о собственном образе мыслей и поступках, сопоставить их с опытом предков и скорректировать со своим высшим призванием. В случае с современным писателем, который говорит о естественности греха, такая задача не ставится. Каждый просто обречен на падение. По сути, это отрицает опыт прославленных Церковью новомучеников, которые и в аду сохраняли райское состояние души, и оскорбляет память всех порядочных людей, сумевших в условиях заключения сохранить человеческое достоинство и верность нравственным принципам. Таких примеров очень много в воспоминаниях соловчан.

В свете сказанного, возникает вопрос: а что такое Соловки для России, и вообще Россия, для которой Соловки являются показательным местом, где, наряду с другими знаковыми местами, формировалось то, что сегодня принято называть национальной идентичностью? Место национальной трагедии, или место национального позора, или место, где был явлен подвиг народа, где прошли и выдержали испытание его многовековые ценности? Лично я при работе с воспоминаниями соловецких узников увидел последнее. И очень рад, что хотя бы опосредовано – через предание, через текст – соприкоснулся с историей места, где на протяжении столетий совершаются великие дела.