Новости

В день празднования Собора Новомучеников и исповедников Соловецких на монастырском причале освящён поклонный крест

23 августа 2022 г.
В день празднования Собора Новомучеников и исповедников Соловецких на монастырском причале освящён поклонный крест

23 августа 2022 года по окончании Божественной литургии на монастырском причале, через которых проходили все без исключения узники СЛОНа, был освящён поклонный крест в память Соловецких новомучеников и исповедников, а также всех невинно убиенных и пострадавших на архипелаге в годы богоборческих гонений.

Крест символически указывает место будки первого соловецкого начальника А.П. Ногтева, который, по воспоминаниям очевидцев, ради устрашения стрелял по новоприбывшим заключённым при их высадке с корабля на берег.

«Приветствие окончено. Наступает деловая часть — приемка партии, — вспоминал Б.Н. Ширяев. — Ногтёв вразвалку отходит к концу пристани и исчезает за дверью сторожевой будки, из окна которой тотчас же показывается его голова. <…>

Генерального штаба полковник Даллер размеренным броском закидывает мешок за плечо и столь же размеренным четким шагом идет к будке Ногтева.

Вероятно, так же спокойно и вместе с тем сдержанно и уверенно входил он прежде в кабинет военного министра. Он доходит почти до окна и вдруг падает ничком. Мешок откатывается в сторону, серая барашковая папаха, на которой еще видны полосы от споротых галунов, — в другую.

Выстрела мы сначала не услышали и поняли происшедшее, лишь увидев карабин в руках Ногтева.

Два стоявших за будкой шпанёнка, очевидно заранее подготовленных, подбежали и потащили тело за ноги. Лысая голова Даллера подпрыгивала на замерзших кочках дороги. Труп оттащили за будку, один из шпанят выбежал снова, подобрал мешок, шапку отряхнул о колено и, воровато оглянувшись, сунул в карман. Перекличка продолжалась.

— Тельнов!

Я сидел с ним в одной камере Бутырок и слушал его сбивчивые, несколько путаные, но полные ярких подробностей рассказы о Ледовом походе. Поручик Тельнов не лгал, он не раз видел смерть в глаза. Трудно испугать угрозой смерти того, кто уже проходил страшную грань отрешения от надежды на жизнь.

Но теперь он бледнеет и на минуту замирает на месте, устремив глаза на торчащее из окна будки дуло карабина. Потом быстро, размашисто крестится и словно прыгает с разбега в холодную воду. Пригнувшись, втянув голову в плечи, он почти пробегает двадцать шагов, отделяющих строй от будки. Пройдя ее, распрямляется и снова размашисто крестится.

Все мы глубоко, облегченно вздыхаем и чувствуем, как обмякают наши напряженные до судорог мускулы.

— Следующий!.. — выкрикивает мою фамилию Васьков.

Меня! Кровь отливает от сердца и чугунным грузом падает в ноги. Они не повинуются, но я знаю, что нужно идти. Стоять на месте нельзя.

— Да воскреснет Бог, и да расточатся враги Его! — шепчу я беззвучно.

Дуло карабина продолжает торчать из окна.

Между мной и им какая-то незримая, но неразрывная связь. Я не могу оторвать глаз от него и держащей его волосатой красной руки с толстым указательным пальцем, лежащим на спуске. Эту руку я рассмотрел тогда до малейшей складки на сгибах коротких пальцев, до рыжеватого пуха, уходящего под обшлаг тюленьей куртки. Ее я не забуду всю жизнь.

Но я иду. Дуло все ближе и ближе… Вот поднимается… нет… показалось. Ничего нет в мире, кроме этого дула, лежащего на подоконнике.

Осталось десять шагов… восемь… шесть… пять…

Красная волосатая рука заслонила весь мир. Она огромна. В ней — жизнь и смерть. Каждая секунда — вечность. Четыре шага…

Зажмуриваюсь и прыгаю вперед. Бегу.

Должно быть, роковая черта уже пройдена. Отрываю глаза.

—???

— Да!

Рядом со мной Тельнов. Окно будки позади.

Из него по-прежнему торчит карабин. Васьков выкрикивает новую фамилию, не мою, теперь не мою!» [6, с. 49–51].

Описывая данный эпизод, мемуарист особенно отмечал переживаемый им страх перед беспомощностью, более страшной, чем сама смерть. Проведя годы Первой мировой войны на передовой в кавалерийском полку, Б.Н. Ширяев сопоставил случаи из разных периодов своей жизни: «Было страшно? Страшнее урагана немецкой шрапнели? Страшнее резки проволоки под пулеметным дождем? Был не только страх смерти, но отвращение, ужас перед гнусностью этой смерти от руки полупьяного палача, смерти безвестной, жалкой, собачьей… Ощущение бессилья, порабощенности, плена ни на секунду не покидало глубин сознания и делало этот страх нестерпимым» [Там же, с. 51].

Объясняя поведение лагерного начальника, писатель подчёркивал, что тот стрелял по людям «не в силу личной жестокости, нет, он бывал скорее добродушен во хмелю. Но этими выстрелами он стремился разом нагнать страх на новоприбывших, внедрить в них сознание полной бесправности, безвыходности, пресечь в корне возможность попытки протеста, сковать их волю, установить полное автоматическое подчинение “закону соловецкому”» [Там же, с. 52].

При желании тотальное запугивание и тогда, и сегодня может оправдываться вынужденной необходимостью и объясняться тем, что наряду с политическими заключёнными на Соловках находились рецидивисты с характерными для них воровскими повадками и жестоким поведением. В автобиографии «На жизненном пути» педагог Б.Е. Райкова вспоминал случай, когда избитый по прибытии в лагерь врач спустя какое-то время поинтересовался у поднявшего на него руку начальника о причинах столь жестокого обращения, и получил следующий ответ:

«— Товарищ доктор, — отвечал Гончаров, — неужели Вы не понимаете: ведь здесь нас, начальников, горсть, а заключённых тысячи, среди них много шпаны. Ведь ежели их не запугать с первого шага до полусмерти, так с ними сладу не будет, на шею сядут» [4, с. 185].

Поставленная цель в какой-то мере оправдывала средства, но если и приносила пользу, то в первую очередь лагерной охране, которая получала безраздельную власть над подчиненными ей людьми. «Соловецкие ужасы большей частью заглушают в заключённых всякую сопротивляемость, всякую энергию, а отсюда — всякое желание попытаться вырваться из моря крови и человеческого горя» [2, с. 120], — писал А. Клингер, подтверждая искусственный характер нагнетаемого страха, который являлся надёжным средством поддержания порядка в местах лишения свободы.

Чувство страха только возрастало из-за спонтанности действующих угроз. «Весь ужас Соловецкого лагеря в том и состоит, что ни один заключённый никогда не уверен за ближайшую минуту своего существования» [5, с. 684], — считал Б.Л. Седерхольм.

Рассматривая СЛОН в качестве всероссийской модели, что было характерно для многих воспоминаний соловчан, Ю.Д. Бессонов указывал на то, что проводимая на Соловках политика террора не ограничивалась территорией архипелага. «Физические мучения, лишения, пытки, избиения в советской России существуют. Я мог бы привести много примеров избиений и пыток заключённых на Соловках и в тюрьмах. Я видел избиение при попытках к бегству, я видел арестованных с разбитыми в кровь лицами, я видел, как на них ломали палки, я сам перенёс много.

Но это всё не орудия для большевиков, на этом далеко не уедешь. Большевики гораздо тоньше, чтобы применять эти грубые старые способы. Раз изобьёшь — подействует, второй — меньше, третий — ещё меньше и т.д. Большевики умны, они этим не злоупотребляют. Важно действовать на психологию, важно, что тебя могут избить, могут пытать, могут расстрелять. Важно, что в России каждый боится этой возможности, этого “могут”, что на деле там ни права, ни законности нет» [1, с. 465–466].

Освящение поклонного креста в день Собора Новомученников и исповедников Соловецких – важное символическое действие, призыв, который обращён ко всем нашим современникам, и как любое обращение к истории гонений, по мнению Наместника и игумена Соловецкого монастыря епископа Порфирия (Шутова), требует «от ума, сердца и души большого напряжения и отклика в личном покаянии, изменения убеждений, чувств, поступков» [3, с. 5].

[1] Бессонов Ю.Д. Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков // Воспоминания соловецких узников. Соловецкий монастырь, 2013. Т. 1.

[2] Клингер А. Соловецкая каторга. Записки бежавшего // Воспоминания соловецких узников. Соловецкий монастырь, 2013. Т. 1.

[3] Порфирий (Шутов), архим. Слово к читателю // Воспоминания соловецких узников. Соловецкий монастырь, 2013. Т. 1.

[4] Райков Б.Е. На жизненном пути // Воспоминания соловецких узников. Соловецкий монастырь, 2022. Т. 10. Ч. 1.

[5] Седерхольм Б.Л. В разбойном стане: Три года в стране концессий и «Чеки» (1923–1926) // Воспоминания соловецких узников. Соловецкий монастырь, 2013. Т. 1.

[6] Ширяев Б.Н. Неугасимая лампада. Соловецкий монастырь, 2012.