Прокопий (Пащенко), иером. Травматический опыт и боевые действия. Собрать себя по возвращении домой

Начало в тексте:
«Травматический опыт как формирование рефлекса и его преодоление в христианской жизни».

О проблемах, с которыми сталкиваются военные, вернувшиеся к мирной жизни

В качестве иллюстрации к тем проблемам, которые могут встать перед военнослужащими после окончания военных действий, можно привести фильм «Никто» (США, Япония, 2021). В фильме рассказывается об «инспекторе» спецслужб США, который участвовал в операции по так называемой «точечной зачистке». Он должен был ликвидировать людей, которые совершили непростительные ошибки по отношению к спецслужбам или правительству США. «Инспектор» не мог арестовывать, поэтому, по его собственным словам, после посещения им дома, в котором жила «цель», арестовывать было уже некого.

Однажды «инспектор» не стал убивать человека, который украл большую сумму денег у военного ведомства, потому что тот пообещал изменить свою жизнь. Через год «Никто» навестил отпущенного и увидел, что тот живет в окружении семьи, ходит на работу и выглядит действительно счастливым. И «Никто» тоже захотел такой жизни.

О творческом отношении к работе

Никто поговорил со своими боссами, ушел со службы и стал вести жизнь обычного человека, ходить на работу, воспитывать детей. Но по тому, как начинается фильм, видно, что люди не особенно его уважают и работа ему не особенно нравится. Он никак творчески не вкладывается в работу. Вкладываться творчески – это не значит обязательно заниматься искусством – творчески вложиться человек может даже тогда, когда он работает за станком, когда он любит свою работу и выполняет ее качественно, когда человек считает ниже своего достоинства работать плохо, даже когда ему платят не очень много.

Евфросиния Керсновская (1908–1994), бессарабская помещица, после полной конфискации имущества на долгие годы оказавшаяся в ГУЛАГе, ночью, после подневольной работы, носила свой плуг кузнецу и платила ему какие-то свои деньги, чтобы он этот плуг точил. И потом, работая на пашне, она шла с этим наточенным плугом и радовалась, что из-под него выходит такой сочный пласт земли. В силу какой-то своей внутренней организации Евфросиния не умела работать тяп-ляп. Слова о том, что труд облагораживает, скорее всего, можно отнести именно к такому труду.

Мы знаем, что в тех же концлагерях люди погибали от бессмысленного труда, например, когда одна группа заключенных выкапывает яму, а другая ее закапывает. Или когда заключенные переносят ведрами воду из одной полыньи в другую, или когда кладут стену из кирпича и после ее разбирают. Бессмысленный труд убивает. Но, как сказал один епископ, который общался с христианами, пережившими реальные гонения, даже в таких условиях можно было работать и по-другому. Сказали тебе сложить стену – ты читаешь Иисусову молитву и кладешь кирпич. Тебе сказали эту стену разобрать – ты читаешь Иисусову молитву и снимаешь кирпич. То есть стена появляется и исчезает, но ты не живешь в бессмыслице, каждый твой шаг осмыслен, ты растешь духовно с каждым новым кирпичом.

Сюжет фильма «Никто»: бывший агент спецслужб вспоминает прошлое

Итак, когда в дом «инспектора» однажды вломились двое грабителей, конечно, он мог бы их уничтожить. Но, по всей видимости, он не хотел себя раскрывать и поэтому дал грабителям уйти с награбленным. После того, как грабители ушли, он столкнулся с порицанием со стороны полицейского и со стороны соседа, со стороны начальника – за то, что не защитил свою семью. Герой попал в обстановку всеобщего неуважения. Последней каплей для него стало сообщение маленькой дочери о том, что у нее пропал браслет с котиком. Она сказала, что браслет лежал в чашке, из которой грабительница выгребла денежные купюры. «Никто» решил, что браслет с котиком оказался в руках злоумышленников. И герой начал поиск браслета.

Он запомнил, что у грабительницы на запястье была татуировка, и довольно быстро нашел грабителей через тату-салоны. Он пришел с оружием в их дом, но ни она, ни ее напарник ничего не знали о браслете (впоследствии оказалось, что браслет выпал из чашки и все это время лежал на полу, дома у героя). Возвращаясь в автобусе домой, «Никто» увидел в окно проезжающую мимо машину, в которой сидело пятеро нетрезвых или находящихся под воздействием наркотических веществ молодых людей с криминальными наклонностями, и эта машина по ходу движения постоянно врезалась в какие-то препятствия и в конце концов остановилась. Молодые люди вышли и стали стучать в дверь автобуса, и «Никто» даже начал молиться, чтобы Господь открыл эту дверь – так ему хотелось выместить на ком-то свою ярость.

Водительница автобуса почему-то действительно открывает дверь этой явно нетрезвой публике, и вошедшие в автобус начинают задираться к пассажирам и отпускать специфические намеки в адрес девушки, пассажирки автобуса. «Никто» понимает, что пришло время действовать. В его голове звучит мысль, что эта девушка сегодня вернется домой невредимой, и что парням понравится больничная еда.

Поначалу «Никто» начинает драться как обычный человек – по всей видимости, рефлексы у него не успевают включиться столь быстро. Но, когда его выбрасывают из автобуса и он входит в него вновь, он начинает действовать так, что каждое его движение наносит максимальный урон противнику, в том числе дерется с ножом и с другими подручными средствами. Все пятеро молодых парней попадают в больницу с тяжелейшими травмами. Кто-то из них умирает в больнице.

Через некоторое время оказывается, что среди тех молодых парней, кто стал жертвой бывшего «инспектора», был брат русского криминального авторитета, охранявшего общаг. Сюжет закручивается так, что этот авторитет развязывает настоящую войну против «Никто», чтобы отомстить за своего брата. И дальше показывается, с каким упоением «Никто», его отец и брат готовятся к этой войне.

«Никто» выкупает фабрику, на которой работал, переоборудует эту фабрику в крепость. Затем он заманивает бандитов к себе и там уничтожает их, опираясь на поддержку брата и отца, хотя первоначально он и не подозревает, что те его поддержат. Конечно, в сюжетной линии есть моменты совсем нереалистичные, но суть вопроса не в этом, а в том, что его отец, живя в доме престарелых и поучаствовав в этой бойне, был очень рад тому, что ему пришлось пережить, и что эта бойня «оживила» его старческие дни. Неужели «Никто» был настолько законспирированным, что не мог взять родного отца в свой дом?

Опасность не найти себя в мирной жизни

На примере жизни «Никто» видна та опасность, которой подвергаются военнослужащие, – он так и не нашел себя в мирной жизни. Это – максимальная нереализованность человека, ведь у него есть какие-то свои таланты, он мог бы быть учителем физкультуры, например. Столько на свете парней, у которых нет отцов и для которых школьный тренер мог бы стать тем, на кого можно опереться, с кем можно посоветоваться, кому можно доверять. На работе он бы мог стать опорой не только для молодых сотрудников, но и для пожилых. Если бы он входил в жизнь коллектива, то получал бы обратную связь от людей и сам трудился бы душой, не только выполняя функционал, а вкладывая душу, почувствовал бы что он живет. А так – телом он выполнял какой-то функционал, но ум его продолжал витать в пространстве войны. Естественно, он жаждал этой войны.

В фильме все закончилось красиво, и, хотя в сюжетной линии нижеследующая идея не прописана, можно предположить, что один из руководителей некой спецслужбы дал «Никто» личное дело этого русского криминального авторитета по следующим соображениям. Он понимал, что сейчас и у авторитета, и у «Никто» есть виды друг на друга, и если произойдет столкновение, то руками «Никто» будет уничтожена целая группировка, так что, может быть, спецслужбы и были заинтересованы в таком повороте дел.

Как изменить ситуацию?

В реальной жизни бывают ситуации не столь масштабные: может, например, произойти драка по какому-то нелепому поводу – и все, перед военнослужащим оказывается несколько трупов. Поэтому речь идет не о том, чтобы человек просто вышел из войны, а о том, чтобы он полюбил людей, полюбил то дело, которое у него есть. Потому что на самом деле работа на заводе, если человек выполняет ее только телесно, может быть для кого-то невыносимой. Но, с другой стороны, – есть же коллектив, с которым ты можешь вступить в какие-то созидательные отношения, у многих членов этого коллектива есть жены, дети, у детей могут быть какие-то трудности, и ты можешь включиться в какую-то работу с этими детьми, можешь, в конце концов, стать волонтером. И ты почувствуешь, что ты, как воздушный шарик, который был смят, начинаешь надуваться, но не гордостью, нет. Ты почувствуешь, что твой парус, который безжизненно висит на рее, начинает наполняться ветром, и ты увидишь, как твой корабль идет вперед.

Естественно, в фильме не было никаких упоминаний о духовной жизни – в кинематографе такие отсылки уже давно неактуальны. А ведь были бы у героя пути и возможности наладить ту жизнь, которая бы наполняла его, начать новую жизнь. Самая главная черта новой жизни – это любовь к людям, хотя бы посильная.

Один человек рассказывал, что у него была очень сильная депрессия, и ему не хотелось просыпаться. Просыпаться было мучительно и тяжело, потому что весь день у него болела душа. И когда он приехал в монастырь решать свои духовные вопросы и встал на новый путь, ему был дан некий сигнал, что этот путь – правильный. Весь день проходил у него в мучительном состоянии, с изматывающими мыслями, но вечером у него было полчаса тишины – он приходил из храма, садился на кровать, и его не беспокоило ничего, у него был полный покой, внутренний мир. Этот внутренний мир и был сигналом того, что человек на правильном пути.

Ранее у него было что-то среднее между ОКР (обсессивно-компульсивным расстройством) и психастенией, когда навязчивые мысли тебя штурмуют и рвут на части. В монастыре ему дали послушание на кухне, а люди опаздывали, приходили не вовремя, каждого нужно было кормить отдельно, он злился на них из-за того, что ради каждого человека приходилось отрываться от своих дел, терять время. Но в какой-то момент он отметил то время, когда депрессия стала потихоньку проходить – он начал любить людей и перестал на них злиться. Любить не в том смысле, что пить с ними чай, вести задушевные разговоры, а просто, когда люди стали к нему приходить, ему нравилось им помогать. Ему нравилось накрыть им стол, покормить, нравилось накрыть хорошо – не просто швырнуть на стол кастрюлю с кашей, а подать красиво, чтобы человек был утешен. И когда это качество души стало проявляться, – депрессия стала отступать, ему захотелось жить, любить людей, куда-то двигаться.

ПТСР у подростков

С тем же состоянием, с которым сталкиваются люди, побывавшие на фронте, могут столкнуться и подростки. В одной из статей[1] разбиралась мысль о том, что подростки, постоянно имеющие дело с контентом, в котором активно представлено насилие, в том числе с некоторыми видами аниме и с различными пабликами, рассказывающими о маньяках, могут столкнуться примерно с тем, с чем сталкиваются военнослужащие, побывавшие в зоне военных действий. При постоянном соприкосновении с подобным контентом нивелируются другие стороны жизни, притупляется понимание ценности жизни как таковой, вообще становится ничего не интересно, начинается апатия. И потом эти подростки для того, чтобы почувствовать хоть какое-то возбуждение, начинают искать все более и более жесткий контент, где уже не просто присутствуют расчлененные тела и простые убийства, а убийства, совершенные с особой циничностью, черным юмором или сексуальными извращениями.

И поэтому фильм «Никто», если рассматривать его как метафору, говорит о том, что если человек, вернувшись оттуда, где шок-контент был обычным времяпрепровождением, не начнет любить людей, любить то дело, которым занимается, вкладывать в него душу, не будет вступать с людьми в какие-то человеческие отношения, не начнет молиться, как-то строить свою духовную жизнь, то он будет напоминать волка, который всегда смотрит в лес.

Преодоление условного рефлекса

И здесь снова можно вспомнить академика Павлова, его описание процесса, когда по нервной системе разливается возбуждение. Например, он описывал ситуацию, когда собаку почесывали в одном месте и потом давали ей еду – у собаки сформировался рефлекс: за чесанием следует еда. И со временем, если прикосновение происходило к любой другой точке тела, у собаки все равно начинала выделяться слюна, то есть возбуждение распространялось по большей площади. Хотя при этом академик Павлов говорил, что может быть и другая ситуация, что со временем это возбуждение можно локализовать. То есть со временем можно добиться того, что прикосновение только к определенной точке на коже будет вызывать слюноотделение.

Выше шла речь о том, что человек не животное и его высшая деятельность позволяет осуществлять регуляцию, сопротивляться формированию условного рефлекса. Если эту тему перенести на тему военнослужащих, то можно сказать, что человек имеет способность настолько организовать себя, что только суперспецифические ситуации будут вызывать у него специфический боевой рефлекс. Потому что если человек себя не структурирует в положительном ключе, то возникает риск того, что этим условным «прикосновением», за которым следует реализация рефлекса, может послужить все что угодно: конфликт в общественном транспорте, еще что-то подобное. Академик Павлов говорит, что можно добиться ситуации, когда рефлекс все более и более уточняется: например, когда 100 ударов метронома в минуту вызывают рефлекс, а 96 ударов уже рефлекса не вызывают. То есть ухо собаки ощущает эту разницу.

Выход – в здоровом взаимодействии с другими

Также здесь можно упомянуть ответ, который готовился как сопровождение к книге «Работа и духовная жизнь» для тех людей, которым интересна тема – как совместить этику и бизнес; «Бизнес. Что можно почитать предпринимателям, которые хотят совместить этику и бизнес». Главная мысль ответа в том, что, только вступая в определенные отношения, человек может реализовать то, что ему хотелось. Люди радуются, когда их труд значим, когда они чувствуют какую-то обратную связь от других людей. Если человек живет в эгоистическом ключе, он не способен почувствовать этой радости. Только в здоровом взаимодействии с другими человек обретает то, чего он всегда искал. В этом ответе перечисляются некоторые книги зарубежных авторов, которые пытаются в них нащупать то, что является одним из центральных пунктов проповеди православия.

«Аддикт без реализации»

По сути, история «Никто» напоминает ситуацию, которая почти повсеместно происходит с людьми, употребляющими алкоголь, наркотики, прочие психоактивные вещества, с людьми, которые участвовали в каких-то экстремальных процессах. Профессор Ц.П. Короленко и академик Н.В. Дмитриева в своих работах упоминают термин «аддикт без реализации». То есть внутри человека существует аддиктивная система, которую вкратце можно обозначить как склонность к вхождению в измененное состояние сознания. Метафорически эту систему можно уподобить некоему резервуару, который наполняется каким-то «движем», какой-то «магмой».

И вот, например, ты с кем-то поссорился и, если сказать грубо, не откатил назад, не примирился с человеком, у тебя не ушла злоба, ты про себя что-то бубнишь. И, соответственно, какие-то образы мира нажимают кнопки, внутри уже все полыхает, но двинуться в прежнюю реализацию – алкоголь и наркотики – ты не можешь, потому что, возможно, у тебя есть какие-то социальные договоренности, например, страх быть уволенным с работы. Либо ты уже достаточно поднаторел в самоторможении и научился более-менее тормозить в себе алкогольную, наркотическую и прочие виды тяг. Но внутри ты не изменился. Внутри аддиктивная система не преодолена[2]. И, соответственно, весь этот накопленный хаос, который по каплям, по глоткам, по стаканам собирался внутри, по достижении какой-то отметки выливается наружу. И так как прежняя «дырочка» закрыта плотно пригнанной пробкой, то эта «магма» ищет другую щель.

Поэтому с точки зрения современной аддиктологии неперспективно с пьющим человеком вести работу только в отношении алкоголя. Заберешь у него бутылку – он начнет играть, заберешь игру – он уйдет в футбольное фанатское движение. Здесь не говорится о том, что футбольный фанат – это плохо, но есть такая категория фанатов, которые ищут адреналина в жестких боевых столкновениях. И человек ходит по кругу от одной аддикции к другой, не имея возможности что-то изменить в своей жизни.

Истощение эго. Не сломать, а – преобразить

Здесь можно упомянуть и сами беседы на тему «Акценты к беседам о преодолении зависимого поведения», комментарием к которым служил упомянутый текст, и книгу «Преодоление зависимого поведения», и тексты лекций иеромонаха Прокопия (Пащенко), а также книгу в двух частях: «Зависимость» и «Созависимость», где рассматривается вопрос о том, каким образом человек может изменить систему своих привычек, не подавив себя, а преобразив.

Здесь уместен такой образ, который используется одним современным афонским делателем. Когда его спросили, что делать с мыслями, которые неотвязно присутствуют в сознании, он попросил вопрошавшего отогнать мух от сковородки, на которой лежали остатки рыбы. Но сколько бы тот не отгонял мух, они все равно витали вокруг сковородки. Тогда отвечающий попросил сковородку поставить на огонь – сковородка нагрелась, и мухи перестали на нее садиться. Подобный образ был и у прп. Пимена Великого.

Кто-то пытается эти навязчивые мысли о том, чтобы выпить, покурить, подраться и так далее, отгонять волевым усилием, и это напоминает такую сжатую пружину. У современного нейробиолога Марка Льюиса есть термин «истощение эго». Этот термин не относится к психоанализу, речь идет о том, что, когда человек завинчивает себя в самоконтроле, на каком-то этапе его психика не выдерживает, она устает, и пружина разжимается. Как, например, девушки, которые длительное время считали калории и ограничивали себя в еде, чтобы быть стройными, срываются и уходят в противоположность, в другую крайность – булимию и тотальное обжорство.

Но профессор Марк Льюис отмечает, что переинтерпритация не сопровождается истощением эго. То есть если человек понимает, для чего он воздерживается, то он не рискует сорваться в полную противоположность. Например, если человек постится ради любви к Богу, то с точки зрения физиологии здесь речь идет о какой-то функциональной системе, которая подчиняет себе нижестоящую в иерархической лестнице функциональную систему – то есть человек свой пищевой рефлекс подчиняет как бы высшим задачам, и не просто подавляет, а устремляет себя к какому-то положительному свершению. То есть у этого делания есть какая-то перспектива.

С точки зрения классической физиологии есть два понятия: физиологическая система и функциональная система. Физиологическая система – это система органов, выполняющая определенную функцию. Например, пищеварительная, кровеносная и т.д. Она постоянна. Функциональная система – временная, она может формироваться из органов различных физиологических систем для достижения цели, существующей в данный момент времени (например, нормализации артериального давления). Это называют достижение полезного приспособительного результата. Функциональная система позволяет организму быстро адаптироваться в изменяющихся условиях. Когда цель достигнута – функциональная система разрушается. Теорию функциональных систем сформулировал отечественный ученый – академик П.К. Анохин.

У П.К. Анохина есть схема функциональной системы поведенческого акта. В мозге – нервные центры, в них происходит анализ и синтез, формируется программа действия, с ней сверяется выполненное действие. Если оно соответствует программе – функциональная система разрушается, если нет – запускается снова. Считается, что если длительное время происходит несоответствие программы действия и результата, то входящая патологическая информация начинает восприниматься как норма, и центры функциональной системы формируют программы для достижения этих, на самом деле патологических параметров. Так возникает «генератор патологического усиленного возбуждения» и патологическая функциональная система, порочные круги патологии, которые очень трудно разорвать простыми приемами лечения.

Истощение эго наблюдалось у «Никто». Один современный автор отмечал, что алкоголики, которые перестали пить, но которые внутри не преодолели все те механизмы, которые у них ассоциировались с алкоголизмом, представляют собой тяжелое зрелище. Когда они сидят за столом, их можно узнать по диким глазам. То есть они, может, пить и перестали, потому что поняли, что просто умрут, но мечты на данную тематику остались, шутки алкогольные остались, хамство алкогольное осталось, практически все осталось по-прежнему. Такие люди, может, на каких-то психологических курсах научились перенаправлять исходящую изнутри струю магмы в другое русло – в проговаривание, в какие-то практики – но тот военный завод, который производит снаряды, внутри себя не пересобрали. У прп. Паисия Святогорца была мысль о фабрике добрых мыслей. А в мультике «Волшебный лес» были показаны муки злодея, у которого был огромный механизм, к которому крепились ковши с зубьями, и с помощью этого механизма он хотел срыть лес. Но когда он стал добрым, этот механизм стал колесом обозрения, на котором стали кататься зверушки.

Переинтерпретация – вместо хождения по кругу аддикции

Ситуация одичания, когда человек не может реализовать в полной мере то, чему учился, с интересного ракурса показана в фантастическом рассказе Роберта Силверберга «Скрытый талант». Главный герой рассказа – человек с паранормальными способностями, доведенными до пика. Конечно, опыт показывает, что проявление паранормальных способностей является результатом общения человека с миром падших духов, и на эту тему есть книга игумена Н. «Тайна экстрасенсорики и паранормальных явлений», поэтому здесь идею паранормальных способностей мы используем лишь как некую метафору. Подобные метафоры используются в сказках. Итак, главный герой рассказа работал в одной конторе, по регламенту которой люди, обладающие паранормальными способностями, должны были пройти некий экзамен. Их отправляли на планету, где жили люди со средневековым мышлением, и если они замечали у кого-то паранормальные способности, то такого человека сжигали на костре. Экзамен заключался в том, что, если из тебя что-то такое «прет», ты должен научиться это сдерживать, чтобы тебя не сожгли. И в рассказе описываются мучения главного персонажа, который никак не может проявить свои силы, они у него застаиваются.

Здесь можно упомянуть историю человека, серьезного спортсмена, который попал в армию, и в первый месяц его пребывания там был объявлен карантин, и всех заперли в казармах. Он очень просил своего командира дать ему возможность бегать вокруг барака, потому что он привык к физическим нагрузкам, но ему не разрешили бегать – и тогда он заболел.

Или – другая история. Есть тренажеры-петли типа TRX, которые работают со статическими нагрузками. Как мне рассказывал один мастер спорта по тяжелой атлетике, когда он пришел на тренировку в клуб, там был новый тренер. Рассказчик приседал со штангой, а тренер подошел в это время и сказал ему: «А вот ты сейчас постой с этой штангой». И спортсмен говорил, что при таких статических нагрузках он вымотался гораздо сильнее, чем после полноценной тренировки. Позже он отучился на тренера по системе подвесных тренажеров «Экзарта», на которых проходят реабилитацию люди, получившие серьезную травму. Упражнения на этих тренажерах чем-то напоминают систему TRX, когда мышцы прокачиваются от статической нагрузки. Но человек при этом устает так, что можно одежду выжимать от пота.

Вернемся к книге Силверберга. Однажды главный герой увидел в лесу человека, который скрывался от общества. Он выяснил, что тот скрывался потому, что обладал паранормальными способностями и мог зажигать предметы. Главный герой застал его жарящим что-то на огне без костра, и этот персонаж, поняв, что тайна его раскрыта, решил убить главного героя и метнул в него нож, но тот остановил этот нож в воздухе. Так они поняли, что у них обоих есть паранормальные способности. Специалист по поджогам рассказал, что он понял, что не может свою способность никак не проявлять, и поэтому он просто ушел в лес. А главный герой нашел для себя другой выход – он стал фокусником. Он стал путешествовать и показывать представления народу – он жонглировал кеглями. Но жонглировал не руками, а силой своей мысли. Можно сказать, что герой создал для себя новую функциональную систему. Эта система включила некую конструктивную доминанту, которая перевела прежние паттерны в новый контекст.

О силе тимóс – напряжение, нужное в бою и в делах благочестия

Как было сказано в книге профессора Льюиса «Биология желания. Зависимость – не болезнь», когда человек старается выйти в конструктив – меняется конфигурация его нейронных сетей. Один нейробиолог предложил такой образ: дорожные знаки, которые стояли на старых участках дороги, при переконфигурации дороги занимают новое место. Как можно понять эту идею? В текстах о реабилитации военнослужащих не раз упоминается термин «тимóс». Тимóс переводится с греческого как «горю, пламенею». Это та сила, которая дается человеку для преодоления препятствий как сила напряжения. Эта сила нужна человеку в бою, но она же нужна ему, например, и в делах благочестия.

Аскетическая задача, которая стоит перед человеком, заключается не в том, чтобы стать вялым и апатичным, а в том, чтобы действие силы тимóс не заматывало в свою орбиту другие чувства, то есть чтобы она не превращалась в ярость. Например, перед начальником стоит какая-то задача, и он старается ее выполнять, и тут появляется какой-то работник, который эту задачу понимает не совсем правильно, и это сказывается на ее выполнении. Правильная борьба с гневом предполагает, что начальник может спокойно, не теряя любви к своему подчиненному, по-отечески, в двух словах объяснить ему суть дела. И задача будет выполнена, и с работником он не поссорится, и работник не будет подавлен. Начальник все объяснит подчиненному и дальше продолжит вместе с ним идти к достижению поставленной цели. А когда начальник не владеет собой и видит, что работник является препятствием на пути достижения цели, он начинает срывать свой гнев на работнике. В итоге работник впадает в ступор и может вообще не выполнять задачу, может снова понять эту задачу неправильно. Может, находясь в ступоре, даже просто не понять, за что его ругают.

И, соответственно, та целеустремленность, которая была у человека на фронте, может точно так же быть вложена во что-то конструктивное и здесь, в мирной жизни. Не нужно жить одним днем – военнослужащий, привыкший жить одним днем, начинает жить одним днем и здесь. То есть, например, когда он хочет приехать посоветоваться со священником – он берет и вызывает такси вместо того, чтобы подождать 5 минут и сесть на поезд. Он может получить большую сумму за реализацию своего контракта, но эту сумму он тратит за какой-то кратчайший срок, потому что не знает, что такое «завтра» – потому что на фронте у него не было «завтра», ведь завтра тебя могут убить.

Человек всегда может обогащать свой духовно-культурный контекст, обогатить свою картину мира, и прежние паттерны, встраиваясь в новую картину мира, сами начнут перестраиваться. Появляются какие-то высшие смыслы, функциональная система, которая оказывает регулирующее действие на эти паттерны. И человек может эту силу тимóс использовать в том числе для борьбы со своим гневом. Духовными авторами сила тимóс воспринимается как то, что дает тебе возможность реализовывать главное качество духовной жизни – постоянство. Постоянство нужно и мастеру спорта по тяжелой атлетике, чтобы в статичном положении выдерживать колоссальную нагрузку. Постоянство нужно, чтобы не пасть духом в борьбе со своими страстями.

Приложение. Священник Евгений Лищенюк о реабилитации воинов

Священник Евгений Лищенюк (г. Воронеж) имеет длительный опыт взаимодействия с людьми, прошедшими через экстремальные обстоятельства. Во время одного из семинаров он поделился опытом взаимодействия с воинами, побывавшими в условиях боевых действий. Отметил, на что он обращает внимание, когда вступает в диалог с ними с целью оказания помощи в деле их реабилитации.

Жизнь ежедневно нарезает какие-нибудь задачи. На войне у солдата всегда есть цели, каждый день он находится в процессе решения определенных задач. Боец не должен быть свободен. Но на войне есть несколько особенностей. Цели, которые командир ставит перед бойцом, всегда краткосрочные. Решая их, боец не выпускает из виду и свою цель – остаться в живых.
С другой стороны, несмотря на то, что каждый день приходится решать разные задачи, у бойцов остается свободное время. Особенно это касается тыловых лагерей, где хватает времени даже на компьютерные игры в промежутках между сменами.
Другая особенность жизни солдат заключается в том, что они не могут ничего планировать. Задачи, которые он будет решать сегодня, задает ему командир, и все они – срочные. Боец не знает, что будет завтра, где и с кем он будет выполнять следующую задачу. Нет четкой схемы, настроился на одно, а его перекинули на другое. Один батальон хорошо выполнил задачу, его по ротам раздробили и направили на два других направления.
Когда боец возвращается домой на гражданскую жизнь, то по привычке продолжает жить одним днем, и его не интересуют выплаты, семейные проблемы, планы на будущее. Ему сегодня надо что-то поесть и выжить. Причем, деньги – это ресурс, который у него есть на сегодняшний день. Хоть миллион, хоть десять тысяч, не важно. Он не думает о завтрашнем дне, у него нет никаких планов на будущее. Я не раз с таким сталкивался.

Был случай – звонит солдат, спрашивает, дома ли я, просит встречи. Отвечаю, что дома, соглашаюсь встретиться. Он говорит, что сейчас вызовет такси и завтра приедет, потому что он, оказывается, в другом городе. Советую вариант дешевле, приехать на поезде. Удивляется, мол, зачем, деньги же есть.

Или другой боец просил помочь до Луганска добраться. Выплата у него была около девятисот тысяч. Всего месяц прошел, как он вернулся с фронта, а у него уже карман пустой. Куда он столько денег дел? До Воронежа как-то доехал. Последние триста рублей за хостел отдал. Как дальше ехать, он не думал. У него какие-то иллюзии насчет будущего, как у наркозависимых: все сложится, все будет. А реальность завтрашнего дня в расчет и учет не берется, главное – выжить сегодня.

Первое время после возвращения с боевых действий разговаривать с бойцами о будущем бесполезно. Чем он будет заниматься, как, где он будет жить – эти вопросы пока он не в состоянии осмыслить, пока он не может об этом думать. Скорее всего, скажет, что надо оглядеться, посмотреть. У него нет продуманной стратегии. Он не смотрит далеко вперед, пока что его волнует, как ему влиться в гражданскую жизнь, и что делать с тем, что у него внутри.

Очень важно не мучать человека первое время выбором, не предлагать ему какие-то сценарии будущего. Мы стараемся помогать ребятам с реабилитацией, и у нас методом проб и ошибок выработалась определенная концепция.

Если солдат недавно вернулся с боевых действий, мы загружаем его посильными задачами. Четко указываем время и работу, которую просим его выполнить, но наша просьба звучит как приказ, и такой стиль ему понятен и не вызывает вопросов. В таком случае он не думает, чем ему заняться, мы его загружаем задачами, как до этого загружал его командир. Но относимся с пониманием, потому что часто человек не может справиться с чем-то элементарным. Ночи без сна, нервное напряжение, домашние проблемы, эмоциональная выхолощенность, гормональные сбои – все это дает о себе знать.

Как мы заметили в процессе реабилитации солдат СВО, есть три блока, которыми надо точно заниматься. Часто ребята, у которых не было зависимости до начала военных действий, говорят, что им буквально необходимо выпить вечером бутылку водки, чтобы остановить голову, и лечь спокойно спать, иногда это просто единственный способ уснуть.

Как-то мне позвонил человек с Белгорода, говорит, что пьет полгода. Он ночью едет собирать убитых: складывает руки к рукам, головы к головам, тела к телам, все упаковывает, привозит в Белгород к утру. А днем отсыпается. Он выпивает бутылку водки, чтоб расслабиться и уснуть, вечером приходит в себя, и едет обратно. Он сам в боях не участвует, но нужно понимать, что он травмирован, и если выпивать не будет, то сойдет с ума. Выпивка – это его стратегия самосохранения.

А ребята, которые возвращаются с боевых действий, начинают выпивать уже на гражданке, это для них естественно. В командировке не пьешь, потому что это, мягко говоря, не содействует выполнению боевых задач, а вернулся домой, здесь можно выдохнуть, выпить и расслабиться.

Бывает, ребята звонят, просят посидеть, чаю попить. Говорят, если откажете, мы напьемся. И вот сидим, пьем чай, разговариваем и час, и два, и три. Тогда вечер проходит без выпивки, хотя бывает так, что как только расходимся, сразу звонят кому-то, ищут с кем выпить. Это-то что касается трезвости.

О трезвости должно быть много разговоров, но это должно происходить ненавязчиво, не программно, и не надо посылать на программу анонимных алкоголиков. Это воспринимается, как оскорбление. Надо делиться опытом, говорить, как вы к этому относитесь и как бы поступили. Просто сказать: «Не пей» – навряд ли подействует.

Следующий очень важный момент – это финансовая грамотность. Почти каждому мы, грубо говоря, залазим в кошелек. Ждем, когда у него закончатся деньги, и начинаем разговаривать. Как так получилось, почему они закончились? И приходим к тому, что раньше получал двести тысяч, сейчас, сорок, но при эффективном использовании, на сорок тысяч можно иметь больше, чем за двести. Это вопрос грамотного использование финансов.

Когда у человека деньги есть, решать задачи просто: надо съездить куда-то, вызвал такси и поехал, поесть надо, зашел в ресторан, еще и чаевых побольше для хорошего впечатления о себе оставил. За пять – семь дней двести тысяч спустил. А дальше начинается стандартное: «Можешь занять?».

Деньги использовать ребята не умеют. Живут одним днем. Сегодня есть возможность себя порадовать, они гуляют по полной.

Мы объясняем, что есть базовые расходы: оплатить квартиру, коммуналку, отложить пару тысяч на непредвиденный случай. Дальше нужна одежда, еда. Здесь тоже нужна умеренность. Объясняем, что это можешь себе позволить, а с другим надо притормозить.

Если начать занимать на это, то ты не научишься серьезно с деньгами обращаться. Надо объяснять, как планировать бюджет и расходовать средства, чтобы хватило до конца месяца. Потому что ребята, когда гуляют, могут за ночь просадить все, что у них есть.

Следующий момент – очень важный. Это разговор о смысле жизни. То, чем боец жил раньше, что мотивировало его, давало сил, энергию, потеряло интерес. Он попал на войну, а там – совсем другие ценности. Там есть цели, и они, хоть и краткосрочные, но очевидные: выжить сегодня, не умереть сегодня. Есть цели долгосрочные на два, три дня. Это сделать так, чтоб за это время твое тело не завонялось.

Конечно, они не теряют из вида цель общую для всех бойцов СВО: защита Родины, спасение людей, сохранение мира. А тут он возвращается в гражданскую жизнь, где все совершенно по-другому, тут надо ходить на работу, тут говорят, что трактористы востребованы.

Ему не понятно, – зачем? Это как паровоз разогнался, идет на всем ходу и вдруг дорога заканчивается. Так и боец, он в прострации. Первое время он не понимает, как ему жить дальше.

Тут очень важно помочь найти цель, ради чего сегодня вставать, ради чего сегодня жить. Общаясь с ребятами, я понял, что сначала надо просто нарезать задачи. Обычно просим при храме чем-то помочь. А спустя какое-то время можно переключать на цели.

Мы говорим, что для христианина первое и самое важное – это вопрос спасения своей души и спасение наших близких. С этого начинается разговор о том, как строить жизнь дальше. Но в этом дальше обязательно должен учитываться боевой опыт человека, будет неправильно сказать: «Ты забудь, как было, война в прошлом». Это не поможет.

Если есть дети, то этот зацепка. Надо говорить, что дети без тебя не справятся, у детей должен быть отец. Хотя для бойцов семья не на первом месте, но мужская ответственность и долг – это то, за что можно зацепиться и человека приземлить. Возьми, мол, сына и съезди туда-то, удели ему время. Надо к этому подталкивать.
Выше я говорил о выводах, к которым пришли мы, общаясь с ребятами. А сами они говорят, что им, во-первых, нужно научиться справляться с ситуациями трезво. Трезвость – это внутренний подход к задачам, которые преподносит нам жизнь.

Второе, это – подвиг. Солдату он необходим. Они думают так: «Я сегодня должен сделать что-то, что реально стоит моей жизни. Не забор починить, сходить в магазин за молоком, угостить детей мороженым. А сделать что-то такое, чему я действительно могу посвятить время, жизнь».

И третье, это община. Общиной может быть даже небольшая артель. Боец, вернувшийся в мирную, но одинокую жизнь, пропадет, погибнет. Знакомые ребята рассказывали, что приезжают с командировки из Сирии и идут в кузницу. А там работает старый кузнец, ветеран афганской и первой чеченской войны. Они приходили, он им давал работу и с ними не разговаривал, но им было достаточно его взгляда. Кузнец с ребят ничего не спрашивал, ты мог приходить работать, а мог и не приходить.

Мы решили, что тоже будем так делать. У нас в кузнице есть много пуэр-чая и музыка. Можно заварить чай, ковать и точить ножи, это такая разгрузка.

Община может состоять из трех-четырех человек, которые друг друга поддерживают в разных ситуациях, встречаются, общаются, делают какую-то работу вместе.

Кто-то советует так называемую одну известную общину, но к ней много вопросов, они считают себя православными, но в чем-то они – язычники. Некоторые ее руководители заявляют, что у них есть духовник, но при этом ни разу не исповедовались и не причащались. Там другой дух, другие цели, большая социальная и общественная работа, ребятам до этого еще надо дорасти.

Во-вторых, смотрю на наших бойцов и представляю, например, такую ситуацию. Мигранты кого-то обидели, и ребята считают, что должны поехать туда, поговорить, разобраться. Я бы их остановил. Я бы сам лучше поехал и поговорил. Такие разговоры могут закончиться очень печально, там просто кто-то умрет.

У бойцов сформирован навык, это у них уже на уровне инстинкта: выжить должен один, поэтому либо ты, либо тебя. Бывало, что солдаты Великой Отечественной войны после победы участвовали в соревнованиях по смешанным боям, и по статистике трое из десяти гибли. Когда начинается контакт, автоматически срабатывают боевые навыки, и ситуация выходит из-под контроля.

Община для бойцов, вернувшихся на гражданскую жизнь, – это место, где они чувствуют себя востребованными и своими, здесь они не одиноки. Обязательно ребят надо вводить и в приходскую общину. Но, например, общие беседы они у нас не посещают, говорят, что скучно. Отдельно те же разговоры о духовной жизни им интересны. Все то же самое, но гражданских нет.

Я для них и духовник и друг. Со многими из них сперва мы знакомимся заочно. Ребята из Воронежа служат на разных направлениях, и мы узнаем через кого-то, что одному нужен дрон, другому нужны антенны на связь, еще что-то. Мы стараемся помочь. Потом человек спрашивает, в Воронеже ли я служу. Отвечаю, что да, в таком-то храме.

На месяц пропадает, потом появляется, объясняет, что была сложная задача, хочет приехать в отпуск и встретиться, опять пропадает, снова появляется, договаривается о встрече. Когда приезжает, не просто здоровается, а обнимается. Ты его выручил, и он приходит с благодарностью. В разговоре боец старается показать, что не просто зашел в гости, а с уважением, что теперь мы – друзья, потому что помог ему.

Мы едем в ресторан, угощаем ребят вкусной едой, о духовном говорим минимум. Стараемся, чтоб ребята хорошо провели время, сытно поели, отдохнули. Потом, когда уедут, они пишут о своих ситуациях, просят совета, выходят на индивидуальный разговор.

Мы стараемся всех ребят, которые приезжают к нам, угостить чаем. У нас есть помещение, называется «Чайная для СВОих», там мы завариваем хороший чай, и ведем беседы. Вся комната обставлена артефактами, максимально связанными с военной жизнью: на потолке есть несколько дронов, вместо сидений и полок – ящики из-под боекомплектов, чайные столы с осколками снарядов. Сейчас стараемся оборудовать спортзал. Туда участники СВО будут приходить и проводить время, кто сколько захочет.

Для бойцов у нас всегда готовы подарки. Если человек приехал, то должен уйти с каким-то сувениром, самый частый подарок – это шеврон. Они у нас есть нескольких видов. Чаще всего дарим с Иисусовой молитвой. Советуем: «Будет тяжело, забудешь, как зовут маму, снимай шеврон и читай слова молитвы». Также есть с шутками и советами: «Делай, что должен и будь, что будет». Мобилизованным: «Ничего личного, нас мобилизовали». Есть такие шевроны, на которых можно целую беседу построить. Например, «Смертным ли бояться смерти». Также мы дарим хорошие рюкзаки на тридцать литров и термосы.

Хочется отметить, что к проблеме смыслов относится и следующий момент. У бойцов грань между «опасно» и «безопасно» стерта. Например, у нас на приходе дети бегают. А боец предлагает метать ножи. Спрашиваю: «А ножи где брать?». Отвечает, что они их уже сделали. Он начинает объяснять, как метать нож, что нужно бросать так, чтобы нож летел, делал оборот в воздухе и тогда – втыкался, что надо правильно рассчитать ударное расстояние. Тут он замахивается, кидает нож, он врезается в дерево. Говорю ему, что это опасно, вдруг отскочит, что дети ходят. «У нас же аптечка есть!» – боец искренне удивляется. Для него это нормально, все равно все не выживут.

Следующий момент, о котором надо знать, – это проблемы со здоровьем. Важно понимать, что у человека, который несколько месяцев провел на СВО, кроме психики терпит острый стресс и организм в целом, что он вымотан.
С одной стороны, питание солдат в зоне боевых действий нельзя назвать сбалансированным и полноценным. С другой стороны, ребята без меры употребляют энергетики.

Также у них популярен предтренировочный комплекс, дозу которого они увеличивают в три-четыре раза, мол, у них толерантность. Так они стимулируют нервную систему и увеличивают активность.

Одно из следствий пошатнувшейся психики у бойцов – это флешбеки, повторное мощное переживание событий из прошлого. Как объясняют психологи, это зацикленность на каком-то событии. Обычно, это незавершенная задача: шли куда-то и не дошли до цели, кто-то подорвался, или очень хотел участвовать в победе, но по какой-то причине не смог, и ребята без него взяли какой-то населенный пункт. Например, за Работино сражался, но ребята туда вошли без него. И тогда постоянно в сознании прокручиваются последние мгновения под Работино. И обычно это происходит в три четыре часа утра, когда эта задача начиналась. Это самое частое время флешбеков.

Самый действенный и легкий на данный момент способ справиться с флешбеками – это поговорить с человеком, проанализировать во сколько непроизвольная память активизируется, и за пятнадцать минут до этого ставить будильник. Пусть проснется, почитает что-то, посмотрит, то есть, проживет в сознании.

Флешбек бывает настолько интенсивным, что человек не распознает его как воспоминание из прошлого, а переживает его как нечто, происходящее в «реальном времени». Например, в три часа утра встает, берет рюкзак и выходит за дверь. Или другой случай. Боец где-то работал, сел покурить, сигарета закончилась, уже пальцы дымятся, а он не чувствует, он не здесь, а с пулеметом идет, боевую задачу выполняет. В момент флешбека эмоции настолько сильные, будто человек физически присутствует в своих воспоминаниях. И если в этот момент кто-то его сильно всколыхнет, пошутит, может беда случиться. Это серьезные флешбеки, они могут нести опасность, в том числе и семье.

Чаще всего причиной флешбека являются незавершенные задачи. Так у моего помощника была в прошлом году задача качнуть фронт на каком-то направлении. Они вышли на задание затемно и даже до места выполнения задачи не дошли, размоталась артиллерия. У него в полчетвертого утра все начинается, и он каждый день невыспавшийся. Бывает день проходит хорошо, спокойно, тогда все нормально. А если вечером приехал домой, жена что-то не поняла, понервничал, все – в голове война.

Любой стресс может послужить триггером для флешбека: сильные физические нагрузки, расстройство по поводу каких-то бытовых проблем и тому подобное.

Отдельного разговора требует тема контузии. Часто ее путают с сотрясением головного мозга. Даже врачи в гражданских больницах так ее воспринимают. Заходит боец к врачу, и сразу вопрос, были ли травмы. В ответ:

– Я воевал!

– Понятно, что воевали, а травмы были?

– В смысле травмы? Я воевал!

– У вас черепно мозговые травмы были? – она не может понять, о чем он ей говорит.

У них конфликт. Она достала молоточек, хотела им что-то проверить. Его повели к другому врачу, завели.

– Ты воевал?

– Да.

– Значит, назначу тебе капельницы.

Все, боец доволен и в следующий раз к ней пойдет.

Контузия – это сотрясение каждой клетки организма, не только головного мозга. В результате происходит сбой не только гормональной системы, но и всех органов. Последствия контузии зависят от ее тяжести. У моего помощника восемнадцать контузий. От них невозможно восстановиться, но можно снизить вред. То же самое, что коронавирусной инфекцией переболел в тяжелой форме, и таким как раньше уже не будешь.
При контузии тридцатилетний чувствует себя стариком, развалюхой, при том, что он может быть спецназовцем, заниматься спортом, бегать. Полностью подрывается пищеварительная система, появляется синдром раздраженного кишечника, отсюда вздутие живота, жидкий стул. Требуется постоянная диета. На этом фоне возникает напряжение.

Больше всего вызывает беспокойство почти у всех ребят, и о чем они далеко не со всеми говорят, это половая дисфункция. Причем сами они удивляются. Говорят, там не знаешь, как себя остановить, а здесь – как завести. Там после успешного выполнения задач высокий уровень адреналина. И ребята бегут в села, надеясь хорошо провести время. А возвратились с фронта, и в голове начинается борьба: «Пацаны сейчас там, там боевые задачи, там допущена ошибка, как бы я это исправил».

Человек настолько погружается во все это, что даже еда для него безвкусная. Жена и супружеские отношения не то, что не интересны, а в целом вся эта жизнь не интересна. Человек умом и сердцем находится там.

Жена начинает упрекать его, мол, ты меня разлюбил, я тебе не нравлюсь. У него сразу срывает крышу и заканчивается все скандалом. К большому сожалению почти все разводятся. Жены говорят, что терпели, пока он там был. А сейчас, когда вернулся, просят все воспоминания о прошлом забыть.

Проблемы с половой дисфункцией ребята по русской традиции решают с помощью самолечения, начинают искать средства. Очень популярна у них струя бобра, ищут ее, покупают, друг с другом делятся. Потом начинают колоть тестостерон двойные и тройные дозы, потому что у них нет меры. Понятно, что такие методы не дают желаемых результатов.

Все эти болячки не делают солдат жизнерадостным. Они начинают жаловаться, ныть: «Со мной что-то не так, с миром что-то не так». Когда обостряются все болячки, надо идти к врачам. Это еще одна проблема. Участников СВО в поликлиниках обслуживают вне очереди. Он приходит, а там очередь бабушек, он не говорит, что участник СВО и не проходит без очереди вперед бабушек. И даже, когда его кто-то проведет вне очереди, и он услышит в свою спину чье-то возмущение по этому поводу, то может развернуться и уйти.

Поэтому мы придумали следующий способ: сами записываем ребят к врачу на конкретное время. Потом сообщаем им об этом как приказ, мол, в такое-то время, в таком-то месте ты должен быть. Тогда он приходит.

Бойцы не любят не только стоять в очереди, они практически не ездят на маршрутках и в метро. Им не комфортно везде, где нарушаются личные границы, где неконтролируемая аудитория, где собраны много людей. Поэтому либо ездят на такси, либо ходят пешком.

У нас был региональный форум на тему «Медицинское и душевное здоровье участников СВО». Выступали представители Минздрава, Минсоцразвития, фонда защитников Отечества и я. Мое выступление, в отличие от остальных, было построено на личном опыте. Голая статистика не интересна. Я рассказывал, что мы создаем для бойцов, вернувшихся на гражданскую жизнь, комфортную среду общения и из этой среды уже выдергиваем конкретного человека для точечной работы. Пока что для нас это наиболее плодотворный вариант. Мы не нашли ничего более действенного.

Мы пробовали другие методы и поняли, что они не работают. Меня спрашивали, есть ли у нас методичка, есть ли центр, имеется ли у нас место, где бойцы собираются в группы? У нас большой опыт в реабилитации бойцов СВО, мы можем сказать, какие методы точно не работают, потому что мы многое пробовали.

Для работы с ветеранами открываются кабинеты психологов. Но – вопрос: сколько бойцов в день приходит туда и с каким настроением они оттуда уходят. Благодарности за эти структуры от ребят я еще ни разу не слышал.

Ребята приходят, что-то спрашивают, в ответ слышат советы, куда обратиться, куда написать. Ребята и так закрыты от социума и боятся контактов. Для них туда прийти – уже подвиг. А им говорят, что этом месяце нет льгот, поэтому приходи через три недели, ему дальше слушать не интересно, и вряд ли он туда вернется. В некоторых фондах работают бойцы после серьезных ранений, там разговор другой.

Мы, конечно же, инициатива и эксперимент. Но за время работы с бойцами у нас накопился некоторый опыт, и он, думаю, будет полезен для тех, кто только начинает заниматься реабилитацией участников СВО.

Плюс еще важно учесть, что ветеран бывает не готов о чем-то просто так рассказывать. Если в его подразделении происходили какие-то тяжелые истории, то он может рассказать о них с целью, чтобы кто-то вмешался в ситуацию и ее решил. А просто так рассказывать о ситуации – он не понимает – зачем. Рассказал, например, про ситуацию с командиром, и ситуация не решилась, и про командира открыл, что произошло.

[1] «Жестокость у детей вызывает сначала непонимание и дополнительную дозу страха. Страшно то, что ребёнок, на постоянной основе смотрящий аниме, к ней при­выкает, а это происходит в 100% случаев. Тогда у ребёнка пропадает не только способность сопереживать чужому страданию, но и интерес к жизни, в которой нет таких «спецэффектов». Подобные вещи в молодёжной среде уже не воспринимаются как шок, и это проблема. С каждым годом планка того, что может в принципе шокировать поднимается все выше и выше. Это как если всё время тыкать булавкой по одному и тому же месту, то человек перестаёт чувствовать боль, и тут так же. Дело в том, что негативные события, связанные со смертью и убийствами, ярче, чем что-либо позитивное, а поэтому – интереснее. Чужая смерть стала обыденностью. Дети в силу своего возраста не понимают, что такое смерть, видят её по-своему, без ужаса, не относятся к ней серьёзно.

Проведённые на данный момент исследования показали, что тот, кто на протяжении какого-то времени просматривает подобный контент ежедневно, не находясь непосредственно на поле боя, способен заработать себе то, что психологи и психиатры называют “афганский” или “чеченский” синдром. У них нивелируются жизненные ценности, а ценность жизни, как таковая, сводится к нулю. Восприятие насилия и убийств становится «нормальным» фоном повседневности».

[2] Подробнее о том, как на современную аддиктологию можно посмотреть сквозь призму святоотеческого опыта, рассказывается в статье «Акценты к беседам о преодолении зависимого поведения».