Снегирев Ю. Соловецкие ценности

Корреспондент «Российской газеты» Юрий Снегирев отправился на Соловки, где 10 лет назад наместника монастыря назначили… директором музея.

Соловки – это архипелаг в Белом море. Зимой это обстоятельство усугубляет и без того непростую северную жизнь. Единственная ниточка – старенький Ан-24. Два рейса в неделю с приземлением на небольшую лесную полосу. А если непогода, что на Северах не редкость, то сиди в крохотном зальчике ожидания, где диспетчер вышивает бисером, а женщина из службы безопасности отгадывает кроссворд.

Встречать наш борт высыпал весь поселок. Получатели посылок с Большой земли атаковали аэропортовский грузовичок. Я летел с монахами. Помог им выгрузить стиральную машину и коробку с мороженым.

Попасть в музеи Соловков совсем несложно. Надо купить билеты. А вот очутиться в окружении монахов, трапезничать с ними, жить в келье, снимать на службах не доводилось до сих пор ни одному мирскому журналисту. Наверное, я первый получил высочайшее благословение. Чем горжусь. И не считайте это грехом.

На монастырской «буханке» мы проехали 800 метров, пронырнули в узкие ворота и очутились возле братского корпуса монастыря, где началась разгрузка. Меня облепила стая синиц. Пернатые привыкли, что монахи подкармливают их. Отец Иов ввел такой обычай. Но семечек у меня не было.

Меня разместили в келье №5. Нет, не в братском корпусе, а неподалеку. Сто лет назад при храме Святителя Филиппа, митрополита Московского была богадельня. После восстановления здесь открылась крохотная гостиница. Точнее, общежитие. Несколько келий с двумя кроватями. Столовая с плитой и мойкой. Душ и прочие удобства в конце коридора. Вместо телевизора иконы. Здесь селятся высокие гости монастыря. Говорят, даже Святейший останавливался.

…Монахи собирались в трапезной у огромной белой печи. Стояли молча, в раздумьях. И грели озябшие руки. На деревянных столах стояли миски и кружки из нержавейки. Капустный салат, борщ из грибов и кусочки жареной рыбы. В кувшинах чистая вода. Хлеб, аджика и горчица. Ровно в 13:00 все повернулись к иконам. Началась молитва. Потом мы сели, и тут же зазвенели ложки. Монах Сергей из Рязани стал читать жития святых из «Четьи-Минеи». Я повернулся к послушнику Алексею с вопросом, но тот приложил палец к устам. Прием пищи был образцовым. Что там армия или пионерлагерь! Ровно в 13:10 прозвенел колокольчик. Чтение закончилось. Все встали, повернулись к иконам и стали молиться. Мои губы с непрожеванной капустой на автомате повторяли молитвенные слова. В 13:13 все было кончено. Монахи потянулись к вешалке. Тут Благочинный монастыря архимандрит Ианнуарий попросил внимания:

– Братия! К нам приехал журналист. По благословению. Он будет фотографировать вас. Кто против – скажите. Так что представляю его вам…

Меня вполне можно было принять за послушника. Борода с проседью, скромно одет во все темное. Монахи посмотрели на меня с интересом. Забегая вперед, скажу, что без отца Ианнуария этот репортаж не получился бы. Четкий мужик. К слову сказать, выпускник легендарного Физтеха, кандидат богословия, автор работ по церковной истории. В центральной прессе периодически появляются репортажи из монастыря. Они нередко были односторонними. Вот и смотрели на меня послушники, иноки, монахи и иеромонахи, игумены и архимандриты с нескрываемым любопытством и некоей озабоченностью. Откровенной любви в этих глазах я не обнаружил. Как я ошибался!

После трапезы раздавали мороженое в стаканчиках. То самое, которое мы разгружали. Я от своей порции отказался. На Большой земле еще напробуюсь. Пусть монахи побалуются.

Послушник Леша очень помог мне. Он рассказывал про обычаи в монастыре и не давал опозориться корреспонденту федерального издания перед братией. Алексей в миру был питерским юристом. Его безупречная речь говорила о том, что будущее на поприще юриспруденции у Леши было блестящим. Но у него случился катаклизм в личной жизни. С кем не бывает в 20 с лишним лет? Леша отправился на Соловки, чтобы обрести устойчивость.

– Я сначала остался трудником. Это когда живешь здесь, работаешь. Тебя кормят. Ты можешь уехать в любой момент. Но я решил остаться навсегда и стал послушником. Жду, когда постригут в монахи, – рассказывал Леша.

Алексей звонарь Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря. Все это он мне рассказывал, потому что был еще послушником. Монахам такое откровение не благословляется.

…Отец Иов опять кормил синиц после обеденной трапезы. Монахи “обижались” на него:

– Орешков для них припас? Балуешь! Наши семечки они после тебя не щелкают!

А на службе отец Иов остановил меня:

– Нечего снимать! Ты других снимай, более достойных!

– А как узнать кто достоин?

– Ты, это, не копай. Все от Господа нашего. Мы рабы его, – и отворачивался от объектива.

На третий день отец Иов вышел после трапезы и поманил меня.

– Ну, сымай, как я синичек кормлю. Да не меня, а птах! – и протянул руку с кедровыми орешками.

Но ни одна синичка не слетела. И солнечные часы и карниз над братским корпусом был пуст.

– Ну что же, Божий промысел, – не унывал монах, – полетели еще куда!

Он развернулся и решительно зашагал в свою келью. Молиться, наверное. О синицах, да о моих снимках. Я ведь потом все снял, как хотел. Светлый человек в черной рясе.

Я не знал, что затвор моей зеркальной камеры так громко щелкает. Хорошо хоть название церковное – «Никон». В полумраке Свято-Троицкого собора даже певчие косились на меня. Я ради редакционного задания иногда готов забраться на иконостас. Но не в этом случае. В храме я почувствовал, что же такое чувства верующих. И должен сказать, что эти чувства в монастыре были на моей стороне. Они мне доверяли. Ну и я не подвел. Потом, когда я прощался с отцом Ианнуарием, я попросил прощение за неудобства, причиненные на службе. Он сказал просто:

– Не о чем. Все хорошо.

– Благословите.

– Благословляю…

За паломничество в монастыре отвечает монахиня Никона. Я ее на воскресной службе заприметил. Черная мантия, клобук, квадратные очки. Строже не бывает. Но к ней тянулись дети. Кутались в ее мантию. Она улыбалась и завязывала косынки девочкам и поправляла прически мальчикам. Это ее крестные дети, как потом я узнал. Встретились после службы у Святых ворот. Матушка Никона хотела было провести привычную экскурсию для столичного журналиста. Но я первый предложил:

– Давайте прогуляемся вокруг. Солнце выглянуло. Мне для съемки…

Прилетел я в непогоду. Даже самолет могли задержать. Отец Ианнуарий сказал:

– Если дело благое, будет погода!

Как не верить в чудеса? Выглянуло ослепительное солнце и зубчатые тени от лемеха на куполах (осиновые фигурные дощечки. – Ю.С.) стали резче.

У монахини Никоны, которая возглавляет в монастыре паломническую службу, постоянно трезвонит мобильник. Верующие стремятся зарезервировать места на сезон-2017. Уже пошли заказы на сентябрь. В поселке есть парочка приличных гостиниц. Но и там на лето аншлаг.

…Я в трапезной палате. Она уступает по площади Грановитой на 13 квадратных метров. Реставраторы положили новенький паркет. Гулко раздаются наши шаги. Но холодно. Нет отопления.

Монастырь был разделен на то, что перешло Церкви ради обустройства и проживания современной братии, и на то, что осталось в ведении музея. Кто будет отапливать помещение, до сих пор неясно, но есть надежда, что жизнь вернется и в эту часть монастырского комплекса.

В храме Филиппа-митрополита с войны стояли дизельные движки от подлодок – учебное пособие. До кончины СССР здесь была учебная база Северного флота. Восстанавливали из руин. Реставраторы движки залили бетоном – куда их девать? Теперь храм можно смело называть «на дизелях». Конечно, было непонимание. Апогей нервных отношений между властью земной и властью церковной здесь был пройден в 2009-м. Тогда архимандрита Порфирия, наместника Соловецкого монастыря, назначили директором Соловецкого музея-заповедника.

К отцу Ианнуарию особое отношение. Мы просто зашли в келью-кабинет и сели за стол. Никакой пропаганды, никакого опиума для народа. Просто беседа обо всем. Наконец дошли и до больного:

– Что вы думаете о передаче Исаакиевского собора РПЦ?

– Тут думать особо не о чем. Я не понимаю опасений части мирского общества. Вы что, считаете, что иконы, изначально принадлежащие Церкви, будут осквернены? Или мы их замажем новыми списками? Православная церковь, которая эти иконы и создала, будет губить их?

В Свято-Троицком храме пластиковые фотокопии, а не иконы. Здание и иконостас имущество недвижимое. За него государство в ответе. А с иконами должна разобраться Церковь. Иконы, конечно, будут дописываться. В любом случае это будут не старинные образа, а хорошие списки. Так же как и сень для рак с мощами преподобных, которая делается по древним эскизам, но сама по себе памятником старины не является.

Разногласия между музеем и монастырем случаются сегодня только по мелочам. Доказательством удачного сотрудничества можно считать не только совместные проекты, которые включают в себя выставки и конференции, но и то, что по результатам минувшего года согласно финансово-экономическим показателям и качеству обслуживания Соловецкий музей-заповедник стал лучшим предприятием России.

Но острая головная боль – это новое здание музея. Два года сооружали из бетона и кирпича место, куда переедут экспозиции из монастыря. Этого момента ждали и монахи, и музейщики. Но оказалось, что забыли согласовать проект и местоположение здания с ЮНЭСКО. Разразился скандал. Новостройка находится в прямой видимости со стен монастыря. Вроде как будет уродовать пейзаж. Хотя, положа руку на сердце, пейзаж уродует дизельная электростанция послевоенной постройки, которая к монастырю ближе на 300 метров, и лагерные бараки, в которых живут жители поселка, несмотря на страшные памятные таблички.

Я зашел к главе администрации, которая расположена вместе с больницей, аптекой и пунктом милиции в сером здании напротив монастыря. В коридоре висели плакаты с радужными планами: новая больница, школа, детский садик. Конечно, это отдаленное будущее.

– Конечно, без монастыря нам не жить, – начал глава Евгений Тютюков. – Это и туристы, и повышенное внимание центра.

– Есть какие-то разногласия с монастырем?

– Никаких! Все что делается для монастыря, делается и для поселка Соловецкий. Это и рабочие места, и торговля, и транспорт, и канализация. Вы не поверите, прошлым летом у нас в аэропорту была настоящая авиапробка! Самолеты некуда было ставить! Наша мечта – запустить прямое авиасообщение с Москвой. Понятно, надо будет новый терминал строить и полосу удлинять.

Монастырь просто необходим. И не как музей. Мы забываем о том, сколько крови здесь пролито! В том числе и монашеской. Забывать об этой странице нашей общей истории нельзя! И нужно молиться.

…Утром застучали молотки. Рабочие поднялись на леса и началась рутинная работа по восстановлению монастыря. Послушники и монахи надели спецовки и разошлись по послушаниям. Трудник Федя вышел со своей кухни провожать меня на самолет. Погода была превосходной. Я улетал туда, где лучшие умы решают глобальные проблемы. Улетал из святых Соловков, где все давно решено за нас.