Прокопий (Пащенко), иером. Отношения, общение с зависимым родственником. О чувстве вины, о концепции т.н. созависимости.

В данном тексте поднимаются вопросы, встающие перед теми, кто по тем или иным причинам вынужден общаться с зависимым человеком. Нередко речь идет о женщине, муж которой выпивает, сын которой принимает наркотики. Но есть и другие варианты.

При погружении в данную ситуацию возникают вопросы. Как не сломаться? Как относиться к происходящему? Как смотреть на свое чувство вины, справедливое оно или надуманное, не внушенное ли они другим человеком (зависимым)? Нередко ответы на вопросы такого плана пытается дать концепция т.н. созависимости, но справедлива ли она сама?

Данный текст является дополнением к материалам, собранным под названием «Родственникам зависимых. Справедлива ли концепция созависимости. Лекции и тексты иеромонаха Прокопия (Пащенко)».

Пункт первый. Постановка вопросов. Почему неверна концепция созависимости.

Одному духовнику задали вопрос: что делать, когда муж выпивает, манипулирует и ведет себя агрессивно? Прежде всего, нужно выйти из колеи. Гиперфиксация на проблеме порождает ощущение загнанности. Человек в таком состоянии похож на зайца, который бежит по трассе в луче фар: сзади едет машина, а заяц воспринимает этот луч фар, как коридор, за пределы которого выпрыгнуть не может. Конечно, рано или поздно машина его задавит. Когда человек долгое время фиксируется на какой-то проблеме, в какой-то момент он, как этот заяц, теряет способность думать о чем-то другом.

Некоторые современные теории называют такое состояние созависимостью, но этот термин не совсем верен. В концепциях созависимости проблема воспринимается так: женщина, например, выходит замуж за зависимого человека, и общение с зависимым мужем ее деформирует. Конечно, отчасти это так, но проблема глубже. Проблема может быть в том, что у человека бывает вовсе не сформирован некий культурный уровень. Речь идет не о том, что человек книг не читает, а о системе мировоззрения, о его убеждениях. Дело в том, что внешний импульс не формирует человека напрямую, а проходит сквозь систему внутренних условий. Если у человека выстроен внутренний мир, если он активен, если есть какой-то внутренний источник движения, цель, вектор, то внешний импульс, даже очень агрессивный, не сможет деформировать человека[1].

Внешним импульсом в современном мире может стать, например, просмотр новостей, которые вводят человека, не имеющего внутренней опоры, в состояние уныния и отчаяния, или даже поездка в метро, когда все вокруг вызывает злость, раздражение.

Сейчас, не понятно почему, диагноз созависимости ставится всем, кто так или иначе озабочен жизнью зависимого родственника: маме, которая беспокоится о сыне, жене, которая беспокоится о супруге. Конечно, есть гиперозабоченность, состояние, похожее на болезненную фиксацию заключенных концлагерей на внешнем регламенте. Гиперозабоченность выражается в том, что размышления о жизни зависимого человека становятся доминантой твоего мышления, при этом все прочее перестает тебя интересовать. Но такая предельно выраженная степень явления встречается нечасто. Чаще озабоченность все же носит обычный человеческий характер, подобный биологическому материнскому инстинкту. Ничего плохого в материнском инстинкте нет, он не является диагнозом. Но важно понимать, что концепция т.н. созависимости родилась в атомизированном обществе, где люди уже практически утратили контакт друг с другом, где единственной возможной формой выхода из подобных ситуаций считается ампутация, то есть отсечение себя от другого человека, который воспринимается как раздражитель. Поскольку в обществе уже практически утрачены механизмы, с помощью которых можно как-то повлиять на ситуацию, духовно обогатить человека, чтобы он не проваливался в гиперфиксацию, либо каким-то иным образом выйти из состояния зависимого поведения, ампутация предлагается в качестве единственно возможного выхода. Когда начинается гангрена, а лекарств нет, остается только хирургическое вмешательство. Поэтому людям сходу рекомендуют разорвать связь с зависимым, «токсичным» человеком. Но все-таки славянские народы воспитаны в иной ментальности, и для нашей культуры характерно социальное общение друг с другом. И когда человек, выросший в славянской ментальности, пытается применить к себе эти современные технологии, у него может возникнуть внутренний конфликт.

Например, мама, которой предлагают полностью разорвать отношения с зависимым сыном, на каком-то этапе начинает понимать, что она делает что-то не то. У нее нарастает тревожность, возникает конфликт с ее глубинными «драйвами». И тогда – либо она выходит из программы «помощи» родственникам зависимых, понимая, что не все в жизни так просто, не все жизненные ситуации можно решить простым обрубанием связи. Либо она ломает что-то глубоко внутри себя и становится практически неотличимой от других участников программы. Если читать письма, заявления тех, кто эти программы прошел, можно увидеть, что они используют одни и те же термины. Создается ощущение, что у людей стирается все индивидуальное и подгоняется под программную типологию.

Пункт второй. О концепции ассертивного поведения. Построение вертикали: как выжить и остаться человеком в тяжелых условиях (на примере узников концентрационных лагерей).

В рамках психологических моделей по лечению т. н. созависимости активно продвигается идея ассертивного поведения. Что такое ассертивное поведение, трудно сказать. Термин этот был заимствован, видимо, из бизнес-литературы, он предполагает настойчивость во время проведения переговоров, что-то вроде навязывания своей линии. Подразумевается, что человек, живущий рядом с зависимым, утрачивает самостоятельное мышление, поэтому это самостоятельное мышление нужно вернуть с помощью развития ассертивного поведения. Человеку в рамках данной концепции предлагают заняться собой и через это отвлечься от гиперфиксации на теме зависимого родственника. Но проблема состоит в том, что само то явление, которое несколько ошибочно называется «созависимостью», формируется, когда способность творчески осмыслять реальность, принимать собственные решения у человека находится в несколько угнетенном состоянии. Не на уровне «хочу этого мороженого или того», а на уровне понимания жизни, способности сопереживать другому и т.д.

Подобное явление, которое сейчас называют «зависимостью», наблюдалось в концентрационных лагерях. Узники теряли человеческий облик, полностью фиксируясь на внешнем регламенте, который предлагала администрация лагеря, или на тех страданиях, которые они в этом лагере переживали. Строить концепцию выживания заключенного на покидании лагеря или на том, что эсэсовцев вылечат, не представлялось возможным, и нужно было как-то выживать и сохранять человеческий облик в тех условиях, которые были предоставлены.

Чтобы выжить в концлагерях, узники старались каким-то образом привить себе лучшие человеческие качества. Есть известные принципы «не верь, не бойся, не проси» и четвертый принцип – делай что-то, отличное от других. Если в регламенте концлагеря полагалось, например, чистить зубы в одно время, то люди, которые хотели проявить хотя бы минимальную степень свободы, чистили зубы в другое время. Но в более принципиальном смысле речь шла скорее о тех действиях, которые были глубоко связаны именно с личностью[2]. То есть чтобы выжить и остаться человеком, нужно было проявлять свободу там, где она связана с основополагающими человеческими качествами. Например, со способностью в нечеловеческих условиях проявить сострадание, пережить какое-то религиозное чувство. Таким образом, выживание связано со становлением вертикали. А вертикаль предполагает постановку таких вопросов, как «кто я? к чему я призван? куда я иду?» и попытку ответить на них[3]. Разрушение этой вертикали, угнетение мыслительной деятельности, сведение этой деятельности на примитивный уровень и сопровождалось этой гиперфиксацией на теме ужасов, которые происходили в концентрационном лагере. Поэтому чтобы ум вышел из состояния гиперфиксации, необходимо было каким-то образом подняться над ситуацией.

Богослов Владимир Николаевич Лосский в своей статье «Богословское понятие человеческой личности» приводит описание личности. Он говорит, что личность – это тот, кто поднимается над природой. Личность неопределима, ее невозможно описать. Если индивидуум – это имя, размер ботинок, любимое занятие и т.д., то личность предполагает наличие той самой вертикали. Когда мы говорим о личности, речь идет о настолько глубоких вопросах, что их трудно даже вербализировать. Но личность проявляется при встрече человека с благодатью Святого Духа. Когда благодать Святого Духа касается человека, в человеке появляется тот, кто способен подняться над природой. Например, даже в невыносимых условиях голода человек становится способным не звереть, а – наоборот – подняться над природой и поделиться с кем-нибудь последним куском хлеба. Но пока личность не проснулась, человек будет продолжать звереть и терять человеческий облик.

Если вернуться к теме отношений с зависимым родственником, то все сказанное можно резюмировать так. Представьте, что человек остается на своем примитивном уровне, когда этого личностного аспекта еще, может быть, даже не зародилось, и его при этом учат ассертивному поведению, говорят, чтобы он занялся собой и через это отвлекся от гиперфиксации на теме зависимого родственника. Человек, который только что с остервенением погружался в жизнь зависимого родственника и у которого не сформирована вертикаль личности, с таким же остервенением уйдет в гиперфиксацию на «занятии собой». Например, спорт может стать точно такой же зависимостью, поглощающей всю внутреннюю жизнь человека, если у последнего неактивны другие сферы жизни.

В православии есть термин «внемли себе», то есть – вспомни, кто ты, откуда, для чего ты что-то делаешь, что в тебе сейчас происходит. Если человек выходит на какой-то уровень личности, тогда слова «займись собой» он способен воспринять в этом высшем смысле: «внемли себе». Конечно, в таком случае он сможет выйти из этой мрачной колеи. Можно вспомнить слова одного автора: «слушай себя вечного». Автор этого принципа считал, что это лучшее средство защиты от манипуляций. «Слушать себя вечного» – это значит прислушиваться к тому лучшему, что в тебе есть, слушать тот образ Божий, который в тебе есть. Слушать, к чему призывает тебя голос совести. С появлением этого уровня человек способен принимать те решения, которые помогут ему выжить или изменить внешнюю обстановку в лучшую сторону. Если выхода на этот уровень не произошло, то, развивая ассертивное поведение, человек может прийти к агрессивной тупости. Он просто начнет гнуть свою линию в отношениях с зависимым родственником так же, как и со всеми окружающими, навязывать свою ничем не обоснованную повестку и просто с другого конца войдет в ту же зону тупика.

Пункт третий. Почему важно обогащать ум примерами людей, бывших в ситуациях, которые похожи на твою проблему. О внутреннем мире.

Человеку трудно решить, как ему быть, когда вопрос ставится в некоем прямолинейном ключе. Можно провести аналогию с тем, как считают задачи по статистике: в числителе поставить вопросы «кто я? к чему призван?» и т.д., а в знаменателе – те примеры, которые нам удалось по этой теме найти. Идея такой задачи состоит в том, что, когда мы имеем большое количество точек, от руки мы не можем провести линию, максимально удаленную от всех точек, для этого нужно провести сложные расчеты. Чтобы выбрать единую траекторию пути, необходимо прийти в состояние внутреннего мира, потому что, по мнению духовных авторов, когда человек преодолевает страсти, он становится способным познавать логосы, то есть духовные смыслы, на основании которых развивается мироздание. Логосы можно соотнести с представлением о причинно-следственных связях. Спокойное внутреннее состояние – это следствие преодоления страстей и соединения человека с благодатью Святого Духа. В этом состоянии человеку становится многое понятно.

Итак, хорошо, когда ум человека обогащается представлением о том, как вели себя люди, нашедшие выход из ситуаций, подобных его проблеме. Когда мы обдумываем и применяем к себе примеры[4] этих людей, разбираем длинный ряд ситуаций, в которых есть стартовые точки, похожие на нашу, но которые ведут к неочевидным следствиям, мы начинаем понимать, что, помимо нашего взгляда на реальность, есть еще альтернативные варианты. И тогда мы постепенно выходим из колеи, происходит обогащение ума, поднимается духовный и культурный уровень человека, начинает проявляться то самое личностное начало, которое помогало выжить заключенным в концентрационных лагерях. Если прежде внутренний голос побуждал узника броситься на соседа и вырвать у него последний кусок, то после того, как у человека появилась «культурная прослойка», этот импульс переинтерпретируется, он помогает избежать формирования условного рефлекса, помогает совершить шаг, который ранее был неочевиден. На человека кричат – он взял и улыбнулся, буквально двумя словами вышел из той манипулятивной схемы, в которой раньше увязал, начиная кричать в ответ. У человека формируется возможность творчески реагировать на ситуации, преодолевая те разрушительные паттерны поведения, которые раньше были им усвоены и успели стать частью его природы.

Например, на человека в «созависимых» отношениях ранее воздействовал зависимый родственник, и у человека выработался определенный условный рефлекс: реагировать на манипуляции, например, слезами, истерикой. Но тут у него появляется альтернативная возможность: он берет и не гневается, не раздражается.

Пункт четвертый. Как быть женщине в отношениях с пьющим мужем: возможные стратегии поведения. О несении креста. О «Чине пения двенадцати избранных псалмов» и молитве от неприязни.

Приведу слова одного духовника. Его спросили о том, как быть женщинам в отношениях с пьющими мужьями, которые ведут себя агрессивно. Бывают ситуации, которые поддаются исправлению, а бывают ситуации, которые исправить трудно, потому что мужчина встал на определенную позицию и ничего не хочет менять в своей жизни. В таком случае его супруга может попасть в очень сложную ситуацию: она обращается к знакомым в поисках помощи, а ей говорят: терпи, это твой крест. Конечно, понятие креста священно. Некоторые психологи с иронией относятся к этому понятию, но зря, потому что у каждого человека есть те ценности, которые он кладет в основу своей жизни. Чтобы эти ценности сохранить, иногда приходится совершать мучительные усилия. Это трудно, но без хранения своих ценностей человек рискует вообще перестать быть человеком. Однако нужно понимать, что в патологических ситуациях не всегда применима такая логика, ведь твоими ценностями могут начать манипулировать.

Духовник, к которому обратились с вопросом о пьющем муже, считает, что если у женщины есть великая вера, настолько великая, что она убеждена, что своим подвигом спасет мужа, то она может с ним остаться, перетерпеть все, что выпадет на ее жизненном пути. Через эти трудности она, может быть, и сама вырастет, очистится, и по ее молитвам, может быть, даже после ее смерти, и муж изменится. Бывали примеры, когда мужья в таких случаях приходили к покаянию. Но если у женщины такой великой веры нет, то, мотивируя ее на сохранение отношений, можно просто ее сломать. Решение нести такой крест может принять только она сама. Требовать от нее такой жертвы никто не в праве.

Но как понять, можно ли что-то сделать в конкретных отношениях или уже нельзя? Конечно, одинаковых ситуаций нет, в каждом конкретном случае имеет значение все. Если женщина пробовала разрешить проблему разными путями, но они ни к чему не привели, то тогда у нее есть внутреннее основание принимать окончательное решение. Если попыток разрешить ситуацию не предпринималось, то, возможно, решение будет принято спешно и окажется неудачным.

Чтобы принять решение – двигаться ли дальше в сторону сохранения брака или признать, что брак как союз двух людей распался – нужно уединиться. Можно на несколько дней куда-нибудь уехать, по возможности ограничить свои контакты со всеми средствами связи, с внешней информацией и попытаться внутренне успокоиться. Усилиями интеллекта это сделать не получится, поэтому в данном случае речь идет о успокоении через молитву. Тогда в душе может выкристаллизоваться ответ, и тогда женщина уже примет решение, каким бы оно ни было.

И все же необходимо проявить осторожность при разговорах о немедленном разводе или, наоборот, о сохранении отношений любой ценой (например, в ситуациях, когда муж избивает жену, требует от нее супружеского контакта в нетрезвом виде и т.д.). Нужно всегда учитывать индивидуальный характер происходящего. Например, женщина действительно любила своего мужа и помнит его до зависимости, она видит в нем проблески той лучшей части личности, которая стремится к Богу и ко всему доброму, светлому. Если такой женщине говорить про развод, она не согласится: даже если она не будет жить с мужем вместе, она все равно будет за него молиться. Такая великая вера иногда может совершить чудеса. Но здесь речь идет о решении самой этой женщины: она понимает, какую ношу н себя берет, и можно только благоговеть перед этим выбором. Но эту ношу возлагать на какую-то другую женщину, внутренне не дошедшую до такого решения, было бы опасно.

Решение не должно быть поспешным, ситуации нужно дать время вызреть, раскрыться. Нужно предпринять разные попытки разрешения ситуации, параллельно нужно молиться. Не просто вычитывать молитвы по молитвослову, а взывать к Богу из глубины сердца, узнавать, как другие люди выходили из похожих ситуаций. И тогда через время решение выкристаллизуется. Кто-то продолжает жить дальше вместе, иногда даже получается что-то изменить в лучшую сторону. Кто-то расходится. Кто-то без развода живет отдельно, но продолжает любить супруга, смотря на ситуацию не секулярно, а под углом вечности. Нужно уважать решение человека и не навязывать спешных формулировок.

Чтобы выйти из водоворота мысли и иметь возможность основать свои суждения на конструктивных мыслях, можно прочитать статью протоиерея Владимира Воробьева «Православное учение о браке». В этой статье приводится мысль о том, что чина развенчания не существует. Венчание вечно, а в случаях развода при венчанном браке можно лишь констатировать факт, что единство, образованное взаимной любовью мужчины и женщины, распалось. В этом случае продолжение совместной жизни сопровождается психологическим разрушением одной из сторон. Видя, что любовь распалась и не имея возможности ничего изменить, человек начнет разрушаться.

В некоторых случаях, при всех внешних коллизиях и нестроениях, брак еще может сохраняться, как отсеченная рука, которая держится на каких-то тканях, и остается хоть какая-то надежда, что эта рана может быть уврачевана. Если молитва привита душе и человек умеет хранить внутренний мир, то возможно и сохранить отношения. В загнанном состоянии человек реагирует на трудности рефлекторно – как загнанное животное – страхом, сжиманием в комок, истериками. Но если сохранять мир в душе, то можно реагировать на встречающиеся трудности творчески: когда повышают голос – улыбнуться и перевести разговор в другое русло. Когда душа немирна, так вести себя не получится. Поэтому можно посоветовать в течение какого-то времени читать «Чин пения двенадцати избранных псалмов». Те, кто читал этот чин, отмечают, что ситуация и вовне, и внутри, менялась: непреодолимые обстоятельства начинали каким-то образом перестраиваться, в монолитной глыбе проблем проявлялся какой-то просвет. В первую очередь, человек успокаивается, начинает по-другому реагировать на все. В тех ситуациях, где он раньше автоматически подавлялся, он вдруг с удивлением обнаруживает, что может спокойно реагировать на происходящее, не взрываясь разрушительными эмоциями.

«Чин пения двенадцати псалмов» можно прочитывать за два-три дня. Можно его немного подсократить и пытаться читать каждый день. В таких случаях в начале чина читается «Трисвятое», «Отче наш», а между псалмами эти молитвы опускаются, также можно опускать те блоки, где молитва «Господи, помилуй» читается 40 раз. Получается 25 минут – это посильно. Если нет возможности молиться в спокойной обстановке дома – можно читать в дороге, во время поездок в транспорте, когда кого-то ждем. Все равно душа подскажет, что поддержка есть.

Также крайне важно победить личную неприязнь к человеку, который на нас оказывает какое-то эмоциональное воздействие. Этот принцип есть везде, в том числе и в практике боевых действий. Даже если так сложилось, что воин стоит с противником на одном поле, нельзя заражаться личной ненавистью к противнику, иначе ненависть сделает из тебя зверя. А если однажды станешь зверем – стать обратно человеком очень трудно, зло разрушит тебя изнутри. Человек, который входит в состояние неприязни, раздражительности, гнева, формирует в себе определённый условный рефлекс, потому что, если говорить терминами биологии, деятельность коры головного мозга становится подавленной. Когда мы ощущаем неприязненные эмоции по отношению к человеку, который на нас воздействует и нас ругает, наш мозг завинчивается тут же в состояние неприязни. Поэтому мозг нужно развинчивать с помощью молитвы: «Господи, Крестом Твоим удали от меня страсть неприязни, помоги мне полюбить своего обидчика. Спаси меня его святыми молитвами». Эту молитву советовал читать своим духовным чадам схиигумен Савва (Остапенко) из Псково-Печерского монастыря[5].

Трудно, сталкиваясь с проблемой, строить что-то конструктивное на отрицании проблемы как таковой. Другой человек нашего отрицания может не принять, если мы ставим условие: либо человек меняется, либо ничего не происходит. За раз все поменять – у него, может, не хватает ни сил, ни опыта. Но когда наше око очищено молитвой, внутренним спокойствием, мы видим, как можно адаптироваться к каким-то ежедневным ситуациям по-новому. И когда мы успокаиваемся в отношении другого человека, он перестает чувствовать агрессию, идущую от нас, и он успокаивается тоже.

Духовные авторы отмечали, что каким-то непостижимым образом люди способны чувствовать внутреннее состояние друг друга. До тех пор, пока мы не преодолеем внутри себя осуждения к другому человеку, у нас не получится с ним выстроить отношения, как бы мы ни старались. Но когда мы успокаиваемся, сами собой находятся внутри слова, и начинают разрушаться ситуации, которые раньше казались неразрешимыми. Причем разрешаются они буквально за несколько слов или за несколько минут.

Один человек рассказывал, что его пьющий отец вел себя очень агрессивно, и в эти минуты с отцом общаться было невозможно. Но человек молился за него этой самой молитвой от неприязни, и на каком-то этапе неприязнь к отцу стала таять. А она была сильной, потому что отец пил и в состоянии опьянения позволял себе такие вещи, которые трудно ассоциировать с образом родного человека. И вот однажды папа, будучи нетрезвым, начал какой-то провокационный разговор, а сам сын в этот момент хотел покоя. И он рассказывал, что в эту минуту отец вдруг открылся ему с какой-то другой стороны и за этим спитым лицом он увидел своего папу. Того папу, каким он мог бы быть. Сын сказал: «Папа, да ты что!» и почувствовал, как будто из него вышла какая-то волна и ударила в папу. Отец замолчал, сделал удивлённое лицо, осекся и ушел. И с тех пор он больше никогда не говорил грубости своему сыну, хотя с остальными мог продолжать вести себя агрессивно. Только однажды, когда стояла жара за 30 градусов, отец, в изнеможении от жары, сказал сыну по телефону несколько слов на повышенных тонах, но попросил прощения и попросил сына перезвонить, когда жара спадет.

Пункт пятый. Конструктивная и ложная стороны чувства вины. Об отклонении манипуляций. Об уверенности в себе. Прокрастинация. Голос совести. Треугольник Карпмана. Выстраивание отношений с детьми.

Некоторые люди, совершая какие-то саморазрушительные агрессивные действия, склонны перекладывать ответственность за происходящее на другого человека («Если бы ты меня не довела, я бы не выпил»). Многие склонны время от времени делать подобные утверждения в некоторых жизненных ситуациях, но есть люди, у которых обвинение ближних приобретает довольно устойчивый характер. То есть процесс обвинения другого превращается в целенаправленную запланированную стратегию. Эта манипулятивная стратегия ложится на – в принципе адекватное – желание другого понять, где он совершил ошибку, не по его ли вине конфликтная ситуация возникла. Это правильно: подумать, не ответственен ли ты за происходящее, но такой подход все-таки нуждается в корректировке, если речь заходит о манипуляциях.

Как быть, например, жене пьющего мужа, если муж постоянно говорит ей, что это она довела его до такого состояния? Иногда мужчина говорит такие слова не с целью манипулировать женой, а с целью достучаться до нее, объяснить, что они, например, в течение нескольких лет не выезжали на совместный отдых, не проводили вместе время, что она, возможно, выбрала неправильную модель поведения. Человек совестливый, мягкий, податливый может действительно начать верить в то, что он виноват в неадекватном поведении другого. А начав в это верить, он вступит на путь деформации сознания. Можно посоветовать этой женщине разобрать ситуацию беспристрастно со своим духовником, чтобы найти ответ на вопрос, есть ли ее вина в том, что муж выпивает. Но если такой возможности нет, нужно обратиться к своей совести и к задать ей тот же вопрос: была ли моя вина в том, что муж выпил? И если, учитывая все предыдущие пункты (обогащение своего сознания различными примерами, в которых ситуация раскрывалась с разных сторон, успокоение через молитву), эта женщина выйдет из колеи условного рефлекса, в которую привыкла заходить вследствие зараженности гневом, то, обратившись к совести, она услышит ответ. Если совесть в мирном, правильном состоянии говорит ей, что она не могла быть причиной неадекватного поведения мужа, то вероятно, что она и не является этой причиной. После того, как женщина это открытие совершает, у нее появляется твердое основание отклонять от себя манипуляции. Но опять же, учитывая предыдущие пункты: не криком, а спокойствием, улыбкой, какими-то словами. В крике муж может увидеть попытку его унизить, а в спокойном голосе будет больше силы. Таким образом жена может вернуть в адекватное состояние человека, спокойно показав ему, что дело обстоит не таким образом, как он его описывает.

Чувство вины может быть конструктивным, когда оно возникает в контексте осмысления человеком Закона Божия. Оно может помочь осознать свою ошибку и вернуться на тот путь, который человек для себя избрал в свете Закона Божьего. Например, если человек сказал кому-то грубое слово и испытывает чувство вины, то это чувство в правильном осмыслении помогает предотвратить разрыв с ближним. Человек, под воздействием чувства вины, признает свою ошибку, примиряется, делает какие-то дела, противоположные своей грубости: молится за других, приглашает их на совместное чаепитие, делает для них что-то хорошее, чтобы устранить назревающий конфликт. Тогда, через эти действия, чувство вины уходит. Таким образом, оно может подсказать, что нужно сделать, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. Но в случае с зависимыми родственниками чувство вины иногда становится объектом манипуляции. Зависимый родственник погружает человека в свод им придуманных правил, например, говорит, чтобы человек не ходил по квартире и никак себя не проявлял после 11 часов вечера, а если человек встанет в 11 часов, например, попить воды, то зависимый родственник напивается и происходит скандал. Зависимый родственник при этом говорит, что скандал произошел по той причине, что человек не выполнил тех требований, которые он ему предъявил.

Важно отметить еще один пункт: когда речь заходит о домашнем насилии, некоторые светские авторы считают, что женщина должна иметь в себе внутреннего комментатора. Якобы женщина, попав в тяжелую обстановку, должна начать вращать внутри себя определенные комментарии. Но эта погруженность в негативные мысли начнет ее разрушать. Некоторые авторы считают, что привычку погружаться в мысли тяжелого характера женщина получает вследствие своей травмированности от отношений с матерью: то есть все проблемы объясняются влиянием мамы. То есть если женщина считает, что у нее что-то не получится, значит, это в детстве мама ей внушила что-то, что привело женщину к низкой самооценке. Такая логика неверна, потому что ощущение человеком самого себя складывается из многих факторов, а не только из того, насколько он уверен в себе. Когда человеку навязывают такое ощущение, эту уверенность в себе он начинает вызывать искусственно, например, с помощью определенных практик. Но ведь иногда у нас возникают мысли о том, что что-то может не получиться, на вполне объективных основаниях.

Так вот, женщине в трудной ситуации предлагается включить своего внутреннего комментатора, то есть тот голос, который у нее появился вследствие контакта с мамой. И если что-то внутри нее сигнализирует о возможных рисках, предлагается не обращать внимание на эти внутренние сигналы. Этот совет можно сравнить с советом не обращать внимание на датчики, которые сигнализируют водителю, что бензин заканчивается, или не обращать внимание на знаки дорожного движения. Есть ситуации, когда инстинкт самосохранения что-то подсказывает, и нужно к нему прислушаться. Как отделить здесь подлинное от ложного? Если у человека есть правильные представления об антропологии, он сможет адекватно воспринять совет от внутреннего комментатора. То есть человек сможет понять, что есть совесть, есть инстинкт самосохранения, а есть – страсти, ложные установки, которые были в сознании вброшены, может быть, обществом, другим людьми.

Писатель Нассим Талеб считал следствием инстинкта самосохранения прокрастинацию: когда человек не может решиться на какой-то поступок, может быть, такое происходит потому, что у человека нет серьезного основания для данного поступка, и в каком-то смысле это колебание может быть правильным. Хотя, конечно, прокрастинация часто может быть связана с другими причинами, мучительным выражением какого-то внутреннего хаоса. Но когда человек находится в состоянии внутренней тишины, молится, то, вглядываясь внутрь себя на основании правильных представлений, он может увидеть, где в нем говорит голос совести, а где – какая-то ложная установка. Правильный внутренний голос сообразен с мирным состоянием души, а ложные установки сопровождаются внутренним беспокойством. Если человек не оснащен какими-то конструктивными представлениями о духовной жизни, то, услышав внутренний совет, он может не отличить голос совести внутри себя от ложной установки. Не нужно выключать внутренние советы как таковые, но нужно уметь различать, почему тот или иной совет в твоем случае правилен или, наоборот, неактуален.

Существует популярная в психологии концепция, которая пытается объяснить психологические проблемы человека, «треугольник Карпмана». Согласно этой концепции, человек в разных ситуациях социального взаимодействия принимает на себя одну из трех ролей: «жертва», «преследователь», «спасатель». Когда возникает вопрос, как выйти из этого треугольника, нужно изначально отбросить саму эту концепцию. Все-таки жизнь многогранна и не все жизненные ситуации укладываются в эти три позиции. Если человек изначально заточен на эту модель, то в общении с другими людьми он вынужден раздавать им какую-то из трех ролей. Естественно, живое общение, просматриваемое через такую призму, обедняется. Обычная детская шаловливость, например, рассматриваемая через такую призму, может восприниматься как агрессия, а мама при этом воспринимает себя как жертву. Но дети могут быть вовсе не агрессивными, у них просто возраст такой, протестный, они могут искать себя через этот протест. Если изначально ставить на них клеймо агрессора, то они, чувствуя к себе такое отношение, будут и развиваться соответственно. Когда мы видим в человеке что-то плохое, то, по мысли академика Ухтомского, человек и поворачивается к нам этими плохими сторонами.

Одна женщина, профессор, по поводу нецелесообразности треугольника Карпмана говорила, что любящей маме свойственно видеть причину неудач в отношениях с ребенком – в себе. Понятно, что варианты бывают разными, иногда при всем старании мамы не удается наладить контакт с ребенком, потому что ребенок сознательно выбирает отдаление, у него может быть свой взгляд на отношения. Но – как бы банально это не звучало – когда мама ведет себя с любовью: просто обнимает детей, говорит, как она их любит, многие трудные ситуации преодолеваются сами собой. А когда сложную ситуацию изначально воспринимают через призму каких-то схем и мама думает, что ее можно разрешить только определенными точно сказанными словами, в соответствии с этой схемой, то выход найти не получается.

Конечно, еще очень важно помнить о значении совместной деятельности в деле поддержания контакта с детьми. Когда родители проводят с детьми время, образуется какое-то окошечко для того, чтобы что-то сказать детям. Если ребенок в жизни не всегда открывается, то через совместную конструктивную деятельность он может почувствовать возможность открыться.

Выводы.

Если подвести итог всему сказанному, можно вернуться к сравнению деформации сознания человека, находящегося рядом с зависимым родственником, и человека, находящегося в концентрационном лагере.

Когда подавляется разумная деятельность заключенного концлагеря, его мышление переключается на внешний регламент: человек обдумывает лишь вопросы, связанные с едой, с охраной, с внешними событиями в жизни лагеря, сюда же можно добавить процесс переживания внутренних страхов. Если проанализировать судьбу заключенных, можно сказать, что выживали лишь те, у кого была внутренняя искра, то есть ядро личности. Если это ядро пребывало в активном состоянии, если человек был приобщен к свету Христову, то у него всегда был какой-то иной источник побуждений кроме тех, которые были предложены внешним регламентом. Но когда человек переключался полностью на внешний регламент, он начинал деградировать.

Подобным образом, человек, живущий с зависимым родственником, переключается на внешний регламент: вся его жизнь выстраивается вокруг зависимого родственника: выпьет он или нет, будет он ругаться или нет и т.д. Собственная духовная жизнь при этом начинает затухать. Человек пытается выйти из агрессивной колеи, обращаясь к каким-то занятиям: пытается заняться спортом, здоровым питанием и т.д. Но пример заключенных нам показывает: чтобы выжить и остаться человеком, нужно концентрироваться на тех процессах, которые связаны с внутренней жизнью, личностью человека, которая, в свою очередь, тесно связана с его внутренним ядром.

Если человек ощутил связь со Христом, внутренний мир, то поиск верного шага существенно облегчается. Если такой человек теряет внутренний мир вследствие, например, раздражения, то ему понятно, что его ближайшая задача – это борьба с раздражительностью, потому что раздражительность мешает ему поддерживать связь со Христом. И когда человек постоянно видит перед собой подобную задачу, глубоко связанную с внутренним ядром личности, он постоянно находится в процессе решения этой задачи, то есть в росте, в движении в хорошем смысле слова. Пока человек находится в этом правильном движении, он способен развиваться, он не замыкается на внешнем регламенте, то есть над ним не властны внешние трудности и внутренние страсти. У него есть свой взгляд на происходящее, помимо того, который предлагает администрация концлагеря или зависимый родственник. И этот взгляд на происходящее обусловлен не страхами, не текущей конъюнктурой, а пониманием того, что для сохранения внутреннего мира и связи со Христом нужно сделать такие-то шаги.

На таком этапе человек способен принимать решения, учитывая внешние обстоятельства и – в то же время – не завися от них. Так он постоянно выходит из той колеи, которую навязывают внешние обстоятельства, при этом не теряя способности воспринимать реальность и взаимодействовать с ней[6].

[1] Более подробно эта тема разбиралась в статье «Интеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления», а еще более подробно – в подборке материалов «Преодоление травматического опыта: христианский и психологический аспекты».

[2] Подробнее сказано об этом в статье «Интеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления».

[3] Тема вертикали подробно разбирается в статье «Остаться человеком. Ч 4.1: Офисы, мегаполисы и лагеря: доминанта жизни и точка опоры».

[4] Подробнее см. в цикле бесед «Проблема отклоняющегося поведения: родственникам, родителям, педагогам».

[5] Подробнее о молитве от неприязни рассказывается в статье «Обида, гнев, злость, прощение: лекции, тексты – иеромонаха Прокопия (также – иных авторов)».

[6] Более подробно эти темы разбираются в упомянутой статье «Интеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления» и в подборке материалов «Преодоление травматического опыта: христианский и психологический аспекты».