Волошун П.В. Соловецкий монастырь глазами святой преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны

Великую княгиню Елизавету Фёдоровну уже при жизни называли «Ангелом-хранителем» Москвы[1]. Королева Румынии Мария [2]вспоминала: «Она была подобна лилии, её чистота была безукоризненна, от неё невозможно было оторвать взгляд»[3]. Архиепископ Анастасий (Грибановский) замечал: «Она всюду носила с собой чистое благоухание лилии; быть может, поэтому она так любила белый цвет: это был отблеск её сердца»[4]. «Да, какая-то сила в Ней необыкновенная. Какая-то светлость от Неё исходила. Чувствовалось, что человек другой земли, другого мира, – Она дышала Иным миром, жила неземным. И так всегда чувствовалось в Её близости, что человек – не от мира сего», – писала матушка Надежда, последняя монахиня Марфо-Мариинской обители милосердия[5].

Образ Великой Матушки и сегодня привлекает к себе внимание многих исследователей. В «Елизаветинских чтениях», регулярно проходящих с 1998 г., принимают участие такие организации, как Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата, Паломнический центр, Императорское Православное Палестинское Общество, Государственная академия славянской культуры и Научный центр «Агиология и культура», Марфо-Мариинская обитель милосердия. На чтениях звучат доклады о жизни и деятельности великой княгини, приводятся новые факты и материалы её биографии.

В Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ) в фонде 601[6] хранится письмо святой великой княгини Елизаветы Фёдоровны, повествующее об её паломнической поездке в Соловецкий монастырь[7]. Письмо написано на бланке монастыря, адресовано императору Николаю II, датировано 25–31 июля 1913 года – временем посещения великой княгини святой обители. Таким образом, по существу перед читателем предстаёт дневниковая запись великой княгини. Письмо написано размашистым, трудно читаемым почерком на английском языке. Его перевод выполнен Антипенко З.Г. и Соколовой Н.С. Ниже приводятся многочисленные выдержки из письма.

Великая княгиня совершала много паломнических поездок: для неё это был основной вид отдыха. «В простом сером платье (реже в белом), доступная и радушная, как скоро покоряла она сердца людей!.. Высоко почитая в ней соединение двойного ореола царственного происхождения и высокого благочестия, он восторженно встречал её повсюду, и поездки Великой Княгини в разные города России, против её воли, обращали в триумфальное шествие»[8].

Сохранилось воспоминание о том, что «при посещении одного из монастырей, незнакомая женщина бросилась ей в ноги и крепко, с великим благоговением обхватила ей колени»[9]. Её присутствие объединяло простой люд с императорской семьей, великая княгиня олицетворяла любовь царя к своему народу. Накануне Первой мировой войны великая княгиня посетила Оптину пустынь, и путь её усыпали живыми розами, настолько почитали её люди[10]. Но она неизменно стремилась к уединению, и почувствовать себя простой паломницей могла только в отдаленных монастырях со строгим уставом. Так епископ Варнава (Беляев) писал: «В иных строгих обителях России приезжих богомольцев, будь они хоть архиереем или Великая Княгиня Елизавета Феодоровна… кормили со скромной братской трапезы: пустыми щами, безвкусным свекольником, не очищенной от кожуры как следует картошкой»[11].

Известно, что в паломнической поездке на Соловки великую княгиню сопровождали князь Феликс Феликсович Юсупов (младший)[12], казначея Марфо-Мариинской обители милосердия В.С. Гордеева, егермейстер Высочайшего двора А.А. Зуров, две сестры обители. В Архангельске к ним присоединились епископ Нафанаил, архимандрит Печенегского монастыря Иоасаф, статский советник Н.Д. Козьмин. Последний оставил подробное описание этого паломничества, которое было опубликовано в 1915 году в журнале «Голос Долга»[13]. Сохранились также воспоминания князя Феликса Юсупова, которые были изданы в 1954 г. в Париже[14]. Записи князя Феликса Юсупова и статского советника Н.Д. Козьмина удивительно дополняют письмо Елизаветы Фёдоровны, и позволяют более полно восстановить картину прошлого. Краткое изложение статей из «Голоса Долга» приводится в книге Вяткина В.В. «Христовой Церкви цвет благоуханный»[15].

Великая княгиня совершала много паломнических поездок: для неё это был основной вид отдыха. Первое известие о желании великой княгини Елизаветы Фёдоровны посетить Соловецкую обитель для поклонения мощам преподобных соловецких чудотворцев дошло до г. Архангельска ранней весной[16]. 24 июля – в день приезда великой княгини – соборная пристань, все дома горожан и суда, стоявшие на рейде, были расцвечены национальными флагами. При подъёме с пристани на набережную была устроена особая, украшенная зеленью и цветами арка. «Около 12 часов дня на берегу и на соборной пристани стал собираться народ, количество которого чрезвычайно быстро росло…»[17]. Около трёх часов раздался колокольный звон, и на соборную пристань вышел крестный ход во главе с епископом Нафанаилом. Когда поезд с высокими гостями приближался к городу, начался молебен[18].

От вокзала до пристани гости ехали на пароходе «Вологда»[19]. Вот пароход стал причаливать. «Взоры всей бывшей на пристани и берегу тысячной толпы невольно приковываются к стоявшей на середине парохода, в скромном сером одеянии, высокой и стройной особе, которая многократно и благоговейно осеняла себя крестным знамением…»[20] Из письма великой княгини: «В Архангельске, как раз напротив собора, мы погрузились в небольшое судёнышко и вскоре очутились у пристани, залитой ярким солнцем, высвечивающим золотистые облачения епископа Нафанаила и клира»[21].

Сойдя на пристань, Елизавета Фёдоровна приняла благословение Преосвященного, «хлеб-соль» от города и с крестным ходом последовала в кафедральный собор.

Её приветствовали словами[22]:

Ваше Императорское Высочество!

Благочестивая смиренная Княгиня,

Благословен твой вход Господня инокиня,

Во град Архистратига Божия Михаила…

Благодарим Тебя, что Ты нас посетила

И взор очей Своих на Север обратила.

Приятно нам – как Ты, Христова голубица,

С молитвой на устах спешишь к святым гробницам

Угодников и чудотворцев Соловецких…

Храни Тебя Творец от всех невзгод житейских,

И от сетей врагов, и замыслов злодейских…

Благодарим Тебя, что Ты в наш век крамольный,

Всю отдала Себя на подвиг добровольный,

И в келлии водворясь, рассталась Ты с чертогом…

Да преуспеем мы, чрез подвиг Твой во многом,

И ярко теплится душа Твоя пред Богом…

Счастливы мы, и край наш северный, холодный,

Что Бог привёл нам встретить образ благородный,

В Твоей великой и освященнейшей Особе…

Да здравствуют все члены Царственного рода,

Для благоденствия Российского народа.

По пути дети бросали к Её ногам живые цветы[23]. Великая княгиня писала: «Он встречал нас с распятием. Мы поднялись по нескольким ступеням в собор, прослушали краткий молебен “Тебе Бога хвалим”»[24].

Епископ благословил великую княгиню иконой Святой Троицы старинного письма. «С глубоким благоговением, приняв святыню, Ея Высочество благодарила Владыку за встречу. Затем Её Императорское Высочество изволила осматривать живопись собора…»[25] Из письма Елизаветы Фёдоровны: «Собор снаружи гораздо красивее, чем изнутри. Мы увидели необычное деревянное распятие, вырезанное собственноручно Петром Великим. Затем мы выпили по чашке чая у епископа, а оттуда отправились поклониться особо почитаемому древнему образу св. Николая. В церкви монастыря опять напутственное в дорогу «Тебе Бога хвалим». Ты рассказывал мне, что архиепископ Ионафан (я видела его прежде в Москве; это замечательный пастырь самоедов; бывал в Соловецком монастыре) служил в одной из церквей Трифоновой пустыни. Он много рассказывал мне о монастыре во время нашей переправы…»[26]

Далее великая княгиня посетила Соловецкое подворье, где был отслужен молебен о путешествующих. В 6 часов вечера Елизавета Фёдоровна на пароходе «Вера» «изволила отбыть из г. Архангельска в Соловецкую обитель»[27]. К паломникам присоединились «епископ Нафанаил, архимандрит Печенегского монастыря Иоасаф, архангельский епархиальный наблюдатель церковных школ (состоявший в то же время делопроизводителем местного отделения Императорского Православного Палестинского Общества…), статский советник Н.Д. Козьмин[28]… Вслед за «Верой» отправился из Архангельска… пароход… с губернатором С.Д. Бибиковым и другими лицами»[29]. «Перед самым отходом из Архангельска парохода «Вера» начался дождь. Несмотря на это, не только соборная пристань, но и на большом пространстве набережная была усеяна народом, желавшим проводить в путь Высокую Паломницу»[30].

Из письма великой княгини: «…Накрапывал дождь. Я любовалась морем; оно казалось таким спокойным. Мы долго сидели на палубе, проезжая мимо бесконечных лесопилок и кораблей со всего света: Германии, Англии, Дании, Швеции. Всё это зрелище, кажется, тянулось 38 верст. Через 2 часа пообедали и вышли в открытое море. Вдоль берега стояли тысячи рыбацких шхун с рыбой, которую рыбаки пытались продать, а также суда изо всех стран, которые ждали своего часа, чтобы совершить сделку повыгоднее. Началась легкая качка, и я сошла вниз, но всю ночь просыпалась при каждом новом всплеске волны. Было интересно, но не очень приятно, хотя не укачало, и я не принимала никаких лекарств. Должно быть, молитвы добрых монахов сделали своё дело…»[31]

Ранним утром вдали стали показываться очертания Соловецких островов. Великая княгиня «была уже в это время на палубе[32]: взор её напряженно устремлялся вперед, желая увидеть святую обитель, и первое, что сделала она при открывшемся вдали виде – это с благоговением осенила себя крестным знамением… С парохода было заметно, как насельники обители и бывшие в монастыре паломники спешили навстречу пароходу…»[33]

К судну подошёл «особо приготовленный катер, управляемый иеромонахом с гребцами-иноками, внутри обитый красным сукном и устланный коврами, который, – по плану о. настоятеля монастыря, – должен был доставить Её к специально устроенной в гавани пристани. Пристань эта была украшена флагами, вензелями из хвои и аркой с надписью на одной стороне: «Благословенна грядущая во имя Господне», и на другой – под Государственным гербом были инициалы Её Высочества»[34].

Елизавета Фёдоровна «в сопровождении Преосвященного, спускается в катер и направляется к указанному месту… Вот она, осеняя себя крестным знамением, тихо поднимается по устланному красным сукном ступеням на пристани. Здесь Её встречает с крестным ходом о. настоятель монастыря, архимандрит Иоанникий со всею братией. Обширная пристань и набережная до самых стен монастыря занята насельниками обители и многочисленными паломниками. О. настоятель приветствует Высокую Паломницу краткой речью»[35].

Из письма великой княгини: «Прибыв на место, я встала и – о чудо! – яркое солнце, великолепный, величественный монастырь! С древних башен палили пушки; маленькой лодкой правил иеромонах; в качестве гребцов монахи – сказка, да и только, все похожи на моряков; тут и Greate Duke[36] стяг; тут и… А у причала ждал архимандрит Иоанникий»[37].

Крестный ход направился в древний Преображенский храм обители[38]. Из письма великой княгини: «Прибыли! Впереди нас, один за другим, с пением, через святые врата, в несказанно живописный монастырь входили монахи. Опять же молебен «Тебе Бога хвалим» у мощей свв. Зосимы и Савватия»[39]. Елизавета Фёдоровна «приложилась к святым мощам. Затем она подошла к стоявшему у раки преподобных иеросхимонаху Зосиме и смиренно просила у него благословения. В безмолвии стояла заполнившая собою весь обширный монастырский храм толпа насельников обители и паломников…»[40]

Великая княгиня осмотрела древний собор, восхищаясь пятиярусным резным иконостасом[41]. Она преклонила колена пред частицами мощей свт. Филиппа, который «так много сделал для Соловецкой обители, завершив свою трудовую жизнь мученической кончиною…»[42]

«Потом, после недолгого обеда, я взялась было за перо, но боялась опоздать на корабль и ограничилась телеграммой». В сопровождении владыки Нафанаила и других Елизавета Фёдоровна посетила Сергиевский скит, «отстоящий в 10 верстах от монастыря» с сельскохозяйственной фермой. Она обратила внимание на Муксаломскую дамбу: «Рядом с собором есть небольшая церквушка, где службы, конечно, короче, и куда можно попасть только через дамбу, которая невысока и тщательно продумана инженерно, хотя работа, как видно, проведена колоссальная: дамба с версту длиной. Через неё в море можно перебраться и зимой, но только не в шторм, когда море кипит, и груды скал в отдалении представляют опасность. Все эти виды труда вызывают восхищение, ведь это результаты усилий простых монахов, которые университетов не кончали, инженеров в помощниках не имели; всё вершилось трудом, молитвами, верой и любовью к своему острову, которая вдохновляла их. Ничего от амбиций, ничего от пустой славы, только неустанный труд, чтобы сделать свой остров процветающим. Испытываешь такое моральное отдохновение, когда входишь в духовность всего этого, ощущаешь такой покой, когда после великих современных открытий, возвращаешься вдруг в старые времена и начинаешь лучше понимать, как прежде жили, как вершили великие дела, как сила веры помогла пребывать им в душевном и телесном здравии»[43].

Великая княгиня интересовалась всеми подробностями образцового хозяйства: «…Мы посетили Сергиевский скит на острове Муксалма с его великолепным хозяйством. Дворец (!) для кур всё так обустроено, так обихожено. У каждой животины своё место, своего рода отдельный маленький приют. Ухоженные на вид коровы холмогорской породы, с богатым надоем, стойла с лошадьми, за которыми с большой любовью ухаживает Дмитрий К.; кролики с серым и белым мехом; из свиней только одна белая как украшение скотного двора. В помощниках у монахов годовики и трудовики – мальчики от 15 лет, которых родители посылают служить по обещанию на год или два. Затем, если они пожелают, остаются дольше, а иные и принимают монашеский постриг. Теперешний архимандрит как раз один из тех, кто ребёнком сломал ногу (смял практически), и отец пообещал послать его в монастырь в благодарность Господу за то, что Он спас жизнь его дитяти, и нога осталась не изувеченной. Мальчики здесь носят длинные светло-серые кафтаны из грубой шерсти зимой, изо льна летом, и подпоясываются кожаным поясом. Если они остаются в монастыре надолго и ведут себя примерно, им выдают тёмно-голубую одежду. Позже, становясь монахами, они удостаиваются монашеского клобука, и по длине их волос можно судить, как давно они поступили в монастырь. Наш кучер, хочу отметить, из донских казаков, а теперь трудовик. Прежде он был какое-то время кучером у нашего митрополита Макария, на Соловках уже несколько лет, но одевается он по-кучерски. Сейчас он возвращается домой. Мальчики-певчие одеты в чёрное. Рабочих в монастыре около 700 человек. Этим отчасти объясняется великолепие монастырского хозяйства. Дороги здесь такие же как в парке; проведены каналы; болота осушены так, что похожи на лужайки»[44].

Ощущаешь такой покой, когда после великих современных открытий, возвращаешься вдруг в старые времена и начинаешь лучше понимать, как прежде жили, как вершили великие дела, как сила веры помогла пребывать им в душевном и телесном здравии.

В 6 часов вечера со звоном колокола все последовали в скитский храм на богослужение, совершаемое рядовым иеромонахом. «Вечерние службы, на которых мы были, проходили в скиту; все делается с Божия благословения и, как всегда, с молитвой»[45]. Уехала великая княгиня с острова в 11-м часу вечера[46].

«26 июля в 5.30 часов утра раздался с монастырской колокольни могучий благовест 1.000 пудового колокола, возвестивший о начале литургии, совершаемой Преосвященным»[47]. Великая княгиня, все насельники и паломники собрались в Преображенский храм. Простой народ умилялся тем, как великая княгиня «покупала свечи, ежедневно подавала на проскомидию целые десятки просфор с надписями имен о здравии и упокоении Её присных, просфор, предназначенных ею в качестве лучшего подарка из обители…»[48] По окончании литургии Её Высочество спустилась в нижнюю церковь прп. Германа Соловецкого. Елизавета Федоровна приложилась к раке и затем посетила часовню прп. Иринарха[49].

В этот день предполагалось поехать по окрестным скитам. Только к 2-м часам небо очистилось, из туч «проглянуло ясное летнее солнышко… настал чудный, теплый, тихий день»[50], все отправились в Филиппову пустынь. Елизавета Фёдоровна не могла налюбоваться окрестностями, «в расположенной на возвышенности, покрытой густым хвойным лесом Филипповой пустыни, она любовалась расстилающей внизу гладью задремавшего озера, обрамлённого яркой перволетней зеленью. Здесь она вкусила воды из святого источника. Истово перекрестившись, облобызала камень, который некогда служил возглавием св. митрополиту Филиппу (Колычеву) в бытность его иночества на Соловках»[51].

Затем поехали в Макарьевскую пустынь, «отстоящую в 5 верстах от монастыря и расположенную на довольно высокой горе». Посетив Александро-Невскую часовню, паломники осмотрели «скитские постройки, устроенный иноками сад (с пышными кедрами, малиновым кустарником и т.п.) и воскобелильню. По дороге обратно собирали и ели чернику. Вернулись к 6 часам, и великая княгиня пошла в Зосимо-Савватийский собор на всенощное бдение, которое закончилось в половине одиннадцатого.

Запись Елизаветы Фёдоровны от 26 июля: «Прости за приземлённость стиля моего письма. Это оттого, что голова моя полна впечатлений, к тому же был довольно утомительный день. Боюсь, что и в Москве в первые дни у меня не будет минуты, чтобы взяться за перо и написать что-нибудь стоящее. Вдобавок, другие дела, несомненно, приглушат свежесть впечатлений. В 5 часов утра мы были уже на службе. С утра шёл дождь, и мы имели возможность осмотреть монастырь. Ризница, убранства, подаренные Иваном Грозным, Петром I и… Побывали в трапезной, осмотрели хозяйство… После завтрака выглянуло солнце, и мы отправились в чудесный маленький скит св. Филиппа (митрополита Московского), с чистым родником у церковки, с фигурой сидящего Христа, сделанной руками святителя, с его маленькой кельей. Я послала Аликс[52] небольшой альбом, а архимандрит приготовил для тебя большой с образами и …, который, возможно, я захвачу с собой, а, возможно, ты позволишь сделать это ему самому. Скоро он будет в Москве, чтобы проконсультироваться у знающего врача в связи с сердечными недомоганиями. Если ты дашь знать мне об этом, я ему сообщу; для него будет большой радостью лично вручить тебе свой подарок. Они мечтают принять тебя у себя. Это было бы поистине чудесное путешествие. Такие великолепные виды открываются со стороны скита, такие восхитительные луга, отвоеванные у болот… Затем мы исповедовались и стояли вечернюю службу. Одной из особенностей Соловков являются чайки (по-немецки moven; не помню, как это по-английски; я пишу на английском; может, другим ты позволишь заглянуть в письмо и правильно перевести), которые кричат сутками напролёт и в самом монастыре, и за его стенами. Они напоминают ручных цыплят. Милые птицы, сейчас у них уже выводок, коричневатого цвета, который учится летать. Улетают они в сентябре, а возвращаются в марте. В Соловецке и Архангельске никогда не бывает диких холодов, поскольку море в какой-то мере согревает их»[53].

27 июля Елизавета Фёдоровна молилась на ранней Литургии: «Заутреня в 5 часов. Мы приняли святое причастие. Архимандрит Иоанникий объяснил, почему монастырь называется ставропигиальным. Это несколько необычное название получают монастыри, если их настоятелями являются члены Св. Синода, епископами, например. Потом мы были на короткое время предоставлены сами себе, и я немного поспала в эти два дня мы ложились очень поздно и вставали очень рано»[54].

В этот же день решено было посетить Секирную гору и Савватиеву пустынь. Подъехав к горе и поднявшись наполовину, все вышли из экипажей и взошли наверх пешком. Великая княгиня осмотрела каменную церковь, колокольню и расположенный над ней маячный фонарь[55].

Елизавета Федоровна писала: «Мы совершили чудесную поездку в скит Секирная гора. В альбоме он есть, вид прелестный, напоминает Байдарские ворота, только здесь уйма леса, гладь озер, настоящее дивное море. Трудно сказать, что из них прекраснее! В церкви есть две часовни, одна над другой, есть и маяк, который светит на 60 вёрст. Я поднималась на самый его верх. Затем мы отправились на вечернюю службу в скит св. прп. Савватия (он первым прибыл на остров). Преп. Зосима прибыл туда позже и основал монастырь. Святитель Филипп начал его обустройство. Эти трое и множество других принесли на этот дивный остров Божие благословение. Их миссионерские труды суть бесконечное добро, которое они оставили в наследство годовикам, постигающим глубины веры, ученикам, жаждущим благочестивой жизни»[56].

На следующий день (28 числа) в 5 часов утра великая княгиня молилась за ранней Литургией в Троицком соборе. Перед раками преподобных совершался молебен[57]. В половине 9-го утра поехали осматривать соединяющиеся многочисленными каналами монастырские озёра. «Её Высочество изволила пересесть на особо подготовленную и украшенную флагами шлюпку, которая была взята на буксир небольшим паровым катером. Во время следования по озерам и каналам, монастырские певчие, находившиеся в отдельном, буксируемом тем же катером баркасе, пели церковные песнопения, главным образом догматики обиходным напевом». Проехав несколько озёр, великая княгиня сошла на берег для осмотра места под предполагаемую постройку санатории для больных чахоткой. Затем отправились к Белому озеру, а по нему – до недавно построенного канала, названному в Её честь – Елисаветинским. Её Высочество перерезала ленту, движение по каналу было открыто. Поездка закончилась в 3 часа, а в 6 часов было обычное всенощное бдение в больничном храме во имя свят. Филиппа.

Запись Елизаветы Фёдоровны от 28 июля (воскресенье): «В 5 утра служба. После чая отправились по каналам из одного озера в другое поэзия! Впереди маленький паровой катер; привязывали к нему свою лодку, к ней другую, в которой монахи поют тропари. В маленькую книжицу Аликс я вношу карту трёх каналов. Их всего 9, соединяющих озёра; всё сделано руками монахов, безо всяких инженеров. Великолепны певчие-мальчики. Все 9 озёр в своей последовательности имеют разную высоту; одни лежат чуть выше, другие чуть ниже. Глубиной они от 5 до 15 сажен, и все очень живописны. Я открыла один из каналов. Тогда певчие встали и пропели гимн… Это было так трогательно, но бледно по сравнению с тем, что запомнилось мне, когда открывали канал близ Кронштадта в бытность твоего отца. Новый небольшой скит-церковка близ одного из этих озёр был основан, когда начал работать новый канал. Здесь построили санаторий для слабых здоровьем монахов, так как здесь прекрасный сосновый лес и место довольно укромное. Каналы устроены так, чтобы сильные потоки воды помогали вырабатывать электрический ток для нужд монастыря, что особенно важно в зимнее время. Вечернюю службу мы отстояли в больничном храме монастыря; побывали в приюте. Там хороший медицинский уход; там обслуживают паломников и монахов…»[58]

Из воспоминаний князя Феликса Юсупова: «Монастырь особенно примечателен был зубчатыми стенами из серого и красного круглого камня. Там и сям над стенами – башни. Места вокруг сказочные. Бесчисленные озёра с ясной водой сообщаются меж собой канальцами, и остров сам похож на архипелаг – множество поросших ельником островков…Кельи, отведённые нам, были чисты и уютны. На белёных стенах висели иконы и теплились лампадки. Зато пища оказалась негодной. Все две недели пребывания[59] сидели мы на хлебе и чае… Великая Княгиня ходила на все службы. Поначалу с ней ходил и я, два дня спустя был сыт по горло и просил уволить меня от сей обязанности, сказав, что монахом не стану наверняка. Об одной из служб сохранились у меня особенно мрачные воспоминания. Пришли на неё четверо черноризцев-отшельников. Клобуки они скинули, виднелись изможденные лица. Босые ноги и голые черепа были словно черной их ризе белая оторочка. Одного из них мы посетили в лесу, в землянке, где жил он. В узкий проход в земле в неё входили, верней вползали, на четвереньках. В такой вот позе и в монашеской рясе Великую Княгиню я сфотографировал, и после она много смеялась, глядя на карточку. Отшельник наш лежал на полу. Всего убранства в его кельи была икона Иисуса с лампадкой. Он благословил нас, не сказав не слова»[60].

Елизавета Фёдоровна писала Николаю II: «Я поддразниваю Феликса, говорю, не оставить ли мне его здесь, но, может, его сердце не столь захвачено всем этим? Кто знает? Хотя он как-то сказал, не поехать ли ему вместо Оксфорда сюда. Он был так сильно очарован, так по-настоящему счастлив. Однажды они с рыбаками поймали 20 пудов сельди, а в день нашего приезда они выловили 100 пудов»[61].

Обычно день князя проходил так: «Часть дня я плавал по озёрам на лодке. Порой сопровождали меня молодые чернецы, прекрасно певшие хором. В сумерках их пение звучало поэтично-волнующе. А порой я плавал один, причаливая там, где нравилось место. Вернувшись, шёл я к Великой Княгине или на долгую беседу к монахам, с какими подружился. Потом уходил к себе в келью и, задумавшись, сидел у распахнутого в ночное небо окна… В созерцании звездного неба находил я более успокоения, нежели в человеческой мудрости. И не верней ли всего, подумалось мне, жить в монастыре? Но ведь Господь сам вложил мне в сердце чувство, меня направляющее![62] Я поделился с Великой Княгиней, и та согласилась… «Останешься в миру, – сказала она, – и в миру будешь любить и помогать ближнему. И ответа слушай только от самого Христа. Христос обращается ко всему лучшему, что есть в душе, Христос зажигает в ней огонь милосердия». Навек озарена моя жизнь светом этой замечательной женщины, которую уже в те годы почитал я как святую»[63].

Во всё время пребывания в Соловецком монастыре великая княгиня «хотела оставаться простой паломницей и выражала желание, чтобы все службы шли без всякого изменения обычным порядком»[64]. Поэтому Преосвященный Нафанаил присутствовал за всеми богослужениями в качестве простого богомольца. Однако по просьбе паломников владыка совершил вторую Литургию 29 июля. Во время службы поминали «в Бозе почивших лиц Царствующего Дома и некоторых близких Её Высочеству покойных лиц». А затем была совершена торжественная панихида на открытом воздухе; «при возглашении вечной памяти в Бозе почившим лицам из Царствующего Дома, все присутствующие в ограде храма, как один человек опустились на колени. Минута была в высшей степени трогательная, вызвавшая слёзы…»[65]

«Лития в 7 утра на кладбище. Панихиду среди могил служил епископ Нафанаил. Молились за твоих прадедов, отца, Владимира, Алексея, за моего Сергея, как я просила. Чудное место, если смотреть из монастыря. Если фото, которое сделала моя прислуга, будет удачным, я привезу его в Клин, чтобы показать тебе. Домой пришла без ног и все же заглянула посмотреть, как льют из воска свечи. При возможности наблюдала, как делают хлеб, квас, кожу, одежду…»[66]

В тот же день великая княгиня снова была на всенощном бдении в Филипповой пустыни. «После завтрака мы привели свои вещи в порядок, потом пошли на вечернюю службу в скит св. Филиппа – такое укромное маленькое место в лесу. Все 5 служб прошли в разных скитах. В основном литургии служат в главном кафедральном соборе, но и в малых церквах тоже. Ни одна из фотографий не даст верного впечатления от великолепия и мощи этих древних стен, сложенных из камней колоссальных размеров, – все это напоминает библейские предания. Видела я и иконописную мастерскую, где художник Борисов делает изумительные эскизы. Он тоже трудился годовиком или трудовиком в своё время в мастерской. После службы мы поужинали, наконец, прослушали полностью молебен “Тебе Бога хвалим”, и я ушла»[67].

В 8 часов все были уже на пароходе. Был отслужен краткий молебен, и пароход, «дав свисток, отвалил от берега, сплошь заполненного насельниками обители и паломниками»[68].

Елизавета Фёдоровна стояла на палубе: «Ещё долго-долго виделся чудо-монастырь, его святые труженики на берегу у причала, паломники, провожающие нас взглядом. Незабываемое впечатление. Как мне отблагодарить Его за целый месяц счастья, который я провела в кругу дорогих мне людей сначала в Англии, затем в Германии, Швеции, Петергофе, закончив избытком святых впечатлений, которые наполнили моё сердце и душу неиссякаемым кладезем благодати»[69]. Соловецкая обитель провожала Высокую Паломницу звоном колоколов и пушечным салютом[70].

Великая княгиня писала: «На корабле. В четвертом часу я поднялась на палубу, смотрела на восход солнца; сначала оно отдавало багрянцем, а когда садилось на море, обретало перламутровый цвет. Все ещё спали, тишина была полная; я спустилась вниз и тоже уснула»[71]. Запись следующего дня: «На палубе служили обедню и молебен за твоё милое дитя (в день память св. Алексия). Сегодня празднуются святой мученик Иоанн Воин и преподобный Герман Соловецкий. Прибыв в Архангельск, мы увидели много иностранных судов, гружённых лесом и отбывающих в свои порты по всем сторонам света. Мы остановились в первом подворье Соловецкого монастыря, послушали коротенький тропарь Тебе, Господи, а потом разошлись по разным церквам города, прежде зашли в Успенскую церковь (в ней выпрямили колокольню) великолепной работы «…» ты благодарил архиепископа; затем в церковь Михаила Архангела, затем на Грузинское подворье, подворье Сурского (отца Иоанна Кронштадтского), затем монастырь Михайловский и подворье Никольского монастыря, уходя из которого прослушали напутственное «Тебе Бога хвалим». Оттуда на нашем милом суденышке «Вера» отправились на станцию, что на противоположной стороне города. «Вера» построена монахами, у них свой док, но двигатель они купили, хотя даже двигатели делают сами; «Вера» – практически их первое судно»[72].

Из записей князя Феликса: «На обратном пути мы снова остановились в Архангельске. И опять Великая Княгиня ходила по церквам, а я пустился по городу…»[73] Князь купил на местном аукционе большого белого медведя и отправил его к поезду: «Затем я отыскал Великую Княгиню. Она уже сидела в своём вагоне-салоне за чаем вместе с церковными сановниками, пришедшими проводить её. Вдруг снаружи донесся до нас свирепый рык. На перроне стали собираться зеваки. Попы тревожно переглядывались. Великая Княгиня была спокойна, однако, узнав, в чём дело, смеялась до слёз. «Ты сумасшедший, – сказала она мне по-английски. – Что подумают священнослужители?» Уж не знаю, что они подумали… Поезд тронулся под крики толпы. Кого приветствовала она – Великую Княгиню, медведя ли, мы так и не поняли…» Елизавета Фёдоровна записала: «Сейчас я в поезде, болтаю с тобой, а ведь уже половина второго ночи; глаза слипаются; впечатления стираются, и тем не менее надеюсь, что мои строчки дадут тебе все же какое-то представление. Завтра мы заглянем в некоторые монастыри и храмы Вологды. Там поезд будет стоять 5 часов»[74].

«На вокзале в Петербурге Великую Княгиню Елизавету Фёдоровну встречало множество народу, в том числе лица официальные. И все от изумления пооткрывали рты, увидав Великую Княгиню-паломницу в сопровождении громадного белого медведя!»[75]

«31 июля, с пути, из Семигорского монастыря Вологодской епархии, Её Императорское Высочество осчастливила Преосвященного Нафанаила милостивейшей телеграммой[76]: «Переживая с умилением чудные молитвенные дни в Соловецкой святой обители и посещение Архангельских святынь. Сердечно благодарю Вас, Владыко, за сопутствие и радушный приём в Вашей епархии. Прошу Ваших святых молитв. Елисавета»[77].

Богатая впечатлениями поездка закончилась. Закончилось и письмо Елизаветы Федоровны Государю Императору: «Спокойной ночи, дорогой братец. Храни тебя Господь в мире, здравии и радости. Всех вас нежно целую. С любовью, Элла»[78].

25 – 31 июля 1913 года.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] См.: Ангел-хранитель Москвы. Её императорское высочество в. кн. Елизавета Федоровна. М., 1905.

[2] Мария (Marie) (1875–1938), королева Румынии. Родилась 29 октября 1875 г.; старшая дочь Альфреда, герцога Эдинбургского, второго сына королевы Виктории. В 1893 вышла замуж за принца Фердинанда, наследника румынского престола, который занял его в 1914 г.

[3] Кучмаева И. К. Жизнь и подвиг великой Княгини Елизаветы Федоровны. М., 2004. С. 84.

[4] Там же. С.241.

[5] Золотой святыни свет. Воспоминания матушки Надежды – последней монахини Марфо-Мариинской обители милосердия. М., 2004. С.16.

[6] Фонд Государя Императора Николая II. Из данного фонда ранее были переведены и опубликованы 11 писем. См.: Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елисаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. М., 1995.

[7] ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254. Л. 96-103.

[8] Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елисаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. М., 1995. С. 78.

[9] Вяткин В. В. Христовой Церкви цвет благоуханный. М., 2001. С. 141.

[10] Там же. С. 142.

[11] Варнава (Беляев), еп. Тернистым путём к небу. М.,1996. С. 88.

[12] «Великая Княгиня Елизавета Федоровна позвала меня совершить вместе с ней паломничество в Соловецкий монастырь…». Цит. по: Князь Феликс Юсупов, Мемуары. М., 2004. С. 143.

[13] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель).

[14] Князь Феликс Юсупов. Мемуары. М., 2004.

[15] Вяткин В. В. Христовой Церкви цвет благоуханный. М., 2001.

[16] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 180 – 181.

[17] Там же. С. 181.

[18] Там же. С.182.

[19] Там же. С. 182.

[20] Примечательно, что князь Ф. Ф. Юсупов в свите не упоминается.

[21] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[22] Приветствие Ея Императорскому Высочеству Благоверной Государыне и Великой Княгине Елизавете Фёдоровне при проезде Ея Высочества чрез город Архангельск в Соловецкий монастырь на богомолье июля 24 дня 1913 года // Архангельские епархиальные ведомости, 1 августа 1913 г., № 15. С. 387.

[23] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 182.

[24] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[25] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 183.

[26] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[27] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель) С. 184-185.

[28] Автор статьи, опубликованной в журнале «Голос Долга».

[29] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель) С. 184-185.

[30] Там же. С. 185.

[31] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[32] Примечательно, что в письме Елизаветы Фёдоровны написано: «Я встала только, когда мы причалили».

[33] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 185 – 186.

[34] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 186.

[35] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 187.

[36] Великокняжеский – фр. (прим.пер.)

[37] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[38] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 187.

[39] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[40] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 187.

[41] «Иконостас этот устроен в 1697 году на пожертвование Императора Петра I, после первого посещения им обители» // Голос Долга. 1915. № 3. С. 187.

[42] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель) С. 187 – 188.

[43] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254. Л. 96-103.

[44] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[45] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[46] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 190.

[47] Там же. С. 190.

[48] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 194.

[49] Там же. С. 192.

[50] Там же. С. 192.

[51] Вяткин В. В. Христовой Церкви цвет благоуханный. М., 2001. С. 149.

[52] Государыня Императрица Александра Федоровна.

[53] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 27 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[54] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 27 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[55] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 237.

[56] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 27 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[57] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 239.

[58] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 27 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601, Оп. 1, Д. 1254.

[59] Согласно письму Елизаветы Федоровны и статье Н.Д. Козьмина, паломничество продолжалось в течение недели, с 25 июля по 31 июля.

[60] Князь Феликс Юсупов, Мемуары. М., 2004. С. 144.

[61] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[62] Речь идет о влюбленности князя в Великую Княгиню Ирину Александровну, его будущую супругу.

[63] Князь Феликс Юсупов, Мемуары. М., 2004. С. 145.

[64] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 241.

[65] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 241.

[66] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 27 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601, Оп. 1, Д. 1254.

[67] Там же.

[68] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 241.

[69] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 27 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601, Оп. 1, Д. 1254.

[70] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 241 – 242.

[71] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 30 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601, Оп. 1, Д. 1254.

[72] Там же.

[73] Князь Феликс Юсупов, Мемуары. М., 2004. С. 145.

[74] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 25 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.

[75] Князь Феликс Юсупов, Мемуары. М., 2004. С. 146.

[76] Голос Долга. 1915. № 3, 4 (март, апрель). С. 243.

[77] Архангельские епархиальные ведомости, 1 августа 1913 г., № 15. С. 212.

[78] Письмо Государю Императору Николаю II, запись 31 июля 1913 г. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1254.