-
- События
-
Авторские галереи
- Диакон Николай Андреев
- Валерий Близнюк
- Сергей Веретенников
- Николай Гернет
- Анастасия Егорова
- Вероника Казимирова
- Иван Краснобаев
- Виктор Лагута
- Монах Онуфрий (Поречный)
- Валерия Решетникова
- Николай Петров-Спиридонов
- Михаил Скрипкин
- Геннадий Смирнов
- Сергей Сушкин
- Надежда Терехова
- Антон Трофимов
- Сергей Уткин
- Архимандрит Фаддей (Роженюк)
- Георгий Федоров
- Сергей Яковлев
- Град монастырский
- Дни Соловков
- Кресторезная мастерская
- Летопись возрождения
- Монастырский посад
- Пейзажи и путешествия
- Святые места глазами Соловецких паломников
- Скиты, пустыни и подворья
-
- Андреевский скит
- Голгофо-Распятский скит
- Никольский скит
- Савватиевский скит
- Свято-Вознесенский скит
- Свято-Троицкий скит
- Сергиевский скит
- Исааковская пустынь
- Макариевская пустынь
- Филиппова пустынь
- Архангельское подворье
- Кемское подворье
- Московское подворье
- Петербургское подворье
- Радово-Покровское подворье
31 августа 2013 г. Интервью сайту музея Соловецкого музея-заповедника
Лагерный период на Соловках отразился в воспоминаниях многих заключенных. Одна из распространённых книг данной тематики – «Погружение во тьму». Ее автор Олег Волков был пять раз арестован и провел в лагерях и ссылках 27 лет. В этом году на островах побывал его сын Всеволод Олегович. Он родился в Архангельске в 1935 году, когда родители находились там в ссылке. В своем интервью доктор экономических наук, профессор Всеволод Волков поделился воспоминаниями и рассказал о написанной им книге, посвященной семье Пискановских.
– Всеволод Олегович, Вы привезли с собой книгу, расскажите, пожалуйста, о чем она?
– Книга «От священства я не отрекусь» посвящена семье Пискановских. Священник Николай Пискановский 1887 года рождения, попал на Соловки после процесса в Воронеже в 1928 году. Он подписал протестное обращение, составленное епископом Воронежским Алексием (Буй), для митрополита Сергия с просьбой отказаться от декларации. Николаю Пискановскому дали три года, но он просидел больше – в 1931 году его отправили на лесоповал на Северной Двине. Работать он не мог: болел туберкулезом, был совсем не могучего телосложения. В общем, пайку он не вырабатывал. Когда об отчаянном положении отца узнала 17-летняядочь Ксения, она из Одессы приехала к нему на помощь. В это время его матушка Клавдия Петровна тоже была арестована: она в 1930 году попала под новую волну арестов, ей дали 5 лет Соловков, но она работала в Карельских командировках. Дочь приехала и смогла устроить как-то о. Николая, оставила денег и еду, а потом устремилась обратно в Украину. Оттуда она написала письмо Екатерине Павловне Пешковой – главе Политического Красного Креста – с просьбой о помощи. Хлопоты сработали – о. Николая отправили в ссылку в Архангельск. Через какое-то время туда приехала его супруга, которую освободили, затем приехала дочь, бросив свое обучение в Одессе. Приехал сын Коля, он был в 8 классе, приехала его мать. Это был 1934 год, но о. Николай продолжал активно заниматься церковными делами. Ничего предосудительного по международному праву он не делал, но он был участником так называемой Истинно-Православной Катакомбной церкви. Собравшись в Архангельске, эта семья оказалась в одном месте ссылки с моими родителями, но они тогда еще не знали друг друга. В сентябре 1934 года о. Николаю пришел последний арест, он попал во время следствия в тюремную больницу и умер. Доступа к следственному делу у родных и у меня не было, поэтому эта страница неизвестна. После его смерти хлопотали, чтобы получить тело, и это оказалось возможным, потому что включились такие медицинские светила, как провизор Левичев и Дмитрий Васильевич Никитин, крупный медицинский специалист, домашний врач Льва Николаевича Толстого. Кстати, провизор Левичев в свое время на 4 года приютил архимандрита Кононова, последнего настоятеля Соловецкого монастыря. Просьбу о выдаче тела о. Николая удовлетворили, и через три дня похоронили по православным канонам. Там присутствовал целый ряд ссыльных священнослужителей, хотя оповестить о похоронах было трудно из-за погодных условий. По воспоминаниям дочери, о. Николай приснился некоторым священнослужителям и сказал, что будет служить в пятницу 12/IV (30/III) 1935 года – в день своих похорон, и они прибыли. До сих пор промыслом Божьим сохранилась его могила.
– Каким образом ваши семьи познакомились?
– Однажды в 1936-м году в палату, где работала медсестрой моя мама, вошла девушка, новая табельщица, они познакомились. Мама была активным человеком, большой интерес к людям испытывала, часто помогала им. Она заметила кольцо «Спаси и сохрани» на руке девушки и ей тихонечко сказала не носить его так открыто, так как могут быть неприятности. Они подружились. Моего отца к этому времени арестовали в третий раз, и он отправился на территорию Коми. Две семьи, лишившись кормильцев мужского пола, стали дружить. В 1937 году мать ждала семью Пискановских на день своих именин, но прибежал один Коля и сказал, что сестра и мать арестованы. Их увезли в Пинегу в один лагерь. Они, находясь там, переписывались с Николаем: к тому времени он закончил10-летку в Архангельске, переехал в Москву и поступил в МЭМИИТ.
– Как стало возможным, что Коля поступил в университет, когда вся семья была репрессирована?
– Это было сложно. Один следователь сказал сестре, что они рассматривали вопрос Колиного ареста, но подумали, что мальчик очень способен, пусть учится. Коля переписывался с сестрой и матерью и регулярно отправлял им посылки. Его письма сохранила сестра, а письма к нему не сохранились, хотя даже без этого содержание их часто понятно, потому что он все время переспрашивает и повторяет отрывки из писем мамы или сестры.
– Именно эти письма стали основой Вашей книги? Какие они?
– Переписка с лагерем специфическая, письма проходили цензуру. Есть, например, в архиве несколько писем с вычеркиванием. Вообще себя цензоры не обременяли, и если что-нибудь лишнее напишешь, письмо просто выкидывали. Письмо, которое привезла Ксения от отца, когда она приехала в Кехту, единственное не прошедшее цензуру. Я еще его второе в книге привожу к владыке Кармазину, которое удалось получить из дела. Сохранилось несколько открыток, отправленных отцом Николаем из Соловецкого лагеря. Они напечатаны в собственной типографии СЛОНа с видами соловецкой природы или памятников.
– Как Вы можете охарактеризовать эти письма?
– Тяжелые события, о которых пишется в этих письмах, предстают не в трагическом свете, а в оптимистическом. В самые трудные обстоятельства верующие люди относятся ко всему этому соответственно – с верой, надеждой. И я надеялся, что читатель получит заряд оптимизма, мне не хотелось темноты, так как они были люди светлые. Вот спрашиваешь, например, в тяжелых обстоятельствах: «Ксеня, как дела?» Ответ: «Все по милости Божьей, все во славу Богу». Те люди, которые читали сначала рукописи, а потом книгу, тоже разделяют эту точку зрения, что книга скорее духоподъемная.
– Почему Вы стали писать именно про семью Пискановских?
– Про свою семью, конечно, я тоже писал, но публиковать не стал, этот труд был скорее для внучек. Первая публикация была в журнале «Наше наследие» про мою семью, семью Пискановских, наших друзей. Дмитрий Сергеевич Лихачев в своих воспоминаниях много внимания уделил знакомству с о. Николаем, его поддержке духовной и организационной. Он помог ему на Соловках сориентироваться. Тогда я сделал материал про Пискановских на две журнальных полосы, описал основные вехи жизни. Потом ко мне приехали из Архангельской епархии, сказали, что, может быть, речь пойдет о возможной канонизации отца Николая. Мы тогда еще не знали, что он был причислен к лику святых зарубежной церковью в 1981 году. Я согласился им помочь, написать статьи про о. Николая и матушку Клавдию. Но дело до канонизации так и не дошло.
– Как Вы пришли к идее, что это все-таки должна быть книга?
– Этот блок писем не сокращался до объема статьи. Получалось 400 страниц: сто из них научный аппарат, остальное письма и мои комментарии между ними. Поэтому книгу надо было делать не зависимо от того, какой формат получится, и я ее сделал. Потом мне предлагали изменить книгу, но я не стал, не славы ради, просто хотелось сделать целостный рассказ, чтобы он не был мозаичным, чтобы не запутать читателя. Для издания были выделены субсидии «Мемориала», но, в общем, я заплатил собственные деньги за те книги, которые я получил и стараюсь их распределять с толком, чтобы сведения расходились дальше. С собой на Соловки привез 7 штук, на Анзере отдал одну скитоначальнику о. Евлогию – он интересуется новомучениками. Мне хотелось, чтобы эти книги как-то выстрелили. Кроме того, в октябре будет фильм про о. Николая. О. Алексей Уминский еженедельно ведет программу «Православная энциклопедия». Была уже передача про Архангельскую епархию, и там один из 6 сюжетов был про отца Николая, но потом решили, что такого сюжета мало, надо сделать целый фильм. Они уже закончили съемки, даже меня привлекли, комментарии давал для передачи. Планируется мою книгу выставить в Интернете, может быть, придётся открывать специальный сайт, чтобы можно было ее скачать и спокойно читать. Возможно, речь пойдет о втором издании, потому что количество заявок превосходит мои возможности.
– Сколько времени ушло у Вас на книгу?
– У меня частично было подготовлено в рамках этого большого блока 2 тысячи страниц про семью, документы с ответвлениями про каких-то других лиц, друзей. Я писал ее довольно быстро, я вообще пишу быстро, я долго думаю, но пишу быстро, поэтому ушло на работу три месяца. Потом началось редактирование, стали вносить изменения, пришлось мне немного уступить. Например, я не в восторге от названия. В данном издательстве в качестве названия обычно берут цитату из книги. Взяли цитату «От священства я не отрекусь» из письма, которое здесь же приведено. А у меня называлось просто — «Лагерные письма одной православной семьи». Но это может быть вкусовщина, и я не стал из-за таких вещей огорчать редактора.
– А письма получить удалось без проблем?
– Семья Пискановских сейчас состоит из внучки Натальи и ее сына. Я имел дело с Наташей. Мы с ней дружим, и я с детства ее знаю. Ксения мне писала незадолго до кончины, чтобы мы поддерживали друг друга. У нас полное взаимопонимание. Она для меня как младшая сестра. Наталья предоставила все необходимые материалы без проблем.
– Вы родились в Архангельске. Какие воспоминания у Вас сохранились об этом крае?
– У меня остались кое-какие воспоминания об Архангельске: Северная Двина, на ней стоит теплоход, меня ведет старшая сестра и говорит, что это ледокол «Ленин». Я запомнил, как в больнице лежал и меня лечил Никитин. Они с мамой очень дружили — мы приходимся родственниками Толстым. Одно из ярких воспоминаний: когда меня клали в больницу, мне с собой дали шоколадные фигурки. А когда меня мама забирала, я спросил: «А где шоколадки?» Мама ответила, что из больницы ничего нельзя уносить.
– Сколько раз Вы были на Соловках?
– Я только второй раз здесь. Мы приезжали с сестрой и супругой в 1989 году, тогда открывался первый музей про лагеря. Мы были больше как туристы, хотя нас спрашивали про родственников. Кроме отца здесь был Осоргин, дядя моей жены. Его расстреляли на Соловках. Когда мама ехала на Соловки на свидание с отцом, с ней ехала Катерина Кречетова к брату. После этой поездки Катерина вышла замуж за брата-близнеца моего отца.
– Как воспринимаются Вами Соловки?
Конечно, сами Соловки имеют потрясающий характер, оказывают необыкновенное воздействие. Духовная составляющая и природа очень гармонично воспринимаются. А воспоминания…это все приправлено ощущением личной вовлеченности. Я приехал на этот раз, по сравнению с 1989 годом, предрасположенным к размышлениями каким-то констатациям для себя. Подействовали на меня заупокойные службы по Антонине Алексеевне Сошиной. Она была у истоков. В первый раз, когда мы встретились, она меня вдохновляла на написание этой книги. Приезд на Соловки для меня это большое событие и поощрение свыше. Я благодарен Анне Петровне Яковлевой и о. Порфирию, который прислал приглашение.
Беседовала Н. Врачева
Тип: Соловецкие лагерь и тюрьма
Издание: Сайт Соловецкого музея-заповедника