Прокопий (Пащенко), иером. «Современные компании и человек». Ч. 4.4: Два прочтения метамодерна и жизнь в сообществе

В части 4.4 продолжается разбор идеи метамодерна применительно к теме функционирования человека в сообществе. Один из вариантов сообщества – компании, которые иногда задумываются о создании такой доктрины, которая бы объединила как людей с разным культурным уровнем, в частности, так и людей, принадлежащих к разным культурам, – в общем. Смыслы, на основании которых реализуется процесс единения людей в сообществе, могут отсылать к метамодернистскому концепту. Но могут и не отсылать.

Есть два прочтения идеи соединения частей в целое.

В первом случае явления изучаются по существу и на основании сущностных признаков вдумчиво соотносятся друг с другом в систему при общем стремлении не повредить отдельным частям и в итоге найти правду. При втором подходе правда не интересует, видимость единства формируется за счет умалчивания одного, игнорирования второго, гипертрофированной подачи третьего, введении в оборот придуманного четвертого. Такая модель при ее презентации может вызвать ощущение «креативного подхода», но при столкновении с реальной жизнью (которая вторым подходом бывает, что и игнорируется) может погубить сделавших на нее ставку.

Внешне похожие друг на друга два прочтения метамодерна имеют кардинальные отличия, так как по-разному осмысляют процесс включения человека в единство. На втором пути – слияние различных культур, религий, взглядов ради того, чтобы в конечном итоге из этого слияния произошло некое единство – новая универсальная духовность. На первом – построение личности, у которой сформировано основание для совершения выбора – что включать в свое мировоззрение, а что – оставить за бóртом.

«Повесть об Антихристе» как иллюстрация неконструктивного прочтения метамодерна

Объединение людей в некое целое, которое видится аналогией идеи метамодернистского соединения, представлено в работе Владимира Соловьева «Повесть об Антихристе». Стоит отметить, что в биографии Владимира Соловьева есть факты, которые настораживают. Он владел автоматическим письмом, то есть некая «сила» вещала через него. (О подобном писала Ксения Игумнова в работе «Фальсификация духовности»[1]. Она тоже владела автоматическим письмом, и через ее руку некая «сила» возвещала новую «эру Водолея». У Ксении Игумновой могут быть использованы другие термины, но, если ее работы включить в общую структуру происходящего, соединить с постулатами движения нью-эйдж (которое постулировало, что эра Рыб, ассоциирующаяся с христианством, сменяется эрой Водолея, то есть эрой, когда люди будут обладать паранормальными способностями), аналогия очевидна.

Владимир Соловьев рассказывает о пришествии антихриста в прошедшем времени, то есть как о свершившемся факте. По его произведению, антихрист – гениальный человек. Он признает библейский нарратив, только считает, что Христос был необходим для Своего времени. А для того времени, когда живет антихрист, нужен именно он, и именно он станет выразителем идеи Бога Отца. Человек с непомерной гордыней. Он ждет от Бога Отца указаний, но их не поступает. В отчаянии он решается броситься с обрыва. Некая сила удерживает его в воздухе и вновь ставит на землю. Он видит два глаза, которые представляются Богом Отцом. То, что стоит за двумя глазами, уверяет, что отныне будет помогать мужчине (обозначим таким образом антихриста) и призывает забыть про Христа.

Мужчина чувствует, что в его душу входит некая струя. Он испытывает необыкновенный прилив энергии. В кротчайшее время он пишет книгу, которая впоследствии будет переведена на многие языки. В ней он примиряет все религии мира, материалистов, идеалистов, то есть примиряет крайние точки зрения.

«Этa книгa, нaпиcaннaя пocлe пpиключeния нa oбpывe, пoкaжeт в нeм нeбывaлyю пpeждe cилy гeния. Этo бyдeт чтo-тo вceoбъeмлющee и пpимиpяющee вce пpoтивopeчия. Здecь coeдинятcя блaгopoднaя пoчтитeльнocть к дpeвним пpeдaниям и cимвoлaм c шиpoким и cмeлым paдикaлизмoм oбщecтвeннo-пoлитичecкиx тpeбoвaний и yкaзaний, нeoгpaничeннaя cвoбoдa мыcли c глyбoчaйшим пoнимaниeм вceгo миcтичecкoro, бeзycлoвный индивидyaлизм c гopячeю пpeдaннocтью oбщeмy блaгy, caмый вoзвышeнный идeaлизм pyкoвoдящиx нaчaл c пoлнoю oпpeдeлeннocтью и жизнeннocтью пpaктичecкиx peшeний. И вce это бyдeт coeдинeнo и cвязaнo c тaким гeниaльным xyдoжecтвoм, что вcякoмy oднocтopoннeмy мыcлитeлю или дeятeлю лeгкo бyдeт видeть и пpинять цeлoe лишь пoд cвoим чacтным нaличным yглoм зpeния, ничeм нe жepтвyя для caмoй ucmuны, нe вoзвышaяcь для нee дeйcтвитeльнo нaд cвoим я, ниcкoлькo нe oткaзывaяcь нa дeлe oт cвoeй oднocтopoннocти, ни в чeм нe иcпpaвляя oшибoчнocти cвoиx взглядoв и cтpeмлeний, ничeм нe вocпoлняя иx нeдocтaтoчнocть»[2] (курсив Вл. Соловьева).

Лишь некоторые вдумчивые авторы отмечают, что в этой книге ни разу не упомянуто о Христе. Мужчину признают многие страны. Делают его своим предводителем. Он говорит, что отныне никто не сможет начать войну без его ведома. Принуждает к завершению всех вооруженных конфликтов. Его провозглашают верховным лидером всех религий. В созданный им собор приходят католики, протестанты и православные. Протестантам он предлагает помощь в изучении Священного Писания, если они признают его своим верховным владыкой. Часть протестантов соглашается на это. Католикам он обещает вернуть все папские привилегии, которые, согласно произведению, были утрачены. Условия те же – признать его верховным владыкой. Часть католиков признает. На чем же он ловит православных? Он говорит им, что теперь по всей земле будет введен православный обряд. Будут иконы. Будут крестные ходы. Но! Если православные признают его своим верховным владыкой. Часть признает. Часть нет. Тогда старец Иоанн заверяет мужчину, что православные признают его верховным владыкой, если он сейчас перед всеми исповедует, что признает Христа, пришедшего во плоти.

Здесь можно вспомнить слова апостола Иоанна Богослова, согласно которым духа антихриста и духа Божия можно узнать так: тот дух, который признает Христа, пришедшего во плоти, есть дух от Бога (1 Ин 4. 3). Здесь можно привести следующий комментарий.

Один маг и оккультист, который достиг в оккультных познаниях больших высот (возможно, он обманывал своих читателей, но утверждал, что вышел на некий энергоинформационный уровень, находясь на котором он видит историю человека и информацию о нем), прочитав эти слова апостола Иоанна Богослова, спросил духа Шакти, который помогал ему, признает ли тот Христа, пришедшего во плоти. Некоторое время дух молчал, а потом через ноги вышел в землю. Автор этой истории утверждает, что так потерял свои магические способности[3].

Чем закончилась история антихриста, каждый может самостоятельно изучить, но применительно к современным компаниям аналогия вырисовывается понятная. Дается некая идея, которая на основе ложной концепции объединяет различные религии. Примечательно, что антихрист римским папой «назначил» одного колдуна, который с помощью оккультизма сделал людей открытыми для совершенно невообразимых сексуальных наслаждений, переживаемых с помощью демонов.

В Священном Писании ситуация, когда народ покидает Бога и обращается к идолам, называется блудом. Когда человек уходит в оккультизм, когда начинает поиск определенных состояний, он впадает в духовный блуд.

Мета-смысловое полотно

В условной современной компании с использованием ложной ментальной доктрины, использованием оккультных методов (называются они не оккультизмом, правда, а информационными технологиями) люди объединяются в некую модель, которая противостоит библейскому нарративу.

Один автор метанарративом назвал коммунизм, нацизм и так далее. Трудно согласиться. И вот почему. Библейский нарратив укоренен в истории. Есть наука – библейская археология. Здесь можно вспомнить священника Льва Лебедева, который написал книжечку «Что есть Истина». Истина – не формула. Истина – история домостроительства Божия. Вся история грехопадения человека, подготовка к пришествию Мессии, Его воплощение, деятельность Христа, Сына Божия, по спасению людей – и являются истиной.

Вспомним здесь одного автора, который говорит, что на первом этапе, когда мы не знаем, является ли утверждение истиной или нет, мы можем проверить идею на когерентность, то есть на то, не противоречит ли она сама себе.

Библейский нарратив подтвержден историей. В данной работе мы говорим о православии. Понравится ли это кому-то или нет, но, ссылаясь на работу патриарха Сергия (Страгородского) «Православное учение о спасении», можно сказать, что католицизм и протестантизм «сошли с дистанции». Автор аргументирует свое утверждение. Предлагаем каждому ознакомиться с данной работой.

Православное мировоззрение не противоречит само себе. Конечно, в контексте него возникает множество вопросов. Например, о происхождении зла. О том, можно ли говорить о христианстве после Освенцима? Если переформулировать вопрос – если есть Бог, то почему был Освенцим?

Метамодернистские и холистические мотивы в идеологии Третьего рейха

«… народу с деконструированным углом обзора
Уставшему от тревоги, неустойчивости и колебаний,
Гитлер предложил мета-исцеление Версальского позора[4]
Отменой совести, культом превосходства и завоеваний.
Эта история повторяется во все века и на всех континентах,
Либо – двигаешься к Истине, либо тонешь в симуляционных контентах.
Во все времена и эпохи есть тяга отдаться соблазну,
Не рубить руду в поисках алмазов,
А сразу –
Клеить стразы.
Тогда Гитлер дал идею населению,
Которая ложна по определению.
По какому-либо признаку людей деление,
А не на основе высшего принципа единение.
И ныне подобный призыв не диагностируется на локаторах гордости,
Когда постмодерном между злом и добром стерто различие,
Если тревожность хочется утопить в новой духовности
Основанной на силе, магии, экстазе и само-величии».
(Из поэмы «Антропологический манифест»)

Люди спрашивают, где был Бог во время войны и почему Он допустил Освенцим? Ответ на этот вопрос хорошо бы развернуть в отдельных беседах «Постмодерн, метамодерн … Освенцим». А пока они не состоялись – ответ видится таким: этот вопрос стоит рассмотреть сквозь призму другого вопроса: а был ли Бог в сердцах людей?

Когда Бога изгоняли из науки и этики[5] – народ рукоплескал. С упоением читались а-ля мистические трактаты о «смерти Бога» – «Так говорил Заратустра», – написанные философом, страдавшим от психических расстройств, – Ф. Ницше. Да, вопрос, где был Бог, – отчасти справедлив в том смысле, что многие люди предвоенной Европы сами отвернулись от Него. Со всеми вытекающими из сего факта последствиями.

Люди, находящиеся на гуманистических позициях, забывают о том, что Германия в период, предшествовавший появлению Третьего рейха, была насквозь эзотерична. Показателен пример того же Карла Юнга – гностика, ратующего за объединение образа Бога и образа сатаны. В предисловии к его «Красной книге»[6] описан контекст, на фоне которого Юнг рос и развивался. Он не был одинок в своих воззрениях – он был одним из целой плеяды авторов, которые если и апеллировали к христианству, то соединяли его с мистическими учениями, не имеющими отношения к христианству. То есть, по сути, накануне прихода к власти Третьего рейха Германия находилась в состоянии осцилляции (колебания) между христианством и язычеством.

Многочисленные примеры осцилляции, характерные для идеологических паттернов, циркулировавших в Германии перед Второй мировой войной, а также примеры осцилляции, характерные для идеологии Третьего рейха приводит американский историк Эрик Курландер в своей книге «Монстры Гитлера: сверхъестественная история Третьего рейха».

«Фашизм наделяет, – по мнению автора, – социо-политическую реальность смыслом через сознательное и подсознательное использование коллективных практик, обрядов и священных символов, “сети взаимоотношений”, которые способствуют “релятивизации классических дихотомий: рационального и иррационального, левого и правого, революционного и реакционного, модерна и антимодерна”. Заимствуя из массива сверхъестественных идей, нацисты создали пространство, в котором существующие взгляды – будь то либеральные, социалистические или традиционно консервативные – могут быть перевернуты, перемещены со своих мест или отброшены вовсе, чтобы создать ощущение идеологической связности, которой в любом другом случае просто бы не было». Данная стратегия позволяла представлять тех, кто не соответствует идеологии, как монстров, чужеродных и дьяволов. То есть демонизировался любой, кто, выражаясь современным языком, «не вписывался в повестку»[7].

Предваряя описания, заимствованные из указанной книги, еще раз стоит повторить то, что было отмечено в части 4.3, когда речь шла о нацистской тематике. Отсылки к истории Третьего рейха приводятся не с целью объявить тенью Гитлера любую деятельность по созданию целостных систем. Ведь и автор, пишущий данные строки, тоже апеллирует к идее целостной системы, соотнося различные области знания между собой (что отображено в изданных книгах).

Важно учесть, исходя из каких посылов кто-либо заявляет о своем желании создать целостную систему. От характера тех идей, которые положены в основе, зависит, будет ли заявленная система в итоге ложной или созидательной, о чем подробнее рассказывается в тексте «Постмодерн – метамодерн …Освенцим», в части 2-ой, «Два прочтения метамодерна и осцилляция между крайними оппозициями».

Идеи книги «Монстры Гитлера» в контексте современных корпораций

Итак, книгу Эрика Курландера «Монстры Гитлера», которая основана на многих исторических текстах и письмах очевидцев тех событий, можно разобрать в контексте темы существования человека в условиях сообществ и корпораций. В ней последовательно показывается, как идеологи Третьего рейха создавали для немецкого народа некую мифологему, которая должна была сплотить народ, оторвав его от христианских идей и предложив заместительную альтернативу.

Автор, основываясь на многочисленных свидетельствах, утверждал, что ни одно массовое политическое движение не развивало столь последовательно то, что он назвал «сверхъестественным воображаемым». Речь идет об оккультизме и «пограничной науке», язычестве, нью-эйдж и восточных религиях, фольклоре, мифологии и многих других учениях о сверхъестественном. Задача «сверхъестественного воображаемого» состояла в том, чтобы привлечь к себе поколение немецких мужчин и женщин, «ищущих новые формы духовности и новые объяснения мира, которые находились бы где-то между [метаксис[8] – метамодерн?] научной верифицируемостью и обветшалыми истинами традиционной религии».

[Христианство, как можно предположить, перестало удовлетворять те народы, которые в угоду своим страстям выбросили из христианства то, что не давало жить по тем самым страстям. В результате усеченное рационализмом и секулярными тенденциями христианство было превращено в абстрактную этическую систему, из которой была изъята «соль». Ведь действующая в христианстве благодатная, преображающая сила должна быть деятельно усвоена человеком – она не сообщается человеку автоматически при пассивном к ней отношении. В качестве комментария к мысли об утрате людьми связи с христианством см. главу «Православие и христианство» из текста «Постмодерн – метамодерн; “Бойцовский клуб” – терроризм; деконструкция – метавселенная; Освенцим», часть 2-ая, «Два прочтения метамодерна и осцилляция между крайними оппозициями»].

Эрик Курландер считает, что, по сравнению с национал-социализмом, никакая другая массовая партия не прилагала столько усилий, чтобы реализовать подобные учения как в науке и религии, так и в культуре и социальной политике, войне, строительстве империи и этнических чистках. «Без понимания взаимоотношений между нацизмом и сверхъестественным нельзя в достаточной мере понять историю Третьего рейха».

При этом автор хорошо демонстрирует процесс конструирования этой мифологемы, в ходе которого те немецкие ученые, которые подвергали обоснованным сомнениям лежащие в ее основе теоретические выкладки (такие, например, как «доктрина вечного льда»), подвергались обструкции. «Полностью дискредитированная в рамках научного сообщества теория мирового льда нашла другой путь процветания: через монопольную поддержку со стороны Третьего рейха». К научному дискурсу, поддерживаемому правительством, допускались лица, может, и не имевшие какого-либо научного опыта, но разделявшие саму идеологию Третьего рейха.

И эти лица помогали выстраивать некую синтетическую, холистическую мифологему, в рамках которой немцы выделяются из остальных народов и наций по праву происхождения, потому как являются наследниками древних богов, и в связи с этим имеют право воздействовать на политическую реальность иных народов, которые объявляются неполноценными.

Этот процесс, происходивший в Третьем рейхе, напоминает современные процессы, запускаемые в корпорациях. Имеется в виду создание некой матрицы, которая должна объединить внутри корпорации людей разных вероисповеданий, культурных кодов, увлечений и т.п. Немцы в Третьем рейхе, понимая сложность слома мировоззрения верующей части общества, не отвергали полностью христианство, а искусственно встраивали его в свою концепцию, в которой Иисус Христос становился потомком арийской расы. То есть создавалась параллель между Христом и немецкой нацией как потомками арийцев.

Синтетические модели, паразитирующие на христианстве

Подобная модель достижения определенных целей напоминает теории, провозглашаемые американским философом Кеном Уилбертом и ему подобными деятелями. Например, идеи нью-эйдж – те же самые, только акценты смещены в иную сторону. Человек, который следует идеологии нью-эйдж, должен достигнуть какого-то божественного статуса, стать «светлым коконом», «огненным шаром», а арийцы, потомками которых являются немцы, изначально имели подобное величие. (По представлениям Генриха Гиммлера, одного из главных деятелей нацистской Германии, нордическая раса спустилась с небес, чтобы поселиться на Атлантическом континенте. Некоторые нацистские лидеры верили, что арийцы произошли из древнего правящего класса вышедших из Тибета бого-человеков. Кто-то считал, что предки германцев шли из Европы и, дойдя до Японии, стали самураями, а дойдя до Индии, – браминами).

Чтобы включить христианство в свою синтетическую модель, некоторые идеологи Третьего рейха видоизменяли суть христианства: оно усекалось, деформировалось под каноны нордических теорий. В рамках таких концептов Иисус воспринимался как ариец – без Своих апостолов и Церкви. Нацисты пользовались образами, изложенными в Священном Писании, чтобы, к примеру, представить Гитлера «Спасителем», а его дело – делом «Провидения Божьего». Подвергнув христианство реформированию, нацистская философия наделила его аспектами, подгоняющими его под свои цели и задачи. И, как следствие, под видом христианства фактически произошел полный отказ от христианских же идей и ценностей и была создана некая альтернативная его модель.

Идея христианства о том, что оно призвано по учению Христа и апостольской проповеди объединить всех людей мира, идеологами нацизма не распространялась на народы не арийского происхождения. Идеи нацистов, создававших свою холистическую модель, как упоминает Эрик Курландер, состояли не в том, чтобы создать некий мостик между бытием и потусторонним миром, человеком и вечностью, а в том, чтобы создать связь между нацистами и социальной структурой, которую они хотели подчинить себе и реформировать под свои цели.

В этом плане идеологи Третьего рейха также напоминают современных приверженцев направления нью-эйдж (конгломерат сект, ведущих борьбу с христианством), холистическая модель учения которой создавалась с привлечением индийских практик и элементов восточной духовности.

И здесь можно привести некоторые примеры, показывающие, каким образом немцы пытались создать дискурс, объединяющий, как им казалось, все. Если в этих примерах упоминаются какие-то имена или специфические термины, то они приводятся не для того, чтобы читатель погружался в изучение, кем упомянутые персоны являлись в процессе становления и функционирования Третьего рейха. Имена и термины приводятся для того, чтобы проиллюстрировать, что идеология нацистов включала элементы, напоминающие метамодернистский подход. Нацисты осциллировали, пытаясь создавать, как им казалось, холистическое, синтетическое учение. И оно несло в себе намеки на метамодернистские паттерны, один из которых – обращение к мифу.

Особенности развития и становления нацистской идеологии в Германии: мифы, язычество, астрология

Интерес к холизму, природному целительству и альтернативной духовности охватил пространство предвоенной Германии. И немецкая расовая психология больше тяготела к холистическому характерологическому анализу на основе фелькиш [народное движение]-эзотерических и религиозных доктрин для оправдания подходов в области евгеники[9] [реализовавшихся в расовых чистках].

Как и другие холистические и фелькиш-эзотерические мыслители, расовые теоретики нацистов рассматривали общество как целое, а не как сумму частей. Народное единство рассматривалось с позиции коллективной расово-органической сущности, в которой индивид подчиняется целому. Согласно одному нацистскому деятелю, основателю и редактору журнала для учителей нацистской биологии, «только через реинтеграцию человека с Целостностью природы может … [немецкий – прим. иером. Прокопия] народ обрести свою силу». В этом, по его утверждению, заключалась цель и сущность национал-социалистического мышления.

Пограничная наука была одержима идеей целостности, и оборотной стороной этой одержимости явилось выщепление слабых, рожденных с немощью. Таковые стали считаться «балластом», «паразитами» в «организме нации», они, согласно этой идеологии, «подлежали санитарной чистке из немецкого социального тела» через стерилизацию и эвтаназию.

Для фелькиш-эзотериков было типичным не видеть противоречия в сочетании радикального расизма и антисемитизма с социально-прогрессивными, избирательно космополитическими идеями, которые использовали восточную духовность и транснациональное братство индоарийских рас.

Один из главных деятелей нацистской Германии Генрих Гиммлер «обладал последовательным фелькиш-восприятием, включающем в себя…  оккультные верования и германофильский энтузиазм; из этих элементов состояла и идеология, представлявшая собой смесь политической утопии, романтических мечтаний и суррогата религии». Через мистицизм крови и почвы, по утверждению Дарре, нордическая идея стала «светом во тьме эпохи», осознанием «божественного закона, хранящего и распространяющего расу».

Что касается самого Гитлера, трудно понять, как лидер партии, которая столь сильно возвеличивала значение нордической крови, был настолько увлечен восточной и азиатской магией. Гитлер считал, что материалистической и рационалистической Европе не хватало «какого-то чувства глубинного смысла мира».

Мифология и фольклор, как пишет (ссылаясь на различных авторов) Курландер, подыгрывали фашизму за счет создания «национальных мифов, символов и стереотипов, которые давали множеству мужчин и женщин противостоять тяготам жизни: они выполняли роль фильтров, сквозь которые воспринималась реальность».

Рост «пограничной науки» наблюдался с ростом интереса к мифологии и языческой религии.

«Пограничная наука» включала в себя различные элементы – от оккультных дисциплин, таких как парапсихология, космобиология и радиэстезия, до уже упомянутой теории мирового льда. Эта теория бросала вызов «академическим ученым», развивая огромное количество концепций, не отвечающих требованиям к научному знанию (о последствиях увлеченностью теорией мирового льда см. в главе «Осцилляция к сверхъестественному в Третьем рейхе» из части 2-ой текста «Постмодерн – метамодерн … Освенцим»). Такие теории и практики, выступающие в качестве космогоний и холистических мировоззрений, выражали неудовлетворенность развитием науки, разделяли опасения, что чисто материалистическая наука ведет к упадку. Так, целью нового рейхсуниверситета Страсбурга, по мнению его декана – эзотерически настроенного историка и члена СС, являлась стимуляция развития холистической, органицистской и фелькиш-науки теми способами, которые соответствовали нацистской идеологии.

Некоторые идеологи Третьего рейха считали немцев близкими к индоарийским империями. По мнению одного из авторов, «националистические мыслители в Германии и Индии» рассматривали друг друга как «как провидческих холистических представителей» «нового мирового порядка».

Дискурс, названный автором книги сверхъестественным воображаемым нацистов, «сочетал в себе элементы довоенного оккультизма, язычества и пограничной науки. Люди, практикующие оккультизм, равно как и скептики, признавали «сближение между нацизмом и оккультизмом». Некоторые рассматривали НСДАП (Национал-социалистическую немецкую рабочую партию) как партию, «объединяющую материальные и духовные, евгенические и расовые теории и идеи в органическое братство».

Примечательно, что НСДАП занималась преследованием коммерческой астрологии, но не трогала «научную» астрологию, и поэтому астрологи могли заниматься своей деятельностью, только если демонстрировали какие-то элементы научного подхода и при этом поддерживали политическую власть НСДАП.

Некоторые идеологи заходили так далеко, что заявляли, будто христианство следует подчинить «основанному на природе космическому духу мира». Кто-то хотел соединить расистское видение пангерманского национализма, включающего в себя «все арийские народы», с благоговейным, хотя и не ортодоксальным католицизмом. Впрочем, на основе смеси из фольклора, язычества и мифологии нацисты собирались строить альтернативу христианству.

В Третьем рейхе, по мнению ряда нацистский лидеров, следовало объединить гуманистическое, социологическое и естественнонаучное поля, создавая «единство души и тела, интеллекта и крови, Бога и мира как предпосылку нового индогерманского построения». Матильда Людендорф полагала, что повсюду, в Вавилоне, Персии, Индии и Европе, индоарийские народы усвоили «космическое сознание в его живом единстве с целостностью вселенной как духовное проявление прагерманского живого Бога».

Антропософия и теософия на службе у нацистского мировоззрения

Нацисты вступали в общение с представителями антропософии и теософии, которые предпринимали попытку объединить естествознание и сверхъестественное, рационализм и мистицизм.

Следуя теософии, ариософ Гвидо фон Лист пытался соединить христианские, восточные и нордические расовые элементы в неоязыческую амальгаму, предполагающую одновременное почитание скандинавского бога Бальдура, Иисуса, Будды, Озириса и Моисея, причем, все они объявлялись арийцами. Ариософ Йорг Ланц сочетал индуистские представления о реинкарнации и карме с христианскими идеями рая и ада, интересовался и каббалой[10] (что было обычным делом среди ярых антисемитов).

Теософия отстаивала прогрессистскую, космополитическую веру в формирование «ядра Всеобщего братства человечества» без разделения по расе, вере, полу, касте или цвету. Некто из представителей данного направления желал отыскать новое учение, которое могло бы объединить научный и сверхъестественный способ мышления. Соблазн теософии и антропософии заключался в замысловатой попытке «найти новый синтез… между тем, что они называли знанием и верой».

Крафт считал, что антропософы «слишком часто ставят холистический взгляд выше составных элементов и пренебрегают эмпирическими аспектами чувственного мира» и добавлял, что «так науку не делают». Но, если соперники-оккультисты дискредитировали антропософию как недостаточно научное учение, многие нацистские лидеры рассматривали доктрины австрийского философа Рудольфа Штейнера как естественное следствие холистического, синкретического взгляда на биологию и духовность. Антропософия Штейнера обращалась к астрологии и парапсихологии, одновременно продвигая натуропатию и биодинамику. Многие немцы, преданные национал-социализму и социальному движению «Реформа жизни», посвятили себя «воссозданию жизни в гармонии с законами природы и биологии» и «превратили свой организм в важный элемент мировоззрения движения».

К 1920-м годам немцы были буквально без ума от холистических подходов в медицине и культивировании почвы, которые породили определенный уровень зачарованности природой. Виталист Ганс Дриш пытался совместить западную биологию и восточную духовность, защищая альтернативные медицинские практики и природное целительство. Штейнер под конец жизни разработал биодинамическую агрикультуру, которая основывалась на «холистическом взгляде на ферму или сад как на целостный организм».

Третий рейх поставил под вопрос механистический подход, который определял науку до 1933-го года. Курландер, приводя слова одного из идеологов тех лет, описывал его концепцию таким образом: в крови ощущается голос мифа, а идеал, посланный от магических корней, призван покорить механистические сферы и организовать их заново в органическом стиле. «По этим отдельным намекам уже видно, как мы можем вывести холистическую, органическую формулу из базового подхода современных парапсихологов; магический образ мира, который дает нам холистическую, биологическую формулу оккультных явлений».

Идеи о создании сверхчеловека: синтез биологии и волшебства

Вообще до прихода нацистов к власти поп-культура кишела идеями о создании сверхчеловека через синтез биологии и волшебства. До 1914-го года подобные подходы в биологии были не столь откровенно чудовищны, «их можно было приспособить под широкий спектр политических решений существовавшего напряжения между модерностью и ностальгией, механизмом и целостностью, наукой и духом». Но после 1918-го года этот холистический подход в биологии трансформировался в практики евгеники, в программу нацистских экспериментов и геноцида. Доктрины, отражавшие «глубокую взаимосвязь оккультизма, мистицизма, реформы жизни, вегетарианства и иных всевозможных религиозных и этических учений» были показательны для данного времени. Они явились «индикатором интеллектуальной истории… слабой и деградирующей [веймарской] культуры».

До прихода нацистов к власти политическая и социальная реальность была переложена «на концептуальную область, очерченную понятиями божественного-вдохновленного воздаяния и чудес, коллективного распятия и воскрешения». Сверхъестественное воображаемое нужно было, «чтобы преодолевать социополитические барьеры Веймарской демократии [прежнего строя, который был отменен нацистами]».

В нацистской версии истории и политики Гитлер «выступает как искупитель, который спасет германскую нацию и приведет благочестивое царство к конечному триумфу над злом, к победе света на тьмой». Эксплуатируя сверхъестественное воображаемое, Гитлер связывал свою политическую миссию с книгой Апокалипсиса: «избранный божественным образом», он должен был создать Третий рейх. Когда нацисты и их сторонники говорили о тысячелетнем рейхе, они использовали библейские обертоны.

НСДАП Гитлера гораздо более эффективно, нежели иные партии, использовала сверхъестественное воображаемое для достижения власти. НСДАП была первой партией, которая ввела в практику единство между оккультным и фелькиш-мышлением, основываясь на признании не только материального мира, но и того, чтó существует помимо него. Экспрессионистские фильмы и литература потакали нацизму, нацизм был представлен медиа таким образом, «что гарантировал приятную иллюзию цельности».

После войны немецкий писатель Эрнст Шертель открыл собственную холистическую академию танца с оккультным уклоном. Как и Шертель, Юнг подчеркивал плодотворную роль «демонов», он утверждал, что коль скоро «Сатана не интегрирован» – «мир не излечен, человек не спасен… Конечная цель… есть космическое спасение».

Отрицание причинно-следственных связей

Для нацизма неизменным [делом] было отрицание либеральных и материальных понятий объективности и казуальности [причинности], причинно-следственных связей, которые действуют сами по себе вне зависимости от трансцендентных причин.

При увлечении нацистами пограничными науками было заметно «пренебрежение научными рамками». Некритическая междисциплинарность (попытка совместить разные отрасли знания) «привела к бессистемным элизиям [выдавливаниям] отдельных академических полей и искажениям академических исследований в духе пограничной науки».

Те, кто имел независимые убеждения, агрессивно преследовались, так как считались барьером на пути достижения сплоченности нации во имя движения к общей цели. Когда нужно было продвигать пограничную науку – теорию мирового льда – нацистские ставленники говорили, что необходимо дать высказаться тем, кто имеет альтернативную точку зрения, то есть им. Когда им приходилось сталкиваться с тем, что ученые критиковали эту теорию, мнения критиков не воспринимались в качестве альтернативы, которой нужно дать право на жизнь, а подавлялись. Критики объявлялись высокомерными и ограниченными «окостеневшими жирными котами от науки». Воззрения дилетантов получали высочайший уровень авторитета [так как эти авторы двигались в русле нужной повестки, были лояльны к нацистам]. А лауреатов Нобелевской премии Макса Планка и Альберта Эйнштейна подвергали дискредитации как «мистиков» и «шарлатанов».

Шизофрения. Попытка собрать новый нарратив из осколков

Чем нарратив нацистов, воспринимающийся ими всеобъемлющим, отличается от нарратива библейского? Библейский нарратив действительно всеобъемлющ, в то время как коммунистическая идеология или идеология нацизма пришли во времени, во времени и закончились. Согласно мнению политического философа Павла Щелина, данные учения являются гностическими проектами (см. цикл его лекций «Гностическое мышление»). Они не могут дать ответы на все вопросы, но способны ввести человека в некое измененное состояние сознания, внедрить в гностический дискурс, то есть переформулировать различные идеи и объекты этого мира с помощью неологизмов и терминов. Тогда и весь мир определенным образом переинтерпретируется в согласии с данной доктриной. Человеку говорят не о реальных законах, что действуют в мире, – он сталкивается с неким описанием. И лишь взаимодействие с реальным миром дает понимание, что предложенная извне конструкция и реальный мир не очень вяжутся между собой.

Метамодерн предлагает объединить отдельные ментальные конструкции в некое единое пространство, в том числе включающее в себя факторы измененного состояния сознания. Создается глобальная картина, которая, видимо, призвана утолить тоску человека. О какой тоске идет речь? Один психиатр, анализируя условия пришествия психоделической культуры (которая, согласно спиральной динамике, является «зеленым периодом»), описывает все ее последствия. Их можно обозначить как распад, регрессия.

Описывая эзотерические искания психоделиков, психонавтов России, автор отмечает, что им некуда было вести людей. На развалинах старой личности новой гармоничной личности не сформировать. За разрушением личности (хоть и под присмотром гуру) людей ожидает не просветление, а безумие. Мудрость они путают с развоплощением. Как понять мысль автора? В данном дискурсе существовала определенная идея о том, что люди не могут познать реальность только потому, что их восприятие обусловлено определенными мыслительными паттернами, языковыми структурами. И если удастся обрушить сознание, то человек начнет воспринимать реальность непосредственным образом. Но, на самом деле, когда человек развоплощается, он приходит не к мудрости, а к безумию[11].

Анализируя опыт людей, прошедших через деконструкцию, автор сравнивает их мышление с мышлением людей, страдающих шизофренией. Автор предлагает интересный образ. Человек, сознание которого распылено шизофренией, напоминает ребенка, плачущего перед грудой осколков, потому что он не может составить цельную картину, так как забыл, какова она была до того, как разбилась[12]. Когда мы говорим о метамодерне, складывается ощущение, что современный человек напоминает этого ребенка. Осколки он составляет в новую систему. Он совершает попытку протянуть новые причинно-следственные связи между явлениями. Но он не помнит, как выглядела изначальная картина.

Как здесь не вспомнить слова змия, с которыми он обратился к Еве: «Будете яко бози». То есть будете богами понарошку. В данном случае человек становится богом в том смысле, что сам задает параметры функционирования реальности. Но нужно понимать, что эта реальность существует только в его сознании. Внешняя же реальность как функционировала, так и функционирует. Такой человек будет обречен на болезненные столкновения с реальностью.

О грехопадении первых людей в контексте понимания всей духовной жизни в целом:
– «Христианская картина мира. Беседа перед Крещением»
– В двух разделах части 3-ей текста «Преодоление игрового механизма»
– В беседах циклах «Измененные состояния сознания. Психоделия».
В частности, см. пункт 2.1 «АЙХУАСКА, ЛСД. Спор с психоделией – учение о личности. Падение первых людей, значение тела. Видения».

Метамодерн и логика производственного процесса

Современный автор Алена Дятко объясняла механизм действия метамодернистской конструкции. Человек метамодерна углублен в себя. Он не может увидеть конкретной пользы от своих небольших шагов, тем не менее, когда он, например, сортирует мусор и тратит на это время, он является осознанным. Он обращает внимание на реальность. Появляется некая точка перед ним, к которой он устремлен[13].

Здесь можно вспомнить роман Виктора Пелевина «Трансгуманизм Inc.». Это произведение анализируется в работе «Постмодерн – метамодерн…». В романе описаны так называемые хелперы. Это производственный человек, о создании которого уже говорится напрямую[14].

Мозг хелпера модифицирован таким образом, что самые простые действия приносят ему взрыв невероятного наслаждения. При этом мозг хелпера достаточно быстро сгорает. Хелперы могли быть крайне нечистоплотны. Один из героев романа проводит модификацию некоей работницы, чтобы использовать ее для сексуальных утех. Со временем он понимает, что взаимодействует больше с телом, чем с живым человеком, и отменяет эту опцию для нее. Фактически он ее уничтожает. Его мучает совесть. И тогда герой решает стать одним из хелперов: «Он, как любой доктор, хорошо знал, что никакого смысла ни в жизни, ни в смерти нет. Но холопы даже в масках выглядели так, будто смысл этот существовал и был им известен»[15]. Так появляется точка смысла, горящая перед ним. Некая иллюзия. В чем она? Хелперы считали себя возвышенными, помогающими людям, сидящим во мраке невежества. Мужчина, о котором идет речь, рассказал, как высвободить частицу света, что находится в них (здесь не цитируется Пелевин, скорее осмысляется в рамках современного дискурса Нью-эйдж). Он вышел сам и вывел тех, кто пошел за ним, на железнодорожные пути, по которым мчался серый быстрый поезд.

В заявлении Алены Дятко угадывается некая тоска по смыслу. Здесь можно вспомнить Экзюпери и его произведение «Цитадель». Роман представляет собой собрание мыслей. В одном месте автор пишет о женщине, которая обрела смысл в простых домашних делах. Эти мысли приводятся в письме, адресованном одной домохозяйке.

Ответ «Семья. Домохозяйке, унывающей вследствие многих трудностей».

Экзюпери отмечает, что смысл в житейских делах можно найти лишь в том случае, когда человек приобщается к объединяющему узлу. Например, мужчина любит женщину. Если узел в его сознании разобщен, то целостный образ распадается на детали, к каждой из которых по отдельности можно выставить претензии. Писклявый голос. Неровный подбородок. И тогда мужчина задается вопросом – как же я мог любить ее?

Мы снова приходим к образу ребенка, который плачет над грудой обломков и не может составить их воедино, потому что забыл то, что было изображено до того, как панно распалось. Человек утрачивает способность чувствовать силовые линии, видеть соединяющий все узел, теряет способность осознавать цельность мира через дробность его частей. Когда же человек начинает видеть цельную картину, прекращается одиночество. Он воспринимает мир как нечто единое, потому что созерцает Божий замысел о нем. Человек метамодерна создает новую версию этого целого, наделяя отдельные объекты мира толкованиями, каждое из которых как минимум спорно.

Условия целостного познания

Прежде чем говорить о философских направлениях, необходимо поставить вопрос о субъекте. Проиллюстрировать мысль можно с помощью размышлений некоторых авторов. Так, в частности, академик Ухтомский считал, что идеализация является органом познания. В данном случае под идеализацией подразумеваются не розовые очки, а способность предположить в другом человеке нечто большее, чем то, что открывается взору.

Примерно то же имел в виду Экзюпери, когда в книге «Маленький принц» ввел сентенцию о том, что самого главного глазами не увидишь. Виктор Франкл в одной из дошедших до нас видеозаписей лекций говорил, что если мы не предполагаем в собеседнике нечто большее, то наше общение с ним не сложится. Принцип идеализации используется в педагогической работе, в работе с трудными подростками, в реабилитации наркозависимых (как частный случай).

В более общем ключе под идеализацией можно понимать некое предположение, в какую сторону двигаться. Ухтомский в докладе «Сеченов в Ленинградском университете» отмечал, что для больших ученых зачастую характерен синтез прежде анализа. Считается, что ученый собирает факты и лишь потом на их основе производит синтез. Конечно, в отдельных случаях так и происходит, но Ухтомский говорил о другом. По его мнению, у ученого срабатывает понимание, что двигаться нужно именно в эту сторону. А потом, благодаря научной деятельности, постановке экспериментов, ученый показывает и всем остальным, что направление было выбрано верно.

Ухтомскому принадлежит мысль, что человек, если он движется к цельности (через внимание к ближнему, через доминанту на лицо другого), способен уловить целое в кратчайший миг. Он становится способным почувствовать взаимосвязь отдельных частей внутри целого и уже потом с помощью научного метода для всех делает очевидным то, что открылось ему в озарении.

Ухтомский пишет, что «талант заключается в способности прозреть одним мгновением и как единую конструкцию целые сложные зависимости и архитектоники мысли. Мысли вдруг открывается перспектива, связующая целые ряды явлений и идей в единое существование, в единый образ реальности. И дальнейшей дискурсии предстоит лишь изложить, раскрыть, дать в выкладке, прозрачной и обязательной для всех, то, что было дано ему в первоначальном целостном прозрении. Так это в математике, в музыке, в поэзии, в какой угодно науке; не иначе и в философии. Это и есть тот первоначальный синтез, так удивительно предвосхищающий связи с реальностью, проект реальности, о котором можно сказать лишь одно – есть он у данного человека или его нет: ибо способность к нему есть дело индивидуальной природы, одаренности, как индивидуальной особенности зрения, слуха, ассоциации»[16].

И речь здесь идет не о мистицизме, не об инсайте, не о ченнелинге.

О том, к каким трудностям может подвести человека реализация эзотерических взглядов на познание (характерная для «бирюзовой идеи»), см. в части 4.1 текста «Внешняя жизнь и мир мыслей», см. приложение «Деятельность, не выходящая из головы» – история девушки, пытавшейся обрести равновесие с помощью эзотерики (в результате чего она оказалась на грани саморазрушения) и после – перешедшей в православие».

Речь о том, что человек выстраивает образ жизни. Определенным образом формируется его психофизическая организация. Одним из основных принципов жизни становится безраздельное внимание к ближнему, любовь.

См. также текст «О вере», часть 4.1 «Познание Истины и состояние ума».

Человек столь обогащается познанием фактов и взаимосвязей, наблюдаемых им, что на определенном этапе картина целого складывается. Если орган идеализации активен, тогда человек становится способен увидеть в ближнем красоту и через это – общаться определенным образом. Ближний на такой стиль общения откликается и проявляется лучшими сторонами.

«Гармония,  – пишет Ухтомский, – есть покоящаяся Истина, какова она есть сама по себе, покоящаяся реальность, покоящаяся красота. Гармония есть целое. Целое есть гармония частей. Части не предшествуют целому, и лишь целое гармоническое дает реальный смысл своим пастям. … Идеализация есть тот единственный орган, которым мы постигаем впервые реальность как гармоническое целое. … Реальность без идеализации распадается на дисгармонирующие, противоборствующие частности. Разрушив «целое», искуситель оставил человека пред бесплодными попытками восстановить реальность из «частного» или организовать ее из “общего”. Талисман “целого” ведь безвозвратно утерян вместе с секретом идеализации»[17].

Христианство дает нам понимание, что в каждом человеке есть незатоптанная искра. Во время педагогического процесса именно к этой искре мы и апеллируем. В окружающем мире мы предчувствуем наличие замысла. Знание и предчувствие дают нам иммунитет против отчаяния. Соответственно, с позиции идеализации мы говорим другому: ты – прекрасен, я хочу быть таким же, как ты. Вне идеализации – ты – такой же подлец, как и я. И тогда мы роняем человека до своего уровня.

Стоит учесть, что Ухтомский применял и термин интерполяция – внешнюю реальность мы схватываем наскоро и в человеке видим лишь несколько черт, фиксируем их, а образ достраиваем исходя из того материала, что есть в нас. Так, вор во всем подозревает воровство. То, что мы читали, слышали, думали – становится строительным материалом для образа реальности. Соответственно, если мы ближних видим скотами, то данная нами характеристика отражает и нас самих. Ближний выявляет то, что мы сформировали в себе.

Об интерполяции и прочих взглядах академика Ухтомского см. в главах «Нейрофизиология и любовь», «Услышать голос другого» из текста «Идеи академика А.А. Ухтомского в адаптированном для современного читателя виде в лекциях и текстах иеромонаха Прокопия (Пащенко)».

Конечно, бывает, окружающие ведут себя плохо, но, обладая идеализацией, мы можем видеть в них перспективу. Кстати, это видение крайне нужно начальнику, чтобы попытаться в каждом работнике увидеть то зерно, что может дать всходы. Если этот орган познания утрачивается, то прекрасная невеста прекрасного жениха становится отупевшей женой затрапезного мужа (по мысли Ухтомского), а Иерусалим воспринимается как грязный восточный город. Цельной картины мира не формируется. Мир рассыпается на дискретные части. Опять мы возвращаемся к образу ребенка, который плачет над разбитой мозаикой. Ухтомский отмечает, что человек, утративший идеализацию, сталкивается с раздробленными частями и не может собрать их воедино.

Ухтомский считает, что «секрет общего дела и Единения утерян, заброшен в море. И люди пытаются на место его выдумать что-нибудь свое, портативное, что-нибудь такое, что было бы возможно без самоотрицания, без самоотвержения»[18]. Возможно, такие метамодернистские консрукции, как «бирюзовые компании», являются попыткой создать нечто там, где возможность единения была утрачена.

Упоминавшийся современный православный автор Жан-Клод Ларше, размышляя о болезнях органов познания, отмечал, что люди, зараженные страстями, начинают видеть мир не таким, каков он есть на самом деле. Человек не может воспринимать явления объективно, то есть в соответствии с тем, чем эти явления являются на самом деле. «Человек воспринимает творения в зависимости от своих чувственных желаний, располагает и подчиняет их, наделяет их смыслом и ценностью в зависимости от своих страстей»[19].

Таким образом, восприятие становится изменчивым, субъективным. Оно уже не согласуется с самой реальностью предметов. Восприятие становится проекцией падшего сознания и меняется в зависимости от формы и степени выраженности страстных желаний. То, что люди воспринимают окружающую реальность более или менее одинаково, еще не отменяет вышесказанного. Скорее, здесь речь идет о демонстрации согласия людей, находящихся в общей для них деградации. То есть речь идет о демонстрации того разрушения, которое претерпели люди.

Возникает ощущение, что метамодерн хочет сшить эти разрозненные толкования, наделив их интерпретациями, и, таким образом, объявить, в чем состоит смысл вещей. То есть, в условиях потери (отрицания) понимания реального смысла вещей, метамодерн ищет компенсацию через погружение в интерпретации интерпретаций.

В другой своей книге – «Обратная сторона новых медиа» Ларше высказывает мысли, которые могут восприниматься, как стратегия компенсации к описанному поражению восприятия. Ларше рисует человека, бесконечно фотографирующего себя, находящегося постоянно онлайн, пронизанного различными сетями, потерявшего способность оставаться наедине с самим собой, рефлексировать в конструктивном смысле этого слова. Помимо прочего он приводит мысль французского социолога Филиппа Бретона, который в книге «Коммуникационная утопия» отмечает, что homo connecticus («человек коммуницирующий») – существо без внутренней сущности, живущее в обществе, где не может быть секретов. Оно всецело ориентировано на социальное и живет только информацией и общением. «В атмосфере “прозрачности”, порожденной коммуникативными машинами эти качества “человека коммуницирующего”, способствующие формированию идеала современного человека, выступают в качестве альтернативы упадка сугубо человеческой составляющей, вызванной потрясениями XX века»[20].

Квазирелигиозные системы

Примечательно, что в данной цитате описана и внутренняя суть компании «Сфера», образ которой столь красочно нарисовал Дэйв Эггерс в одноименном романе. Разбору этого произведения отведена значительная часть лекции цикла «Современные компании и человек» [на момент августа 2024 года далеко не все беседы данного цикла выложены в сети].

Главная героиня романа Мэй Холланд приходит в компанию своей мечты. Хоть в данной книге и не упоминается термин «бирюзовая», но по типу взаимодействия внутри коллектива и по повестке компания «Сфера» очень ее напоминает. Постепенно Мэй Холланд утрачивает то, что определяло ее как живого человека: связь с родителями, возможность ухаживать за домашним питомцем. Она становится адептом системы, начинает жить на территории компании. Испытывает внутренние проблемы, но уже не способна к рефлексии. Она приходит ночью на рабочее место и интенсивным трудом оглушает сознание.

См. главу «Мэй Холланд и роман “Сфера” vs Ефросиния Керсновская и роман “Сколько стоит человек”» из части 4.1 текста «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».

В компании «Сфера» представлены квазирелигиозные символы, отсылая нас к попыткам на уровне сект сделать упор на сакрализацию денег и рабочего процесса. Конференц-зал компании выполнен как некая реплика Сикстинской капеллы. В выставочном зале чипсы, джинсы находятся на подставках, которые используются для значимых произведений искусства.

Идея «бирюзовой компании» должна скорее предполагать квазирелигиозную составляющую. Что это? Например, из Священного Писания берутся смыслы и соединяются с идеей определенного продукта. Приобщение к Богу приводит к цельности, дает чувство опоры. Поэтому-то квазирелигиозная структура формируется по типу одного из эпизодов фильма «Бриллиантовая рука», где герой Никулина произносит фразу: «А у вас нет такого же, но с перламутровыми пуговицами?».

Берется тот же самый религиозный текст, только из него убирается Бог, а вместо Него подставляется продукт. Покупаешь новую марку телефона – приобщаешься к цельности. Такая стратегия контртрадиции описана, к примеру, в статье Павла Бусулаева «“Похищение образа”, онтология современной рекламы. Контртрадиция и антииконичный мир».

Если вернуться к мысли Филиппа Бретона, то человек, столкнувшийся с упадком, не способен увидеть мир цельным, поэтому он приобщается к некоей квазирелигиозной структуре, имитирующей не отдельные элементы бытия, а все бытие в принципе, но это всеобъемлющее представление ложно.

Отдельные элементы, прошедшие постмодернистскую интерпретацию, соединяются в целое, то есть в метамодернистскую конструкцию. В качестве примера можно здесь упомянуть роман В. Пелевина «Generation П». Хотя данное произведение называют постмодернистским, можно предположить, что в романе уже предчувствована главнейшая черта прочтения метамодерна со знаком минус (говорят, что все же возможно прочтение со знаком плюс, когда человек приходит к цельности через познание мира).

Справедливо и утверждение, что роман обладает интертекстуальностью. Это качество свойственно для постмодернистского творчества. Как отметил один автор, постмодернистские произведения проходят сквозь все, не останавливаясь ни на чем. Но здесь есть одна главная черта, позволяющая данный роман отнести к метамодернистской конструкции. Квазирелигиозность.

Продукты, которые рекламирует герой романа Вавилен Татарский и с которыми он имеет дело, не являются изолированными единицами хаоса. Они включены в некую надмирную реальность. Выходя на мистический план, Вавилен черпает те смыслы, что являются для него сакральными. Происходит слияние квазирелигиозных конструкций и бизнеса, отсылающее нас к идее «бирюзовых компаний».

Здесь мы узнаем о приобщении к ноосфере, которая вульгарно представляется в эзотерических концепциях. Идею ноосферы в приемлемом ключе можно понять как уровень знаний, к которому можно отнести библиотеки, лектории, даже дискуссии, что реализуются на площадке оппонентами. В эзотерическом ключе ноосфера представляется как некий банк данных, к которому можно приобщиться путем оккультных практик. Вавилен Татарский как раз и приобщается к такому «банку данных».

О феномене контакта с тем, что человек некритично принимает за источник пра-информации:
– Текст «БРЕШЬ В СТЕНЕ (часть 1): Об уврачевании последствий эзотерического опыта и преодолении состояния повреждения сознания», см. главу «Пробоина» и соединение с миром падших духов»;
– «Можно ли заниматься йогой только как физическими упражнениями и не получить от этого духовного вреда?»

Он становится мужем богини Иштар, которая была богиней любви и войны, могла быть и обнаженной женщиной, и грозным воином. Ей приписывали способность превращать мужчин в женщин, а женщин – в мужчин. Считается, что демон, стоящий за именем Иштар, стремится перекроить сами понятия мужского и женского, свести на нет различия между представителями обоих полов, изменить саму природу мужчин и женщин. Сделать всех мужчин женоподобными, а женщин – мужиковатыми, превратить мужчин в женщин, а женщин – в мужчин, смешать все в кучу и превратить людей в единую бесформенную массу.

Такая программа вполне соответствует идее метамодерна в ее юнгианском прочтении. На тему такого рода рисков высказала свое мнение одна исследовательница. Она считает, что целью метамодернизма и постмодернизма является уничтожение всех преград: того, что отделяет мужчину от женщины; того, что отделяет человека от животного и т.д. В том числе, она считает, что цели Карла Юнга сходны с указанной повесткой, о чем см. во второй части статьи «Постмодерн – метамодерн; “Бойцовский клуб” – терроризм; деконструкция – метавселенная; Освенцим», в главах «Метамодерн и реконструкция. Идеи Карла Юнга», «Мужское и женское».

У одного современного философа, автора ютуб-канала «Скрытый смысл. Философия», есть интересное размышление на тему, что будет после постмодерна. Согласно диалектике Лосева, на которого он ссылается, следующая за постмодерном эпоха должна объединять две парадигмы мышления, как некоторые культурологи, литераторы говорят – осциллировать (колебаться) между двумя положениями. Постмодерн утратил религию. Поэтому, с точки зрения этого современного философа, утратившее веру человечество будет воспринимать как Бога – само человечество. То есть следующей за постмодерном будет эпоха, пронизанная идеями, что подаются в каббале[21] [Л.А. Тихомиров шел еще дальше, он предрекал, что после перехода к человекобожию следует ожидать наступление стадии сатанобожия, то есть провозгласившее себя божеством человечество провозгласит затем божеством Сатану[22]].

Если наложить эту концепцию на роман Пелевина, то можно увидеть, что в романе есть признаки, которые выдвигают его за пределы постмодерна. И эта следующая за постмодерном эпоха (академик Лосев не знал термина «метамодерн») ассоциируется с тенденциями, что уже витают в воздухе, а именно с сакрализацией предпринимательской деятельности, бизнеса. Возможно, мы столкнемся с попыткой транснациональных корпораций объявить собственных сотрудников избранным сообществом, двигающимся к некоей сакральной идее. По крайней мере, мы знаем, что подобные технологии уже используются.

Например, по принципу подобных технологий действуют террористические сообщества. В этом смысле интересен разбор фильма «Матрица» тем же философом, автором канала «Скрытый смысл. Философия». Он считает, что было бы правильным рассматривать первую часть фильма в отрыве от второй и третьей частей, концепция которых была сформулирована после. Первая часть «Матрицы», по его мнению, показывает подготовку террористов. Нео слышит, что избран. К сожалению, он не задает вопрос: избран кем и для чего? На реальность герой смотрит глазами Морфеуса. Проснувшись в саркофаге, Нео видит неприглядный мир Матрицы. Роботы. Люди, спящие в капсулах. Нео приходит в себя на корабле повстанцев и говорит, что его глазам больно, но получает ответ – боль связана с тем, что он видит ими впервые (если он видит своими глазами впервые, значит, увиденный им из саркофага мир Матрицы был иллюзией?). Нео подготовлен таким образом, что не считает зазорным убивать[23].

С помощью квазирелигиозных представлений об избранности мышление человека деформируется, и он становится способным отбросить всякую рефлексию, общечеловеческую этику и двигаться в сторону тех идей, которые в рамках данного сообщества считаются правильными.

Ложная идея миссии

Ложная идея особой миссии может быть внедрена в человека, практикующего эзотерические взгляды, и посредством мира падших духов [при этом надо понимать, что подлинная идея призвания – существует].

Конечно, ученые могут не согласиться, но православие признает существование мира падших духов. Через их воздействие на человека может произойти то, что психиатрия называет шизофренистическим озарением. Да, это явление трудно объяснить с помощью науки. Речь идет о той ситуации, которая разделяет жизнь на до и после. Человек проходит инициацию, то есть приобщение к оккультной практике. В него словно закачивается целая картина мира с особым восприятием связей между явлениями. Чтобы здесь не распространяться по этому поводу, можно сослаться на работу «Преодоление игрового механизма», часть 3, и тексты, посвященные описанию измененного состоянию сознания.

– «Преодоление игрового механизма», часть 3 «Игра и тень из разлома», глава «Игра и “шизофреническое озарение”»;
– «Измененные состояния сознания», часть 1 «ИСС и травматический опыт».

В этих источниках приведена мысль польского психиатра Антона Кемпински, который, хоть и был неверующим, но попытался объективно описать те факты, которые получил, наблюдая за пациентами. Человек сквозь призму эзотерического мировосприятия видит мир как пространство борьбы добра и зла, а себя – находящимся на пересечении потоков, определяющих течение мира. Себя человек ощущает наделенным некоей миссией, иногда и вовсе – богом и Абсолютом, Мессией.

Ответ «Призвание. Человек ощущает себя – Мессией, Богом. Как отделить здоровое от нездорового».

Здесь нужно упомянуть о том, что есть подлинное переживание предназначения и ложное ощущение некоей миссии. О подлинном чувстве говорит в начале книги «Исцеление духовных болезней» упомянутый выше Жан-Клод Ларше. Автор утверждает, что человек, приобщаясь ко Христу, стараясь данные ему способности реализовать в русле добродетелей, приобщается к первоначальному замыслу Бога о человеке, и тогда действительно обретает собственное предназначение. Когда же человек отрывается от данной картины мира, когда утрачивает общечеловеческую этику, он становится открытым для манипуляции.

Отличие призвания конструктивного от ложной идеи миссии приводилось в части 8-ой текста «Внешняя жизнь и мир мыслей». Некоторые компании активно используют идею миссии, на основе которой сотрудники (при наличии иных факторов входят в измененное состояние сознания).

В частности Ц.П. Короленко и Н.В. Дмитриева, описывая социальные организации, становящиеся для человека аддиктивным агентом [наподобие наркотика], отмечают, что такие «организация часто обещает положительную оценку, признание, развитие и совершенствование социальных навыков, словом то, к чему люди стремятся в своих фантазиях». Обещания связываются с предлагаемой организацией миссией, которая становится «домашним божком», кумиром, квази-религиозным суррогатом. «Члены организации находятся под влиянием мыслей о реализации этой миссии и начинают дофантазировать, допридумывать ее отдельные компоненты. Это отвлекает их от анализа истинного положения вещей в организации». «Миссия становится мощной базой, которая облегчает идентификацию сотрудников, приобретая характер философской ориентации, соответствующей их системе ценностей». 

См. подробнее главу «Самоотчуждение и потеря идентичности» из части 4.2 текста «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы и лагеря».

В отношении миссии из курса лекций Ц.П. Мироновича по Священной Библейского историей мы узнает, что после того, как Христос насытил людей пятью хлебами, они «насильно ведь хотели Ему навязать эту миссию после насыщения пятью хлебами»[24]. То есть хотели сделать его царем, чтобы царь реализовал то, что им так хотелось видеть свершимся (мировое господство и освобождение от власти Рима).

Необходимость в третьем, чтобы осциллировать

Одна из главных идей метамодерна – человек находится между двух бинарных оппозиций, и, не сливаясь с ними, одновременно их учитывает. Такая ситуация может быть реализована при условии наличия чего-то третьего.

Один автор в статье о терапевтической работе с пациентом пришел к вопросу – как соблюсти равновесие? С одной стороны, терапевт не слишком приближается к человеку, чтобы не быть инфицированным пациентом. С другой, если он отдалится, то не поймет страждущую душу. Тогда как можно приблизиться таким образом, чтобы не инфицироваться? Этого поможет достичь лишь бесстрастие[25].

Данный аспект носит общечеловеческий характер. Если в реальной жизни терапевт (да и любой человек) не является рабом страстей, старается не терять равновесия, есть шанс, что он удержится на середине. То есть, не отстраняясь, – приблизиться и не заразиться тем злом, которым сейчас инфицирован человек. Например, оппонент наш пылает ненавистью к обидчикам. Он рассказывает свою версию, и вот ты сам начинаешь кипеть по поводу несправедливости. Но версия эта не проверена. Не выслушаны другие участники ситуации. Нет гарантии, что услышанная версия произошедшего верна. Поэтому пока ты складываешь информацию как бы в буфер, реагируешь на нее бесстрастно. При наличии бесстрастия у тебя может получиться осциллировать стремлением не стать инфицированным и вниманием к пациенту.

Так же возможна осцилляция в метамодернистском смысле между двумя оппозициями – самостоятельностью и послушанием. Послушание можно уподобить общению с тренером, у которого ты учишься спортивным навыкам. Наработав опыт, человек узнает из людей, попадающихся ему на жизненном пути те, у кого стоит учиться.

Вот человек, который сформировал систему навыков и смыслов, и эта система позволяет ему сохранять равновесие. Когда в окружающей действительности он наблюдает действие высших законов, то из накопленных сведений понимает, что следование этим законам есть благо. Он узнает действие этих законов и неважно, где они находят свое воплощение, – в историческом процессе, в словах человека, с кем ведешь диалог, в событиях, в которые ты погружен. Духовный закон – как река. Если ты зашел в нее со своей ладьей, следование ему понесет к нужной цели. Человек, укорененный во благе, знает, почему проявляет послушание. Но если нет мировоззренческой базы, то трудно соблюсти равновесие. Человек хочет проявить послушание, но слушается либо не тех, либо не в том, проявляет доверие не к тому.

Невозможно следовать метамодернистскому курсу, соблюсти осцилляции между бинарными оппозициями и остаться целым при отсутствии укорененности в духовности (не абстрактно, а в смысле конкретных навыков, выстроенных вокруг реальной, не фантазийной связи со Христом).

В аскетических книгах мы читаем о необходимости соблюсти равновесие при контакте с едой, эмоционально заряженными образами. Кто-то в этом увидит чуть ли ни сектантскую подоплеку, призыв к постоянному обвинению себя (посмотрел, съел и так далее). Опять же осциллировать между бинарными позициями (воздерживаться от еды и есть) можно только тогда, когда жизнь выстроена вокруг идеи равновесия. Когда вопрос ставится о идеи воздержании, то речь идет не о том, что человек на уровне невроза винит себя – «когда миллионы людей страдают от голода». Речь о другом. Когда равновесие поколебалось, когда накинулся на еду, как зверь, то вследствие этого может возникнуть позыв на гнев, потому что эти движения очень похожи. Через малое, то есть через попытку сохранить равновесие в пище, мы учимся сохранять равновесие в великом.

Способность осциллировать между бинарными позициями сохраняется только при сформированной картине мира. Довелось писать ответ по поводу чувственных явлений (то, что мы видим, осязаем, слышим). Ответ был основан на следующем эмоциональном переживании.

Красивое место. Причастие. Вкусно пообедали. Искупались. Проводили людей в аэропорт. Этот день остался в памяти, как некая полнота духовного и душевного. Было и Божественное в этом дне. Общение, связь с людьми, дружеские переживания, единство. И телесное было – покушали, искупались. Даже возникло ощущение, а правильно ли все было? Не было ли в этом некоей ошибки? Ответ нашел в «Добротолюбии».

Есть масса описаний по поводу того плода, который вкусила Ева по совету змия. Различные толкования не противоречат, а скорее дополняют друг друга. Согласно одному из объяснений – чувственное не вредит человеку. Кстати, к этой мысли постоянно возвращается Жан-Клод Ларше в книге «Исцеление духовных болезней». Чувственное не является злом само по себе. Оно сотворено Богом. Чувственное вредит, когда человек замыкается на нем.

Если, к примеру, еда является лишь ступенькой к чему-то большему – дружескому общению за совместной трапезой, к благодарению Богу, тогда чувственное не вредит. Преподобный Паисий Святогорец говорил, что человеку, у которого пропал аппетит, нужно что-то приготовить вкусное. Например, человек попал в условия, где еда весьма однообразна. Пропадает аппетит. Приходится кушать с усилием, чтобы не обессилить. Но если есть возможность пищу разнообразить, то аппетит пробудится. Если еда служит для чего-то большего – сохранение сил, чтобы жить дальше, чтоб делать то, что считаешь правильным, тогда нет и вреда. Евагрий Понтийский отмечал, что совместная трапеза позволяет примириться с врагом, например. Из совместной трапезы появилась Евхаристия. Изначально христиане собирались за столом, вкушали и вспоминали Христа. Проблема начинается, когда цель сосредоточена на еде – самой по себе. Вот это вредит.

Ответ «Вера и социальная жизнь. Духовность, радость и предметный мир».

То же можно сказать и о красоте. Иван Ильин в своей книге «Аксиомы религиозного опыта» пишет, что настоящий художник – Божий слуга, даже если о том не знает, но отрывает свою душу от пошлости. Пошлость – не похоть в его терминологии, но такое положение дел, при котором человек живет словно в нем нет души. Если красота подняла человека над жизненным примитивом, тогда она не является злом. Но концентрация на идее красоты ради нее самой уводит вначале в изощренные, потом искаженные, а далее извращенные формы. Замыкаясь на мелькании обнаженных тел, человек зачастую приходит к изображениям тел расчлененных и так далее.

Франк (о котором – далее), занимаясь социальной философией,  ищет взгляды, которые позволяли бы осмыслить возникновение единства в обществе. Да, он писал задолго до появления метамодерна, но его работы актуальны и для современного дискурса. Он показывает, как соединить такие понятия как Церковь и мир, общественное и индивидуальное, творчество и порядок. Автор указывает на необходимость чего-то третьего. Например, армия, как институт, несмотря на дисциплину, существует на основе единства. Одной дисциплиной единства не объяснить. Оно (единство) существует лишь, когда между воинами есть ощущение братства, солидарности, любви друг к другу.

Как творчество соединить с идеей порядка? При сформированной картине мира человек понимает, что полномочия делегированы ему от общества не для личного произвола, а с целью реализации высших идеалов. Тогда его индивидуальное не является разрушительным для общего дела. Если же третьего не найдено человек мечется.

Хотя метамодерн и предлагает идею осцилляции между бинарными оппозициями, не смыкаясь не с одной из них, но без укорененности в благе это просто невозможно реализовать. Человек, вкушая вкусную пищу, неизбежно увлечется, станет ее рабом. Но не стоит рассматривать эти слова, как призыв отвергнуть сотворенный мир, гнушаясь им. Данная версия характерна для гностиков, которые считают, что мир сотворен злым Демиургом. Тот, кто на мир смотрит в подобном ракурсе, везде видит зло. Есть даже каноническое определение на счет того, что священник, отказывающийся от общения с супругой под предлогом того, что сами эти отношения являются злом, извергается из сана. Но если он воздерживается только потому, что готовится к Литургии, тогда он понимает и смысл воздержания.

Метамодернистская идея неисполнима для человека неукорененного во благе. Проблема в том, что люди, разрушенные постмодерном, пытаются прийти к метамодерну, к его идеалу, но не могут осциллировать. Они неизбежно заражаются тем, на что в данный момент обращено их внимание. Чтобы учитывать явление, находящееся в фокусе внимания, но не стать его заложником, не войти в его орбиту целиком и полностью, и необходимо быть укорененным во благе. Вот тогда, действительно, человек способен осциллировать между порядком и отступлением от оного, понимая, для чего он в данный момент делает отступление.

Соединить духовную жизнь с дискурсом, что наработан общечеловеческими исканиями, осциллируя к тем людям, которые, может быть, и не знают о Православии, можно только тогда, когда сам укоренен во благе. Тогда не заражаясь ошибками, скажем, автора какой-то, человек способен вычленить то, что было хорошее в его работах.

Применим здесь образ человека, крепко стоящего на ногах, с хорошо развитым мышечным корсетом. Он может, наклоняясь, осциллировать между севером и югом, западом и востоком, верхом и низом, но при этом не теряет и своего положения в пространстве.

А.С. Франк и его работа «Духовные основы общества

А.С. Франк в своей работе «Духовные основы общества» показывает, какие принципы должны быть соблюдены, чтобы единство общество и осцилляция между бинарными позициями (например, «я» и «мы», традиция и творчество) могли бы быть реализованы.

Он считает, что принципы развития являются неизменными законами жизни. Результатом их нарушения «является именно гибель или в лучшем случае паралич, ослабление и болезнь общества». Он объясняет, на каких основах в обществе могут быть соединены принципы единства и общности. Ведя речь о человеке, он отмечает, что его «созревание и формирование в лоне целого, в общении с другими, в сущности, продолжается всю нашу жизнь». Общество является целостной реальностью, в которой дан человек. «Лишь в соборном бытии, в единстве общества подлинно реально то, что мы называем человеком».

Частное и общественное уравновешивается тогда, когда реализуется принцип любви. «Закон любви к ближнему может и должен быть подлинно универсальным законом, которому должна быть подчинена вся наша жизнь».

На основе единства образуется и жизненное содержание самой личности. Среда является для нее питанием и достоянием. Умаление соборности переживается личностью как умаление ее самой. «”Отрешенность” от соборного единства испытывается как тягостное умаление полноты личной жизни».

Оппозиция – право и нравственность регулируется духовной жизнью человека. Там, где человек своей духовной жизнью не перерос права, «жизнь становится не вольнее, мягче, человечнее, а более связанной, суровой и бесчеловечной».

Оппозиции – Благодать и Закон, Церковь и Мир уравновешиваются тогда, когда «человек ощущает подчиненность должному», когда он следует нравственному началу. Здесь реализуется идея служения святыне. Так эти оппозиции через утверждение «в третьем, высшем – в служении Богу, абсолютной правде … находят свое прочное согласование и примирение. Таким образом, последний источник общественной связи лежит в моменте служения, в утвержденности общественного единства в святыне».

Франк показывает, почему стремление к единству [метамодерну?], взятое вне указанных принципов, не приведет к желанной цели. «Утопия земного рая … несостоятельна, потому что не считается с основным онтологическим фактом греховности, несовершенства человеческой природы». И потому выход здесь в том, чтобы «через благодатную жизнь подлинно освобождаться от греха».

Подлинная жизнь человека состоит в реализации должного, правды, в осуществлении Божьей воли, а не в осуществлении своей собственной. Когда человек стремится к тому, что «быть неограниченным и самовластным хозяином свой жизни», он оказывается рабом страстей. Срасти не утверждают и не развивают его, а разрушают и губят.

– О том, каким образом, с точки зрения аддиктологии (наука о зависимостях) происходит процесс разрушения человека, полностью отдавшегося своим влечениям, рассказывается в части 5-ой текста «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества», в главах «Свобода и рабство (эксплуатация понятия свободы и пропаганда наркотиков)», «Идеи сексуальной революции – фиксация на них приводит не к свободе, а к ее потере»;
– В качестве дополнения к идеям Франка можно представить и небольшой текст «Индивидуализм или “родная жизнь”».

С другой стороны, попытка парализовать индивидуальную волю «ведет к параличу и омертвению жизни, к разложению и гибели общества».

Оппозиции – иерархизм и равенство также примиряются в идее служения. «Иерархизм имеет свой корень в принципе служения как верховном определяющем начале духовной жизни. … Человек призван делать не то, что он хочет, а что по существу хорошо, что должно быть».

Оппозиции – консерватизм и творчество примиряются следующим размышлением. Попытка наложить на свободную инициативу оковы обуздывающие формы может привести к разложению жизни. Безграничный простор для разрушительного самочиния приводит к неслыханному подавлению личной свободы. В обоих тенденциях читается потеря уважения к первооснове общественного бытия — духовной жизни. Духовной жизни в ее подлинном звучании также присуще осцилляция между сверхвременной целостностью и развитием во времени, между смирением и свободой, между охранением и творчеством.

Оппозиция – наследственность и личные заслуги – примиряется следующим образом: «носитель верховной власти выражает и воплощает не волю и веру сегодняшнего дня, а высшее, соборное сознание общества, как сверхвременного единства». Власть должна «сочетать начала мистического сверхвременного единства общества с действием интересов и требований текущего времени».

Также Франк показывает, как соотносятся спонтанность и планомерность, гражданское общество и собственность, индивид и общество.

Мысли, подобные тем, что высказывались Франком, наблюдаются и у иных авторов.

Так один профессор отмечает, что христианство является собой синтез между коллективным и индивидуальным. Иная религия делает упор на коллективном восприятии, народ выступает как единица. Иная религия делает упор на личное понимание пути.

То есть Православие объединило коллективизм иудаизма и индивидуализм восточный религий. Каким именно образом в Православии реализуется идея равновесия между общим и частным, коллективным и личным, догматами Церкви и личным опытом верующего, описывается в статье Владимира Лосского «О третьем свойстве Церкви».

Смысл и вера. Преамбула к части 5-ой текста «Современные компании и человек»

Зачем человек, условно включенный в пространство метамодерна [бирюзовую идею] пристальное внимание (на самом деле или декларативно?) уделяет экологическим вопросам.

По мнению одного автора, современный человек, занимаясь проблемой экологии, хоть и не видит реальных плодов своих усилий, но тем не менее, движется к осознанности. Через данную практику, по всей видимости, формируется способность отслеживать и другие сектора своей жизни. Такова концепция этого современного автора.

В части 5 текста «Современные компании и человек» будет представлен взгляд на духовное делание, которое на языке святых отцов именуется трезвением, – каким образом может быть ориентирован человек на хранение внутренней искры, которая дается от Бога, как он может прийти к формированию особого образа, особого ритма жизни. Чтобы сохранить искру, он учится бесконфликтному общению, ведь понимает, что через конфликт эту искру утрачивает. И вновь в таинствах Исповеди и Причастия нужно к ней приобщаться. Присутствие искры делает человека внимательным ко всему. Но это внимание не перегружает. Человек двигается к полноте жизни. Понятно, что к этому ощущению он приходит вовсе не в начале духовного пути. Определенным образом нужно переработать свой образ жизни, научиться преодолевать страсти, что разрывают изнутри (гнев, зависть, обжорство и так далее).

Ссылка на 5-ю часть статьи «Современные компании и человек» приводится для того, чтобы обозначить следующее: утрата этого делания и на уровне отдельного человека, и на уровне человечества в целом не проходит бесследно. Человек испытывает потребность быть направленным куда-то, сколько бы с помощью постмодернистских идей он эту потребность не отрицал. Трезвение дает альтернативу метамодернистским конструкциям. Кто-то альтернативой мог бы назвать метамодерн со знаком плюс. Знак плюс свидетельствует, что человек развивается (если смотреть с позиции вечности). Знак минус говорит, что человек может и развиваться, но отпадает от реальных взаимосвязей с реальным миром. Двигаясь в выдуманной конструкции, он отпадает от вечности, даже от законов функционирования здоровой психики.

В 5-ой части текста «Современные компании и человек» будет рассказано о духовном делании, на основании которого может сформироваться некий иммунитет, который будет помогать человеку оставаться на плаву при работе, в том числе и в крупной компании. При наличии этого иммунитета (хочется в это верить) человек сможет оставаться собой в хорошем смысле слова в условиях, когда окружающая среда стремится пронизать его обилием разного рода информации, трансформируя изнутри. Конечно, конструктивная идея «остаться собой» не подразумевает статичности. Человек меняется, растет, постигает новое, приобретает знания. Но! Остается собой в отношении связи с Богом, с людьми, которых любит. В этом смысле остается собой. Он меняется в плане профессионального развития и других внешних вещей, но внутренне – не деформируется, его психика не распадается, не регрессирует.  

И в этом смысле стоит привести резюмирующую идею из упомянутой выше книги Маттиаса Десмента «Психология тоталитаризма». Он описал путь масс от тревожности через гиперконтроль к еще большему страху, от которого массы пытаются найти избавление в тоталитарной структуре. [Одна из составляющего данного пути – представление о том, что жизнь механистична и может быть описана наукой].

Профессор считает, что путь науки заканчивается не высшим знанием, а скромностью. Тот, кто прошел по научному пути достаточно далеко, знает, что рациональное знание остается чуждым сущности субъекта, который он пытается понять.

«В конце этого путешествия вас ждет встреча с чем-то, что невозможно постичь с помощью логики и рациональности. Великие умы науки по-разному свидетельствовали о такой встрече. Альберт Эйнштейн любил говорить о неуловимой тайне, которую он находил повсюду во Вселенной, и об удивительной структуре реальности. Нильс Бор понимал, что поэзия имеет большее отношение ко всему реальному, чем логика. А Макс Планк сказал, что вся материя основана на сознательном и разумном Разуме, который держит судьбу мира и каждого человека в своих всемогущих руках.

В основе всего – мудрый разум, Бог. Для верующих это ясно сразу, а для физиков – в конце, результате их исследований. Лекарство от неуверенности и тревоги – вера и надежда на Бога.

И религия, и наука требуют веры в Бога. Для верующих Бог находится в начале, а для физиков Он – в конце всех рассуждений. Для первых Он является основой, для вторых – венцом здания любого обобщенного мировоззрения».

Профессор считает, что «только те, кто исповедует эту веру и, вдохновленные ею, с благоговением и полным доверием чувствуют себя защищенными от жизненных опасностей под защитой Всевышнего, могут причислять себя к истинно религиозным».

Эту интуицию ученого можно сопоставить с вполне конкретными методами, которые желающий может найти в сокровищнице православного миросозерцания. Так применительно к разговору о компаниях и о в конструктивном ключе понимаемом единство можно упомянуть о написанной иеромонахом Тихоном (Барсуковым) книжечки «Архиерей». Эта книжечка невелика по объему, но велика по масштабу изложенных в ней идей. В виде истории в ней описывается живая суть православного богословия, состоящая в создании условия для преображения людней.

В работе иеромонаха Тихона задолго до появления «бирюзовых» идей изложены принципы, на основании которых возможно создание подлинного, а не мнимого единства. Отец Тихон не описывает «бирюзовую» философию, он описывает то, что напряженно ищут на «бирюзовых» полях истосковавшиеся по подлинному люди. Отец Тихон описывает метод, основу, которых лишены они. Они, если бы попытались классифицировать данную книгу, описали бы ее как «переход от оранжевых иди желтых к бирюзовым организациям».

Вот что сказано о том, как преобразился архиерейский дом после назначения нового архиерей.

– «Петр Акимыч [швейцар] превратился просто в Акимыча…»

– «Холодные и строгие стены … затеплились лаской и светом…»

– «Потекли сюда радость и горе, и… все, чем жило и дышало духовенство…»

– «…пропитывались благожелательным, любящим настроением…»

– «…незаметно для себя духовенство сплачивалось в одну тесную семью…»

– «…канцелярия заглохла… доклады заменились живыми беседами…»

– «Не так доверчиво и легко поддавалось новому строю… городское духовенство… Простота владыки шокировала ту часть духовенства, которая любит мыслить свое положение по военному рангу чинов, и с удовольствием отмечает свое местонахождение на этой лесенке против ступенечки…»

Такой взгляд для Православия не является случайным. Так священномученик Иларион (Троицкий) в своей работе «История догмата Церкви», в предисловии – «Новозаветное учение Церкви» описывает, как именно Церковь воспринималась христианами первых веков. Отдельный человек воспринимался как клетка тела, эта клетка реализует свою задачу и одновременно приносит пользу телу. Тело же, в частности, глава Тела Церкви – Христос насыщают клетку живительными токами. Если клетки Тела взаимодействуют друг с другом на основе веры во Христа и принципа любви, если принимают участие в Евхаристии, то результатом такого взаимодействия является преображение каждого и развитие Тела.

Данный принцип был изложен автором текста в следующих стихотворных позициях:

«Мы растворились в близлежащей тени,
Чтоб лаз найти сквозь темноту,
Связать свои бусины нитью любви
И сверкнуть ожерельем на том берегу.

Нас приняла в себя капля дождя,
Вмерзнув в которую, ждали тепла,
Чтобы в землю войти талой водой,
Прорасти вместе и каждый – собой».

Данный принцип применительно к истории работающий и преодолевающих зависимость людей изложен в работе автора «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния “тирании мысли” и преодолении того, что толкает человека к алкоголю», в главе «Непреображенная природа и учение святого священномученика Илариона (Троицкого)».

В отношении характера взаимоотношений между людьми догматы Церкви имеют не отвлеченное, а самое прямое знание. Выше было отмечено, что Единство между Лицами Святой Троицы является призывом к единству и между людьми.

«Даже человеческая несовершенная любовь, – пишет епископ Александр (Семенов-Тян-Шанский), – соединяет людей между собою как бы в одно существо, например супругов, семью, друзей. Относительно людей – это больше слова, чем действительность. Но Любовь Божественная безмерна, и потому Лица Пресвятой Троицы, по всемогуществу Их взаимной Любви, суть, действительно, Один Бог, имеющий Одну Сущность и живущий одной жизнью»[26].

Жизненное значение для нас имеет и догмат 4-го Вселенского Собора. На этом Соборе исследовался способ соединения во Христе Божественной природы и человеческой. Отцами Церкви было засвидетельствовано, что две природы в личности Христа соединены «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно»[27]. Эти слова имеют реальное практическое значение, ведь, как пишет иерей Олег Давыденков, «соединение Божества и человечества во Христе – это архетип соединения каждого человека с Богом»[28].

Догмат 4-го Вселенского Собора имеет практическое значении в отношении духовной и социальной жизни человека. О том, как именно этот догмат может быть соотнесен с реальной жизнью, выяснялось во время встречи автора со студентами – «Материальное и духовное. О себе, о жизни, о вере. Беседа о. Прокопия со студентами в Москве 09.06.24».

Если мы присмотримся внимательно ко всем приведенным выше формулировками, то увидим: то, что ищется в метамодерне, в конструктивном измерении существует в Православии.

Личности Пресвятой Троицы не сливаются, но – вместе.

Также – и во Христе – человеческая и Божественная природы не сливаются, но – существуют вместе.

Таким образом, можно сказать, что в православном миросозерцании дается мировоззренческая основа для формирования подлинного, а не основанного на страхе, замалчивании и насилии единства. Примечательно, что некоторые авторы пытаются нащупать путь к единству, и их эмпирическим путем установленные выводы подтверждают то, что человека узнает, приобщаясь к Православию (если приобщение реализуется подлинно, а не номинально). Некоторые работы зарубежных авторов, опытно пытающихся нащупать то, что мы сопоставляем с культурой, основанной на православном миросозерцании, приводятся в ответе «Бизнес. Что можно почитать предпринимателям, которые хотят совместить этику и бизнес».

Примечательно, что методы архиерея не понравились одному преподавателю, ученик которого был им подготовлен для полемики со старообрядцами. Полемика была прекращена архиереем, он предложил иной путь прояснения истины, находящийся как будто вне чисто богословского дискурса. Он сказал, что тот, кто сумеет вернуть цельность человеку, утратившему ее, тот и прав. Здесь архиерей не отступал от богословия, но показал практический характер учения Христова – оно помогает вдохнуть жизнь в человека и изменить его образ бытия. В отличие от архиерея, который включал богословие в жизненную ткань, преподаватель как будто сосредоточился исключительно на разработке богословских вопросов, как будто даже отрывая предмет своей сосредоточенности от реальных жизненных содержаний.

В данном смысле личность архиерея ассоциируется с некоторыми идеями, изложенными архиепископом Нафанаилом (Львовым) в статье «Противоречия между научным, религиозным и антирелигиозным мировоззрениями». Он подчеркивал, что отцы Церкви стремились к единству, объединяя в целостный опыт веру и научные данные. Проблема возникла, когда с течением времени этот подход был отброшен и христианские авторы сосредоточились исключительно на разработке богословских вопросов.

То есть Православие в его подлинном звучании своих основателей соответствует конструктивному прочтению метамодерна. Но если единство будет предложено реализовывать на основе иных идей, то будет ли оно реализовано? И кто будет закладывать принципы осуществления единства?

В случае неконструктивного прочтения метамодерна актуальным видится предупреждение Жана Бодрияра. Если строители метамодерна отвергнут базовые этические принципы, то каким образом они смогут удержаться «между» бинарными позициями, не входя в измененное состояние сознание? Не сталкиваясь с разрушение внутренней данности?

Жан Бодрияр в своей книге «Симулякры и симуляция» в главе «Имплозия смысла в средствах информации» пишет, что вследствие воздействия медиа происходит «взаимопоглощение полюсов, короткое замыкание между полюсами любой дифференциальной системы смысла, стирание четких границ и оппозиций, включая оппозицию между медиа и реальным». Возникает «невозможность смысла в значении одностороннего вектора, идущего от одного полюса к другому».

То есть прежде, чем говорить о принципах метамодерна, человек должен обучиться разумной аскезе в отношении пользования медиа (смартфоны, интернет и пр.). Иначе, человек рискует быть растворенным в пространстве медиа, входя в которое он думает вступить в единство со всем, осциллируя между различными позициями. О этой разумной аскезе, о принципах, которые помогли бы человеку не стать жертвой такого растворения, пишет в своей книге «Оборотная сторона новых медиа» православным мыслитель Жан Клод Ларше.

[1] «Фальсификация духовности, или зачем демонам нужны контактеры»

[2] Соловьев Вл.. Повесть об Антихристе.

[3] См. главу «Еврейский йог Рон Кнохен» в книге Сида Рота «Они задумались. Смелость противостоять запретному».

[4] Версальский договор 1919-года подвел итог Первой мировой войне. По итогам договора Германия считала себя униженной. Как на волне подавленного настроения немцев Гитлер завладел их умами, см., например, в книге Жака Деларю «История Гестапо».

[5] См. лекции Тростникова Н. В. «Христианское миропонимание и наука».

[6] Автор предисловия – Сону Шамдасани.

[7] Эрик Курландер. Монстры Гитлера: Сверхъестественная история Третьего рейха / пер. с англ. и примеч. А. В. Говорунова, послесл. М. В. Медоварова. СПб.: Владимир Даль, 2021. С. 28.

[8] Метаксис – понятие, введенное Платоном – колебание между противоположностями.

[9] Евгеника – учение об улучшении человека при помощи искусственного отбора (селекции).

[10] Каббала – религиозно-мистическое, оккультное и эзотерическое течение в талмудическом иудаизме.

[11] См. главы «Психоделия в нашем отечестве», «Исходы российской психоделии» из книги А. Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.

[12] «Художник в результате воздействия психоделической культуры, как ребенок, пытается восстановить обломки разбитой им мозаики, но не может этого сделать, не может вспомнить целого – изображения на мозаике до того, как она разбилась» [Глава «Отдаленные последствия психоделии» из книги А. Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001].

[13] Эпоха эст_этической реальности: что такое метамодерн / Алена Дятко // Два в уме.

[14] Выступление М. Ковальчука в Совете Федерации 30.09.2015 года.

[15] Пелевин В. Transhumanism Inc. Роман. 2021.

[16] Ухтомский АА. Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941). СПб.: Трактат, 2017.

17] Там же.

[18] Там же.

[19] Ларше Жан-Клод. Исцеление духовных болезней. Введение в аскетическую традицию Православной Церкви / Жан-Клод Ларше; отв. ред. игум. Дионисий (Шленов); пер. с фр. под ред. А. О. Солдаткиной. Сергиев Посад, 2018.

[20] Breton P. L’Utopie de la communication. Le mythe du «village planétaire». P. 12, 50.

Цит. по: Ларше Ж.-К. Обратная сторона новых медиа

[21] Что будет после постмодерна?

[22] Религиозная концепция Льва Тихомирова. Монах Иоанн (Адливанкин).

[23] Нео не спаситель. Скрытый смысл фильма «Матрица».

[24] Миронович И.Ц. Лекции по Священной Библейской истории Ветхого и Нового Заветов.

[25] Фокин Д.В. От предстояния к диалогу.

[26] Из книги епископа Александра (Семенова-Тян-Шанского) «Православный катехизис».

[27] См. «Учение о Лице нашего Спасителя или о таинстве Воплощения» из книги иерея Олег Давыденкова «Догматическое богословие».

[28] Там же. См. главу «Почему дело Искупления, совершенное Христом Спасителем, связано для Него с величайшим подвигом».