Прокопий (Пащенко), иером. Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты. Ч. 4.3: Посттравматический рост и истории на тему преодоления сформированных моделей поведения, прощения родителей

Преамбула

Часть 4.3 включает в себя историй нескольких людей, переживших масштабные трудности в общении с родителями. Они делятся опытом прощения, опытом преодоления того, что мучило и угнетало их. Эти истории (сопровождаются комментариями, предисловием, послесловием) иллюстрируют предыдущую часть 4.2 и сопровождаются ответом «Человеку, считающему (допускающему), что его травмировали родители».

Общая идея части 4.2 (текст) – идея того, что модели поведения, сформированные некогда при погружении в болезненный опыт (в том числе, травматического характера) и затем управляющие жизнью человека, могут быть преодолены. Если «что в детстве и было», оно вовсе не должно владеть человеком (концепция «все – от родителей» рассматривается в одноименном цикле лекций, начиная с 20-го пункта, суть в пунктах 20j-20k). Истории, иллюстрируют также рассматриваемую в беседах концепцию посттравматического роста: кто-то, попав в кризисную ситуацию, не ломается, а становится в итоге сильнее и мудрее (блок бесед про посттравматический рост – начиная с 10-го пункта).

Да, иногда трудно простить какого-то человека, в том числе, родителя. Если, например, папа бросил, мама избивала. Но без прощения не перелистнуть страницу прошлого, не начать писать книгу своей жизни далее.

ПРЕДИСЛОВИЕ к историям на тему прощения родителей; когда простить – трудно

Вкратце (по сравнению с развернутым циклом бесед) о преодолении травматического опыта см. в эфирах «Механизм восстановления после психологической травмы»: Часть 1, часть 2, Часть 3, Часть 4.
Духовные аспекты восстановления после психологической травмы. Часть 5.

Ниже приводится несколько историй, показывающих каким образом люди, застрявшие в определенном проблеме (связанной с «родительской тематикой») из нее выходили. Истории эти вполне конкретны, но принципы, описанные авторами носят универсальный характер, а потому приложимы и к тем случаям, когда «застревание» происходило по иной причине.

В историях речь идет не о реализации столь популярных лозунгов «принять себя» и «полюбить себя». Более того, авторы пришли к пониманию тупиковости данного подхода. Речь идет о одном общем, что объединяет все истории: авторы начинали стоить картину мира, избавлялись от нарушающих внутреннюю свободу привычек (курение и пр.), выправляли свои отношения с ближними, становились более чуткими и добрыми. И, как следствие, по мере обогащения в плане внутренней жизни и по мере обогащения внешними навыками (реализуемыми в социальном общении) у них появлялась возможность перестроить и тот, пережитых в прошлом, негативный опыт.

О переинтеграции опыта прошлого вследствие появившихся пониманий и навыков см. на основе статьи иерея Вячеслава Умнягина «Ее глаза» в части 2.2 данной работы, в главе «Вера, любовь и жизнь в соответствии с деятельностью по вере как иммунитет, защищающий от “сползания” в “воронку” паталогической доминанты».

Перестроить – не в том смысле, чтобы забыть пережитое и вычеркнуть болезненные сегменты из своей памяти. А в том смысле, чтобы вырасти до иного понимания происшедшего. Перевоспитать навыки, на основе которых был совершен вход в болезненную ситуацию, вследствие охваченности которыми человек не мог увидеть ситуацию иначе и не мог в ней иначе поступить. «Смочь иначе» – хотя бы теперь, по прошествии времени. Стать способным «смочь иначе», если представить ситуацию, при которой человеку дается возможность вернуться туда, в прошлое, с новыми опытом и знаниями.

Кошмар прошлого, по мысли митрополита Антония Сурожского, преодолевается тогда, когда человек приходит к убеждению, что вернись он с нынешним опытом в прошлое, он никогда бы не поступил, как поступил тогда. Человек словно ставится «перед лицом всех тех греховных ошибок, дурных поступков, ложных пожеланий», которые были в его жизни. Если поступки прошлого стали для человека «абсолютной невозможностью», то воспоминания о прошлом не будут возвращаться ни во сне, ни наяву.

См. подробнее главу «Что думать насчет воспоминаний о прошлой жизни?» «“Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».

Ну, а если не сам страдающий ныне человек совершал поступки, ассоциирующиеся у него с травматическим опытом (в данном случае, – с пережитым в детстве)? Если он был всего-навсего, как бы это сказать, «страдательным звеном», тем, кто принимает на себя удар, а удар реализуется кем-то другим? И в данном случае стоит отметить, что многое все же зависит от самого человека: как он отнесся к ситуации, как он отнесся к тому другому, через кого удар пришел. Если человек зафиксировался в ненависти, то он самого себя сковал на долгие годы вперед.

Речь идет не том идет, чтобы назвать все удары «хорошим делом», а о том, что ненависть становится доминантой, подавляющей все прочие стороны жизни человека. Критически важно знать, что если не было на то сил и мудрости в детстве, хотя бы в годы зрелости человек может выбрать иное отношение к происходящему. Но прежде чем суметь этот выбор совершить, необходимо развить силы души в определенном направлении, сформировать предпосылки.

Это направление подсказано в Евангелии. Деятельность, совершаемая на основе Евангелия, прорастает в реальность, имеет дальнейшую перспективу. Причем возможность перспективы не декларируется, а опытно постигается, зрится теми, кто эту деятельность развивает.

Тема обратного (негативного) результата, достигаемого вследствие реализации деятельности на иных началах, иллюстрируется фильмом «Эффект бабочки» (2004). Главный герой фильма обладает способностью возвращаться в прошлое, но, возвращаясь в прошлое с целью его исправления, он не может его исправить. Он лишь каждый раз создает более болезненную версию жизни, чем та, в русле которой он двигался ранее. Отчаявшись и не видя возможности что-то исправить, он возвращается в чрево матери и обматывает свое горло пуповиной, то есть совершает самоубийство.

Анализ его поступков, с помощью которых он пытался направить поток событий в иное русло, приводит к мысли, что поступки его были совершены на основе хаотизированных реакций. В частности, возвращаясь в детство и пытаясь спасти свою подругу от смерти, он начинает обзывать ее отца и угрожать ему. Да, ее отец, хотел снимать на камеру свою малолетнюю дочь в обнаженном виде, да, что-то надо было делать. Но сами по себе обзывания ни к чему не привели. Если бы молодой человек попытался вернуться в прошлое не из обстановки «легкой» жизни, к которой с годами пришел, возможно, он был бы способен усмотреть какие-то иные варианты развития ситуации.

Если человек глубоко, через Таинство Исповеди, осмысляет те реакции, которые признает недолжными, и хотя бы ныне формирует предпосылки для появления иных реакций он в каком-то смысле исцеляет прошлое (например, чтобы стать способными поступить в критической ситуации по-любви, нужно стать хотя отчасти любящим, то есть воспитать хотя отчасти соответствующее качество души). А через прошлое – исцеляет настоящее и будущее.

Бегущий от этой задачи человек рискует прийти к тренингам и сектантским практикам, обещающим «вырезать» проблемный сегмент из памяти. Тот, кто способен согласиться на такое предложение, дает право на манипуляцию со своим сознанием, рискует прийти в итоге к гораздо более болезненной ситуации, чем та, с которой он «начал».

О технологиях сектантского плана рассказывалось в предыдущей части, в главе «Постскриптум. Комментарии на тему “забывания” и “стирания” травматического опыта и внедрения новой идентичности». К мыслям, изложенным в этой главе, можно добавить слова одного человека, проведшего в секте многие годы и в последствие вышедшего из нее. На вопрос, что он вынес из своего пребывания в секте, он ответил: «Мы сами запираем свой разум. Мы добровольно сковываем, мы добровольно избегаем того, что может причинить нам боль, если об этом узнать»[1]. А секта эта, надо сказать, центральным своим постулатом декларировала избавление от травматического опыта.

Например, человек попал в аварию и раз – с помощью определенной методики, как декларируруется, этот эпизод удаляется, мол, из его сознания. Но ведь попадают в аварию нередко «не просто так», не на ровном месте. Например, ситуация связавшая воедино травматический опыт и аварию экранизирована в фильме «Семь жизней» (2009). Управляя машиной, главный герой игнорирует просьбу жены оставить телефон «в покое» и следить за дорогой. В результате – лобовое столкновение, с «той» стороны гибнет шестеро, с «этой» – гибнет супруга. Главный герой сталкивается с невыносимой внутренней ситуацией, от которой никуда не может скрыться, и, чтобы ситуацию все же разрешить, он принимает решение дать жизнь семерым людям. Конечно, в фильме «грани обостряются», на то он и фильм. Главный герой в итоге отдает свое сердце девушке, нуждающейся в пересадке сердца, а сам – погибает. Если не рассматривать обстоятельства его гибели и не разворачивать вокруг них дискуссии, можно сказать, что в реальной жизни смерть человека не требуется. Но сама идея была осмыслена в верном ключе. Не факт, что она должна быть реализована именно так, как показано (кино есть кино). Но то, что освобождение от травматического опыта достигается через формирование навыков, противоположных ему, показано верно.

Если продолжить эту линию мысли, то можно вспомнить и о фильме «Схватка» (2011). Главный герой занимается отстрелом диких животных (волков) в лесах, окружающих далекую нефтедобывающую станцию, подумывает о том, чтобы одну из пуль потратить на себя. После смерти супруги, он входит в состояние, выраженное в следующих словах: «…понимаю, что все время нахожусь в каком-то ожидании. … Я не знаю, почему это случилось с нами, но чувствую, что виноват в этом я. Я – зло, я – отрава. Я перестал приносить в этот мир добро».

Только изменив свое отношение к миру, можно преодолеть подавленность. Весь фильм – череда событий, проходя через которые меняется главный герой. В финале он вступает в схватку с вожаком стаи волков, убивших тех, кто выжил с ним после авиакатастрофы. Схватке предшествует речь, обращенная к Небу, которая кому-то может показаться кощунственной, а у кого-то в отношении этой речи будет иной взгляд. Взгляд зависит, как было сказано выше, от наших доминант, от того состояния нервной системы, которое является для нас доминирующим. Сквозь призму своего опыта и своего состояния мы смотрит и на фильм, и на свое прошлое.

Главный герой просит у Неба помощи, а если помощи не будет, то он, как говорит, будет действовать «сам». Но ведь помощь Неба может выражаться не в том, что волк издохнет и упадет к ногам человека, а в том, что человеку будет дано воодушевление, с помощью которого он войдет в схватку и победит. Схватка, может, и нужна была, чтобы вывести главного героя из оцепенения, в которое он погрузился.

Бог мог ответить на его обращение не тем, что изменил обстоятельства, а тем, что дал человеку решимость через них пройти. А, проходя через них, человек перестает быть «отравой», меняется по принципу, изложенному в одном тексте: «…Я просил мудрости, и Бог дал мне проблемы, чтобы их решать. … Я просил воодушевления, и Бог дал мне опасности, чтобы побеждать. Я просил любви, и Бог дал мне проблемных людей, чтобы помогать. … Я не получил ничего, чего я хотел, я получил всё, что мне было нужно».

Так, развивая навыки, принадлежащие к области противоположной, человек преодолевает модели поведения и системы реакции, которые были сформированы при соприкосновении с опытом травматическим (см. предыдущую часть).

Истории, приводимые ниже, показывают, что выход из-под власти паталогических моделей поведения и системы болезненных реакций совершался не вследствие фиксации внимания на теме счастья, «приятия вселенной» и пр.. Люди в целом начинали менять свою жизнь, по чуть-чуть обретали свободу, расширяли ее «площадь», поднимаясь потихоньку над собою прежними. Поднимались над собою прежними не только в отношении тех навыков, которые были сформированы в прошлом при контакте с родителями. Но поднимались над собою прежними в отношении реакций, сформированных при контакте и со всеми остальными. То есть люди поднимались над своим желанием поворчать, нежеланием уступать и пр.. Мозг у нас один и сердце тоже одно, трудно говорить о преодолении конфликта с близкими, если в душе живут навыки, провоцирующие конфликтность в отношении сотен других людей.

Чтобы стать свободным от власти паталогических моделей, человек должен научиться отказывать себе в сотнях желаний: в желании накричать на ребенка, напиться при нервозности, в желании предаться унынию и начать жалеть себе и многому другому..

Иногда же человек пытается избрать иной путь, он фиксирует внимание на сконструированном образе «себя-якобы-в-будущем». В том будущем, где он якобы преодолел все проблемы, простил родителей, где он свободен как птица, парящая в небе (субмодальность). Проблемность такого подхода иллюстрируется примером ветерана войны во Вьетнаме, приведенном в части 4.2. Ветеран не мог найти себя в жизни после войны, со временем выяснилось, (как можно предположить) – почему не мог. На войне ему нравилось убивать, проявлять насилие, то есть, навыки, модели поведения, сформированные на войне, продолжали управлять его поведением. Эти навыки будут жить в нем, ломая его жизнь и все вокруг, даже если поместить его в мечты о будущем, в котором он якобы свободен от всего, что его угнетало. С помощью вхождения с помощью медитативных техник в измененное состояние сознание он, может, и добьется, что сознание не будет фокусироваться на его разрушительном для себя и других поведении. То есть распад жизни продолжится, просто голова с помощью психопрактик будет как бы «в домике», человека не будет трогать обратная связь, идущая от людей.

О последствиях погружения в некоторые психопрактики (см. в части 4.2, в главе «Постскриптум. Комментарии на тему “забывания” и “стирания” травматического опыта и внедрения новой идентичности»; а также в главе «Тренинги, психопрактики, динамические медитации по Ошо, секты» из второй части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».

Истории, рассказанные в части 4.2, крепятся к уже имеющейся основе, состоящей из предыдущих частей. В частности, в части 2.1 (текстовой версии проекта «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты»; в проект входят как лекции, так и тексты, не заменяющие, а дополняющие друг друга) рассказывается о фильме «Повторяющие реальность».

В этом фильме (он чем-то похож на «День сурка») несколько подростков как бы «застряли» в одном повторяющемся дне. Если фильм попытаться осмыслить с точки зрения реальности, то можно указать на его возможную соотнесенность с такими феноменами как деперсонализация и дереализация. Деперсонализация и дереализация могут выступать вместе с депрессией, о чем рассказывается в материалах, упоминаемых в коротком тексте «”Три Д” – Депрессия, Деперсонализация, Дереализация». «Преодолеть отчуждение: в том числе, и о депрессии – лекции и тексты иеромонаха Прокопия (Пащенко)».

При деперсонализации, дереализации человек испытывает изменение восприятия самого себя и изменения окружающего пространства. Он считает себя словно «застрявшим». Время, словно, остановилось. Человек словно окружён ватной стеной, звуки через которую до него доносятся с трудом. Когда человек находится в психологически трудной ситуации, субъективно время можем восприниматься как остановившееся. Эта ситуация в фильме и показана.

Три героя, и каждому нужно что-то в жизни понять. Все трое пациенты реабилитационного центра в связи с тем, что употребляли наркотики. Первый герой – Кайл – провинился перед сестрой и мамой, воровал у сестры деньги, издевался над мамой. Девушка Соня была изнасилована отцом. Другой молодой человек принимал наркотики, его папа попал в тюрьму.

Первые двое решают свои вопросы в положительном ключе, закрепляются в добре, и день для них «перещелкивается» на новую дату. Третий герой решает идти путем зла – начинает убивать людей, даже начинает пытать Соню и Кайла. Хотя, было время, и в нем живы были зачатки добра. Третий герой определился во зле, а первые двое – в добре, и тогда день «перещелкнулся» на новую дату.

И хотя (как и в фильме «День сурка», «завтра» герои просыпаются снова в «этом дне») каждый раз один и тот же день начинается заново, Кайл и Соня не оставляют своих попыток выйти из замкнутого круга. Кайл пытается примириться с матерью и сестрой, он тянется к сестре, но она его отвергает и в каждом «новом дне» уже «не помнит» о том, что отвергла брата.

Соню отличало то, что она не могла зайти к отцу, чтобы поговорить с ним (герои получили в реабилитационном центре задание – примириться с родителями, то есть с теми, с кем были проблемные ситуации). Она приехала в больницу к папе, папа лежит в отдельной палате, подключенный к аппаратуре. Зайти в палату она не может, а вечером ей сообщают, что отец умер. И эта ситуация повторяется каждый день. В один из дней Кайл подвозит ее к больнице и предлагает ей поговорить с отцом в надежде, что что-то изменится. Она входит в палату и сообщает папе, что тот вечером умрет. Она хочет, чтобы он знал, что в ней нет ненависти. Ей нужно идти дальше, иначе ничего не изменится для них обоих.

Это золотые слова.

Пока будет жить ненависть, день никогда не «перещелкнется» на новую дату. Человек так и будет жить, «застревая» в текущем переживании. Необходимо понимать понять, что ненависть сжигает. Пока человек не может простить, он остается пленником ситуации и не может двинуться дальше.

См. также «Прощая, ты излечиваешь себя» (ч. 2).

В цикле бесед «Преодоление травматического опыта…» и в прочих беседах и текстах, уже не раз разбиралась тема ненависти. Часто приводился в качестве примера рассказ Шаламова «Термометр Гришки Логуна». В рассказе речь идет о заключенном, который должен написать жалобное письмо администрации, но не может этого сделать. Он просто не способен найти в себе ни одной мысли. Ненависть выжгла все в сознании. Ненависть становится доминантой, подавляющей все стороны жизни. Жизнь человека, не желающего простить, деформирована.

«Когда человек не может простить обидчика, – пишет Фредерика де Граф, – он остается пленником своей обиды. В каком-то смысле можно сказать, что человек, который “виноват”, продолжает властвовать над своей (жертвой?)»[2] (как можно предположить из ее книги «Разлуки не будет», этот опыт она вынесла из общения со своим духовным отцом – митрополитом Антонием Сурожским).

То есть образ обидчика становится доминантой, структурирующей вокруг себя всю жизнь обидевшегося (к примеру, такое положение дел описано в композиции Дельфина «Мне нужен враг»). Парадокс: обидевшийся хочет «развязаться» с обидчиком, но вследствие того, что ненавидит его, всю жизнь вынужден постоянно помнить о нем.

Простить – не значит согласиться со злодеянием, если оно было совершено. Простить – в каком-то смысле – стать свободным от негативного опыта прошлого, стать способным «пойти дальше». Авва Евагрий Понтийский уподоблял гневающегося человека идолопоклоннику, ведь во время молитвы в центре его сознания находится не Господь, а образ обидчика. Ему, то есть обидчику, отдаются все мысли и силы души, а не Богу («Молитва гневающегося – это тонкая форма идолопоклонства, потому что в духе своем он видит пред собой не Бога, но всегда лик того, кто рассердил его»[3]).

Такая центрированность на негативе сжигает. Простить – значит, в каком-то смысле, стать вновь (или впервые научиться) способным любить других людей, не определяться до конца жизни негативным опытом, полученным в прошлом.

См. главу «Вопрос о недостатках» из второй части статьи «Подводная часть айсберга (часть 2): о соблазне церковного РАСКОЛА».

Здесь стоит упомянуть о одной женщине и о ее обиде на маму. Женщина в годы юности уехала учиться после школы в другую республику (дело было в Советском Союзе). В 18 лет ее сбила машина. Тяжелые травмы, бедра раздроблены. Она не стала подавать в суд на пьяного водителя, ничего от него не требовала. Пожалела. Поступила по-человечески.

Врачи не давали ни единого шанса. Прогнозировали пожизненную инвалидность, инвалидное кресло и бездетность. При этом она находилась в почти что незнакомом ей городе. Можно представить ее состояние. Подружка, с которой они вместе приехали учиться, тоже была студенткой, материальной поддержки от нее трудно было ожидать (маленькая стипендия). То, что мы считаем утешением для человека в больнице, было не доступно (фрукты, дополнительное питание к больничному рациону). Плюс – страдания в общей палате, девушка лежала многие месяцы без возможности встать, вся ее жизнь протекала под взглядами других.

От отчаяния и сильной боли она попросила привезти спицы под предлогом вязания. Сама же планировала вставить спицу в розетку и умереть. Подружка догадалась и отказала в этой просьбе. Приехал папа и ухаживал за ней. Мама так и не приехала.

Девочка встала на костыли, терпела и кусала до крови язык и губы. Было трудно. Потом стала ходить. Родила двоих детей. Но обида на маму всю жизнь была с ней. Так с мамой она данную ситуацию и не обсудила. И лишь на похоронах матери призналась отцу в своей обиде. Выяснилось, что у мамы была истерика, когда пришла весть об аварии, а она была гипертоник. Мама хотела поехать к дочери, но отец испугался за нее, что у нее случится инсульт и она умрет. Он проявил свою мужскую власть и запретил ехать. А женщина прожила всю жизнь с обидой на маму, хотя можно было все обсудить и выяснить. Теперь она готова отдать все, что имеет, – «только чтобы с мамой хоть один денек побыть».

Эта женщина – на пути к Вере. Мы через молитву можем общаться с умершими «в Боге». Конечно, речь идет не о том, чтобы ждать от умерших словесного ответа. Контакты с умершими подобного рода воспрещаются на том основании, что под видом умерших к живым могут прийти демоны. Мысль, что под видом умерших могут явиться демоны, озвучена в этом же цикле бесед «Преодоление травматического опыта…», в разделе про переживание опыта смерти (на момент осени 2021 года еще не все беседы опубликованы). Когда речь идет «о общении», имеется в виду, что мы, молясь за умерших, можем ощутить некое успокоение. Господь неким таинственным образом нас может известить, что наши родственники живы.

Одна женщина имела большую скорбь из-за смерти мужа, не могла утешиться. На Пасху она вдруг почувствовала, что в Боге мы все живы. На каком-то глубинном уровне поняла, что и муж жив. Скорбь прошла.

Пока человек жив, можно попробовать воспользоваться возможностью поговорить. Но даже если (здесь уже речь идет уже о иной ситуации) такой возможности нет, если родители замкнулись, то – простить их и оставить ситуацию на волю Божию. Когда в нашем сердце брань против другого человека угаснет, то, может, что-то и сдвинется и в социальных отношениях с ним. На этот счет далее приводится пример одной женщины (история 5), с которой перестала идти на контакт мама.

Да, трудно бывает иногда простить. Нужно воспитать определенный навык в душе. Трудно попасть, скажем, мячиком в цель. Но тренируясь мы можем начать легко попадать мячиком в цель, не испытывая затруднений. О том, как формируется данный навык рассказывается в материалах, собранных в посте «ОБИДА, ГНЕВ, ЗЛОСТЬ… ПРОЩЕНИЕ. Лекции, тексты – иеромонаха Прокопия (также – иных авторов)».

Второе, на что следует обратить внимание, так это на то, что формирование такого навыка может быть растянуто во времени. Человек, в целом, стремится к добру, что-то делает для людей, строит свою жизнь в конструктивном ключе. На этих путях у него вырабатываются определенные качества души, наличие которых помогает сблизиться с родителем (ми). Не перспективно пытаться решить «проблему с родителями», игнорируя всю жизнь в целом, ведя себя эгоистично и «отстраненно» по отношению к другим людям.

Когда во внутренней и во внешней жизни человека происходят масштабные изменения конструктивного характера, перед ним открывается возможность исцелить застарелую драму конфликта с родителями. Эта мысль великолепно проиллюстрирована в фильме «Прекрасный день по соседству» (2019).

Возвращаясь к части 4.2 можно сказать, что в данном случае человек формирует новое альтернативное направление жизни, противоположное прежнему. То есть – формирует новую конструктивную доминанту, которая, окрепнув, тормозит старую. Параллельно, накапливая опыт и духовно обогащаясь, он переделывает эту старую доминанту. Перестраивает ее, внося в нее новые смыслы, с которыми познакомился вследствие направленного внимания в сторону ближних и вследствие реализации евангельских заповедей.

Помочь в данном деле могут и приведенные ниже истории. Впрочем, необходимо отметить, что не все истории обладают «терапевтическим эффектов». А лишь те, авторы которых опытом прошли путь от непрощения к прощению. История другого человека помогает нам перестроить своей опыт, если человек, имевший серьезные трудности, показал путь к их разрешению, если поднялся над собой прежним. В противном случае, истории, в которых не показан выход из кризисной ситуации, могут держать нас на «нашем уровне» или могут способствовать сползанию на уровень ниже.

В историях, приводимых ниже, ценно также и то, что авторы прошли путь, предполагающей реализацию таких советов как «полюби себя», «прими себя». Пришли к пониманию, что в фиксации на обвинении родителей нет жизни. За бесконечной «проработкой» собственной «травмированности» – нет исцеления.

К пяти историям, приводимым ниже, можно также добавить и ту, которая приводится в части первой настоящей статьи, в главе «О лекциях с 20 по 25». В этой главе приводится рассказ женщины, ходившей на группу так называемых «созависимых», принявшей близко к сердцу внушаемую ей идею, что все всех ее бедах виновата мама.

Об обвинениях в адрес родителей, и о том, что при таком подходе детям будет трудно найти свой путь в жизни см. статью «Детям – жизнь от родителей или родителям – жизнь от детей?»

История 1. «Сейчас у меня нет никакой обиды на отца. Мы взрослые и сами отвечаем за свои поступки».

«Сейчас стало модно, именно, – модно – спихивать все свои неудачи, черты характера, невозможность прощать, измениться, двигаться дальше и т.д. на родителей. То они – не долюбили, то – залюбили, то – ещё что-то. Да, какая-то доля правды в этом есть. Но если на этом зациклиться и фокус внимания остановить именно на этом, то дальше дороги нет. Не будет развития, человек не сможет прощать, не сможет изменить себя и свою жизнь. Списать все проблемы на родителей и думать, что при таком подходе заживешь нормально – это утопия.

Конечно, стоит разобраться, в чем причина беспокойства, или, например, того, почему такие эмоции испытываю в той или иной ситуации. Но важно совершить и следующий шаг: понять, “откуда это”, и дальше – менять себя, своё отношение к ситуации. За нас никто ничего не сделает. Дальше – уже наш выбор: жить прошлым, винить всех вокруг за свои неудачи; либо понять, простить, отпустить, сделать работу над ошибками и жить дальше!

Я не один раз слышала такое выражение: “мы друзей прощаем, а близких простить не можем”.

И очень жаль, что сейчас стало столько всяких пустых, многообещающих тренингов, на которые наши люди очень падки. Там обещают за то, что ты, условно, “правильно подышишь и загадаешь желание”, изменить всю твою жизнь. Никто не хочет работать над собой, а хочет загадать желание и, чтобы за тебя все сделали…

Семья у меня была достаточно хорошая. Мама была интеллигентной женщиной из Ленинграда. Папа – из авиации. Но Папа был алкоголиком. Мама его закодировала, когда мне было года три. Ещё у меня есть младший брат.

К вере мама пришла, будучи достаточно взрослой. Годам, наверно, к 35. Папа верил, но в церковь не ходил.

После кодировки, как рассказывала мама, Папа стал более агрессивный, часто кричал и стал очень жадным. Я не знаю точно, какой он был ”до”.

В целом я росла в любви. Но со скандалами. Ближе к 14 годам папа всегда говорил, что я должна уже работать, нечего “ерундой” заниматься (только не понятно – какой). Характером я точно в папу. Хоть и много лет боролась с ним за уважительное и доброжелательное общение без ”оров”.

Мамы рано не стало. Мне было 16 лет, а брату 11. Брат более мягкий и менее пробивной, чем я.

С тех пор я всегда была под гнетом папиного характера. Наверно он все делал из добрых побуждений, так как не мог проявить любовь и заботу по-нормальному. Поэтому он постоянно на меня ооооорал!!! Оскорблял, обзывал, говорил, что я страшная, что никому не нужна и жить со мной никто не будет. Я это слушала почти 15 лет подряд. Даже, у меня в жизни что-то налаживалось, когда я сама (всегда) находила и выходила на работу-все равно что-то я делала не так по его мнению. Все – “не то”. Ничего я не умею, не знаю и тд. Вот так воспитывал. Это очень тяжело, учитывая, что я и так без мамы, так у меня и брат малолетний, которого я не могу оставить и уйти строить свою жизнь. За братом я тоже следила. И одевала его и к врачам возила. Как накоплю денежку только. Я всю юность прожила в стрессе. Я ненавидела !!! свою квартиру и свой дом!

Мама меня водила в церковь, мы исповедовались и причащались.

В тот вечер, когда она умерла, она исповедовалась. И у меня остался жуткий страх, что если я исповедаюсь, то тоже умру. Он длился у меня 10 лет!!! Пока у меня ни произошла беседа с одним монахом в Псково-Печерском монастыре. Это было в 2013 году. С тех пор я причащаюсь. Не часто, но все же.

В 15 лет я познакомилась с парнем, который был меня старше на 11 лет. Пару лет мы просто виделись и общались.

После маминой смерти, через какое-то время я с ним стала встречаться.

В целом период был достаточно сложный во всех планах. И душевно и эмоционально….

Мне приходилось и учиться, и подрабатывать, и следить за братом, так как с папой отношения были очень сложные. Я не могла находиться дома и поэтому меня носило по гостям, гуляла, что угодно, лишь бы не дома. Все плохое обычно забывается и в силу своего характера я говорю обычно, что нормально было. Но на самом деле очень сильно сложно было и тяжело.

И этот парень, с которым я начала встречаться, оказался из криминального мира достаточно известного. Нет, он никого не убивал, но сфера и круг общения были таковы. Конечно с ним я пережила много чего. И вседозволенность, и ездила я без прав за рулём, и выпивши за рулём. Соответственно у него были знакомые разного плана. Обычные люди и те, кто занимался наркотиками. Не знаю как, но у меня хватило ума не попробовать наркотики. Я боялась. Хотя все вокруг курили траву и ещё что-то. И таблетки и кокаин и тд. Как-то это меня обошло стороной? Единственно я курила сигареты и выпивала.

То есть параллельно шли радость, веселье, любовь и боль, тяжесть, грусть, переживания.

Так я провстречалась с ним 6 лет. Все это время я не забывала про церковь. То есть я не ходила систематически на службы, но – была и записки всегда писала. Молилась, не часто, своими словами или – какие-то молитвы, по нужде, из молитвослова.

А ещё, у меня есть учительница, с которой со школы я езжу в поездки. И в любую поездку входит посещение монастыря. (Так она всегда делала). И с нами (с группой) практически всегда беседовал Батюшка. Она за меня всегда молится. И могу сказать, что за время отношений с этим парнем столько раз мне были намеки на то, чтобы я уже рассталась с ним. !!! Даже я в аварию попадала с сотрясением. Но я прилипла к нему, пока он сам меня не бросил.

После расставания через несколько месяцев, я нашла себе подружек (старых и новых знакомых) и мы ходили танцевать в караоке, клубы, в гостях, в рестораны. И всегда мы выпивали много, курили много сигареты. Прям праздник всегда.

Хочу отметить, что я никогда не выглядела плохо. Я хорошо одеваюсь, вид у меня приличный, высшее образование. И все мои знакомые девчонки из хороших семей, обеспеченные, кто-то известная личность. То есть я не общалась с неблагополучными, которые, например, сидят во дворе на лавочке всю ночь и пьют, орут и т.д. Ну и мужчины такие же были. Все были обеспеченные с хорошими работами и должностями. Ухажеров тоже было море. Вниманием не была обделена.

Так вот, я загуляла прямо очень!

Однажды поняла, что я выпиваю, хоть и немного, но каждый день. А мне было всего (уже) 23–24 года! Мне стало страшно. Я понимала, что это не норма, что я выпиваю каждый день либо через день и без Алкоголя уже грустно. И у меня возникла мысль, что было бы не плохо уехать куда-то на месяца три и пожить так, чтоб никто меня не видел и не слышал. И через неделю это сбылось – я попала в туберкулёзную больницу с плевритом и туберкулёзом!!! 5 месяцев я там провела, 2 месяца на реабилитации в санатории и месяц на море тоже на реабилитации. Короче 8 месяцев я пробыла практически в изоляции… было время подумать и переоценить. Жизнь разделилась на до больницы и после. Но дом свой я по-прежнему не любила. И, когда из больницы отпускали на выходные домой, я очень ждала понедельника, чтоб скорее вернуться обратно в больничку. Да, вот так.

Я бросила курить. Но иногда, очень редко, выпивала в компаниях. И я поняла, что это не просто так, меня будто выдернули из той моей жизни, чтобы я изменилась и начала жить по-другому. Чтобы меня не засосала та разгульная жизнь. Хотя я понимала, что я неправильно делаю и все это – плохо, но уже вошла во вкус.

И я начала свой не легкий путь исправления что ли, или изменения себя… Будучи на реабилитации летом на море я прочитала книжку «Несвятые святые», и она меня очень заинтересовала. Я подумала, как было бы здорово съездить в Печоры. И через год такой случай мне выдался. Опять же с моей учительницей. Она повезла школьников на экскурсию во Псков, Печоры, Изборск, пушкинские горы, Питер. Вот там я и пообщалась с монахом, после чего я стала причащаться.

И жизнь стала меняться медленно, трудно, не легко.

В прошлом году я, наконец-то, посетила Соловки! И безумно этому рада! Потому, что это ещё один крутой поворот в моей жизни. Я приехала в полном тупике, в непонимании, как жить дальше и осознании того, что я что-то не сделала либо делаю не так. Я это точно понимала. И мне подсказали. Я прошла чин отречения и полную исповедь за всю жизнь. Так как я обращалась к гадалкам всяким, снились мне сны предсказательные и тд. Многое изменилось. И я меняюсь. Больше я не верю ни в гадалок, ни в приметы, ни в астрологию и ни разу за год ничего этого не читала и не воспринимала.

Я думаю, что очень важно, чтобы рядом были люди, которые тебя любят и молятся за тебя, даже если сам не очень-то и умеешь молиться и в церковь редко ходишь. Которые не отворачиваются от тебя, даже, когда ты идёшь по наклонной вниз, даже, когда разнятся взгляды на жизнь. Моя учительница всегда молится за меня. Я это знаю. И чувствую. Никогда молитвы не проходят мимо.

Со временем я стала чаще ходить в церковь, чаще молиться, ездить в монастыри.

Я не курю. Что касается Алкоголя-крайне редко и то – немного. Не люблю. Не напиваюсь.

Читая церковную литературу, читая молитвы, понемногу стало меняться мое мировоззрение. Я стала выбирать людей для общения, реже, либо вообще перестала общаться с неприятными людьми. Вернее, они сами перестают общаться, ведь со мной им не интересно стало. Я не разделяю их разгульные взгляды. Нет, я не стала сидеть дома у лучины. Люблю путешествия, экскурсии, веселые компании. Но как-то все по-другому становится. Жизнь всегда испытывает. Только подумаешь: «ну все, вроде я стала более терпимее к людям», – и сразу стрессовая ситуация, в которой я вся обозлюсь, накричу… Потом заново налаживаю себя. И бывает так, что на какой-то период времени перестаёшь молиться и думаешь: «ну нормально же живу без молитвы», как сразу случаются такие ситуации, что только молитва помогает.

В общем: вся жизнь – это труд и работа над собой!

В переходном возрасте и по юности лет у меня был очень взрывной характер. Я была абсолютно нетерпимая. Чтобы все было – по-моему.

После смерти мамы я где-то винила в этом папу. А Папа – меня. У нас дома очень много лет просто была “война”. Папа мне помогал очень мало. Всегда во всем попрекал, что я что-то должна. Я много болела и на лекарства – сама и на врачей – тоже. И с братом – так же. Дома скандалы были постоянно. И прям – уууухххх. То он со мной не разговаривал, то я. Это ещё дома был маленький брат, у которого начинался переходный возраст; и следила и одевала его я, лечила и брала куда-нибудь с собой.

Далее в жизни у меня всегда была борьба: хотелось и гулять, и не упасть в грязь лицом, и отношения домашние наладить-но выхода я не находила.

Со временем я начала думать, как можно разрешить мои проблемы с отцом. Так как я становлюсь старше и так вечно продолжаться не может. Я должна умнеть, мудреть, быть терпимее и прощать. А самое главное, я не могла молиться за отца. В записках я его писала, а помолиться о нем не могла. Я была на него обижена. Не могла простить, принять и отпустить.

Да, все идёт из детства, что в нас вложили родители, то и получают. Но! Это не означает, что надо всю жизнь быть на них в обиде и все свои неудачи сваливать на это. Это поведение ребёнка, инфантилизм. Нежелание становиться взрослым и самому отвечать за свои поступки. Проще спихнуть на родителей.

Три года назад я стала менять своё отношение к папе. Я поняла, что ничего у меня не выйдет в жизни, пока не налажу с ним отношения. (Я пыталась съехать, нашла квартиру, хотела, чтобы брат с папой жил, так как у них нормально было. Но все оборачивалось таким образом, что брат улетал в командировки на несколько месяцев, мои сделки не получались и приходилось жить с отцом). Я это все поняла. Стала терпимее. Могла чаще промолчать и отвечать ему более мягко. Вроде даже начала прощать. Это очень сложно. Срывалась конечно. И Папа – тоже. Ругались. Но – реже.

Папа есть Папа. Он такой, какой есть. Он меня родил. И родителей не выбирают. Ну такой у него характер. Он пожилой. Его не исправишь. Значит мне надо искоренять в себе что-то. Много что.

Полгода назад я впервые в жизни стала читать молитву святой Нино и там есть перечисление имён. И я стала упоминать там папу. Это было настоящее достижение. Я стала мягче. И вообще стала больше молиться.

Хотя… я порой мягкая, а порой очень Жесткая…

И читала эту молитву каждый день на протяжении полугода. Потом Папа умер.

Перед этим мы ругались с ним, так как он выпивал. А у него диабет. И папа – пожилой. И все это выглядит ужасно. Но за несколько дней до его смерти мы примирились. Он мне очень помог. Даже дома как-то тепло стало. И он спросил -молюсь ли я за него (ведь я езжу по монастырям)? Я была обескуражена, так как никогда от папы такие вопросы не звучали. А я как раз полгода, как читала о здравии его каждый день.

На поминках его друзья о нем говорили такие вещи хорошие – у меня округлялись глаза – я его не знала таким добрым. Я стала заново узнавать отца… У меня произошёл крутой переворот. Я все поняла. Я поняла, какой он был. Он был добрый и хороший. Просто он не мог проявить свои чувства. Он всегда, когда поздравлял меня с днём рождения – плакал, но пожелать “хорошестей” не мог, либо очень скромно это делал. Сейчас у меня нет никакой обиды на него. Я за все ему благодарна, он хороший. Все было не зря. Он для меня остался светлым и добрым человеком!

Мы взрослые и сами отвечаем за свои поступки.

После папиной смерти у меня был такой период месяца три, когда я привыкала и пыталась осознать новую жизнь. И было ощущение, что “я все поняла…”, только что такое это – “все” – я не могла понять.

Конечно, мне помогла полная исповедь и чин отречения. Я часто вспоминаю и даже кому-то привожу примеры из исповеди, что после неё у меня прямо сильно то или иное изменилось (в себе, в сознании). Так как характер у меня ещё тот не сахарный, но я могу сейчас все же больше себя держать в руках и делать обдуманные поступки.

Я ПРИНЯЛА поведение отца. Просто него такой характер, он так воспитан. Конечно многое обидно и порой тяжело, но если только на этом зацикливаться, то как раз можно жить “тяжелую жизнь”.

Я его простила! И только через это можно снять груз с сердца и с души. Мне его честно очень жалко. Я всегда с тёплом и любовью о нем вспоминаю. Будто маленький ребёнок, которого не долюбили, не додали тепла. И всегда он мне кажется радостным, когда думаю о нем. Каждый день молюсь о упокоении. Чтобы он там не расстраивался.

И ещё очень помогает забота о других. Помощь другим. Чтобы не жить бестолку.

Понятно, что все идёт из детства, но мы сами в ответе за свою дальнейшую жизнь. Надо меняться, чтобы не жить с этим грузом.

Сегодня все в психологии и ее производных построено на самооценке и все объясняется, почему мы притягиваем людей в свою жизнь… Типа, вот в детстве не долюблена папой – ищешь подсознательно мужчину-защитника, чтобы любил и все те качества, которые не получила от отца. И все в этом роде. Типа, надо мыслить шире и есть другие измерения познания и все такое.

Сейчас все заточено на деньги, желания, выход из зоны комфорта, ограждение себя от “токсичных людей” и т.д.. Все увлекаются какими-то практиками, играют в игру «лила», встают на гвозди и плачут медитируют все это пропагандируется через Инстаграм. Марафоны желаний (слушала беседу на эту тему «Марафоны желаний: почему так популярны и каковы последствия. Трансферинг реальности».

По поводу книг, которые девушка читала, пытаясь разобраться в своей жизни, были даны два ответа.

Ответ 1 к истории 1. О книге, автор которой причину неустроенности ребенка видит в «избыточной материнской любви»[4]

Складывается такое впечатление, что проблемы людей автор выводит из идеи трансляции (в тираническом ключе) матерью искаженно понимаемой любви в адрес ребенка. Такое психологическое давление, по мнению автора, способствует деформации ребенка. Причину искаженной материнской тяги к ребенку автор видит в религии, так как она воспевает материнство (размышляя о религии автор демонстрирует в каких-то вопросах неосведомленность). Отрицание некоторых смыслов Священного Писания и выставление на посмешище некоторых очень важных мировоззренческих основ побуждает поставить вопрос: если для человека не существует границ («берегов»), то отсутствует гарантия, что в дальнейших текстах он будет придерживаться здравого смысла.

Дело не в том, что нельзя задавать вопросы насчет религии. Здесь не говорится о помещении человека, как модно говорить (так говорят «протестующие»), «под давление внешнего авторитета» и требовании от него «слепого поклонение». Следует обосновывать мысли, на которых опираемся во время дискуссии (устной или посредством техники). Если ты в чем-то смущен в отношении религии или чего-то еще, обоснуй, разверни идею и оставь другим свободу принять эту идею или не принять.

Но если человек отвергает очевидное, свои домыслы выставляя в качестве «абсолютного-единственного-верного-аргумента» (не особо и трудясь на тем, чтобы его доказать), то где гарантии, что он будет объективен и на всем пространстве своей книги?

Настораживает то, что даже, не пытаясь в некоторых момента разобрать ситуацию, автор отметает все то, что кажется ему неверным. Параллельно, выставляя свою точку зрения как некий непогрешимый авторитет (не очень трудясь над обоснованием своей точки зрения, с помощью хотя бы ссылок на данные о реальных случаях из жизни).

Два комментария:

Действительно, давление мамы на ребенка возможно. Но почему автор выводит его из идеи материнства, существуеющей в Христианстве? Автор словно не видит, что после 17-го года (20 века) система мировоззрения, сформированная на территории России, рухнула. Произошла гражданская война. Затем – Вторая мировая война. После революции стало активно развиваться движение эмансипации. В Советском Союзе была популярна идея, что женщина должна мужчину взять в кулак.

Заподозрить автора в намеренной лжи трудно, но удивляет его неспособность сделать очевидный вывод – именно утрата целостного христианского взгляда на материнство и семью в целом и привела к тому, что многие матери (по его словам) стали «задвигать» своих мужей после рождения ребенка.

О том, что дореволюционное понимание брака строилось на основе гармоничного сосуществования супругов, а не на доминации женщины над мужчиной, рассказывает в своих многочисленных лекциях монахиня Нина (Крыгина) (монашеский постриг она приняла уже будучи специалистом с кандидатской степенью по психологии).

Следом можно несколько усомниться в его профессиональной компетенции. Давление на ребенка – не любовь, ка считает автор, а эгоизм. Эгоизм заключается в отсутствии критики к собственным мыслям. Человек надумал, внушил себе, что именно его образ действий адекватен понятию любви. Свой образ действий он реализует, не обращая внимания на «обратную связь», не советуясь, не пытаясь уточнить, правильно ли он понимает сам термин «любовь». Эта трансляция «придуманной» модели поведения – суть многих расстройств личности. Человек попадает в некий узкий коридор активности (сродни сектантству) и альтернативных взглядов на реальность он просто не видит. Здесь необходимо человеку расширять взгляд на реальность, показать альтернативные пути развития. В чем собственно и состоит суть некоторых подходов когнитивно-поведенческой психотерапии (КПД). В КПД есть моменты, хорошо вписывающиеся в христианскую картину мира. Один пример выхода из-под власти моделей приводится в главе «Ядро травматического опыта», в части 2.1 статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты». Речь идет о человеке, у которого от переживаний начинала болеть спина. Ему быстро объяснили, что во всем, мол, виновата его авторитарная мама. Он ухватился за эту идею, но спина все равно продолжала болеть, тогда он пошел иным путем. Он начал менять свой образ мыслей, потихонечку выходить из-под власти моделей, стремящихся управлять его поведением. Перестал фиксироваться на маме, начал решать свои проблемы, начал слушать других, и потихонечку – стал выходить из замкнутого круга.

Изначальный посыл в чем-то у человека может быть и верен. Вот он чувствует, что как-то должен вложиться в воспитание ребенка. Но вследствие развития собственных страстей и, в каком-то смысле, культурологической бедности он не может выстроить общий контекст отношений, находясь в котором, он мог бы пустить свой посыл по конструктивному руслу. Посыл должен быть уравновешен пониманием, в какой обстановки стоит говорить, а в какой – стоит промолчать. Также – пониманием, что другой человек усваивает наш посыл, когда мы говорим спокойно, а когда говорим раздраженно – не усваивает, сжимается в комок. И прочими подобными пониманиями обогащаясь, человек обретает навык регуляции своих эмоций. Вследствие отсутствия навыков общения, основанных на здоровой (то есть, – на проверенной опытом, если не своим, то опытом предыдущих поколений) картине мира, человек реализует свой посыл в очень болезненном для других ключе (хочет, вроде бы и покормить ребенка, но в процессе кормления настолько давит на ребенка психологически, что доводит ребенка до слез; см. историю 4).

Человек попадает в плен собственной мировоззренческой установки и не видит иных взглядов на реальность. Ему можно показать, что есть более конструктивные пути. Восстановление понимания того, чем является семья, к чему призваны супруги, взгляд на единство как на цель брака[5], – совокупность такого рода пониманий и основанных на них навыках и может вывести человека из того кризиса, частью которого и является (если так можно сказать) «материнская проблема».

«Материнская проблема» не приходит изолированно и сама-по-себе. Общее одиночество, неустроенность жизни, отсутствие духовной глубины в жизни, приводит к тому, что ребенок для матери становится идолом. Отсутствие в жизни таких институтов, как пост, отсутствие понимания учения о страстях и чем они являются, каким образом преодолеваются, отсутствие системы саморегуляции, приводит к отсутствию у людей навыка сдерживать свои страстные порывы (в частности реакции гнева). А, значит, такие люди рискуют начать кричать и на детей.

Проблема, таким образом, вырисовывается совершенно иная. Она шире семейной. Семейная проблема является сегментом, вписанным в более широкое проблемное полотно. Необходимо ставить вопрос об утрате мировоззрения, здоровых основ, которые должны лежать в фундаменте жизни человека. Человек беззащитен перед собственными эмоциональными вспышками. У него нет представления о личности.

Подробнее см. главу «Справедливо ли полагать, что главной причиной наркомании является дисфункциональность семьи?» из части 4 «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества».

Говорить, что во всех бедах человека виновата только его мама, значит закрыть глаза на все многообразие причинно-следственных связей, сознательно отказаться от регистрации иных причин. А, значит, в каком-то смысле, ставится вопрос и о утрате возможности исцелиться (нет понимания причин, нет и адекватных этому пониманию действий).

См. также статью «Детям – жизнь от родителей или родителям – жизнь от детей?»

Ответ 2 к истории 1. О книге, автор которой видит причину неустроенности в низкой самооценке[6].

У одного автора есть популярная книга, адресованная матерям и женам зависимых людей. В ней страдающие женщины представлены, как больные люди с низкой самооценкой. «Неудачное» замужество представлено, как следствие низкой самооценки и способ получить психологическую выгоду (забота о несчастном человеке питает самооценку). А низкая самооценка, с точки зрения автора, - следствие общения с авторитарной матерью. Такое ощущение, что автор попал в капсулу собственного мышления.

Введение в оборот ставшего привычным слова «самооценка» затемняет понимание происходящего. См. некоторые мысли на этот счет в эфирах:
Часть 4: «Как отличить истинное смирение от низкой самооценки?», 
Часть 5. «Самооценка. Картина мира»,
Часть 6: «Имея веру - не боишься. В чём причины неуверенности в себе?»,
Часть 7: «Как обрести точку опоры в себе? Мир и покой в Боге», 
Часть 8: «Любовь к себе. Ощущение полноты жизни».

На самом деле ситуация, как можно предположить, развивается иначе. Люди вступают в брак на самом деле нередко по любви. Часто люди, которые в последствии становятся алкоголиками, на самом деле в годы молодости могли быть очень «хорошими», коммуникабельными и веселыми. Непонимание как справиться со стрессом, отсутствие духовных навыков приводит к тому, что человек ломается. Супруга в первые годы пытается помочь мужу. Эта попытка естественна и правильна, и иногда эффективна (результативна).

Но автор книги само стремление помочь связывает с идей болезненной реакции. Мол, если супруга хочет помочь, то она, мол, созависима. Действительно, среди пытающихся помочь зависимому человеку, есть категория людей сломленных (нужна наука, чтобы высчитать %), в каком-то смысле инфантильных, с неустоявшейся системой ценностей. Здесь необходимо разбираться почему это произошло. Может быть, люди были рано оторваны от культурного слоя, в котором должны были расти (например, переехали в другую страну, и там их эмоциональное развитие блокировалось). То есть люди вырастают без элементарных навыков саморегуляции. Живут в каком-то незрелом мнении, что все вокруг них должно происходить и решаться само по себе. Их отличает и духовная, и психологическая, и биологическая пассивность. В критической ситуации они остаются абсолютно беззащитными. Попытка выправить ситуацию для них возможна только доступным их пониманию способом. Этот способ ассоциируется с очень небогатым репертуаром, трансляцией одних и тех же высказываний и неспособностью увидеть, что такая стратегия результата не приносит результата.

Попытка автора выставить всех больными унижает и самих женщин. В конце книги приведены ответы на письма. Ни слова сострадания. Ни слова утешения. Ни слова поддержки. Лишь типовые изречения о необходимости повышать самооценку, отделиться от мужа и предоставить ему возможность решать проблемы самому.

На тему общения с зависимыми людьми было проведено множество бесед, (проводились в Соловецком монастыре и в Москве). В беседах озвучена мысль, что подобные методики и взгляды появились в обществе, где люди давно атомизированы, где родителей отдают в дом престарелых. Для людей, выросших в «той» ментальности такие жесткие психологические конструкции (исключающие понятие душевной близости, понятие любви) возможно, и являются приемлемыми. Но если конструкции переносятся на иную почву (иную ментальность), то человек, реализующий подобные конструкции, сталкивается с внутренним конфликтом.

О лекциях рассказывается в статья «Преодоление зависимого поведения (часть 2). Родственникам, близким».

Здесь также нельзя забывать теорию Данилевского о цивилизациях. Вне этой теории в историческом процессе трудно что-то понять. Помимо прочего, Данилевский ставит вопрос о цивилизационных типах людей. По сути, если сказать языком академика Ухтомского, – людей с определенной доминантой мышления. Эта доминанта (состояние нервной системы, сквозь призму которого человек сморит на мир) формировалась, выковывалась веками.

О доминанте применительно к тем людях, которых называют «созависимыми», см. в статье «О развитии монашества, о теории “созависимости” и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем», в главах «Нейрофизиология и любовь», «Услышать голос другого».

По поводу внутреннего конфликта:

Люди, столкнувшись с внутренним конфликтом, совершают две вещи. Либо понимают, что дальше они не могут реализовывать доктрину и выходят из психотерапевтической группы. Либо ломают себя, свой инстинкт самосохранения, свою глубокую систему убеждений, чтобы соответствовать этим программным методикам. В итоге, складывается такое ощущение, что превращаются в одинаковых как будто людей, говорящих одинаковые слова, выкрикивающие одинаковые лозунги и считающих себя счастливыми, так как продолжают работать со своей созависимостью. Но таких людей трудно назвать здоровыми.

Два этих пункта, приведенные в ответе, можно объединить. В начале шла речь о детях, а во втором пункте – о женах и матерях (можно сказать, что и мужья попадают в положение, когда вторая половинка начинает употреблять алкоголь или наркотики, либо вовлекается в иную форму зависимости), но выход и в первом, и в втором случае – в обогащении личности. Построение картины мира.

Человек внутренне обогащается, начинает видеть мир, чувствовать людей, прозревать и пути Промысла Божиего в этом мире. Когда у человека появляется собственная устойчивая система мировоззрения, то он перестает быть зависимым от внешней, транслируемой системы образов – поведение зависимого родственника, крики родителей и так далее. Даже если в детстве и было что-то травмирующее, то взрослая позиция призывает человека встать над проблемами, с которыми он столкнулся в детстве, определиться по отношению к ним, преодолеть их, вынести из них уроки, стать мудрее. И когда появляется система мировоззрения, понимания жизни, любовь, то он становится способным оторваться от моделей поведения, внедряемых либо в детстве, либо в период жизни с зависимым родственником.

Более подробно эти вопросы разбирались в цикле бесед «Преодоление травматического общества: христианские и психологические аспекты». С 10-го пункта разбирается проблема посттравматического роста – выход из кризиса, который при определенных условиях имеет потенциал блокировать развитие человека. В беседах озвучены темы преодоления негативных аспектов, с которыми люди столкнулись в детстве. Разбираются гипотезы, пытающиеся представить неправильное воспитание и агрессивное поведение родителей, как единственную причину жизненного слома человека.

В подобных книгах есть одна существенная неточность или даже непонимание. Зависимость одного человека от другого воспринимается, как следствие низкой самооценки. Проанализировав ситуацию, можно сделать следующие выводы. Если у человека не сформировано собственное мировоззрение, то он подчинится иному мировоззрению. Проблема зависимости одного человека одного человека от другого в беседах «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря» была расширена. Показано, что при угасании духовной активности человека, он подчиняется внешней обстановке, навязанной идеологии, мнению других людей. Если собственное мышление тормозится, если картина мира не сформирована, то человек становится уязвимым.

Психология в данном случае советует развитие ассертивного поведения. Этот термин не выяснен. Он заимствован из бизнес-литературы. В некоторых источниках этот термин предполагает агрессивное ведение переговоров, то есть продавливание своей линии. В других источниках обозначает нечто, помогающее человеку и свою линию проявить, и способность прислушаться к мнению окружающих. Но если значение термина не выяснено, то трудно понять, чего от человека ждут, советуя развить ассертивное поведение. Общая идея состоит, по всей видимости, в развитии собственной напористости. Но развитие напористости у человека с угасшим мышлением, с неразвитой картиной мира, может привести его к какой-то форме глупости (в некоторых случаях, к агрессивной тупости) или к новому тупику.

На тему угасания духовной активности и, как следствие, подчинения человека извне навязываемой обстановке был сделан доклад, на основе которого появилась и одноименная статья: «Интеллектуальная деятельность, как стратегия выживания в условиях внешнего давления». Были показаны нейрофизиологические основы подчинения внешнему влиянию. Обогащение личности способно вывести человека из такого рода подчиненности. То есть в человеке должно проявиться нечто личное.

Необходимо понимать, что человек при отсутствии сформированной картины мира, слова о «личном» может воспринять сквозь призму выражений типа «найди себе хобби», «займись фигурой» или нечто подобное. Личность в Христианском понимании, как писал В. Лосский в своей статье «Богословское понятие человеческой личности», отвечает на вопрос «Кто». Тот, кто поднимается над природой. Личность неопределима, но присутствие в человеке личного, позволяет ему подняться над своей природой, то есть над импульсами, которые пытаются нас определить. Например, наша природа посылает нам импульс голода, который призывает нас покушать, но присутствие в нас личного, помогает нам отложить время удовлетворения этой потребности. Личное помогает подняться над обстоятельствами. Когда оно угасает, человек начинает слепо, автоматически, подобно роботу следовать сигналам.

Если человек с неразвитым личным началом услышит разговор об ассертивном поведении, то существует риск того, что посыл будет воспринят им в ключе напористой реализации своих желаний. При суженом взгляде на мир такая постановка вопроса может способствовать формированию у человека патологических моделей. В зависимые отношения человек и входит вследствие наличия у него патологических моделей.

Еще одна ошибка некоторых направлений психологии состоит в непонимании – люди входят в зависимые отношения не из-за заниженной самооценки, а ввиду «придумывания» именно-такой-формы-взаимодействия-с-другим-человеком. Например, мама придумала, что она должна звонить дочери каждые полчаса, и она будет звонить, не обращая внимания ни на какую обратную связь.

Или человек, утвердившийся в мысли, что он травмирован, будет реализовывать и дальше свою стратегию, отбрасывая рекомендации окружающих начать что-то менять в жизни. Часто люди придумывают себе ту или иную стратегию и с «остервенением» ей следуют.

Здесь необходимо обогащение личности, способность человека видеть иные точки зрения на происходящее, альтернативные пути. Этот момент был прочувствован (как было отмечено выше в ответе 1) в когнитивно-поведенческой психотерапии. Многие расстройства личности, если выразить идею в двух словах, описываются, как замкнутость человека на собственную модель. Иного жизненного пути он просто не видит. Человеку показывают, что жить можно иначе, есть другие варианты. Постепенно человек выходит из замкнутого взгляда на происходящее. Эту же мысль можно применить и к жене пьющего мужа. Она придумала себе, что может его спасти. Ей следует понять, что есть и промысел Божий, спасающий человека. Необходимо понимать сложность алкогольной проблемы и недостаточность человеческих сил. Мы можем что-то делать для любимого нами человека, но не способны полностью прожить эту жизнь за него.

Расширяя мировоззрение, очень важно помочь человеку сохранить в нем его человеческие качества, его чуткость, его сострадание. Помочь здраво взглянуть на эти хорошие, добрые качества. Если не будет у человека здравой позиции, то и хорошие качества души могут найти для себя неконструктивное воплощение.

Подробнее см. материалы, собранные по данной теме в заметке «Родственникам зависимых (справедлива ли концепция «созависимости»?). Лекции и тексты иеромонаха Прокопия (Пащенко)» (http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2157/)». В данных материалах концепция созависимости не поддерживается и воспринимается, как ложная. Нельзя ограничивать проблему человека зависимостью от кого-то другого. Корень проблемы состоит в отсутствии того, что мы называем «культурным человеком». Угасание духовной жизни приводит к внешнему подчинению. Кому человек подчинится – идеологии компании, в которой он работает или собственному страху, или зависимому родственнику – вопрос второстепенный.

История 2. «Когда Господь исцеляет, Он ставит в такие условия, в которых ничего другого не остается, как только идти против своих моделей».

Эта история приводится более подробно в беседах про посттравматический рост. Суть этой истории в том, что девушка осознала, что она управлялась моделями поведения, сформированными в детстве. Не модели управляли ею, а она сами согласилась стать управляемой ими. Как только она поняла, что ее воля приняла в этом деле участие, она стала потихоньку освобождаться от действия навязчивых моделей поведения. В беседе рассказывается, что она навязчиво стремилось делать все по плану, но, когда Господь начал ее исцелять, ее планы начали рушиться. Она, рассчитав все касательно ремонта (сроки, средства) дважды «напала» на мошенников. Когда мастер, не являющийся мошенником, был нанят ею, он заболел, и срок сдачи квартиры опять отложился. Частично избавившись от своих навязчивых моделей, девушка сказала: «Окей, впереди – вечность». Она осознала, что корень проблем – зацикленность на себе. [Гордость может выражаться не только в мании величия, но и постоянной зацикленности на себе, постоянном вращении вокруг мыслей о себе, даже если эти мысли типа: «Как мне плохо»].

Она поняла, что ситуация ухудшилась после того, как она умом приняла негативную мысль против мамы. Из сердца исходят, как объяснял Спаситель, злые мысли (Мф 15. 19). Но если, как учат духовные наставники, мы не принимаем эти мысли умом, они со временем истлевают (если противопоставляем им молитву и движения противоположные: вместе гнева – любовь). Если же соглашаемся умом со злою мыслью, то мысль проникает в ум, заражает нас, начинает разрушительную работу про трансформации нашего сознания.

Чтобы как-то переключиться от уныния я затеяла у себя капитальный ремонт. Очень весело стало. Очень устала. И занимаюсь своим любимым делом: трачу деньги. Конечно, это не помогает от уныния. Я думаю, что культура потребления развилась как раз оттого, что люди несчастны, и пытаются эту дыру внутри заткнуть материальными вещами, суетой, едой, алкоголем и т.п. Но это не помогает, а делает хуже. Но ремонт надо сделать, и пусть уж будет так, как мне нравится. Мне в этом жить.

После того, как прочитала часть 2.1, раздел про панические атаки, я поняла систему: преподобный Марк Подвижник + Ухтомский!!!

Я понимаю, как она действует. И вижу у себя красные кнопки, которые выстреливают. А паническая атака м это осознанно выбранный страх. Когда-то давно, из глубины детства. Да, было много факторов, чтобы бояться, но это же был мой выбор. То же самое и самосожаление – мой выбор. Надо учиться выходить из ситуации в смотрящего со стороны. Это помогает. Как бы выход из ситуации – я не объект происходящего, и не субъект. Я наблюдатель. Тогда есть шанс адекватно оценить ситуацию.

Мне очень стыдно перед Богом за мое маловерие. Ведь я знаю, что есть Бог, что Он прав, что есть Вечность. И при этом придумываю бредовые системы, верю им, а не Богу, а Бог у меня еще и в виноватых….

Когда начинаю задумываться о своих мыслях и устойчивых верованиях, то становится больно, плачу. Понимаю, что-то или иное идет в разрез с Евангелием, что Христос этого не говорил, не считал важным, а в некоторых случаях даже обратное говорил. Но эта нейронная связь в моей голове настолько сильна, что я не могу ее поменять, преодолеть. Эта тропа, проторенная годами, превратилась в глубокое ущелье. Я понимаю, что не в силах ее изменить, хотя и пытаюсь говорить себе, что всё иначе. Но слезы от обиды льются сами собой. Иногда и злость на Бога, но я знаю, что Он ни в чем не виноват, что я сама выбрала так думать и верить в то, что придумала. Так больно, что хочется забыться, не лезть туда: накушаться, выпить, посмотреть сериал, но я просто пью успокоительное, чтобы прекратить истерику, потому что не могу успокоиться. Но я не могу избавиться от этого ущелья. Преодолеть его помогает общение с духовником.

Еще хотела поделиться словами игумена Нектария Морозова, который ёмко описал то, о чем идет речь: “Почему быть зацикленным на себе так плохо? Очевидно, что в таком случае человек оказывается в некоем неправильном, искаженном мире – мире, в котором он один является мерилом всего, главной ценностью, целью, содержанием и смыслом. Но может ли человека полностью удовлетворить такая «ценность», такая “цель”, такой “смысл”? Конечно, нет. Кроме того, мир падший несовершенен, хуже – жесток, агрессивен, он очень часто ранит, причиняет боль, пугает и подавляет человека. И с этим можно еще как-то справиться, если ни к чему вышеозначенному ты не относишься как к трагедии. Но как же… как же не переживать как трагедию тот факт, что все это – болезненное, неправильное, скорбное – происходит именно с тобой – столь ценным, столь значимым? Или еще хуже – единственно ценным и единственно значимым?.. И отсюда – простой и закономерный вывод: наша неправильная любовь к себе, возможно, как таковая и не была бы большой бедой, но именно она превращает наполненную испытаниями жизнь человека в тяжелейшую драму, такую горькую, что зачастую у него просто нет сил ее перенести. И пребывание его на земле, то самое, которое должно было бы стать порой умножения полученных талантов, обращается в пору мученической муки – не облагораживающей, возвышающей и преображающей, а в землю же с головой загоняющей. Так что на вопрос, куда скрыл человек таланты, и ответа не надо: он их не только зарыл в землю, но и сам зарылся вместе с ними…

Лучший способ избавиться от этой сконцентрированности на себе и своих проблемах (которые она же в большей степени и порождает) таков: осознав, какое происходит от нее зло, постараться обратить свой взор во вне, начать видеть то, что прежде постоянно ускользало от него, казалось второстепенным, маловажным или вовсе – мешающим и раздражающим.

Начать видеть людей. И не только видеть, но и интересоваться ими – их нуждами, их заботами, тем, что есть в них, и тем, что есть они сами. Пусть поначалу это будет непривычно и трудно, помогать должно понимание жизненной необходимости в этом. Человеческий ум так устроен: когда он обращен на что-то, он привязывается к этому, чем больше вникает человек во что-либо, тем больше оно заинтересовывает его, чем внимательнее он к чему-либо, тем дороже оно ему делается.

Да, в людях сегодня перемешено все – и хорошее и плохое, и высокое, и запредельно низкое, но человек все равно прекрасен, первоначальная красота его души неистребима. И мы сможем увидеть эту красоту, полюбить ее, выйти таким образом за рамки ограниченности собой и тем миром (или мирком), которым являемся для себя сами. Сможем, если по-настоящему этого захотим”.

Я начала искать отправные точки своего состояния, а именно: те моменты, когда начала строить у себя в голове эти бредовые системы.

1. Я помню точно момент, когда подумала о маме плохо, когда допустила эту мысль. Тогда тут же меня пронзил страх, что я нарушила заповедь, и Бог меня сейчас испепелит. Но Он не испепелил, я удивилась. Я помню этот момент, а как дальше стали эти мысли крутиться в голове, не помню. Наверное, и не надо. А важно то, что в тот момент, когда я удивилась, я не сказала: «Господи, прости!». И это осталось жить со мной. Да, я больше не могла терпеть то, что она со мной делала, но я же знала, что я нарушила заповедь и прощения не попросила.

2. Я вспомнила момент, когда стала всё зацикливать на своем я, весь мир. Это был 5-й класс, урок математики, я очень хорошо успевала, быстро, а другие нет, и учительница не хотела все время спрашивать меня. Я на нее обиделась, решила, что раз она не обращает на меня внимания, то я больше не буду заниматься математикой. Вместо того, чтобы понять, что математика нужна мне, а не учительнице, и дальше развиваться в том, что мне нравится, я забросила предмет.

Вот в эти два момента своей жизни я точно сломалась.

Принцип жизни – если человек не оказывает мне внимания, значит, я ему не нужна, ему нет до меня дела, тогда я исчезну и не буду его беспокоить – и сейчас со мной. Я не умею строить отношений с людьми, они у меня выстраиваются, только если тот человек их начинает строить, я подхватываю. Детская позиция эгоцентризма. Теперь надо понять, когда сломалось, что я не хочу взрослеть.

Я ежедневно читаю молитовку схиигумена Саввы: “Господи, Крестом Твоим удали от меня страсть неприязни, помоги мне полюбить своего обидчика. Спаси меня его святыми молитвами”. Отношение к людям меняется, но очень медленно. Пришло понимание, что главное – не брать в голову, а то западет в сердце, буду в голове перемалывать, в сердце – варить. Возникают зацикленность и возбужденность о ситуации с ближним. Сложно потом успокоить сердце и выкинуть из головы. Лучше не впускать. “Поставь сторожа…”.

Гордыня и зацикленность на себе. Я всё понимаю как та собака, но я не могу вырваться из этого болота. Дело осложняется еще и тем, что в детстве я всегда старалась быть хорошей девочкой, чтобы мама меня не била, и это крепко-накрепко в меня вошло. Мой травматический опыт меня не оправдывает: если бы я тогда сделала другие выводы, думала бы другие мысли, то не оказалась бы сейчас в таком состоянии.

Поскольку у меня низкая самооценка, потому что в детстве меня много унижали, я бОльшую часть своей жизни думала, что я ничтожество, пока не прочитала книжку митрополита Антония Сурожского о человеке. Но книжку-то я прочитала в уже зрелом возрасте, а в детстве мне хотелось стать горошинкой, закатиться в щель за плинтус, чтобы меня никто не нашел, фактически мне хотелось, чтобы меня не существовало. Но часть меня жаждала жить и существовать, и тогда я стала фантазировать в себе о мире, где я на коне, где у меня всё получается, где меня все любят, где оказывают мне внимание … и я везде в центре событий. Т.е. получается, что я в концлагере своего детства выживала за счет этих своих фантазий и мечты, что у меня так когда-нибудь и будет. Вот у меня и развился эгоцентризм, т.е. я сама его развила, раздула свое я, зациклилась на нем. Сделала «я» своей доминантой. И теперь надо переключиться на доминанту на других, но, когда я делаю какое-то доброе дело, тут же возникают гордость и себялюбие; когда я переключаюсь на других, то первым делом думаю, чем бы мне этот человек был полезен; единственное место, где я реально включалась в других – это онкобольница, но я очень гордилась, что туда хожу, меня прям раздувало. Мне противно от себя самой, честно. Я понимаю, что сама устроила этот ад, лабиринт, по которому хожу, и выхода не найду. Как в тюрьме. Я не знаю, как исправиться, только говорю: “Господи, прости меня гордую и себялюбивую”.

Пока мне не рассказали мне про доминанты, я не видела свои нынешние доминанты (но я чувствовала их, просто не осознавала, т.е. есть некий импульс внутри, который говорит, что вот здесь неправильно, но от этого импульса можно просто отмахнуться). Теперь я духовнику про это рассказала (про доминанты см. в частях 2.1 – 2.3).

И про маму рассказала именно с позиции “а я-то как себя вела”. И диалог стал в другом ключе строиться. После того, как я поисповедовалась за жизнь с 7 лет, что вспомнила сразу, и о маме, о злопамятстве особенно, то у меня как отрезало злопамятность о маме. Прошлое больше не является больоном, в котором я варюсь, а оно будто запечатано за 7-ью замками – было как факт, не больше. И появились силы смотреть на себя с позиции “в чем я ошибаюсь/ошиблась? в чем грех?”, и мне больше не хочется конфеты и объедаться в каких-то неприятных для меня ситуациях, как было раньше, когда я едой пыталась заткнуть дыру внутри. Как будто нет больше этой дыры.

После исповеди у меня эти воспоминаний о детстве не то, чтобы стерлись, а стали словно погруженными на дно прозрачного океана: они есть, но они далеко и больше не тревожат. Я теперь вообще не вспоминаю о прошлом, а абсолютно сосредоточена на понимании себя. И, честно скажу, я в ужасе. Меня как будто на Соловках поставили с головы на ноги, и теперь мне надо научиться ходить. Но пока я вижу, что нахожусь в болоте греха, что всё, абсолютно всё, что ни делаю/думаю, пропитано насквозь эгоцентризмом и гордыней. Мне противно от себя самой до тошноты. Раньше я бы впала в уныние и отчаяние от того, что не такая хорошенькая, как думаю о себе, но теперь я себе говорю: ”Спокойно!”

О том, что у моей мамы такое состояние психики – психопатия, я услышала от психолога, к которой обратилась. При этом я открылась психологу, что очень боюсь быть похожей на маму, и она объяснила, что психопаты не понимают, что другому делают больно. Объяснила, что у меня есть рефлексия, а это уже значит, что я не психопат, хотя и выросла в условиях воспитания психопаткой. Поскольку я ей не поверила, она отправила меня к психиатру. Он практикующий в психдиспансере, но принимает и на дому. Он сказал, что у меня нет никакого диагноза по его части. Мы с ним общались около полугода, и наши встречи прекратились после моего возвращения с Соловков 1,5 года назад. Я пришла на встречу и сказала, что встретила человека на Соловках, слушала его лекции, читала их, и многом стала задумываться. В первую очередь о том, что современная психология идет по опасной тропе и ошибается, превращая самокопание в более извращенную его форму, еще больше зацикливая человека на самом себе, но выхода нет, есть тоннель за тоннелем, дверь за дверью, какая-то Алиса в стране чудес. И он мне сказал, что видит перед собой человека, которому не нужен психиатр, психотерапевт или психолог, что я здорова с поправкой на мои реакции на жизнь, ее восприятие. Может, ему понадобилось пол года, чтобы донести до меня эту мысль, чтобы я, наконец, ее услышала и приняла.

Должна добавить, что мне никогда не выписывали какие-то лекарства от депрессии, и он тоже, какие-то гомеопатические шарики давал. Но я никогда не пила лекарств.

Я больше его никогда не видела, и психолога, к которой ходила тоже.

В детстве, когда мама меня избивала, я видела ее глаза, будто покрытые пленкой, затуманенные. Она и вправду не ведала, что творила. Будучи ребенком, у меня в голове уже был сделан вывод, что здоровый человек так поступать не будет, что она больна. Бить ребенка за какую-то мелочь, типа оставленных тапочек в центре комнаты, доходя до исступления, и не мочь остановиться - это ненормально. Ее останавливала силой моя бабушка, которая пролезала между нами, принимая удары на себя, скручивала ей руки. Только так она могла остановиться. Бабушка даже обращалась в милицию, снимала с меня побои, чтобы как-то маму приструнить, но это не помогло.

Т.е. я выросла, будучи воспитываемой психопаткой, но сама психопаткой не стала. Но я переняла ее реакции на жизнь. Я импульсивно реагирую на чужие и свои ошибки, хотя умом понимаю, что ошибка - это нормально. К любой неприятности, будь то обстоятельства в жизни, или мой собственный недочет, я отношусь как к трагедии. Мама меня всегда ругала и иногда била за ошибки в школе и неуспеваемость по математике и английскому. И она всегда разговаривала криком, говорила, что у нее такой голос, и что мы обязаны принимать ее такой, какая она есть. Я не выношу высокого тона, хотя сама разговариваю на высоком тоне. Мне передалось бояться всех и всего, страх мне привили с детства, и я выдавливаю его по капле из себя. Раньше иногда даже могла совершить рискованный поступок на грани жизни, и смерти. Я никогда не понимала маму, почему она так возмущается на своего начальника, но сейчас я веду себя также. И больше всего меня расстраивает именно этот факт, что я веду себя как она. И я себя за это ненавижу, потому что как никто иной знаю, как оно разрушительно. Но как это изменить? Я пришла к выводу, что понадобиться много времени, чтобы откопать что-то в себе, успокоиться по поводу этого что-то, принять его, и тогда это что-то начнет меняться в каких-то случаях. Это называется, наверное, опыт, притирка, и на эту притирку уйдет года три, не меньше. Но иногда Бог ставит нас в такие обстоятельства скорби, боли, страдания, дискомфорта, что выход остается один – смириться, и вот тогда тоже отношение меняется. Тяжелая артиллерия. Фактически реакции на то, что случается в жизни, на самих себя, поступки других людей, отражают и наше восприятие этого. Коллега не ответил на важное письмо, хотя я сделала звонок ему, предупредила о важности. Гад ли он последний, т.к. не уважает других, или “замотался” между встречами и ездой на авто, т.к. У него разъездной характер работы? Первое, что мне приходит в голову, что он гад. И очень сложно бороться с этим первым появляющимся в голове. Но это возможно. Моя мама считала почти всех гадами и сволочами и не стыдилась говорить это вслух: больной человек. Я не знаю, смогу ли за свою оставшуюся жизнь изменить свои реакции, хотя бы частично. Но надо за это хотя бы побороться.

Когда я написала, что Он поставляет в состояние, при котором у тебя нет иного выхода, кроме как идти против своей модели, я как раз это и имела в виду: Господь смиряет. Что это значит? Говорят, что “смирение” от слова мир. Смиряет – это дает мир там, где душа беспокоится, за что переживает, перемалывает внутри себя, где у нее боль, оказывается, что ложная, т.к. она не от Бога и не для Бога, а это свое видение мира, что там должно быть и не иначе, а если иначе, то боль.

Бог будет бороться с этой ложью в тебе, потому что она коверкает. И это больно, потом что думаешь, что твои представления о жизни самые правильные, что ты лучше всех и лучше Бога знаешь, что тебе нужно и почему тебе нужно.

На самом деле христиане часто сами себе выдумывают путь спасения, некое служение выбирают, считают его путем, а Бог может для тебя этого и не видеть, не предусматривать, потому что Он просто лучше тебя знает, твою душу. И когда Он берется за дело твоего очищения от этого налета представлений, то тебе больно, больно расставаться со своим я, понимать, что был не прав, прекратить держаться за это и больше к этому не возвращаться.

Я поняла, что я себя не знаю и не вижу. А только представление о себе и даже, вернее, выдуманное представление о том, какой я должна быть. На самом деле эти выдумки меня мучают, ведь реальность и я сама совсем другие.

И Господь начал меня от этого освобождать, Он желает мне мира. Считаю, что это Он слышит молитвы моего духовника о мне. Теперь я знаю, что позиция “для всех хороший человек” может привести в руки мошенников, и что полиция придумана не зря, и туда нужно обращаться, ради самих же мошенников, чтобы они прекратили обманывать и грабить людей, чернить свою душу.

Теперь я больше прислушиваюсь к своему сердцу в отношении людей, потому что оно может подсказать, стоит или не стоит с человеком иметь дело и в какой степени это дело иметь. Если сердце плачет, если напряглось, то будь готов давать отпор человеку, но пока фразой “мне нужно подумать” я только учусь пользоваться.

Теперь я знаю, что такое, когда тебя полностью вырывают из зоны твоего комфорта, от привычек, вещей удобных на абсолютно неопределенный срок. Меня отучают от привязывания.

И дело не в том, что жизнь в эпоху короновируса изменилась, а в том, что едва я привыкла жить с тетей и дядей, как раз – жизнь меняется, теперь я живу с братом и его семьей. Привыкну жить с ними, как меня с этими пустившимися корешками и отсюда выдернут. Всё идет не по задуманному мной плану, проблемы вылезают там, где не жду, и я к этому уже привыкла и стала относиться как к нормальному положению вещей, а не как к трагедии, как было раньше. Раньше любая проблема вызывала у меня бурю страхов и эмоций из серии “шеф, все пропало, гипс снимают, клиент уезжает”.

Теперь такие эмоции могут длится до следующего дня, если они вообще возникнут, чаще возникает расстройство настроения, т.к. надо придумать, как решить проблему, а это зависит от обстоятельств, других людей, времени.

Ремонт - штука хорошая, хотя и жуткая. В моем случае она хорошая школа смирения. Наверное, самое сложное для меня – это непонимание того, когда это закончится. Ремонт затянулся и не выдерживает любых сроков, потому что вылезает то одна, то иная непредвиденная проблема.

Я уже стала относиться к нему с позиции “перед нами вечность”, не ставлю сроков, но я очень-очень устала, и в первую очередь от этой неопределенности. Это не пережить без терпения.

Теперь я знаю, что если что-то не идет по задуманному плану – это не трагедия всей жизни) теперь я знаю, что если у тебя проблема, то нужно обращаться за помощью к людям, а не думать, что как я могу, ведь я их побеспокою. Я живу у своих родственников с 20-го июня, и мой невроз по поводу того, что я их беспокою, перешел в благодарность, т.к. люди меня не гонят.

Если я им буду мешать, они просто скажут. Теперь я учусь жить с маленькими детьми, с тремя кошками – я уже научилась. Мне бы научиться молиться, по -настоящему, чтобы был как разговор с Богом и полное доверие ему.

Столько всего еще будет, наверное».

История 3. «Сейчас я иду по новой, верной тропе решения своих бед».

Я не могу понять, что чувствую, думая о своем детстве. Есть осознание, что мама очень любила меня и заботилась обо мне.

В голове много рассказов мамы о том, как сильно она меня любила, не представляла, как можно устать от собственного ребенка, не понимала, зачем меня кому-то отдавать ради ее отдыха. Думала, что только она сможет правильно позаботиться обо мне. Ревновала, если я получала какие-то знания от других людей, а не от неё. Например, в садике.

Сейчас я все время слышу эти слова от нее, но при этом я не помню тесной душевной связи с мамой. Когда я пытаюсь вспомнить свое детство, в голову сразу приходит время, которое я проводила в деревне с бабушкой, дедушкой и сестрами. Я помню, как мы взаимодействовали, ссорились, веселились, душевно разговаривали, вредничали, переживали наказание. И хоть бабушка никогда не бывала с нами ласковой, с ней у меня в голове больше душевных картинок, чем с мамой.

Я не понимаю, почему. Я не могу назвать свое детство трудным или плохим. У меня очень хорошие родители, я считаю. Даже обидно, что я не помню приятных душевных событий, связанных с мамой. Нет, я, конечно, помню, как она перед каждым моим днем рождения по полночи пекла торты, как я утром просыпалась и видела вокруг сотню воздушных шаров. Помню, как она много помогала мне с учебой в начальных классах. Но я не помню ни одной душевной беседы, именно из детства. Я не хотела с ней делиться своими переживаниями, проблемами. Знала, что напорюсь на нравоучения и критику, может даже ругань.

Я помню много строгости и наказания. Помню, как, гуляя с подругой, могла долго плакать, рассказывая о том, что происходит в моей семье. При этом я абсолютно не помню, что послужило таким бурным эмоциям. Может, я просто эгоистично относилась ко всему? Иначе почему я не помню ничего хорошего, что для меня делалось, помимо естественной родительской заботы?

Помню, как я еще в детстве говорила своей двоюродной сестре, что мне не нравится моя мама, причем это было не со злости, не в момент ссоры с мамой.

Мне кажется, она не принимала мои ошибки, сразу были крики и наказание. И я очень быстро научилась очень хорошо врать.

Я всегда любила папу. При этом во всех ситуациях, он всегда был на стороне мамы. И если я в чем-то «косячила», он никогда меня не прикрывал, а наоборот сам же маме все рассказывал. Он мог сам мне ничего плохого не сказать, но маме обязательно рассказывал о моем проступке, и она меня наказывала.

От этого я не переставала любить папу. А вот к маме я испытывала чувства как просто к моему надзирателю, испытывала страх перед ней. Ошибаться было нельзя.

Я не могу понять эмоции от воспоминаний о моем детстве. В голове какая-то каша. У меня просто не складывается общая картинка из того, что говорит моя мама и того, что помню я и что чувствую я. Это абсолютно противоположные мысли и эмоции.

Мама всю мою жизнь держала под полным контролем. Только она всегда знала, что для меня лучше. Уверена, она старалась все делать наилучшим образом для меня. Но у меня не было права выбора. Я просто должна была безоговорочно сделать так, как хочет мама. Многое она просто сама делала за меня, не давая мне шанса научиться самой принимать решения, брать за них ответственность. Хотя она опять же явно хотела, как лучше, хотела помочь мне, взять всё на себя. Вылилось мне это тем, что я боялась сама принять решение, решить какой-то вопрос, к кому-то самостоятельно подойти с вопросом, позвонить куда-либо с вопросом. Я просто не привыкла сама что-то решать. Я была уверена, что я сама ничего не могу, ведь мама всегда ставила под сомнение все мои какие-либо способности. Все дети вокруг всегда были гораздо лучше меня, всех мне ставили в пример, этим показывая, что я во всем хуже. Я не помню, чтобы меня хвалили, мною гордились. Я всегда должна была быть лучше, чем есть, всегда быть в какой-то погоне за идеалом, жившем в маминых фантазиях.

Критиковала смех, говорила носить длинные юбки, чтобы скрыть некрасивые колени, ругала за осанку, сомневалась, что я сама могу что-то придумать, что я на что-то способна, что я что-то смогу сама.

Мама всегда находила, за что меня раскритиковать, вместо похвалы или благодарности. Такие случаи вспомнились. Я, будучи ребенком, организовала интеллектуальную игру для родителей, маме не понравилось, что я взяла призы из их вещей. Хотя где я могла взять призы, непонятно. А могла ведь похвалить за интересные вопросы.

Я привезла из школьной поездки в Питер ей брелок, она сказала, что она не носит брелоки на ключах.

Подарила на Новый год расческу, сказала, что ей такая не нравится. Подарила на День рождения красивую вазу, сказала, что ей не нужна такая большая ваза. Я никогда не могла угодить ей.

Для меня были странными некоторые поступки по отношению ко мне.

У меня было обострение гастрита, я не могла ничего есть, кроме хлеба, отварного картофеля и воды. Длилось это неделю. Все это время, родители на моих глазах ели вкусную пищу, покупали арбуз, мороженое. Им было все равно, что мне тоже очень хочется всего этого. Я несколько раз врала, что меня не тошнит, лишь бы дали хоть кусочек арбуза, хоть ложку мороженого. После чего меня, конечно, рвало. Но даже после этого у них не возникло мысли, что им лучше поддержать меня в моей вынужденной диете.

Когда я лежала в больнице в 10 лет, мама ни разу не пришла меня навестить, только бабушка приходила. Позвонить домой можно было только в определённое время вечером платно с поста медсестры. Когда я звонила, никого не оказывалось дома чаще всего. Сама мама мне позвонить не могла, мобильников не было. Было ощущение, что я ей не нужна.

Я хорошо училась, но меня все время ругали за оценки. Я с детства сама прибирала квартиру, но меня отчитывали, если что-то получилось не очень хорошо или если я что-то не успела. Видели только то, что плохо, но проходили мимо того, что я делаю хорошо. Мама однажды отменила празднование моего дня рождения, потому что я в четверти получила одну тройку. Дома над столом, где я делала уроки, какое-то время висел папин ремень. Меня могли физически наказать даже за то, что я, придя в гости к бабушке, не поздоровалась с ней. При этом, даже не разобравшись, почему так произошло.

Еще была ситуация, уже в старших классах. Я шла домой вечером зимой, было уже темно. Позвонила в домофон, мама открыла, я зашла в подъезд и на меня напал маньяк. Я не могла выйти обратно и убегала наверх по лестнице, на 6 этаж, очень громко крича, уверенная, что мама услышит, ведь она открыла мне дверь в квартиру. Когда я влетела в квартиру и захлопнула дверь, у меня была истерика. Я с трудом рассказала, что произошло. Мама даже не подумала меня попытаться успокоить, только гаркнула, чтобы я прекратила истерику. А позже уже рассказала, что слышала крик, но не поняла, что это за звук. Ей даже не пришло в голову выйти проверить, что случилось на площадке, зная, что там в подъезд только что зашла ее дочь. Меня эта ситуация сильно задела. Я опять ощущала, что за меня никто не беспокоится.

И это осталось со мной надолго, я была в себе полностью не уверена. Я восхищалась всеми вокруг и думала, как мне до них далеко.

Я с детства начала сильно привязываться к каким-то взрослым людям. Мамины подруги, родственницы ее возраста. Ощущение, что я пыталась заменить себе маму другой тетей, которая могла бы меня услышать и понять. Так же было в дальнейшем с мужчинами. Я привязывалась очень сильно к любому, кто проявлял ко мне внимание и доброту, в ком я чувствовала опору, кто смотрел на меня с интересом, считал меня интересной, красивой, умной. Так же я относилась и к подругам. Я всей душой прилипала к людям, с которыми мне было хорошо. И как же больно было потом. Я поочередно разочаровывалась в каждом из этих людей.

А ведь у них просто всё было хорошо, они были целостные, самодостаточные, они даже не думали, что причиняют мне боль, перенося встречу, забыв позвонить, не рассказав важную новость, не позвав с собой куда-либо, предпочитая провести время с кем-то другим. Это я была половинчатая, дырявая, изо всех сил пытавшаяся заткнуть эти дыры чужими добрыми людьми. Я всегда была очень обидчивая и ревнивая, и сейчас, уже в меньшей степени, но ревность и обидчивость живут во мне. Но понимая, откуда растут ноги, я уже быстрее успокаиваюсь и прощаю. А раньше почти каждое из подобных перечисленных событий приводило к ссоре и часто к полному разрыву любых отношений. Ведь я всегда была готова ради важного для меня человека, изменить свои планы, подстроиться, помочь в чем угодно. А в ответ я ждала такого же отношения ко мне, а его не было. Для меня это было предательство. Сейчас я уже просто стараюсь ничего не ждать от окружающих меня людей.

Я не вижу рядом с собой ни одного человека, которому могу полностью довериться и открыться. Я и в семье родителей и в своей собственной семье всегда должна стараться соответствовать каким-то их стандартам. То что я сейчас ощущаю – это одиночество, покинутость, брошенность. Я одна, сама за себя. И в глубине души я все так же хочу прикрепиться к какому-то человеку, который будет меня ценить и любить, который будет брать на себя решение проблем и искренне переживать за меня. Отсюда злость, будто я никому по-настоящему не нужна. Зависть, когда вижу семьи, где мужчина является настоящей опорой для женщины. Какое-то странное неприятное чувство, когда вижу теплые искренние отношения мать-дочь, хочется просто отвернуться. Ревность, когда общие друзья встречаются где-то без тебя. Обида, когда дорогой человек скрывает от тебя какое-то важное в его жизни событие.

Я ощущаю себя ежиком. Который все время находится в состоянии колючего комочка, чтоб никто не поранил его. Как ежик прячет свой нежный животик, так я прячу свою душу. И проще сразу отпугнуть иголками, чтоб никто даже не думал приближаться, чем довериться, а потом опять залечивать раны. Я просто боюсь снова испытать эту боль, когда человек, заглянув в мою душу, просто пойдет дальше своей дорогой. Как будто я ничего не значу. Он ведь не знает, что я в нем так сильно нуждаюсь. Да он и не обязан меня спасать.

Иногда хочется просто удалить соцсети, сменить номер и больше никогда не думать, почему мне не позвонили, не написали, не предложили встретиться и тд.

Я пыталась справиться со своими приступами злости, обиды, зависти с помощью психологов. Года два я активно изучала эту область. Все специалисты, как один, твердили, что я должна полюбить себя, что я должна быть уверена в себе, должна принять себя полностью со всеми недостатками, ведь я просто живой человек, имеющий право на любые эмоции и нельзя себя за них корить.

Предлагалось перестать общаться с теми, кто причиняет тебе неприятные чувства. Ведь надо знать себе цену и не позволять другим причинять тебе боль, относиться к тебе неуважительно. Смысл один: ты – центр вселенной, думай только о своих чувствах.

Я проходила тренинг, где надо было представить себя маленькой, пожалеть себя, похвалить, уверить, что эта малышка самая лучшая в мире, самая красивая и на самом деле родители ее очень любят, просто по-своему.

И вот что из этого выходит.

Ты постепенно отворачиваешься от всех друзей, которые по случайности тебя обидели (даже не подозревая об этом), ведь негоже терпеть такое неуважение к своей персоне. И ты остаешься одна. Потом начинают портиться отношения с мужем, который недоумевает, как его жена из друга превратилась в барышню с короной на голове, которая все время требует должного отношения к ней.

И вот вроде самооценку ты себе подняла, но осталась одна.

Попав в тупик, чуть не потеряв семью, я вовремя нашла источник этих разрушительных событий. Выкинула все лекции с курсов психологии, отписалась от блогов и постаралась забыть, как страшный сон, всё, о чем я там узнала.

Мало того, что моя проблема осталась не решена, так еще и усугубилось положение.

Сейчас я иду по новой, верной тропе решения своих бед. Я осознаю, что причина всех моих проблем находится именно в моей голове, а не в поведении окружающих меня людей. Я учусь по-другому смотреть на них, благодарить их за те частички тепла, что они мне дарят.

У меня появляется ощущение, что у меня с ребенком сейчас складываются подобные отношения. Я думала, что все делаю правильно, я его очень люблю, забочусь, но воспитываю в строгости. Могу прикрикнуть, если не слушается, иногда даже шлёпнуть. Мы много времени вместе весело проводим, гуляем, играем, читаем. Но если он начинает не слушаться, я быстро выхожу из себя. Не принимая, что он просто еще малыш. Не принимая, что он может меня ослушаться. Если он что-то ломает, я ругаю его, хотя могла бы простить его и поддержать. Мне страшно, что мой ребенок будет потом так же ощущать себя обделенным мамиными поддержкой и пониманием. Очень стараюсь изменить свое отношение к его проступкам случайным и намеренным, но продолжаю срываться. Каждый раз есть ощущение, что я права, что злюсь на него, ведь он никак не хочет услышать меня, ведь он испортил вещь. Может и права, но стоит задуматься, а как себя ощущает мой ребенок? Ведь он уже порой говорит, что мама плохая, и что он не любит маму. Это страшно. Хорошо, что я реально увидела эту проблему и осознала ее. Есть шанс все исправить.

Слава Богу!

История 4. «Даже в безвыходной ситуации я никогда не рассматривала “смерть”. Для меня всегда была – “жизнь”, всегда нужно было искать выход».

Ниже – реально ответ, который я искала для себя».

«Некая стойкость, смирение и умение переключать внимание. Это я вычислила, не могла долго подобрать определения, даже сейчас не могу на 100% сказать, что это именно эти определения.

Я долго думала, откуда это у меня взялось, не могла связать и понять. Вроде, все сложилось, но как будто не хватало какой-то детали, винтика, из-за которого не складывалась общая картина. Многое забывается…

Поэтому никак не могла написать…

И тут, сидя на диване за уроками, я почему-то вспомнила про папу и свое детство, опять поддалась воспоминаниям, много лет была обида, граничащая с тоской и любовью…

Вспомнилось детство, в основном школьные годы, так как в садике я больше проводила время с мамой, а в школьные годы было больше папы, он был дальнобойщиком и в перерывах между командировками занимался нашим воспитанием…

По его мнению, мы должны были быть идеальными детьми, быстро соображать, быстро все делать, учиться на 5-ки и ходить по струнке.

Помню, когда я садилась за стол, он часто садился напротив меня и смотрел, как я ем. Если в супе был жир, я должна была его съесть, в итого, меня тошнило в тарелку, и он заставлял меня это съедать… Приходилось съедать собственную рвоту, и так несколько раз, потом я плакала, и папа брал ремень… Пачкалась или что-то роняла – крики и ремень. По делу и без – ремень и оры, часто сидела в углу и захлебывалась в собственной истерике после воспитательных действий папы. Папе нельзя было ничего сказать, все воспринималось в штыки.

Уроки тоже со мной делал папа, и проверял тоже он, разорванные тетради и заставление их переписывать, если не понимаю, как решить задачу – орет, ставит в угол, ремень. За 3 – ремень. Стимул учиться хорошо – ого-го.

После перестройки папу сократили с работ, и он все время был дома, начал сильно пить. К его и так тяжелому характеру прибавился еще и алкоголь, под руку лучше было не попадаться.

Со школы должна была прийти ровно через 15 минут после окончания уроков. Задержали – получай ремнем и стой в углу. Домой не хотелось идти, но выбора не было, задержусь – будет только хуже.

Меня часто оставляли по вечерам одну (в выходные), папа с мамой уходили в гости, а я оставалась одна в коммунальной квартире, вечером на кухне сыпалась посуда, гремело все, было страшно, я сидела на кровати, плакала и просила, чтобы мамочка вернулась скорее.

Папа пил и начал поднимать на маму руку, все у меня на глазах, насиловал маму, душил подушкой несколько раз, и мне было очень страшно, но сказать я ничего не могла, мелкому (брату) тоже влетало, за спущенные колготки, грязные руки и т.д..

Переключала внимание свое. Папа пьяный, а я сижу и леплю из пластилина. В коробке из-под пластилина я поднимала перегородочки и строила ферму. У меня были слеплены животные. Я каждый день кормила их, придумывала им еду. И рисовала мультики. Все время переключала внимание на положительные моменты. Пыталась уйти от реальности, от пьяного, кричащего, недовольного, придирающегося папы.

После того, как мы сбежали от папы, папа стал еще сильнее пить, он приохотил к нам, всегда пьяный… Когда он работал, он приходил ко мне и говорил в день зарплаты, чтобы я в конце рабочего дня пришла к забору и ждала его. Он давал немного денег нам с братом, чтобы все не пропить. Мне было неприятно ходить, стоять под забором, но выхода не было, жили мы очень бедно, мама работала на 3-х работах, я ей помогала убирать по вечерам училище рядом с домом, так что стояла и ждала под забором уже выпивающего папу.

В такой детской безысходности, наверное, и выработалась эта некая стойкость смирения. Если даже нет выхода – надо идти, если даже очень плохо – нужно переступить и идти дальше, оступилась, но вставай и иди (как неваляшка).

Наверное, поэтому я всегда рисковала, боялась, но шла. Если путь оказывался тупиковым, меняла направление, было страшно, но надо жить дальше.

И еще я поняла, что этот вопрос, что мне помогает каждый раз вставать, я задавала себе много раз, но не могла на него ответить.

А тут все сложилось и Слова Богу за это.

Родителей не выбирают…

Такое чувство, что меня заранее готовил к тяжелой жизни Промысел. Может быть и каждому ребенку нужны свои родители, для опыта, воспитания, привития определенных качеств.

Бабушка моя любимая тоже меня воспитывала жестко, но она нас очень любила, и до сих пор очень любит. Но с ней на забалуешь до сих пор, контролер еще тот, во столько-то быть дома, задержался – завтра сидишь дома, на обед, ужин опоздал – кружка молока и кусок хлеба, плюс дополнительная работа на дому и березовая каша.

Я поняла, что ответила на вопрос, долго меня мучивший. Я до конца, наверно, простила отца и поняла, что он воспитывал меня, как мог. К чему-то он меня готовил и воспитывал меня так, как нужно было мне, укрепляя какие-то качества. Пусть даже таким деспотичным способом. Я успокоилась. С папой вопрос решился для меня, хотя он меня многие годы мучил. Я простила, но в то же время всплывали эти картинки. Все время был вопрос “почему”, “почему это происходило в моей жизни”?

Если бы я этого не написала, бессмысленно было бы рассказывать мою историю, бессмысленно рассказывать все вещи, которые со мной происходили. Это было основное, что меня укрепило и мои качества. Даже в безвыходной ситуации я никогда не рассматривала “смерть”. Даже после изнасилования. Для меня всегда была – “жизнь”, всегда нужно было искать выход. Нужно искать выход, несмотря ни на что, в любой ситуации. Наверное, только это меня и держало. Как неваляшку меня прибивало к земле, и я снова поднималась.

Про снежный ком проблем, отца и все большее погружение во все греховное, и, кажется, что уже не выбраться и в этом – невыносимо:

Был опыт погружения “во все тяжкие” (и алкоголь, и блуд). После несчастного опыта первой любви (предательство) – алкоголь (с подачи друзей “выпей и станет легче”). Ты пьёшь – исходя из мысли, что, мол, типа, “друзья плохого не посоветуют”. Изнасилование в деревне, где тебя все знают, и наутро все произошедшее за ночь становится известно всем, а ты дома, вся синяя от побоев, и ты уже не ты. В ту ночь я умерла, у меня реально была смерть, клиническая смерть, но я чудом вернулась. Тогда я не могла оценить это чудо, я просто поняла, что была между жизнью и смертью, но травма была настолько тяжела, что я переключила внимание на душевную и физическую боль. Произошла какая-то потеря себя и своей значимости, и теперь – все равно, что со мной будет. И ещё большее погружение: «что, когда, с кем» – уже не имеет значение. И все накапливается, как снежный ком, нарастая с каждым днем с новой силой, ещё больше погружаясь. Днем тебе стыдно, и выход тогда видится один – алкоголь и так далее.

Все продолжается, и, вроде, ты уже со всех сторон в грязи катишься под откос. На тебя наматываются все новые слои грязи, и уже ты не понимаешь, где среди этого месива – ты. Но в определённый момент, ты налетаешь на “камень” и отлетает кусок “кома”, через который ты видишь свет. И у тебя появляется мысль, что, может, все не так уж безысходно, что тебя уже тошнит от себя самой. И ты понимаешь, что как было – уже невыносимо, что еще чуть-чуть продолжится жизнь по старому курсу и ты уже не выберешься, а по-новомому как жить –ты не знаешь как…

На помощь приходят примеры людей, которые изменились, нашли в себе силы. Бывшие насильники пошли в храм, проститутки оделись и обзавелись семьями, а многие вышли в интернет и не боятся, что их закидают помидорами и тухлыми яйцами. И у тебя появляется надежда и силы для шага из “кома”. Ты можешь изменить свою жизнь, и нужно начать очищаться и делать шаги к тому пробившемуся лучу света. Постепенно шаг за шагом стала выкарабкиваться “из болота” на твердую поверхность.

У меня был опыт вопрошания себя: “Что дальше?” Ну, погружусь “во все тяжкие” – и что дальше? Теперь этот вопрос задаю своему ребенку.

Когда дочь-подросток идёт гулять, а возвращается с запахом сигарет, а под ее кроватью ты находишь банку от энергетика, становится больно, но ты берёшь себя в руки, чтобы не устроить скандал, и задаёшь вопрос: “А что дальше? Куда ведёт этот путь? Обернись и посмотри по сторонам, вокруг… Ты говоришь об алкоголика и шлюхах (мол, они такие-сякие), а не это ли маленькие шаги в ту же сторону (сигареты, энергетики)? Это тупик”. Хочется сказать, что я знаю, что “там” и как. Я была “там”, но сказать всего не можешь, так как все тобою сказанное потом будет выступать против тебя. Остаётся задавать вопросы дочери и молиться за нее».

История 5. «Всё крутятся мысли: почему она не делает первые шаги…»

Вот уже долгое время мама отказывается от общения со мной и сестрой, не берет трубку, не открывает дверь. Хотя знаю, что ей нужна помочь. Она обращается к соседям, и мне горько, что – не к нам. Ведь у нее есть мы, и мы ее любим.

Моя проблема в общении с мамой, т.е. необщения, скорее всего…каждый день, практически сиюминутно не отпускают мысли, что надо бы налаживать с ней общение, что надо позвонить, что надо самой, что «я же – дочь», совесть обличает, что не делаю первые шаги, но мысли возвращают к тому, что я пыталась и не получается, что как в стену упираюсь, но опять мысли, что время идёт, может её реакция будет уже другой…

Снам верить нельзя, но мне она постоянно снится, что она с нами общается, так скучаю по ней, той, которая бывала иногда, не в периоды гнева и необщения…

Но не могу звонить…вот что? Гордыня? Страх?

Всё крутятся мысли: почему она не делает первые шаги… всё не те мысли…

Молюсь о ней не переставая…

Ответ 1 к истории 5

Ты спрашиваешь, как быть с мамой. Она не хочет поддерживать с тобой отношения и не всегда реагирует на твои звонки.

Мы не можем управлять другим человеком. Мы и не протестуем, потому что это – выбор человека и его свободная воля. Сам Бог не может вмешаться в жизнь человека.

Следующий вопрос, который отсюда вытекает – нужно ли продолжать попытки выйти на контакт с человеком, если он сам таких попыток не совершает. Если речь идет о знакомых, возможно, и не стоит. Иначе обстоит дело, если это близкий человек. Но, наверное, попытки следует совершать уже на ином уровне. То есть это не должны быть попытки из позиции «число по-человечески», а возрастая в любви к этому человеку, в молитве о нем, очищая свое сердце от обиды. То есть, воспринимая эту ситуацию, как нашу жизненную задачу. Вывести за пределы своего сердца все, что относится к области обиды в отношении этого человека. Мы понимаем, что он совершил выбор и значит, пусть будет так. Но в тоже время, периодически можно давать о себе знать какими-то знаками внимания (какими именно – сердце подскажет).

Не зря говорят, что сердце сердцу весть подает. Преподобный Паисий Святогорец говорил, что Господь извещает другого человека, если мы в его отношении чисты сердцем (передается его мысль своими словами). Может быть не в ближайшее время, может быть годы спустя. Возможно, обоюдный контакт и вовсе не состоится. В глубине души человек каким-то образом будет переживать то, что преподобный Паисий назвал «извещением». Возможно, человек задумается о жизни. Иногда болезнь или собственные страсти создают барьер, через который человек не может пробиться в попытках выйти к другим людям. Но возможно, этих переживаний может и не случиться.

Но в любом случае не стоит собственную жизнь ограничивать только мыслями о этом человека. Это гибельный путь. Напряженные размышления о другом человеке, об обстоятельствах наших с ним отношений (какой мой шаг или обстоятельства послужили причиной разлада) затягивают нас в некую патологическую воронку. Но мы не учитываем факторов, лежащих вне наших способностей восприятия. Возможно, человек решил замкнуться в себе не потому, что мы его обидели, а по своим причинам.

Нужно с усилием запрещать себе думать на эту тему. Чтобы ум не погрузился в то, что академик Ухтомский назвал доминантой. Конечно, есть и здоровая доминанта, но в данном случае речь идет о доминанте патологической, когда мы группируем всю свою жизнь вокруг болезненного переживания. Образ воронки тоже принадлежим ему. Согласно мысли академика Ухтомского необходимо с усилием активировать другие отделы мозга (по иным поводам). Хотя, конечно, при разговах о мозге, необходимо помнить, что человек не ограничивается лишь деятельностью мозга. Многие ученые говорят, что мозг и сознание – разные «вещи».

Человек в своих напряженных размышлениях о родственнике (отказавшемся от контакта), не должен изолироваться от связи с иными людьми. Бывают подобные случаи с умершим родственником или ребенком. Мама задумывается об обстоятельствах смерти ребенка, фиксируется на этих размышлениях, забывает о том, что рядом есть люди, которые нуждаются в ее помощи, сама при этом погружается в патологическую воронку. От этого пути да избавит всех нас Господь.

Не факт, что отношения с мамой наладятся, но хотя бы в отношении прочих людей нужно помнить, что наше внутреннее состояние непостижимым образом может передаваться другим людям. В частности, преподобный Порфирий Кавсокаливит объяснял, что, когда мы молимся за людей, они испытывают тягу к нам. Если же мы испытываем негативные мысли по отношению к ним, что они испытывают к нам негативную тягу.

На всякий случай прилагаю ссылку на подборку материалов на тему преодоления неприязни, гнева и на тему прощения. Может быть, там что-то найдется полезное.

«ОБИДА, ГНЕВ, ЗЛОСТЬ… ПРОЩЕНИЕ. Лекции, тексты – иеромонаха Прокопия (также – иных авторов)».

Ты пишешь, что с одной стороны хочешь помириться с мамой, с другой стороны ощущаешь внутри себя ворох движений и процессов (обида, гнев и прочее). Пока этот ворох не уляжется, возникает некое существенное препятствие к общению с ближними. И это препятствие действует на разных уровнях. Мы не можем подобрать нужные слова, если сами неспокойны. Сквозь мимику, тон и манеру речи человек улавливает наше внутреннее беспокойство и не располагается к нам.

Такие духовные авторы, как преподобный Паисий Святогорец и преподобный Порфирий Кавсокаливит утверждали, что наше внутреннее состояние передается другому человеку. Преподобный авва Дорофей приводил такой пример: два брата поссорились и не могли примириться. Один говорил, что поскольку брат властолюбивый, то и я не могу расположиться к нему. Другой думал, что поскольку брат не располагается ко мне, то и я не могу вести себя спокойно по отношению к нему. Преподобный авва Дорофей говорил, что такое устроение неверно. Одному следовало сказать, что так как я властолюбив, то и другой брат не располагается ко мне. А другому следовало рассудить, что поскольку я не расположен к брату, то он и ведет себя соответствующе со мной.

Когда люди обвиняют в произошедшей размолвке других, то даже попросив друг у друга прощения, не успокаиваются. Успокоение приходит только после того, как человек возложит вину на себя. Слова «возложить вину на себя» современного человека (воспитанного на психологической модели – «ты должен себя принять и повышать свою самооценку») пугают. Но на самом деле только увидев свою ошибку, объективную причину конфликта, мы можем ее устранить. Истинное примирение не произойдет до тех пор, пока не будет устранена подлинная причина конфликта.

Эту историю можно сопоставить с другой. Так же два брата вступили в конфликт. Они пытались примириться, но безрезультатно. Как можно предположить (не все детали прописывается в монашеских повестях) один из братьев в тайне своей души считал, что несправедливо обижен. Он вернулся в келью, понял, что воистину – вина была его и решил примириться с братом. Но помириться не оправдываясь, а безусловно прося прощения. Бывает, люди просят прощения, но так, чтобы в своих глазах «не принизиться перед человеком», «не сдать свои позиции». Здесь же прощение было от чистого сердца, отбрасывая все помышления. Открыв дверь (чтобы пойти к брату), увидел, что брат стоит на пороге. В то время как первый смирился перед вторым, то и второй что-то почувствовал и двинулся навстречу.

Один человек рассказывал такую историю – на ночь глядя поругался с близким человеком. Позже возникло сожаление и понимание, что все гневные слова были сказаны зря, а вопрос можно было решить спокойно. Он стал ждать утра для примирения. Про себя подумал – вот было бы здорово примириться прямо сейчас. В эту секунду раздается телефонный звонок. Тот человек в столь позднее время никогда не звонил, но тут надобность возникла. Рассказчик ухватился за эту возможность и свое желание исполнил. Состоялось примирение.

Бывает, что ворох внутренних движений и процессов, комок из горечи и обид расплетается и тогда открывается возможность для примирения. Но если даже такая возможность не появится, то нужно помнить о свободе выбора и не смущаться.

Если комок расплетется, то мы успокоимся. Это трудно. Нужно положиться на волю Божию, когда внутри болит. Когда уходит обида, уходит гнев, то мы сами понимаем, что как бы то ни было (с нами будет человек или без нас, как бы он ни строил свою жизнь), его выбор и его личность для нас является ценностью. Это его жизнь. Он своей совестью отвечает перед Господом. Конечно, если мы осознаем, что этот выбор сопрягается с поступками против Заповедей, то сожалеем о человеке, но не вламываемся в его свободу выбора. Какой бы выбор человек не сделал, то это проявление его свободы и надо дать эту возможность.

Ответ: «Конфликт. Нападки со стороны нестабильного в психическом отношении человека».

Старец Иоанн (Крестьянкин) говорил как-то насчет конфликтных ситуаций, при которых человек твердо укоренен в своем «больном» помысле и отказывается идти на контакт. Нужно вымаливать такого человека, а по-человечески (подарки и пр.) такого человека не смягчить. «Без Меня вы не можете делать ничего» (Ин. 15, 5).

Один человек рассказывал, что отец издевался над ним. С годами – несколько меньше, так как человек подрос и стал жить отдельно. Но к папе все равно заезжал гости. Папа жестко шел путем алкоголизма и не стеснялся в выражениях, когда хотел высказаться насчет религиозности сны и по поводу прочего.

Однажды папа с сыном встретились в коридоре, и папа с издевкой задал какой-то нелепый вопрос. Сын же последние годы молился за папу (а ранее кричал на него, даже как-то – ударил его пьяного): «Господи, Крестом Твоим удали от меня страсть неприязни, помоги мне полюбить своего обидчика. Спаси меня его святыми молитвами».

И в этот раз, глядя на опухшее небритое лицо папы он испытал не омерзение как обычно, а подумал: «Это же мой отец…» И как-то ласково сказал: «Пап, ты чего?..»

Он почувствовал, что в этот момент (чуть ли даже не увидел) как некая волна (как в кино показывают распространение волны, что-то вроде как в конце фильма «Посвященный» (2014)) прошла от него к папе. Папа встрепенулся, широко раскрыл глаза, как бы даже протрезвел, посмотрел на сына осмысленными удивленными глазами и пошел к себе.

С тех он никогда не говорил сыну ничего плохого. Над другими издевался, над сыном – нет. Один раз, когда в городе стояла страшная жара, сказал по телефону резкие слова, но тут же осекся. Попросил сына не обращать внимания на слова, так как очень плохо из-за жары себя чувствовал, попроси позвонить уже после того, как жара спадет.

Выступил с инициативой совместного общения. Ждет звонков, видимом образом пытается держать себя в руках во время разговора, чтобы не сказать какой-то гадости. Стал меньше выпивать, стал тянутся к вере, видимым образом меняться к лучшему.

Сын вспомнил, что раньше папы был другим. В глубоком детстве, папа был идеалом всех пап. Подтянутый, готовый поиграть и сходить погулять. Годы работы в силовых ведомствах наложили своей отпечаток. Очень много насилия, а сердце – одно, мозг – один. Когда на работе они выжигались, «нечем» стало любить жену и детей.

Конечно, совершенно не обязательно всем работникам силовых ведомств доходить до такого состояния. Есть исповедью, есть молитва, есть вера, но к ним папа стал двигаться уже только после выхода на пенсию. А здорово было бы, если кто-то находится в подобной ситуации, – начать двигаться ранее.

См., в целом, книгу «“Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни». И, в частности, главу «Несколько слов о военнослужащих и их душевных травмах».

Этого мужчину воспитывали идеально по меркам психологии. Но, в целом, воспитание шло вне веры. Когда начали действовать страсти, страсти опрокинули психологические тормоза данные воспитанием. Иного, что могло бы удержать человека на плаву, у него не было.

В книге «Наука зла» говорится о тестировании наличия у человека моральных ценностей. Ему (человеку) показывают ситуацию и смотрят на реакцию, задают вопросы с целью выяснить – в его понимании это морально или аморально.

Важно разбирать с ребенком, в том числе ситуации, фильмы, книги неоднозначные, чтобы формировалась эта шкала, по которой уже заметны отклонения восприятия и отсутствие эмпатичности.

Эмпатию можно соотнести с Евангельскими заповедями. Их нарушение (грех измены, блуда, например) ведь тоже – патология эмпатии, если у человека не развита эта зона восприятия или развита в другие эмоциональные формы (сочувствие). Вот влюбилась девушка в женатого человека и следует за своим желанием, даже если это не очень правильно. Зона эмпатии при этом нарушена, если ты не думаешь о другом человеке, ведь он будет переживать.

Во-первых, она (эмпатия) могла и не воспитываться. Во-вторых, если это транслируется везде (в фильмах, книгах), что этот образ жизни норма, то у человека эта зона не развивается.

У человека должна быть любовь к другому. Наличие любви дает осознание то, что это (ситуация, явление, поступок) «плохо» и ты наносишь вред другому (допустим, страдает ребенок или супруга). Если данная зона не развита, это можно тоже назвать отсутствием эмпатии. Если не привили эти ценности с детства, не фиксировали на этом внимание не смотря на то, что из масс-медиа сыплется все это (любовные интриги через сериалы), то у человека отсутствует мысль о существовании кого-то, кому ты можешь сделать больно. Эта идея перекладывается на разные другие, в том числе в нарушение заповедей и понятие греха.

У многих эмпатия не была развита. По-своему они пытались что-то дать детям, но поступали, исходя из своих представлений, не понимали, что делали больно. Теперь уже с годами, иногда с помощью собственных детей, которые, несмотря на всю боль, полученную от родителей, не отвернулись от них, некоторые люди начинают постигать науку любви. Скорее, можно сказать, эмпатии, так как слово «любовь» столь часто упоминается в разных шоу, что стало ассоциироваться с тем, что подлинной любовью не является.

Ответ 2 к истории 5

Как человек, как женщина и как дочь, ты, видимо, не можешь считать себя состоявшейся при таком положении дел, какое сложилось. Раз ты не можешь делать по отношению к матери то, что делают другие дочери, – то есть ухаживать за ней, – ты признаешь себя «никчемной», «неправильной» дочерью.

Конечно, ухаживать за мамой – это правильно и хорошо, и в нижеследующих размышлениях речь идет не о том, чтобы отказаться от этого возвышенного идеала. Речь, скорее, о том, что иногда складывается определенная конфигурация жизненного опыта, и иногда мы, не будучи в силах ее изменить, оставляем ее «на волю Божию». «Оставить на волю Божию» – не означает стать пассивным и равнодушными. В слове «смирение» в корне стоит слово «мир», а пассивные и равнодушные люди тревожны, они не имеют внутри мира, значит в их случае речь идет не о смирении. В каком-то смысле, «оставляя на волю Божию», мы как бы предоставляем право кому-либо и чему-либо развиваться самостоятельно, без наших вмешательств и поправок. Если кто-то не испытывает потребности принимать наше вмешательство, не всегда такое положение дел связано с нашей несостоятельностью.

Считая причиной такого положения дел собственную несостоятельность, человек хотя формально как бы и уничижает себя, но по факту он как бы отказывает другому в самостоятельном бытии. Другой может отказаться от нашей помощи не потому, что мы несостоятельны, а по своим мотивам, которые могут быть и не связаны с нами. Хотя, конечно, в каких-то случаях дело действительно – в нашей несостоятельности, но важно, чтобы риски и прогнозы были разумными и не надуманными.

Иногда человек готов признать себя состоявшимся, если он соответствует таким-то и таким-то параметрам. Если что-то из выделенных в качестве «маркеров успеха» параметров не совпадает с имеющимися в наличии, человек отчаивается, считает себя никчемным, несостоятельным.

Здесь важно помнить, что гордость с обеих сторон подстерегает человеком. С одном стороны он придумывает себе необходимость соответствовать определенным «стандартам» (которые иногда сам тоже себе придумывает). С другой стороны, пытаясь уйти от угнетающих его переживаний, пытается «принять себя», «полюбить себя» – таким, какой он есть. То есть – со всеми своими ошибками, «загонами», заблуждениями.

И в том и в другом случае человек пытается опереться на шаткое основание – не на реальные навыки, не на объективную картину мира, а на состояние сознание. А оно сегодня одно, завтра – другое. И в том, и в другом случае подход не соответствует подлинному положению дел.

Человек может быть счастлив даже в том случае, если ему чего-то и не достает. Также стоит учесть, что прочная основа психического благополучия достигается тогда, когда человек признает и преодолевает свои ошибки, а не маскирует их.

В отношении второго пункта здесь можно привести слова из нехристианского источника – из книги известного финансиста Рэя Далио «Принципы. Жизнь и работа». Не обсуждая сейчас его отношения к жизни в целом, стоит отметить, что он ценой больших потерь пришел к пониманию смирения. Необходимо смиряться, помнить, что и ты можешь оказаться неправым, – к такому выводу пришел человек, создавший одну из самых успешных компаний в мире.

Эту мысль мы имеем и у духовных авторов Православия, но иногда эта мысль не усваивается людьми, охваченными идеей повышения самооценки. Таким образом они пытаются выйти из угнетенного само-ощущения, но нередко тем самым еще более углубляют его. Там, где люди предубеждены против идеи смирения (смирение – быть способным не захватываться разрушительными переживаниями, быть способным отклонить их от себя) иногда можно привести свидетельство «внешних». Вот, мол, человек «внешний» по отношению к Церкви, опытом пытался понять, как жить, и вот он к чему пришел. Конечно, здесь не абсолютизируются все мысли Далио, в первой части его книги есть «дискуссионные моменты». Во второй части он излагает принципы, к которым он и его коллеги пришли через опыт, ценой множества потерь и ошибок. Его мнение приведено здесь потому, чтобы многие охвачены некой манией повышения самооценки.

О том, что люди иногда принимают за самооценку, а также о том, что этот термин запутывает и мешает адекватно понять некоторые процессы, – в эфирах:
Часть 4: «Как отличить истинное смирение от низкой самооценки?»,
Часть 5. «Самооценка. Картина мира»,
Часть 6: «Имея веру – не боишься. В чём причины неуверенности в себе?»,
Часть 7: «Как обрести точку опоры в себе? Мир и покой в Боге».

Итак, хотя советы Рэя Далио относятся к руководителю, они могут быть отнесены человеком и к самому себе, ведь по отношении к себе мы в каком-то смысле являемся руководителями. «Когда от людей утаивают правду, это может сделать их счастливее на какое-то время, но не сделает умнее в будущем. … Как сказал Уинстон Черчилль: “Нет худшего сти­ля руководства, чем подпитывать ложные надежды, которые скоро разрушатся”. Люди должны видеть суровую реальность, если хо­тят научиться с ней справляться». Среди людей, допускающих ошибки, есть те, которые «анализируют свои промахи и учатся на них». И есть те, которые «не хотят признавать свои ошибки и учиться на них». «Умные люди, готовые принять свои ошибки и слабости [в смысле дальнейшей работе по их преодолению], значительно превосхо­дят своих сверстников с такими же способностями, но с барьером в виде собственного эго». «Самый быстрый путь к успеху – познакомиться со своими слабостями и не упускать их из виду. На­чните фиксировать письменно свои ошибки, а затем анализируйте их. … Первый шаг на пути к преодоле­нию этих препятствий — это осознание, с чем вы имеете дело». «У каждого из нас есть сильные и слабые стороны. Ключ к успеху – по­нимать свои уязвимые места и эффективно компенсировать это. Люди, не обладающие этой способностью, постоянно терпят неудачи». «…если вы с трудом выносите, когда оказываетесь неправы, у вас весьма неважные перспективы роста: вы обрекаете себя и людей вокруг на жалкое существование. Вместо здорового и честного поиска истины вы получите злословие и взаимные кол­кости»[7].

Но, признавая свои ошибки, нужно не упускать из вида и объективной картины мира. Иначе человек начнет присваивать (придавать) им те значения, в которые они в себе не несут, то есть начнет «загоняться».

На эту тему можно привести два примера. Первый пример описан в части 2.2, в главе «Ядро травматического опыта». Речь идет о мужчине, у которого вследствие переживаний болела спина. Первый терапевт (психоаналитик) ему сказал, что предпосылки к появлению такого рода переживаний возникли «по вине родителей» (у него была требовательная мать). Его эта мысль на первое время как бы воодушевила, ему показалось, что он нашел ключик, которым вот-вот отопрется замок проблемы. Но замок не спешил отпираться.

При обращении к терапевту, специализирующемуся на иных методах, в итоге, выяснилось, что его переживания были связаны с более конкретным фактом. С тем, что он откладывал работу на неопределенный срок. Соответственно, он не успевал выполнить ее вовремя, в связи с чем и начинал нервничать, переживать.

А откладывал он работу потому, что хотел выполнить ее совершенным образом. А хотел он выполнить работу совершенным образом по той причине, что, как ему казалось, коллеги должны расстроиться, если работа будет выполнена не на той мифической высоте, которую он сам себе надумал. В результате исследования, которое он сам и предпринял, оба эти положения были поставлены под сомнения (нужно, мол, откладывать работу; коллег, мол, расстроятся).

Коллеги к нему претензий не имели, только начальник был недоволен тем, что работа откладывалась и не выполнялась в нужное время. Затем человек понял, что зря он, вообще, надумал себе откладывать дела «на потом». Проанализировав уровень качества работы, выполняемой сразу, и, – откладываемой на потом, он пришел к выводу, что качество – примерно одинаковое. Когда он понял, что объективных причин откладывать работу нет, что угрозы потери уважения коллег надуманы, он перестал переживать, как следствие – спина перестала болеть.

Второй эпизод заимствован из книги Эрик М. Ремарк «Искра жизни». В частности, речь идет о девушке Рут, которой в немецком концентрационном лагере предложили на выбор: либо отправиться в газовую камеру, либо обслуживать в качестве сексуальной рабыни немецких солдат в публичном доме (а также – тех, кому администрация концентрационного лагеря давала «жетон» на посещение публичного дома).

«Меня каждый раз после этого рвало, – рассказывала она, – и они в конце‑концов отправили меня обратно», то есть – в концлагерь. Со временем Рут познакомилась с Бухером, война приближалась к концу, близилось освобождение, Бухер предложил ей вместе с ним стоить жизнь. Но она сомневалась, что ее жизнь сможет развиваться в каком-то ином направлении, выйдя из той колеи, в которую была загнана фактом происшедшего унижения. «Двигаюсь, – говорила Рут, произношу какие‑то слова … и то другое живет тоже. Живет! Живет!»

Некоторые мысли романа в контексте таким тем как: «что помогает человеку не угаснуть?», «в чем состоит искра жизни?», разбираются в главе «Искра жизни» в части 4.1 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря». В указанной главе рассказывается также и про Бухера, и про узника под номером 509, сообщившему Бухеру импульс жизни. Восприняв этот импульс, Бухер стал способным поделить им и с Рут.

Когда Рут говорила ему: «Этого никогда не забыть», он ответил ей: «Ты живешь, и этого мне достаточно». Рут считала, что, хотя Бухер и верил, во что говорил, но на своей позиции он, с ее точки зрения, не сможет простоять долго, так как «другое вернется». Оно, воспоминание, вернется к ним обоим.

Слушая ее, Бухер понял, почему она совсем не радовалась произошедшим переменам. Ей мешал страх перед освобождением.

Бухер вспомнил 509-го, который хотя и погиб, но успел заронить в Бухера искру. И вот теперь Бухеру предстояло поделиться этой искрой с Рут.

Он передал ей слова 509-го: «То, что то, чего ты внутренне не признаешь, – не существует». Сначала Бухер не понимал этих слов, но потом он узнал, что хотел сказать ему этими словами 509-ый. Смысл этих слов, применительно к Бухеру и Рут, состоял в том, что Бухер – не трус, а Рут – «не сука». Все, что с ними были сделано, ничего не значит, если они сами не чувствовали себя так, как хотели бы их мучители, (чтобы Рут и Бухер себя так чувствовали). Он предложил ей не отчаиваться заранее, а подождать, «пока все это кончится», и тогда они смогут вместе попытать счастья.

Помимо 509-го Бухера наставлял также и узник по имени Бергер. «Нас унизили, – говорил Бергер. Но униженные – не мы, а те, кто это сделал». Этим наставлением Бухер поделился с Рут. Бергер также акцентировал внимание на том, что они не «должны забывать этого», но также и «не должны и превращать это в культ». Иначе они так навсегда и останутся в тени «этих проклятых вышек» [два крайних направления, о которых было упомянуто выше].

И вот Бухер и Рут, молча, сидели. Лагерь исчез, перед ними был луг, а над лугом – небо. Бухер вдруг почувствовал ту ответственность, которую возложили на него почившие. Почувствовал, что бремя ответственности раздавит его, если он не сохранит ясное, могучее чувство жизни. Только это чувство могло бы придать ему силы, только оно не позволило бы ему ни забыть, ни погибнуть от воспоминаний [то есть – помогло бы ему не скатиться в одно из двух крайних направлений, о которых было упомянуто выше].

«Рут, – произнес наконец Бухер, – Если человек начинает жизнь заново, с самого начала, как мы с тобой, то ведь впереди у него должна быть целая бездна счастья, а?» В данном случае для Рут критически и жизненно важно было признать, что есть еще иные взгляды на реальность, отличные от тех, на которых была зафиксирована [мол, она – никчемная, пропащая].

Здесь стоит отметить следующее. Конструктивное отношение к жизни действительно помогает разрешить многие затруднения. Но все же не стоит упускать из вида, что самих-по-себе человеческих сил бывает, что оказывается и недостаточно. Когда решимость человека изменить свою жизнь получает поддержку со стороны Таинства Исповеди, тогда становится реальной возможность перелистнуть страницу с начертанными на ней событиями прошлого (см. уже не на раз упомянутую книгу «“Победить свое прошлое”»: Исповедь – начало новой жизни»).

Подобно Рут, человек может зафиксироваться на мысли о своей никчемности (только, – в несколько ином варианте, нежели как у Рут). Если другие люди с ним не общаются, значить, он – никчемный.

Здесь важно признать, что у других людей есть свобода отказаться от общения с нами. У них есть свобода развиваться самостоятельно, вне зависимости от нашего желания общаться или не общаться с ними. Когда мы признаем за миром и людьми это право, мы успокаиваемся.

У других людей есть свобода выбирать собственное отношение к нам вне зависимости от нашего поведения. Да, если мы «хорошо» себя ведем, – больше шансов, что кто-то захочет с нами общаться. Но стоит также допустить и то, что при всех наших «плюсах» нам могут встретиться на жизненном пути люди, которые не захотят нас даже близко к себе подпускать. Тот, кто считает, что другие непременно должны с ним общаться, если он «хорош», словно не признает за ними способность совершать выбор.

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Выбираться собственное отношение к происходящему

«Я обнимаю всю планету, в первозданном виде.
Я обнимаю с ней всех, кто меня ненавидит.
Любовь вокруг нас в виде путеводных ночью.
Цветок подарит аромат, даже когда его топчут.
На земном полигоне в лесах из многоэтажек.
Дай мне мудрости, Создатель, жить так же…»

Меняемся мы, меняется призма, сквозь которую смотрим на мир

Эти слова из песни «Маяк» (группа «Грот») можно прокомментировать следующим образом. Иногда, возможно, мы не можем успокоиться, так как хотим навязать миру и другим людям собственным образ мыслей. «Они должны менять любить и уважать», – эта мысль может свести с ума, особенно тогда, когда другие ни любить, ни уважать нас не хотят.

Меняясь, вырастая внутренне и в плане социальных отношений, мы отрываемся от гипер-фиксации на этой сводящей с ума мысли. Эта идея талантливо была раскрыта в романе Булата Ханова «Непостоянные величины».

Молодой человек был в присутствии своей девушки унижен мужчиной, освободившемся их мест лишения свободы. Претерпев унижение, молодой человек решил (опять же: САМ решил, девушку-то он не спросил о том), что девушка не захочет поддерживать с ним отношения. Пережитое унижение встало в его сознании между ним и ней.

И эту преграду он захотел уничтожить в бредовом ключе. В его сознании сформировалась бредовая система: унизивший его человек был христианином (понявший христианство сквозь призму своего теремного опыта, а не попытавшийся, возможно, подняться до христианства, пересмотрев свой опыт), значит надо ополчиться против христианства.

О попытке снять напряжение через вхождение в бредовую систему см. в беседах 11g-11i цикла бесед «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты».
11g. ПТРС-РОСТ (Доминанта. Деформация, боевой опыт. Сшибка – два импульса сталкиваются)
11h. ПТРС-РОСТ (Деформация, боевой опыт. Усвоенные навыки. Исцеление и новые связи)
11i. ПТРС-РОСТ (Боевой опыт. Исцеление, новые связи, само-история. Ложные связи и бред)
А также – в главе «Три “Д”», “снятие человека” и отказ совести» из части 4.2 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы и лагеря». [Три Д. – Дереализация, деперсонализация, депрессия].

И молодой человек начинает писать письма девушке, в которых пытается доказать ей, что христианство – порочно. Параллельно он начинает меняться, пересматривать своей опыт. Дело в том, что он устраивается работать в школу учителем, но не просто устраивается, а соглашается принять участие в эксперименте. Условия участия: работа в тех условиях, в которые поставят, возможность пользоваться только теми источниками дохода, которыми могут пользоваться учителя.

У молодого человека, недавно выпустившего из столичного ВУЗа – собственного сочинения далеко идущие педагогические планы. Ему видится, что он вот-вот приобщит учащихся к высокому искусству. Но его стремления натыкаются на безразличие учащихся и на сопротивление родителей, руководство школы его не очень- то его и поддерживает. Одним словом, то есть – тремя словами: проблемы, проблемы, проблемы.

Проходя через трудности, он начинает меняться, понимать, что до других не получиться достучаться, используя директивные методы и менторские тона. Постепенно он приходит к выработке нового отношения к людям, он начинает видеть в людях людей. В каждом есть свобода, с которой нужно считаться. И тогда начинается общение «личность-личность», и на такую форму общения постепенно начинают откликаться другие, начинаются прислушиваться к тому, что он пытался ранее донести до них.

То есть, стали меняться доминанты главного героя. Глядя сквозь призму изменившихся доминант на христианство, он начал понимать, что в христианстве есть добро и храбрость, «надо взращивать в себе эти качества». Да, многое еще не понятно, но главное в том, что начало было положено. Он стал замечать те области смыслов, которые ранее игнорировал. Слепые пятна, не попадавшие ранее в угол его зрения, вдруг начали переставать быть «слепыми».

И главное, он настолько развился, что случай прошлого, ассоциировавшийся у него с унижением, перестал иметь для него фатальное значение. Словно спутник, вращавшийся по орбите, набрал вторую космическую скорость, и оторвался на той траектории, по которой вращался ранее, как будто бы против своей воли.

Словно оживают слова иные слова из песни «Маяк»:

«Когда первенство перестанет пьянить и наскучит.
Когда все залы будут увенчаны головами чучел.
Когда доспех станет мне напоминать могилу.
Я отправлюсь на поиски истинной силы.
…Жизнь ведёт меня тропами, что мною избиты.
Всё, во что я не вник, даёт перечитывать.
…Давай отныне так, раз решил себя растить.
Не прощай меня Создатель, если я не смог простить.
Не подавай мне руку, пусть бушует вода.
Если за целую жизнь я никому руки не подал.
Если держу зло, не примерив его обувь.
То пусть и на меня вокруг все держат злобу.
Если я оскорбил, не сдержал в словах волю.
Значит, пускай и меня когда-то дерзко уколят.
Если я с кем-то общался в очень холодной манере.
Пускай тогда и со мной каждый высокомерен!
И пусть так будет постоянно и без остановок.
Мы научимся любить, лишь падая снова и снова».

Да, по собственному признанию, он не вылепил из детей новых Ньютонов и Пушкиных, «не разрушил иерархию и не поменял парадигму» [в системе образования, в головах своих подопечных], но все же он кое в чем преуспел. Он сумел завоевать доверие тех, с кем работал бок о бок и кому преподавал, ни разу их не подвел, как подвел [и он это осознал] свою девушку.

Ей он пишет письмо, и это письмо – совсем другое, не похожее на прежние. Он уже не навязывает ей свое видение жизни. Увидев, что она восстановила свою страницу, он сообщает, что в скором времени напишет ей восторженно-покаянное письмо. Какими бы ни были начало и середина, он сообщает, что в финале напишет: «Живи, пожалуйста, только живи. Я тебя отпускаю».

То есть – сама по себе твоя жизнь – ценность для меня. Со мной или без меня ты будешь на жизненном пути, – «только живи».

Стать способным видеть иные грани

Меняясь, развиваясь в любви, человек становится способным видеть иные грани личности собеседника. Он вдруг неожиданно для себя замечает то лучшее, что в другом собеседнике есть. Заметив, строит, исходя из замеченного, и отношения. Замечая ласку и приветливость, направленные в свой адрес, и собеседник раскрывается перед человеком лучшими своими сторонами.

К своему сыну – Алеше Карамазову Феодор Палыч относился не так, как к другим, с другими же он вел себя иногда ужасно. «Ты, – говорил сыну Федор Павлович, – единственный человек на земле, который меня не осудил, мальчик ты мой милый, я ведь чувствую же это, не могу же я это не чувствовать!..» (из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»).
Более подробно см. в третьей части статьи «Родители и дети» в главах: «Образ родителя в сознании ребенка и доминанта восприятия», «Увидеть ближнего в ином свете», «Добраться до доброго в душе» «Образ Божий и зерно добра».

Когда человек развивается в любви и молится за собеседника (за родителя, который, может, ушел из семьи, стал выпивать), словно короста отслаивается от сознания, и человек может вспомнить собеседника, каким тот был до начала искажения. В сознании воскрешается образ, стертый в последующие годы.

И обращение к реанимированной памяти вовсе не является «обращением к иллюзии» или «бегством от реальности». Если деятельность человека по отношению к собеседнику исходит из такого рода восприятия, то у человека появляется шанс наконец-то установить настоящую от-одного-к-другому-связь. Человек перестает определяться в своих действиях страхом отвержения, чувством пережитого некогда унижения. Начинается новая история в отношениях, характер которой, отчасти, может быть проиллюстрирован романом «Хайди», а также, снятым по роману фильмом (есть несколько версий).

Хайди – девочка, которая осталась без родителей. Ее родственница, не желая с ней «возится», решила отвезти ее к дедушке в горы, о котором шла молва как о выжившем из ума. Хайди, учитывая современный тренд, могла бы запросто остановиться на мысли, что она травмирована, и блокировать собственное развитие, впав в апатию. Но в ней жила любящая душа, и она, не воспринимая дедушку как «выжившего из ума старика», со временем «расшевелила» его. В нем вновь стали активны те лучшие черты его, которые некогда под действием различных обстоятельств, «скрылись в подполье».

Если мы меняемся, меняется та призма, сквозь которую мы смотрим на мир. Когда меняемся мы и меняется наша доминанта (доминирующее состояние нервной системы), мы обретаем возможность увидеть и воспринять то, чтобы было от нас закрыто в ближнем, в истории его, в истории нашей, страны, мира.

Подробнее см. в ответе: «Мучительные воспоминания о прошлом (обиды на родителей и на Бога, сожаление об упущенных возможностях и проч.)».

В отношении новой доминанты актуальными видятся слова митрополита Антония (Паканич) о любви. Любовь «переводит отношения совсем на другой уровень, возвышает над обыденностью, обогащает и придает сил». Совершенная любовь во Христе проявляется, «когда мы видим в ближнем ту красоту, которую Господь сложил в свое создание, какие Он его задумал, то совершенство, которое дано человеку от Бога для того, чтобы расти в Нем. Это открывает тем, кто ставит духовное выше земного, Божие – выше человеческого, тем, кто стремится быть духовно зрячими и душевно восприимчивым, стремится к главному – к богообщению. Видя такое рвение, Господь дарует любящему сердцу умение сорадоваться успехам и красоте ближнего, восхищаться его внутренними талантами и внешними дарами. И это удивительным подарок. Он дает душе чудесную силу преображения гордыни, тщеславия, самости в смирение и кротость, радость и приветливость. Научившись любить ближнего, мы научимся любить Бога»[1].

Если мы меняемся, то становимся способными видеть ближнего по-другому. Еще одной иллюстрацией по данной теме является книга Алексея Зотова «Сын алкаша». В центре этой талантливо написанной книги (повести?) – жизнь мальчика Вани, который уже привык жить без папы. И вдруг папа появляется – яркий, музицирующий, ищущий алкоголя. Папа был талантливым музыкантом, его приглашали на гастроли, но вот беда: все хорошее в нем перечеркивалось иногда для Вани тем, что папа любил выпивать.

Вместе с папой и его игрой на аккордеоне в дом пришла печаль. Пропали деньги, копленные Ваней, запустилась череда событий, пропитавшись которыми Ваня не на шутку стал мечтать о папиной смерти. А между тем приближалась Пасха, встречать которую с такими невеселыми мыслями как-то не очень-то и хотелось. Но что поделать? Складывалось такое ощущение, что изменить себя Ваня не мог.

И вот запускается иная череда событий, участниками которых становятся они оба: отец и сын. Переходя от происшествия к происшествию, Ваня пытался нащупать «великий путь от ненависти к ближнему до преображающей мир любви к своему горькому родителю». И этот путь он нашел.

История мальчика, который решил, что ничто не мешает любить папу

Историю Вани можно дополнить историю другого мальчика. Мальчик, папа которого ушел из семьи, переживал сильно, в том числе, и потому, что папа не очень хорошо стал вести себя по отношению к маме. Папины действия не укладывались в голове, переживания по данному поводу разрастались и углублялись. И вот как мальчик справился со своими переживаниями: он сказал, что происшедшее не мешает ему и другим членам семьи, любить папу.

Так, выражаясь языком взрослых, мальчик сохранил свое психическое здоровье. Иначе маятник переживаний (обиды, чувство вины и пр.) мог бы раскачиваться все дальше, усиливая свою амплитуду.

Учитывая, что и такие истории, и такие выходы из них имеют место быть, важно понимать физиологическую основу такого рода историй и такого рода выходов. С точки зрения учения о доминанте мальчик нашел конструктивный путь – стал воспитывать более сильную доминанту, которая сведет доминанту патологическую на нет. Выражаясь языком духовных авторов, – он стал побеждать страсть противоположной добродетелью.

Принцип преодоление страсти (страсть можно описать как усвоенный тип реакции на ситуацию) через развитие противоположной добродетели – в отношении зависимости от наркотиков и страсти гнева – см. в третьей части статьи «ОБРАЩЕНИЕ К ПОЛНОТЕ. Становление личности как путь преодоления зависимого поведения». Отдельное название части третьей – «Обращение к полноте и доминанта на лицо другого».

Если не быть в курсе физиологических основ, то можно и не понять, что в подходе мальчика заключается реальный выход. Тот, кто оперирует исключительно умозрительными психологическими конструкциями, может даже сказать, что мальчик «пытается компенсировать…», кто-то вспомнит про Стокгольмский синдром, предположит, что, любя отца, мальчик «соединяется с мучителем».

Здесь нет возможности разбирать такую тему как связь с мучителем подробно, можно упомянуть только, что вопросы деформации психики такого рода рассматривают в цикле бесед «Сектантское не только в сектах». Чтобы такого рода связь с мучителем была образована, должно быть подавлено то, что академик Павлов назвал второй сигнальной системой. То есть, если осторожно вторую сигнальную систему сопоставить с силой разума, то можно сказать, что должна быть подавлена разумная деятельность. Она подавляется разными способами, в некоторых случаях, введением человека в состояние шока. Здесь нет возможности разбирать разнообразные методики подавления подробно, для интересующихся можно пометить, что более-менее кратко картина слома личности и пути сопротивления этому слому представлена в докладе «Интеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления»).

Учитывая сказанное, важно отметить, что разумная деятельность у мальчика – в активном состоянии, он учится, познает мир. Предпосылок для «формирования связи с мучителем» нет, подобные концепции к мальчику не имеют отношения. Вторым пунктом можно отметить, что как раз слом личности в некоторых сектах происходит, в том числе, и через нагнетание ненависти к родителям (они, мол, что-то не додали, заставляли учиться, не признавали «твоей» уникальности и т.д.), о чем см. беседу 8.4 цикла «Сектантское не только в сектах».

К примеру, – некоторые близкие к теме беседы из цикла «Сектантское не только в сектах».
2.2 Сопротивление деформации. Фильм «Колония Дигнидат». Травматический опыт
3.1 Слом личности. Психопатия. Подготовка убийц. Связь с мучителем
…4. Насилие и деформация личности. Травматический опыт. Расчеловечивание
5.1 Аномальная среда и слом сопротивления, вход в патологическую группу
8.4 Марк Леви, грань. Тренинги, слом, обвинение родителей. Михаил Довлатов о деформации

История Эдит Евы Эгер и история Беатрис

Мысль мальчика, отчасти, можно сопоставить с итоговым решением, к которому пришла Эдит Ева Эгер в отношении Гитлера. Будучи ребенком, она оказалась с сестрой и мамой в немецком концентрационном лагере, в котором мама погибла. История Э. Е. Эгер, отчасти, рассматривалась с предыдущей части (4.2) и рассматривалась подробнее в лекциях одноименного цикла, здесь только вкратце стоит отметить несколько моментов. Многие годы она не могла преодолеть комплекс переживаний, ассоциируемых с понятием ПТСР (она была против того, чтобы подобные комплексы были наименованы посттравматическим стрессовым расстройством, но на данный момент дискуссию по данному поводу разворачивать не имеет смысла).

Она пришла у трудному для нее решению о прощении Гитлера, при активном участии которого возникли концентрационные лагеря для уничтожения людей. К ней пришло понимание, что «месть не делает нас свободными». И вот, стоя на месте бывшего дома Гитлера, он простила его. Причем отмечала, что поступила так «ради себя». Ранее она направляла все свои умственные силы и духовную стойкость, чтобы держать Гитлера в цепях. Теперь ей стало понятно, что, цепляясь за свою ненависть, она «была в цепях вместе с ним, запертая в своем травмирующем прошлом, запертая в своем горе». Разумеется, она не собиралась заявлять, что Гитлер имел право убивать миллионы людей. «Просто факт остается фактом, – писала она, – и я не хочу, чтобы случившееся уничтожило жизнь, за которую я держалась и боролась вопреки всему»[2].

Эдит Ева Эгер со временем стала психологом, получила докторскую степень, на ее примере видны ограничения, которые не могут преодолеть секулярные психологические подходы. За 50 лет она так и не смогла до конца изжить опыт одного года, проведенного в Освенциме. Конечно, год в аду – это много, даже – слишком много. Но мы знаем, что некоторые люди находились в подобных условиях гораздо дольше, и полученный опыт не довлел на ними столько тотально, как довлел он в случае с Эдит Е. Эгер.

Для сравнения, в главе «Ядро травматического опыта и его растворение», в части 2.2 данной статьи приводятся имена православных христиан, также имевших опыт нахождения в концентрационных лагерях. Указывается количество лет, проведенное в заключении, а также – названия книг, в которых отражен опыт этих людей.

Как было отмечено, истории Эдит Е. Эгер по ее книге «Выбор» разбиралась в беседах цикла «Преодоление травматического опыта…». В частности, подробно рассматривался случай с ее пациенткой/клиенткой Беатрис, которая при попустительстве родителей стала объектом насилия. Терапия, которую Э. Е. Эгер предложила Беатрис была более, чем странна. А, если принять во внимание физиологические основы ПТСР, то можно сказать, что и разрушительна. Беатрис на сеансах терапии (если это можно назвать терапией) привязывала, то есть, воображала, что привязывала своих родителей к стулу. Затем она наносила по ним удары (о Беатрис см. далее).

Публикация беседы, в которой рассматривался случай с Беатрис – январь 2022 года.

Смогут ли эти удары освободить ее от ПСТР-доминанты? Скорее, они углубят эту травматическую доминанту. Просто проблема перейдет на тот уровень, на котором станет не столь заметна. Странно, что Эдит Е. Эгер, пройдя нацистские лагеря, не понимала, что, мучая евреев, СС-овцы (СС – подразделение, в функционал которого входила охрана концлагерей) таким же образом компенсировали свою злость. Дело в том, что экономика Германии перед Второй Мировой Войной вошла в состояние коллапса, виновниками которого были объявлены евреи. Некоторые размышления на тему психологических основ, лежащих в преследовании СС-вцами евреев, из книги Бруно Беттельхейма «Просвещенное сердце», из главы «Преследователь», даются в сноске (иные размышления по данной тематике нужно фильтровать; когда авторы слишком активно начинают эксплуатировать идею «переносов», возникает вопрос о доказательствах и ссылках на исследования, с помощь которых авторы могли бы подтвердить справедливость своих гипотез[3]).

Эти размышления можно сравнить с теми, которые приводится в отношении родителей на сеансах современной (терапии?). Когда СС-овцы уничтожали евреев, мы пониманием, что речь идет о зверстве. Когда подобные подходы используются на (терапии?), не все видят, что речь идет о чем-то слабо соотносимым с словом «терапия» (лечение).

Тренинги, на которых ставка делается на обвинение родителей

Примечательно, что нанесение ударов по маме, присутствующей не по факту в помещении, а – в воображении, используется на тренингах, сектантской направленности. В частности, кадры с видеофиксацией такого рода мероприятий, были представлены в передачи «Смертельно опасные тренинги»[4]. Во время процедуры, проводимой представителем секты N., женщина кричала «То, чему учила мама, в жизни нет!» и наносила воображаемые удары по маме.

Приглашенный на передачу специалист Ростислав Прокопишин изучает психологию экстремальных состояний, является автором экспертных заключений по делам различных сект и социально-деструктивных групп. Комментируя случай самоубийства участницы тренинга, в рамках которого ее родители подверглись активной критике, Ростислав Прокопишин отмечает: «Я думаю, что здесь – прием, который выдает часть технологии, потому что, люди … не могут ей [технологии] возразить … под групповым давлением, давлением тренера. Ни один из них не может говорить: зачем вы трогаете родителей? Здесь, в чём риск и опасность таких приёмов такого рода? Вместо того, чтобы создать адаптивные отношения, взрослую переоценку, зрелую, поставить себя на место родителей, обмен ролями, здесь навязывается очень упрощенная, простая модель: во всём виноваты родители. … после этого будет довольно проблематично установить хорошие отношения с родителями, то есть – это тренинг, разрушающий личность. По сути дела, нарушающий нормальные адаптивные отношения, сбалансированность с окружающими, и, в первую очередь, с близкими родственниками. Вопрос: “Какую роль здесь тренер себе присваивает?” – он присваивает себе родительские роли, подменяет собой, он делает плохими родителей, а сам то он – хороший. Здесь есть ещё такой момент: на этих тренингах близкие родственники: родители, мужья, жены, и даже дети выставляются, как враги, что они вам желают зла, а тренер – такой хороший, подменяет собой родителя… Происходит имитация, игра в психолога, более того, он [руководитель тренинга] подчёркивает свою авторитетность, Он выстраивает новую систему ценностей, в которой он является авторитетом. Он присваивает себе роль человека, который знает, как устроена жизнь, но все остальные при этом не знают».

Инфантилизация

Конечно, когда заходит речь о родителях, нужно, как говориться, дифференцировать случаи. Одно дело, когда явной патологии не было, родители, как могли, старались помогать ребенку. Но вот кто-то «со стороны» начинает выросшему ребенку транслировать идею на счет того, что «в семье на него давили». И другое дело, когда в семье риски были не предполагаемые, а явные, до физической боли конкретные.

Но даже, если речь идет о втором варианте, то и здесь опасно «выросшего ребенка» ставить в инфантильную позицию человека, который полностью зависит от внешнего негативного воздействия. На тему инфантилизации и на тему, связанной с инфантилизацией, регрессии личности достаточно много писал Бруно Беттельхейм в упомянутой выше книге.

Применительно к узникам концентрационных лагерей он писал, что некоторые из них стремились снизить уровень напряжения, порожденными спорными поступками. Например, кто-то, психологически не выдержав условий заключения, «сорвался» и ударил другого заключенного. Чтобы выжить и сохранить психическую цельность необходимо было дать оценку своему поступку. И беда происходила с тем, кто убегал от того, чтобы дать оценку своему поступку (да, я ударил и был неправ). Кто пытался снизить уровень напряжения с помощью оправданий самого себя путем приведения на ум разных уловок. Человек ставил себя в ту позицию, в которую пытались загнать его СС-вцы: в позицию безвольного ребенка, которые не имеет собственной воли, самосознания, который делает только то, что скажут.

Мысли Бруно Б. о деформации человека, который отказывался дать оценку своему поступку, а также мысли о вхождении в состоянии охваченности бредом по той же причине см. в части 4.2 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы и лагеря», в главе «Расчеловечивание и попытка защититься от “Трех Д” [депрессии, деперсонализации, дереализации] с помощью метафор и психологических конструкций».
А также в части 5 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря» в разделе 3 «Параноидальное “Я”».

Мысли Бруно Беттельхейма, высказанные им в отношении выживания в концентрационных лагерях, в переработанном виде приводятся в отношении «родительского вопроса» в ответе «Человеку, считающему (допускающему), что его травмировали родители».

История юноши, который занимался танцами

Этот ответ можно дополнить одним примером, разбираемым в беседах. Речь идет о юноше, который испытывал нехватку «драйва», и вот один психолог посоветовал ему «взбодриться» следующим образом. Он посоветовал прописать на год цели, и эти цели – достигать. Юноша весь год работал изо всех сил и достиг, в принципе, намеченных целей, но достиг их будучи опустошенным и «выжатым». Для дальнейшего «взбадривания» он начал поиск новых средств.

В ход шло все, что только попадалось под руку. Он записывался на любые тренинги, которые только мог найти, смотрел выступления различных гуру, обещавших успех и исцеление. И вот – эту встречу можно рассматривать в качестве апофеоза – он познакомился с человеком, который называл себя психологом и учеником Станислава Грофа,

В качестве терапии этот человек, помимо различных психологических методик, предложил и некоторые совсем уж сомнительные средства. Молодой человек прошел несколько ЛСД-сессий, от которых ожидал, что вследствие ЛСД-сессий одни нейронные связи разомкнутся и образуют новые связи, которые, мол, сделают его счастливее.

Цикл бесед «Ведут ли ЛСД (прочие ПАВ) и психотехники к познанию Истины?»
1a. Измененные состояния сознания (ЛСД, психотехники) – достоверен ли опыт. 1-ая часть вопроса о вере
1b. Измененные состояния сознания (ЛСД, психотехники). Что ищется? Уход от тревоги и регрессия. Мистический хаос
3. ЛСД (другие ПАВ) и психотехники обеспечивают ли творческий прорыв и познание ИСТИНЫ (вводная встреча)

В меню входило и употребление экстази в модных клубах, тренинги с приглашение красивой девушки-сексолога, которая задавала разные «недоуменные» вопросы, сопровождая их «недоуменными» прикосновениями.

Общий диагноз был таков. По версии коллектива, которому молодой человек вверил свое психическое здоровье, он был искалечен «кастрирующей матерью». Она, дескать, давили на него, вследствие чего «внутренний мужчина» юноши эмигрировал в подполье. И потому ему было предложено раскачать «теневую личность» и извлечь оттуда то, что туда, дескать, эмигрировало.

«Извлечение» происходило, в том числе, через реализацию извращенной сексуальности с одной властной, специально для «извлечения» приглашенной особой. После встречи с ней юноше было сказано, что отныне он должен помнить, с «какой женщиной» вступил в связь. И, помня, – должен почитать себя «настоящим мужчиной.

Параллельно с рассказами на тему так называемой «кастрирующей матери» его подвели к тому, чтобы снять с себя крест и пройти еще другие элементы инициации, о которых здесь будет умолчано.

И вот наш «освобожденный» от всех и от всего юноша три месяца «летал как на крыльях», ощущая себя так, как будто был всемогущим. Но однажды, придя на работу, он понял, что его реакции ему не подвластны.

В таких случаях человек может начать рыдать часами без видимой причины, кричать, входить в состояние истерики, бросаться на других с нелепыми обвинениями. И, притом, понимая всю дичь совершаемого им, он не имеет сил остановиться. Что-то очень важное в нем словно сломано, дезактивировано, словно потеряна «точка отсчета».

Потом – госпитализация в психиатрическую клинику, жесткое лечение. Красивый мальчик, кандидат в мастера спорта по танцам, стоя в очереди за таблетками на посту отделения, не мог понять, как он здесь оказался. Потом – суицидальные мысли. Даже не мысли, а – нарратив. Сил жить не было.

Причем, началась не просто депрессия, а депрессия, при которой внутри все болело. Словно ожила картинка из сказки про «Попа и работника его Балду», в которой бесенок опустил хвост в озера и тем привел в возмущение стихию. Внутренность души юноши словно постоянно передергивалась, силы сопротивляться суициду и депрессии таяли.

Однажды он прочитал тексты проекта «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)» и решил каким-то образом двинуться к отвергнутому им Православию.

После полной исповеди, к которой он готовился по не раз упоминаемой книге «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни», в его ходящую ходуном душу словно бросили обезболивающую таблетку. Теперь он мог хотя бы начать думать о том положении, в которое попал. Он стал причащаться два раза в неделю, после Причащения у него – два дня покоя, потом опять какая-то муть в душе приходит в движение.

Благодать поддерживает человека, но преодолевать свои заблуждения человек должен через осмысленную работу над собой. Не входя подробно в анализ этой истории и путей выхода из сложившего положения, можно отметить особо одну мысль, применительно к данному тексту.

С «мертвой точки» юноша сошел тогда, когда перестал обвинять свою мать в том, что произошло с ним. По его версии, внедренной вышеупомянутыми людьми, она, так называемая «кастрирующая мать», толкнула его во все эти неприятности тем, что заставляла с детства заниматься танцами (и прочее, и прочее).

Словно машина, пробуксовывая, не может выехать из грязи, так и он не мог выйти на тот уровень понимания жизни, находясь на котором, можно ставить вопросы о изменении жизни и искать на них ответы. Только после того, как тема материи была оставлено, он начал видеть перед собой те реальные задачи, которые стояло начать решать. Те направления, двигаясь в которых, он мог со временем выстроить новую систему навыков (мог бы сформировать новую доминанту) и противопоставить ее прежней системе, на основе которых состоялся заход в психиатрическую клинику, или, как говорят фанаты-околофутбольщики – «накрыв».

Применительно к наркологии, такая установка называется «наркоманическим стереотипом». Речь идет о склонности человека «перекладывать ответственность за свое поведение на сознательно выделенные им во внешнем мире объекты или оправдывать собственное поведение с помощью таких объектов»[5]. Человек как бы так говорит: «Я обречен на то, чтобы жить жизнью наркомана, ведь я родился в дисфункциональной семье».  Варианты могут быть различны, но во всех будут присутствовать слова: «Я не виноват».
См. статью «Играет ли свита короля? О “вине” родителей и свободе выбора».

Эту историю можно сопоставит с вышеприведенной историей Беатрис. О ней рассказывалось, что из безмолвного запуганного существа она стала той, кто не только наносил воображаемые удары по родителям, но и той, которая пошла на секцию борьбы, чтобы «припечатать» другого человека уже в реальности. Она занялся танцами и йогой, и эта информация – увы – не сопровождается ссылкой на долгосрочные последствия. Факт занятия танцами свидетельствует только о том, что человек ими занялся, но присваивать этому факту статус маркера исцеления – опрометчиво.

Ведь как было отмечено, молодой человек не просто занимался танцами, а занимался ими с детства, почти ежедневно и по многу часов. Надо ведь понимать, что звание кандидата в мастера спорта просто так не дают. Йога? Он попробовал себя и в эзотерике. Но теме не менее, занятия такого рода не обезопасили его от попадания в клинику.

Вообще, когда пишут в книжках, что такой-то человек прошел такую-то терапию, то где доказательства его выздоровления? Где доказательства кроме упоминания того, что он занялся танцами?

Еще на один «момент» указывает верующая (православная христианка) женщина-психиатр, консультировавшая юношу уже после его возвращения к вере. Ее мысль кратко может быть выражена следующим образом.

В человеке есть нормативная личность и аддиктивная личность. Если развивается нормативная личность, то, даже если какие нарушения и были, они постепенно сходят на нет. Человек постепенно становится способным чувствовать радость, его душа понимает, что он поступает правильно. Если же стимулируется аддиктивная личность, то даже и были небольшие нарушения, то они закрепляются, углубляются, становятся процессами. Происходит переход к нездоровью.

Дискуссию насчет того, существует ли психологическая норма, пока оставим. Христиане знают, что психологическая норма отображена в Евангелии. В Евангелии, по мысли святителя Игнатия (Брянчанинова), «изображен новый человек и все оттенки недугов ветхого»[6].

Существенную помощь в продвижении по пути нащупывания психологической нормы  может оказать аддиктология. В части 4.2 данной статьи о понятии аддиктивной личности рассказывается в главе «Постскриптум. Комментарии на тему “забывания” и “стирания” травматического опыта и внедрения новой идентичности».

Аддиктивная личность (отчасти, – склонность к вхождению в неуправляемое состояние) – то, что формируется в человеке при развитии аддикции – приверженности страсти. Отчасти, понятие аддиктивной личности можно сопоставить с тем, что духовные авторы Православия называют ветхим человеком (ветхий человек – совокупность страстей; данные понятия даются весьма кратко, так как тема, рассматриваемая ныне, – отношения с родителями).

Иными словами, можно выдвинуться гипотезу, что те люди, которые захотят решать свои вопросы подобно Беатрис, в итоге так и не станут свободными от своего нездоровья. Ведь воображаемые удары – суть стимуляция аддиктивной личности со всеми проистекающими отсюда последствиями.

Предложение же развивать нормативную личность (строить новую доминанту) может для кого-то стать реальным ответом на проблему. Если этот ответ не попадает в поле зрения человека, то не он не знает, что ему делать со своим нездоровьем, он сталкивается с тупиком. Пример такого столкновения описан в книге Блейна Хардена «Побег из лагеря смерти».

Скукоживание личности, травматический опыт и чувство вины (о книге Блейна Хардена «Побег из лагеря смерти»)

Скукоживание личности – так в части 2.2 было описано ядро травматического опыта: «Ядро травматического опыта можно представить как скукоживание личности вследствие удара по ней сильных переживаний. Они могут быть вызваны войной, грубостью ближних, голодом, болезнями, неудачами. Развитие личности блокируется, она более не разворачивает лепестки навстречу солнцу, впадает в спячку, апатию».

В этой книге рассказывается о времени пребывания молодого человека по имени Шин в Северно-Корейском трудовом лагере №14. А также – о его побеге из лагеря и о том, что следовало после побега.

Шин не понимал, зачем родители родили его, ведь те, кто рождался в лагере, должны были там и умереть. Но перед тем, как умереть, они должны были работать до изнеможения, работать в состоянии голода, будучи включенными в систему, нацеленную на унижение человеческого в человеке.

«Я не знал ни сострадания, ни печали, – рассказывал Шин. – Нас с рождения воспитывали так, чтобы мы не были способны на нормальные человеческие эмоции. Теперь, на свободе, я учусь этим чувствам. Я уже научился плакать. Я чувствую, что становлюсь живым человеком. Но, освободившись физически, психологически я все еще остаюсь в тюрьме».

В этом лагере работали репрессированные, а также те, кто родился уже в самом лагере. Выхода из лагеря не было. Люди от недоедания и непосильных работ довольно быстро умирали (долго не жили).

В лагере был запрет на интимные отношения между мужчиной и женщиной, вследствие нарушения запрета виновные расстреливались немедленно. Но некоторым мужчинам администрация давала в виде поощрения право создать импровизированную семью (супругу подбирала администрация, супружеские отношения строго регламентировались администрацией). Так на свет появился Шин.

Отец, получивший от администрации позволение на супружеские отношения с его матерью пять раз в году, игнорировал его. Свою мать он не воспринимал как мать. Она была для него женщиной, с которой он конкурировал в отношении еды, которой всегда не хватало. Шин съедал приготовленное ею не для него одного, она его избивала, но его не останавливали побои, и он повторял совершенное.

В лагере смертной казнью карались и другие нарушения режима, с людьми администрация особо не церемонилась. И Шин рос в таких условиях, в которых считались нормой избиение до смерти и доносительство.

Однажды он донес на свою мать, потому как ему показалось, что мать готовит его брата к побегу. В случае побега одного человека, наказание падало и на его родственников. И потому Шин досадовал, что в случае побега брата, ему, то есть Шину, придется страдать.

Вследствие донесения Шина его мать была повешена, а брат – расстрелян. Казни в лагере были публичными, и Шин видел, как убивают его мать и брата. Он не пожалел мать даже в момент казни, он считал, что она и брат получили по заслугам. В своем интервью Шин рассказывал, что у него не было в момент казни никаких эмоций, потому что он не знал, что человек должен испытывать какие-то эмоции, когда убивают его мать (некоторые мысли приводятся не по книге, а по документальному фильму, в котором приводится интервью Шина[7]).

Для него не имели никакого смысла такие слова как «любовь», «жалость», «семья». Он никогда не слышал о Боге и не знал, что существует литература (он видел в лагере только одну книгу – учебник по грамматике корейского языка). У него было надежды, которую можно было бы бояться потерять, страдания свои он не ощущал как безысходность. Не чувствовал себя униженным, когда слизывал с пола похлебку, не чувствовал угрызений совести, когда предавал товарища, чтобы получить еды. Он говорил, что у него была одна мысль: выжить. И чтобы выжить он доносил на всех, знакомых и незнакомых. Он не чувствовал, что его, поместив в лагерь, вырвали из нормальной жизни, он родился в лагере и считал его своим домом.

В лагере Шин приучился к определенной бесчувственности. По признанию Шина, в лагере из него сделали хищника, который не чувствует угрызений совести. Он «почти ничего не чувствовал», когда учитель на его глазах забил насмерть его одноклассницу, найдя у нее в кармане пять кукурузных зернышек.

Дети включались по приказу учителя в избиение других детей, право избивать других детей давалось как поощрение за доносительство. Вообще, заключенные относились друг к другу с предельной жестокостью.

Дети составляли на самих себя самокритические списки (есть здоровая форма самокритики, когда человек думает, что он сделал не так, но думает с целью улучшить свое поведения; в случае же с трудовым лагерем цель самокритики состояла скорее в поддержании униженного состояния детей). Утро начиналось с разбора недостатков, но уже критиковали учеников уже учителя.

Как было уже отмечено, он не знал ни сострадания, ни печали. Его и других воспитывали с рождения таким образом, чтобы они не были способны на человеческие эмоции.

Первая брешь в броне Шина была пробита заключенным, которого он звал Дядюшкой. Дядюшка выходил (то есть – ухаживал) Шина после пыток, которые Шин перенес в результате доносительства на мать и на брата. Дело в том, что, когда он донес сотруднику администрации на мать и на брата, сотрудник (возможно, присвоил себе раскрытие готовящегося побега) не сообщил охране, что донес именно Шин. И Шин, как родственник готовивших побег людей, подлежал полагающейся в таких случаях экзекуции. Его подвешивали над углями, поджаривая. Пытки прекратились лишь после того, как он объявил дознавателем, что донес был совершен именно им.

Выхаживая Шина после перенесенных пыток, Дядюшка делился с Шином едой. Доброта Дядюшки ставали Шина в тупик (он не понимал, как можно делиться едой с кем-либо), в результате их общения, мировоззрение Шина начало медленно меняться.

Охрана требовала от Шина сообщать, что именно он слышал от Дядюшки. Шин принял решение говорить правду и охранником и Дядюшке. Дядюшку он поставил в известность, что на него охрана требовала доносить. Когда пришло время прощаться, Дядюшка обнял Шина, никогда до этого момента не чувствовавшего доверия и любви к другому человеку.

Вторым человеком, оказавшим значимое влияние на Шина был Пак, с которым вместе Шин и решился совершить побег. Пак ранее занимал значимый пост в партийной структуре, он был направлен в трудовой лагерь за критику руководства. Администрация была заинтересована в информации о том, что Пак говорил, находясь в лагере. С целью доносительства к нему был приставлен Шин.

Рядом с Паком Шин стал потихоньку оттаивать в том смысле, что его замкнутая система мышления начала постепенно расширяться. Пак рассказывал ему о разных странах, в которых был, пел с Шином песню о дружбе. Но главное, что поразило Шина, Пак рассказывал о еде, о том, какие блюда бывают в разных странах мира. На Шина, постоянное голодного, и имевшего представления лишь о рисе, кукурузе и капусте, слова о изысканных блюдах производили стимулирующее действие. Вследствие этих рассказов он принял первое сознательное решение: он понял, что он будет закладывать Пака.

Заложив Пака, Шин мог получить от администрации какие-то поблажки, но тогда он лишился бы рассказов Пака, без которых, как Шин считал, он сошел бы с ума. Решив не закладывать Пака, Шин поступил вопреки опыту всей прошлой жизни. С этого его самостоятельного решения началось переосмысление его жизни.

Он узнал о том, что было за пределами лагеря, и даже более – за пределами своей страны. Рассказы о блюдах возбудили в нем желание выбраться из лагеря, и вместе с Паком он решился на побег. «В итоге, – рассказывал Шин, – идея побега начала созревать во мне. Я захотел проверить, действительно ли существует мир, о котором он говорил. Я хотел увидеть его собственными глазами, если он существует. Я воображал какие-то великие вещи и впервые в жизни я захотел выбраться из лагеря».

Во время побега Пак зацепился за колючую проволоку, бывшую под высоким электрическим напряжением, и погиб от удара тока. Проволока провисла под телом Пака, и по его телу в образовавшийся проход выполз из лагеря Шин.

После побега он некоторое время жил в Южной Корее, потом перебрался в США. Он стал учиться человеческим чувствам, научился плакать и стал чувствовать, что становится живым человеком. Но, освободившись физически, как уже было отмечено, он по его собственному признанию, психологически все еще оставался в тюрьме.

После побега его беспокоили ночные кошмары. Он снова видел казнь матери, а также – висящее на колючей проволоке тело Пака. Он представлял, какие пытки после его побега пришлось вынести его отцу. Его парализовало чувство вины. Он не мог примирить свою жизнь на свободе «со страшными образами лагеря 14, без конца крутившимися у него в сознании».

Ему трудно было адаптироваться к жизни вне лагеря. В США он начал ходить каждое утро в Церковь [трудно понять, о какой деноминации идет речь], но он так и не смог разобраться в концепции любящего и всепрощающего Бога [опыт его жизни формировался при условиях, когда никто никогда никого ни за что не прощал]. Задавать какие-либо вопросы он не желал, так как «в лагере учителя наказывали детей за любой ненужный вопрос» [то есть речь идет о том, что им управляли модели поведения, сформированные в лагере; о преодолении такого рода моделей рассказывается в части 4.2 данной статьи, в этой части упоминаются и некоторые идеи книги «Побег из лагеря смерти»].

Даже, читая книги и встречая незнакомое слово, он не пользовался словарем, чтобы посмотреть его значение. Он выбрасывал из своего сознания все, что не мог понять с первого раза. Поездки «не возбуждали в нем почти никакого удивления и волнения». Шин понимал, что специфика его поведения мешает адаптации к новым условиям жизни, но он не мог заставить себя измениться.

Знакомясь с людьми, живущими по-иному, чем жили заключенные в лагере, Шин, с одной стороны, начинал оттаивать. Но, с другой стороны, «собственными глазами увидев, что такое семья, состоящая из любящих друг друга людей, он просто не мог примириться с памятью о том, кем он был для своих родителей». Даже в момент казни он, как было отмечено, не пожалел свою мать, но теперь чувство ярости сменилось на чувства вины и ненависти к самому себе.

Некоторое время он поддерживал знакомство с девушкой, о которой говорил, что она приносила ему счастье, что он любил ее всем сердцем, и эта любовь помогала ему жить. Но эти отношения не выдержали испытания временем. Через некоторое время Шин объявил о расставании с девушкой.

Страшно слушать о том, как Шин интерпретировал свое состояние, уже будучи на свободе. Он говорил, что все еще оставался в лагеря, он думал, что не смог убежать из лагеря навсегда. [Более того], он хотел бы вернуться в лагерь для заключенных, в свой дом [!]. «Я бы хотел жить в доме, где я был рожден. Я бы хотел жить на плоды своих собственных трудов. Даже, если я буду есть только кукурузу. Если граница с Северной Кореей когда-нибудь откроется, я хочу быть первым, кто поедет туда. Я бы хотел жить в лагере, где я родился»

Он сравнивал жизнь в лагере с жизнью в Южной Корее, где люди живут в условиях высокой конкуренции, культа денег и успеха. Недостаток в деньгах заставляет страдать, если жить в Южной Корее. Денежный вопрос истощал Шина и делал его жизнь в Южной Корее сложной. «В Южной Корее люди совершают самоубийство и умирают. Выглядит так, что люди здесь как будто бы ничего не хотят. У них есть еда, одежда. Но здесь больше людей, которые кончают жизнь самоубийством, чем в лагере». В лагере же Шин редко видел, чтобы кто-то совершал самоубийство [здесь необходим комментарий: если заключенный совершал самоубийство, то наказанию подвергались его родственники, что удерживало кого-то от реализации суицидальных намерений; «по сведениям сеульской Коллегии адвокатов, Департамент безопасности Северной Кореи сразу предупреждает узников, что за их самоубийство оставшиеся в живых родственники будут наказаны увеличением сроков заключения»].

Жизнь полную забот он сравнивал с тем временем, когда находился в трудовом лагере. Он скучал по тому состоянию отсутствию забот и каких-то беспокойств, которое переживал в лагере, он скучал по состоянию, которое он назвал «невинностью». «В лагере, – и таково его страшное признание, – где я жил у меня было чистое сердце. Я был действительно наивен. Мне не нужно было ни о чем думать. Я не должен был думать о силе денег. О том, как решить проблему с деньгами. … Хотя, конечно, я не скучаю по всему, что было в лагере. Я скучаю по чистоте моего сердца. Я не знаю, как еще это сказать. Я скучаю по своему невинному сердцу».

Понятно, что речь идет не о той чистоте сердца, исходя из которой люди обретают блаженство и непостижимым образом начинают зреть Бога (Мф. 5,8). Речь идет о состоянии, при котором человек не колебался при виде того, как убивают его мать и брата.

Проснувшаяся совесть дает о себе знать, человек мучается, но что делать – не знает. Он раз за разом прокручивает в памяти поразившие его воображения эпизоды, раз за разом вспоминает, что именно он послужил причиной смерти других людей. Следом рождается мысль, что, если бы не донес, убили бы его самого, так куда, мол, было деваться?

С помощью некоторых психологических людей, оказавшихся в подобном положении, пытаются вывести из мучительного состояния. Им транслируют идею (к примеру): Ты не виноват, ты родился в лагере, был жертвой режима.

На первый взгляд такая концепция кажется заманчивой, но в чистом виде она не работает. На данный момент, в виду того, что в первую очередь обсуждается тема родителей (родительской депривации), нет возможности подробно остановиться на разборе концепции «ты ни в чем не виноват». Эта концепция, впрочем, как и сама история Шина разбирались в беседах.

Цикл бесед «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты», беседа 11e. ПТРС-РОСТ (Имитация исцеления в сектах. «Ты ни в чем не виноват». Имитация психологической помощи).
Цикл бесед «Сектантское не только в сектах», беседа 9.2 Дети-воины в Африке. Помогут ли слова: «Ты ни в чем не виноват». Выход – личное.
Цикл бесед «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», пункт 29.4 «Социальные отношения как фактор выживания. Посттравматическое расстройство. Книга “Побег из лагеря смерти”».

Здесь важно кратко отметить несколько моментов. Да, не стоит «заклевывать» человека ошибками его прошлого. Но тем не менее, проигнорировать эти ошибки (мол, «ты ни в чем не виноват») – человеколюбиво ли? Почему-то светские авторы в упор не видят третьего варианта.

Третий вариант: Да, ты оступился. Но есть выход, ты можешь изменить свою жизнь, и мы тебе в этом поможем.

В отношении Шина была спрошена женщина-психиатр, консультировавшая упомянутого выше юношу, занимавшегося танцами. Он сказала, что Шину можно было бы задать такой вопрос: Если бы тебе снова пришлось бы решать, донести на мать или не донести, как бы ты поступил?

А что делать, если бы Шин начал говорить, что не донеси он на мать, его был расстреляли? Тогда ему можно бы сказать: Сейчас ты в безопасности, и на твоей выбор не влияет фактор расстрела. Как бы ты поступил?

Из книги «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни» выдержка с размышлениями митрополита Антония (Блум):
Когда человек был молод, некоторые поступки он совершал в силу своей неопытности. Когда же человек достигает зрелости и приобретает опыт, Господь ставит его «перед лицом всех тех греховных ошибок, дурных поступков, ложных пожеланий», которые были в его жизни. Господь, воскрешая прошлое человека, возвращает его к одному вопросу: как бы он поступил в той ситуации, о которой вспоминает, если бы со своим нынешним опытом он оказался в прошлом?
И если человек говорит себе, что никогда бы он не поступил так, как поступил, это означает, что он в каком-то отношении освобождается от своего прошлого. Ведь уже умер тот, кем был этот человек в молодости. Теперь живет уже другая личность. И, если для нее поступки прошлого стали «абсолютной невозможностью», воспоминания о них не будут возвращаться ни во сне, ни наяву.

Второй «момент» состоит в понятии епитимьи. Смысл епитимьи не в наказании, а в исправлении. В православном катехизисе святителя Филарета сказано, что епитимья – это «особое средство для очищения и умиротворения совести покаявшегося грешника»[8]. Бывает, что тот или иной поступок словно оставляет шрам на душе. Чтобы этот шрам сошел, человек реализует деятельность, противоположную поступку. Шину можно было бы предложить, например, год поработать волонтером в доме для престарелых.

Да, ты сожалеешь, что тогда послужил причиной смерти мамы. Теперь ты понимаешь, что сын может чувствовать по отношению к маме не только ненависть. Но у тебя нет возможности реализовать свои новые понимания в отношении мамы, нет возможности сделать что-то доброе для мамы. Сделай в отношении других то добро, которое ты бы хотел сделать в отношении мамы, а за маму – молись.

Если бы Шин год проработал бы волонтером в доме для престарелых, он научился бы состраданию, его душа через любовь к людям стала бы высветляться. Ведь опыт благотворного воздействия на душу отношений, отчасти, был уже им воспринят (отношения с Дядюшкой, Паком). Меняясь, через деятельное внимание, проявляемое по отношению к ближним, Шин приобрел бы массу навыков, которые помоги бы найти ему ориентацию в жизни.

И, главное, – если бы он начал с глубокой исповеди, произошла бы «перемена ума» – именно так с греческого языка переводится слово «покаяние». В исповеди действует то, что не укладывается ни в этот текст, ни в психологические трактаты. Божественная благодать, как сказано, в одной молитве, врачует немощное и наполняет оскудевшее.

Божественный огонь, ниспав в сердце, как писал святитель Игнатий (Брянчанинов), «примиряет человека со всеми людьми и со всеми обстоятельствами»[9]. Когда сердца касается благодатное переживание, человеку может стать понятно то, чего ранее он не мог понять (и вследствие непонимания – сходил с ума, «ходя по кругу» мучительного противоречия, которое никак не мог разрешить). Человеку вдруг может стать понятно, что ему делать и куда ему идти.

О том, как вследствие воздействия благодатного переживания на человека, неразрешимые вопросы могут обрести решение или сняться, см. в ответе «Самоубийство. Опустошение и желание покончить с собой».
См. главу «Познать свое призвание и следовать ему» из первой части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».
См. часть третью статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».
См. часть 4.1 статьи «О вере». Отдельное название части 4.1 «Познание Истины и состояние ума».

Если бы Шин пошел бы таким путем, то есть путем, по выражению женщины-психиатра, симуляции нормативной личности, то он постепенно начал бы выбрался из болота на твердую почту. Сама по себе общественная деятельность, которой он занимался не меняла его, а значит, если не менялся он, то не менялась и призма, сквозь призму которой он смотрел на прошлое.

Собственное отношение к происходящему (а не то, которое навязывается обидой и болью)

О том, как вследствие изменения поведения и образа мыслей человек может найти пути решения ранее не решаемого вопроса, рассказывалось на примере Вани в упомянутой выше книге Алексея Зотова «Сына алкаша». Возвращаясь к истории Вани, можно отметить, что комментарии к истории Вани приводятся в четвертой части статьи «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического бума и распада общества», в главе «Что стоит за мифом о блатной романтике?». История Вани рассматривается в контексте образов, одним из которых является рассказчик из произведения Жана Жане «Дневник вора». Однажды рассказчику показалось, что он в лице одной старушки встретил свою мать. Позже, обдумывая, что он мог бы сделать, если бы то действительно была его мать, он пришел к мысли о бесславной гнусном деянии. «Я, – писал он, – плевал бы на ее волосы и блевал бы в ее руки».

Какая из двух позиций несет в себе больше жизненной силы? Ответом на этот вопрос могут послужить несколько историй.

Первая рассказана Александром Гезаловым в его автобиографической книге «Соленое детство». Будучи воспитанником детского дома и пережив жестокие (иногда – до края) времена, он тем не менее, не «спился», не сгинул, не ушел в преступность, хотя и трудно ему было, но он карабкался. О том, с чем может быть связано присутствие в его душе такой несгибаемой силы, каждый может узнать самостоятельно.

Здесь важно отметить, применительно к разбираемой теме, то, как отнесся Александра к маме. Покидая детский дом, среди отпускных документов, он встретил записку, в которой было выведено коряво: «Отказываюсь от сына, потому что не могу…» «Наверное, я тогда, – рассказывал Александр, – пожалел мать…». Способность именно так, а не в русле персонажа из «Дневника вора» так отнестись к матери, не была случайностью в структуре внутренней жизни Александра. С самого детства в нем росла, крепла стойкая жизнеспособная доминанта, присутствие которой (важно также отметить, что Александр был верующим человеком; в его характере были и иные достойные упоминания черты), помогла ему выжить.

Один их признаков, обнаруживающих присутствие этой бодрой доминанты, является, если сказать по-современному, «этическая составляющая». Человек с «сохранной этикой» чувствует грань, за которую не стоит переступать. Если же кто-то не чувствует грань в этических вопросах, то есть риск, что точно также он не почувствует грань в критично-важной жизненной ситуаций. Или даже можно сказать по-другому: он, в принципе, рискует перестать замечать важные грани, за которые не стоит заступать. Приближение к которым необходимо принять во внимание, чтобы найти ориентацию в жизни, сохранить значимые отношения, выжить.

О том, что человек, хранящий совесть, становится способным вчувствоваться и сложную социальную ситуацию см., к примеру, в тексте «ПРИЗВАНИЕ (Ч.3). Работа не радует. Занимаюсь не своим делом. Таланты не раскрываются».

В этом же ключе можно осмыслить жития преподобного Феодосия Печерского и святого блаженного Феофила Киевского. Первый пережил притеснения и побои от матери, второй бы матерью гоним, она не раз покушалась на его жизнь. Тем не менее, пережитое в детстве, не сломало их, не стало препятствием на пути их духовного совершенствования.

При определенном отношении к пережитым трудностям, человек включает их в качестве урока и свой жизненный круг. Отчасти потому (есть и иные причины) и не развивается то, что исследователи назвали ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство личности. По данному вопросу, во внимание можно принять заметку, составленную одной женщиной в отношении своего прадедушки: «Мой прадед, – рассказывает она, – опыт жизни, ссылки и раскулачивания благодарил, так как он увидел жизнь. Он знал только крестьянский труд, а когда его сослали, много охотился, рыбачил, снова построил дом, сложил печь, к нему приходили греться у печи коренные тунгусы. Он сказал Спасибо Советской власти, что все его дети получили высшее образование (кроме моей бабушки, она в ссылку не поехала, так как была замужем). То есть ПТСР он пережил и включил его в опыт, и не передал нам ненависть к большевикам, спасибо ему. Правда, он был внук священника или правнук, не знаю точно, может и сын, но это уже маловероятно, но его предки точно были священники, эта информация есть в церковных книгах. Может, дело в христианском смирении его».

Смирение ошибочно некоторыми людьми принимается за пассивность. Но корень в слове «смирение» – «мир». Мир души не сможет иметь человек пассивный. Смирение – способность (помимо прочего) – не фиксироваться умом на негативных аспектах жизни, способность не давать черным мыслям хода, способность не заматываться умом в их орбиту. Смиренный смотрит на вещи, исходя из существа вопроса, способен не поддаться очарованию субъективной точки зрения (в данном случае, – способность не поддаться желанию обидеться, возненавидеть).

Если человек способен таким образом включить события прошлого в свой опыт, то он не становится жертвой ПТСР. Так одна девушка приняла совет отказаться от ненависти к матери, которая не уделяла ей внимания, заботы от которой она не видела. Один человек сказал девушке, что та, пережив боль и холод, сможет понять и других. Вследствие того, что жизнь сложилась так, а не иначе, она не стала самовлюбленной, зацикленной на себе барышней. «Радуйся», – так сказал этот человек девушке. Она приняла слово: «радуйся». Со временем у нее появились друзья, она вышла из кокона одиночества и обид, была повышена по работе. В общем, дела ее пошли, что называется, в гору

О ней – в главе «Девушка одна и девушка другая» из статьи «Детям – жизнь от родителей или родителям – жизнь от детей?».

История девушки – пример выбора собственного отношения к происходящему. По мнению Нассима Талеба, «любой выбор, который позволяет вам приобрести больше, чем потерять, – есть вектор антихрупкости». На языке Нассима Талеба, антихрупкость – свойстве системы, при котором встречные стрессоры не ломают систему, а развивают, совершенствуют. Антихрупкость – состояние огня, который раздувается ветром[10].

Выбор собственного отношения к происходящему – один из ключевых векторов выживания людей в экстремальных условиях. В частности, – в условиях концентрационных лагерей. Но так как расширять тему до бесконечности невозможно, здесь тема психологического выживания сужается до размеров «родительского вопроса».

Цикл бесед «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», часть 3, беседа 6a. Тема зомби. Чтобы не стать зомби – личное отношение к поступкам и происходящему, деятельность не навязанная со вне.
Цикл бесед «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», часть 4, беседа 1.1 ПОСТМОДЕРНИЗМ И ПРЕСТУПНОСТЬ (ПМиПР). Выжить – собственное отношение к происходящему. Фильм «Пророк».
Цикл бесед «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты», беседа 20f. Не только влияние родителей. Перестроить опыт, выбирать отношение к происходящему.

О выборе отношения к происходящему поведал как-то один профессор своим студентам. Те приехали из России и причитали, что, если бы, дескать, у них были соответствующие деньги и возможности, то они бы… И вот профессор начал свой рассказ.

Его отец, перебивавшийся случайными заработками, исчез, как только узнал, что его мать стала беременной. Его матерью была девушка-мулатка, предпочитающая «ночной образ жизни». Она отказалась от сына прямо на родильном столе. Крохе «фатально не везло». Так как он был слабым и болезненным, его не усыновили в детстве. За Домом малютки последовал детский дом, в котором пребывали дети разных национальностей и этносов. Дети дрались, плевались, щипались. Не везло и с учителями, они часто менялись. Да, и не по всем предметам учителя в детском доме имелись, а потому со школой у мальчика «не задалось». «Ну, просто – тотальное невезение!…»

И, чуть выждав паузу, профессор начал рассказывать другую историю, тоже – свою. «Я по жизни вообще, – начал он, – очень везучий человек!» Везение началось с того момента, когда папа исчез из его жизни. Видимо, папа понял, что не сможет дать малышу того, что поможет ему выжить. Кто знает, как бы прошло детство, окажись папа рядом с малышом. Возможно, папа понял, что сын не станет сильным рядом с ним.

А между тем, малышу продолжало везти. Ведь если бы мама забрала его из роддома, то он не уверен, что остался бы в живых. А так у него, слабого и недоношенного, появился шанс на жизнь. Ему даже не хочется представлять, как бы он жил и как бы прошло его детство, если бы мать не отказалась от него.

Дальше – больше! Ему повезло, что его не усыновили во младенчестве. Иначе, он, слабый и болезненный, был бы помещен в тепличные условия. Но помогла бы ему жизнь в таких условиях стать сильным? А так, жизнь в детском доме научила его стойкости.

«Ну, а со школой, с говорил он, – это вообще – отдельная песня! Учителей не хватало и несколько предметов, бывало, вел один человек. В старших классах мы как-то сдружились с учителем биологии, который был для нас “ходячей энциклопедией”, – так восторженно он был увлечен своим предметом. И (вот везение!) он же преподавал у нас еще и математику, что позволяло нам встречаться на уроках каждый день! Мы много общались. Конечно у меня были только отличные оценки по его предметам. И когда встал вопрос выбора колледжа – я не раздумывая, пошел туда, где нужна была математика и биология».

Потом – университет, научная работа. Семья, дети, внуки, правнуки. Профессор рад тому, что родился под счастливой звездой.

«Вот вам две истории, два взгляда на одну и ту же жизнь, – сказал он, вставая с парты и поднимая перед собой две открытые ладони, как чаши весов, – Вам какая больше по душе?»[11]. 

[1] Документальный фильм «Наваждение» (2015).

[2] Разлуки не будет. Как пережить смерть и стра­дания близких / Фредерика де Грааф ; предисл.: Братусь Б.С. М.: Никея, 2016.

[3] Гавриил (Бунге), схиархим. Гнев. Злоба. Раздражение: Учение Евагрия Понтийского о гневе и кротости / Пер. с нем. свящ. Владимира Зелинского. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2014.

[4] Анатолий Некрасов. «Путы материнской любви».

[5] См. статью протоиерея Владимира Воробьева «Православное учение и браке».

[6] В. Москаленко. «Зависимость. Семейная болезнь».

[7] Далио, Рэй. Принципы. Жизнь и работа / Рэй Далио; пер. с англ. Ю. Константиновой. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2018.

[8] Из книги Эдит Евы Эгер «Выбор: о свободе и внутренней силе человека».

[9] «Преследователю жертва тоже казалась гораздо более опасной, чем была в действительности. Стремясь избавиться от внутреннего конфликта, эсэсовцы наделяли заключенных своими собственными отрицательными качествами, создавая стереотип, например, еврея. Антисемит боится ведь не какого-то конкретного еврея, а стереотипа, в котором как бы сконцентрировано все нехорошее, что видит в себе человек. Качества, вменявшиеся в вину евреям, были именно теми качествами, наличие которых у себя СС старалась отрицать. Но вместо того, чтобы преодолевать свои недостатки, СС боролась с ними, преследуя евреев.

Чем сильнее заявляли о себе отрицательные наклонности, тем яростнее было преследование. Антисемитам приходилось смотреть на евреев как на очень опасных людей, и, следовательно, они действовали точно так же, как заключенные, создающие искаженный образ СС» [из книги Бруно Беттельхeйма «Просвещенное сердце. Исследование психологических последствий существования в экстремальных условиях страха и террора»].

[10] Из книги Нассима Талеба «Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса».

[11] Ирина Рыжкова. Фитнес для мозга.