Прокопий (Пащенко), иером. Боевые действия. Ч. 10: Печать войны: Чувство вины, ПТСР, флешбеки

Данный текст является расшифровкой 39-ого эфира по теме «Боевые действия». Эфир проводился совместно с телеграм-каналом «Доброта на завтрак». Все эфиры вместе – «Боевые действия. Осмысление. Преодоление тревоги, ПТСР. Чувство вины».

Начало темы:

Эфир 38. Печать войны. Чувство вины. ПТСР;
Эфир 37. Печать войны. ПТСР. Правильное отношение к прошлому.

Почему мы говорим о боевой психической травме

По мнению одного духовника, если три-четыре года разбирать вопросы, которые входят в круг жизни человека, у него за это время сформируется картина мира, выстроится парадигма, которая позволит ориентироваться в жизни, и появится внутренняя сила для преодоления проблемы, которая человека мучила. С началом боевых действий мы решили проявить солидарность и начать разбирать вопросы, которые касаются тех, кто вернется или уже вернулся с фронта. Эти вопросы актуальны сейчас потому, что те, кто занимается ранеными, говорят: люди не были морально готовы к тому, с чем им пришлось столкнуться. Если раньше существовала воинская этика, и, благодаря особенностям воспитания в России, у человека была духовно-культурная база, которая давала ему иммунитет против травмирующих обстоятельств, то в настоящее время ни этики, ни духовно-культурной базы у нас нет.

В данной лекции мы будем говорить о боевой психической травме. Но рассматриваемые нами механизмы – универсальны и действуют в любой области. И если понять суть этих механизмов, можно проецировать их не только на боевые действия, но и на гражданскую жизнь: в ней действуют те же самые законы. В этом смысле ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) мало отличается от гнева или алкоголизма, потому что и в том, и другом случае действует похожий механизм порабощения психики. Навязчивые воспоминания о войне сродни навязчивым воспоминаниям о наркотиках.

Как формируется условный рефлекс, лежащий в основе ПТСР. Первая сигнальная система

Психическая травма формируется на уровне первой сигнальной системы^[1] (термин введен академиком И.П. Павловым). В ходе научных экспериментов И.П. Павлова по формированию рефлексов собаке сначала давали еду и зажигали лампочку, – у нее выделялся желудочный сок; потом еду не давали, но желудочный сок выделялся уже просто при виде включенной лампы. Так формируется рефлекс.

Подобный механизм срабатывает и у человека. Допустим, на войне человек впал в состояние ужаса во время взрыва, и теперь любой громкий хлопок автоматически вызывает у него тот спектр реакций, который был сформирован на фронте. Например, бывший военнослужащий услышал фейерверк и судорожно побежал в машину искать оружие, потому что у него выработался условный рефлекс на любые звуки, подобные взрывам. Так же ведет себя игрок казино, игровой психоз которого активизируется при виде мигающих лампочек снегоуборочной машины, напоминающих ему игровые автоматы.

Как «вылечить» условный рефлекс. Вторая сигнальная система и принцип доминанты

Согласно учению академика И.П. Павлова о второй сигнальной системе^[2], мнению ученого-психолога А.В. Брушлинского и учению академика А.А. Ухтомского о доминанте^[3], – внешний импульс действует на человека не сам по себе, а проходя сквозь систему внутренних условий. Например, у человека, прошедшего войну, повидавшего кровь и боль, действует «боевая доминанта», и из всего многообразия сигналов, которые есть в жизни, он выхватывает только самые негативные. Поэтому, чтобы поменять эту сформировавшуюся реакцию, нужно не «штурмовать» болезненную доминанту «в лоб», а выстроить новые внутренние условия, активировать вторую сигнальную систему, выстроить семантические сети (смысловые связи), новую доминанту. Попытаться перестроить и обогатить личность настолько, чтобы материал, который содержится в памяти, получил другую интерпретацию.

Действие доминанты и бессмысленность «штурмования» ее «в лоб» хорошо видно на примере наркозависимого человека. Чем больше такому человеку говорить, что наркотики – это плохо, тем скорее мы растеребим его болезненную доминанту. Поэтому нужно строить вторую, конструктивную доминанту, основанную на внимании к ближнему, на любви. И тогда она сама собой, своим действием затормозит доминанту болезненную. И тогда те же самые механизмы психики, которые раньше участвовали в патологии, перестроятся и начнут работать в конструктивном русле.

Образным примером перестраивания механизмов психики служит югославский мультфильм «Чудесный лес» (1986). По сюжету мультфильма злой царь Кактус терроризировал всех лесных жителей при помощи адской машины с ковшами, которой он хотел перерыть весь лес. Но благодаря действиям других героев – художника и его друзей-зверушек – удалось напоить Кактуса зельем, после чего он расцвел и стал добрым, а адская машина превратилась в карусель: прежде страшные ковши стали люльками, как на колесе обозрения.

В этом принципе перестраивания психики и заключается главное значение идеи А.А. Ухтомского о доминанте: человеческий мозг пластичен, и патологическую доминанту можно перестроить.

Проблема разговоров о травматическом расстройстве в том, что его попытались описать в терминах Зигмунда Фрейда как некую болезнь, и речь шла о лечении (преодолении) именно болезненного состояния. Но со временем специалисты пришли к выводу, что вместо «лечения» «болезни» нужно делать акцент на активировании внутренних сил человека, и тогда личность начнет раскрываться, и появится вторая доминанта, которая победит первую, болезненную доминанту.

Ошибки при попытках справиться с травматическим опытом

Зачастую люди, пытаясь справиться с травматическим опытом, с головой уходят в работу, как героиня Мэй Холланд из фильма «Сфера» (2017, реж. Джеймс Понсольдт), или погружаются в новый травматический опыт. Хороший пример этих состояний показан в документальном фильме «Дрон» (2014, реж. Тонье Хессен Шей), основанном на интервью военнослужащего, который работал в секретном подразделении, управлял дронами. На каком-то этапе он понял, что расстреливает не террористов, а мирных жителей, и получил ПТСР, его психика разваливалась на части. Мучаясь из-за этих убийств, герой фильма пытался загрузить себя работой, брал еще больше боевых заданий, чтобы мозг не отдыхал, чтобы не было времени вспоминать о том ужасе, в котором ты находишься.

У героини фильма «Сфера» Мэй Холланд уход в работу приводил к тому, что внутренние проблемы не решались, а сигнализировали о том, что нужно что-то в жизни менять. Она ощущала внутренний хаос, потерю чего-то важного в жизни, но, чтобы заглушить эти чувства, она вновь приходила на работу. Как и военнослужащий – убийства порождали в нем стресс, но, чтобы с ним справиться, он запускал новый виток убийств.

Новые технологии создают дистанцию между противниками, что ведет к новым психическим проблемам

Также в фильме «Дрон» затронут вопрос о том, что введение новых технологий порождает эффект дистанции в войне. Военнослужащий говорит, что современные технические средства создают дистанцию между тобой и тем, кого ты убиваешь, и у тебя не возникает рефлексии. А значит, есть большая вероятность того, что в какой-то момент рука не дрогнет нажать кнопку и отправить армию дронов на выполнение новой боевой задачи. Пока люди воевали руками, глядя в лицо своему противнику, и испытывали боевую психическую травму по полной программе, у них, соответственно, включался иммунитет. Как, например, у немецкого писателя Генриха Белля, который участвовал во Второй мировой войне. Он считал, что Германия должна победить весь мир, но, когда сам побывал на фронте и увидел весь ужас боевых действий, отношение его к войне поменялось. И уже после войны Белль писал, что даже если бы увидел, как его дети играют в солдатиков, то был бы недоволен. То есть человек, который близко видел ужасы войны, понимает, что надо избегать ее любым способом. А тому поколению, которое войны не знало, становится проще ее развязать.

По мнению японских ученых, когда вырастет поколение геймеров, которые привыкли убивать на экране, это будет то поколение, которое все проблемы будет решать войной. Потому что компьютерные игры формируют доминанту насилия и агрессии.

О конструктивном и патологическом чувстве вины

Ранее мы подробно разбирали тему чувства вины, тему потери близких, тему смерти. Есть целый цикл бесед «Преодоление травматического опыта. Христианские и психологические аспекты»[4], – там много бесед о переживании опыта смерти и много бесед в разделе «Посттравматический рост».

Чувство вины сигнализирует нам о том, что какая-то черта в жизни, за которую нельзя было заступать (например, этическая, духовная), была перейдена, и о том, что надо что-то в жизни исправить (например, отношение к миру). Ни в коем случае не надо глушить это чувство алкоголем или наркотиками. Когда чувство вины справляется со своей задачей, то оно проходит само собой. Поэтому к нему полезно прислушаться, если, конечно, это не патологическое чувство. Здоровое чувство вины возникает, когда человек нарушает духовные законы мироздания, которые описаны в Евангелии. Такое чувство вины выполняет конструктивную задачу: помогает исправить образ жизни, свои упущения, сохранить психическую цельность. Например, умирает наш близкий родственник, и мы понимаем, что в последние годы не проявляли должной заботы о нем. В этом случае чувство вины указывает на утрату человечности, и исправить это мы можем, если сделаем для другого человека то, что не успели сделать для ушедшего родственника. Или – если мы осуждали умершего человека и его образ остался искаженным в нашей реальности, то, начав молиться о нем, мы поймем, что поступали несправедливо, и образ умершего в нашем сознании очистится, и чувство вины уйдет само собой.

Другое дело – патологическое чувство вины, когда человеком манипулируют и навязывают ему свои болезненные извращенные правила как некую норму. Мы должны понимать, что, если речь идет о чувстве вины не перед фундаментальными законами мироздания, не перед Богом, а перед какими-то искусственными построениями, значит, это манипуляция. Поэтому очень важно дать человеку правильную картину мира, чтобы у него был иммунитет к манипуляциям.

На самом деле, с тем, что называют боевой психической травмой, сталкиваются все люди. Один военный психолог, например, говорил, что по стобалльной шкале переживаний смерть близкого человека – это сто баллов. Возможно, этот уровень переживаний даже выше, чем у солдата на фронте. Многочисленные истории свидетельствуют, что некоторые люди после смерти близких оказывались полностью деморализованными. Например, один мужчина после смерти супруги просто лег и отказался есть.

Патологическое и конструктивное прохождение чувства вины. Психологические методики и православный взгляд

Есть здоровое прохождение чувства вины и – патологическое. Патологическое – это попытка ситуацию «замазать». «Замазать» чувство вины предлагают некоторые психологические методики. Они не могут быть хороши, а многие и вовсе опасны. Например, саентологические приемы (одитинг[5] и проч.), методы, подобные технике «турбо-суслик» (когда вы произносите мантру, и часть психики уничтожается). Но если психику сегментно выключать, то ничего хорошего из этого не получится. Эти выключенные сегменты психики никуда не исчезнут, а будут, как трупы, замурованные в комнате, из сказки «Синяя борода». Можно с помощью методик эти «трупы» замуровать, но они будут как-то сигнализировать, напоминая о себе, и спокоен человек не будет.

Приведем пример из разговора епископа Пантелеимона (Шатова) с одним западным специалистом по поводу чувства вины после войны. По мнению специалиста, нужно снять чувство вины с ветерана, внушив ему: «ты не виновен в том, что произошло», – потому что это чувство толкает участников боевых действий к суициду. Западная методика нацелена на переключение внимания, но не на понимание того, что с тобой произошло. Владыка Пантелеимон сказал на это, что в православии чувство вины снимается не внедрением установки «ты ни в чем не виноват», а признанием своей вины, неправильности совершенных поступков и последующим покаянием, получением прощения у Бога.

Мы не снимаем чувство вины, просто манипулируя самооценкой человека, а объясняем ему, что если бы он был первым грешником, то ради него одного Бог все равно пришел бы на землю, и что человек может соединиться с Богом, в его душу может влиться нечто божественное, и человек получит утешение.

О том, как понимается прощение от Бога в православии, писал патриарх Сергий (Страгородский) в книге «Православное учение о спасении»^[6]; его мысли также включены в книгу «Победить свое прошлое. Исповедь – начало новой жизни»^[7]. Когда человек внутренне меняется, переживает о происшедшем, он возвышается до другого уровня, в каком-то смысле он разрывает связь с тем прежним, кем он был во время совершения преступления. Он становится совершенно иным, та прежняя личность перестает существовать. Прощение заключается в том, что новая личность становится способной приобщиться к божественному переживанию.

О бесперспективности методики снятия чувства вины через внедрение мысли «ты ни в чем не виноват» пишет Джудит Герман в книге «Травма и исцеление»^[8]. Она отмечает, что человеку не помогает ни установка «ты ни в чем не виноват», ни установка «ты во всем виноват». Необходимо вдумчиво разобрать ситуацию и увидеть тот вклад в ситуацию, который ты реально в нее внес.

Важно прислушаться к голосу совести, признать вину, если ты действительно нарушил законы мироздания, но не просто признать, а осознать, что в психике нужно что-то исправить.

Чувство вины у ветеранов боевых действий

Д. Херман сообщает, что в своих исследованиях посттравматического стрессового расстройства среди ветеранов боевых действий некоторые специалисты пришли к выводу, что вопрос освобождения от чувства вины требует детального понимания конкретных причин самообвинения каждого человека, а не простого утверждения о его невиновности.

Например, один молодой офицер выжил после того, как джип, на котором он ехал на задание, взорвался, и несколько человек погибло. Он винил себя в том, что выжил. На первый взгляд, самокритика была необоснованной, но тщательное изучение обстоятельств показало, что этот офицер не сделал всего, что мог, чтобы защитить своих людей. Когда неопытный командир приказал отправиться ему в поездку на джипе, он не возражал, хотя знал, что приказ был неразумным. Таким образом, своим бездействием он поставил себя и своих людей под угрозу. Человек ощущает беспокойство, но не всегда может правильно выразить словами чувство вины, например, за такое свое бездействие.

Очень важно преобразовать суровое самообвинение в реалистичное суждение, и это может способствовать выздоровлению. Например, выжившие в экстремальных обстоятельствах могут рассказывать, что они проигнорировали внутренний голос, или могут яростно критиковать собственную глупость или наивность. И тут важно им не подыгрывать, и, если ситуация действительно объективная и рациональных зацепок, чтобы события предугадать, не было, надо об этом человеку обязательно сказать.

Преобразование сурового обвинения в реалистичное суждение означает, что человек, попавший в экстремальную ситуацию, вследствие недостатка навыка, усваивает урок, включает происшедшее в структуру своей личности, и для него происшедшее становится источником мудрости.

Стыд и вина выжившего могут усугубляться суровым осуждением других, но не стираются полностью заявлением «ты не виноват». Потому что такие заявления представляют собой отказ участвовать с выжившим в поисках выхода из лабиринта мучительных моральных дилемм в экстремальной ситуации. Выживший ищет не самооправдания, а справедливости.

Только детальный разбор ситуации освобождает человека от внутреннего ядра, вокруг которого формируется параноидальное «я».

Но, конечно, нужно понимать: для того чтобы разобрать все ситуации, одной психологии недостаточно. Ответы находятся на стыке между религией, моралью, этикой, философией, литературой, психологией[9]. Требуется определенная мудрость.

Каким образом формируется параноидальное «я», психоз, бредовая система, когда человек не выходит из чувства вины конструктивным путем, а выходит в патологию? Например, в книге «Щит веры. Воину-защитнику в помощь»^[10] был упомянут фильм, по сюжету которого в степях Казахстана идет подготовка летчиков-испытателей, и в процессе подготовки многие гибнут. У врача-руководителя эксперимента начинается психическое расстройство, происходит конфликт в коре головного мозга: он как врач должен спасать людей, а на деле получается, что он людей губит. И из этой дилеммы мозг врача выходит путем патологическим. У него начинается бред.

Еще один пример выхода из чувства вины в патологию показан в сериале «Последователи» – о секте, которую создал один писатель, фанат Эдгара По, помешанный на убийствах. К нему приходили последователи, люди, у которых было чувство вины, и он проблемные ситуации людей переворачивал таким образом, что давал им ложный путь освобождения от проблемы, предлагая убивать. И у людей появлялась уверенность в том, что так они решат свой вопрос.

Пример патологического проживания чувства вины есть в романе Б. Акунина «Алмазная колесница». Инициировав смерть возлюбленной главного героя Фандорина, недруги им манипулировали, вызвав чувство глубокого сожаления и вины за случившееся. Создав у Фандорина ложную картину мира, неприятели убедили его в том, что избавиться от этого чувства он сможет, только отомстив за убийство.

Таким образом, если человек не включается в картину мира, основанную на истине, у него может выстроиться аномальная, ложная картина мира.

Есть документальный фильм о детях-воинах в Африке. В фильме показано, как при захвате одной африканской деревни детей берут в плен, заставляют убить своих родителей, сжечь свою деревню, чтобы исключить возможность возвращения этих детей к нормальной жизни. Со временем, когда их начинает мучить чувство вины, они начинают принимать наркотики, и от этого становятся внушаемыми. А чтобы они не думали о том, что произошло, их толкают на войну, и получается замкнутое кольцо. Как писал в книге «Завтра я иду убивать» Ишмаэль Бих^[11], который был таким подростком-участником боевых действий: «Мы принимали наркотики, убивали, смотрели боевики и снова убивали».

Программа реабилитации ООН для таких парней заключалась в идее «ты ни в чем не виноват». Как мы уже сказали, перспектив у такого метода нет, так как при его использовании не появляется ни конструктивной цели в жизни, ни рефлексии. Соответственно, возникает риск, что при случае эти парни снова возьмутся за оружие, оправдывая себя так: «меня же заставили, я ни в чем не виноват». Чтобы спасти личность, когда она полностью разрушена, нужно привести ее к рефлексии. Может, на девяносто девять процентов человека и заставили, но хоть один-то процент был твоей личностью. И если хотя бы на один процент у человека есть осознание того, что он ошибается, значит, шансы на выздоровление психики есть. Человек может выбраться только через осознание собственной неправоты.

Нужно понимать, что у человека всегда есть выбор пойти другим путем. Примером служит документальный фильм об участнике ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация). Герой фильма – парень 14-16 лет – тренировался на базе этой организации, но, когда пришло время принять решение и полноценно входить в боевую ячейку, он понял, что не может на это пойти, и отказался. Его предупредили, что за отказ ему публично на площади отрежут руку и ногу. Обладая силой духа, он сделал выбор – предпочел остаться без руки и ноги, но не отказался от своих убеждений.

Конструктивный путь преодоления чувства вины

Конструктивный путь преодоления чувства вины для детей-воинов Африки, таких, как Ишмаэл Бих, – это, например, обучить тех, кто участвовал в сжигании деревни, плотницкому делу. Тогда появится полезная деятельность, цель. А осознание того, что ты своими руками построил дом, а не только сжег, может дать этим ребятам душевное успокоение.

Если человек не выходит конструктивным путем из чувства вины, не разрешает его покаянием, он уходит в патологию. И некоторые психологические техники снятия чувства вины настраивают человека на последующую патологию. Еще один пример выхода в патологию представлен в фильме «Остров проклятых» Мартина Скорсезе. Герой фильма совершает поступок против совести – убивает свою жену и детей. И в попытке избавиться от чувства вины и найти оправдание своему поступку он впадает в бредовое состояние, в котором убеждает себя, что убила детей на самом деле его жена, и она же попросила убить себя.

Митрополит Антоний Сурожский объяснял, почему люди в пожилом возрасте кончают жизнь самоубийством. С годами Господь дает человеку заново пережить происшедшее, ставит перед лицом обстоятельств, которые были в жизни (например, аборт, боевой опыт и т. п.). Это сигнал к тому, чтобы мы пересмотрели свое отношение к чему-то, что в жизни было совершено неправильно. С высоты своего жизненного опыта человек может пересмотреть отношение к прошлому. И если, глядя назад, человек скажет, что никогда в жизни больше бы так не поступил, то чувство вины отступит. Это некий механизм, вложенный Богом, чтобы напоминать человеку о его ошибках.

Ученые считают, что ПТСР – это информация о происшедшем, которая осталась в оперативной памяти и время от времени прорывается в психику, напоминая о совершенном.

И эта информация остается неупорядоченной и неструктурированной, пока человек не определит свое отношение к ней.

Существует такой «комплекс осужденного» – когда в твою психику постоянно вторгаются образы и напоминают, что ты переступил грань дозволенного, нарушил законы мироздания. Человек выходит из такой ситуации либо вниз, либо вверх. Вниз – через снижение порога восприятия, растворяя образы совершенного, когда проблема как бы перестает существовать (но на самом деле это не так). Вверх – когда человек осмысляет происшедшее, приходит к пониманию, что в данной ситуации он был не прав, и ищет, каким образом он мог бы что-то изменить.

О желании вернуться в травмирующие условия

Есть люди, которые стремятся вернуться в травмирующие условия. Почему это происходит? Потому что человек чувствует законы доминанты: если в момент ее действия внести новый смысл, она перестроится. Если опыт вины не был пройден правильно, человек, не находя покоя в мирной жизни, будет пытаться вернуться в патологическую зону. Например, главный герой книги «Побег из лагеря смерти»^[12] Шин родился и жил в заключении в концлагере в Северной Корее. Там он терпел бесконечные побои и сам по приказу начальников творил насилие. Он донес на своих родителей, которых казнили у него на глазах. Шину удалось бежать из лагеря в Америку, но он не мог адаптироваться к нормальной жизни, так как его стало мучить чувство вины по отношению к своим родителям. И он стал мечтать о возвращении в концлагерь (см. подробнее его историю в видео «Помощь вернувшимся с фронта и их семьям. Боевая психо-травма. ПТСР. Тревожность. Доминанта»; или в тексте, созданном на основе видео, – «Преодоление боевой травмы и выход из посттравматического стрессового расстройства: теория, практика, подходы»).

Правильное прохождение опыта войны возможно только через признание того, что произошло, через полную исповедь. Прошлое можно исправить. Если мы исцеляем душевные навыки, реакции, которые сформировались в ситуации в прошлом, то мы через это исцеляем (исправляем) и свое прошлое. О чем подробнее рассказывается в книге «“Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».

Пример того, как людей с ПТСР может тянуть обратно в условия травматического опыта, показан в телесериале «Остаться в живых» (США, 2004–2010). По сюжету герои после авиакатастрофы выживают на страшном острове, где происходят мистические события, много опасностей, дикие звери и т.д. Очень долгое время их никто не может найти и спасти. Некоторые герои умирают. Естественно, на острове складывается определенное общество со своими лидерами и иерархией, и одним из главных протагонистов становится Джек – врач и «хороший парень». Джек, как и остальные герои, травмирован прошлым: в детстве его бросил отец, во взрослом возрасте отец вернулся в его жизнь, но, как потом оказалось, с корыстной целью – он уговорил Джека как идеального родственника-донора пожертвовать ему свою почку. После операции отец снова его бросил. Джек становится действительно важным членом сообщества на острове, потому что его профессия позволяет оказывать конкретную помощь, спасать жизни людям при почти полном отсутствии медикаментов. Также у Джека незаурядные лидерские качества и харизма. Но при этом он всю жизнь старался быть «хорошим мальчиком» и из-за этого крайне сложно переживает собственные неудачи и промахи, уходя в неконструктивное самобичевание. Другая героиня – Кейт – также становится одним из лидеров сообщества. Прошлая жизнь Кейт так же полна боли: ее отчим был ветераном войны в Корее, а биологический отец-алкоголик избивал мать. Кейт убила своего отца и долгие годы скрывалась от полиции по поддельным документам и даже вышла замуж за полицейского, но убежать от своей травмы у нее все равно не получилось. Кейт была умной, сильной внутренне, умела пользоваться оружием, мела решать проблемы и брать на себя ответственность, поэтому она вместе с Джеком становится руководителем островного сообщества.

В одном из сезонов персонажи оказываются спасены и возвращаются домой, в США (или им это только кажется – сериал наполнен околомистическими недоговорками и параллелями). Джек встречается с Кейт в обычной жизни. Кейт удалось адаптироваться, она рада вернуться в цивилизацию, в общество, где нет диких зверей и не нужно спать под листьями пальмы. Несмотря на ошибки прошлого, Кейт нашла в себе силы жить дальше. Но Джек адаптироваться не смог. Он привык «решать проблемы» на острове, жить с постоянно повышенным адреналином, на краю гибели, драться и даже убивать, спасать людей. В общем, быть на волне, на пике эмоций. Он не понимает, как теперь ему ходить на работу, ездить в метро, покупать еду в супермаркете. В конце этой сцены встречи с Кейт Джек стоит под дождем и практически в слезах отчаяния кричит вслед уходящей Кейт: «Давай вернемся на остров! Давай вернемся!» Ведь только там он мог чувствовать себя живым, забывая о предательстве отца и о других травмирующих событиях прошлой жизни. Джеку было комфортно на острове, потому что таким образом, через вхождение в новую патологию он как будто уходил из старой патологии. Но возвращение в цивилизацию и в привычную «гражданскую» жизнь показало, что такой метод выхода из ПТСР не работает, а только усугубляет проблемы.

^[1] Первая сигнальная система (присуща человеку и животным) – это совокупность анализаторов, воспринимающих сигналы окружающей среды, которые поступают через органы чувств (ощущения цвета, запаха, звука, вкуса, тактильные ощущения, зрительные образы). На ее основе формируются чувственные впечатления, познание окружающего мира.

^[2] Вторая сигнальная система – система условно-рефлекторных связей в головном мозге человека, где условным раздражителем является слово, речь («сигнал сигналов»). Вторая сигнальная система является регулятором высшей нервной деятельности, основой письменной и устной речи, абстрактно-логического мышления. 

^[3] Доминанта – стойкий очаг возбуждения в коре головного мозга, который подчиняет себе всю деятельность организма.

[4] См., напр., здесь.

[5] О́дитинг – важнейшая практика в саентологии, которая представляет собой общение один на один клиента с саентологическим консультантом в рамках «точно определенных» процедур.

^[6] Сергий (Страгородский), св. патр. Православное учение о спасении. Репр. изд. 1898 г. М.: Издательский отдел Московского патриархата; «Просветитель», 1991.

^[7] Прокопий (Пащенко), иером. Победить свое прошлое. Исповедь – начало новой жизни. Издание Соловецкого монастыря, 2015 г.

^[8] Герман Дж. Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора. М.: Бомбора, 2022. 400 с.

[9] См., к примеру:

Б. БРАТУСЬ: …психологии необходимо найти новую стыковку с философией и этикой. Здесь без философии нельзя разобраться в самой сути явления. Что — патология, а что — норма? Психология понятия нормы не дает — оно появляется лишь тогда, когда ты выходишь за грань психологии и идешь в философию, этику. Истинный критерий находится там. Поэтому, мие кажется, если «законодателями мод» станут «чистые» психологи; то это будет худо. Уже сейчас, когда один человек совершает какую-то подлость, мы спешим с психологическими оправданиями: у него, мол, стресс, невроз, у него комплекс, психическая предрасположенность и так далее. А в XIX веке говорили: грех, покаяние, раскаяние… Происшедшая подмена чрезвычайно опасна для личности, потому что снимает моральную ответственность за свои поступки. А когда она снимается в обществе?..

А. АСМОЛОВ: То, что мы сейчас говорим, можно назвать критикой экспериментального психологического разума, того разума, который существует как нечто безальтернативное в так называемой академической психологии. Я бы хотел обратить внимание: о чем бы мы ни говорили, мы все время приходили к необходимости конкретного культурологического анализа, убеждаясь, что психология может быть только такой, какой есть образ человека в культуре. Я бы сказал – образ развития личности [Психология: ищу человека // ЗНАНИЕ – СИЛА 1/88. Ежемесячный научно-популярный н научно-художественный журнал для молодежи. В обсуждении приняли участие: кандидат исторических наук Ольга Юрьевна АРТЕМОВА, кандидат психологических наук Борис Сергеевич БРАТУСЬ, кандидат психологических наук Сергей Николаевич ЕНИКОЛОПОВ, доктор педагогических наук Анатолий Викторович МУДРИК, кандидат психологических наук Леонид Александрович РАДЗИХОВСКИЙ, кандидат исторических наук Юрий Александрович СМИРНОВ, кандидат психологических наук Владимир Александрович ШКУРАТОВ].

^[10] Щит веры. Воину-защитнику в помощь. Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный мужской монастырь, 2022.

^[11] Бих И. Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата. М.: Эксмо, 2014 г. 

^[12] Харден Блейн. Побег из лагеря смерти.: Эксмо, 2013