Прокопий (Пащенко), иером. ПОБЕДА – не только на войне, но и – над войной внутри себя. (Некоторые физиологические аспекты ПТСР и Боевой Психической Травмы в контексте смысловой вертикали, позволяющей преодолеть их)

Данная статья является звеном в цепи материалов о преодолении ПТСР и тревоги, рождающейся вследствие участия в боевых действиях (или вследствие контакта с информацией о них). В статье рассматриваются некоторые физиологические аспекты ПТСР и показывается, что наличие смысловой вертикали позволяет человеку сформировать иммунитет в отношении разрушительного воздействия ПТСР на психику. При наличии смысловой вертикали физиологические процессы, потенциально способные привести к поражению психики, не развиваются в своем разрушительном аспекте. Если же какие-то неблагоприятные процессы уже запущены, то наличие смысловой вертикали позволяет обрести равновесие.

Данная статья органично связана с другими текстами по темам преодоления ПТСР и Боевой Психической травмы.

– Преодоление боевой травмы и выход из посттравматического стрессового расстройства: теория, практика, подходы
– «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты»
Часть 2.2 Ядро травматического опыта и реальные примеры его преодоления. Иммунитет
Часть 4.3 Посттравматический рост. Примеры преодоления моделей поведения, сформированных под воздействием травматического опыта. Трудное детство и прощение родителей

Некоторые аспекты физиологии стресса

Все, что происходит с нами с самого рождения, оставляет следы, которые влияют на наше развитие и взаимоотношения с окружающими. Например, дитя зовет маму, а мамы нет, – дитя не может кричать «вечно». Наступает момент, когда ребенок перестает кричать: реакция, не получившая подкрепления, затухает, и он привыкает жить без мамы или без другого близкого человека, с которым можно было бы разделить радости и беды своей жизни. Ребенок не может плакать вечно, иначе он «умрет» от непереносимых переживаний. Постепенно «кровоточащая рана» затягивается, но остается память о происшедшем, которая влияет на дальнейшее психическое развитие и построение взаимоотношений с миром.

На уровне физиологии данную идею можно объяснить при обращении к учению Ганса Селье[1]. Он исследовал адаптационный синдром, возникающий как реакция на стресс. Построив общую схему развития стрессовой реакции, Селье изучил и описал одно из звеньев этой реакции, касающееся взаимодействия гипофиза с корой надпочечников. В качестве важнейшего из симптомов стресса Селье выделил процесс увеличения коркового слоя надпочечников. При этом он показал, что, реагируя на стресс, организм повышает свой мобилизационный потенциал за счет происходящих в нем биохимических процессов.

Но если реакция на стресс будет сильной и продолжительной, то она может перейти в болезнь. И болезнь станет той ценой, которую организм платит за борьбу с факторами, вызывающими стресс. То есть в том случае, «когда реакция превышает свою биологическую полезную меру, – как пишет популяризатор учения Ганса Селье профессор А.Д. Павлов, – она и выступает в своем патогенетическом значении». То есть реакция на системный стресс «не может длиться неопределенно долго и перерастает в фазу истощения»[2].

На уровне житейском эту идею можно – отчасти и с осторожностью – сопоставить с историей ребенка, который как бы перестает нуждаться в маме. Он отчаянно ищет ее, ждет, например, в доме малютки. Но, если надежда увидеть маму умирает, то на душе ребенка словно образуется мозоль. Впоследствии, если кто-то из взрослых обнимет такого ребенка, тот, возможно, не сможет понять, что означают эти объятья. И даже более того – он в них может увидеть угрозу, сигнал к тревоге (в особенности если речь идет о подростке, который подвергался избиениям, пережил опыт насилия). Поэтому иногда потенциальным приемным родителям и опекунам при знакомстве с подростком рекомендуют воздерживаться от тактильного контакта: объятий, похлопываний по плечу, сжатия его рук в своих руках. Эти и подобные жесты подросток с «мозолью на душе» может интерпретировать, исходя из своего опыта, а вовсе не из того значения, которое приписывается данным жестам в доминирующей культуре региона его проживания. Такие дети могут не понять смысл подарка как дара любви, подарок может восприниматься ими как сам по себе факт приобретения материальной вещи (получил вещь, и на этом – всё).

Охватывая человека, стресс, конечно, не ограничивается только корой надпочечников. Происходят сдвиги в деятельности центральной нервной системы, запечатлеваются поведенческие паттерны – схемы поведения, относящиеся к уровню социальных взаимодействий. Возникает вопрос: можно ли помочь ребенку, подростку справиться с последствиями перенесенного стресса? Безусловно, вопрос непростой и требующий отдельного разговора о поиске подходов к преодолению или сглаживанию последствий перенесенного стресса. Однако целью любого из таких подходов должно стать возвращение ребенку, подростку психоэмоционального благополучия. Ребенка, подростка нужно обучать способам преодоления стресса, взращивать в нем силы для такого преодоления, помогать ему переосмыслить свой жизненный опыт с тем, чтобы перестать быть заложником своих физиологических реакций.

Система внутренних условий и ее роль в преодолении стресса

Любой сигнал, воздействие, исходящие из внешней среды, человек принимает, пропуская их через систему внутренних условий (опыт, мировоззрение, ценности, навыки и умения, выработанные в результате следования этим ценностям).

О том, как может складываться положительный процесс формирования внутренних условий, предотвращающих, к примеру, риск сползания подростков к самоубийству, см. в статье «О детских суицидах, вообще, и о суицидальных группах «Синие киты», в частности».

Значимость того или иного внешнего воздействия для человека в определенный момент его жизни и определяется этими внутренними условиями. Если внутренние условия меняются (в смысле обогащения личности, формирования того, что мы называем «культурным человеком»), то агрессивный посыл среды может перестать воздействовать на человека травмирующе.

Этот вопрос подробнее рассматривался в части 2.1 текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты». Часть 2.1 «Травматический опыт как некогда пережитая, воспроизводимая, изменяемая и преодолеваемая доминанта».

Внутренние условия, преломляющие внешнее воздействие среды, могут быть сопоставлены с тем, что академик И.П. Павлов назвал второй сигнальной системой [силой разума]. Деятельность второй сигнальной системы, ее зрелость будут определять то, насколько успешно человек может противостоять стрессу.

Идеи академика И.П. Павлова были осмыслены российским психологом А.В. Брушлинским, который в свое время был директором НИИ психологии Российской Академии Наук. А.В. Брушлинский, вслед за советским психологом С.Л. Рубинштейном, считал, что вследствие многообразной активности субъекта образуется целостная система внутренних условий, «через которые только и действуют на него [субъект] любые внешние причины, влияния и т.д.». [Под субъектом в данном случае подразумевается человек, находящийся на высших этажах творческой активности. И эта творческая активность понимается не в смысле художественного творчества, а в том смысле, что человек способен подойти к жизненной задаче не с позиции жесткого, внедренного в психику алгоритма, а – творчески. То есть человек оказывается способным принять осмысленное решение в какой-то ситуации, учитывая при этом свое стремление сохранить связь с собственными ценностями].

Благодаря наличию этих внутренних условий реализуется связь между человеком и миром. Вместе с тем, – «создается как бы психологическая само­защита от неприемлемых для данного субъекта внешних воз­действий»[3].

[Примером из сегодняшней действительности может служить получение летчиком рискованного задания, когда принятая информация проходит сквозь систему внутренних условий, касающихся, прежде всего, личности этого человека. К этим условиям относятся: любовь к своей профессии, понимание значимости исполнения долга, ответственности и др. Наглядно психологическая устойчивость боевого летчика, обладающего такими внутренними условиями показана в замечательном российском фильме «Небо» (2021) об участии Вооруженных сил Российской Федерации в боевых действиях против бандформирований в Сирии.

Важно подчеркнуть, что к этим внутренним условиям относится и личный опыт духовной жизни человека. Имеется в виду тот опыт, который предполагает не одно «вычитывание» молитв по книжке (хотя на начальных этапах духовной жизни, чтобы «мотор» заработал, нужно иногда и «механически крутить ручку»), а осмысленное стремление реализовывать Евангельские заповеди в собственной жизни. При таком подходе у человека формируется более крепкий иммунитет по отношению к травматическому опыту, чем у того, кто всего этого лишен[4]].

Подробнее мысли Брушлинского, рассмотренные сквозь призму христианского опыта, приводятся в части 4.2 текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты», в главе «Призма и изменение внешнего импульса. Вертикаль и горизонталь. Культурное возрастание человека. Решение вопросов на стыке категорий».

В частности, Брушлинский также отмечал, что вторая сигнальная система, описанная академиком Павловым, по своей сути, «не является сигнальной». Семантика мышления и речь выходят за пределы сигнальных связей, эти связи используются данной системой, но она к ним не сводится. Например, когда один человек изучает выражение лица другого, ему мало могут помочь одни лишь сигнальные признаки, то есть те, которые прямо связаны со строго определенным значением (можно вспомнить, сколько мнений было высказано специалистами о том, что именно выражает лицо Джоконды на картине Леонардо да Винчи). Сам И.П. Павлов к концу своей жизни в 1935 г. признал, что наиболее сложные типы поведения и деятельности уже «нельзя назвать» условными рефлексами.

Действие второй сигнальной системы можно проследить на примере получения удара. Если на улице ударили человека, который беспечно шел по своим делам, возможно, тот будет шокирован. Также возможно, что после такого случая он начнет бояться выходить на улицу, у него разовьется фобия, вероятно, со временем ему даже поставят диагноз – ПТСР. Но если удар был получен на тренировке или во время соревнования бойцом, который стремится к развитию своих бойцовских навыков, то грамотная атака противника может вызвать даже восхищение и – более того – желание усиленно тренироваться, чтобы в следующий раз быть способным подобную атаку отразить. Получается, что в последнем случае ситуация, потенциально несущая в себе риск психологической травмы, становится стимулом к развитию.

Как известно, деятельность второй сигнальной системы способна блокировать выработку условного рефлекса. Например, человека 10 раз ударили под звук зуммера, и каждый раз человек сжимался. Впоследствии человек с уже сформированным рефлексом продолжит сжиматься при звуке зуммера, даже если его при этом не будут бить. Но когда активность сознания не подавлена и мотивация к сопротивлению, подкрепляемая системой ценностей, актуализирована, человек может и не сжаться. И даже более того – контролируя своей страх, он может сделать вид, что сжимается, выманивая мучителя поближе к себе. И – нанести ответный удар.

«Когда исчезает страх»: как меняется реакция на стресс при трансформации системы внутренних условий

Как может выглядеть процесс видоизменения контура восприятия действительности, можно увидеть на примере двух героев романа Петра Капицы «Когда исчезает страх». Романы, написанные в советскую эпоху, проходили жесткую цензуру. О Боге во время господствующей в стране идеологии атеизма (то есть атеизм поддерживался официально) писать в книгах было не принято. Складывается такое впечатление, что в печатные издания также специально включали какие-нибудь фразы, связанные с отрицанием Бога. Так, к примеру, в этой книге мать Кирилла, о котором пойдет речь, представлена как женщина верующая. Но верующая – довольно странным образом.

Когда мальчишки били Кирилла и мать находила его, «исцарапанного и изодранного», она запирала его в чулан и звала стрелочника Никиту для воспитательного процесса. Воспитательный процесс заключался в том, что стрелочник бил Кирилла тонким ремешком, а если Кирилл пытался убежать, бил сильнее. Когда Кирилл визжал от боли, мать обхватывала его голову и закрывала ему рот, приговаривая, что дядя Никита из него человека сделает. Прикладывая тряпки к его иссеченному телу, она советовала впредь быть храбрей и ложиться самому под удары. «Забитого и бессловесного мальчишку» терроризировали еще и в школе.

Однажды, узнав, что никому не позволяется тиранить и бить другого, он сказал, что не ляжет на скамейку, что бить его – не имеют права. На что мать ответила, что дядя Никита ему – вместо отца. «И злобу не копи, Бог накажет». В ответ Кирилл воскликнул, что Никита ему не отец и Бога – нет!

Понятно, что ситуация с религиозностью матери показана гротескно, что было характерно для советских лет (в этом смысле можно вспомнить и фильм о советской милиции «Рожденная революцией», где священник показан неким кровопийцей, тайным членом деревенского мафиозного клана). Но если эту особенность опустить, то, в целом, в книге можно найти много интересных зарисовок на рассматриваемую нами тему.

Со временем «забитый и бессловесный» Кирилл стал получать профессию и поселился в общежитии, где на него «положил глаз» местный силач. Задираемый им Кирилл однажды попал на своеобразный вечер спорта. Перед зрителями устраивали показательные боксерские бои. Особенно поразил Кирилла один поединок – щуплый боксер бился против массивного. Очень желал Кирилл, чтобы щуплый победил. И – О! Восторг! Щуплый победил. Настолько эмоционально Кирилл поздравлял его с победой, что боксер решил походатайствовать перед тренером о принятии Кирилла в секцию бокса. И вот Кирилл – в секции.

Тренер Кирилла обладал чутьем и опытом, он знал, что люди могут перевоспитать себя. И этому перевоспитанию он старался способствовать. Ему «интересно было следить, как из бузотера и наглеца постепенно получается подтянутый и спокойный юноша, умеющий сдерживаться, уступать, готовый на благородный поступок». Любители подраться его интересовали не столь сильно, как ребята наподобие Кирилла. «Он любил из робких и неуклюжих подростков выращивать не только сильных, стройных и ловких парней, но и крепких, волевых бойцов, смелых и великодушных». Спросив Кирилла, для чего тот пришел на секцию, и узнав о желании проучить силача из общежития, тренер сказал: «Цель мелковатая и попахивает обычным хулиганством, хотя в ней на первый взгляд как будто и есть проблески благородства».

И вот Кирилл начинает учиться владеть своим телом, контролировать движения рук и ног. Тренеру было понятно, что этот тщедушный подросток не скоро станет бойцом. Ясно виделись его минусы: тонкие руки, слаборазвитая грудная клетка, истощенное тело. И в то же время интуиция подсказывала: займись этим парнем и не пожалеешь.

Удивительная легкость ног Кирилла и умение мгновенно реагировать на любую опасность [возможно, оно было выработано в то время, когда Кирилл ожидал экзекуции, когда пытался увернуться от ударов]. Правда, пока речь шла только о судорожных защитных движениях, которые люди делают, стремясь сохранить себя. «Но такой быстроты тренеру еще не доводилось наблюдать. Видно, мальчик в своей жизни получил немало тумаков и затрещин».

И вот тренер стал воспитывать из Кирилла бойца. Однажды после боя, во время которого Кирилл показал себя не лучшим образом, тренер сказал ему: «Люди не рождаются мужественными. Храбрец не тот, кто не боится, а тот, кто, страшась, наперекор всему держится, не дает малодушию победить себя». И вот со временем Кирилл стал бойцом взвешенным, четким. Стал чемпионом.

У него был один противник – Ян Ширвис – дерзкий и наглый. Но и ему жизнь предоставила возможность изменить свои, казалось бы, природные качества. Мало того, противники стали друзьями. Вместе они пошли в авиацию.

В то время не было ни интернета, ни электронных баз данных, и отслеживать деятельность человека было гораздо сложнее, чем в 21-ом веке. Не желая раскрывать, что оба они – профессиональные боксеры, два друга сосредоточились на летном деле. Каждый из них перенял от другого некую частичку: Кирилл чему-то научился у Яна, а Ян чему-то научился у Кирилла. «Курсантская жизнь заметно повлияла на обоих. Ян выглядел подтянутым и более выдержанным, а Кирилл словно перенял у него частицу бесшабашности. Без шутки и усмешки – ни шагу». А затем началась Великая Отечественная война, и курсанты стали боевыми летчиками…

На примере Кирилла и Яна мы видим, как высшие смысловые надстройки – смысловая вертикаль – способны изменить то, что, казалось бы, родилось с тобой. Что «вколачивала» в тебя суровая реальность. Несмотря ни на что смысловая вертикаль дает возможность противостоять этому давлению.

Опыт духовной жизни и его влияние на восприятие стрессовых ситуаций

Известно, что сербский народ в годы Второй мировой войны не был сломлен. Мощное партизанское движение, существовавшее несмотря на колоссальное давление немцев, демонстрировало, что условный рефлекс страха так и не был выработан у этого народа. Литературным памятником тех лет осталась написанная святителем Николаем Сербским книга «Земля Недостижимая». В ней рассказывается о том, как в одном из немецких концлагерей происходил суд над участником партизанского движения – сербским капитаном Спасом Спасовичем. Он остался несломленным. С этой книгой, хотя бы в аудиоформате, можно ознакомиться всякому, кто хоть раз задумывался о том, как остаться человеком в экстремальных условиях. Размышления православного христианина – капитана Спаса Спасовича – являют собой, если так можно сказать, обучающий пример построения второй сигнальной системы, способной противостоять испытаниям и выстраивающейся на усваиваемых смыслах.

В упомянутой выше главе приводятся слова автора книги, святителя Николая Сербского, в которых он излагает свое отношение к пребыванию в концлагере Дахау. Да, святитель Николай писал образ Спаса Спасовича, зная о деле не понаслышке. Но вместо ужаса и психологической травмы у него от пребывания в концентрационном лагере осталось иное воспоминание. Он говорил, что всю жизнь, какая ему отпущена, он «отдал бы за один час жизни в Дахау». Его душа возносилась там в молитве, и этот опыт можно сопоставить с опытом архимандрита Иоанна (Крестьянкина), который в годы гонения на веру прошел через пытки и заключение. В заключении, как рассказывал архимандрит Иоанн, он каждый день был на краю гибели, и потому у него была истинная молитва. Повторить такую молитву во дни благоденствия невозможно. «Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретенный там, сохраняется на всю жизнь».

Согласитесь, по-разному будут воспринимать угрозу смерти человек, отрицающий бытие Божие, факт загробной жизни, и человек верующий. Первый, сколько бы не «щеголял» своим безбожием, при приближении смерти даже не представляет, с какими переживаниями может столкнуться. Описание, каким образом христианин встречает известие о своем расстреле, приводится в части 3-ей текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты», в главе «Преодоление травматического опыта и христианская парадигма». В этой главе, помимо прочего, приводятся письма священномученика Василия Соколова, написанные им из Бутырской тюрьмы, в которую он был заключен в годы гонений на веру. Чем более он приближался к расстрелу, тем спокойнее становился. Укреплялась его молитвенная связь со Христом, а «без молитвы, – как писал отец Василий, – прямо можно было бы пропасть, впасть в безысходную тоску, в смертную агонию». О том, что вкладывает автор в эти слова, раскрывается в том же тексте. И в противовес приводится история Петра – криминального авторитета (не высшего чина), приговоренного к высшей мере наказания – расстрелу. В ожидании расстрела его психика, напротив, начала распадаться (чтобы избежать полного безумия, Петр подполз к стене, желая нацарапать крест, и, как оказалось, крест там уже был; «если бы не тот крест, Петр бы издох от одного звука дверной задвижки»; через некоторое время мера наказания была изменена).

Как здесь не вспомнить слова со стяга бесстрашного казака – генерала Якова Бакланова, которого уважали даже горцы. Черное шелковое полотнище украшал череп с двумя скрещенными под ним костями [голова Адама] и золоченой надписью из «Символа веры» – «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь». Имя генерала взяла казачья штурмовая сотня, принимающая участие в СВО…

Влияние темперамента и характера на восприятие стрессовой ситуации

Учитывая сказанное, можно вернуться к учению Ганса Селье. Не все в человеке можно объяснить лишь с позиций физиологии высшей нервной деятельности, вряд ли представляется возможным объяснить весь спектр описанных реакций выбросом гормонов, вырабатываемых надпочечниками. Здесь можно обратиться к профессору А.Д. Павлову, который приводит следующую мысль советского физиолога академика П.К. Анохина: «…Теория стресса Ганса Селье, исключающая участие нервной системы в активных реакциях организма на агрессор, является недостаточной для объяснения механизма возникновения патологических состояний». Сам же профессор отмечает, что «наличие стрессора еще не обусловливает развитие стрессовой реакции». Многие люди обладают по отношению к стрессорам стойким иммунитетом, обусловленным как физиологическими, так и социальными факторами. Реакция на стресс зависит от «индивидуального стрессорного порога, обусловленного свойствами личности». Здесь важными факторами являются и отношение человека к стрессовой ситуации, и особенности его психических процессов, и свойства его нервной системы, и характер, условия и опыт жизни, определяемые, в первую очередь, его духовно-нравственными ориентирами.

Солидарность с некоторыми мыслями профессора выражает один нейрохирург (с которым автор по данному поводу общался). Он подчеркивает, что нет спора в том, что гормоны надпочечников оказывают влияние на психику, но это влияние идет не напрямую, а опосредованно. Выброс гормона влияет на обмен веществ, на воспалительные процессы, и трудно усмотреть четкий алгоритм взаимосвязи между гормоном и устойчивой реакцией центральной нервной системы. Если же кто-то будет постулировать четкую биологическую связь, то не все ученые будут на его стороне.

Сводить палитру человеческих реакций к одной физиологии не совсем уместно по той причине, что в норме у человека выработка гормонов и работа прочих систем сбалансированы. Нарушение баланса приводит к болезни.

Нельзя сказать, что многообразие сложных реакций возникает только по какой-то одной конкретной причине, ведь человек представляет собой сложную систему. Особенности реагирования на внешние стимулы, о которых идет речь, задается типом высшей нервной деятельности. Этот тип в значительной мере определяет темперамент и характер человека. Есть, скажем, люди, особенности характера которых являются следствием того, что тормозная система не поспевает за возбуждающей.

Например, южане чаще «кипятятся» и таким образом «сбрасывают» тепло. Северяне же в силу комплекса причин, с которыми связано их выживание в северных широтах, экономят энергию и более сдержаны. Однако нужно помнить, что любой безудержный характер может вписаться в определенные рамки, заданные социальным окружением. И в этом велика роль воспитания и духовно-нравственного развития самого человека.

Есть многое, что не вписывается в удобные схемы, пытающиеся все объяснить действием механизмов внутренней секреции. Например, существует точка зрения, что люди уходят в употребление ПАВ (психоактивных веществ) вследствие недостаточной выработки мозгом серотонина. Но исследования последних лет свидетельствуют, что «серотонин не оказывает такого же действия на психику, как психоделики, которые действуют преимущественно на серотониновые рецепторы». Психоделики могут проникать внутрь нейронов и воздействовать на рецепторы, которые недосягаемы для серотонина[5].

Также невозможно с помощью сугубо биологической схемы объяснить, например, тот факт, что летчики сталкиваются с запредельными для многих людей стрессорами, но тем не менее остаются работоспособными? Ведя речь о летчиках, профессор А.Д. Павлов не сводит их деятельность исключительно к физиологии. Он пишет, что способность пилота выполнять свои обязанности, его квалификация «зависит от физиологических и психологических механизмов, лежащих в основе его поведения»[6]. Постоянное сознание опасности влияет на летчика, однако «конечный результат частично зависит от интенсивности стрессоров, а частично от индивидуальных адаптивно-защитных реакций на эти стрессоры». Каждый летчик должен считаться и, наверное, считается с возможностью аварии, но основное значение имеет отношение пилота к этой возможности аварии, умение справляться с опасностями, а также факторы, вследствие которых он хочет летать и любит свою профессию несмотря на весь ее риск. «Положительные мотивационные факторы и нормальные психологические защитные механизмы обычно уравновешивают отрицательные последствия эмоционального стресса в полете»[7].

Иными словами, перед нами открывается широкое поле для воспитания личности. Появление ценностной вертикали, любовь к людям, а также мировоззрение, сквозь призму которого человек смотрит на стрессовую ситуацию, создают положительный иммунитет, помогающий человеку не сломаться и выстоять.

Упомянутый нейрохирург наблюдал, как некоторые военнослужащие после Афганистана снимали шинель, вешали ее на стену и начинали жить. Да, есть и конституция человека, есть и определенные предрасположенности, на которые могут наслоиться воздействия агрессивной среды и описанная выше реакция организма. Есть и психология, есть и физиология, но есть еще и духовный уровень. Известно, что мысль способна влиять на материальные субстанции организма. Поэтому человеку на его жизненном пути прежде всего и нужны ценностные ориентиры, среди которых первое место по праву занимают Церковь и любовь как верные спасательные средства в море житейском.

Любовь и вера, помогающие выжить на войне

Любовь, по свидетельству митрополита Митрофана (Баданина), может помочь воину избежать развертывания ПТСР даже при нахождении в самой гуще боевых действий. Реальный пример он видел в жизни своего тестя Ивана Михайловича, прошедшего Вторую мировую войну. Стоит отметить, что и митрополит Митрофан – потомственный военный, моряк. До своего монашеского пострига он служил на флоте, был женат.

На жизненном пути и в духовном устройстве этого русского воина (тестя митрополита Митрофана), профессионала военного дела, «в полной мере отразилась как страшная неправда войны с её жестокой разрушительной силой, так и неисчерпаемый потенциал любви», которая «все покрывает» (1 Кор. 13,7) «и изцеляше вся» (Лк. 6,19). Каждый, кто воевал по-настоящему «и в силу обстоятельств должен был убивать, неизбежно становится духовно больным человеком. Единственное лекарство от этого тяжкого недуга – любовь».

Самым целительным средством, конечно, является любовь Божья, и Ее силу испытывает каждый, кто прибегает к Таинствам Исповеди и Причащения. Этими проверенными средствами в течение двух тысячелетий Церковь Христова излечивала те тяжелые раны души, которые война наносила воину-христианину. «Грех убийства, снятый на Исповеди с души воина, терял свою разрушительную силу, и человек постепенно исцелялся от этих внешне не видимых ран».

[Понятно, что здесь речь не идет о том, насчет чего иронизируют атеисты: мол, убивай, а после кайся. Как этот, так и другие с ним связанные тезисы разбираются в книге «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни»[8]. Глава из этой книги «Несколько слов о военнослужащих и их душевных травмах» включена в книгу «Щит веры. Воину-защитнику». С остальными главами, касающимися поднятого вопроса, каждый может ознакомиться самостоятельно, см. главы «Можно ли откладывать покаяние на “потом” или “разбойничать” в надежде, что потом покаешься?», «Что такое прощение: “списание долгов со счета” или “нравственный переворот в душе”?»].

Возвращаясь к тестю митрополита Митрофана, стоит сказать, что Иван Михайлович прошел три войны и тем не менее остался духовно здоровым человеком, полным неиссякаемой душевной доброты. Его боевой путь лежал на переднем крае (помимо прочих наград, он имел три Ордена Красного Знамени). Однажды, будучи тяжело раненным, он отказался от рекомендованной ему ампутации ноги. Он сказал, что его нога непременно поправится, если только он разыщет свою семью. «Мне надо помочь найти моих родных, – говорил он, – и тогда никакая ампутация не понадобится»[9]. Так и произошло. Его прошение было удовлетворено, и со временем он встретился со своей горячо любимой (взаимно) супругой.

По идее, во время продолжительных боевых действий Иван Михайлович «должен был непременно погибнуть, как многие миллионы и миллионы таких же бойцов. Но в его сердце всегда была большая любовь». И его супруга Анна ждала его и молилась, она воплотила то, что является сутью духовной работы жены офицера, что так пронзительно раскрыто Константином Симоновым в стихотворении «Жди меня». Они были «едины в своей бесконечной любви и нежности друг ко другу, и потому ничто не могло победить их».

Иван Михайлович, прошедший три войны, не раз бывший на волосок от гибели, на склоне жизненного пути заявлял, что их жизнь с супругой была счастливой несмотря на «невзгоды, неустроенность, частые переезды, разлуки, волнения, переживания». Все это, по его словам, – ничто, ведь они жили друг для друга, и они были счастливы. (Митрополит Митрофан описывает жизнь и другого ветерана Великой Отечественной войны – своего отца. Жизнь его сложилась иначе. Почему? Об этом каждый желающий может самостоятельно узнать из книжечки митрополита Митрофана «Война и любовь»).

Любовь на уровне духовном связывает человека с Богом, на уровне физическом становится той самой бодрой доминантой, которая, по учению академика А.А. Ухтомского способна затормозить доминанту патологическую. Любовь, живущая в сердце воина-христианина, не означает его склонности к пассивности. Если он должен остановить зло, он идет это зло останавливать. Но любовь помогает ему не только победить зло, но и не пропитаться этим злом.

О том, как любовь поддерживает человека в условиях реальных боевых действий, рассказывают приводимые в книге «Щит веры. Воину-христианину в помощь» истории Евгения Невесского, Юрия Бессонова, Вадима Бойко. Главы с этими историями включены в книгу из части 2.2 текста «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты». В книгу «Щит веры…» не включена часть 2.3 текста «Преодоление травматического опыта…». Отдельное название этой части – «Вера и любовь как иммунитет, защищающий от “сползания” в “воронку” паталогической доминанты». В этой части приведены истории детей, переживших блокаду Ленинграда во время Великой Отечественной войны.

Две девочки, пережившие блокаду, став взрослыми, написали книгу «Мученики Ленинградской блокады». Почти три года голода, жизни под постоянными артобстрелами. Где же тут место теории Ганса Селье, почему избыточный выброс гормонов надпочечников не привел к болезненному состоянию? Потому, что в этом случае жесткий психоэмоциональный стресс ослаблялся наличием веры, способностью обратить внимание на ближнего в его беде, способностью подумать о другом. И это позволяло детям избежать попадания в капсулу травматического опыта. В последней части этой главы приводится рассказ о Риточке Лосевой, которая, в хорошем смысле этого слова, растормошила детей, уже вошедших в стадию апатии, предшествовавшей умиранию. Деятельность Риточки, сумевшей сделать то, что было не под силу совершить педагогам, – пример возможной терапии, этому опыту можно с уверенностью следовать.

Вера Христова, которой ранее была так сильна русская армия, по мнению митрополита Митрофана, утрачена современной армией России [но с началом СВО многие воины стали обращаться к ней]. «Российские воины оказались лишены самого главного оружия воина – стержня Веры, без которого невозможно быть уверенным в правоте своего дела, обрести бесстрашие и спокойную силу, ясное чувство бессмертия своей души, которое более всего духовно подавляет противника». [Если же нет этого стержня], то пережитое на войне может порождать в душе воина конфликт, возвращая его память у жутким делам войны.

Но многое из того, что позволяли себе участники войны, было бы недопустимо, если бы российская армия исповедовала бы веру своих предков, идеалы Православия. [Участие в зверствах делает воина больным, о чем рассказывалось в предисловии к книге «Щит веры. Воину-защитнику в помощь», а также в статье «Преодоление боевой травмы и выход из посттравматического стрессового расстройства: теория, практика, подходы»]. Если нет стержня веры, то воины, командиры и рядовые начинают следовать тому образу ведения войны, который навязывается жестоким и фанатичный врагом. В итоге воины скатываются в слепую ненависть и мат, они охватываются единственным желанием «ответить еще большим злом за зло и еще большей кровью за кровь». Такое состояние и порождает в итоге ПТСР.

Так, авторы книги «Путь Архистратига. Преодоление зверя»[10] отмечают, насколько важно «при столкновении с противником, потерявшим на войне человеческий облик, самому не озвереть и не превратиться в убийцу». Если же у воина нет понимания, что он как христианин ведет битву также и с падшими духами, ищущими погибели человека, то он, «сталкива­ясь со зверствами и беззакониями противника, … начинает сам по отношению к нему посту­пать так же». Если же воин начинает совершать греховные поступки, то тьма будет разрушать его душу. Потусторонний мир, овладевая душой человека, вследствие того, что человек живет по страстям, заставляет его все больше творить беззакония. «Человек становится инструментом в руках тёмных сил. Звериность убивает того, кто сам уподобился зверю. Раненный тьмой человек, вернувшись с войны, совершает жестокие по­ступки, тяжкие преступления или глушит свою совесть алкоголем и наркотиками. Совершив беззаконие, он становится духовно беззащитным. Даже выжив на войне, он получает возмездие в мирной жизни». Стоит отметить, что один из авторов книги – протоиерей Димитрий Василенков – имел несколько десятков командировок в зоны боевых действий, он своими глазами видел многое, о чем рассказывает в своей книге «Записки военного священника» (она включена в серию книг Сергея Галицкого «Из смерти в жизнь»).

В эфирах на тему боевых действий, проведенных автором данного текста, разбирался вопрос о различиях между воином-волком и воином-христианином. Тот, кто считает, что воин-христианин небоеспособен, пусть попробует объяснить феномен генерала Суворова, не проигравшего ни одного сражения, а также – феномен адмирала Федора Ушакова (причислен к лику святых). За время своей службы адмирал Федор Ушаков не проиграл ни одного сражения, не потерял ни одного корабля, ни один из его матросов не сдался в плен.

Здесь можно вспомнить и дневниковые записи о русско-японской войне, составленные преподобноисповедником Сергием (Сребрянским). Он два года пробыл вместе с воинами на линии соприкосновения в качестве полкового священника (в то время он еще не был пострижен в монашество и упоминался в источниках как протоиерей Митрофан). Он свидетельствовал о высоком морально-нравственном уровне воинов-казаков. Он не слышал у их костров мата, он видел, как они пели вечерние молитвы; они были неприхотливы в быту, устойчивы к трудностям, они приходили друг другу на помощь и готовы были к самопожертвованию; они были храбры и не были намерены сдаваться в плен. Те, кого он причащал перед смертью, совершали переход в вечную жизнь без страха, с пониманием того, что исполнили свой долг. В его заметках нет упоминаний о ПТСР, и, как можно судить, данный пробел объясняется моральным обликом воинов. Если отец Сергий собирался служить молебен или Литургию, то в службе принимали участие не только рядовые, но и представители командования, «штабные» были певчими.

В своих заметках, опубликованных под названием «Дневник полкового священника», он касается вопроса о том, почему война была проиграна. На данный момент этот вопрос не является для нас центральным, лишь мимоходом стоит отметить следующее. По его наблюдениям, заключение мира не было связано непосредственно с боевыми действиями. За два года русские войска обжились в условиях непривычного для себя климата Дальнего Востока. Японские же войска поредели, вымотались, боеспособных резервов осталось мало. Первые неуспехи русской армии объяснялись тем, что на восстановление сил японцы тратили гораздо меньше времени вследствие близости своих границ. Русской же армии, чтобы восстановиться, было необходимо около месяца по ж/д дороге перебрасывать войска, обмундирование, оружие и пр. Необходимо учесть и то, что в лице японцев с их многовековыми традициями воинского искусства и самурайского кодекса русские войска встретили высокомотивированного противника, который не собирается сдаваться по пустякам. В своих заметках отец Сергий описывал ситуацию, чем-то напоминающую начало СВО. На фронте казаки проявляли достойную изумления храбрость, принимали бой в непривычных для себя условиях, и, кстати, потерь со стороны японцев было больше. Но в то же время пресса позорила русскую армию, подавляя, деморализуя с помощью печати дух населения. Простой народ, солдаты из провинций еще крепко держались веры, но в крупных городах, как можно понять из дневников, уже полным ходом шло моральное разложение. Армия не была поддержана морально, лишь высокий нравственный уровень боевых частей позволял не предаваться унынию.

Вера помогала отцу Сергию держаться там, где возникали все условия для скатывания в ПТСР. Да, многое в той войне осталось непонятным. Русские войска рассчитывали на победу, к которой и двигались ценой больших потерь, и вдруг вследствие каких-то договоренностей Россия лишилась ее. В своих простых на первый взгляд заметках отец Сергий демонстрирует пример субъектной позиции (личное отношение к происходящему, о чем рассказывалось выше), все встречающееся на пути он интерпретирует с позиции христианкой картины мира (выше шла речь о второй сигнальной системе, деятельность которой препятствует выработке условного рефлекса, а на ПТСР отчасти и можно смотреть как на сформировавшийся специфический тип реакции на происходящее).

Отец Сергий отмечает, к примеру, действие фактора неизвестности – фактора потенциально-деморализующего. Но наличие субъектной позиции предохраняет человека от подавления духа даже при воздействии этого фактора. Да, многое непонятно: договоренности «на верхах» перечеркивают то, к чему ценой больших усилий шли воины на фронте. [Казалось бы, легко впасть в уныние, махнуть на все рукой, и… стать «объектом», «песчинкой в жерновах истории», «жертвой обстоятельств». Но как бы там ни было, у человека есть совесть, идеалы, а то, что где-то идут процессы деградации, не является для него ни поводом деградировать самому, ни оправданием собственной деградации: мол, все плохо – запью и я! Если сам человек в ситуации, когда снаружи непросто, еще и внутри себя сдастся и опустит руки, тогда – совсем беда.

«Да ведь Бог мог не допустить войну? – пишет отец Сергий. – Мог, но Он попустил этот страш­ный суд земной, и мы должны, подобно св. Победоносцу Георгию, хотя бы умереть, но честно выполнить долг наш. Хватит еще в вечности време­ни, когда откроются причины всех причин; откроется тогда и причина, почему Господь попустил эту войну. А теперь: Господи Иисусе Христе, спасай нас! Пресвятая Богородице, помогай нам! Св. Георгий, молитва­ми твоими поддержи в нас веру и верность Богу, Царю и Отечеству даже до смерти!» Или вот отец Сергий из простого наблюдения за птицами выносит урок, который стимулирует деятельность ума в направлении формирования иммунитета, препятствующего развертыванию ПТСР. «Из-под воды выделяется огром­ный камень, на нем сидит целая стая чаек, сидят покойно, невзирая на то, что вокруг бешено ревут и, пенясь, разбиваются о камень волны. О, если бы и нам покойно и твердо сидеть на камне веры среди бед, скорбей и сомне­ний, этих бушующих волн житейского моря! Горе нам, малодушным».

Возможно печальный процесс утраты «камня веры» (вопрос отпадения от веры широких масс населения требует отдельного рассмотрения) связан с последующим развертыванием ПТСР во времени. Так, цитируемый профессор Павлов отмечал, что «средние потери в связи с психическими расстройствами в период русско-японской вой­ны составили 2-3 случая на 1000 человек, а уже в Первую миро­вую войну – от 6 до 10 случаев на 1000 человек»[11].

Обогащение среды и развитие интеллекта как способ противостояния ПТСР

К сожалению, когда встает вопрос о ПТСР, иногда делается (возможно, избыточный) упор на описание физиологических процессов и значимость работы специалистов. При этом не всегда говорится о возможностях самой травмированной личности и о формировании условий, при которых люди могут преодолеть ПТСР самостоятельно.

Одна исследовательница, изучавшая феномен ПТСР, отмечает, что исследования «очерчивают сложные изменения в регуляции гормонов стресса». Аномалии были обнаружены «в миндалевидном теле и гиппокампе – структурах мозга, которые создают связь между страхом и памятью». И в то же время, она подчеркивает, что сила биологических открытий в отношении ПТСР «может способствовать сужению, преимущественно биологической направленности исследований». Она считает, что новое поколение исследователей «должно будет заново открыть существенную взаимосвязь биологических, психологических, социальных и политических аспектов травмы»[12]. К сожалению, она в своей книге не приходит к ясному описанию той картины мира, на основании которой возможен выход в посттравматический рост (когда травматический опыт становится источником знания и мудрости). Такова история многих авторов, стоящих одной ногой на платформе постмодерна, отрицающего религию, этику, ценности, а другой ногой – на платформе необходимости признания того, что для выхода в посттравматический рост человеку нужно что-то, что может помочь ему подняться над происшедшим. Однако при этом в творениях современных ученых верующий человек все равно может найти дополнительные основания для своего стремления навстречу тому, что открыто в Евангелии. Так, современные исследования показываю то, что духовные авторы Православия знали давно: все – преодолимо.

Упомянутый выше нейрохирург как человек верующий и ученый одновременно считает, что есть некоторые «обходные пути», «окна», которые позволяют действовать исцеляюще на психику, минуя деятельность систем, работающих в обычном режиме. Есть в духовной жизни сила, которая дает надежду на положительный исход даже тогда, когда стартовые условия ассоциируются с серьезными трудностями.

Он поделился ссылкой на работу отечественного исследователя Р.Д. Тукаева, в которой рассматривалась проблематика процесса нейрогенеза (способность мозга генерировать новые нервные клетки). По мысли исследователя, многочисленные данные говорят о том, что факторы обогащенной среды, физической активности, обучения и тренировки памяти, «повышают нейрогенез взрослого мозга»[13].

«На нейрогенез в гиппокампе» губительным образом влияет психический стресс [и разрыв контакта с родителями – лишь одна из возможных причин стресса]. Согласно исследованиям, демонстрировалось «уменьшение объема гиппокампа у пациентов с ПТСР [посттравматическое стрессовое расстройство], ветеранов войн и жертв насилия».

Стимулирующий же эффект на нейрогенез оказывали факторы обогащенной среды, а также – обучение и движение. Причем, стоит отметить, что перечисленные факторы оказывают положительное действие в более короткий срок, нежели фармакотерапия. Отмечая, что исследования по данному поводу проводились на животных, автор все же выражает надежду, что «стимуляция позитивного нейрогенеза под воздействием факторов обогащенной среды, двигательной активности и успешного обучения присуща не только грызунам и приматам, но и человеку. И тогда данные факторы могли бы быть использованы в терапии».

Здесь под терапией автор подразумевает процесс, в результате которого происходит овладение новыми навыками и знаниями, а также – развитие способностей. Автор считает, что, когда есть понимание реальности, когда упорядочивается восприятие, тогда открывается возможность «купировать психический стресс», а, следовательно, устранить препятствие на пути нейрогенеза.

К похожим выводам приходит американский нейроэндокринолог Роберт Сапольски в книге «Кто мы такие? Гены, наше тело, общество»[14] [Роберт Сапольски позиционирует себя как человек неверующий, но он старается сохранить научную честность и потому некоторые его объективные наблюдения могут принести пользу верующему разуму]. В главе о ПТСР Сапольски рассматривает такой феномен: многочисленные исследования МРТ мозга пациентов с ПТСР показали, что у многих из них часто бывает уменьшен гиппокамп – важная область мозга, отвечающая за кратковременную и долговременную память, навигацию, концентрацию внимания и другие значимые функции организма. Уменьшение гиппокампа связано с тем, что надпочечники человека во время стресса выделяют большие дозы глюкокортикоидов (гормонов стресса), которые при кратковременных критических ситуациях позволяют телу активизироваться и «выжить» во время стресса. Однако в гиппокампе содержится много рецепторов к глюкокортикоидам, и исследования, проведенные на грызунах и приматах, показали, что глюкокортикоиды способны повреждать нейроны в гиппокампе. Однако как именно это происходит – до сих пор не до конца понятно. Одна из теорий гласит, что при длительном стрессе – из-за постоянно выделяющихся огромных доз глюкокортикоидов – нейроны разрушаются, а новые не успевают образоваться (как это происходит при кратковременном стрессе), поэтому в итоге происходит уменьшение гиппокампа. Как следствие, у людей с ПТСР ухудшается память, реакции, снижается концентрация внимания и т.д. [Данные явления могут быть, возможно, объяснены с позиций учения академика Ухтомского о доминате. Во время возбуждения одного очага в коре головного мозга в прочих отделах коры разливаются процессы торможения. С этих позиций феномен ПТСР и рассматривается в книге «Щит веры…», а также в текстах и лекциях, объединенных общим названием «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты»].

Однако, помимо основной теории, существует еще несколько возможных объяснений того, как глюкокортикоиды уничтожают нейроны в гиппокампе, и одно из них представляется очень интересным в контексте нашей темы. Авторы этой теории считают вероятным, что «атрофию гиппокампа вызывает не травма и не посттравматический период», а наоборот, изначально маленький гиппокамп вызывает травму и увеличивает шанс развития ПТСР: «Пропустите кучку солдат через чудовищное сражение, и только у некоторых из них – 15-20% – разовьется ПТСР. Гиппокамп у разных людей отличается по размерам, и, возможно, посттравматическому синдрому подвержены лишь люди с маленьким гиппокампом. Может быть, они иначе перерабатывают и запоминают информацию, более подвержены повторным переживаниям». Авторы этой теории ссылаются на удивительную закономерность: однояйцевые близнецы, один из которых отправился на войну во Вьетнам и вернулся с ПТСР (после чего прошел исследования мозга), а другой остался дома, – имели одинаково уменьшенный по сравнению с нормой гиппокамп. То есть, возможно, первого близнеца привел к ПТСР как раз изначально маленький гиппокамп, а не наоборот.

Это только одна из теорий, которая имеет частичные научные подтверждения, но к которой у ученых все еще есть ряд вопросов. Однако если в ближайшее время такая закономерность (о том, что маленький гиппокамп потенциально увеличивает риск развития ПТСР) будет подтверждена хотя бы частично, мы сможем сделать поразительные выводы. Дело в том, что гиппокамп имеет свойство «прокачиваться» за счет образования новых нейронов и новых связей между ними. То есть можно увеличить гиппокамп (а, следовательно, улучшить функции мозга, за которые он отвечает) за счет тренировки мозга: например, с помощью заучивания стихов, игры в шахматы, осваивания новых хобби и т.д. И тогда мы можем вернуться к нашей идее о том, что результаты обогащения личности, овладения новыми навыками, повышения культурно-духовного уровня человека в стрессовой ситуации, в том числе на поле боя, будут своеобразным «щитом», который сведет к минимуму риск развития ПТСР.

Данные Сапольски и Тукаева соотносятся с исследованиями Граффмана, о которых рассказывалось в части 2.1 текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты», в главе «Преодоление насилия физического» (эта глава включена в книгу «Щит веры. Воину-защитнику в помощь»). Граффман имел чин капитана по линии службы в подразделении биомедицинских исследований Военно-воздушных сил США. Темой его исследований являлись проникающие ранения головы. В том числе, он изучал те случаи, когда пулями или осколками были повреждены лобные доли мозга, ответственные за формирование целей и долгосрочных решений, за фокусировку внимания на главном моменте ситуации, за координацию работы других частей мозга.

В результате своих исследований Граффман выяснил, что уровень интеллекта является важным фактором прогнозирования того, насколько хорошо мозг будет восстанавливать утраченные функции. «Обладание более высокими когнитивными способностями – “лишним” интеллектом – помогало мозгу лучше компенсировать тяжелую травму». Исследования Граффмана позволяют предположить, что люди, обладающие высоким интеллектом, способны реорганизовать работу своего мозга таким образом, чтобы поддержать пораженные области[15].

Комментируя данные, полученные Граффманом, можно предположить, что речь идет об интеллекте не в том смысле, что человек обязательно должен обладать двумя-тремя высшими образованиями. Речь идет о том, что, когда человек думает, интересуется жизнью, вступает в конструктивные отношения с другими людьми, нейроны его мозга активны. Можно предположить, что у такого человека активных нейронов больше, чем у того, кто думает только о работе, читает только по работе, кто напоминает живого робота. Чтобы быть роботом и следовать инструкциям, «лишний интеллект» не нужен.

Пример работы «лишнего интеллекта» представлен в полнометражном мультфильме «ВАЛЛИ-И» (2008). Главный герой – ВАЛЛИ-И – робот, задача которого состояла в том, чтобы прессовать мусор в кубики. Но вот он начинает изучать человеческие эмоции, и это помогает ему не только очеловечиться самому, но очеловечить и других роботов. В нем даже просыпается любовь. В результате развития сюжетной линии ВАЛЛИ-И получает столь серьезные повреждения, что забывает о своих прежних способностях, начинает выполнять вновь одну-единственную функцию – прессовать мусор в кубики. Но та любовь, в которую он сознательным усилием вложился, возвращается к нему. Ева («девочка-робот») – начинает бороться за его восстановление, и оно происходит.

«Лишний интеллект» – дополнительные нейроны – активируются, например, во время чтения и деятельного внимания, направленного к другому человеку (деятельное внимание к другому, по мысли академика Ухтомского, является основой развития мозга, о чем рассказывается как в тексте «Преодоление травматического опыта…», так и в книге «Щит веры…»). И если случится ранение / травма мозга, то эти нейроны могут переключиться на выполнение той функции, которую более не в состоянии выполнять нейроны поврежденные.

Так, В.К. Шамрей в своей книге «Психиатрия войн и катастроф»[16] упоминает об исследованиях, которые выявили следующее. Лица, страдающие ПТСР, «отличаются избирательной обработкой связанного с травмой материала и “сверхнормальными” воспоминаниями». Такой тип реагирования прослеживается у людей «с невысоким интеллектом, у которых снижена способность использования высших корковых функций для управления травмирующими воспоминаниями и аффективными реакциями». То есть, если сказать простым языком, кора головного мозга этих людей находится в таком состоянии, что не справляется с регуляцией сферы переживаний.

Как можно прокомментировать эти данные применительно к теме боевых действий? Если воин видит разорванное миной тело друга, то как он отнесется к увиденному? Если воин отнесется к телу друга как к «просто телу», то вид этого тела и образы его частей впечатаются в память безо всякой обработки, они будут всплывать в кошмарах. Конечно, кто-то привыкает к подобному зрелищу, черствеет. На войне такая мозоль на душе кому-то может показаться приобретением, но что с этой мозолью будет делать человек после войны?

При ином же варианте воин может склониться над телом друга, вспомнить, что образ Божий в человеке – неуничтожим. И потому то лучшее, что он знал в своем друге, – бессмертно. Тело кусками лежит здесь, но Своим всемогущим мановением Господь воскресит это тело, и всех нас в вечности ждет встреча друг с другом. Другой вопрос в том, что люди, отвергавшие Бога делами и образом своей жизни, не войдут с Ним в вечную жизнь. Они окажутся во тьме, которую добровольно еще при жизни избрали. Поэтому, если друг имел нечто темное на своей совести, за него нужно молиться. А также – самому идти к свету, чтобы иметь возможность встретиться с ним (если он обретет милость) по правую сторону от Судии (Евангелие от Матфея, глава 25). «Покойся с миром, брат!»

Способы развития интеллекта

Как же тренируется кора головного мозга? Во-первых – чтением. Исследования показали, что во время чтения активируется область VWFA – Visual Word Form Area (область визуальной словоформы). Данная область в большей степени активируется при обработке визуальной информации, нежели лингвистической. Но во время упражнения в чтении данная область настраивается на чтение. И получается, что визуальная зона, ответственная за распознание лиц, превращается в зону визуализации словоформ. Эта зона пластична, и она быстро усиливает свою реакцию при чтении[17].

То есть применительно к случаю, приведенному выше, эти данные можно интерпретировать следующим образом. Воин читает слова духовных авторов о том, как в Православии понимается идея Страшного суда (к примеру, книжечку священномученика Андрея (Ухтомского) «О любви Божией на Страшном Суде»). И он начинает понимать, что Страшный суд – это время, когда внутренне содержание человека раскрывается. Становится явным все, чем человек жил. Если он полюбил добро еще при жизни, если стремился к Богу, то он и после смерти будет развиваться в избранном им направлении. Если же он выбрал путь тьмы (наркотики, богохульство, хаотизированный интим, ненависть), то после смерти он продолжает двигаться в том направлении, которое избрал. Но удовлетворить свои страсти уже не может, так как в жизни загробной ни выпить, ни употребить наркотики возможности не будет. Ненависть будет разрастаться, пожирая человека.

Среди работ иеромонаха Прокопия по данной теме см.:

– Главу «Цель и смысл христианской жизни» из первой части текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».
– Главу «В чем суть такого явления как посмертное воздание» из второй части текст «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества».
– Главу «Православное учение о загробной жизни» из книги «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни». Электронная версия книги выложена на сайте Соловецкого монастыря, в разделе «Пастырская страничка», в подразделе «Исповедь».

Если человек не просто читает, проглатывая текст, а пытается вдуматься в него, то кора головного мозга становится активной. Образ разорванного тела уже не представляется в сознании в том виде, в каком встретился на войне. Иные мысли занимают ум. Если умерший друг жил по первому варианту, то память о нем вызывает надежду, если он жил по второму варианту, то – молитву о нем. И ум оставшегося в живых друга находится в хорошем смысле этого слова в движении, и потому – находится на существенной дистанции от ПТСР. Если ум подавлен шоком, то тогда – при блокировке разумной деятельности – ужасающие образы действительности накладывают на сознание соответствующий себе отпечаток.

Возможно, эти исследования можно соотнести с теми данными, на которые ссылается В. Шамрей: «Было также установлено, что у страдающих ПТСР сенсомоторная переработка воспоминаний травматических событий преобладает над вербальной» [можно предположить, что чтение меняет этот баланс в пользу большей устойчивости].

Через чтение человек приобщается к культуре, накапливает тот багаж знаний, с помощью которого он может осмыслить и описать собственные эмоции. В отношении ПТСР данная способность является критической важной, так как опыт травмы, по мнению некоторых, невыразим. То есть человеку трудно описать ( вербализовать) тот поток / комок, состоящий из ужаса и скорби, который течет / закупоривает все внутри.

Приобщаясь к культуре, человек обретает опыт наименовывания своих переживаний (читая стихи, мемуары прошедших испытания людей, знакомясь с тем, как они описывали свой опыт, какие слова подбирали). Совокупность переживаний уже не воспринимается как монолит ужаса. Возникает понимание, что эта именно – совокупность и, что она состоит из ручейков / ветвей / частей. Одна из них – скорбь о погибшем друге.

И если часть этой совокупности так и опознается, то есть как скорбь о погибшем друге, значит, возникает и ответ на переживание – молитва о друге. Если часть переживания опознается как ненависть, то возникает и ответ – понимание того, что ненависть разрушает. Когда монолитный поток / комок разбивается на части, возникает понимание, что с каждой из этих частей что-то уже можно сделать.

О разрушительном воздействии на человека ненависти см. в главе «Вопрос о недостатках» в части второй текста «Подводная часть айсберга: о соблазне церковного РАСКОЛА».

И в этом смысле обращают на себя слова некоторых исследователей в отношении такой части мозга как миндалевидное тело (амигдала, этот отдел мозга называют еще стресс-центром). Даже простое наименование эмоций, которые переживает человек в данный момент, снижают активность данного отдела.

В частности, один автор также отмечал, что в момент тревоги «реакция миндалевидного тела преобладает над рациональной деятельностью мозговой коры». А «ослабление тревоги связано с уменьшением активности в миндалевидном теле и повышением активности в лобном отделе коры головного мозга»[18] [чтение, как было отмечено, стимулирует деятельность коры; лобные доли отвечают за планирование, целеполагание, принятие решений, нацеленных на отсроченный в будущем результат и пр.].

Эти данные позволяют предположить, что избыточный контакт со смартфоном, компьютером, вообще хаотизированным видеоконтентом может способствовать развитию условий, на базе которых формируется ПТСР. Экран стимулирует деятельность подкорковых структур (эмоции, инстинкты). Длительная стимуляция этих структур ведет к угнетению коры головного мозга. В случае ее угнетения сенсомоторная переработка воспоминаний (образы разорванных тел) может преобладать над вербальной (с помощью слова эти образы могут быть осмыслены по принципу, описанному выше). О некоторых особенностях влияния смартфона на психику человека, вообще, и в отношении к ПТСР, в частности, рассказывалось в эфире «Два подхода к ПТСР», проведенного в рамках цикла бесед «Боевые действия: осмысление ситуации», часть 24 (от 28 апреля 2023 г.). 

Применительно к боевой практике в данном отношении можно привести пример одного прихожанина Соловецкого подворья в городе Москве. Великую Отечественную войну он прошел в военной разведке, притом он мечтал после войны закончить образование. Чтобы мозг не утратил навыка к учебе, он носил с собой учебник математики и в краткие минуты отдыха решал задачи. Примечательно, какое воспоминание он вынес из войны: очень хотелось спать. Дело в том, что ему приходилось постоянно перемещаться, и при таких заботах и нехватке сна он как-то умудрялся следовать своей цели. И ведь после войны пошел учиться! И где же был ПТСР?

В отношении того, как появление «лишнего интеллекта» может быть простимулировано вниманием к ближнему, можно упомянуть фильм «Проверки на дорогах» (1971). Лейтенант Красной Армии переходит на сторону немцев, но не может жить со своим предательством. Он ищет возможности выйти из мертвого круга, сдается в плен партизанам, причем таким образом, чтобы было понятно: он мог уйти и даже убить одного из партизан, но добровольно решил сдаться. Командир партизанского отряда мог сразу пустить «в расход» сомнительного человека, но он был не таков. Это был думающий командир, умеющий принимать решения, учитывая разноплановую информацию.

Стоит отметить, что в советский период фильмы о войне снимались теми, кто реально проходил Великую Отечественную войну. [Возможно, по этой причине акцент делается на человеческих отношениях], а не на спецэффектах. В современных же фильмах нередко личность участника боевых действия оттеснена, на первый план выходит зрелищность. Почему так важны человеческие отношения? Специалист по психологии войны полковник Алексей Захаров объяснял, что «выстраивание заботы друг о друге снимает эмоциональный фактор [стресса], создает положительный эффект». «Если ты хочешь спасти человека, который ещё может что-то делать, заставь его заботиться о другом. Это будет первая помощь ему самому»[19].

В фильме также показан его как бы антипод, кипящий ненавистью, но той ненавистью, которая ослепляет и разрушает своего носителя. В итоге сдавшийся лейтенант вместе с группой партизан, выдававших себя за немцев, направляется в немецкий укрепрайон. Их задача – вывезти оттуда поезд с продовольствием, ведь население и партизаны страдают от голода. Прикрывая отход группы, лейтенант погибает. Он «уходит», смыв с себя позор и страшный грех предательства. В конце фильма показано, как войска идут на Берлин, а командир весело и задорно мотивирует бойцов помочь подтолкнуть машину. Не особо видно, чтобы ПТСР пустило в нем свои корни. Кончено, в его случае речь идет не только о лишнем интеллекте, но и об особом складе личности.

В этом смысле можно еще раз привести некоторые мысли цитируемого выше В. Шамрея. Он отмечал, что наличие патологии не обязательно свидетельствует о болезни. То есть, если вернуться в начало текста и сопоставить данную мысль с учением Ганса Селье, то можно сказать следующее. В некоторых случаях избыточные процессы адаптации к стрессу запускаются, но не во всех случаях они приводятся к психической инвалидизации человека. Ведь «качество психического функционирования определяется адаптационным потенциалом личности, ее компенсаторными возможностями». Характер реакции на стресс зависит от степени устойчивости и адаптивных способностях личности. «Так, при систематической подготовке к определенному типу стрессовых событий (у отдельных категорий военнослужащих, спасателей) расстройство развивается крайне редко».

Влияние мировоззрения на уровень стресса

То, о чем рассказывается в приведенных исследованиях, может быть наглядным образом проиллюстрировано историей священника Федора Конюхова, известного своими экстремальными путешествиями. Его путешествия – запредельны по уровню сложности и по уровню переживаемых физических и психологических нагрузок.

Во время одного из таких путешествий он на весельной лодке пересек Тихий океан, что описал в своей книге «Сила веры». Здесь вкратце будут приведены некоторые мысли из нее в сравнении с мыслями из книг, написанных другими мореплавателями о своем пребывании в открытом океане. Речь идет о книге Алена Бомбара «За бортом по собственному желанию» и книге Стивена Каллахэна «В дрейфе». Более подробно о этих книгах в контексте темы преодоления ПТСР рассказывается в третьей части текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты», в главе «Три (четыре?) мореплавателя и их отношение к травматическому опыту».

Ален Бомбар хотел создать научно обоснованную методику выживания в помощь потерпевшим катастрофы. С этой целью на небольшой лодке он решил пересечь Атлантический океан, имея на борту то, что теоретически могло быть у потерпевших кораблекрушение. На плавание у него ушло 65 дней, во время которых он пережил немало тяжелых минут; его мучили страх и тоска, горечь одиночества и отчаяние.

О религиозных взглядах Алена Бомбара в его книге явную информацию трудно найти. В отношении разбираемой темы ПТСР важно отметить, что, интерпретируя происходящее с ним, Бомбар не упоминал о чем-то, что помогало бы ему подняться над обстановкой.

Стивен Каллахен, пробывший в Атлантическом океане 76 дней, обладал, как можно судить по книге, пантеистическим мировоззрением (согласно данному мировоззрению, Бог «разлит» в природе). Он занимался йогой, считал, что добро и зло – относительны. Также он считал, что культура является грубой животной реакцией на трудные условия жизни, что интеллект зависит от инстинктов. И вот обладатель такого мировоззрения во время плавания наблюдал «расщепление собственной личности», испытывал, по собственную выражению, «шизоидность». «Воля моя постепенно слабеет, – писал он, – и, если она изменит мне, я пропал». Он отмечал, что разум, душа и тело пришли в полный разброд, он чувствовал, что не выдержит и свихнется от напряжения. «Я все больше впадаю в уныние и депрессию». «Я все глубже погружаюсь в пучину беспредельного ужаса. … Если бы мне нужно было отыскать в своем воображении самые ужасные видения, чтобы нарисовать картину ада, я выбрал бы то, что пережил в эти дни».

Отец Федор Конюхов пробыл в Тихом океане 160 дней и ничего подобного не отмечал. Он совершал веслами гребки, одновременно молясь Иисусовой молитвой, и скрип уключин напоминал ему звук церковного кадила. Во время плавания он вспоминал Ноя, который вместе со своими домочадцами плыл на Ковчеге по водам, что обрушились на землю во время Потопа. То есть применительно к теме преодоления ПТСР можно сказать, что активность второй сигнальной системы помогала отцу Федору избежать формирования условного рефлекса. Как может выглядеть условный рефлекс на греблю, если человек совершает 10 тысяч гребков в день под проклятия и в состоянии уныния? Стоит такому человеку лишь увидеть весла, как комплекс переживаний, сформированный во время плавания и включающий в себя уныние и склонность «проклинать свою долю», будет активирован автоматически.

Отец Федор писал, что его спасала Иисусова молитва, что в опасное плавание он отправился, чтобы лучше узнать Господа. Одиночество воспринималось им не как мрак и ужас, а как путь облагораживания и возделывания души. «Сознание одиночества может быть заменено сознанием, что теперь я стою лицом к лицу перед вечностью и Богом». Те условия, которые потенциально могли привести психику к травматизации, становились условиями, из среды которых возносилась молитва. И на эти молитвы приходил ответ.

Когда отцу Федору угрожала опасность, «тогда на помощь Господь посылал проводника». Этот проводник, писал отец Федор, «намечал мне курс прохода между ураганами, сам садился и греб веслами». «Смотря на него, я забывал об усталости, а угрожающая смерть оставалась за кормой лодки».

То есть свое плавание, свои гребки и свои трудности отец Федор включал в некий масштабный сценарий, в ту картину мира, в которой они обретали смысл. И здесь необходимо отметить, что дело – не в какой-то игре ума. Если картина мира ложна, то человек не успокоится, даже если попытается вписать в нее свою жизнь, лишь на время он будет анестезирован, но за приобщение ко лжи придется заплатить потом дорогую цену. Те, кто уходит в грезы, разрывают свою связь с реальностью, перестают чувствовать ее. Соответственно, перестают делать необходимые шаги для своего выживания, в результате чего может наступить катастрофа (и даже – смерть).

Неложность картины мира отца Федора доказывалась тем, что на ее основе возникала возможность приобщения к живой связи со Христом. Переживание этой связи было реальным, не являлось фикцией и стало тем внутренним барьером, тем духовным иммунитетом, которые не позволили травматическому опыту пустить корни в душу, сердце и ум отца Федора.

Для иных мореплавателей актуальным переживанием был ужас одиночества. В открытом океане от него леденела душа: не видно было ни птиц, ни даже очертаний берегов. Отец Федор же помещал свое плавание в глобальный сценарий, основанный на Священной Истории, и чувству одиночества противопоставлял опыт реальной связи с Христом. «Одиночество, если оно воистину одиночество – это путь просветления и облагораживания, путь возделывания души, на который я себя вывел. Сознание одиночества может быть заменено сознанием, что теперь я стою лицом к лицу перед вечностью и Богом».

Вместе с этими выводами в упомянутой третьей главе текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты» приводится описание истории Евфросинии Керсновской. В годы масштабных репрессий и гонений на веру она была арестована и лишена имущества. Умирая от голода на лесоповале в лагерном пункте, который находился на далеком Севере, она решила идти сквозь тайгу (этот лагерный пункт даже не охранялся, так как бежать из него, как считалось, было некуда). Она прошла через Великий Океан Тайги – она шла полторы тысячи километров.

О том, каким было ее мировоззрение – а она была верующей женщиной – рассказывается в главе «Евфросиния Керсновская и ее книга “Сколько стоит человек”». Ее история, хотя бы и в сжатом виде представленная, может быть интересна и военнослужащим. Ведь ей пришлось пройти через то, что в случае с военнослужащими может ассоциироваться с пытками плена, когда противник ломает волю воина (в указанной главе некоторые элементы ее мировоззрения приводятся в сжатом виде).

Здесь стоит кратко отметить, что на момент, когда она отправилась в путешествие, у нее из еды было 5 картофелин, 2 луковицы, головка чеснока, кусок замерзшей кислой капусты, полкило замерзшей сыворотки, ломтик хлеба. Как она выжила?

«Ужасный это был путь! – писала она. – Недаром тайгу сравнивают с морем и, перефразируя поговорку, говорят: кто в тайге не бывал, тот Богу не маливался. Почему в эти самые безнадежные дни я не испытывала ни страха, ни отчаяния? … Что давало мне силы встать [когда она засыпала и была на волосок от вечного сна] и идти дальше?… Казалось бы, можно с ума сойти от ужаса. Но мне нисколько не было страшно».

Смысловая вертикаль как иммунитет к ПТСР

Мы видим, что в случае с Евфросинией Керсновской и в случае с отцом Федором, актуализировались те принципы, о которых писал Роберт Сапольски. Деятельность ума помогала не зафиксироваться в переживании ужаса, а именно эта фиксация, как можно предположить, становится основой для развития ПТСР (если смотреть на процесс с точки зрения учения академика Ухтомского о доминате, которое рассматривается в книге «Щит веры. Воину-защитнику в помощь», а также в тексте «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты»). Можно сказать, что в их случае активной была «верхушка сознания», над системой восприятия тяжелых фактов окружающей действительности была сформирована определенная надстройка.

Необходимо отметить, что если надстройка формируется на основе лжи и фантазий, то происходит уход в грезы, который может закончиться разрывом контакта с реальностью, смертью.

Об уходе в грезы подробнее рассказывается в части 4.2 текста «Преодоление травматического опыта…», в главе «Постскриптум. Комментарии на тему “забывания” и “стирания” травматического опыта и внедрения новой идентичности».
А также – в беседах 5.1-5.6 цикла бесед «Игра и неигра. Взаимопроникновение и грань», в этих беседах рассматриваются специфические стратегии ухода от тревожной реальности в грезы, ложные модели восприятия действительности.

Эта надстойка состояла из определенных смыслов. Значения и смыслы, как говорила одна верующая женщина-профессор, образуют подлинного человека. У одних людей могут быть представления о жизни со знаком «минус». У других – иная смысловая система, которая поддерживает, а не угнетает и не ведет в пропасть.

Человек противостоит трудностям, если смысловая система помогает ему осмыслить реальность в конструктивном ключе [такая смысловая система была у Евфросинии Керсновской]. Иначе – паника, гибель [Ален Бомбар считал, что жертвы катастроф погибают более по причине панического страха и безумия]. Так выживают онкобольные, так люди не уходят в депрессию в случае смерти близких. Если есть смысловая вертикаль – человек имеет шансы выстоять. Если же он совершает плавание по горизонтали [cон, еда, работа, удовольствия, «банальное» проживание действительности и пр.], то развивается другой вариант.

В качестве примера можно привести случай с добровольцем, который после того, как на театре военных действий утихнет пальба, собирал тела, нередко – разорванные. Он постоянно плакал, отказывался говорить на тему своего внутреннего состояния. Можно предположить, что в его случае мы имеет дело с развернутым ПТСР. Но ведь ситуация могла пойти по иному руслу.

Глядя на тело человека, он мог не погружаться (за неимением системы смыслов) в тот тип восприятия, который констатирует лишь факт наличия разорванного тела. Он мог подумать о том, что почивший носил в себе образ Божий. О том, что душа этого человека войдет в вечность, что человек, возможно, искупил свои грехи тем, что положил «душу свою за други своя» (Ин 15. 13). Вместо того, чтобы в рыданиях стискивать зубы при виде нового тела, доброволец мог возносить молитву: «Помяни, Господи, судьбами, какими Ты Сам знаешь, душу раба Твоего, прости ему всякое согрешение вольное и невольное и даруй ему Царствие Небесное!». Тогда вместо ужаса и созерцания «попрания жизни» доброволец бы созерцал свидетельство подвига, встречался бы с тайной перехода человека в Вечность. Готовил бы себя самого к переходу, который также с ним случится – рано или поздно.

Здесь же можно вспомнить об одном военном хирурге, который ушел из хирургии по причине того, что слишком переживал за своих пациентов. Он рассказывал, что много вкладывал в них, а они – «уходили», что повергало его в состояние уныния. Но ведь при наличии веры он мог воспринимать их смерть не как конец «всего». Он созерцал бы тогда тайну перехода, что и его звало бы к изменению жизни в лучшую сторону.

См. подробнее о этом враче в главе «Некоторые особенности состояния отчуждения у медицинских работников» из первой части текста «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».

Если нет смысловой вертикали, то военный хирург попадает в патовое положение. Если будет переживать за каждого, то может «сгореть». Если попытается очерстветь, то потеряет контакт с близкими людьми, станет воспринимать самого себя как робота (Бруно Беттельхейм в своей книге «Просвещенное сердце» описывал, что в запредельных по уровню стресса условиях немецких концентрационных лагерей уход в эмоциональную черствость являлось проигрышной стратегией. Уходя в черствость, человек как бы пытался себя анестезировать, но вместе с тем – лишался возможности устанавливать человеческие контакты, утрачивал способность чувствовать людей и ситуацию, что крайне необходимо для выживания).

Мысль о том, что если у военного хирурга есть смысловая вертикаль, то он избегает заваливания в две тупиковые крайности, наглядно иллюстрируется опытом митрополита Антония (Блума). Когда он был еще хирургом, однажды в его отделении умирал молодой солдат. Этот солдат знал, что умрет, ему не было страшно, но ему было жалко, что он умрет в одиночестве. И тогда митрополит Антоний сказал ему, что всю ночь будет сидеть с ним. Тогда солдат ответил, что даже если врач будет присутствовать в палате, то все равно в какой-то момент с врачом будет потерян контакт и он, солдат, уйдет в одиночество, в котором умирать – страшно. Но митрополит Антоний сказал, что все будет иначе. Сначала солдат даст адрес своей жены, чтобы ей можно было написать, потом он будет рассказывать о своей деревне. Когда он не сможет говорить, митрополит Антоний возьмет его за руку, солдат будет чувствовать в своей руке руку врача или в руке врача – свою руку. «Постепенно ты будешь удаляться, – говорил ему митрополит Антоний, – и я это буду чувствовать, и периодически буду пожимать твою руку, чтобы ты чувствовал, что я не ушел, я здесь. В какой-то момент ты на мое пожатие руки ответить не сможешь, потому что тебя здесь уже не будет. Твоя рука меня отпустит, я буду знать, что ты скончался. Но ты будешь знать, что до последней минуты не был один»[20].

Митрополит Антоний видел смерть лицом к лицу, но воспринимал ее не как «натуралистическое царство тления», а как возможность проявить любовь к тому, кто совершает переход в вечность. Эта смысловая вертикаль формировала иммунитет, предохраняла от сползания в ПТСР. (Этот же случай можно перенести и на высказывания одного бойца, который после гибели товарищей кричал. Он собирал их на штурм, а потом узнавал, что те, кого он видел совсем недавно, убиты).

Подробнее о смысловой вертикали рассказывается в части 4.1 текста «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», в главах «Регрессия и исчезновение вертикали», «Подавление деятельности ума и формирование поведения». Данный текст идет в паре с одноименными беседами; текст и беседы не повторяют друг друга, а скорее дополняют, они являются частями одного проекта.

В проекте «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», помимо прочего, рассматривается процесс подавления сознания у узников концентрационных лагерей, рассматриваются стратегии, которыми узники пользовались, чтобы защитить себя (этот вопрос актуален для воинов, находящихся в плену). В текстах и беседах опыт узников переносится на жизнь людей, вроде бы и не находящихся в условиях концлагеря, а живущих, например, в городе. Важно понимать, что подавления сознания можно добиться не только методиками открытого насилия, характерными для концлагеря. Сознание может быть также подавлено, например, потоком новостей, погружающих человека в состояние, при котором он чувствует себя неспособным что-либо планировать. Если сознание подавляется, то человек становится открытым для условий, под воздействием которых формируется ПТСР.

Применительно к теме воинов, вопрос о смысловой вертикали иллюстрируют слова одного военного врача, который в свое время возглавлял военный госпиталь. Он говорил, что российские воины массово крестились во время войны в Афганистане.

Как известно, в Афганистане на стороне противника воевало много наемников. Когда противник шел в атаку, то бывало и такое, что в цепи находились бойцы, накачанные героином. Они шли, выкрикивая свои лозунги; если по ним била очередь из автомата, они шли дальше (в те годы калибр был такой, что очередь из автомата не отбрасывала назад наступающего вперед человека).

Российские воины видели «фонтанчики» от пуль на халатах противника, видели эти страшные глаза со зрачками, сжатыми в точку после приема героина, и видели, как цепь шла дальше. Это зрелище психологически ломало ребят. А что они могли противопоставить этому давлению? Слова «Слава КПСС!»? Когда они стали креститься, у них появилось что противопоставить.

Здесь же можно привести и рассказ одного снайпера о том, что происходило во время иного вооруженного противостояния. Отряд российских воинов (не очень опытных) находился в подвале дома, в это время по улице продвигался отряд противника, состоящий из опытных наемников, – из тех, которые не испугаются выстрела. Кто-то из сидящих в подвале ребят предложил запеть «Христос воскресе» и начать действовать. Что произошло далее, никто толком не понял. Отряд наемников, имеющий особое название, разбежался, бойцов этого отряда по одиночке отлавливали в укрытиях. Дело было настолько «из ряда вон выходящее», что специальная комиссия расследовала вопрос, как неопытным бойцам удалось одержать верх над частью отборных солдат.

Также можно привести историю одного человека, который был на перепутье и не знал, к какой из вер направить свои взоры. Совет дал ему опытный военный. Он сказал, что русских много веков пытались уничтожить, и потому они должны были избрать то, что их поддержит. А на Востоке – перенаселение, и потому там избирают то, что сокращает численность людей. Кончено, этот военнослужащий – не религиовед, но человек его послушал и со временем пришел к мысли, что что-то в его словах было. Как говорил еще один человек: русский народ – уникальный народ, он вот уже, казалось бы, распластан на земле, растоптан, побежден. Но – нет! Встает и стряхивает с себя тех, кто искал его гибели.

Пока в народе жива память о Воскресении, пока мы можем отыскать слова «Христос воскресе!» в нашей исторической памяти, и мы можем воскреснуть. Аналогию дает образ медоеда – этот зверек имеет иммунитет к яду кобры. Когда кобра кусает его, он падает и как бы умирает, но вследствие работы иммунитета через некоторое время он встает (см. Пасхальное видеопоздравление, записанное после ночной службы на Пасху 2023 г.).

По мысли преподобного Иустина (Поповича), когда мы с верой в воскресшего Христа живем по заповедям Евангелия и побеждаем в себе все греховное и смертное, Господь дает пережить воскресение человеку опытно, еще при жизни. Тогда страх смерти отступает (см. мысли преподобного Иустина (Поповича) и прочие мысли на тему воскресения в статье «ПАСХА – пережить Пасху как бессмертие своей души»).

Действие смысловой вертикали, а также – феномен победы над страхом и рывок из, казалось бы, намертво сжимающегося кольца ПТСР описал в своей автобиографической книге «Мой лейтенант» Даниил Гранин. С началом Великой Отечественной войны он, имея возможность остаться в тылу, пошел в ополчение. Одетый в какие-то тряпки, так как обмундирования не было, снабженный только противогазом и бутылкой с зажигательной смесью, так как оружия тоже не было, он почти сразу вместе с другими военнослужащими попадает на вокзале под удар штурмовой авиации.

От самолетов потемнело небо. Они выли, бомбы завывали еще истошнее. «Вопль ввинчивался в мозг, проникал в грудь, в живот, разворачивал внутренности. Злобный крик летящих бомб заполнял все пространства, не оставляя места воплю». Ужас поглотил Гранина целиком, звук пикирующего бомбардировщика расплющивал его. Он никогда не верил в Бога. «Знал, – рассказывал он, – всем своим новеньким высшим образованием, всей астрономией, дивными законами физики, что Бога нет, и тем не менее, я молился». Его запекшиеся губы шептали: «Господи, помилуй! Спаси меня, не дай погибнуть, прошу тебя, чтобы мимо, чтобы не попала, Господи, помилуй!» Ему вдруг открылся смысл этих слов – «Господи… помилуй!..» В неведомой для него глубине что-то приоткрылось, и оттуда горячо хлынули слова молитвы.

Рядом разорвалось чье-то тело, высокая водокачка стала падать на железнодорожный состав, взрывы корёжили пути, взлетали шпалы, опрокидывались вагоны. Но он смотрел не туда, а на зеленые стебли, где полз муравей, на гусеницу, которая свешивалась с ветки. «В траве шла обыкновенная летняя жизнь, медленная, прекрасная, разумная».

Самолеты заходили все вновь и вновь, и не было конца этой адской карусели. Бомбежка извлекала из Гранина все новые волны страха. Он превращался в дрожащую слизь, стал ничтожной тварью, наполненной ужасом. После бомбежки он долго не мог прийти в себя, он был опустошен и противен себе, он и не думал, что он – такой трус.

Но с другой стороны, та же бомбежка превратила его в солдата, что-то перестроилось в его организме. Следующие бомбежки уже действовали иначе, он спокойно искал укрытия, а не обреченно ждал гибели.

«Мы преодолевали страх, – писал он, – тем, что сопротивлялись, стреляли, становились опасными для противника». Первые месяцы войны немцы внушали страх, у них была техника, у них было оружие, они казались неодолимыми со своим ореолом воина-профессионала. Ополченцы же выглядели жалко в своих обмотках.

Но через три месяца все стало меняться. «Мы увидели, что наши снаряды и пули тоже разят противника и что немцы раненые так же кричат, умирают». Открытием было то, что немцы – отступают. Пленные рассказали, что ополченцы в своих нелепых одеждах тоже внушают немцам страх. Стойкость ополченцев остановила наступление немцев на Лужском направлении, и немецкие части застряли. «Подавленность от первых ошеломляющих ударов прошла. Мы перестали бояться. Во время блокады военное мастерство сравнялось. Наши солдаты, голодные, плохо обеспеченные снарядами, удерживали позиции в течение всех 900 дней, против сытого, хорошо вооруженного врага уже в силу превосходства духа» [!].

Со временем Гранин был произведен в лейтенанты, стал командиром. «Мой лейтенант» – так называются его воспоминания потому, что он сам удивлялся себе. Неужели этот лейтенант, так смело принимающий решения, – и есть он, тот самый, который начал войну в обмотках?

Через некоторое время он женился. «Бога у нас не было, – так он поведал о том, о чем рассказывал митрополит Митрофан (Баданин), – Его [то есть Бога] заменяла любовь, потом мой лейтенант узнает, что Бог это и есть любовь».

Два пути воина: воин-волк или воин-христианин

Наличие смысловой вертикали особое значение приобретает тогда, когда противник пытается подавить психологически, когда противник идеологически «заряжен», и особенно – когда он исповедует концепцию зверя (волка). Есть путь воина-волка (воина-зверя) и воина-христианина.

Останавливая зло, воин-христианин сам должен не озвереть, ибо озверение – это «билет в один конец», путь к ПТСР и распаду психики. Кто бы что ни говорил, но, перестав однажды быть человеком и став волком, трудно вернуться обратно к человеческому статусу.

Вопрос о противостоянии воина, исповедующего концепцию зверя, и воина-христианина разбирался в серии эфиров, включенных в проект, имеющий целью помочь воинам, принимающим участие в СВО (конечно, в более широком значении, подразумевается, что помощь необходимо оказать не только им). В контексте СВО это противостояние приобретает новое измерение, ведь российским воинам приходится сражаться с противником, вовлеченным в мистические культы, напоминающие культы Третьего Рейха. С противником, вовлеченным в идеологию ненависти (см., к примеру, репортаж Александра Лукьяненко «Секта Черного Солнца»).

Ненависть может стать той черной доминантой, которая подавит деятельность других отделов коры, фиксируя внимание человека лишь на негативных образах. Так и приходят к ПТСР. А потому нужно каким-то образом и боевую задачу выполнить, и ненавистью не заразиться.

Путь жизни и путь смерти: два подхода к преодолению трудностей / ПТСР / к воинскому служению. Часть 1
Путь жизни и путь смерти: два подхода к ПТСР, два пути воина – языческий и христианский. Часть 2
Путь жизни и путь смерти: два подхода к ПТСР, два пути воина – языческий и христианский. Часть 3 
Путь жизни и путь смерти: два подхода к ПТСР, два пути воина – языческий и христианский. Часть 4
Путь жизни и путь смерти: 2 взгляда на реальность, 2 пути воина – языческий и христианский. Часть 5
2 пути воина – языческий и христианский, 2 взгляда на реальность. Часть 6: национализм и гностицизм
2 пути воина – языческий и христианский, 2 взгляда на реальность. Ч. 7: любовь и ненависть на войне
2 пути воина – языческий и христианский. Подходы к ПТСР. Ч.8: Мистика национализма. Не стать зверем

Вопрос о двух подходах к пути воина можно проиллюстрировать двумя примерами. Первый пример – берсерки, «спецназ» викингов, которые, по преданию, входили в боевой транс с помощью психоактивных веществ. Во время боя они находились в состоянии ярости, но вне войны могли считаться отщепенцами, ведь и в обычной гражданской жизни продолжали идти путем конфликта. Противоположный пример – святой благоверный князь Александр Невский, который во время войны был непревзойденным воином, а во время мира – мудрым и рассудительным правителем.

Эти два образа сравниваются в статье «ТРИ СИЛЫ: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)». В этой статье ставится вопрос об инстинктах – как к ним относиться – а также вопрос о силе гнева (как относиться человеку к силе гнева?). Не пересказывая всего содержания статьи, здесь стоит отметить, что ответы на эти вопросы лежат не на уровне горизонтали. Ответы можно найти, двигаясь по вертикали – к преображению.

Академик Ухтомский считает, что «природа наша возделываема», а потому человек вовсе не обязан стукаться в действие инстинкта, как в роковую стену. То, что дается природой, является фундаментом, и эти фундаменты заменяются «по мере роста все новых и новых условных связей И.П. Павлова [то есть по мере развития второй сигнальной системы, о которой писал И.П. Павлов]». В этом смысле инстинкты не являются чем-то раз и навсегда заданным, их можно рассматривать как фонд человека. «Важная и радостная мысль в учении дорогого И. П. Павлова заключается в том, что работа рефлекторного аппарата не есть топтание на месте, но постоянное преобразование с устремлением во времени вперед».

Работа высшей центральной нервной системы поднимается в своих достижениях не на основе унаследованных рефлексов и инстинктов, а на основе борьбы доминант с тем поведением, которое было унаследовано и стало привычным. В случае этого преобразования определять поведение будут не инстинкты, а те надстройки, которые станут возникать над инстинктами при столкновении с доминантами (в статье говорится, что сила гнева исцеляется любовью; человек сохраняет огненное напряжение и активность, но при этом не дрожит от ненависти к людям). И эти надстройки станут достижениями человека, они и будут влиять на его дальнейшее поведение. Такие надстройки человек формирует с помощью смысловой вертикали. С помощь веры.

О том, как через реализацию связи с Христом появляется надстройка, которая позволяет обрести опору и равновесие см. в главе «Связь с Христом и точка опоры» из части 4.1 текста «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».
А также – в главах «Связь с Христом», «Связь с Христом, дополнительный афферентный комплекс и акцептор действия» из части 3-ей текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».

(Так по мнению некоторых авторов «мужество надстраивается над биологической витальностью, связывая и оформляя ее убеждениями, верой, принципами». Под витальностью в данном смысле понимаемся сила человеческой жизни, она неразрывно связана с отношением к смыслам. Эта сила жизни настолько укоренена и активна, насколько присутствует в жизни человека связь со смыслами. И потому мужество неотделимо от целостности человека, от его языка и от способности к творчеству, от его духовного жизни и от его главного интереса. Если в человеке живет вера в его причастности силе Бытия, то у него появляется фундамент для мужества. Мужество и вера остаются с человеком даже тогда, когда «пере­стают действовать внешние гарантии»[21].

Иллюстрируя тему формирования надстройки над инстинктами, можно привести размышление о родах, сообщенное автору одной женщиной в переписке. Она писала, что «в родах, если установка на страдания, то это – одна картина (потеря контроля, хаос, стереотипные крики, гримасы и т.д.). Если есть установка на любовь, то – картина совсем другая, когда думаешь именно о ребенке, как ему не навредить, как совершается божественное чудо рождения человека»).

В отношении критики веры, когда говорят, что «религия – дурман для народа», – Ухтомский отвечает следующее. Он говорит, что продолговатый мозг тормозит мозг спинной, а головной мозг является тормозителем продолговатого. «Отказываться ли от милого пресмыкания в болоте с уютными лужами и вкусными самками в жирной и славной болотной грязи ради далеких и проблематических предвосхищений будущего, с которым я, быть может, так-таки и не встречусь?»

«Красота и религия пусть будут тормозителями импульсивного пресмыкания, ориентации на обыденные интересы, в том числе, полового аппарата и выделительных органов. Красота и религия «снимают с очереди ближайшее и наличное ради далекого и предстоящего! Дурманят и затормаживают свиное в человеке, чтобы помочь в нем человеческому!»

То есть применительно к данной статье можно, учитывая все сказанное выше, сделать следующий вывод. Красота и религия могут преобразить действие тех процессов, которые фиксируют человека на обыденных для боевых действий образах. Могут уберечь от застревания в той модели поведения, которая разрушит психику человека.

Равновесие

То, как в реальной жизни выглядит описанное Ухтомским действие высших надстроек центральной нервной системы, а также – действие красоты и веры, иллюстрируется примером монахини Адрианы (Малышевой). Монахиней она стала уже в очень зрелые годы. В молодости она с началом Великой Отечественной войны записалась в добровольцы и всю войну провела в военной разведке, то есть на самом «передке», на линии боевого соприкосновения. Многократно она переходила линии фронта для выполнения боевых заданий. И примечательно, что после такой военной жизни, после войны, она не превратилась в жертву ПТСР. Она училась, работала в конструкторском бюро Королева. Что же поддерживало ее?

Надо сказать, что годы войны особо не были окрашены у нее верой. Время было такое, что о вере не говорили. Люди поддавались нарративу идеологии, пытающейся выдавить веру из их сознания. Но все равно огонек веры, загоревшийся в детстве, не покидал ее душу окончательно.

Она усвоила урок командира: «никогда, ни при каких обстоятельствах не оставлять товарища в беде. Закон фронтовой жизни непреложен: сам погибни, но друга спаси». Командир неукоснительно требовал соблюдения нравственных норм: благородства, уважения друг к другу, скромности.

Она вспоминала, что «самое трудное на войне – это нескончаемые бытовые тяготы. Ведь служба на передовой – это жизнь без крыши над головой». «В таких условиях заслужить уважение и любовь товарищей можно было, только заставив себя не роптать, не жаловаться, являть пример выдержки».

Однажды, кода она с другими с бойцами перешла за линию фронта, группа столкнулась с чувством голода. Если бы кто-то начал искать пищу, то возникла бы рискованная ситуация: их могли засечь немцы. И тогда она достала свой НЗ – «неприкосновенный запас» – кусок сухого черного хлеба. Разделила на пять частей и, раздав кусочки, сказала, чтобы ребята не жевали хлеб и не глотали его сразу, а держали во рту, как конфету, пока не размякнет. И через некоторое время она услышала, что есть ребятам уже не хочется.

Спустя много лет оставшиеся в живых вспоминали, как маленьким кусочком хлеба удалось утолить голод молодых здоровых парней. Ребята (к тому времени уже поседевшие) «пытались объяснить это чувством единства, которое возникло у них при общей трапезе, да еще так честно разделенным сухарем». «А я верю, – говорила она, – что в этот момент благодать Святого Духа коснулась всех нас!»

Она сохранила сокровенные воспоминания в своем сердце. И когда приходилось беседовать с юными слушателями о войне, она рассказывала «больше о фронтовой дружбе, доверии друг к другу, самоотверженной помощи». Она рассказывала, как сохранившийся у нее сухарь помог преодолеть чувство голода, пока разведчики несколько дней прятались от немцев. Делясь этой историей, она раздала юным слушателям маленькие кусочки шоколада, чтобы те попытались понять состояние людей в трудные военные годы. Слушатели, вначале разочарованные тем, что их не будут развлекать рассказами о поражающем воображение количестве убитых врагов, «…вдруг притихли и почти перестали чмокать губами, как бы сами ощутив благодатное чувство объединения. А мы, бывшие фронтовики, не перестаем испытывать его никогда».

Когда ей приходилось рассказывать о войне, она старалась «основное внимание обращать на внутренние, чисто нравственные и духовные стороны … фронтовой жизни – верность долгу, самоотверженность и братскую любовь». Вопреки обычному стилю фронтовых воспоминаний, когда слушателям сообщают о количестве убитых немцев, ей хотелось донести до людей, что «мы и на войне сохраняли в душах чистоту, нежность и доброту».

Однажды, весной 1945-го года, она увидела, что «деревья начали покрываться нежной зеленью, а влажная земля – травкой, воздух был насыщен весенним запахом. И все это вдруг стало ощущаться как почти забытые радости нашей прерванной юности» (примечательно, что Юрий Шевчук, во время войны посещавший Чечню, чтобы поддержать своим творчеством российских солдат, и после этих поездок столкнувшийся с ПТСР, вышел из этого состояния весной – так захотелось любви, что он написал песню «Любовь» и с тех пор «они», то есть музыканты группы ДДТ ее всегда поют[22]). Она с подругой впервые за военные годы, нарушив устав, разулись и босиком бегали по лесу, касаясь стволов деревьев, смеясь и падая на мягкую землю. И вдруг она увидела совсем рядом с собой цветок, который показался ей таким прекрасным и беззащитным, что она долго смотрела на него, боясь, что подруга тоже увидит его и захочет сорвать.

С удивлением она подумала, что весна приходила каждый год, и каждый год появлялись цветы. Но прозрение наступило только сейчас. Это прозрение было особенно ярким [на контрасте] от того, что долгие годы войны она была лишена радости чувствовать прекрасное.

В День Победы им дарили столько цветов, что удержать их в руках было невозможно. Но многие годы потом тот лесной подснежник вызывал у нее трогательную нежность и благодарность за подаренное ей «ощущение возврата к нормальной жизни от тягот войны». Она рассказала об этом маленьком лесном чуде своим сослуживцам и увидела по их глазам, что они понимают ее, «проникаются таким же чувством светлой, тихой радости».

Вот что вынесла матушка из своей жизни – ее слова можно воспринимать как некий завет, как развертывание слова Виктора Николаева, который о своей службе в Афганистане написал известную книгу «Живый в помощи». В ней были такие слова: «Когда мы вспоминаем о нашем русском православном Боге, воз­вращаемся к заветам предков, к традиционным нормам морали и нравственности, отхо­дит от сердца злоба и ненависть, сребролюбие и трусость, и в нем водворяется смирен­ный христианский непобедимый покой воина, против которого никогда не выкуют, сколь­ко бы ни старались, равноценного меча ни безбожный Запад, ни мусульманский Восток».

И эта же мысль читается в словах монахини Адрианы о равновесии. «К равновесию приходят через сдержанность и спокойствие. Умение владеть собой, самоконтроль, ощущение внутренней силы, бесстрашие – это грани качества равновесия.

Спокойствие может быть проявлено при самом страшном напряжении. Спокойно сердце, чувства, мысли, спокойны тело и все его движения… Антиподом спокойствия являются суетливость, беспокойство, нервозность и нервные движения.

Никто не может устоять перед равновесием. Его безмолвная сила может укротить самое сильное темное противодействие или эмоциональный ”вихрь”.

Поддаваясь эмоциям, человек становится рабом крайностей. Крайности проявляются во всем: в голосе, во взгляде, в движениях, жестах, эмоциях, чувствах.

Все смеются, смеется и он, все плачут, плачет и он, все бегут в страхе, мчится и он, все злобствуют, злится и он.

Заражаясь эмоцией, человек теряет самоконтроль. Равновесие – это отказ, нежелание быть в крайностях. Равновесие не означает равнодушие. Равнодушие – это безразличие.

Равновесие же – это спокойное, бесстрастное отношение ко всему, касающемуся малого, личного ”я”.

Равновесие духа – одно из самых труднодостижимых качеств. Его может утвердить лишь тот, кому ничего ни от кого не нужно, кто способен давать, ничего не требуя взамен»[23].

[1] Ганс Селье – канадский патолог и эндокринолог, родоначальник теории биологического стресса.

[2] Стресс и болезни адаптации / А.Д. Павлов. М.: Практическая медицина, 2012. 297 с.

[3] Брушлинский А.В. Психология субъекта / Отв.ред. проф. В.В.Знаков. М.: Институт психологии РАН; СПб.: издат. «Алетейя», 2003 г. 272 с.

[4] См., в частности, в том числе, и относящуюся к взрослым, упомянутую выше в сноске статью «О детских суицидах, вообще, и о суицидальных группах “Синие киты”, в частности».

[5] Минина Е. Нейронауки в Sciencе и Nature. Выпуск 255: почему серотонин – не психоделик, или важность внутриклеточных рецепторов серотонина.

[6] Павлов А.Д. Указ. соч.

[7] Там же.

[8] Электронная версия книги выложена на сайте Соловецкого монастыря, в разделе «Пастырская страничка», в подразделе «Исповедь».  

[9] Митрофан (Баданин), митр. Война и любовь. Москва: Отчий дом, 2020. 112 с.

[10] Василенков Д., прот. Василик В., протодиак. «Путь Архистратига. Преодоление зверя». СПб., Град духовный. 270 с.

[11] Павлов А.Д. Указ. соч.

[12] Герман Дж. Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора. М. : Бомбора, 2022. 400 с.

[13] Тукаев Р.Д., д.м.н. Исследования нейрогенеза взрослого мозга: психиатрический и психотерапевтический аспекты Московский НИИ психиатрии Росздрава, кафедра психотерапии РМАПО.

[14] Сапольски Р. Кто мы такие? Гены, наше тело, общество. М.: Альпина нон-фикшн, 2018. 290 с.

[15] См. главу 11 «Больше, чем сумма частей» из книги Нормана Дойджа «Пластичнность мозга».

[16] Шамрей В.К. Психиатрия войн и катастроф. Учебное пособие. ООО «Издательство „СпецЛит”», 2015.

[17] Отставнов Н. Нейрообразование: как обучение чтению изменяет наш мозг? Часть 2.

[18] Стоссел С. Век тревожности. Страхи, надежды, неврозы и поиски душевного покоя / Пер. с англ. М.: Альпина нон-фикшн, 2016. 464 с.

[19] Фурсов А., Захаров А. Рабы глобальной матрицы. Чего хочет поколение потребителей?

[20] Ты не один. Жизненный путь митрополита Антония Сурожского / Сост. Е. Майданович

[21] Кричевец А.Н., Солодушкина М.В. Мужество быть. Жизнестойкость и вера.

[22] Об этом эпизоде своей жизни Юрий Шевчук рассказывает в интервью на ютуб-канале Юрия Дудя (признан в России иностранным агентом, включен в реестр СМИ-иноагентов)

[23] Данилова Л.А. Монахиня Адриана. История жизни ветерана Великой Отечественной войны монахини Адрианы (Малышевой). М.: Никея, 2013. 96 с.