-
- События
-
Авторские галереи
- Диакон Николай Андреев
- Валерий Близнюк
- Сергей Веретенников
- Николай Гернет
- Анастасия Егорова
- Вероника Казимирова
- Иван Краснобаев
- Виктор Лагута
- Монах Онуфрий (Поречный)
- Валерия Решетникова
- Николай Петров-Спиридонов
- Михаил Скрипкин
- Геннадий Смирнов
- Сергей Сушкин
- Надежда Терехова
- Антон Трофимов
- Сергей Уткин
- Архимандрит Фаддей (Роженюк)
- Георгий Федоров
- Сергей Яковлев
- Град монастырский
- Дни Соловков
- Кресторезная мастерская
- Летопись возрождения
- Монастырский посад
- Пейзажи и путешествия
- Святые места глазами Соловецких паломников
- Скиты, пустыни и подворья
-
- Андреевский скит
- Голгофо-Распятский скит
- Никольский скит
- Савватиевский скит
- Свято-Вознесенский скит
- Свято-Троицкий скит
- Сергиевский скит
- Исааковская пустынь
- Макариевская пустынь
- Филиппова пустынь
- Архангельское подворье
- Кемское подворье
- Московское подворье
- Петербургское подворье
- Радово-Покровское подворье
21 февраля 2023 г. Постмодерн – метамодерн; «Бойцовский клуб» – терроризм; деконструкция – метавселенная; Освенцим. Ч. 1: Постмодерн, деконструкция и пересборка мышления в новой конфигурации
Эпиграф
«Я без понятия, что нужно тебе, друг.
Но не нашёл ты до сих пор всё это, детка.
Ты разорвал и раскидал меня вокруг,
Закинув во временную бездну, клетку.
И посмотри, я больше не хочу тебя.
Теперь не в этом мы с тобой будем бороться.
Прекрасный способ – приковать к себе меня,
Но мне всегда одной лишь быть и остаётся.
И проиграв свою любимую игру,
Я ощущаю, как ты сам сошёл с ума.
Я потеряла тебя, больше не найду…
Увы, проиграна любимая игра»[1].
В переводе из песни «My Favourite Game».
Как эпиграф связан со статьей? Если человека разорвали и раскидали повсюду (постмодерн), он ищет, к чему бы прильнуть, в чем был обрести опору (метамодерн). К чему-то конструктивному прильнуть не получается, так как в данном случае необходимо перестраивать образ мышления и образ жизни. Ведь прежние образ мышления и образ жизни как раз и привели к кризису. И чтобы выбраться из него, начать нужно с устранения предпосылок, на основании которых он возник.
Что-то подобное, обыгранное в песне, возникает, когда хулиган, например, ищет к чему бы прильнуть. Возможно, он не подумает об учебе и об облагораживающей его любви к девушке. Возможно, он сделает ставку на сообщество, в котором он сможет напитаться коллективной энергией толпы. По поводу же учебы и облагораживающей его любви он может сказать – это «не мое» (и то, и другое требует усилия души, ждет от молодого человека определенной деятельности).
Подобно и людям, прошедшим через жесткий травматический опыт, трудно вступить в созидательные отношения. Парадоксально, но они испытывают иногда привязанность к человеку, проявившему в отношении них насилие. В обстановке вакуума (разорваны, раскиданы) они ищут связи с проявившим насилие, который таким образом нашел «прекрасный способ – приковать к себе меня». Но так как отношения такого плана основаны на деформированных представлениях, ничего прочного они не дают, и вот, – «всегда одной лишь быть и остаётся».
Державшая расползающуюся во все стороны психику игра (иллюзия отношений; иллюзия того, чтобы будто есть цель в жизни; стоит лишь, мол, в эту цель поверить, и она станет реальностью) со временем лопается, демонстрирую свою ненастоящесть (некромодерн).
Или кто-то, испытывая жизненный кризис, пытается найти «точку кристаллизации» в интернете, в игре. Но так как на данных путях человек входит в аддикцию, то аддикция разрушает его, теряется «любимая игра». Как отмечает одна исследовательница, «аддикция может стать временной точкой кристаллизации, вокруг которой человек пытается собрать себя».
Та же исследовательница пишет, что «стремясь заполнить внутреннюю пустоту [которая может возникнуть вследствие погружения в пространство постмодерна] и избежать решения текущих проблем, аддиктивная личность, выбравшая в качестве способа ухода интернет, считает, что это и есть выход [метамодерн]. На деле оказывается, что выхода нет. Крах надежд приводит к суициду [некромодерн]»[2].
См. часть 1.1 текста «Доминанта жизни и самоубийство».
Постмодерн, метамодерн, некромодерн.
Разрыв целого, сборка раздробленных элементов в новую конфигурацию, а затем деконструкция и этой конфигурации – «любимой игры».
Преамбула
В первую четверть двадцатого века мы живем в постмодернисткую эпоху, и, может быть, через несколько лет этот факт будет до конца понят. Просто наше мышление еще по-прежнему (осознаем мы это или не нет) находится в рамках традиционного мышления, в парадигме которого есть такие представления как смысл, центр, отношения, любовь, добро и зло. Но мир уже перешел на стадию постмодерна, а говорят, что мир стремится уже к метамодерну, который характеризуется попыткой обрести опору там, где она разрушена. А далее кто-то из мыслителей видит наступления некромодерна.
Можно много размышлять в рамках философского дискурса насчет того, что из себя представляет метамодерн. А философский дискурс такая штука, что на слово – дается десять слов. Поэтому и стоит показать, какие в реальности процессы идут вслед за размыванием парадигмы мышления, основанной на таких представлениях как смысл, центр и т.д. (см. часть 2 «Деконструкция со знаком ”минус”).
Когда в результате физического или психологического насилия (абьюза) с человека снимается слой за слоем, когда он постепенно теряет все то, то составляет основу его личности (ценности, смыслы, связи с другими) он оказывается беззащитным перед мучителем. И так как существовать в условиях психологического вакуума не каждый сможет, то человек ищет как бы прильнуть к самому мучителю (метамодерн?), пытаясь создать с ним подобие человеческих отношений (то есть пытается обрести опору там, где она разрушена). Но абьюз, нацеленный на лишение человека всего того, что составляет основу его личности, может быть произведен и с помощью языковых манипуляций по каналам СМИ, кинематографа и новостей.
Кто-то, ища опоры, посреди разрушенного постмодерном мира смыслов, символов и человеческих отношений, примыкает к субкультурным группам, в том числе, террористическим сообществам. Кто-то приходит к «новой духовности» типа Нью-Эйдж и подобных тому направлений.
Постмодерна и растворение реального
Предваряя некоторые размышления на тему постмодерна и его производных, стоит отметить, что данная статья не задумана как бесконечная. То есть, чтобы иметь возможность поставить хоть какую-то точку (логическую, условную) тему необходимо сузить. За бортом останутся некоторые вопросы, если они не озвучены здесь, это не означает, что их нет.
Во-вторых, стоит отметить, что в статье речь более пойдет о практической стороне вопроса. Работники пера и слова могут сражаться, выясняя можно ли ставить в одну линейку такие понятия как постмодернизм и нигилизм. Все зависит от того, из какой точки мы исходим. Если исходим из университетского дискурса, то разница программных речевок, имен и фамилий отцов основателей данных течений, да и самих их названий может привести к мысли о том, что они – не сходны. Если исходим из восприятия реальной жизни, то видим, что в реальной жизни есть определенные закономерности, принципы, универсальные законы. Некоторые принципы прослеживаются даже и в тех явлениях, которые на бумаге считаются отличающимися друг от друга.
Такой подход важно учитывать, ведь иногда дискуссия на тему постмодерна вздымает волны слов о плюрализме, «новой духовности за гранью добра и зла» и пр.. И чтобы не утонуть в водовороте слов, причем, излагаемых опытным спикером, стоит понимать, что за словами стоит в реальности.
Здесь исходим из принципа доминанты, сформулированного академиком Ухтомским, на основе данного принципа рассматриваются и иные темы в иных текстах. Доминанта – доминирующая идея, ставшая очагом возбуждения в коре головного мозга, в едином марше стягивающая вокруг себя работу всех систем организма. Также – одновременно тормозящая работу иных систем, не имеющий в момент возбуждения прямого отношения доминирующей к доминирующей идеи. То есть, иными словами, если человек решил себя самого положить в основу мироздания и самого себя избрал мерилом морали, права и прочего, то уже не столь важно, какие слова он выберет для обозначения своей позиции. Выберет ли он ярко-агрессивные термины, либо он будет «мягко стелить». Важна суть, из которой он исходит, и, которой он ведет. Если суть понятна, то разница формулировок, используемых людьми одного склада ума, не введет в заблуждение.
О том, как внутренний настрой связан с характером формулируемых и продвигаемых идей, см. в части 2-ой текста «МОЗАИКА ИДЕЙ: штрихи к идеям, стремящимся встроиться в мировоззрение современного человека». Отдельное название части 2-ой – «Связь между характером идей и поведением».
Так, некоторые спикеры могут обрисовать идею постмодернизма как переход к плюрализму. Такие мысли встречаются у тех, кто продвигает идею спиральной динамики и принцип бирюзовых корпораций, основанный на данной идеи. В рамках данной доктрины постмодернизм относится к зеленому периоду, на котором также находятся хиппи, Джон Ленон, экологические сообщества и пр.. Зеленый уровень предшествует бирюзовому, на котором, как декларируется появляется «новая духовность», о чем еще будет кратко сказано в главе о романе Виктора Пелевина «Transhumanism inc» (на данный момент нет возможности подробно останавливаться на теме спиральной динамики и на теме бирюзовых корпораций. Данная тема отдельно рассматривается в цикле бесед «Современные компании и человек. Бирюзовые корпорации и “новая духовность”»).
В радужных выражениях постмодерн описывается таким автором как Рональд Инглхард. Появление постмодерна он связывает с возрастающей значимостью таких факторов как «свобода выражения и политическое участие». Он также соотносит с явлением постмодернизма «массовое участие, межличностное доверие, терпимость к группам меньшинства и свободное слово». Вследствие определенных социально-экономически-политических сдвигов, по мнению Инглхарда «на первый план выдвигаются самовыражение и качество жизни», что приводит к сдвигу в «в направлении от материалистических к постматериальным ценностям». Широкую перестройку мироотношения он и обозначает как «постмодернизацию». Среди прочих явлений, характерных для постмодерна от выделяет изменение гендерных ролей, а также – изменение отношения к геям и лесбиянкам.
Вместо экономических достижений в обществе постмодерна акцент делается на качестве жизни. На место дисциплины, самоотвержения и достижения, по его мнению, заступают такие феномены как широкая свобода индивидуальных жизненных стилей и индивидуального выражения[3].
Оценить, что в реальности стоит за такого рода оптимистическими высказываниями, поможет документальный фильм «Кто такая женщина» (2022). Частное следствие плюрализма, как показано в фильме, выражается в блокировки самой возможности ответить на, казалось бы, простой вопрос: кто такая женщина? Если автор фильма высказывает свою точку зрения, то ему отвечают, что он поступает по-экстремистски, что Истина, мол, – «трансфобна» (и потому Ее нельзя высказывать), что считать свое мнение основанным на Истине, мол, – это гордость.
В фильме приводится интервью с женщиной из сборной по плаванию. Она дала комментарий по поводу деятельности мужчины-пловца, который пришел в женскую сборную, назвав себя женщиной. Да, он получает гормоны, блокирующие мужские «выделения», но кинематика мышц, выносливость, рычаги суставов – остаются мужскими, как бы этот факт не пытались отрицать сторонники изменения «гендерных ролей». Естественно, что мужчина, назвавший себя женщиной, плавает быстрее женщин, он – побеждает. Плюрализм в данном случае выражается в том, что если женщины из сборной начинают по данному поводу смущаться, то для работы с ними вызывается психолог. Им внушается, что, если они смущаются, значит, с ними что-то не так. Если они не успокаиваются, то им дают понять, что им зарежут карьеру, что им напишут в характеристике о их т.н. трансфобности, и их никто не возьмет на работу.
Скрытой целью такого рода плюралистических мероприятий является, по мнению профессора Кутырева, расчистка под технос. Речь идет о том, что масштабному внедрений технологий управления на основе искусственного интеллекта, масштабной машинизации всех сфер жизни препятствует «человеческое измерение» в человеке. Вот это человеческое и пытается разложить постмодерн[4].
В этом смысле под видом продвижения плюразлизма нивелируется любые устойчивые, жизнеспособные, адаптивные подходы. Принцип наплыва на сознание постмодернисткого мозаичного контента можно уподобить наплывы на лодку шуге. Шуга – ледяная крошка, в которую – и это трагичная ситуация – может попасть лодка с людьми. Шуга – это не лёд, нельзя выйти из лодки и пойти по шуге. Шуга – это не вода, если лодка попала в шугу, грести становится крайне трудно, весла увязают в ледяном месиве. Тем временем ветер гонит волну, а волна несет шугу в открытое море. А шуга, обхватив лодку, несет ее и людей, находящихся в ней, в открытое море.
Хотя справедливости ради стоит сказать, что есть описанный случай, как из лодки, попавшей в шугу, вытащили людей и доставили на берег. Случай спасения командира особого полка Сухова, попавшего с другими людьми в шугу, описан Борисом Ширяевым в его книге «Неугасимая лампада». Символично, что возглавил спасение командира священномученик Иларион (Троицкий), в то время проходившим – шли гонения на веру – заключение на острове Соловецком. История включена в материалы главы «Сохранить мир души – основу для выхода из критичных ситуаций» второй части текста «Преодоление зависимого поведения (часть 2). Родственникам, близким».
Устойчивые, адаптивные подходы – ориентация на этику, культуру, веру помогает людям сохранить саму возможность свободы выбора. Если же разрушить этику, культуру, веру, то люди теряют защиту, иммунитет перед манипуляцией, а также другими видами внешнего воздействия. Разрушить этику и веру можно попытаться прямым подавлением (бросать носителей в тюрьмы), но гонения на веру в 20 веке показали, что в условиях прямого давления, люди мобилизируются.
Поэтому кому-то более перспективным показался тот вариант, чтобы этику и веру утопить в море параллельных сигналов. Постмодернистские трактовки предоставляют массу версий по поводу всего на свете, но так задумано, что ни на одной из них человеку не суждено остановится. Как говорил один религиовед, – постмодернизм идет через все, не останавливаясь ни на чем.
Идея растворения реального путем стимуляции процессов, протекающих в постмодернистском измерении, описана Жаном Бодрияром в его книге «Симуляция и симулякр». В частности, он пишет, что избыточная информация уничтожает саму коммуникацию и измерение, в рамках которого происходит социальное взаимодействие. «Вместо того, чтобы создавать коммуникацию, информация исчерпывает свои силы в инсценировке коммуникации. Вместо того, чтобы производить смысл, она исчерпывает свои силы в инсценировке смысла». Речь идет о глобальном процессе симуляции. [Симулируются человеческие отношения, включающие в себя известную долю спонтанности. Создается иллюзия включенности в живой процесс]. СМИ транслируют «неподготовленные интервью», во время передач раздаются «неподготовленные» звонки слушателей. Слушатели и зрители подвергаются словесному шантажу: «Это касается вас, событие – это вы и т. д.».
Этот призрачный контент пытается разбудить коммуникацию. На сцене разыгрывается то, что желательно для аудитории, но этот «антитеатр коммуникации … всегда является лишь повторным использованием через отрицание традиционного института». Зрителю подается картинка, чтобы не дать ему осознать потерю смысла в его жизни. Он очарован контентом, и это очарование препятствует возникновению реальной коммуникации между людьми. Призрачный контент воспринимается как более реальный, чем само реальное [женщины кажутся более красивыми на специально выверенных фото, мужчины, падкие до таких фото, перестают в известной мере реагировать на живых женщин]. Так упраздняются реальность и смысл. В постмодернистском мире «все больше и больше информации и все меньше и меньше смысла»[5].
Происходит разрушение того пространства, включаясь в которое, человек становится способным уловить смысл того или иного произведения. О данном процессе писал в своей время еще Антуан де Сент Экзюпери. В своей книге «Цитатель» он пытается восстановить картину мира, обрушенную в сознании европейцев с приходом Второй Мировой Войны. Вот с помощью каких образов он описывает последствия некоторых экспериментов с информацией. В частности, он рассматривает ситуацию, когда автор привычные слова заменяет на описания необычайных пыток, чтобы сильнее воздействовать на читателя. В результате, желая выжать из человека эмоции, автор множит «пытки, подробности пыток, запах пыток».
Стремясь захватить читателя «врасплох легковесной силой неожиданности», автор может воспользоваться «разительным несоответствием, чтобы ошеломить», он извлекает успех из разрушения. Чувствительность человека тем временем падает, оглушаясь. И получается, что во второй раз читателя уже не удается удивить, человека не удивит уже и другая несуразность, так как он уже привык «к вседозволенности в мире абсурда». У него украдена сама способность удивляться. И вскоре он безрадостно съежится «в тусклом, изношенном мире, где нет больше языка игры и нюансов». Единственное, что будет способно извлечь из такого человека стон жалобы, так как удар подбитого гвоздями сапога жандарма.
То есть речь идет о разрушении самого пространства, в котором человек мог бы осмыслять как свою жизнь, так и литературные произведения. Что остается ему, когда это пространство будет разрушено? Если он не найдет противоядия постмодерну, ему останется искать острых, болезненных переживаний, чтобы доказать себе, что он еще жив (примечательно, что содержанием видео, на который «подсаживаются» дети, является кровь и драки, такой видеоряд с чьей-то легкой руки называется «мультиками»; в измерении же взрослых жанр «Sex & violence» нередко репрезентует себя как оборотная черта пост/плюрализма).
См. о связи между воздействием посмодернистской матрицы на сознание и поиском экстрима в послесловии к поэме «Игрок» из 3-ей части текста «Преодоление игрового механизма».
От постмодерна к метамодерну
Влияние постмодернизма на все живое можно описать с помощью такой метафоры. Вырубается лес, и обезьянка, собравшаяся прыгнуть на другую ветку, вдруг обнаруживает, что другая ветка исчезла. Исчезла и та, с которой он прыгнула. Исчезло сама «стартовое» дерево, лес, исчезло, вообще, все, и зацепиться – не за что. Обезьянка «зависает» в полете, и вот кто-то дает ей веточку, и обезьянка цепляется за нее, так как думает, что ей предлагают спасение. Кто знает, не была ли эта веточка палкой в руках зверолова, и эту палку прицепили у входа в клетку?
Современный человек словно сползает в песчаную воронку, скребется по стенкам, но они осыпаются. Есть, впрочем, где-то кустики, но, как только он за них хватается, их сразу срезают. Пытается зацепиться за семью, а на ТВ-шоу ему говорят, что семья – это, мол, архаика, мол, Средневековье. Подсовывается фильм «Левиафан». Хочет человек заняться тем-то или тем-то, но и эти профессии развенчиваюся, деконструируются в его сознании.
И на каком-то этапе человек может выдохнуться, плюнуть на все, сломаться и запереться дома, погрузившись в игры и эксперименты с ПАВ. В этом смысле бомбардировка информацией по силе своего разрушительного воздействия на сознание отчасти сопоставима с бомбардировкой реальными бомбами. При реальной бомбардировке население входит в состояние ступора, деморализуется, отказывается от попытки в конструктивном ключе как-то повлиять на положение дел в действительности.
См. подробнее главу «Бомбардировки реальными бомбами и потоком сообщений» из части 2.3 текста «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты».
Зная о существовании данного механизма, можно предположить, что он может быть отчасти соотнесен с представлениями о метамодерне, суть которого – в поиске опоры для деконструированного постмодерном мышления. Когда человек лишается опоры и критериев по оценки входящей информации, его вера в победу, возможность положительных изменений может быть подавлена. Здесь суть постмодерна удивительным образом напоминает суть сетевой войны, цель которой – деморализация, блокировка работы сознания, лишение противников ориентиров. Когда воля к сопротивлению подавлено и мышление деконструировано, человек (не все) склонен искать опоры в принятии тех условий, которые ему будут предложены (как в фильме «Крестный отец» – человека вводят в состояние ступора и делают ему «предложение, от которого он не сможет отказаться»).
Постмодернизм отчасти копирует логику буддизма[6]. Для буддиста неважно, существует ли напугавший тебя тигр, важно то, что образ тигра существует в сознании. Живой тигр переводится в описательную форму, описывается как объект, состоящий из черно-желтых полос. А потом эта форма подвергается критике, деконструируется. Живой объект распадается на желто-черные пятна, а они – еще на что-то. Так и человеческие отношения, и экономика переводят в цифровую форму, в пространство интернета, согласно логике постмодерна/буддизма – переводятся в цифровое описание. А затем оно распыляется. То есть с помощью интернета по буддийским лекалам происходит деконструкция предметного мира, перевод его в область цифр. Затем следует распыление реальности, успевшей претвориться в виртуальный контент.
См. о такого плана деконструкции и разложении реальности главу «Расчеловечивание и попытка защититься от “Трех Д” [депрессии, деперсонализации, дереализации] с помощью метафор и психологических конструкций» из части 4.2 текста «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы и лагеря».
Факт возможной скорой встречи с последствиями перехода от постмодерна к метамодерну еще не осознан, так как несколько поколений пока стоит одной ногой в прошлом. Часть населения земного шара пока коммуницирует с социальной средой, которая еще несет на себе отпечаток прежней смысловой парадигмы. Но пройдет еще несколько лет и то, о чем говорят между собой люди, использующие эти представления, станет непонятным для «новеньких» входящих в мир. Будет разрушена сама основа, на базисе которой они могут быть восприняты. Постмодерн называют философией смерти[7], Пятым Всадником Апокалипсиса, который хотя не убивает и не причиняет видимого вреда, но который вызывает такие масштабные разрушения психики, что они «превышают разрушения, вызванные войной или эпидемией»[8].
На ум приходит аналогия с раком, клетки которого не встроены в созидательную работу организма, но деятельность которых «высасывает» силы организма. Как считают некоторые медики, в организме, отравленном, например, избытком фармацевтики, создается токсичная среда. И клетки, живущие в этой среде, начинают мутировать, становясь раковыми. Подобно тому и постмодерн разрывает связи между представлениями, деконструирует сами представления, создает токсичную среду, в которой осколки некогда цельных идей, мутируя, пересобираются в новую конфигурацию.
Некоторые люди с восторгом относятся к постмодерну, но они живут в обществе, использующем завоевания христианской парадигмы – солидарность, социальное обеспечение и прочее (в одной статье отмечалось, что «авторы классических постмодернистских текстов сложились как личности в первой половине 20-ого века и не знали ни вопиющей экологической катастрофы, ни усталости от формализма и технологизации, ни террора рекламы, конвеера и симулякров»[9]).
Когда социальная структура догонит изменения в области мировоззрения, тогда мы увидим, что такое постмодерн. Тот самый, который называют Пятым Всадником Апокалипсиса.
О том, что «социальные» представления основаны на христианской парадигме и в случае отказа от нее «испаряются» см. в части 1-ой «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества», в главе «Мысль о ценности жизни основана на проповеди Христа. Не основанная ни на чем, эта мысль становится несуществующей».
Восторги в отношении метамодерна можно проиллюстрировать некоторыми кадрами из фильма «Не смотреть наверх» (2021). К планете Земля приближается комета, которая с вероятностью почти в 100% (можно смело убрать слово «почти», просто ученые не любят круглые цифры) уничтожит все живое. Первоначально возник план сбить комету с курса ядерными ракетами, но потом отношение к комете было пересмотрено.
Дело в том, что (как выяснилось) на комете предположительно находились редкоземельные металлы, используемые в высоких технологиях. И вот возникает идея комету расколоть ядерными зарядами на части, а потом эти части, предположительно падающие в Тихий Океан, собрать. Весь этот план был представлен в презентации, подготовленной владельцем крупной высокотехнологичной компании для членов правительства и ученых. Заканчивалась презентация проекцией мечты в будущее: когда Штаты заявят свои права на металлы, оцененные в многие сотни триллионов долларов, «бедность, социальная несправедливость, утрата биоразнообразия и множество других проблем станут пережитками прошлого. Человечество пройдет … к славе золотого века. Межпланетное, межзвездное, межгалактическое распространение человечества» (метамодерн). Естественно, эта модель не была оценена экспертами. И никто не стал отвечать на вопрос: «Какое значение будут иметь эти триллионы долларов, если мы все умрем после удара кометы? (некромодерн)» Так, кстати, и произошло.
Применительно к реальной практической жизни данную ситуацию можно переформулировать в терминах, изложенных одним ИТ-специалистом. Он говорил: «все, что вы делаете в жизни будет бессмысленно, если ваш ребенок сидит в Тик-токе». Он согласен, если его назовут ретроградом, но он технарь и знает как строятся ИТ-продукты. Люди, выросшие на Тик-токе, станут готовыми принять Метавселенную [метамодерн?], которая будет создана в качестве реакции на уменьшающееся количество ресурсов. Люди, принявшие Ее, будут сидеть в своей «конуре» и в сконструированной Метавселенной находить все, к чему притягиваются их искусственно взрощенные запросы.
Деконструкцию сознания Тик-ток проводит через погружение человека в мозаичные сегменты информации [воспроизводя пространство с постмодернистскими характеристиками]. Цельную картину мира в условиях такой погруженности выстроить крайне затруднительно. Плюс ко всему, человек даже эти сегменты не выбирает самостоятельно, а перекладывает выбор на систему.
Анализируя данный феномен, можно вспомнить опыт узников концентрационных лагерей (часть 2), которые боролись за право совершать выбор. Так одна заключенная, когда была измождена, упав, сознательным решением выбирала на какую травинку смотреть. О таком явлении как выбор, важные заметки оставил Бруно Беттельхейм в своей книге «Просвещенное сердце», в которой он анализировал стратегии подавления сознания в условиях концентрационного лагеря. Дело в том, что если мы не пользуемся способностью принимать сознательные решения, эта способность атрофируется. Те, у кого сознательная деятельность угасала, перестраивались на тот распорядок, который транслировала администрация лагеря [метамодерн?]. Развиваясь, регрессия поглощала человека, он переставал поднимать голову, начинал шаркать, наступала апатия (сейчас многие подростки охвачены апатией, потерей здоровой инициативности; апатико-абулический синдром) и смерть [некромодерн?].
Подробнее о методах подавления сознания в условиях концентрационных лагерей и о стратегии сопротивления регрессии см. в тексте «ИНтеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления».
В крупных городах и элитных охраняемых кварталах может считаться хайповым использование постмодернисткой лексики и понятий. Но те, кто поездил по России, рассказывают, что в малых городах молодые люди и девушки живут на уровне биологических рефлексов. Речь идет не о нищете. Города, особенно если они «нефтяные», могут иметь финансовые ресурсы. Речь идет о нищете смысла, на фоне которого могут рождаться такие паттерны мышления, которые еще пару десятков лет назад казались нереальными с точки зрения их возникновения.
Возможно, люди подобного плана начнут, если еще не начали, объединяться (не всегда явно для них самих) в сеть, начнут становиться агентами сети. Что имеется в виду? Если сеть дает сигнал, например, принтеру печатать, то он печатает. Так и человек, ставший агентом сети, действует при наличии сигнала, если он лишен картины мира и рожденной на ее основе саморефлексии, если не имеет внятной позиции, на основании которой он отклонил бы от себя сигнал сети. Позиция же эта на уровне нескольких поколений уничтожена совокупным действием, производимым по лекалам постмодерна.
Есть мнение, что среди задач постмодернистской повестки – расчистка пространства под технос, расчеловечивание человека, создание идеологического обоснования для той идеи, что человек может быть отброшен. Мы слышим, что, словно невзначай, главным фактором аварий и сбоев на производстве объявляется так называемый «человеческий фактор». И будто бы ради спасения всех нас кем-то ставится задача этой фактор свести к нулю, то есть передать всю человеческую деятельность алгоритму. Мы видим, что такие «творческие» ранее профессии как учитель и врач все более алгоритмизируются (ранее врачам и учителям нужно было думать, принимать для вновь возникающих ситуаций уникальные решения). Человек может стать вскоре попросту ненужным.
Ссылки на движение луддитов[10], восставших против первых примитивных станков, не убеждают в том, что сегодняшние опасения беспочвенны (мол, во времена луддитов станки запустили, но работа у людей осталась). Во времена луддитов масштабы техноса были несопоставимы с нынешними. И тогда мышление людей было еще традиционным, а не постмодернистским, в рамках которого человек отрицается[11] (см. размышления проф. Кутырева в сноске номер 8). С точки зрения постмодерна личности, как таковой, нет. Есть совокупность предпосылок, рефлексов, выступивший на арене при определенных экономико-социальных условий, толкающих эту совокупность в определенном направлении.
Например, после Нюрнбергского процесса над немцами, ответственными за гибель миллионов людей во Второй Мировой Войне, встал вопрос о том, несут ли немцы ответственность? Не погружаясь в разные нюансы полемики по данному поводу, можно привести одно мнение, согласно которому речь шла о людях, оказавших, как говорят в народе, не в то время, не в том месте, не при тех обстоятельствах. Согласно этой точке зрения, если бы другие люди оказались в тех же условиях, то и они совершили бы аналогичные действия. То есть при таком подходе личности, совершающей выбор, принимающей или отклоняющей посыл к действию, нет.
В лекциях 17.2 – 23 цикла «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», в том числе ставится и вопрос: Что значит – быть человеком? И если человек – вообще? То есть не фикция ли то, что мы называем свободой воли и свободой выбора?
Рафинированные интеллектуалы, популяризаторы сциентизма (сциентизм, если выразить кратко стоящее за этим термином облако смыслом, то можно сказать, что сциентизм пытается представить мир и человека в мире в виде несложных графиков-таблиц…) создатели кратких и броских видео-роликов объявляют человека «снятым».
Бытие человека, такие понятия как свобода воли и выбора, ставятся под сомнением. Человек по версии современных постмодернистских трактатов, не более, чем концепт.
Что значит – расчистка под технос? Масштабные увольнения не ассоциируются у некоторых людей с утилизацией населения, возможно вследствие того, что эти люди все еще живут в традиционной системе координат. В этой системе координат кажется логичным, что о человеке должны позаботиться, что человек, в конце концов, должен позаботиться сам о себе (в случае выброса на обочину социальной жизни, мол, он должен заняться творчеством). Но жизнь движется уже все более и более в ритме постмодерна, а там нет идеи любви. Там никто никому ничего не должен. Да и непросто человеку в эпоху постмодерна заниматься творчеством. «Средний эстет-анархист, стремящийся, – как писал Честертон, – к бесформенной свободе чувств, попадает в ловушку – он ничего не может чувствовать. Он разбивает оковы дома, чтобы отдаться поэзии; но, не зная этих оков, он уже не поймет “Одиссеи”. Он освобождает себя от патриотизма и национальных предрассудков; освобождает тем самым и от “Генриха V”»[12] [произведение Шекспира].
Среди исследований о преступности в условиях постмодернистского общества попадается такой термин, как «исключенный». Некоторый люди, исключенные из социальной ткани и образовательных перспектив, становится злы на всех и на вся. Если раньше человек падал за борт, то его пытались подхватить, включить в сообщество. Потом перестали подхватывать; мол, упал, значит, – упал. Пока исключенных было не так много, на них еще был у кого-то шанс не обращать внимания. Но теперь их число измеряется многими нулями после единицы. И, учитывая нижеследующие размышления, есть риски, что они соберутся в сеть.
Дополнительные источники
О так называемых «исключенных» рассказывается в части 7.2 текста «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества», в главе «Склонность к насилию может подмять под себя и полученное образование». Отдельное название этой части 7.2 – «Экстремизм – о некоторых причинах его появления и о некоторых путях его преодоления».
На основе этой части и части 7.1 строятся некоторые нижеследующие размышления. Отдельное название части 7.1 – «Распад картины мира, общества и появление экстремизма».
Некоторые из приводимых ниже идей (в частности, отличие между традиционной, модернистской и постмодернистской парадигмами) устно разбирались в 5-ой части обсуждения на тему «Боевые действия. Преодоление тревоги». Правильное осмысление ситуации». На всякий случай приводятся некоторые позиции с плейлиста, за 20 минут звучания которых пересказываются основные идеи данной статьи.
18:27 Душевность и открытость между людьми. Три уровня мышления: традиционное, прогрессивное, постмодернистское[13].
23:38 «Сетевая война». «Агенты Сети». Самое страшное – это даже не то, что происходит на фронте, а что сформировались поколения людей с отсутствием субъектности. Метамодерн.
28:42 “Патриотизм, патриотизм!..” Мы не можем в полной мере приблизиться к историческим корням, вынеся за скобки Православие. Деконструированное мышление. Питирим Сорокин: «демоны-близнецы».
31:46 Экспертиза Дугина «Жак Лакан и Логос Запада». Исцеление люди видят не в попытке понять, что происходит, измениться, а наоборот – во все большем погружении в «игру»: если реальность тебя больно бьёт – прими какой-то образ, стань символом чего-то, примкни к сообществу… Х/ф “Бойцовский клуб”. Не жить «здесь и сейчас», а помнить кто ты, откуда и куда стремишься.
Три типа мышления
Открывая разговор о постмодерне, вкратце можно рассказать о трех типах мышления (пересказывая данную классификацию со слов одного современного философа). Все люди придерживаются какого-либо из трех типов мышления (даже если они о том не знают) – традиционного, модернистского или постмодернистского. Сам термин «традиционный» себя дискредитировал и воспринимается как нечто мракобесное, ригидное, ретроградное. Но тем не менее традиционное мышление означает наличие у человека картины мира, в которую он может себя вписать. Он видит цели и формирует жизненную траекторию. Есть добро и зло, верх и низ, Бог и та сила, которая борется с Богом. Человек, живущий в такой картине мира, видит свой каждый шаг осмысленным. В книге Экзюпери «Цитадель» есть образ замка отца, в котором каждый шаг исполнен смысла. Комнаты имеют свое назначение: в одних живут мужчины, в других – женщины. И люди путешествуя от праздника к празднику, от комнаты к комнате, видят свою жизнь осмысленной. Но однажды они решают разрушить замок. Сам процесс радовал их пока было то, что можно было рушить. Но они оказались на продуваемой местности и стали напоминать сбившихся в кучу овец. Разрушив замок, люди стали придумывать глупые жестокие игры, в которых не было красоты.
На смену традиционного мышления пришел модерн. Он отбросил все смыслы, но оставил идею прогресса (развитое производство, грохочущие станки). Искусство эпохи традиционного мышления через символы пыталось приобщить человека к чему-то «надмирному». Связывая свою жизнь с универсальными законами, на основании которых развивается мироздание, человек ощущал себя частью чего-то большего, чем он сам. В эпоху модерна искусство берет на себя задачу педагогическую – воспитывать людей или мотивировать их на участие в производственном процессе. Постмодернистское мышление смешало воедино различные картины мира, провозгласило равенство точек зрения, обесценило критерии добра и зла. Все одинаково важно, потому что не важно совсем ничего. Один психиатр отмечал, что обилие объектов, среди которых человек может совершить выбор при разрушенной шкале идей, превращается в невозможность этот выбор совершить. Человек в состоянии равнозначного выбора останавливается не на том, что полезно, а на том, что звучит ярко. То есть происходит утраты основы, на которой может быть развито то, что называют собственным мнением[14].
Более подробно эти мысли развиты в статье «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества (часть 1)». См. главы «Вследствие утраты «главного» человек лишается возможности совершить осмысленный выбор», «В условиях отсутствия ориентиров человек выбирает “сиюминутное”».
В постмодернистской системе координат нельзя сделать никакого утверждения, никакое положение не может доминировать, иначе человек входит в область некой субординации: одно становится высшим, другое – низшим, одно более достойным, а другое – менее. Если человек любит красный цвет, то утрировано можно сказать, что он своим утверждением оскорбляете тех, кто любит зеленый и синий. В данном контексте Бог и дьявол становятся чуть ли не равноценны.
Люди, которые пропагандируют идею развития пост- и метамодерна, сами того не понимая, все еще стоят одной ногой в традиционном мышлении. Созерцая вокруг себя элементы упорядоченного мира, наблюдая социальную структуру, вкушая плоды безопасности, они не совсем осознают, что все это создано на основе остаточного христианского кода. Люди отказываются от христианства, но оно еще не до конца испарилось и проявляет себя хотя бы в остаточных элементах человеческой солидарности (см. так же упомянутую работу «Мировоззренческий сдвиг», часть 1).
Здесь можно вспомнить работу митрополита Митрофана (Баданина) «Тайны великой войны». Автор отмечает, что Гитлер мечтал о восстановлении допотопного порядка, когда землю населяли исполины. Считают, что они вступали в глубокое общение с демоническими сущностями, тогда широко были развиты магические, оккультные практики. Митрополит Митрофан справедливо отмечает, что человек, воспитанный в христианской культуре и заставший хотя бы островки стабильности, смотрит на другой тип взаимодействия и не совсем осознает, что привнесение новых черт в привычный тип устройства общества лишит его даже той стабильности, которую он имеет. «Очень удобно: – писал он, находясь в духовной парадигме христианской цивилизации, с весьма высокими моральными и нравственными установками, закрепленными в государственных законах, предаваться иллюзиям и скорбеть о печальных утратах «чистой, светлой и безмятежной» жизни во времена языческие»[15].
Люди, пропагандирующие пост- и метамодерн, взращивают в своих умах ложные идеи, при этом надеясь сохранить для себя блага существующей системы ценностей. Примерно также считала русская интеллигенция, пробудившая дух революции через пропаганду нигилизма, не ожидая, что они одни из первых пойдут на расстрел. И.А. Солоневич с одной из своих книг предложил такую эпитафию на могилу интеллигенции: «Здесь покоится безмозглый прах жертвы собственного словоблудия». Эта жертва собственного словоблудия — именно она готовила революцию[16].
В части 4-ой работы «Мировоззренческий сдвиг» рассказывается о разрушении культурного ядра, как одной из причин дестабилизации общества. В работе, помимо прочего, приводились мысли Петра Верховенского – одного их персонажей романа Ф.М. Достоевского «Бесы». Хотя «Петруша» и не упоминает термин «постмодерн», по существу его план состоял в реализации постмодернисткой повестки.
План состоял в том, чтобы сначала пустить смуту. Следом шло проникновение в народ. Впрочем еще до этого проникновения сторонники Верховенского были уже сильны. «Наши, – говорил он, – не те только, которые режут и жгут да делают классические выстрелы или кусаются». Такие люди только мешали делу Петруши. Он рассчитывал на помощь иного контингента людей. И всех своих помощников он сосчитал. Вот они: «Учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают!»
В части 5-ой работы «Мировоззренческий сдвиг» приводятся другие слова Верховенского применительно к феномену сексуальной революции (секскуализированный хаос порабощает, а не освобождает, см. главу «Идеи сексуальной революции – фиксация на них приводит не к свободе, а к ее потере»).
Планы Верховенского и его сообщников должны были реализовываться по мере разрушения критического восприятия информации у людей. Рассказывая о методах реализации планов, он, помимо прочего, заявил: «Одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, – вот чего надо!»[17].
Учитывая эти данные, странно видеть, как хайповые посмодернисткие темы во имя сохранения уникальности поддерживают люди, считающие себя уникальными, тогда как в постмодерне учения о личности нет. Конечно, можно понять креативных родителей, которые хотят, чтобы их дети освободились от всех «догм». Но трудно понять, почему они не видят, что для ребенка связь с родителями в условиях постмодерна может быть воспринята как догма, от которой надо также освободиться. Некоторые родители «за» отказ от веры и всего того, что несет в себе уклад, сформированной на ее основе: супружеская верность, ответственность за свои слова и пр.. Но почему они считают, что, отбросивший все по их подсказке ребенок, должен сохранить внимание (если не любовь, то хотя бы – внимание) к ним?
«С нормами разделались, но спокойно зажить спокойно так и не получилось. “Благополучие всего человечества” так и не настало. Разрушение религиозного сознания повлекло за собой то, на что общество и не рассчитывало. “Таков закон последовательности фактов”[18] (совершая действие, человек сталкивается с последствиями, о которых и не думал).
У философов появились дети-наркоманы, которые расставили всё на свои места. Вчера отцы отвергали нормы христианские, а сегодня дети отвергают нормы своих отцов. Отцы объясняли, что человек должен быть свободен от всего. Вот дети и освободились вначале от религиозного мировоззрения, а потом и от культурных норм морали. Отцы им объясняли, что всякие предрассудки нужно отбросить. А дети взяли, да и объявили предрассудком уважение к родителям. Чтить отца и быть честным гражданином – это предрассудки или нет? Если нет, то почему? Где это написано?»
См. главу «Отказ от религии и норм, которые она сформировала, как фактор распространения наркомания» из части 5-ой текста «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества».
Такая непоследовательность мышления родителей, возможно, связана с тем, что социальная жизнь еще не догнала изменения в области мировоззрения. Жизнь, если не в масштабе всей страны (на что нужно время), то в масштабе отдельно взятой квартиры (что может произойти довольно быстро) дает обратную связь родителям в виде действий их собственного ребенка. Родители, желая «освободить» его, учили, что морали нет. Пожалуйста, он и отбрасывает ее по отношению к родителям. Если кто-то ратует за подбрасывание поленьев в топку, что странного если со временем в топку бросается и он?
См. подробнее «Отношение к родителям и эволюционная модель» из части 4.1 текста «Родители и дети».
Родители и сами думают по-постмодернистски и своих детей учат тому же. Но в то же время желают, чтобы их дети и все прочие люди относились к ним, согласно парадигме традиционной.
Но дух кует себе формы, и потому социальная жизнь будет подтягиваться к тому ритму, в котором в головах у большинства маршируют мысли (если в обществе не произойдут изменения). «Восстанут дети на родителей, и умертвят их» (Мф 10. 21), – да, в Евангелии есть и такие слова.
Постмодерн и расхождение с реальностью
Постмодернизм как культурологическое и философское течение смешало воедино разные картины мира. Мышление деконструируется, а затем пересобирается в новой конфигурации. Символы, присутствующие в некоем определенном нарративе, вычленяются путем деконструкции самого нарратива и включаются в нарратив новый. Символы эти воспринимаются как нечто нормальное в нарративе первом, но человек, взирающий на жизнь изнутри второго нарратива, ассоциирует их совершенно с другими смыслами. Подобным образом из людей, жаждущих справедливости, «делают» террористов, одержимых идеей отомстить всем, и каждому в отдельности, за проблемы, например, пережитые в детстве. Идея справедливости, доброты и помощи другим людям вычленяется из общей системы мировоззрения и вплетается в другой контекст, где, например, люди более слабые ассоциируются с биомусором, от которого нужно «очистить» землю[19].
Рассматривая постмодернизм и следующий за ним, как говорят теоретики, метамодернизм (или даже некромодернизм), можно учесть следующие размышления. Возможно, и не стоит вдаваться в размышления теоретиков по поводу мета-, некра- и так далее, ведь важно, не как процесс называется, а как он в реальности протекает. Есть такой принцип, согласно которому любые концепции (философские, психологические, богословские) должны спускаться в область реальной жизни, иначе можно запутаться в словах.
По мысли патриарха Сергия (Страгородского) жизнь служит лучшим средством для оценки мировоззрения. Лишь только человек спустится с высоты отвлеченных понятий на землю и постарается вывести из данной основы свое отношение к бытию и другим людям, «тогда у него сразу же отнимается всякая возможность ограничиться одной формой, одним отвлечением»[20].
Постмодерн и Освенцим
С реальной жизнью можно сопоставить работу постмодернисткого автора Джорджо Агамбена «Что осталось после Освенцима», где автор пытается доказать, что ни чести, ни достоинства нет, а понятия добродетели и веры – плод состояния сознания, подпавшего под очарование определенного дискурса. Он утверждает, что слова рождают в сознании представление о том, что предметы или явления, которые обозначают эти термины, существуют на самом деле, а в действительности их нет. Тогда становится непонятным, каким образом создавался язык, который указывает на явления, которых не существует.
Джорджо Агамбен совершает, по сути, подлог. Он рассматривает группу заключенных, вошедших в концентрационном лагере «Освенцим» в состояние регрессии, и словно не видит или не хочет замечать тех заключённых, которые явили высоту человеческого духа. Такие примеры показывают многие произведения: книга о советских военнопленных «Побег из Освенцима», автобиографический роман Кристины Живульской «Я пережила Освенцим», автобиографический роман Йозефа Якубовича «Освенцим тоже город» (и список людей, не деградировавших в Освенциме можно продолжать). Все эти книги, вне зависимости от конфессиональной принадлежности авторов (Кристина Живульская была католичкой, Йозеф Якубович евреем), центральной темой ставят вопрос о человеке и о достоинстве человека. В Освенциме были люди, которые мыслили иначе, чем Джорджо Агамбен. Для них первичен не язык, а совесть, нравственные ценности – те качества, которые Джорджо Агамбен считал производными.
Сложно понять, как весьма осведомленный мыслитель пропустил целую массу свидетельств и сформировал свое суждение на основе примеров тех людей, которые вошли в состояние регрессии. Исходя из анализа данной группы, автор показывает и доказывает отсутствие чести и достоинства, относя их к словоформам без внутреннего содержания и тем более существования в реальных человеческих отношениях.
Освенцим стал неким символом постмодернисткого мира. Возникло такое направление как «философия после Освенцима», в рамках которого ставится вопрос: что делать, чтобы Освенцим не повторился?
Возникло т.н. «богословие после Освенцима», задающееся вопросами: Если Бог не помог людям в Освенциме, то кому Он может вообще тогда помочь? Если Его не было в Освенциме, то есть ли Он вообще?
Надо сказать, что сами эти вопросы «богословия после Освенцима» поставлены из среды постмодерна, то есть из среды деконструированных понятий. Чтобы ответ был найдет, необходимо выйти из пространства постмодерна и восстановить картину мира, в рамках которой вопрос может быть поставлен не в ложной перспективе. Дело это – не на две строчки, а потому здесь не очень удобно на данные вопросы отвечать. Для желающих ответы будут представлены в дополнительной беседе «Что осталось после Освенцима? Вопрос о происхождении зла» (ссылка будет дана в части второй данного текста).
Душевные процессы и контекст
Иногда человек обращается к методикам постмодернизма и формам деконструкции, потому что возникает протест против так называемых догм. Если рассматривать протест в рамках определенного контекста, то, если он нацелен на выяснение Истины, то в некоторых случаях и при некоторых вводных он может быть конструктивен. Но если контекст обрушен, то протест, помноженный на деконструкцию, рискует стать той самой раковой опухолью. Данное размышление можно проиллюстрировать.
Один принцип описывает идею духовных авторов, считавших страсти извращенными добродетелями. Данную идею подробно проводит французский православный богослов Жан Клод Ларше в таких своих работах как, например, «Духовное бессознательное» и «Исцеление духовных болезней».
Сознание человека и область его социального поведения характеризуется определенными паттернами, посылами, процессами, которые, возможно, не являются плохими сами по себе, они для чего-то нужны человеку и выполняют определенную задачу. Процесс, включенный в контекст и находящийся в равновесии с другими процессами, ассоциируется с конструктивом. Например, если родители основывают свои стремление заботиться о ребенке на словах апостола Павла о любви, то свой естественный посыл они могут встроить в определенный контекст. «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор 13:4-7). Появляется палитра, гамма переживаний, ощущений, представлений, которые создают некое пространство, не дающее движениям родителей уйти в дикую форму. Например, некоторые мамы считают истинным проявлением любви патологически потакать ребенку во всем. Некоторые родители даже покупают детям наркотики (они ошибочно считают, что, мол, пусть лучше ребенок принимает наркотики из родительских рук, чем «шляется» по дилерам). На самом же деле дети воспринимают ситуацию совсем иначе – как углубляющуюся безнаказанность.
Подобной метаморфозе подвергаются и другие качества личности. Например, пока здоровая любознательность встроена в контекст, она становится помощником на пути познания? Когда же такой контекст отсутствует, любознательность превращается в банальное любопытство: человек бесцельно и хаотично контактирует с информацией, распыляя свое сознание. Другой пример – чувство справедливости. При наличии гаммы представлений и палитры опыта, это чувство может быть встроено в конструктивный контекст. Человек, наблюдая за ситуацией и понимая всю ее несправедливость, делает вывод, например, что сейчас оппонент не готов услышать его комментарий, и выбирает время, чтобы высказаться. Если же человек с чувством справедливости не имеет палитры этих представлений, он к месту или не к месту высказывает свое суждение, чем не только не способствует исправлению людей, но скорее провоцирует агрессивность.
О том, как одно и то же движение души при наличии контекста может стать стремлением к достижению цели, пробивной силой, двигателем для исследовательского инстинктам. А при разрушении контекста – может стать разрушительным гневом, яростью см. в статье «ТРИ СИЛЫ: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)».
В этом же ключе стоит сказать и о чувстве протеста. Чувство протеста может быть конструктивным, когда оно обосновано. Может возникать протест против какого-либо учения, что само по тебе не является злом, если человек находится в поиске Истины.
В качестве примера можно взять понятие смирения, оно может быть понятно адекватно, если человеком принимается определенная картина мира. Если человек стоит на постмодернистских позициях, то суть, которая вкладывается в понятие смирения, остается недоступной для понимания. Подобное можно сказать о словах Евангелия про вторую щеку. Эти слова смущают тех, кто стоит на какой-то своей позиции и не делает шага вперед, чтобы хоть чуть-чуть вникнуть в ткань Слова Божия и учения Церкви. Слово Божие пытается поднять человека, вывести его из скорлупы. Человек же, если решает остаться в скорлупе, то, исходя из своего «тутошнего» видения вопроса, трактует и смыслы, транслируемые Евангелием.
Про вторую щеку см. ответ «Музыканту и общественному деятелю в ответ на его заявление о разрыве с Церковью (часть 3)».
Итак, есть универсальный принцип смирения. Если описать его практическую сторону, то можно сказать, что смиренный человек способен отодвинуть свои субъективные переживания. Например, готовящийся к сражению солдат понимает, что призван остановить зло, пришедшее на землю. И несмотря на то, что его охватывает страх, если он обращается к Истине, если ищет связи со Христом и эту связь поддерживает молитвой, то он становится способен данный страх отодвинуть. Смирение в своем корне имеет слово «мир». Человек смиренный мирен и спокоен, даже когда все вокруг рушится и бушует.
См., к примеру, цикл бесед «Внешняя жизнь и мир мыслей», беседу 8.1. «Призвание профессиональное и призвание в Вечности. Человек втягивается компанией. Смирение – практическая суть».
Смиренный человек пропускает всех вперед, стремится не выказывать себя, но при этом может обладать энциклопедическим образованием, как, например, отец Геннадий Огрызков. Этот человек обладал даром все вокруг себя делать красивым, люди в его присутствии расцветали, каждый ребенок считал, что его отец Геннадий любил больше всех. В разговоре он давал возможность собеседнику проявить себя.
Подробнее о том, как такое качество как смирение проявилось в жизни священника Геннадия Огрызкова, см. в главе «Священник Геннадий Огрызков – человек, который не был одинок» из статьи «ОДИНОЧЕСТВО, ИЗОЛЯЦИЯ – беседы и тексты иеромонаха Прокопия (Пащенко)».
Когда о смирении начинают говорить в популярной трактовке, диалог этот превращается в набор фраз – не говори, не ходи, не высказывайся. Суть смирения выветривается из разговора, а остаются только призывы к действию с негативным вектором. Может быть, человек, который достиг смирения, понимает суть и знает, что речь не идет о том, чтобы стать пассивным и безынициативным. Но человек, который еще не обрел внутреннего смысла смирения, слыша такие высказывания, загорается чувством протеста. Ведь ему начинает казаться, что его призывают именно к таким качествам.
Если воспринимать эти формулировки как некую законченную рекомендацию, то трудно представить человека, который живет такими негативными установками. И потому протест, по сути, верен, но его вызывает не сам принцип смирения, как некое универсальное понятие, а в целом те ограниченные человеческие описания, созданные определенной системой восприятия.
Когда думающий человек начинает рассматривать жизненные принципы, оставленные в наследство предшествующими поколениями, он часто сталкивается с ограниченным человеческими описаниями того, что не является уродливым самим по себе. Очень важно, чтобы нашелся кто-то, способный описать внутреннюю суть явлений, вызвавших протест. Действительно, если в каких-то явлениях нет никакой внутренней сути, то тогда бунт справедлив. Иногда за бунтом может стоять здоровое любопытство, здоровый исследовательский инстинкт, который вовсе не обязательно ломать. Скорее, его нужно встроить в созидательный контекст, вплести в конструктивное русло, столь духовно и культурно обогатить, чтобы человек смог самостоятельно направить свой инстинкт на подлинное исследование мира.
Следует сделать некое различие между понятиями «догмат» и «догма». Конечно, это различие весьма условно. Под догматом можно понимать отражение некоего универсального закона мироздания в богословский письменности. В. Лосский в статье «О третьем свойстве Церкви» писал, что догмат представляет то, что может быть познано каждым. Если люди будут развиваться в духовном ключе, двигаться к Истине, то со временем придут к тому, о чем указывается в догматах. То есть догмат обладает внутренней достоверностью, ее ощущает человек. «Соборная истина, хранимая всеми, обладает внутренней достоверностью, большей или меньшей для каждого, в той мере в какой он действительно является членом Церкви и не отделяется – как индивидуум или как член какой-либо группы – от единства всех в Теле Христовом».
Догма же, скорее, – человеческая (нередко ограниченная) интерпретация того или иного события или даже того или иного догмата. Догма, скорее то, что требует не понимания, не возрастания личности (для того, чтобы человек мог понять), а подчинения без намека на развитие личности.
Можно привести такой пример. Что имели в виду духовные авторы, например, под принципом послушания? Митрополит Антоний Сурожский считал, что суть послушания заключается в способности слышать (послушание от слова слушать). Свой опыт приумножается опытом другого человека, преуспевшего на духовном пути[21]. Послушание помогает преодолеть ограниченность собственных взглядов на мироздание.
Так старец Иерофей Дидаскал, достигнув высших ступеней в аскезе, не мог понять, почему он не ощущает благодати. Ответ пришел с осознанием, что ему мешает горделивые представления о жизни (если сказать своими словами, то – он не мог постичь глубину мира, потому что не мог преодолеть своих оценочных суждений). Для этого и необходим духовник, который покажет реальность с иных углов восприятия.
Об опыте старца Иерофея Дидаска см. в главе «Преодолеть порог возможностей» в 1-ой части статьи «Духовное руководство: Духовник и его слово в картине мира человека».
Выбрав пусть послушания духовнику, человек принимает определенные правила поведения, но люди, утратившие представления о сути послушания, говорят только об этих правилах. Например, Иерофей Дидаскал, будучи совершенным аскетом, дал добровольное согласие на то, чтобы ничего не делать без благословения. Стоит понимать меру ответственности духовника, принявшего его под окормление. Два человека объединены Христом. Деятельность духовника не сводится к принципу ничего не делать без согласования с ним. Притормаживая свою деятельность, реализуемую согласно старым убеждениям, человек в то же время учится у духовника новым для себя взглядам.
Наблюдая внешне за идущим путем послушания, кто-то сделает вывод, что суть – ничего не делать без разрешения. Тогда принцип послушания превращается в угодливость. Такие общины, где принцип послушания искажается, не ведут ко Христу. Лидеры таких общин просто навязывают свою волю, дают советы, построенные вовсе не на учении святых отцов. Святые отцы учили совсем не этому.
Возникает чувство протеста. Но человеку, живущему в такой общине, бывает некому сказать, что принцип, вызывающий протест, не имеет отношения к учению святых отцов. Пытаясь вырваться из навязанной ему догмы, человек отбрасывает и догмат. Так человек может разорвать свою связь с верой. Примерно так начинаются многие постмодернистские концепции.
Деконструкция
Один из принципов постмодернизма – деконструкция – будучи встроен в определенный контекст, может при определенных условиях вести и к конструктивным плодам. Например, человек, с выработанной картиной мира и системой суждений, сталкивается с книгой, или фильмом, где авторы выступают с определенным посылом и пытаются очаровать читателей или зрителей. Деконструкция помогает снять флер очарования, выявляет суть произведения, а суть, может быть, бесчеловечна. Деконструкцию отчасти можно сопоставить с тем, что в христианской парадигме называется апофатическим стилем мышления. Этот стиль оперирует не положительными категориями, а движется к сути через всевозможные отрицания, определяет явления сквозь призму эстетики негативности. Например, человек – это не животное, человек – это не биоробот.
Иван Ильин в книге «Аксиомы религиозного опыта» говорил, что апофатический стиль требует определенного возраста. Он может помочь человеку сложившемуся. Кстати, с помощью этого стиля мышление может быть более точным. Но если человек сам по себе не сложился, то контакт с произведениями, написанными в данном стиле, может оказать разлагающий эффект. На первоначальном этапе развития (речь о детях, школьниках и иногда даже о студентах) люди нуждаются в положительных описаниях явлений. По мере изучения и развития, приходит понимание, что явление гораздо сложнее, многогранней и неоднозначней.
Иными словами, в философии постмодернизма могут попытаться найти убежище те, кто не удовлетворены так называемыми «закостеневшими формами». Но всегда у них рождается понимание, что задача постмодернизма состоит не в объяснении происходящего в мире адекватным языком, а в деконструкции, но не ради сокровенного смысла, а в разрушении как таковом.
Движение, обозначенное как метамодерн, выражается в колебании от деконструкции к смыслу. Люди, столкнувшись с разложением, с деконструкцией основных человеческих понятий, понимают, что не способны жить в состоянии аннигиляции. Они ищут смысл, пытаются к смыслу прийти. Так создается некий маятник, на который можно посмотреть с разных углов.
Исцеление и деконструкция со знаком «плюс»
Мы повсеместно наблюдаем попытки собрать распавшиеся элементы, подвергшиеся деконструкции, в новую цельную конфигурацию. Здесь можно упомянуть и о конспирологических идеях, и о новых веяниях в истории, психологии. Авторы предлагают новые парадигмы, которые им кажутся цельными. Но цельность эта достигается не на основе глубинного единства элементов системы, а за счет причудливых интерпретаций. Имитация цельности достигается по типу шизофренистического мышления. Человек с шизофренией объединяет слова в один контекст, опираясь не на суть, а на вторичные признаки.
При здравом отношении к процессу мышления, человек сохраняет возможность развития своей личности даже при контакте с идеями постмодерна. Например, один христианин во время отпуска читал примерно следующий список книг: «Заметки священника» протоиерея Владимира Вигилянского, опубликованные в книге «Русский ключ»; книгу В. Пелевина «Transhumanism inc»; работу Александра Моисеенко о научном исследовании околосмертного опыта и некоторую эзотерическую литературу (ту литературу, что прочел один его знакомый, с которым думалось эту литературу обсудить, – не изменит ли знакомый точку зрения, не откажется ли от эзотерических взглядов). Этот христианин общался с подростками в центре реабилитации и вот во время отпуска он просматривал книгу «Именем братвы», пролистывал работу Юрия Чихочихина «Армия спасения» (другое название книги «Алло, мы вас слышим»), где автор приводит свои диалоги с так называемыми трудными подростками. Такое разноплановое чтение не действует разрушительно, когда есть выработанная система суждений, сформированы принципы взаимодействия с информацией, есть ядро. Но без формирования подобного ядра контакт с подобной разноплановой информацией может оказывать размывающее воздействие на личность.
О формировании «культурного ядра» как личности, в частности, так и общества, в целом», рассказывается в упомянутом тексте «Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического “бума” и распада общества».
А также в лекциях и текстах, объединенных общим названием «Остаться человеком: офисы, мегаполисы, концлагеря» (лекции и тексты не повторяют друг друга, а дополняют).
Лекции (в нескольких частях); Тексты (в нескольких частях).
Чтобы иметь возможность исцелить человека, отравленного постмодерном, недостаточно говорить ему о прописных истинах. В его деконструированном сознании слово «смирение», например, обозначает раболепство и пассивность, слово «любовь» – тотальное давление родителей в отношении детей, здоровая любознательность ассоциируется (в рамках его, возможно, сектантской идеи) с чем-то неправильным. Человек, попавший в определенную разрушительную парадигму, отказывается слушать, слышать и смотреть на ситуацию с другой стороны.
Нужно учесть, что при переформатировании мышления используются неологизмы, то есть особый язык, нагруженный терминами. В такой ситуации, если человек готов вступить в диалог, может помочь, в хорошем смысле, идея деконструкции.
О нагруженных терминах, с помощью которых происходит переформатирование мышления, см. в ответе «Эзотерика. Про тексты на восточную тематику, наполненные специфическими терминами».
Мышление человека наполнено паттернами, включенными в определенную сеть. Если собеседник такого человека в курсе тех идей, которыми тот заражен, то он может распутать мыслительные процессы. Невозможно сказать человеку, что он неправ во всем, и не всегда уместно отрицать всю позицию человека целиком. Он знает, что борется за идею справедливости, борется с догмами. Возможно, следует подчеркнуть, что справедливость – положительное нравственное свойство, но попытка достичь справедливости террористическими методами – только умножает несправедливость.
Мы не будем рассматривать вопрос о дискуссии с таким человеком. Речь идет о том, что, стремясь обрести некую цельность, человек приходит к кристаллизации бреда. То есть разрозненные бредоподобные идеи сливаются в определенную картину, имитирующую цельность. Эта картина напитывает человека ложным понимаем цели, миссии и так далее. Говорить напрямую о чести и достоинстве с таким человеком не всегда получается, так как эти представления уже деконструированы, а если и присутствуют в его арсенале, то включены в совершенно другую парадигму. На его языке, наполненном неологизмами, которые трансформируют его мышление, честь и достоинство, возможно, имеют совершенно другие коннотации. Так положительные свойства могут преломляться, как в кривом зеркале, и люди, имеющие реальные честь и достоинство, становятся в искаженном восприятии сторонника постмодерна чем-то типа марионеток и пешек системы[22].
Виктор Пелевин и его роман «Transhumanism inc».
Знакомство с философией постмодернизма иногда помогает в диалоге с такими людьми. Подобные проекции ума осмысляет Виктор Пелевин в своем романе «Transhumanism inc». Писатель моделирует будущее, в котором главным достижением прогресса становится возможность для богатых людей продлить жизнь своего мозга. Вынутый из головы, он хранится в специальной банке с раствором, пока не кончатся деньги (эта услуга покупается), и с помощью компьютерных симуляций переживает определенный ассортимент человеческих эмоций.
Атон Гольденштерн – основатель и глава фирмы Transhumanism Inc., отвечающей за бессмертие тех, кто в банках, а также за очень многое в жизни тех, кто в эти банки стремится. Импланты, стоящие в мозгах всего населения планеты, произведены его фирмой, так что в чужое сознание он входит как хозяин, делая с ним что хочет. Для Гольденштерна (возможно, здесь некая аллюзия к известному публичному человеку, называющему себя Моргеншерн, о чем – далее), персонально для него создана особая религия, в которой он – «бог». На виртуальным «баночным» миром каждый день восходит, как солнце на небосклоне, одно из его воплощений. Он – тот идеал, к которому каждый стремится, все хотят приблизиться к нему, стать частью того мира, над которым – он. Но, в итоге, оказывается, что Гольденштерн сам был включен в искусственно созданную социальную модель. Гольденштерн оказался элементом сети, выстроенной чертями, сам же он при этом думал, что создатель сети – он. Горькая правда открывалась ему вслед за восхождением в зенит славы, в отчаянии он падал вниз и забывал о том, что он – марионетка.
По мысли одного автора, мозг и является главным героем романа, намекающего на то, что развитие человеческой цивилизации движется в сторону всё большего контроля над его импульсами и принуждения к определенной активности[23].
В романе, как и подобает постмодернистской конструкции, смешаны элементы из разных метанарраций. В произведение включены элементы христианские, индуистские. Если роман не рассматривать, как пособие по изучению Богословия, то суть ухвачена верно. В постмодернистском обществе люди, пытающиеся обрести цельность, если не идут путем Истины, то попадают в определенную ловушку. Цельностью они воспринимают приобщение статусности. Но ведь система статусов и была изобретена для того, чтобы заманивать человека на этот путь по выработке психической энергии.
Тот, кто считает себя достигшим всех возможных вершин, вдруг осознает себя марионеткой, агентом сети, выражаясь современным языком. При этом осмысление сети, ее задач и ее творцов остается за рамками понимания человека.
Гольденштерн думал, что он – «бог», но на деле он был нужен создателем системы как наживка. Прочие люди стремились бы приблизиться хоть немного к миру Гольденштерна и на этом пути вырабатывали бы психическую энергию, которой питались создатели системы.
В мире, описанным Пелевиным, человеческие отношения и базовые смыслы деконстриуированы. Вместо них человеку предлагается метавселенная, созданная абьюзерами (в простонародье данные существа называются чертями). Может быть, метавселенная, чем-то подобная описанной в романе, и будет тем нечто, к чему захотят прильнуть люди метамодерна?
Пелевин воспроизводит концепты постмодернистского мышления, в его романе они реализуются, в том числе, через использование технологических устройств (имплантов и пр.). Технологические устройства способны «превратить любую ложную информацию в стопроцентную правду». Знаковым для данного мира является диалог одной девочки со своим папой. Девочка была довольна не тем, что папа помогал ей понять те или иные явления, а тем, что «папа инструктировал, как объяснять другим». Однажды она выразила опасение насчет того, что ее мысли могут быть прочитаны с помощью устройств. Папа на ее опасение отреагировал следующим образом. «А если кто-то заговорит про чтение мыслей, – говорил он, – хорошо будет засмеяться и ответить так – да кому они нужны, твои мысли? Зачем их читать, когда можно сразу писать?»
Сказанное выше о романе можно повторить на более подробном уровне. Жители мира, обрисованного Пелевиным считали, что Гольденштерн находится на высшем уровне цифровой [вселенной]. Для него лично, мол, была сконструирована особая религия. [Некоторые авторы полагают, что выходом из кризиса постмодерна является вход в метамодернистскую «новую духовность», в которой осуществлен выход «за грань добра и зла». При этом кто-то упоминает интегральные взгляды Кена Уилберта[24]. Его имя идет в одном ряду с авторами идеи спиральной динамики. Спиральная динамика подразумевает наличие определенных уровней развития социума, сообщества. На бирюзовом уровне предполагается нечто сопоставимое с идеей метамодерна. За гранью религии, за гранью добра и зла – некая духовность, основанная на эзотерических представлениях. Спорность идеи спиральной динамики и идеи бирюзовой духовности разбирается в цикле бесед «Современный компании и человек. Бирюзовые корпорации и новая духовность»].
«Шептались, что эта личная религия подкреплена технологией как ни одна другая и реально позволяет Гольденштерну уподобиться богу». Один из аспектов этой синтетической религии состоял в «трансформации праха в божество». В этой трансформации «было заключено высшее из возможного. Единственный способ по-настоящему уподобиться Вседержителю».
Помним, что змий говорил Еве? Он обещал ей, что она и муж станут «как боги»? Обращаясь к Библии, Пелевин отмечал, что шайтаны (демоны) попадают в условия земной реальности во время обряда, называемого «великим грехопадением».
О том, что такое первородный грех и как повлияло грехопадение на прародителей, как люди стали открытыми для воздействия змия (демонических сил) см. в тексте «Христианская картина мира. Беседа перед Крещением».
О практическом смысле последствий грехопадения (нарушение законов, на основании которых развивается мироздание, как следствие, – страдание, скука) см. в главе «Скука и нарушение законов мироздания» из части 1-ой текста «Преодоление игрового механизма (о игре в широком смысле слова)».
Те, кто поклонялся Гольденштерну как богу считали, что однажды они проснутся и поймут, что были им всегда. «А жизнь – просто такой трип… Типа как сон».
Попытка приблизиться к тайне Гольденштерна привела одного персонажа к встрече с одним существом. Это существо рассказало, что в мозгу «мирских богов» живет иная сущность – древний змей. Здесь стоит отметить, что данная мысль перекликается с учением преподобного Макария Великого. По мысли этого святого, змий [получивший власть над человеком после его грехопадения] «таится под самым умом, во глубине помыслов, гнездится и умерщвляет тебя в так называемых тайниках и хранилищах души; потому что сердце есть бездна»[25]. После нарушения заповеди Бога Адамом, змей стал «властелином дома», стал «при душе, как другая душа». В своих наставлениях преподобный Макарий Великий объясняет, каким образом человек может изринуть из себя змия.
См. главу «”Пробоина” и соединение с миром падших духов» из части 1-ой текста «БРЕШЬ В СТЕНЕ (часть 1): Об уврачевании последствий эзотерического опыта и преодолении состояния повреждения сознания».
См. главу «Учение преподобного Макария Великого о внутренней тьме» из текста «АКЦЕНТЫ К БЕСЕДАМ О ПРЕОДОЛЕНИИ ЗАВИСИМОГО ПОВЕДЕНИЯ (алкоголь, иные ПАВ, игра и пр.)».
Но обитатели мира, описанного Пелевиным, не могли бороться со змием, так как были лишены возможности соединения с Божественной благодатью. [Вера была деконструирована и заменена «новой духовностью», которая не помогает человеку найти доступ к благодати. А значит, человек остается незащищенным от воздействия змия]. По Пелевину смысл трансгуманизма и заключался в том, что дать змиям (во множественном числе) «постоянное пристанище». Человеку внушают в качестве цели желание стремиться к продлению жизни в виртуальном пространстве. Вот и получается, что представители змеиной сети «живут вместе с захваченным мозгом неограниченно долго».
Для тех, кто не вошел в виртуальную реальность, дело тоже обстоят несладко. «Когда мозг занят мышлением, он [то есть мозг] говорит с Великой Мышью [персонаж, относящийся к змеиной сети]». Здесь надо сделать оговорку насчет того, что речь идет не о созидательном мышлении. А о мысленной жвачке, на которую человек подсаживается, будучи подключенным к различным информационным каналам. В то время, как по кругу вращаются примитивные мысли, навеянные рекламой, он не ставит серьёзные вопросы о своей жизни. Соответственно, он не может распознать, что в отношении него разворачивается манипуляция, соответственно, не может ей противодействовать. Соответственно, прокручивает те мысли, которые были неприметным образом вброшены в его сознание.
О противостоянии тем вбросам в сознание, которые производятся людьми, преследующими манипулятивные и маркетинговые цели, а также – производятся инфернальными силами, – в главе «О необходимости сохранения любови даже в условиях, которые к этому не располагают. Некоторые рекомендации из святоотеческих творений» из части 3-ей текста «Остаться человеком (часть 3): Офисы, мегаполисы, концлагеря».
Змеиная сеть питается «тонкими вибрациями, которые производит человеческий мозг при столкновении различных гештальтов, химер и прочих второсигнальных объектов [возможно, речь идет и объектах, вырабатываемой второй сигнальной системой, которая ассоциируется с разумной деятельностью; человек с помощью в второй сигнальной системы может создавать шедевры искусства, познавать Бога и красоту мира, а может – строить продуманные планы мести и пр]». С младенчества людей программируют для этой цели «через различные индоктринации [в данном случае термин используется в негативном смысле, как внедрение определенной идеи]». Высасывается энергия, «которую люди излучают, пытаясь удобно устроиться в бытии и перехитрить всех остальных». Змеиная сеть пьет смысл человеческой жизни, поэтому люди не могут его найти.
Для бесперебойного получения энергии змеиная сеть создала бренд Гольденштерна. Для людей Гольденштерн – это идеал [метамодерн]. Для змеиной сети – это «сельскохозяйственная ферма».
Гольденштерн – речь идет о человеке «разогнанном». Когда время, отпущенное мозгу в виртуальной реальности, заканчивается, он становится одной из «рабочих ламп». Напряженно гудящие на полках мозги, разогнанные на полную мощность – таким представлялось будущее человечества в романе, согласно змеиной стратегии. «Бесконечные ряды банок, работающих с максимальной нагрузкой. И никто уже не помнит, что снилось вчера».
Гольденштерн, как следовало из данной концепции, вовсе не было богом [Библия отмечает, что змий сказал Еве, что люди будут «яко бози»; яко – как бы, мнимо, понарошку].
О искушении первых людей – Адама и Евы: «Им был предложен путь возрастания в любви на основе реализации тех законов, которые Творец положил в основании мироздания; реализация этих законов сопровождалась бы возрастанием первых людей в добре. Этот путь предполагал и ответный шаг Бога – в качестве дара дать людям то, чем сам Бог обладал как Бог. Сатана же предложил людям мнимый вариант, предполагающий, выражаясь языком статьи, вхождение в «в игровую реальность». То есть он предложил им, минуя как возрастание в любви, так и реализацию духовных законов, стать “как Боги” (Быт. 3, 5), (то есть – “как бы”, ”понарошку”)».
См. главу «Послесловие к поэме. Игрок и постмодернистский дух эпохи» из части 3-ей текста «Преодоление игрового механизма». Отдельное название части 3-ей – «Игра и тень из разлома» [про змия].
Роман Пелевина заканчивается на достижении (применительно к терминологии данной статьи) Гольденштерном уровня метамодерна. С последующим срывом в некромодерн.
Одному персонажу, возмечтавшему приблизиться к уровню Гольденштерна, представитель змеиной сети объявил о несбыточности мечты. Также объявил, что персонаж присоединится «ко всем остальным» [захваченным в рабство змеиной сетью], что он пойдет на стыковку с вечностью. Конечно, речь шла о иной вечности, нежели о той, о которой мечтал персонаж. Он хотел приобщиться к всесилию и даже не предполагал, что дело может обернуться иначе. А дело обернулось таким образом, что ему предстояло стать источником питания для змеиной сети. «Вы так долго мечтали стать Гольденштерном, мой друг, – сказал агент змеиной сети. Так будьте же им всегда…»
«Атон Гольденштерн вновь становился собой. Свободным. Всесильным. Вечным. Бесполым». Кто-то трепетал, видя его восход, кто-то верил, что стоит выше него. Он летел все выше и выше, пересекая границы возможного. Он был счастливой и всесильной сущностью, ощущавшей свое богоподобие. Словно «бог» он возвращался к своему трону.
И вот перед ним появилась звезда его судьбы, на которой была надпись. Надпись им забывалась каждый раз после прочтения, и каждый раз он заново читал ее и срывался вниз [в виде нового обманутого человека]. Надпись уведомляла Гольденштерна в том, что он являлся искусственным баночным интеллектом на бионосителе. Что во время прочтения сообщения он стоял в начале очередного программного цикла. Ему и дальше придется заряжать систему лукавством, хитростью, завистью и злобой. Ему уготована жизнь, полная боли и страха, подъем же к небу сотрет его прежнюю личность. Ему сообщалось, что он – «просто электрическое мерцание в сложной биологической лампе – но, чтобы оно имело нужную интенсивность и спектр, лампа должна верить в его реальность всем своим воображаемым сердцем». После того, как истина о себе будет узнана, нейронные связи будут переформатированы для следующего программного цикла. И во время этой процедуры ему будет казаться, что он огненным шаром низвергается с неба.
В романе содержится много метафор. Но если роман сравнить с книгой Игоря Шнуренко «Человек взломанный» (игра слов: у Пелевина – homo overclocked – человек разогнанный; близко по звучанию – lock, замок), то можно сказать, что некоторые метафоры становятся не такими уж и метафоричными.
Если метафору Пелевина со всеми оговорками хотя бы частично перенести в действительность, то можно сказать, что в последней цитате описана реальность, приготовленная для тех, кто утратил перед манипуляцией защиту. Для тех, кто отказался от веры, принципов, совести. Эта мысль составляет основу второй части данной статьи.
Падение вниз того, кто считал себя «богом» является устойчивой сюжетной линией из Священного Писания перенесенной в многие художественные произведения, скульптуры, изображения, песни. Речь идет о сюжете падения Денницы. Денница – в переводе – «Утренняя звезда». Денница – самый прекрасный их сотворенным Богом ангелов, который по своей воле отвернулся от Бога и привлек часть ангелов к бунту против Него (Моргенштерн – в переводе с немецкого – «утренняя звезда»). О высоте положения Денницы в ангельском мире, о его совершенствах и истории его падения рассказывает священномученик Александр Миропольский в своей книге «Любовь – сущность христианства».
О падении Денницы и применительно к истории человека и применительно к теме зависимостей – см. в главе «Суть эгоизма и голод на образы» из части 2-ой текста «ОБРАЩЕНИЕ К ПОЛНОТЕ. Становление личности как путь преодоления зависимого поведения».
Конечно, нужно учесть, что сейчас не время разбирать все возможные параллели между романом Пелевина и историей Денницы. Но кратко указать стоит следующее. Есть большое число как книг, так и фильмов, вроде бы, вкрапляющих в свою ткань библейские образы, но ведущих не к Библии, а от нее. Речь идет о книгах и фильмах, построенных согласно гностическим представлениям. Гностические секты в древности использовали христианские образы, но наполняли их своим содержанием. Эстафету от гностиков в современности приняла идеология Нью Эйдж, обильно использующая, помимо прочего индуистско-буддийские мотивы.
О гностицизме см. главу «Гностические учения древности и современные тенденции» из части 2-ой «Подводная часть айсберга (часть 2): о соблазне церковного РАСКОЛА: Ожидание антихриста, гностицизм и его тяжба с епископами».
С точки зрения гностиков мир и тело человека сотворены были «злым богом», душа человеку дается от «доброго бога». По представлению гностиков, человек тянется к сексуальному хаосу, потому, что, дескать, не от тянется, а принадлежащее «злому богу» ищет сродного. Так в свое время думал блаженный Августин, который до своего обращения к христианству был адептом одного из гностических учений.
О том, как он пересмотрел свои мысли см. в главе «Грешит “не природа чуждая”» из статьи «Играет ли свита короля? О “вине” родителей и свободе выбора».
Для гностиков характерна идея бунта и борьбы. Согласно концепции гностицизма, Адам и Ева прозябали в рабстве у Бога в раю, но были освобождены Люцифером – Сатаной – Денницей. Творец мира для гностиков – зол.
И они бросают вызов всему, что наверху. Они провозглашают борьбу с Богом, Который открыл себя в Библии, Евангелии. Они декларируют, что борются с злым Демиургом, но на деле – служат злу. Ведь, чтобы они ни декларировали, они борются со Христом, – через связь с Которым человек приобщается к благодати, защищающей его от инфернального зла.
Соответственно, если человека хотят сделать открытым для инфернального зла, его убеждают совершить нечто такое, что послужило бы поводом к отрыву от защищающей его благодати Божией. В ход идет клевета. Слово «дьявол» и переводится как «клеветник». Он клевещет людям, внушает им, что Бог их, мол, обманул. И поверившие ему люди, рассердившись на Бога, отворачиваются от Него, попадая в сети клеветника.
Трудно сказать, отражает ли романа Пелевина гностическую модель. Или роман Пелевина описывает объективно, если не существующую, то проектируемую метавселенную. Речь идет о метавселенной, выстраиваемой глобальными инвесторами, а многие из них сделали выбор в пользу гностической идеи.
Можно кратко рассмотреть оба варианта.
Когда создатели кино или писатели, описывающие гностическую модель, используют христианские символы, важно учесть следующее. Задача состоит не в том, чтобы привести людей к христианству, а, наоборот, отвернуть от Христа и привести к оккультизму. Во второй части статьи будет отмечено, что при условии деконструкции мышления, религиозные символы могут быть включены в иной контекст. Например, идея пророка, четко обрисованная в библейской картине мира при деконструкции может быть оторвана от таких «реперный точек» как верность Богу, неподкупность, правдивость, готовность транслировать открытое Богом несмотря на угрозу смерти.
В условиях постмодерна идея пророка может сохранить вторичные признаки – длинные волосы, упоминание священных символов в речи и пр.. Но идея теряет глубину, становится симулякром (симулярк – если делать с копии копию, а с ней – еще копию и так далее, то первоначальное изображение может до неузнаваемости исказиться). Пример такого симулякра – один из персонажей фильма «Джонни-Мнемоник» (1995) – Карл – Уличный Проповедник. Нашпигованный имплантами, являя нечеловеческую силу и запредельную жестокость, он постоянно что-то цитировал. Постоянно произносил слова, по идее, имеющие отношение к христианскому миру. Но в контексте жизненного мира (умвельт / umvelt) Карла эти слова теряли свой смысл.
Подобным образом дело обстоит и отсылками к библейским образам в фильмах «К звездам» (2019), «Матрица» (2003), «Обливион» (2013), «Алита: боевой ангел» (2019). В этих фильмах, несмотря на присутствие библейских смыслов, сюжет выстроен вокруг гностической идеи – то, что наверху является злом. И фильмы демонстрируют борьбу с злом: с машинами, с внеземным разумом и пр..
Но в душе человека все-таки присутствует понимание, что к Небу обращен дух человека. С Небом он ассоциирует Высшее Благо. Соответственно, когда он в больших объемах смотрит зрелищные фильмы гностического толка, неприметным образом для него идея Высшего Блага дискредитируется. На расчищенное с помощью деконструкции ментальное поле засеиваются семена оккультизма («К звездам» (2019)). Данная мысль внятно и по каждому из приведенных фильмов разобрана на канале «Скрытый смысл»[26] (некоторые разборы иных фильмов, представленных на канале, видятся дискуссионными, и автор данной статьи не может рекомендовать их к просмотру).
То есть, если роман Пелевина принадлежит к гностической когорте, то можно предположить, что в нем проводится деконструкция библейского мировоззрения. С точки зрения библейского мировоззрения, мир был сотворен благим Богом.
Подробнее о творении мира и причинах появления зла – в статье «Христианская картина мира. Беседа перед Крещением».
В мире Пелевина Бога нет, мир сотворен чертями (гностическим Демиургом?). Как бы кто не говорил, что романы – это «просто чтение», определенные смыслы во время чтения все равно встраиваются в систему мышления (в связи с данной тематикой желающие могут ознакомится с глубокомысленным сочинением святителя Игнатия (Брянчанинова) «Об удалении от чтения книг, содержащих в себе лжеучение»).
Здесь можно привести мысль одного автора, который задал интересный вопрос насчет книги. Как перефразировать утверждение «я понял книгу»? «Книга меня изменила». То есть до чтения ты был одним человеком, после чтения стал другим, по-другому стал смотреть на мир. Если бы информация не меняла человека, то как говорил другой автор, компании бы не вкладывали миллионы в рекламу.
Но роман Пелевина может быть понят и с другой стороны. Мир, нарисованный в романе, можно сравнить с миром современного шоу бизнеса. Звезды шоу бизнеса не скрывают своей причастности к оккультному миру, и не столько важно, как этот мир будет называться – гностическим, сатанинским, иллюминатским или как-то еще. Так, к примеру, Кэтти Перри прямым текстом во время интервью сказала, что продала душу. Она не единственная. В каком-то смысле можно сказать, что, мир к котором Кэтти Перри и ей подобные возносятся как «Гольденштерны», выстроен чертями. И это – не метафора. Ведь «штерны» – «звезды» прямым текстом говорят о своем контакте с ними[27][28].
О том, как все-таки найти выход, если кто-то захочет его искать:
– Книга «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».
Электронная версия книги выложена на сайте Соловецкого монастыря, в разделе «Пастырская страничка», в подразделе «Исповедь» (Pdf).
«БРЕШЬ В СТЕНЕ (часть 1): Об уврачевании последствий эзотерического опыта и преодолении состояния повреждения сознания».
«БРЕШЬ В СТЕНЕ (2/2). Некоторые мысли о целостной духовной культуре и выходе из круга патологических состояний».
«БРЕШЬ В СТЕНЕ (часть 3)». О преодолении мучительных состояний, прелести и демонического воздействия».
Издревле была распространена форма контракта, при которой демон некоторое время потакает желаниям человека в обмен на власть, которую демон приобретает на тем самым человека. После окончания срока контракта демон уничтожает человека, инфернальные силы завладевают его душой.
Такая форма контракта была описана в поэме Гете «Фауст». Не все знают, что у Фауста был реальный прототип – маг, носивший это имя. Он мог показывать невероятные «вещи», но вот срок контракта подошел к концу. Находясь в то время в гостинице, он предупредил хозяина, что, если гостиница заходит ходуном, то, чтобы тот не боялся. Хозяину было донесено, что эта проблема будет касаться не его, а Фауста. Фауста нашли со свернутой шеей (цитаты и ссылку на источник см. в сноске[29]).
Гете же к своей поэме пристроил концовку характерную для западного мышления. Человек вступил в соглашение с сатаной, по его вине погибли люди, он якшался с ведьмами. А под конец жизни призвал временно подведомственную ему «черную силу», чтобы осушить болото. И почему-то Гете влагает в уста Бога слова о том, что Фауст спасен. Мол, осушил, дескать, болото, сделал что-то для людей. Это – западная версия спасения – спасение можно «как-то-устроить-не-входя-в-этот-процесс-душой-(можно-купить)». Если почитать в сноске, что современники писали о реальном Фаусте, то можно увидеть, что Гете вводит своих читателей в заблуждение.
Сопротивление постмодерну постмодернистскими средствами
История Фауста созвучна словам из одной песни – «Утренние звёзды быстро гаснут». Этими словами «Исполнитель 1» (его концерты запрещены в РФ) в одном из своих треков, ограничивает ареал ореола очередного «Гольденштерна» – «Исполнителя 2»[30]. Примечательно, что с очередным «Гольденштерном» боролись общественные институты, но результат не был очевиден налицо, трек же «Исполнителя 1», по мнению различных «обозревателей», справился с задачей.
Данное событие вписывается в логику Жана Бодрияра, который считал, что, переформатируя ядовитую систему постмодерна, можно «не бороться с ней, а играть и переигрывать». Иногда где-то, может, и возможно в каком-то конкретном случае при каких-то конкретных условиях / ограничениях использование данного подхода. Но увлекаться им – опрометчиво, иначе можно заиграться и самому стать перепаханным постмодерном. Дело ведь не шуточное, ведь сам Бодрияр считал, что глобальный виртуальный мир находится в состоянии террористического «заговора» в отношении реальной субъектности человека, общества, государства[31]. Попытка отстоять субъектность, опираясь только на игры с постмодерном и не укрепляя саму субъектность – это утопическая мечта.
О субъектности и о ее отстаивании см. в части 4.2 текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты», главу «Призма и изменение внешнего импульса. Вертикаль и горизонталь. Культурное возрастание человека. Решение вопросов на стыке категорий».
Возвращаясь к треку «Исполнителя 1», нужно учесть, то древняя поговорка «врага моего врага – мой друг» по ходу жизни дает ощутимые сбои. Если «Исполнитель 1» диссит «Исполнителя 2», которого общественные и родительские комитеты не желали бы видеть на концертных площадках, из этого не следует, что «Исполнитель 1» – светлый Ангел. Известно, что претенденты на верховное главенство в Золотой Орде и в криминальных группировках изничтожали друг друга, но из того не следует, что одним претенденты были «плохи», а другие – «хороши». Не значит, что одни были за – добро, а друге – за зло. Когда речь идет о пауках, в рамках одной банки пожирающих друг друга, то складывается такое ощущение, что некоторые из постулатов постмодердна и впрямь работают (нет различения между хорошим и плохим).
К тому же, к мысли Бодрияра следует отнестись с осторожностью еще и по другой причине. Если на хаос наложить хаос, то не получится иерархии. По данной теме есть работа, которая так и называется «Сеть против иерархии». Не останавливаясь подробно на личности автора, о котором разные люди говорят разное, можно отметить, то работа – толковая (является частью книги). Иерархия – совсем не то, что понимают под вертикалью власти. Вертикаль иногда выражается в прямом давлении. Иерархия скрепляет же разные уровни пространством смыслов.
Иерархию можно уподобить иконе, созданной по древним канонам – когда краска наносилась слоями. Члены любящей семьи – взаимно готовые слушать друга друга на всех уровнях и представляющих собой вместе спаянную единицу – иерархия. Сын слушает отца, но отец не властвует подобно тирану над сыном. И тот и другой – направлены друг у другу силой взаимной любви.
В работе «Сеть против иерархии» описываются принципы сетевого воздействия (сетевой войны), которые выстраиваются согласно концепции постмодерна (о сетевом воздействии – во второй части). Автор работы показывает, почему сетью не победить сеть. Сеть может быть побеждена только иерархией (под иерархией не следует понимать порядок силового подчинения одних другими).
Примером, подтверждающим справедливость этой мысли, является трагическая фигура Ги Дебора – революционера от искусства (он успел также поучаствовать в реальных революционных действиях). Ги Дебор верно подметил, что люди находятся в рабстве у Зрелища / Спектакля. Люди не живут и не отдыхают, но смотрят по ТВ, как другие живут и отдыхают. Но даже те, кого показывают по ТВ, как живущих и отдыхающих, тоже не живут и не отдыхают. «Они симулируют и трудятся в осуществлении Великого Зрелища, тотальной Иллюзии, в которой воплощается суверенный Капитал в момент своего высшего расцвета».
Дебор справедливо подметил параллель между концлагерем и системой Зрелища, плотно охватывающей современного человека со всех сторон. «Стеклянные полосы витрин непроходимее толщи тюремных стен».
«Мы живем, – говорил он, – в полностью поддельном мире, где все ценности и чувства, переживания и события тотально фальсифицированы». Современная действительность с ее иллюзорностью, отчуждением и изоляцией является «мягким концлагерем». Она является самой жестокой из всех систем подавления и насилия, существовавших ранее. «Если раньше Система бросала непокорных в лагеря и их сторожили тысячи вооруженных охранников», то сегодня она приковывает цепью к экрану.
Получается, что Капитал эксплуатирует не только труд рабочего, но и его досуг, создавая новые потребности. Если раньше рабочий подвергался эксплуатации на время своей работы, то теперь он находится во «власти Капитала круглые сутки. И досуг, и отпуск, и развлечения и даже сны — все подконтрольно Великому Спектаклю». Спектакль, Зрелище, в которых проявляется доминирование Капитала, становятся единственным содержанием реальности.
Дебор считал, что освобождение из «темницы» общества достижимо с помощью «самых радикальных и жестких действий». Он экспериментировал со многим. Пытаясь уловить жизнь в ее ситуативном проживании, он, видимо, не заметил, как сам оказался захваченным теми же страстями, на основе которых выстроен мир Капитала.
В 70-ые годы Дебор стал одним из инициаторов беспорядков во Франции, целью которые была борьба с «Империей тотального Сна». И что же?
Восстание превращается в свою пародию. «Общества Зрелища превратило восстание против Зрелища в очередное Зрелище»[32]. То есть из восстания сделали очередное шоу.
В своем противостоянии Зрелищу [постмодерна] Дебор действовал средствами постмодерна, что в итоге привело к усилению усиление Зрелища. Чтобы сопротивляться чарам Зрелища нужна опора на Истину, а не создание нового Зрелища.
По теме – беседы о тревожности и иллюзии. Человек открыт для удара реальности. Если он не находит конструктивного ответа на вызовы реальности, то возникает риск того, что человек попытается уйти в грезы. То есть возникает риск того, что человек попадет под гнет Зрелища (грезы бывают разными, иногда они продуцируются с помощью, например, реальных витрин).
Беседы из цикла «Игра и не игра. Взаимопроникновение и грань».
5.1.Иллюзии, тревожность. Провал в спектакль. Постмодерн, новая искренность. Фантазии или работа ума
5.2.Здоровая переинтерпр. или бред. Закрыть ли глаза. Проф. Василюк. Возрастание или уход в грезы
5.3.Разные версии происходящего. Постмодернизм и зомби. Учение Ж. Локана и грезы. Разрыв с реальным
О поэме «Антропологический манифест…»
Данная мысль легла о основу поэмы «Антропологический манифест – “contr” постмодерн, метамодерн, некромодерн (приложение к статье “Постмодерн – метамодерн; “Бойцовский клуб” – терроризм; деконструкция – метавселенная; Освенцим”). Эта поэма, как видно из названия, является дополнением к данной статье. В каком-то смысле, ее можно назвать диссом на постмодерн и метамодерн.
В этом стихе, с точки зрения психиатрии и физиологии, описывается механизм расчеловечивания узников в концентрационных лагерях. Символом, «столицей» системы концлагерей является Освенцим. Как Освенцим и прочие концлагеря связаны с постмодерном? Постмодерн отрицает центр и периферию, разницу между истинным и неистинным. В концлагерях произошел отказ от правовых, этических и всех иных видов норм и регуляций; постмодерн – в чистом виде.
Соответственно, расчеловечивание, достигаемое в концлагерях с помощью дубинок, голода и унижений, в современных условиях может достигаться «культурологическими» (если быть точнее – анти-культурологическими) методами постмодернизма.
Постмодерн действует на человека даже если он о том не подозревает; даже - если он не силен в философии и слов «таких» не знает.
Постмодерн разлагает все, что для человека было когда-то дорого и свято, оставляя его перед грудой фрагментов, которые тот не знает, как сцепить, по выражению одного психиатра, в цельную картину.
Не может сцепить – так как не может вспомнить целого изображения, каким оно было до того, как оно разбилось.
“…Надеюсь, что этот постмодернистский стих
Хоть в микродозе
Противопоставит вывиху ввих
Блок – удару под дых.
Хоть малую имплозию – фарм-анабиозу,
Он – брат, она – сестра, ты – в них…”
(фрагмент поэмы)
Ее можно считать и ответом на такие заявления, как «темная онтология» Леви Брайанта, а также «Манифест киборга», составленный Донной Харауэй. Донна Харауей «предложила пути разрешения острейших противоречий современного общества через всеобщую киборгизацию, отказ от пола и расы и подключение людей к компьютеру»[33].
Леви Брайант в сорока одном пункте, которые каждый желающий без труда найдет в интернете, излагает свои тезисы, отрицающие, как ему кажется, сознание, смысл, Бога, веру. В поэме и в данной статье не ставится задача разбора всех тезисов Брайанта, которые по меткому высказыванию Игоря Шнуренко представляют собой постмодернистский манифест (в своей книге «Человек взломанный», в главе «Тезисы “Темной онтологии”» Шнуренко дает некоторые контрпозиции к ней).
Не останавливаясь подробно на этих двух манифестах, характерных для постмодернистской эпохи, стоит сказать, что подобные идеи уже обкатывались создателями концентрационных лагерей. Цель и задача лагерной системы – блокировать работу сознания человека, лишить его свободы выбора, сделать его зомби. Для достижения этой задачи применялись определенные технологии, сами технологии и то, как люди сопротивлялись направленному на них воздействию, рассматривалось в нескольких частях цикла бесед «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря» (беседы сопровождаются несколькими частями одноименного текста).
Суть см. в тексте «Интеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления».
Времена изменились и те же цели достигаются средствами более «гуманными». Если ранее путем навязанного голода и постоянных избиений надзиратели пытались низвести человека до уровня животного, то теперь просто пишутся толстые книжки. И какой-нибудь автор[34] внушает читателю, что читатель – просто примат (то есть животное).
«Когда на дух успешно реализуется атака,
Фиксируется человек на своде правил, пришпиленном к дверям барака.
Мысль вталкивается в нишу, прирастает к теме пищи.
Ты человеку говоришь: «Проснись!», но он тебя не слышит.
Внушали людям, что их действия не производят результата,
Песчинки в жерновах истории, пыль под ногой немецкого солдата.
И тот, кто, подгоняемый прикладом, верил в эту версию,
Терял свободу выбора и волю к действию.
Теперь, к тому же подводя, про гены лектор говорит,
Вот, дескать, томограмма – мозг будто бы горит,
Мозг сам решает, что решить и как нажать на кнопки,
Тебя же нет – ты просто квантовый скачок случайной сборки.
Ты лишь различных функций объединяющий магнит,
Проекций бессознательного, психологических защит.
И робкой сапой нейровед в толстенной книжке
Внушит тебе, что ты – примат, одевший юбку и штанишки».
Если раньше надзиратели пытались блокировать работу сознания через погружение человека в систему мероприятия, нацеленных на истощение деятельности мозга, нацеленных на введение мозга в состояние ступора, то теперь просто пишутся книжки. В них читателю внушается, что у читателя сознания нет. Если раньше путем подавления сознания с помощью поведенческих технологий население пытались превратить в биомассу[35], то теперь просто пишутся книжки. В них читателям внушается, что если они станут биомассой, то станут счастливыми (на эту тему желающие могут посмотреть старый советский фильм для детей – «Отроки во Вселенной» (1974); там роботы делают людей «счастливыми», уничтожая совесть, склонность к труду, склонность к сочувствию).
Чтобы дать ответ на все пункты «Темной онтологии», нужно выйти за пределы философии и пояснить, как работает человеческое сознание (отрицаемое некоторыми современными авторами типа Брайанта). Если сказать совсем кратко, то враждебное неприятие Бога и искаженное перекручивание идей, сведение всего к какой-то черноте, имеет корнем, как можно предположить, глубокие изменения в психике. Если происходят определенные изменения в психике, если происходит трансформация психики, то попытки на интеллектуальном уровне что-то объяснить человеку, прошедшему трансформацию, как правило, ни к чему не приводят.
Заражаясь неприязнью, доводя себя до ненависти к людям и Богу, человек со временем настолько искажает ту линзу, сквозь призму которой смотрит на мир, что становится неспособным увидеть объективное положение дел. О ходе развития такого рода катастрофы в свое время писал академик Ухтомский с точки зрения нейрофизиологии. Он писал, что «много, много “научных” теорий построено по … бредовому трафарету! … В конце концов, всякая теория есть лишь проект того, что должно быть и что желательно. Правилен ли проект, покажет не логика, а сама будущая действительность. Может быть, большинство человеческих теорий окажется “бредом”». Бредовый трафарет рождается тогда, когда человек совершает поступок, противоречащий его внутренней само-сути. Испытывая мучительный раскол, он пытается соединить две расходящиеся ветки своего мышления в бредовой системе. Бредовая система призвана объяснить случившийся опыт, то есть создается некая сочиненная версия, в рамках которой человек видит себя правым.
Комментируя мысли Ухтомского, можно пример на тему того, что совесть человека в чем-то обличает, а он прислушаться к ее голосу никак не хочет (например, увел у коллеги жену и хочет дальше с чужой женой проводить время). При данном положении дел может так сложится, что он объявит совесть фикцией, действием нейронов, внедренным в психику социальным конструктом и пр.. Если ему укажут на то, что совесть зовут гласом Божиим, он и бытие Бога поставит под сомнение.
Ситуацию комментирует история, рассказанная митрополитом Антонием Сурожским. Однажды к священнику обратился мужчина, который «считал себя слишком культурным и развитым, чтобы даже думать о том, чтобы быть верующим» (в последствии этот человек сам стал священником). Священник предложил ему подумать над вопросом, когда тому стало нужно, чтобы Бога не было. Человек был озадачен такой постановкой вопроса, ему никто не советовал вникать в богословские трактаты, вместо диспута ему был дан совет разобраться в своей жизни. И вот в своих воспоминаниях он дошел до шестилетнего возраста.
В детстве мама давала ему копейку, чтобы он подавал слепому нищему, и он подавал. Однажды он увидел деревянную лошадку и попросил маму купить ее, но та отказала. И вот он подумал, что можно накопить нужную сумму, шесть раз делая вид, что подает нищему копейку, но при том – каждый раз оставлять ее себе. «Так он поступил четыре раза, а на пятый подумал: а если взять у него одну копейку, то я на две недели раньше смогу купить эту лошадь. И он у слепого украл копейку» [в те времена копейка была реальной денежной величиной]. Совесть стала его мучить, и он захотел скрыться от Бога.
Когда старший брат стал говорить ему, что Бога нет, он ухватился за эту мысль. Ведь если Бога нет, то он мог считать неважным тот факт, что украл копейку и не положил пяти. И с этого момента началось его «безбожие». Учение о том, что Бога нет, он принял, как единственный исход от укоров своей совести.
«Так что, – завершает историю митрополит Антоний, – когда человек говорит: “Я неверующий”, – или говорит: “Бога нет!”, – не всегда надо подходить с философской точки зрения, иногда можно поставить вопрос: откуда это идет?»[36]
Эту историю можно сопоставить с выкладками академика Ухтомского, данными им в отношении физиологии мозга. Так он считал, что ученый схоластического склада [стиль мышления, ориентированный на интеллектуальные схемы, нередко, напрочь оторванные от действительности] не вырваться из однажды навязанных ему теорий. Он будет «будет совать свою излюбленную точку зрения и искажать ею живые факты в их конкретном значении. Новые факты и люди уже не говорят ему ничего нового. Он оглушен собственною теориею». Ухтомский, поясняя, как принцип доминанты влияет на процесс мышления, отмечает, что глупец из самых умных вещей извлечет повод для продолжения глупости. Умный же извлечет умное из самых неблагоприятных условий. Если человек подходит к другим людям и к вещам с любовью, то у него получается посмотреть на них независимо от своих недостатков. Если же он смотрит на них чуждо и угрюмо, «то уже, наверное, толкует и понимает их в меру своей глупости»[37].
Взгляды академика А.А. Ухтомского на связь между нравственным настроем человека и процессом постижения им реальности, см. в главах «Нейрофизиология и любовь. Некоторые особенности восприятия реальности», «Услышать голос другого» из текста «О развитии монашества, о теории “созависимости” и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем».
Более подробно о том, как создаются системы наподобие системы Леви Брайанта, – в части 2-ой текста «МОЗАИКА ИДЕЙ: штрихи к идеям, стремящимся встроиться в мировоззрение современного человека». Отдельное название части 2-ой - «Связь между характером идей и поведением».
В частности, Брайант в пункте 17-ом он пишет, что никогда не появится прогрессивной формы духовности, так как всякая дискуссия о божественном оборачивается формой подавления.
Если кто-то желает познакомиться с прогрессивной формой духовности, пусть почитает о истории Соловецкого монастыря, который стал центром просвещения для целого региона. Конечно, в 20-м веке историческая преемственность пресеклась, в ходе гонений на веру монахи покинули обитель. В конце 20-го века новые насельники начали ее восстанавливать. Многое (например, молитвенное делание) вновь пришедшие начинают буквально с нуля (живых носителей, понимающих суть делания, осталось крайне мало, поэтому большинству приходится проходить азы духовной жизни по книгам). Но Соловки все также остаются центом притяжения для паломников со всей России и даже – из-за рубежа. Люди получают духовную поддержку, у них появляются духовные силы (кто-то за время посещения Соловков набирается их на год вперед) сохранять спокойствие и работоспособность, даже находясь в агрессивной среде.
Однажды один насельник обители в ночном лесу услышал треск ветки и обернувшись увидел местного жителя, который с некоей недружелюбностью (если сказать очень мягко и дипломатично) относился к братии обители. Насельник поздоровался и добродушно попытался вступить в контакт, чтобы сгладить свой жест; он резко повернулся в ту сторону, откуда раздался треск витки. «Подумал, что это – лось», – сказал он (по этой дороге действительно ходили лоси, лось мог встать на пути человека и некоторое время не уходить с дороги). «Сам ты лось», – ответил местный житель и, не поздоровавшись пошел дальше. Конечно, бывают случаи разные, но в целом, «форма подавления» в случае Соловков исходит не от тех, кто устраивает дискуссии о божественном. Интересно, как бы такое положение дел прокомментировал Брайант?
Конечно, и сознании человека верующего может родиться форма подавления. Но причина здесь, как видится, не в самой религии, а в том, как ее воспринимает человек. Если он уже заражен склонностью к агрессии, то в русле этой агрессивной доминанты он интерпретирует и все учение.
Кто-то приведет в пример «Тридцатилетнюю войну» 17 века или религиозные войны, шедшие, например, в Германии. На это можно сказать, что дело – не в религии, а в цивилизационном типе (как версия), обладая которым, одна общность желает уничтожения всем непохожим на нее. Такой подход типичен для немецкого взгляда на реальность. Желание уничтожить славян в годы Второй Мировой Войны было обусловлено ведь не христианством. Теория цивилизаций, о которой писал Данилевский, вполне согласуется с учением Ухтомского о доминанте. Человек смотрим на мир сквозь призму ведущего состояния нервной системы – доминанты, настраивающей работу всего организма в едином марше. В частности, патриарх Сергий (Страгородский) в своей работе «Православное учение о спасении» отметил, что народы Европы, воспитанные на римском праве и на развернутой юридической системе, сквозь эту сетку пропустили о христианскую проповедь. И на выходе создали модели, а рамках которого в торговые отношения вступали уже и с Богом. Правда, как справедливо заметил патриарх Сергий, они не спросили Бога, согласен ли Он принимать участие в их далеко идущих планах.
Бывает, что человек встречаясь с Евангелием, не пытается себя дотянуть до уровня, о котором говорится в Евангелие, а, наоборот. Евангелие стягивает до своего человеческого уровня. То есть интерпретирует Священное Писание, исходя из собственных страстей, подгоняя Писание под свои земные интересы. И виновато в данном случае не Евангелие, а человеческие страсти.
В отношении того, что не Евангелие виновато, говорит наука, детально изучавшая процесс воздействия религии, в частности, христианства на социум (выдержка на этот счет из работы профессора В.А. Кожевникова «Буддизм в сравнении с христианством», чтоб не перегружать текст, приводится в сноске[1]).
О том же, как в сознании человека, отравленной агрессией и прочими страстями, трансформируется текст Священного Писания, рассказывается в первых двух частях статьи «О вере».
Часть 2 «Чем отличаются православие и католицизм [и протестантизм]: О чем спросили француженки, посетившие Соловки?».
Часть 1 «Откуда берется религиозный экстремизм: О чем спросил мусульманин, посетивший Соловки?»
Не рассматривая каждый пункт манифеста Леви Брайанта, той идее, которая является для всех этих пунктов подкладкой, отвечает поэма. Общая идея «темной онтологии» – отрицание всего, что не укладывается в простое наблюдение, всего, что является высшим в человеке.
Некоторые мысли, нашедшие пристанище в поэме, снабжены комментариями, представленными в подстраничных сносках. Некоторые сноски не заполнены в виду объемности комментария, долженствующего быть на данном месте. Пустующие сноски заполняются беседами, проведенными в рамках цикла «Постмодерн, метамодерн … Освенцим». В этих беседах рассматриваются вопросы, имеющие прямое отношение к данной статье. Если гипотетически посмотреть на статью как на бесконечно расширяющийся проект, то материал бесед, видится переведенным в текст и встроенным в статью.
1.АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ МАНИФЕСТ – ПОЭМА. К статье Постмодерн, метамодерн (сноски, 50-отчужд., 115-medic.)
2.Антропологический манифест – комм. 1-16. Постмодерн, деконструкция. Тайлер Дёрден. Эрик Берн
3.Антр. манифест – комм. 17-43. Метамодерн. Симуляция. Ленин. Интегр. тени. Субличность. Фрейд. Гендер
4.Антроп. манифест – комм. 30,31,42. Считает, что травмирован. Выбор, К. Юнг, архетипы, нацизм. Перлз
5.Антроп. манифест – комм. 44-76. Самоценность. Совесть. Открыт лжи. Нетократия. Аборт. Мозг и свобода
6.Антроп. манифест – комм. 77-105. Личность, свобода выбора. Псих. защиты. ПТСР. Вина. Аттачмен – выход
7.Антроп. манифест – комм.33. Метамодерн, поиск опоры, патология. Ницше. Оккульт. идея нового человека
8.Антроп. манифест – комм.45-48. Есть ли личность. Разбор фильма Бог в нейронах. Беспокойство, мистика
Человек, стремящийся к конструктиву, уходит от патологии. Связь со Христом является ответом и альтернативой на все вызовы постмодернизма. Но понимать ее следует не в плане интеллектуальной процедуры, когда человек умозрительно знает о Христе. Ответом на вызовы постмодернизма связь со Христом является, когда человек деятельно стремится к сохранению этой связи, воспитывает в себе определенные навыки.
Поддерживая данную связь, человек учится бесконфликтности в общении с ближними, анализирует свое поведение. Если ты оступился, если мир внутри и мир с ближними утрачен, если связь с Богом нарушена, то стараешься ситуацию исправить. Человек находится в постоянном движении (в хорошем смысле слова) и это помогает ему не замерзнуть. Как вода зимой – если ручеек бежит, то не замерзает (аналогия несовершенна; бывают ручейки разной ширины, глубины и скорости течения ручейка). Как только ручеек останавливается, вода покрывается коркой льда.
Человек, который пытается поддерживать свою связь со Христом, свой путь в жизни найдет. И не только вследствие того, что он, как человек развивается, и его нейронные сети развиваются (ведь он в хорошем смысле этого словам постоянно обдумывает свое поведением, нарабатывает опыт). Но та искра Света, что он в себе хранит, будет подсказывать, куда стопу поставить во время следующего шага (а, чтобы быть способным хранить эту искру в себе, необходимо определённым образом выстроить образ жизни, систему поведения).
Христос поможет проложить путь среди всех ловушек, соблазнов, противоречий, когнитивных темных пятен (когда что-то непонятно). Тому, у кого эта искра Света есть, будет высвечиваться путь. «Иисус сказал …: Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6). Принимая Христа, поддерживая с Ним связь, человек обретает путь, многое в жизни становится понятным. Человек внутри себя ощущает силы (сейчас многие жалуются на отсутствие жизненных сил, апатию). Все нутро человека, структурированное вокруг связи со Христом, вся полнота опыта – будут многое по жизни подсказывать. Будет понятно, куда идти, даже, если внешняя реальность находится в состоянии утраты критериев по различения одного от другого. Даже, если символы внешней реальности и ее социальные институты деконструированы, отмечены печатью пост- или метамодерна.
О том, как реально данный процесс отражается в жизни:
– Главы «Искра жизни», «Связь с Христом и точка опоры» из части 4.1 текста «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».
– Главы «Связь с Христом», «Связь с Христом, дополнительный афферентный комплекс и акцептор действия» из части 3-ей текста «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».
– Часть 4.1 текста «Внешняя жизнь и мир мыслей». Отдельное название части 4.1 – «Главная проблема конкретного человека и обретение равновесия, внутреннего мира».
[1] Источник, Лингво-лаборатория «Амальгама».
[2] Лоскуткова Виталина Александровна. Интернет-зависимость как форма нехимических расстройств. Автореферат (на правах рукописи). Диссертации на соискание ученой степени кандидата медицинских наук. Новосибирск, 2004. Работа выполнена на кафедре психиатрии и наркологии Новосибирской государственной медицинской академии МЗ РФ.
[3] Инглхард Р. Постмодерн: Меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис, 1997, № 4. С. 6–32.
[4] См. раздел «Фальшизм как идеология трансугманизм» из книги проф. Кутырева В.А. «Человек технологий».
[5] Глава «Имплозия смысла в средствах информации».
[6] См., к примеру, статью Виктора Аксючица «Нирванизм постмодернизма».
[7] «…в самом известном русскоязычном, так называемом “Минском” словаре по постмодернизму, который, “являя собой квинтэссенцию стиля философии второй половины 20 – начала 21 века” … статья о человеке отсутствует! О личности – тоже. О субъекте – ее нет. О сознании – не найдете. Как нет и категории Бытия. Отсюда можно сделать уверенный вывод: классический мир исторического человека вместе с ним самим ушел в небытие. О нем если и вспоминают, то в контексте и ради «ви(е)дения» его смерти. Статья о смерти Бога есть, о смерти субъекта – да, смерти автора – конечно; всего разнообразным смертям (потребительское изобилие), включая саму(ю) почетную категорию “Смерть”, в данном авторитетном своде актуальных = постмодернистских понятий, посвящено более 50 страниц. Что касается смерти человека как такового, то она стала всемирным брендом любого авангардно-прогрессистского сознания».
«Особое внимание смерти человека, но уже не в качестве субъекта и автора, а вообще, уделяется в постструктурализме (шире – постмодернизме), где он деконструируется по всем параметрам: как природное, этническое, телесное, мыслящее существо (анти-онто-этно-фоно-фалло-логоцентризм Ж. Деррида). Вместо него появляются сингулярности, складка, следы, подпись, карманы, концепт, в лучшем случае – персона(жи)».
«Под флагом беспрерывных изобретений искусственного мир людей устремился к самоснятию и, выхолащивая себя через гонку постчеловеческих технологий, заменяется дигитально-виртуальной симуляцией. Трансформируется в отрицание собственного жизненного мира. Таков философский смысл охватившего человечество исте(о)рического ин(на)новационизма. Впало в трансгрессию: в стихийный прогресс технонауки, наркотизирующего комфорта и патологических потребностей, через деградацию труда, желаний и способностей. Трагическая диалектика культуры Просвещения переросла в “культуру Смерти”. Замаскированное гламурной мишурой тоталитарное Трансвековье» [Кутырёв В. А. Cова Минервы вылетает в сумерки (Избранные философские тексты ХХI века) / В. А. Кутырёв. СПб.: Алетейя, 2018. (Тела мысли)].
[8] Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В. Номо Postmodernus. Психологические и психические нарушения в постмодернистском мире: Монография / Ц.П.Короленко Ц.П., Н.В.Дмитриева. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2009.
[9] Что придет на смену постмодернизму?
[10] Луддиты – участники стихийных протестов первой четверти XIX века против внедрения машин в ходе промышленной революции в Англии. С точки зрения луддитов, машины вытесняли из производства людей, что приводило к технологической безработице. Часто протест выражался в погромах и разрушении машин и оборудования. См. википедию.
[11] Например, см. работы профессора В. Кутырева «Чело-век технология. Цивилизация фальшизма» (например, главу «Фальшизм как идеология трансгуманизма»), «Человечество и технос. Философия коэволюции».
[12] См. главу 6 из книги Г.К. Честертона «Парадоксы христианства».
[13] Этот сегмент был заимствован из лекции канала «Скрытый смысл» «Почему вы так думаете? Матрицы мышления [1]». Не всеми лекциями данного канала автор статьи согласен, но эта – хороша.
[14] «Восприятию необходим смысл как некоторая ось, на которую человек может нанизывать то, что он воспринимает. Если такой оси не существует, то любые приходящие извне образы, внушенные мнения и т. п. будут восприниматься как абсолютно равные по своему значению – а в результате приоритет останется за теми из них, которые воздействуют наиболее интенсивно. Поведение будет определяться не качеством, обусловленным анализом приходящего сигнала, а всего лишь его количеством. Это и есть абсолютная внушаемость. Человек слышит не то, что для него важно, а то, что звучит громче. Он становится неспособным сделать выбор между вещами, которые имеют для него значимость, и вещами, которые к нему отношения не имеют» [глава «Галлюциногены в истории человечества» из книги А.Г. Данилина «LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости». М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001].
[15] Митрофан (Баданин), митр. Тайна Великой войны. Мурманск: Изд. Мурманской епархии, 2020.
[16] Солоневич, И. Л. Россия в концлагере – 2. Минск, 2013. С. 257.
[17] См. «Иван-царевич» из романа Достоевского Ф.М. «Бесы».
[18] См. «Замечания на отзыв журнала «Колокол» к Кавказскому епископу Игнатию» в разделе «Архипастырские воззвания по вопросу освобождения крестьян от крепостной зависимости (1859)» книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Аскетические опыты. Том 2».
[19] Стрелок из казанской школы предупредил о нападении: «Убью биомусор».
[20] См. «Вместо предисловия. Вопрос о личном спасении» из книги патриарха Сергия (Страгородского) «Православное учение о спасении».
[21] «… послушание не в том, чтобы делать слепо то, что говорит некто, имеющий над вами или материально-физическую, или душевно-духовную власть; послушание заключается в том, что послушник, выбрав себе наставника, которому он верит безусловно, в котором он видит то, что он сам ищет, вслушивается не только в каждое его слово, но вслушивается и в тон голоса, и старается через все проявления личности наставника и все проявления его духовного опыта перерасти самого себя, приобщиться к этому его опыту и стать человеком, который уже вырос за предел той меры, которой он мог бы достичь своими собственными усилиями. Послушание – это раньше всего стремление слушать, и слышать не только умом, не только ухом, но всем существом, открытым сердцем, благоговейным созерцанием духовной тайны другого человека» [Духовность и духовничество: доклад митрополита Антония Сурожского].
[22] Мобилизация в России. Пешки пешек – Арсен Маркарян.
[23] Виктор Пелевин. TRANSHUMANISM INC.
[24] Что придет на смену постмодернизму?
[25 См. беседу 17, параграф 15 из книги преподобного Макария Великого «Духовные беседы».
[26] Разборы фильмов: «К звездам» (2019); «Матрица» (2003); «Обливион» (2013); «Алита: боевой ангел» (2019).
[27] Видео «Звезды, продавшие душу Дьяволу».
[28] Короткий текст с цитатами – «Это была паршивая сделка». Откровения мировых звёзд, продавших душу дьяволу.
[29] О контакте с инфернальными силами доктора Фауста, ставшего прототипом произведения Гете «Фауст», и ужасной кончине доктора: «… интересно проанализировать приведенные в старинных немецких источниках свидетельства о смерти доктора Иоганна Фауста, реальной исторической личности, жившей в Германии в XVI веке. Некоторые сведения из жизни этого человека побудили Кристофера Марло, а затем Иоганна Вольфганга Гете создать поэтический образ человека, который решился на контакт с существами параллельного мира ради приобретения паранормальных способностей. Реальный д-р Фауст действительно был известен в начале XVI века как очень крупный маг, некромант и астролог. Он родился в Германии, в земле Вюртемберг на границе Пфальца. Учился в Гейдельбергском, а затем в Краковском университете. В то время в Кракове открыто преподавали магию, о которой читались публичные лекции. Мэнли П. Холл приводит отрывок из руководства по магии, составленного самим доктором Фаустом, где он описывает свой многолетний контакт с существом параллельного мира по имени Асиель (см. Мэнли П. Холл, с. 369).
О смерти д-ра И. Фауста упоминают многие авторы того времени: Иоганн Вир (1568), Августин Лерхеймер (1597) и другие. Вот, например, что писал Андреас Хондорф:
”Когда пришел его срок, он заехал на постоялый двор в одной деревне в Вюртемберге. Когда хозяин спросил его от чего он такой печальный, он ответил: “Этой ночью ты услышишь страшный грохот и дом твой заходит ходуном, но ты ничего не бойся”. Наутро его нашли мертвым в постели, а шея у него была свернута” (Andreas Hondorff. “Promptuarium exeplorum: Historien und Exempelbuch”. 1568).
То же самое расказывает об ужасной кончине Фауста другой его современник, учившийся с ним в Гейдельбергском университете, позднее ставший деятелем Реформации, учеником и ближайшим соратником Лютера — Филипп Меланхтон, который добавляет лишь характеристику поведения д-ра Фауста: “Нужно сказать, что Фауст этот был, помимо всего прочего, негоднейшим вертопрахом и вел столь непристойный образ жизни, что не раз его пытались убить за распутство” (”Locorum communium collectanea, a Johanne Manlio per multos annos pleraque tum ex lectionibus D. Philippi Melanchtonis, tum ex aliorum doctissimorum virorum relationibus excerpta et nuper in ordinem ab eodem redacta”. Basilea. 1563, р. 42):
Протестантский богослов Иоганн Гаст, лично встречавшийся с Фаустом, оставил нам такое свидетельство: “Злосчастный погиб ужасной смертью, ибо дьявол удушил его. Тело его все время лежало в гробу ничком, хотя его пять раз поворачивали на спину” (“Tomus sekundus Convivalium Sermonum, partim ex probatissimus historiographis, partium exemplis innumeris, quae nostro saeculo acciderunt, congestus, omnibus verarum virtutum studiosis utilissimus”. Basileae, 1548, р. 280).
В свидетельствах о загадочной смерти известного мага не могут не обратить на себя внимания два следующих факта: во-первых, д-ру Фаусту заранее был известен день его смерти. Возможно это время было обозначено в договоре с Асиелем (о договоре Фауст упоминает в своей книге). Вот почему накануне вечером он предупредил хозяина постоялого двора: “Этой ночью ты услышишь страшный грохот и дом твой заходит ходуном, но ты ничего не бойся“. Другим необычным фактом является сотрясение всего дома-гостиницы и страшный грохот, раздавшийся в полночь, о чем сообщает Иоганн Вир: “Его нашли мертвым в одной деревне Вюртембергского княжества, лежащим около постели со свернутой головой. Говорят, что накануне в полночь дом этот вдруг зашатался” (Johannes Weier. “Von Teuffelsgespenst… verteutscht von Johanne Fuglino”. Frankfurt a. M., 1586).
О том, что д-ра Фауста умертвило существо из параллельного мира со всей откровенностью пишет профессор Гейдельбергского университета Августин Лерхеймер: “Тот же дух вскоре безжалостно умертвил его, прослужив ему перед этим двадцать четыре года” (Augustin Lercheimer von Steinfelden. “Cristlich Bedenken und Erinnerung von Zauberei”. 1585)» [см. главу «Есенин и Фауст. Сходство судеб?» из книги игумена N. «ОТ ЧЕГО НАС ХОТЯТ “СПАСТИ” НЛО, экстрасенсы, оккультисты, маги?». М.: Даниловский благовестник, 2001. Другое название книги «Тайны экстрасенсорики и паранормальных явлений. Опыт исследования феноменов НЛО, левитации, телепортации, телекинеза и других сверхспособностей»].
[30] THE STORY OF ALISHER (Morgenshtern RIP).
[31] Пилюгина Е.В. Жан Бодрийяр. Онтология терроризма в формате постмодерна.
[32] Дугин А. Ги Дебор – «Кошмар “Общества Зрелища”». Из цикла «Finish Mundi», передача 13.
[33] См. «Технология создания роя» из книги Игоря Шнуренко «Человек взломанны».
[34] Например, Роберт Сапольски в своей книге «Биология добра и зла».
[35] Илья Латыпов. Управленческая стратегия: как из личностей сделать биомассу.
Часть 1; Илья Латыпов. Личность против системы: 2 стратегии. Часть 2.
[36] «Митрополит Сурожский Антоний: Диалог об атеизме и последнем суде. Различные корни корни атеизма. Реальность и тайна. Ценность материи. Опыт Без-Божия. Теодицея».
[37] См. главы «Доминанта как фактор поведения», «Великий разум бытия (1930-1939)» из книги Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887–1939».
[38] «ПРОГРЕССУ историко-критическаго пониманія религіи во второй половинѣ XIX вѣка, несомнѣнно, въ значительной степени содѣйствовало сравнительное изученіе религій. Позднее развитіе этой области знанія объясняется сложностью необходимой, предшествующей ей, подготовки. Собираніе, детальное изученіе и критическая обработка огромнаго, разнообразнѣйшаго лингвистическаго, археологическаго и этнографическаго матеріала потребовали долгаго времени и напряженнаго труда прежде, чѣмъ начала слагаться та новая отрасль знанія, которая получила на Западѣ названіе сравнительной науки о религіяхъ и которую, примѣняясь къ духу русскаго народнаго пониманія, я позволю себѣ называть сравнительнымъ вѣровѣдѣніемъ.
Такимъ образомъ совершенно невозможнымъ стало научно поддерживать любимыя мысли “просвѣщенія” XVIII вѣка и воинствующаго невѣрія XIX-го. будто религія есть личное созданіе отдѣльныхъ мудрецовъ, либо кастовое – жрецовъ, и что своимъ успѣхомъ она обязана съ одной стороны – невѣжеству, а съ другой – его эксплуатаціи политическимъ или инымъ разсчетомъ. Выяснилось, наоборотъ, воспитательно-образовательное, просвѣтительное и нравственно-облагораживающее значеніе всѣхъ тѣхъ религій, что могутъ быть названы всемірно-историческими. Сравненіе же ихъ съ другими, только мѣстными, узко-національными или мелко-партійными, сектантскими обличило пристрастность пріема, еще и теперь нерѣдкаго въ противурелигіозной полемикѣ: ставить достоинство всѣхъ религій въ идейномъ и нравственномъ отношеніяхъ приблизительно на одинъ и тотъ же уровень.
Выяснилась, наконецъ, способность религіознаго начала къ росту и видоизмѣненію повсюду, но въ предѣлахъ очень различныхъ, смотря по свойствамъ каждой религіи. И это сравненіе духовнаго богатства отдѣльныхъ религій и ихъ способности развиваться и соотвѣтствовать росту цивилизаціи привело къ новой, уже общему культурной переоцѣнкѣ значенія религій примѣнительно не къ одному прошлому, но и къ настоящему и будущему. Религія, разсматривавшаяся раньше вѣрующими какъ сплошное, всецѣло сверхъестественное явленіе въ еврействѣ и христіанствѣ, и какъ почти сплошное заблѵжденіе въ остальныхъ случаяхъ, а невѣрующими – какъ явленіе вообще отрицательнаго или лишь временно-терпимаго свойства, – религія, не утрачивая, въ смыслѣ Божественнаго Откровенія, своего исключительнаго значенія, получила отнынѣ новую оцѣнку и въ общемъ культурно-историческомъ процессѣ, какъ необходимая его часть и даже какъ его величайшая, умственно-просвѣтительная и нравственно-воспитательная сила.
И еще разъ, лицомъ къ лицу съ этимъ свидѣтельствомъ племенъ и вѣковъ, для ума дѣйствительно просвѣщеннаго и непредубѣжденнаго стало невозможнымъ, безъ риска быть исторически-отсталымъ въ сужденіи, говорить въ наши дни о религіи, какъ о чемъ-то призрачномъ, лишенномъ реальнаго содержанія, или какъ объ отжившемъ, либо обреченномъ на близкую смерть.
… Результаты сравнительнаго изученія религій оказались в общемъ выводѣ благопріятными для христіанства. Именно благодаря ближайшему ознакомленію съ другими вѣрованіями, особенно ярко выяснилась и цѣнность христіанства по существу, и величіе его исторической задачи, и его огромныя культурныя заслуги, настолько, что, по замѣчанію очень свободомыслящаго знатока сравнительнаго вѣровѣдѣнія, Гайпеля, высшей похвалой для не-христіанскихъ религій остается ихъ совпаденіе въ чемъ-либо съ христіанствомъ» [Кожевников В.А., проф. Буддизм в сравнении с христианством. Т.1, С. 1-4].