Соловьева Е. Соловки: «Мармелад и колючая проволока»

– Что именно вы хотите снять? Братию? Монастырскую жизнь? Пекарню? – У нас один фотограф снимал – так он на островах 15 лет жил. А другой снимал пейзажи – четыре года жил. Поживите – тогда снимите. Быть может. А вообще все есть на <монастырском> сайте.

Общение с заместителем пресс-секретаря Соловецкого монастыря получилось недолгим – о. Вячеслав только что вернулся с Анзера, где проводил 12-часовую экскурсию, отслужил Литургию и очень устал. Мы вышли из Святых врат, обошли вокруг монастыря, забрели в информационный центр, где один бородатый художник угостил нас самогоном, настоенным на хрене. Самогон расставил все по местам, и мы решили стать туристами. Купили в монастырском ларьке пирог с треской, а в паломнической службе – экскурсию на монашеский остров Анзер.

Того, кто первый раз ступил на архипелаг – Соловки ошеломляют, оглушают и поглощают. Неофит на архипелаге ходит первый день задрав голову и с глупой улыбкой гладит теплые рыжие лишайники на башенных валунах. Поклонные кресты, Святое озеро, бухта Благополучия, морской музей, музей СЛОНа, скиты, острова – очень легко растеряться в наслоениях тягучей соловецкой истории. У гостя архипелага и впрямь нет другого шанса, нежели смириться и отдаться в руки экскурсоводов.

В шесть утра – сбор у Никольской башни. Группу паломников из Серпухова и нас грузят в «буханку» и везут в Реболду – бывший рыбацкий поселок. Официально здесь прописан один житель. Остальное население – сезонные подводные агрономы, которые собирают ламинарию, которую затем сушат и сдают в приемные пункты в Кеми и Архангельске. От поселка остались амбары позапрошлого века и пристань, откуда уходит катер на Анзер.

Качка и тихий голос экскурсовода Екатерины делают свое дело – паломники спят. Небольшая группа бодрствующих читает молитвослов. До Анзера идти два часа. Анзер – закрытый остров. Сюда пускают только в составе экскурсий и только на несколько часов. Взять велосипеды и ездить по анзерским дорогам нельзя: сейчас это снова территория монахов. 80 лет назад – это была территория подвигов, боли, репрессий, карцеров, смертей от голода и болезней.

Высадились на Анзер. Паломницы из Серпухова как по команде бросились собирать камни и складывать их в мешки. Просто камни. Потом так и шли двенадцать километров с камнями и бутылками святой воды.

Преподобному Иову в 1712-м году у подножия высокой анзерской горы (высшей точки архипелага) явилась Пресвятая Богородица со словами: «эта гора отныне называется второй Голгофою; на ней будет устроена великая каменная церковь Распятия Сына Моего и Господа и учредится скит… Я сама буду посещать гору и пребуду с вами во веки». Через двести лет гора стала поистине «второю Голгофую» для многих людей. Во времена СЛОНа сюда ссылали священство, нищих, лагерных доходяг, тифозных больных – умирать. У родивших тут женщин – отбирали детей, увозили на большую землю, чтобы растить из них надзирателей. В перестройку выросшие дети приезжали на Анзер с паломниками и признавались в полголоса – «а я тут родился». СЛОН закрыли в 1939-м, и из анзерских детей не успели воспитать надсмотрщиков.

Из многовековой истории архипелага не сидят на Соловках лишь последние 70 лет. Архипелаг узников. Острова несогласных. Башни строили, сразу предусматривая в них тесные камеры с окошками для подачи еды. С XVI века сюда отправляли политических и церковных бунтарей. В 1776 году, после уничтожения Запорожской Сечи, на Соловки был сослан последний атаман Пётр Калнышевский. Он провел 26 лет в холодной камере размером 1 на 2 м. Когда император Александр его помиловал, Колнышевсому было 110 лет, он был слеп, и отказался возвращаться на большую землю. Атаман остался в монастыре, где умер через два года.

Здесь даже есть здание тюрьмы, построенное на излете СЛОНа, в 1930-х годах. Его так и не успели использовать по назначению. Во время войны его переоборудовали под радиотехническое училище. Теперь оно снова пустое, зияет разбитыми окнами и пестрит надписями типа ДМБ-66. Лагерное прошлое давит. Очень силен контраст между Соловками туристическими и Соловками тюремными. С одной стороны – природа, море, закаты, туманы, прокат велосипедов, новые гостиничные комплексы, рестораны и кое-где даже вай-фай. Очень вкусные монастырские квас, морс, мармелад и пироги. Соловецкая ярмарка и экскурсии на квадроциклах. А с другой – кресты на Секирной горе с надписями «8 чел», «9 чел», братские могилы на Анзере и колючая проволока, проглядывающая сквозь голубые колокольчики лугов Большой Муксалмы. Эти артефакты отрезвляют. Не укладываются в голове в одну линейку квадроциклы, вай-фай, кресты и колючая проволока.

Во всех скитах были устроены штрафные изоляторы СЛОНа, – архипелаг будто бы специально был создан для первого советского экспериментального лагеря. У каждого скита – информационный щит с цифрами жертв расстрелов, с перечислениями видов наказаний и принудительных работ.

Приехали на велосипедах в скит Исаково. Вечер уже, а на воротах табличка – «ждем гостей с 9.00 до 15.00». Все-таки пролезли через символический забор, идем к скиту. Навстречу монах – белая борода, льняной старый подрясник, и на шее разных крестов нательных штук пять. Улыбается внеурочным гостям. Спросил откуда мы. Сходил в избушку, вынес стул, помидоры, сыр, хлеб. Поставил стул на пригорке – «отсюда вид хороший». Я протянула ему крест свой нательный, из Иерусалима. Монах поблагодарил, поцеловал крестик и ушел на молебен в часовню. Сидим, жуем помидоры. Рядом скамейка и ящик для пожертвований. На нем шариковой ручкой написано: «Зимой есть острая потребность в снегоходе. Иеромонах Елеазар».

В катер на Большой Заяцкий остров набилась уйма народа – около двадцати монахинь и целый автобус русских паломников из Грозного. Монахини пели всю дорогу очень красивый тропарь Николаю Чудотворцу, покровителю мореходов, и кормили чаек. Паломники расселись внутри катера – и все равно мерзли. Они так и приехали на автобусе из Грозного в Кемь – женщины в шлепанцах и майках, молодые люди в спортивных костюмах. На островах ветер, морось. Валуны, кресты, лабиринты. Рассказы о карцерах и мученических смертях. Продрогших грозненских девчонок замотали в плюшевые покрывала. Они так и бегали между крестов в этих покрывалах.

«Закрытый открытый архипелаг», «свои чужие Соловки» – вертелись в голове формулировки все пять дней. Открытый для всех, но закрытый для общения. Разговорить местного жителя, не говоря уже о съемке – задача не из простых. Трое колоритных мирян, водящих монастырские катера на большую землю – потомственные поморы – лишь усмехаются в бороды. «Им без благословения отца настоятеля и шагу нельзя ступить, не то что сниматься», – замахали руками на наши камеры их жены.

Прав отец Вячеслав – пять лет, или пятнадцать, или хотя бы год прожить на Соловках безвылазно, – тогда будет что сказать себе и другим. В иных случаях – и впрямь, – все есть на сайте.